Внимание, текст с гомосексуальной тематикой, имеет строгое возрастное ограничение. Те, кому не исполнилось 18, немедленно покиньте эту страницу!
Глава 1 «My Love Life»
После тяжёлого более, чем десятичасового перелёта, он наконец, смог покинуть железную птицу. Ань Жюле глубоко вдохнул прекрасный, свежий воздух. По пути к таможне повсюду встречаешь Тайваньскую рекламу, каждый раз, возвращаясь из-за границы, увидев её и подумав: «О, наконец-то я дома», можно сразу почувствовать себя в безопасности. Проходя паспортный контроль, наши сограждане тоже могут услышать весьма безразличное: «Добро пожаловать, с возвращением» - и получить назад свой паспорт.
- Спасибо, - улыбнулся Ань Жюле, убирая паспорт.
У него удлинённый разрез глаз, белая кожа, когда уголки его губ слегка приподнимаются в улыбке, на левой щеке появляется еле заметная ямочка, мешающая определить его возраст. Слегка обомлевший таможенник, припомнивший только что виденную дату рождения в его паспорте, не успел как следует уложить в голове сей факт, а следом уже подошёл другой пассажир.
Ань Жюле получил багаж и вышел из зоны таможенного контроля. В этой части аэропорта, заполненной иностранцами, его тёмно-каштановые волосы не выглядели слишком необычно, однако, кое-кто вскоре узнал его:
- Хризантема! Сюда!
«Вау», присвистнул Ань Жюле, увидев в толпе своего лучшего интернетского друга, стройного и приметного парня. Он держал на руках девочку, ребёнок поднимал над головой плакат с надписью: «Ваше величество Хризантема, милости просим вновь погубить Тайвань!» Плакат по краю был обклеен чёрными маргаритками… Подойдя поближе, он пощупал цветочки – искусственные.
- Ого, как грандиозно, - с неподдельной радостью сказал Ань Жюле, снял с плаката два цветочка и приложив их к своему лицу, игриво подмигнул девочке:
- Дядя же гораздо красивее, чем эти цветочки, правда?
Цяо Кенан:
- …
Возвращаясь домой, порой сходишь с ума, чувствуя ностальгию…
- Пошли, я на машине, сядешь сзади вместе с Коко.
Ань Жюле всю жизнь любил заигрывать с красивыми женщинами. По дороге он шутливо приставал к шестилетней Коко, не забывая то и дело преподносить себя:
- Коко, как тебе дядя, нравится? Ты наверно, хочешь стать моей женой…
«Ах ты, педик, не смей приставать к моей девочке!» - Цяо Кенан уже готов был разразиться бранью вслух, как вдруг услышал твёрдый и бесповоротный ответ, озвученный звонким детским голоском Коко:
- Нет! У меня есть жених, я хочу выйти замуж за Шань Юаня!
- Ого, - Ань Жюле поднял брови и взглянул на сидящего впереди друга, - И как давно ты занимаешься устройством судьбы этой юной особы? С этим мальчиком Шань Юанем? Ни хрена себе, занимаешься воспитанием, ещё и по плану Гэндзи… А у этой пары разница в возрасте тоже двенадцать лет?
Цяо Кенан закатил глаза:
- Ты старше!
«Сколько можно давить на больную мозоль!» Ань Жюле задохнулся от обиды и посмотрел на прелестное личико девочки с задатками совершенной красавицы, которая определённо вырастет стервой.
- Лучше молись, чтобы это дитя не было настроено серьёзно…
Цяо Кенан философски заметил:
- С неба идёт дождь, девушка хочет выйти замуж, кто может этому помешать?
Ань Жюле улыбнулся:
- Какие, однако, у тебя широкие взгляды.
Цяо Кенан вздохнул:
- Я не нуждаюсь в одобрении персоны, сидящей сзади.
Ань Жюле посмеялся, но не стал оспаривать.
Белый автомобиль мчался по скоростному шоссе, он какое-то время играл с Коко, пока девочка не заснула. Ань Жюле потрогал пальцем толстенькие, розовые щёчки ребёнка и со вздохом сказал:
- Хорошо вам, брак заключили, даже ребёнка завели.
Цяо Кенан:
- Ты тоже можешь выбрать любого в детском доме.
Лу Синьчжи уже много лет спонсировал детский дом, Коко и упоминавшийся ею Шань Юань были оттуда. Когда Ань Жюле жил в Тайване, он тоже помогал и своих родителей агитировал пожертвовать немного денег на детский приют. Порой он невольно задумывался: в чём смысл продолжения рода? Все эти дети, рождённые в так называемых нормальных семьях, тем не менее не получили любви и заботы и оказались брошенными.
Если бы геи знали, сколько подкидышей бывает в Тайване ежегодно, они бы не сожалели о том, что не могут рожать детей, им вполне хватило бы тех, от кого избавились их собственные родители.
Цяо Кенан:
- Сегодня вечером поужинаешь у нас?
- Я хочу горячего жарко;го!
То, что он ел в течение года в Штатах – это еда никакая, Ань Жюле очень тосковал по горячим лакомствам, что готовят на ночных рынках Тайваня. Он спросил:
- Багаж весь отправили? Я помню, кровать вроде есть, ночевать буду дома, как раз с утра пораньше начну наводить порядок.
Хотя в доме, кажется, всё есть, но это новая квартира, и конечно, поря-док там далеко не идеальный. Цяо Кенан возразил:
- Ночуй у нас, ты же только что прилетел, ты ещё не привык к разнице во времени, к тому же ты устал, а мы тебя разместим с комфортом и мешать не будем. А к тебе домой ещё добираться, зачем тратить лишнее время?
Ань Жюле проворчал:
- Вот именно, я устал и не хочу смотреть, как два бесстыжих гомика будут устраивать в моём присутствии любовное шоу, это слишком мучительно для такого одинокого мужчины, как я!
Проснулась Коко и хлопая заспанными глазками, спросила:
- Дядя Хризантема, а кто такие бесстыжие гомики?
Ань Жюле:
- Ну-у, это я так сказал, это как бы…
- Хватит тебе! – оборвал его покрасневший Цяо Кенан.
Те, кто занимаются публичным освещением чьих-то личных отношений, считают это чем-то обыденным, но для тех, чью жизнь выносят напоказ, смотреть на это больно. Цяо Кенан невольно вспомнил, сколько пришлось вытерпеть им с Лу Синьчжи за последние пять лет от людского любопытства к их паре. Он немного расстроился, но не знал, как сказать об этом. Подумав, он решил не касаться этой темы, а вслух сказал:
- Я завтра отпрошусь с работы и помогу тебе с уборкой.
- Ладно.
Ань Жюле тоже подумал, что помощь ему не помешает. Он взглянул в окно автомобиля: он пробыл вдали от родины ровно год, и за это время здесь почти ничего не изменилось, особенно некоторые необыкновенно прочные вещи. Ну и на том спасибо.
После совершенно безумного ужина с ребёнком на ночном рынке, довольный Ань Жюле наконец, прибыл на новую квартиру. Багаж был уже доставлен, включая и ранее отправленные вещи; картонные коробки громоздились, как горы, по всему дому. Квартиру ему помог подобрать Цяо Кенан, Ань Жюле только по фоткам через интернет утвердил планировку, а когда увидел всё воочию, ему понравилось ещё больше. Наконец-то он дома.
Он потрогал стены. Несмотря на то, что это был старый дом, в целом это было вполне опрятное помещение, ничего лишнего, можно легко переделать всё так, как ему нравится. Ань Жюле усердно взялся за дело, обследовал жилище и наконец, на одной из стен вчерне набросал план. Эта стена – главная причина, почему он выбрал именно эту квартиру. Она была расположена точно так же, как и та стена в его старой квартире, и точно такой же площади. И он решил относиться к ней точно так же, как к той стене, как будто начав всё заново. Он хотел покрасить её в глубокий, синий, как небо, цвет, а ярко-розовой пастелью нарисовать любящие сердца. Очень много любви и очень много сердец.
Определившись с идеей, он перерыл все завалы и нашёл коробку с надписью «LOVE». Под толстой пузырчатой упаковкой лежало несколько коробочек поменьше, и среди них он безошибочно нашёл и открыл одну, наполненную множеством фотографий. Он просмотрел их, улыбнулся и принялся за работу. И только на рассвете, в четыре утра его срубил сон.
……
В феврале не жарко и не холодно, температура подходящая, поэтому он поленился искать одеяло и предпочёл лечь просто в штанах и рубашке с длинным рукавом. За год в Нью-Йорке он измучился, каждый раз ложился в постель и как будто выключался, и до рассвета был словно без сознания; а если удавалось расслабиться, то наоборот, ворочался с боку на бок в полусне и вставал не выспавшийся. Сейчас, дома, он заснул легко и быстро.
У него пониженная температура тела, ложился он разгорячённым после работы, а во сне постепенно замёрз. Ань Жюле свился в клубочек, то и дело растирая руки и ноги, и смутно думал сквозь сон: «холодно… как же холодно, и почему весна на Тайване холоднее, чем в Нью-Йорке?»
