Илья Ходаков
Игорь Ходаков
Автор иллюстрации Илья Ходаков
Авторы выражают благодарность Татьяне Васильевне Арчаковой, рассказавшей нам о Незнанке.
«…В тонком серебряном тумане мелькали легкие, как будто тени, девушки, в белых, как луг, убранный ландышами, рубашках; золотые ожерелья, монисты, дукаты блистали на их шеях; но они были бледны; тело их было как будто сваяно из прозрачных облак и будто светилось насквозь при серебряном месяце. Хоровод, играя, придвинулся к нему ближе.»
Н. В. Гоголь «Майская ночь, или Утопленница»
Луна-то какая нонче здоровенная. Одно длинное, похожее на сжавшуюся в пружину черную змею облако прошло, второе лишь начало тянуться к желто-белому диску. Сама луна как масляная, будто на картине. Похожа на огромное лицо на шее исполинской эмегенши, высунуло чудище свою шею из-за зазубренной черты леса, глядит на мужика и ругает за глупый поступок. Прям страсть. Или чудится ему? И дернул вот его согласиться. А все из-за смеха дуратского. И вот теперича трясись в телеге целых семь верст, вдыхай запахи поля и прелой соломы, служившей в телеге подстилкой, пока, значит, до Прони доберутся. А ежели кто спросит: на кой на ночь глядя он едет, да с женой своей, Незнанкой? Сроду ведь с ней никуда не ездил. То ежели правду в ответ сказать – на смех поднимут. В общем, едут они для… Хотя, не будем спешить. Расскажем все по порядку.
Жили они на отшибе, аккурат за кладбищем. Домик был деревянным, с резными окошками, и настолько он был красив, что напоминал сказочный. Впрочем, сказочный он напоминал когда-то, а ко времени нашего рассказа домишко уже и обветшал порядочно. И прям за этим домом открывался вид на Крестовскую лощину, где обитали привидения. С этим соглашались даже скептики деревенские в лице того же агронома, учившегося в городе, и однажды эти сами привидения, средь августовской звездной ночи, увидевшего. Вот там Незнанка с мужем своим и жила. Почему Незнанка? Да кто ж ее разберет? Звали так. Верно, родилась она в соседнем с Никитино селе Незнаново. А может и по какой другой причине.
Вообще-то у Незнанки было имя. Анастасия. Это ведь за спиной ее звали Незнанкой, а в лицо: «Тетя Настя». Слыла она знахаркой. Но в родной деревне ее не привечали. Считали – с чудиной она большой. А вот из соседних сел и деревень приезжали. Даже издалеча, из других, то есть, районов. Кому, значит, знахарство ее нужно было, кто судьбу свою узнать хотел, нелепо вмешиваясь в Божий Промысл, кто излечиться от чего желал. Уж как она там врачевала и что там предсказывала да нагадывала… Но люди к ней ехали, повторим, и издалека тоже. Сама она была высокой, пожилой женщиной, голос у нее был тоже высокий, почти всегда на ней можно было увидеть клетчатый зелено-серый платок и толстые шерстяные носки. В сенях у нее с низкого потолка свисали шкурки животных, связки сушеных грибов и пучки перьев, якобы для гадания.
А еще у них сын был. Безногий. Уж как он безногим стал – нам не рассказали. Но как тепло становилась, сажала его Незнанка на лавку (одно слово – «лавка»; так, доска на два толстых пня), что подле дома его стояла. И вот день-деньской он так и сидел. И то ли от скуки, то ли еще почему, но, завидя окрест проходящих, да хоть бы и соседей, начинал их бранить и нелепо, даже как-то смешно, размахивать руками. Правда, смешно никому не . Поговаривали – любят наши деревенские баить-то – что в тот же день, как сын этот родился, у Незнанки энтой пес издох: мол, теперь у сына судьба собачья.
Да еще баили, что не сам пес издох, а что усыпили его, так как лапы у него отказали. Но, разумеется, это было выдумкой – пса у Незнанки сроду не было, была только кошка, да и она на момент событий, нами описываемых, пребывала в полном здравии. Правда, у соседей Анастасии собака померла, от старости, но еще за неделю до рождения того безногого. Может, из-за сына-то энтого и не особо привечали в деревне Незнанку.
Да и муж, ниже ее ростом, вечно бубнивший что-то себе под нос, с большими волосатыми ладонями, ссутулившийся, зимой в телогрейке, а летом в старом, промасленном пиджаке хаживавший, и все время в одной и той же видавшей виды серой кепке – так вон тоже не признавал супружнино знахарство. Даже посмеивался – мол, ну какая знахарка-то. Хотя денег да гостинцев, ей привозимых, не чурался. Деньги-то у Незнакни должны были водиться. Только жили-то они небогато совсем. Даже палисадника у них не было. Куда они деньги-то девали? Да кто ж их знает. Может, солили.
И вот однажды, через пару дней после Троицы, в сырое весенне-летнее утро с белыми, как мел, облаками, неся на руках нарубленные дрова, что-то бормоча и шаркая ногами, этот Незнанкин муж поднялся на крыльцо и поглядел на висевшую над дверью подкову. Фыркнул, и уж собирался войти в избу, но только открыл дверь, на полном ходу из избы на него налетела какая-то девушка в пестром платье. Отшатнувшись, он расчистил ей путь к калитке, но она не удержалась и едва не слетела с крыльца, прямо на угрожающе сверкнувший топор, пристроенный подле крыльца. Пискнув, она кинулась к воротам. Мужик проводил взглядом ее топающую каблуками на кожаных сапогах фигуру, проворчал: «Буржуйка недорезанная!». И вошел в избу. Дверь была низкая, так как дом был стар, и раньше напротив дверного проема располагался Красный угол, чтобы кто ни вошел, все кланялись.