Холодно до ломоты в глазах, холодно до слёз. Прежде был такой период в его жизни, независимо от того, какие холодные потоки вторгались на остров, сколько градусов выпадет на термометре, он никогда не чувствовал холода, потому что один человек обнимал его, согревал, ежеминутно даруя тепло… Если считать удельный вес счастья, отмеренного человеку на всю жизнь, чётко зафиксированным, то, видимо, в то время он насладился счастьем сполна, израсходовав всё, что ему причиталось.
В жизни человека бывают взлёты и падения, у каждого есть совершенства и изъяны, это нормально, и ему было грех жаловаться на судьбу. Только иногда, вот как сегодня, приходилось дрожать от холода. Неизвестно, сколько времени он мёрз, когда вдруг нахлынуло приятное ощущение уюта, словно кто-то накрыл его тёплым одеялом. Ань Жюле ухватился за край, укутываясь плотнее, ему стало так хорошо, что он не удержался и произнёс заветное имя, но никто не откликнулся, только чей-то голос беспомощно констатировал:
- Эх ты, идиотина.
Да… Это просто тоска, разве здесь кто-то есть? Окутанный теплом и мягкостью, Ань Жюле не успел додумать эту мысль и уснул.
- Эй, просыпайся.
Ровно в полдень он был разбужен Цяо Кенаном и тревожащим обоняние знакомым ароматом лука. Цяо Кенан стоял перед кроватью в джинсах и рубашке-поло, покачивая коробочкой лапши, взятой на вынос, рядом стояли несколько вскрытых коробок с вещами. Ань Жюле растерянно уткнулся мутным взглядом в одеяло, зажатое в руках, тщетно пытаясь припомнить, когда он успел его откопать и укрыться.
- Слишком холодно, чтобы спать без одеяла, ты хочешь простудиться в первый же день, как приехал в Тайвань? – строго спросил Цяо Кенан.
- … Прости, побеспокоил тебя, - Ань Жюле почесал взлохмаченную голову, поднялся с постели, распаковал чемодан, нашёл зубную пасту и щётку, очищающее молочко для лица и пошёл в ванную.
Пока он умывался, Цяо Кенан расстелил на полу газету с рекламными объявлениями и расставил на ней горячую лапшу с луком, жареный рис, закуски, суп с мясными шариками, варёные с приправами яйца. Вышедший из ванной Ань Жюле, увидев всё это изобилие, не удержался от улыбки:
- Ты вроде говорил, что больше не ешь лапшу? Типа это к неприятностям.
Цяо Кенан пренебрежительно отмахнулся:
- Пустые суеверия!
Ань Жюле весело рассмеялся. Крутится-вертится карусель судьбы, вот уже и Цяо Кенан не заботится об этой ерунде – не верит в приметы, не интересуется гороскопами, значит, он сумел взять свою жизнь под контроль. Впрочем, было время, когда он не смел даже переступить порог лапшичной.
Стола в доме не было, и они ели лапшу, сидя на полу скрестив ноги. Цяо Кенан шумно втянул лапшу, потом указал на стену, заклеенную фотографиями, и неодобрительно поцокал языком:
- Меня чуть не стошнило от этого.
Ань Жюле невозмутимо отозвался:
- Поздравляю, ты оказался крепким парнем.
Стена, в которую ткнул палец Цяо Кенана – это его «шедевр», созданный перед сном: последние несколько лет он коллекционировал всё, что касалось одного человека, газетные вырезки, фотографии; как страстная фанатка, он собирал всё о своём кумире. Всё, что печаталось в журналах, газетах, спортивных альманахах он вырезал и тщательно сохранял в течение вот уже трёх лет; ради него он пересёк океан и переехал в Нью-Йорк, а теперь вот вернулся в родной город.
Вчерашней ночью он с любовью наклеил свою драгоценную коллекцию на стену, оформив всё в девичьем стиле, в рамочках в виде сердечек, а всю композицию в целом обрамляло одно большое сердце. Когда Цяо Кенан с утра пораньше вошёл в дом и увидел пламенеющий на стене результат этой ночной битвы, ему стало по-настоящему страшно.
- Хризантема, я думал, что ты только слегка повёрнутый, но не ожидал, что всё настолько отвратительно, просто нечеловечески!
- Угу… - Ань Жюле с громким хлюпаньем втянул в рот лапшу, а потом как ни в чём не бывало последовал вопрос, - Как ты думаешь, как мне её назвать?
- My Spoony Life? (англ. Моя глупая жизнь)
Ань Жюле, разумеется, понял, что он имеет в виду. Spoony означает глупый, наивный простак, влюблённый идиот, сентиментальный кретин и хотя это соответствует истине, в его душе рождались совсем другие ассоциации. Посмотрев на заклеенную фотографиями стену, отражающую всю глубину его одержимости, его неизлечимого отравления этим парнем, он не долго думая, выпалил:
- My Love Life. (моя любовная жизнь)
- Как-как? – Цяо Кенан чуть не подавился лапшой.
- Love, - Ань Жюле улыбнулся и снова повторил, - My Love Life.
***
Поскольку Ань Жюле только что вернулся из долгосрочной командировки, у него был примерно месяц отпуска, первую половину которого он посвятил разборке контейнеров с багажом. В простой рубахе, старых штанах и наброшенном на плечи грязном махровом полотенце он вкалывал целыми днями, как простой рабочий. Всего несколько раз в жизни он позволял себе быть некрасивым, в эти периоды он занимался обустройством своего жилища.
Уже давно в тайниках сердца он вынашивал этот замысел, опиравшийся на полученные им жизненные накопления, талант и богатые внутренние качества, поэтому только когда кривая, уродливая чашка заняла, наконец, своё место на полке, Ань Жюле смог по-настоящему расслабиться.
Встретился и пообедал с друзьями, которых сто лет не видел, сходил в любимый когда-то бар, в котором давненько не охотился; каждый день совершал пробежки по излюбленному маршруту до ночного рынка, где наблюдал за парочками парней… Даже спас кого-то, приняв один проект как арт-директор и всю ночь прокорпев над ним.
И несмотря на все усилия он всё равно чувствовал постоянную нервозность. Он считал себя настоящим трудоголиком. Оставалось всего несколько дней до выхода на работу, Ань Жюле даже наметил примерную дату: конец месяца, как раз основной жёсткий узел в этой ужасной бойне под названием «сдача очередного номера в печать» развяжется, отличный момент, чтобы потихоньку втянуться в рабочий ритм.
Время бежит быстро, а редакционный отдел «Flawless» всё в том же виде, над дверью всё тот же лозунг «Winter is coming!». Несколько сотрудников уволились, пришли несколько новых, и постер с красавицей на стене поменялся… Жэнь Ий едва не пустилась в пляс от радости, увидев его, и насмешливо сказала Ю Юй:
- Вернулся живым! Вернулся живым! Ха-ха, я выиграла, оу Yes!
Ю Юй недовольно цокнула, вытащила из кошелька сто юаней и отдала ей. Глядя на эту сцену, Ань Жюле едва не расплакался. Жэнь Ий, единственный белый и чистый цветок в их редакции теперь испачкан всеми красками порока, подумать только, набралась плохого от Ю Юй и зарабатывает себе карму в следующей жизни, играя в азартные игры.
Ю Юй скептически осмотрела его с ног до головы:
- Я надеялась, что ты приедешь назад без руки или без ноги, не думала, что ты вернёшься целеньким… Что, Дьяволица предпочитает мальчиков?
Под Дьяволицей подразумевалась главный редактор Нью-Йоркского отдела «Flawless», всемирно признанная королева мира моды, богиня… Сатана в юбке.
(Журнал “Flawless” отпочковался от “Vogue”, прообразом “Дьяволицы” явилась известная британская журналистка, главный редактор американского издания Анна Винтур, также бывшая прототипом главной героини фильма “Дьявол носит Prada”. Признана одной из самых влиятельных фигур в мире современной моды, особенно в Америке. Кроме перфекционизма и высокого профессионализма, Анна Винтур также прославилась жёстким и требовательным стилем руководства, за что ей дали прозвище «Ядерная зима»).
Ань Жюле тряхнул чёлкой:
- Перед моим беспредельным очарованием не устоит ни стар, ни млад, я покоряю и мужчин, и женщин.
Ю Юй продолжала язвить:
- Дерьмо собачье, я слышала, кое-кто первую неделю каждый день приползал домой на карачках?
Ань Жюле в долгу не остался:
- Это лучше, чем таскать всех подряд мужиков к себе на ночь, чтобы утешиться, как некоторые.
Какое-то время они пристально смотрели друг на друга, неизвестно, кто первый расхохотался, но Ю Юй со смехом бросилась ему на шею:
- Дорогой, я так соскучилась по тебе, по твоему маленькому, грязному ротику!
Ань Жюле кивнул, похлопал её по спине и сочувственно вздохнул:
- Да, через Skype это ощущается не так захватывающе.
Согласно установившейся традиции каждые два-три года по всему миру во «Flawless» набирали кандидатов в сотрудники для головного офиса в Нью-Йорке. Говоря вежливо, это были стажёры, а если уж откровенно, то рабы. Ю Юй попала в первую партию таких «рабов» и отлично себя зарекомендовала, поэтому директор лично потребовала, чтобы из Тайваня прислали ещё партию стажёров.
Хотя это было прекрасным шансом, тем не менее, как только подошло окончание второго года, желающих ехать на стажировку не оказалось; не говоря о колоссальных нагрузках, многие замужние и женатые сотрудники не хотели покидать семьи, отказывались и всячески привередничали. В итоге самым подходящим человеком оказался Ань Жюле. И получил жесточайшее наказание.
Ань Жюле:
- В работе придраться было не к чему, так дьяволица вызывала меня глубоко за полночь готовить для неё ужины! Да ещё нужно было следить за калориями, столько-то и столько, а больше нельзя, ни-ни…
Ю Юй:
- О, это ещё что, а тебе не приходилось искать на чёрном шерстяном пледе рассыпанный обсидиан?
(Обсидиан – чёрное вулканическое стекло, застывшая лава. Используется в ювелирных украшениях, а также в микрохирургии: сколы обсидиана очень острые и вполне могут конкурировать с алмазными лезвиями, хотя и дешевле).
Жэнь Ий:
- Ва-а… Как бесчеловечно.
- …
Оба, и Ань Жюле, и Ю Юй, обернулись к ней и практически в один голос заявили:
- Следующей жертвой, сто пудов, будешь ты.
Жэнь Ий в крайнем удивлении воскликнула:
- Что?!
Первые два года перед отправкой в Америку, Ань Жюле тоже очень хвалили, зато потом и отозвали раньше срока, потому что в Тайване не хватало опытных работников. Судя по этой ситуации, непременно настанет время, когда придётся снова отлавливать очередную жертву. Ещё год назад квалификация Жень Ий была недостаточно хороша для того, что-бы отправить её в Нью-Йорк, теперь в самый раз.
Ань Жюле молитвенно сложил ладони и поклонился Жэнь Ий:
- В добрый путь.
У Жэнь Ий внутри всё оборвалось, она только и смогла, что пискнуть что-то неразборчивое. Ю Юй кинула взгляд на часы:
- Плохо дело… Ай-я-яй, мне пора в съёмочный павильон… Кстати, ты на машине, отвези меня.
- Поехали, - не стал возражать Ань Жюле.
Обычно поездка в съёмочный павильон означала встречу с кем-то особенным, и чтобы сэкономить время, всегда совмещали интервью и фотосессию. Ю Юй не хотелось вызывать такси, она предпочла воспользоваться служебной машиной Ань Жюле и заодно по дороге просмотреть материалы для интервью. Ань Жюле полюбопытствовал:
- У кого ты будешь брать интервью?
Ю Юй самодовольно ухмыльнулась:
- Он знатный красавчик.
Когда автомобиль остановился на красном светофоре, Ань Жюле достал из бардачка гигиеническую бумагу, оторвал кусок и протянул ей со словами:
- Не забывай, ты замужем, поэтому успокойся и вытри слюни.
На что Ю Юй презрительно ответила, что ещё неизвестно, у кого будут слюни длиннее и ещё с одного места закапает:
- Сначала сходи в универмаг.
Ань Жюле:
- Зачем?
- Слюнявчик себе купи.
- …
Ань Жюле:
- Что, реально такой красавчик?
Ю Юй таинственно улыбнулась:
- Увидишь.
***
Они всё-таки зашли в универмаг – не для того, чтобы купить слюнявчик, а для того, чтобы купить подарок. Ань Жюле очень мало интересовался Тайваньской индустрией развлечений, то же самое касалось и других стран. Смотреть на это увлекательно, но большинство из этих звёздных мотыльков мелькают на небосклоне славы и падают в неизвестность, оставляя после себя лишь звёздную пыль, в памяти остаются единицы.
Не было у него интереса и к этому знатному красавчику, которого превозносила Ю Юй, но так он думал только до того момента, как вошёл в студию. Ю Юй приехала заранее, но не ожидала, что объект появится раньше неё. Высокий, прекрасно сложенный молодой человек сидел в павильоне на раскладном стульчике и одет был очень просто: светлая хлопковая футболка и джинсы. О его причёске уже позаботился стилист, высоко зачесав чёлку на правую сторону, очень красиво.
Чёткие черты лица, глубокие глаза удлинённой формы, в этот момент они были опущены и сосредоточенно изучали конспект предстоящего интервью. Круглолицый мужчина рядом с ним, похожий на агента, шагнул навстречу, приветствуя прибывших:
- Простите, побеспокоили вас сегодня.
- Ничего, это наша работа, - Ю Юй пожала ему руку и толкнула в бок застывшего в неподвижности Ань Жюле, - Ну чего вытаращился, я же говорила, красавчик?
Ань Жюле потерял дар речи от изумления. В это время молодой человек тоже поднял взгляд и увидел их. Первоначальное безразличие на его лице сменилось удивлением, а затем улыбкой – эти ямочки на щеках… Тот же чистый восторг, как у ребёнка, распаковавшего рождественский подарок и обнаружившего долгожданного робота. Чистая, без примесей радость, от которой невозможно отвести взгляд.
Молодой человек торопливо поднялся навстречу, стул позади него с грохотом опрокинулся, но Ань Жюле, собравшись с мыслями, опередил его и представился:
- Здравствуйте, господин Ду. Рад познакомиться, я арт-директор журнала «Flawless» и я участвую в этом интервью.
Подросток… Нет, уже молодой мужчина, слегка притормозил. Судя по расширившимся глазам, он был несколько озадачен и недоверчиво уставился на Ань Жюле. И пока Ю Юй удивлённо хлопала глазами, Ань Жюле с улыбкой схватил её за плечо, притянул к себе и представил:
- Это редактор, она отвечает за содержание интервью.
- … Если будут замечания… - Ю Юй пришлось следовать тексту.
Ду Яньмо молчал, его чёрные глаза смотрели спокойно и чуть лукаво, он явно притворился, что не знаком с Ань Жюле, и помолчав, ответил:
- Я буду следовать вашим указаниям.
Ань Жюле вздохнул с облегчением:
- Я пойду поищу стилиста.
- Ох, - выдохнула Ю Юй. Ань Жюле очень больно прихватил её за плечо, хорошо, хоть быстро отпустил. Растирая больное место, она обратилась к Ду Яньмо:
- Тогда начнём, пожалуй?
Ду Яньмо проводил взглядом спину мужчины, подошедшего к служащему павильона, и медленно произнёс:
- Хорошо.
Конечно, Ань Жюле не раз представлял, как они встретятся с Ду Яньмо. Представлял всякое: как они молча вспоминают прошлое, вздыхают о быстро пролетевшей юности, сменившейся взрослением, возможно, да-же обнимаются и плачут. Но происходящее в реальности здесь и сейчас укладывалось в его сознании только в одно слово: ;. ;;;.
Кода дело касалось работы, Ань Жюле не позволял себе бездельничать, и как добросовестный арт-директор, он действительно обсуждал со стилистом предоставленное резюме. В резюме указывался опыт Ду Яньмо: он участвовал в соревнованиях по ультрамарафону, *а это значит, он занимался одним из экстремальных видов спорта.
(*Ультрамарафон – забег на сверхдлинные дистанции от 50 до 100 км, превышающие обычное расстояние для простого марафона – 42 км. 195 м. Такие забеги обычно проходят в местностях со сложными природными условиями, это соревнования не только на скорость, но и на выносливость).
В Тайване не особо уделяли внимание спортивным соревнованиям, и Ду Яньмо поначалу просто бегал в безвестности, и только после того, как в прошлом году принял участие в соревнованиях в Сахаре, заняв прекрасное четвёртое место и добившись внимания международных СМИ, он стал известен и в Тайване. После этого парень получил несколько предложений сняться в рекламе, иногда у него брали интервью некоторые издания. Он выиграл несколько соревнований внутри страны, и поскольку частота упоминаний о нём в прессе поддерживалась в оптимальном режиме, он не только не утомил народные массы, но даже приобрёл некоторую популярность.
Сообщалось также, что он собирается представлять Нью-Йоркские торговые марки галантереи в крупных Тайваньских магазинах. Как только Ю Юй получила эту новость, она сразу устроила это интервью. За исключением последнего пункта, всё остальное Ань Жюле прекрасно знал: до Сахары он бегал в пустыне Такла-Макан, **после этого, получив инвестиции, принимал участие в забегах на длинные дистанции в Централь-ной Азии… Только за год бегал в трёх крупных соревнованиях, работал без остановки, осуществив в юном возрасте мечту, которая многим казалась недостижимой.