Свалив поленья в черный от копоти угол, муж принялся разуваться, по привычке ворча, переводя свою брань в диалог с женой, хлопочущей у печки.
– Несется, как на пожар, – сказал мужик, разглядывая картину, криво висевшую на стене: «Утопленник в деревне». Правда, никто в доме не знал, откуда это за картина – мать Незнанки приобрела ее где-то по дешевке.
– Да ей на поезд еще надо успеть, – ответила Незнанка, прислоняя к печи ухват и поднимая с пола заслонку.
– Снова что-ль… Кхм, «издалека»? – нахмурился муж, – По какой хоть надобности являлась?
– Да ей сына директора склада картофельного какого-то приворожить надобно, – женщина вытерла вспотевшее лицо платком и принялась им же стирать грязь со стола. Затем она взяла веник и принялась подметать пол.
В избе сильно пахло березовыми вениками, большие и маленькие венки висели в углу у печки. Один лежал на клеенке, на самом краю стола, - по случаю Троицы Незнанка гадала именно на венках. Но, на всякие случай, подле клеенки стояла жестяная кружка с обильно наваленной кофейной гущей.
Пока Незнанка занималась своими домашними обязанностями муж, не переставая ворчать на ее занятие, пересек комнату и корцом зачерпнул из ведра холодной воды. Но и после питья он продолжил свой монолог, шаркая, подошел к стулу, сел и уже перевел свой терпимый бубнеж в открытое хаянье работы своей жены. За это время та кончила подметать, вернулась к печи и продолжила приготовление пищи.
– А хочешь энтой ночью русалок увидеть? – скажи она ни с того ни с сего. Даже не обернувшись от обшарпанной печки, где, на плите, дымила сваренная молодая картошка.
Муж еще больше рассмеялся, но согласился.
«На свою шею» – в который уже раз за свое согласие он бранил себя. А тут луна еще энта огромная и солома прелая, будь она неладна. Вот так муж с Незнанкой и оказался средь ночи в телеге, утруждая их хилую лошаденку.
Ехали молча, слышно было, как под скрип тележный брехали кем-то растревоженные собаки в деревне, да вот товарняк вдали прогрохотал. А так – тишина. Она мужа Незнанкина пугать начала даже. Он вдруг ни с того ни с сего вслух рассмеялся и даже рукой махнул – мол, чего бояться-то, жена – дурра понапридумывала невесть что – недаром ее с чудиной считают, а он и поверил. «Старый дурак» – снова махнул рукой Незнанкин муж. Тут ему еще некстати сын их безногий вспомнился. Как-то присмирел он, когда батя его лошадь запрягал, на Проню собравшись. Незнанка как сидела спиной, так и продолжал сидеть, не выпуская поводьев, мужнин смех проигнорировала, значит.
В общем, когда к реке подъезжали, супруг знахаркин совсем притих и даже ссутулился больше обычного. Уже и храбриться перестал, да и лошадь как будто заволновалась, хвостом машет и все идет как-то медленно.
– Тпрррууу – прокричала Незнанка. Да так громко, что муж-то ее аж вздрогнул и пробормотал боязливо:
– Ты что шумишь-то?!
– А ты испужался, что ль? – усмехнулась знахарка.
И лицо ее в бледном свете огромной луны почудилось другим каким-то. Чужим.
– Давай, слазь с телеги-то, пора иттить русалок смотреть, – произнесла Незнанка как-то обыденно, что муж даже подуспокоился малость и, без охоты, но побрел.
Шли недолго по примятой колхозным стадом траве, мимо стогов сена. Вот и спрятавшаяся за ветлами и ивами Проня, еле слышен плеск воды.
– Здесь схоронимся, – дернула мужа за рукав Незнанка – Ближе подходить незачем, неровен час на дно уволокут.
В другое время муж, пади, расхохотался б этим словам. А сейчас притих. Только кепку еще больше на глаза надвинул. Схоронились они средь ив, неподалеку от заводи речной, кувшинками покрытой.
Долго ждать не пришлось. Аккурат в полночь…
– Гляди, – ткнула Незнанка локтем мужа в бок.
– Мать ЧестнАя, – только и произнес он.
Сначала вместе они увидели расширяющиеся круги на воде, а потом, в лунном свете, русалок этих, из воды выбиравшихся, делали они это со смехом, даже с хохотом. Только ненашенским каким-то. Не смеются так живые. Стоят по пояс в воде, но и так ясно, что русалки. Смеются и ладонями по воде бьют. Их волосы мужу знахаркину показались какими-то зеленоватыми, а глаз их он так и не разглядел, хотя пялился как завороженный. Ему все казалось, что русалки энти его вот-вот увидят своими мертвыми глазами и тогда все – несдобровать: уволокут в омут и пиши пропало.
Так они просидели в кустах, пока на востоке светло-розовой полоской рассвет заниматься не начал, да первые петухи окрест прокукарекали. Тогда русалки в омут свой обратно и отправились.
Домой возвращались молча. Одну фразу только Незнанка оборонила:
– Энто все потому, что неделя была русальной, оттого и увидели их.
Муж ничего не ответил, но смеяться над женой зарекся.
… Умирала Незнанка в больнице. Нашей. Деревенской. Тяжело. Мужа к тому времени схоронила. Был у нее, помимо безного, еще один сын. Путевый. Старший. В городе жил. Все она просила ему написать, чтобы приехал. А так и спать не могла, все по кровати металась, будто что-то мучило ее. Изнутри жгло. А как сын приехал – разулыбалась. Верно, собираясь ремесло ему свое знахарское передать. Передала ли? То нам неведомо…
Лето 2019-го. Никитино - Чкаловский