(**Такла-Макан – песчаная пустыня на северо-западе Китая, на границе с Киргизией, не путать с пустыней Гоби, большая часть которой находится в Монголии).
Ань Жюле отложил резюме и вновь обратился к беседе со стилистом, чувствуя непрерывный зуд в спине, словно её ковырял чей-то взгляд… похожий на острый нож. Сцепив пальцы, Ань Жюле думал: «только бы никто не заметил, что у меня даже ноги дрожат».
……
Закончив интервью, Ю Юй воспользовалась паузой, пока Ду Яньмо уходил поправить причёску и переодеться, и подошла с вопросом:
- Ну как? Ты сегодня странный, у тебя не рабочий день, с чего это ты вдруг работаешь бесплатно?
Ань Жюле:
- Я такой трудолюбивый, разве ты не знаешь?
Ю Юй рассмеялась:
- Как тебе впечатления от настоящего мужчины?
«Хочется тебя убить».
- Почему ты мне не сказала?
Если бы он знал, кто; является объектом интервью, он сразу уехал бы, как только доставил Ю Юй в павильон. Ю Юй похлопала его по плечу:
- Он тебе не понравился. А другим не хватает популярных газет, чтобы заполнить ящики вырезками о нём… некоторые фанатки даже приходи-ли к нам в редакционный отдел. Сегодня просто так совпало, это мой подарок тебе по случаю возвращения на Родину, не надо меня благодарить, ладно?
- … Какая благодарность… - секунду спустя Ань Жюле испугался, - Ты же не скажешь ему об этом?!
- Что? – Ю Юй напугала его слишком бурная реакция, - Быть одержимым тридцатилетним дядькой ужасно, ты же не считаешь, что это хорошо?
«Что за женщина…»
- Какая ты жестокая.
Тридцатилетний дядька… Нет, Ань Жюле не отрицал, в этом году ему уже далеко за тридцать. Но хотя он и в зрелом возрасте, всё-таки слово «дядька» ему не очень шло. Однако, молодому человеку всего двадцать три, и разница в возрасте между ними ни через пять лет, ни через десять – никогда не сотрётся. Поэтому именно сейчас между ними наилучшая дистанция. «Я могу смотреть на тебя и не бояться быть брошенным».
Ю Юй:
- Ты посмотрел план съёмки?
- Угу.
Она усмехнулась:
- Я договорилась с американской редакторшей, что сделаю фотографии по той концепции, которую предложишь ты, и посмотрю, проявит ли Дьяволица милосердие к тебе?
Ань Жюле:
- У меня этих концепций возникает сотни тысяч в минуту, по ходу дела решу, какая выскочит первой, ту и возьму.
«Значит, сейчас улизнуть не получится, и сколько ещё времени ждать подходящего момента?» Ю Юй отвернулась от него:
- Поменьше болтай, что-то ты не очень стараешься!
Ань Жюле:
- …
Он колебался. Здравый смысл говорил ему, что нужно удирать, это будет наилучшим решением, но уверенность в том, что снятые сегодня фотографии впоследствии станут «жемчужиной» в его коллекции, подпитывала его искушение, и он не смог устоять.
Вышел Ду Яньмо, одетый по последнему слову моды, привлекательный и стильный. Молодой человек уже хорошо умел управлять своим настроением – «повзрослел», подумал Ань Жюле.
Его агент, по слухам, считался неплохим, особенно в плане правильного продвижения новичков. Его руководство совсем не повредит Ду Яньмо. Ань Жюле подумал: «Да, красота превыше всего, остальное дым».
Он подошёл к фотографу и взял в свои руки руководство процессом. Взгляд Ду Яньмо неотрывно следовал за ним; лицо молодого человека было спокойно и неподвижно, но в его глазах, прикованных к Ань Жюле, сквозило волнение и ещё… много всего. Даже ненависть и бесчисленные вопросы: «Почему? Зачем мне притворяться, что я тебя не знаю? Почему ты покинул меня? Почему…»
Ань Жюле горько улыбнулся, «откуда в жизни берётся столько “почему”?» Избегая прямого взгляда, он приник к объективу фотокамеры и через него посмотрел на юношу. Сначала он сделал несколько пробных снимков. Результаты были вполне удовлетворительными, из них можно без проблем выбрать то, что нужно. Основное требование было простым: сделать фотографии, которые сочетают в себе моду и стиль. Фотограф – настоящий эксперт в области портретной съёмки, они давно сотрудничают, и никогда не возникало проблем… Всегда без проблем – вот, в чём главная проблема. Неожиданно Ань Жюле воскликнул:
- Стоп!
Все замерли, а он вздохнул и подошёл к Ду Яньмо. Подняв голову, встретил удивлённый взгляд и коротко бросил:
- Сними.
Очень… знакомая команда. В других условиях Ду Яньмо расценил бы это, как приказ и в одну секунду снял бы с себя всё. Все присутствующие остолбенели, особенно агент:
- Мы сегодня не договаривались обнажаться…
- Кто собирается его обнажать? Сними куртку и то, что под ней, тоже всё сними, оставь только белую футболку. Туфли, носки тоже не нужны… Цепочку оставь.
Это не было чрезмерным требованием, тем не менее агент ревностно чтил букву контракта:
- В плане съёмки об этом не сказано…
Ань Жюле осадил его:
- Человек живой, а план – всего лишь мёртвый шаблон. Когда здесь был сам Тони Люн Чу Вай, я потребовал от него того же.
Он прищурился, окинул ду Яньмо взглядом и совсем другим тоном обратился к нему:
- Малыш чувствует, что не выдержит сравнения с таким классным мужчиной… М-мм?
Провокационный тон, устремлённые на него карие глаза и этот его характерный носовой полустон-полувздох «м-мм» искушали и едва не заставили Ду Яньмо потерять самообладание, если бы не нарочито выраженное восхищение другим мужчиной. Ду Яньмо:
- Я сниму.
Агент:
- Эй…
Протест запоздал. Ду Яньмо без возражений скинул куртку, снял навороченные аксессуары, разулся и встал босыми ногами на ковровое покрытие подиума. Размер ступни практически не изменился, это были ноги, привыкшие много ходить. Он твёрдо расставил их чуть в стороны, оставшись только в джинсах и белой футболке, плотно облепившей тонким хлопковым полотном его крепкий торс, не скрывая волнующего рельефа мышц, пробуждая сладкие воспоминания. Превосходная высокая фигура, особенно линии груди и живота. Среди засилья чересчур изнеженных, утончённых красавцев в мире моды его ярко выраженная мужественность не казалась громоздкой и несомненно являла совершенно другую разновидность блестящей мужской красоты. Ань Жюле одобрительно кивнул:
- Прекрасно.
Фотограф снова начал снимать. Молодой человек стоял перед камерой, такой самодостаточный и непринуждённый, что никто и представить не мог, что у него нет никакого опыта профессиональных съёмок. Ю Юй прошептала:
- Ты и Тони Люн Чу Вая снимал так же? Ты дерзкий, но я не такая.
Ань Жюле поджал губы:
- Хороший блеф всегда срабатывает.
- … - Ю Юй скривила рот, - Теперь я верю, что ты там спелся с Дьяволицей.
- Спасибо за комплимент.
Первый этап съёмок закончился. Ань Жюле отобрал фотографии: получилось очень хорошо, юноша без смущения смотрел в объектив красивыми чёрными глазами, смело, многообещающе, если такие фото напечатать в модном журнале, они несомненно понравятся читательницам, но… этого не достаточно. Далеко не достаточно. Он слишком хорошо знал, как притягательно может выглядеть этот парень, совершенно не так, как он был запечатлён в эти моменты. Конечно, он принадлежал только ему одному, а может быть, вполне возможно, таким его узнали многие люди в этот год…
Ань Жюле сжал губы и решился наконец сказать фотографу:
- Извини, остановись на секунду.
Фотограф прекратил снимать, а Ань Жюле попросил служащего павильона принести ножницы. Затем подошёл к Ду Яньмо и сказав:
- Прости за грубость, - схватил его за ворот футболки, надрезал немного… и надорвал. Стилист переполошился:
- Эй, эй-е-ей, а-аа! Это плагиат! Плагиат! Плагиат!
Ду Яньмо скосил на него глаза. Ань Жюле шевельнул губами и очень тихо произнёс что-то, продолжая рвать, широко открывая всю левую сторону груди парня, ровно до того места, где располагалось сердце. Народ ахал в изумлении, лишь Ань Жюле был исключительно спокоен:
- Вот так, теперь продолжайте снимать.
Агент очень разозлился, однако материал был уже отснят наполовину, к тому же, без оголённой груди, следовательно, не было и основания для скандала.
В чёрных глазах Ду Яньмо было намного больше изумления, нежели у прочих, потому что разрывая на нём футболку, Ань Жюле прошептал:
- От тебя так прёт сексом, что у меня уже встал.
Вместо того, чтобы стать для кого-то 100%-ным сексуальным домогательством, эта реплика на самом деле породила такой неприкрытый флирт, что эротика стала просто убийственной. Ду Яньмо было не труд-но вспомнить те славные годы, когда этому мужчине стоило только захотеть, как он уподоблялся мартовскому коту, и не имело значения время и место, где он мог сесть на его затвердевший член, выгибаясь, развратно дыша и царапая ногтями его грудь… Когда бы он ни сталкивался с этим человеком, чтобы не стать посмешищем, ему всегда требовалось больше выдержки и самообладания, чем у трёх поколений его предков.
Его изменившийся взгляд доставил большое удовлетворение Ань Жюле, точнее сказать, на самом деле он был доволен тем, что до сих пор способен возбудить юношу…
Он вернулся на своё место позади фотографа, пожираемый жаркими взглядами парня. По правде говоря, ноги у него подкашивались. Щёлкнул затвор. Больше Ань Жюле не прерывал съёмку.
Он чувствовал странное оцепенение, грудь словно охватил огонь, сухой и болезненный. Он не сдержался и разорвал футболку, чтобы смягчить своё беспокойство, но вдруг увидел, как вспыхнул взгляд парня, как мгновенно напряглись его мышцы, как у зверя, готового к прыжку; как медленно, но верно окружающие начинают улавливать изменение атмосферы в павильоне и не сговариваясь прекращают свои занятия. И даже лицо такой многоопытной и закалённой женщины, как Ю Юй, непроизвольно заливается пунцовой краской. Она прошептала:
- Умереть можно, какая харизма… Просто бьёт наповал. Я должна подать заявку на дополнительную смету, объём продаж определённо увеличится.
Ань Жюле:
- … Мой.
- Что? – не расслышала Ю Юй.
- Ничего, - сухо ответил Ань Жюле.
«Он мой. От ноготка на мизинце до последнего волоска на голове, весь мой». С шестнадцати лет и до девятнадцати, три года он оберегал его и души не чаял, вкладывал все свои силы, всю боль и любовь, чтобы вырастить такого мужчину. Он не хотел, чтобы на него смотрели другие, не хотел отдавать его чужим… Но это не ему решать. Единственное, что он может, это любить его на расстоянии. Как любил вблизи, так любить и вдали. Всегда любить, всегда… очень любить.
Глава 2 «Сходили в туалет вместе»
Съёмки закончились. Агент медленно расхаживал туда-сюда по зоне отдыха и недовольно бормотал:
- Это совсем не то, о чём договаривались, и кто ты такой, чтобы нагло дурачить людей… Ну хорошо, даже если ты первый профи в этой сфере, но нельзя же так…
Он брюзжал в точности как старая нянька, замолкал и снова начинал бубнить. Ду Яньмо уже давно привык к этому. Запрокинув голову, он пил воду из бутылки и вдруг краем глаза ухватил Ань Жюле, идущего к выходу… Не сказав ни слова, он отбросил бутылку, недопитая вода брызнула прямо в лицо агенту.
- %#@#$%!
- Виноват!
Даже не посмотрев на него, Ду Яньмо кинулся вдогонку. Агент окончательно вышел из себя:
- ;тебя, Ду Яньмо, клянусь, в следующий раз я впихну тебя в проект с максимальной обнажёнкой, и пусть тебя сделают разнорабочим на строительстве дорог Тайваня!
«Впихивай, куда хочешь», мелькнуло на краю сознания Ду Яньмо, он уже увидел, как мужчина входит в туалет и направился туда же.
Хлопок двери застал Ань Жюле перед писсуаром с наполовину расстёгнутой молнией на брюках. В его взгляде на вошедшего отразились смешанные чувства:
- Привет… Надо же, как удачно, тоже решил облегчиться?
Пустые слова. Но сейчас только и оставалось, что цепляться за ничего не значащие слова, словно они могли быть неким компромиссом. Ань Жюле как никогда осознавал свою полную беспомощность перед молодым человеком. Полуобнажённый, тот стоял перед дверью в порванной футболке – только что созданном «шедевре» от Ань Жюле. Ду Яньмо стоял слегка ссутулившись, спрятанная в тени грудная клетка неразличимо поднималась и опускалась, острый, немигающий взгляд вперился в Ань Жюле, словно парень размышлял, что; сначала, объясниться или просто прижать к раковине и как следует наказать. Оттрахать так, чтобы ходить не смог, чтобы никуда больше не делся... А тогда уже и «поговорить» хорошенько. Чувствуя, что приближается критический момент, Ань Жюле вздрогнул и поднял руку в примирительном жесте:
- Стой, стой, успокойся…
До сегодняшнего дня Ду Яньмо умел сдерживаться, он чувствовал себя достаточно спокойным. Глубоко вздохнув, он задал давно интересовавший его вопрос:
- Куда ты уехал в прошлом году?
Так или иначе, вопросов не избежать. Ань Жюле неопределённо покрутил рукой:
- В Нью-Йорк.
Ду Яньмо:
- Почему…
Ань Жюле понимал, что его настоящее «почему» не об этом, тем не менее предпочёл лёгкий, уклончивый ответ:
- Я уезжал временно, в командировку, помнится, я отправил тебе письмо… О, неужели ты ничего не получил?
- Получил.
Какую-то коробку, наполненную оставленными им в доме этого человека вещами, когда-то считавшимися накоплениями всей его жизни, а теперь поместившимися в одну небольшую коробку. Даже не полную.
На лице молодого человека отразилась вся та боль, что он испытал, открыв коробку. Если бы Ань Жюле увидел это собственными глазами, он бы не выдержал. Ань Жюле вздохнул:
- Не надо на меня так смотреть. Я тогда испробовал все способы, чтобы связаться с тобой, включая e-mail, но ты не отвечал. Я мог бы написать обычное письмо, но не говоря о том, что я не знал, где ты находишься, к тому времени, как ты получил бы его, прошло бы много месяцев.
- …
Ду Яньмо прекрасно понимал, что ему нечего возразить. Все его оправдания будут неубедительны. Сначала он просто хотел порадовать мужчину своими успехами и добиться его уважения. Но когда он стал выезжать на соревнования, он с удивлением понял, что мир такой огромный, есть так много мест, куда можно поехать, так много мест, где можно бегать; и одновременно с этим он вдруг осознал, насколько он сам ещё маленький и ничтожный. И ждущий его где-то вдали возлюбленный постепенно стал казаться чем-то незначительным.
Он хотел бегать, и все его мысли и желания сосредоточились только на беге. Поэтому, начиная с третьего класса старшей школы каждые каникулы он отправлялся в путешествие и посетил много разных мест. В тех местах не было мобильной связи, телефон то и дело разряжался, а однажды его рюкзак упал в реку… После этого он только иногда мог одолжить телефон для звонка в какой-нибудь деревне, к тому же, из-за разницы во времени бывало трудно определить подходящее время для звонка.
При любой возможности он отправлял электронные письма или же писал обычные, однако, невозможность немедленного соединения порождала небрежность, позволяющую думать «в следующий раз», «вот дойду до следующего пункта, ещё раз попробую…» Но если смотреть в корень, это были просто отговорки.
Как бы там ни было, но в команде были люди, которые поддерживали связь со своими жёнами, мобильный телефон был упакован в герметичный чехол, в наручных часах имелся встроенный будильник, который включался в настроенное время, строго фиксируя десять минут разговора, пусть даже это будут невыразительные и равнодушные приветствия.
Над ним посмеивались, а он только беспомощно улыбался:
- Всё не так, я просто боюсь, что она сбежит!
Кто-то посочувствовал:
- Вот именно! Я в прошлой экспедиции пробыл полгода вдали от дома, и моя жена… маленькая поправочка, бывшая жена прислала заявление на развод, собрала вещи и уехала к родителям.
В этой команде собрались опытные путешественники, Ду Яньмо принимал участие в походе как носильщик и помощник, зарабатывая скудные средства, чтобы достигнуть следующего пункта, где можно будет бегать. Все эти люди увлечённые и свободные, но стремление принадлежать кому-то, быть связанным с кем-то – это врождённое человеческое стремление на уровне инстинкта. Вся компания сочувственно вздыхала, а один взрослый мужчина заметил странное молчание Ду Яньмо и спросил:
- Ну, а ты? Не поверю, что у такого красивого парня и нет девушки! Что она тебе сказала?
Ду Яньмо долго раздумывал, потом сдержанно улыбнулся и ответил:
- Он сказал, что будет ждать меня.
(Напоминаю, в китайском языке он и она обозначаются одним местоимением –;, t; - тха; и отдельное местоимение женского рода; (t;) тоже звучит так же).
В его улыбке таилась такая сладость, о которой он сам даже не подозревал. Мужчина с завистью вздохнул:
- Ай, молодец, вот и хорошо…
Но тот, кого бросила жена, возразил:
- Забудь, её слова не заслуживают доверия. Жизнь очень коротка, настолько коротка, что невозможно представить, что кто-то будет растрачивать её попусту на ожидание другого человека.
Он пыхнул сигаретой и тихо добавил:
- Тем более, когда это касается женщин, для них молодость важнее всего на свете…
Ду Яньмо хотел возразить, что его любимый человек не такой, к тому же, он не женщина… но этого говорить было нельзя, пришлось промолчать. Взрослый мужчина истолковал по-своему его молчаливую задумчивость и сразу выступил с советом:
- Парень, вот что я скажу, хотя ты, конечно, можешь и обидеться на мои слова, вот только, если ты на самом деле очень любишь свою жену и не хочешь, чтобы она от тебя ушла, тогда найди способ сделать её беременной! Из-за детей женщины становятся намного уступчивее…
На что от других посыпались возмущённые возгласы:
- Это слишком подло!
- Да!
Ду Яньмо молчал. Для начала, двое мужчин просто не могут забеременеть, и им не нужно заходить так далеко, чтобы уладить проблему. Он вспомнил тот первый день рождения Ань Жюле, когда тот попросил купить ему чашку. Тогда Ду Яньмо понял, что любимый на самом деле хочет не чашку, у него достаточно чашек. Он хочет другого, «самого лучшего, самого ценного и дорогого…» После этого он сделал чашку своими руками и вырезал на ней те слова. Он хотел донести до мужчины свою мысль: «единственное моё желание в этой жизни – это чтобы ты был счастлив». И передавая ему эту чашку, он вместе с ней как бы передал в его руки свою жизнь. Партнёр был очень счастлив и сказал ему:
- Именно такую чашку я хотел больше всего.
В тот момент Ду Яньмо поклялся, что даст ему всё самое лучшее, в том числе, конечно же, и самого себя, но для этого он должен стать достойным его, а он пока ещё не вышел на самое лучшее место: пока у него только седьмое, восьмое, пятнадцатое место… Он всё оценил и взвесил про себя, и только взятое в прошлый раз пятое место посчитал достаточным для того, чтобы вернуться. Ничего, это не важно, у них двоих ещё вполне достаточно времени, как минимум, вся жизнь.
Он верил, что этот человек его дождётся. И он непременно вернётся, когда станет самым лучшим, самым достойным.
…….
Теперь он понял, что слишком заблуждался. Не говоря о том, что он хотел этого ради Ань Жюле, но он не мог определить даже свои истинные, внутренние потребности, сосредоточившись целиком и полностью только на беге. Пробежав по всему миру и выйдя наконец на четвёртое место в Сахаре, он искренне возгордился этим прекрасным результатом, он вернулся, чтобы наслаждаться жизнью, но этот человек ушёл. Ушёл совершенно, даже ни единого волоска не осталось.
Ань Жюле смотрел на него:
- Ещё есть вопросы?
«Есть, конечно есть, их даже слишком много». Стоило только посмотреть на этого возмутительно спокойного мужчину, и он не знал, как произнести те слова, которые накопились за эти годы. Особенно после того, как при встрече ему сделали вид, что знать его не знают, совершенно отрицая какую-либо связь между ними. Не важно, по какой причине это было сделано, но такое поведение не могло не ранить: в конце концов, что у него на уме?
Ду Яньмо считал себя закалённым прошлым опытом настолько, что это его не заденет, но оказалось, что это не так.
Стоявший молча напротив него Ань Жюле почесал нос:
- Эй, я бы хотел сходить в туалет.
- Да.
«Что да?! Под таким лютым взглядом разве что чёрт поссать сможет!»
Мир тесен, уклоняться от встречи с юношей не имело смысла. Ань Жюле сокрушённо вздохнул и предпочёл направиться в отдельную кабинку, но не ожидал, что Ду Яньмо войдёт следом за ним.
- Что ты…
Протест не дошёл до цели, его сразу крепко обняли сзади. Юноша был выше, и ему пришлось наклониться, чтобы поцеловать Ань Жюле. В ответ на его неосознанную попытку увернуться было укушено ухо… Ань Жюле зашипел от боли.
Слегка заострённые клыки парня застряли в мягкой плоти. Всосав выступившую кровь, Ду Яньмо нежно облизал мочку и втянул в рот. Жаркое дыхание юноши опаляло кожу и щекотно колыхало волосы вокруг лица, было больно, пронзительно… и сладко. Ань Жюле почувствовал такое опьянение, что ноги перестали держать его, не успел он протянуть руку к стене, чтобы опереться, как его притянули к себе и глубоко поцеловали.
- М-мм…
Их тела понимали друг друга без слов, ка;к воспламеняется взрыватель страсти – это на уровне инстинкта. Губы Ань Жюле расслабились, позволяя языку юноши беспрепятственно вторгнуться и перепробовать каждый дюйм его рта. Проникновение языка в рот и вылизывание слизистой вполне может классифицироваться, как бесцеремонное поведение, но из-за разного душевного состояния оно определялось ими не одинаково.
Ань Жюле не сопротивлялся, зачем сопротивляться? Ему нравился юноша, ему нравилось всё, что бы он ни делал. Он не видел смысла идти против истины, так же, как не имеет смысла муравью трясти дерево. Если плоть человека так же, как и его душа, имеет память, то так же, как его память чиста, так и плоть его давно очищена от прошлого, и давно принадлежит юноше. В этой жизни у него больше никого не будет, толь-ко он… Только он, и больше никого.
Их рты бесстыдно совокуплялись, звонкие, слюнявые чмоки отражались эхом от стен пустого туалета, и опомнились они только когда у обоих встало. Фактически похоть охватила их ещё в съёмочном павильоне, когда они оказались друг перед другом, им оставалось только сожалеть, что нельзя моментально соединиться, пренебрегая праздными зрителями.
Орудие парня дерзко упёрлось в его поясничные позвонки. Ань Жюле резко развернули и прижали к себе. Теперь они стояли лицом к лицу, глаза Ань Жюле увлажнились, щёки пылали от желания, из прокушенного уха ещё капала кровь. Ду Яньмо остановился ровно на три секунды, вглядываясь в глаза Ань Жюле, словно спрашивая разрешения. Хотя юноша до сих пор по-прежнему стремился доминировать, если мужчина не захочет, он ничего не будет делать. Но если только согласится…
Вряд ли Ань Жюле мог управлять последующей ситуацией. Взгляд юноши сказал ему: «возможно, я буду немного грубым». Во всяком случае, умереть от этого Ань Жюле не боялся. Он рассматривал лицо Ду Яньмо, наконец поднял руку, осторожно лаская кончиками пальцев его брови, глаза, щёки. Черты его лица раскрылись ещё глубже. Во взрослом возрасте изменения за один-два года не бросаются в глаза, но в юном возрасте производят потрясающий эффект.
Ань Жюле признавал, что у него не хватило мужества принимать в этом непосредственное участие, наблюдение издалека приносило больше счастья, чем переживаний.
Его ласковые прикосновения так тронули Ду Яньмо, что его глаза загорелись, в этот момент ему хотелось только обнять мужчину покрепче и излить ему душу, но он сдержался. Даже безразличные слова его письма не причинили ему такой боли… Если это всего лишь дешёвое сочувствие, он в нём не нуждается. Семь лет назад ему было достаточно такого сочувствия, достаточно простой симпатии, лишь бы быть рядом с ним. Но теперь, семь лет спустя, Ду Яньмо уже знает, что стремится к гораздо большему, чем это. Он перехватил запястье мужчины, давая понять, что не хочет.
Губы ошеломлённого Ань Жюле дёрнулись:
- Прости. Я потрогал не то место.
Его другая рука метнулась вниз, и сжала это место. Там, под толстой джинсой топорщился налившийся бугор, но он был не в том положении, чтобы что-то говорить, его собственное состояние было едва ли не таким же. Сейчас он очень торопился, не было времени разводить канитель, и он мысленно представил… ладно, пусть это будут пустые промежутки между белыми облаками, такой отвлечённый образ не позволит случиться слишком быстрой «доставке товара». (Ценный товар – аллегорическое название спермы; речь идёт о преждевременном семяизвержении).
Собираясь заняться таким делом, в котором рот не используется как орган речи, Ань Жюле без колебаний опустился на колени, одновременно стягивая с парня джинсы и вспоминая его крупный аппарат. Нос уловил знакомый, козлиный запах, сразу вступивший в гармонию со специфической смесью туалетной вони и дезинфицирующих средств – труднообъяснимый афродизиак. Парень в этом месте по-прежнему очень большой, к тому же… кажется ещё подрос? Да нет, не кажется. Ань Жюле натягивал рот на член, а в мозгу словно мелькал счётчик с цифрами параметров и в конце одно слово – «;! Этого просто не может быть, это противоречит науке!»
Его рот безотчётно сделал глотательное движение, и Ду Яньмо тихонько ахнул и застонал, закрыл глаза, а его руки медленно погладили голову Ань Жюле, зарываясь пальцами в волосы; это означало, что ему очень хорошо. Такой же, как в прошлом, отклик юноши возбуждал Ань Жюле. Стоило только вообразить, как этот предмет вторгается в него, как пах охватило жаром, а усердие рта и языка увеличилось в геометрической прогрессии.
Он сжал в ладони член юноши и неторопливо провёл языком от яичек до устья головки, всосал уздечку – там у Ду Яньмо очень чувствительное местечко, уретра сразу отозвалась дрожью и выделила прозрачную «слюну». Ань Жюле снова широко открыл рот и припал к крупной головке, чтобы медленно выпить эти соки. Они похожи на обильный пот, солоноватые, с лёгкой горчинкой. Они принадлежат юноше.
От этой мысли Ань Жюле почувствовал, насколько ему мало только съесть это. Он постарался расслабить рот, чтобы заглотнуть ещё больше, ещё глубже, он хотел дать ему небывалое, ни с чем не сравнимое удовольствие: «такое, чтобы у тебя потом вставало только от одного воспоминания об этом минете, даже когда ты после моей смерти будешь стоять на моей могиле». Ради этого стоит умереть.
Прямой, как стрела, член юноши имел значительную длину, к тому же, от резкого прилива крови вены на нём вздулись, при любом неосторожном движении он вполне мог перекрыть дыхание. Ань Жюле с большим трудом вобрал в рот две трети и как раз терзался сомнениями: остановиться на достигнутом или продолжать заглатывать дальше, и тут…
- Ай, какая тяжкая получилась фотосессия, - пожаловался какой-то мужчина, открывая дверь в соседнюю кабинку и входя внутрь.
Ему ответил другой:
- Жаль, что это мужчина, в прошлый раз моделью была женщина, сначала договорились, что попозже сделаем фотошоп, в результате, как только прибыли на место, сразу раздели… Ай, индустрия моды так жестока, говорят потом, в какое бы издательство она ни пришла, хозяин сразу утаскивал её в укромный уголок… хе-хе, чтобы нырнуть в глубину.
Двое мужчин гнусно захихикали и сразу послышался шум воды. Ань Жюле замер с членом во рту, лихорадочно соображая, «интересно, кто в чью глубину нырял?» и одновременно прислушивался к движениям снаружи, не смея пошевелиться…
- М-м!
Один из мужчин:
- Какой-то звук?
Второй мужчина:
- Вроде да, ты не ослышался?
Оба замолчали и долго слушали, не раздастся ли снова этот звук. Потом кто-то из них засмеялся:
- Ничего, наверное, послышалось.
Они вышли, в туалете стало тихо, и тишина держалась достаточно долго.
- Ох… Кха!
Ань Жюле отодвинулся и прямо на пол из его переполненного рта вылетела слюна, смешанная с выделениями юноши. Пока несчастный мужчина собирал глаза в кучу, парень неожиданно для такой ситуации схватил его за волосы и двинув бёдрами, снова вторгся в его рот. Ань Жюле был вынужден проглотить до конца, так что головка упёрлась в горло, а нос зарылся в жёсткие волосы партнёра. От невозможности дышать его глаза закатились, но он не посмел воспротивиться и издать хоть малейший подозрительный звук.
Теперь кольцо его рта очень расслабилось, он совершенно не хотел стать в дальнейшем темой для разговоров этих людей, мол такой-то и там-то нырнул в унитаз… или его окунули. А главное, для юноши это будет скандал, который его уничтожит.
- Кха… Кха…
Ань Жюле медленно превозмогал удушье, невольные слёзы потекли по раздутым щекам. Ду Яньмо сверху-вниз смотрел на его жалкий вид, думая, как было бы хорошо прямо здесь взять этого испорченного человека, заставить его открыть другой «рот» и не закрывать до тех пор, пока он не наполнит его до краёв, и как было бы хорошо, если бы он забеременел, тогда он не смог бы уйти от него, не смог бы покинуть… Тогда он принадлежал бы только ему одному.
Он наклонился, сжал мокрый подбородок Ань Жюле и спросил:
- Ты можешь встать? Если можешь, повернись и обопрись руками о сливной бачок… Я буду лизать тебя, ты станешь влажным, очень влажным и очень-очень мягким, и тогда я войду в тебя.
Ань Жюле поднял на него растерянный взгляд, это было слишком заманчивое предложение. Ему и хотелось, и кололось… и он не смог отказаться. Он с трудом поднялся на дрожащих, обмякших ногах, покорно повернулся к бачку, оперся на него… и выставил зад.
Ду Яньмо огладил его круп сначала через брюки, дошёл до переда, расстегнул пуговицу на поясе и потянул молнию вниз… Каждое движение медленное и уверенное, он использовал одинаково правильные приёмы, вызывающие томление, предвкушение. Одна рука играла со стоявшим навытяжку членом, другая, отодвинув одежду, погладила живот, поймала пока ещё мягкий и нежный сосок, потёрла.
- Да… - едва слышно простонал Ань Жюле, краем глаза подмечая, какие короткие, красиво подстриженные ногти на пальцах руки, ласкающей его член. Возможно, этого требует его нынешняя работа, но если есть хотя бы сотая доля процента, что мальчик помнит его давние наставления, думать так ему было бесконечно приятно. Так приятно, что Ань Жюле поймал руку, теребившую его сосок, притянул к губам, втянул в рот и мягко прикусил подушечки пальцев. Совсем как котёнок, играющий с ласкающим его человеком.
Потрясённый Ду Яньмо отчётливо вздрогнул и невольно сильнее сжал член Ань Жюле. Последний тихо вскрикнул, выражая обиду: положим, он мазохист, и ему нравится немного боли и грубого обращения, тем не менее, излишнее применение силы заставляет его чувствовать страх, что его по-настоящему поранят… и приводит в растерянность.
Этого человека никогда невозможно поймать. Стянув с Ань Жюле брюки, юноша присел на корточки, развёл в стороны ягодицы и припал языком к анусу. Когда влажный и сильный язык начал интенсивно вылизывать чувствительную область, Ань Жюле не смог сдержать стонов, почти два года его не открывали, и внутри сразу всё задрожало, кишка пришла в движение, автоматически выделяя скользкий кишечный сок.
Даже если в момент проникновения будет небольшая боль, она не повредит, но Ду Яньмо продолжал действовать языком и пальцами, и вот уже влажные выделения потекли из промежности Ань Жюле, вдоль по бёдрам до самых голеней. В следующую секунду подключился третий палец, и теперь все три свободно входили и выходили.
- Ах!
Глаза Ань Жюле широко распахнулись – задетая простата послала мощный импульс, и головка члена сразу заныла, мгновенно выбросив несколько капель густой белой жидкости.
- М-мм…
Дрогнувший член ясно сигнализировал об оргазме, однако в яйцах по-прежнему сохранялся большой запас спермы, а заднее отверстие страдало от зуда, вынуждая его просить:
- Хватит…
Парень, словно не слыша, гладил туда-обратно напряжённый член Ань Жюле, ласково, медленно, ровно с такой силой, чтобы он не кончил опять, и чтобы не было больно. Ань Жюле было жарко до головокружения, он не понимал, чего добивается юноша. Его ущипнули за левый сосок, вызывая громкий стон, в этот момент Ду Яньмо склонился над ним и что-то прошептал на ухо. Ань Жюле широко распахнул глаза и покачал головой:
- Не надо…
Парень ничего не ответил, лишь стал интенсивнее тереть член Ань Жюле, тот всхлипнул:
- Нет… Сейчас… у меня не получится помочиться… - он хотел только эякулировать.
- Расслабься, ты слишком напряжён…
Ду Яньмо нажал на низ живота Ань Жюле, который был твёрже, чем обычно:
- Здесь кажется много накопилось… Давай? Я разрешаю.
«Раскомандовался! Разрешает он!» - очень захотелось возразить Ань Жюле, но самое страшное, что Ань Жюле и сам понимал, что еле терпит… У юноши была потрясающая способность подавлять, раньше он иногда заставлял его помочиться, чтобы кончить попозже и даже носил его в туалет. Пальцы Ду Яньмо шевельнулись внутри Ань Жюле и с усилием надавили через кишку на мочевой пузырь. Ань Жюле вскрикнул и почувствовал, что выделения мгновенно стали интенсивнее. Ду Яньмо отодвинул крайнюю плоть, обнажая головку члена, и одновременно согнутым указательным пальцем ткнул в уретру, заставляя её раскрыться растирающими движениями. Ань Жюле не выдержал:
- Пошло;… Пошло;…
Ду Яньмо притворился, что не понимает:
- Что пошло;? Сперма?.. Или моча?
Ань Жюле не смог ответить, и светло-жёлтая жидкость хлынула из уретры. Ду Яньмо поддерживал ствол и направлял, чтобы брызги не полетели мимо унитаза. К таким вещам привыкнуть невозможно. Ань Жюле заливался стыдливым румянцем, между тем моча вытекала прерывистыми толчками; наконец, Ду Яньмо заботливо стряхнул последнюю каплю, затем оторвал кусок туалетной бумаги, промокнул конец и совершенно довольный, поцеловал багровое ухо любовника.
Не успел Ань Жюле перевести дух, как пальцы покинули анус и вместо них нечто огромное и горячее стало протискиваться в его зад, с хорошо знакомым напором пробивая дорогу во внутреннем канале. Даже после долгого перерыва в сексе тело не забыло этот счастливый путь к удовольствию, тугая тропинка раскрывалась и жадно присасывалась к горячей мужской плоти, не собираясь расставаться с ней даже под страхом смерти.
Ду Яньмо нахмурился, обильный пот капал с кончиков его волос:
- Какой же ты узкий…
Он слегка сдал назад, потом снова вторгся, но внутри по-прежнему было настолько тесно, что член сдавило до боли. Парень опустил крышку унитаза, поднял левую ногу Ань Жюле, высвободив её из брючины, и поставил сверху, заставляя очко раскрыться ещё больше.
- Ах! – вскрикнул Ань Жюле.
Когда большая часть орудия вошла в него, его плечи невольно приподнялись, голова повисла, нежная белая шея при этом выглядела особо соблазнительно на взгляд Ду Яньмо. Вероятно, по причине смешения рас пропорции тела Ань Жюле были немного длиннее, чем у обычных людей. И шея, и руки, и стан, и ноги, и габариты члена в том числе. И конечно нельзя не упомянуть белую, как фарфор и гладкую, как превосходный шёлк кожу – на этого мужчину невозможно было налюбоваться.
Под настойчивыми ласками партнёра ствол, немного размякший после мочеиспускания, постепенно восстанавливал твёрдость и непрерывно дрожал. Если до этого Ду Яньмо сомневался и был не уверен, то теперь убедился окончательно: с этим человеком не сравнится никто другой.
Когда он качнул бёдрами, Ань Жюле двинул поясницей навстречу, по инерции направляя его в своё самое чувствительное место. Во всём теле отзывались все эрогенные зоны, которые они оба развивали все те годы, что притирались друг к другу. Безупречно.
Его внутренняя жадность была больше похожа на признание: как он соскучился, как страстно любит. Но сам отпустил мальчика и оставался один, так долго, так долго. По прошествии двух лет такие мысли были немного обидными, и чтобы рассеять их Ду Яньмо поцеловал шею мужчины, потом притянул его за затылок и поцеловал.
- Да… М-мм… - Ань Жюле как в тумане автоматически откликнулся на его язык, подставляясь под сладкие поцелуи.
Поцелуи в ритме совокупления, совокупление в ритме поцелуев, плоть сплавилась воедино во всех самых тонких и чувствительных местах. Ду Яньмо не понимал, он был рядом с мужчиной так много лет, и чем же всё закончилось? Зачем он уехал? В какой-то момент у него возникла иллюзия, что он стремится за своей мечтой, он открывал для себя этот огромный, необъятный мир, но как только этот человек перестал ждать его, он почувствовал, что все красивые места в мире утратили свою привлекательность, и ему захотелось остановиться.
Ду Яньмо обнял его и взмолился про себя: «я всё понял, правда. Прошу тебя, обернись, посмотри на меня…» Но Ань Жюле отвернул голову. Его рот источал стоны, он извивался, развратно распахнув посреди общественного туалета голую задницу, он снова и снова вбирал в себя и выпускал горячую палку парня, но не хотел поворачиваться к нему лицом.
«Я сам виноват… Я имел неосторожность уйти слишком далеко, а в итоге заблудился и забыл обратный путь. Я всё понял, я очень раскаялся, поэтому… прошу тебя, позволь мне вернуться. Вернуться к тебе».
- Господин Хризантема…
- Ах!
Как только раненое ухо было нежно втянуто в рот, Ань Жюле кончил. Первоначально он кончил только наполовину, потом из-за того, что он сдерживал мочу, член охватило болезненным жаром, и окончательная кульминация получилась довольно жёсткой, понадобилось время, что-бы почувствовать облегчение. Всё это время юноша размеренно двигался внутри него и массировал пальцем копчик, чтобы помочь расслабиться.
Он слишком долго не испытывал такого острого наслаждения, и это вызвало слабость и головокружение. Парень воспользовался моментом, извлёк член и развернул мужчину лицом к себе, задрал ему одно бедро и снова вошёл… Их лица так невыносимо близко, что смешивалось жаркое дыхание, и Ань Жюле невольно отвёл взгляд.
- Посмотри на меня.
Ду Яньмо поднял его подбородок и настойчиво повторил:
- Посмотри на меня.
- …
Его тон был настолько серьёзен, что игнорировать просьбу было невозможно, и Ань Жюле пришлось посмотреть в глаза молодому человеку. К следующему сильному и глубокому удару внизу Ань Жюле оказался не готов, он жалобно всхлипнул. И каждый раз, стоило только ему отвести взгляд, он получал очень болезненный удар. Ань Жюле ничего не оставалось, как только послушно смотреть в глаза любовнику.
- Ах! Ах! А-аах! Полегче, полегче… Так нельзя…
Глаза партнёра горели, он так неистово и свирепо вгонял в него орудие любви, как будто хотел разорвать его плоть, перебить кости и достать до самого важного внутреннего органа – сердца. Под этим нарастающим мощным потоком желания Ань Жюле перестал уклоняться от болезненных толчков. Он обнял парня за плечи и крепко прижался к нему, думая: «По крайней мере, в эти минуты наша шкала времени совпала, и разрыв в возрасте пришёл к нулю».
Глава 3 «Большие амбиции»
Давно ещё, как-то раз Ду Яньмо спросил его:
- Господин Хризантема, ты когда-нибудь видел пустыню?
Пожалуй, с этого вопроса и началось всё, что произошло после. Если на то пошло, это не та тема, которую следует поднимать в разговоре после того, как легли в постель… Но Ань Жюле давно привык, что его любовник не играет по общепринятым правилам. Что ещё скажешь о парне, который мог спокойно сказать человеку, с которым только что вступил в плотскую связь: «Мне нравится другой человек». Подростку в высшей степени наплевать, подходит или нет обстановка для таких разговоров. Школьник, что с него взять.
Ань Жюле смотрел телевизор. В последнее время мальчишка стал совершенно телевизионным ребёнком, особенно пристрастившись к одной научно-популярной передаче «Очевидное-невероятное», * в которой в миллионный раз рассказывалось о древней цивилизации, скрытой песками пустыни. Ведущий взахлёб будоражил воображение телезрителей:
- Это на самом деле потрясающе! Нет! Неужели! Думайте! Обсуждайте! О! А вы как считаете?
(*Приём адаптации, название телепередачи;;;;; дословно переводится “Бывает или не бывает”).
Упомянутый телеведущий:
- Я покажу вам…
Больше ничего не добавив, он пустился в пляс, нелепо размахивая руками и дрыгая ногами.
- Согласно преданию, это танец благословения, который племя Коло; не показывает людям из внешнего мира, они подпрыгивают семь дней и семь ночей, чтобы призвать дух дракона, который исполнит три желания…
- …
«Да, довольно весело, кто-то ведь и поверит». Ань Жюле зевнул:
- Как минимум, это выглядит совсем не так.
Ду Яньмо смотрел телевизор, весь поглощённый передачей:
- Как было бы хорошо поехать туда, побегать там, посмотреть хоть раз…
Лицо юноши было неподвижно, но в глазах горела мечта. Ань Жюле – типичный испорченный комфортом городской житель, он ни за какие коврижки не согласился бы ехать куда-то к чёрту на кулички, в места, где нет даже унитаза со смывом. По сравнению с молодым любовником, настроенным на романтические и опасные приключения, он уже давно стал равнодушным и скучным взрослым…
- Хорошо, если хочется – отправляйся.
Ду Яньмо спросил:
- А ты не поедешь?
Ань Жюле категорически отказался:
- Нет.
Но увидев, как потухли ясные глаза юноши, как он потерянно опустил взгляд, Ань Жюле проникся любовью и сочувствием. Он улыбнулся, обнял мальчишку за плечи и ласково поцеловал:
- Я не поеду, но буду ждать твоего возвращения.
Ду Яньмо слушал и хлопал глазами.
Ань Жюле:
- Я никуда не денусь.
Обрадованный мальчишка порывисто обнял любовника и поцеловал. Ань Жюле посмотрел в его непроглядно чёрные, и в то же время невероятно прозрачные и чистые глаза, сделал телевизор потише и спросил:
- Эй… Давай ещё разок?
- … Угу.
Пусть это будет очередной банальностью, но испокон веков соблазнение было лучшим способом отвлечь возлюбленного от других интересов. И пусть его убьют, но он никогда не признается, что дико ревнует мальчишку к этому старому болтуну из телевизора с его «мы уходим на рекламу, оставайтесь с нами!»
Ань Жюле не возражал против того, что юноша рано или поздно захочет куда-то поехать, и он был готов ждать его. Ждать до тех пор, пока тот перестанет возвращаться. Ему просто требовалось, чтобы пока они вместе, каждую минуту… чтобы до миллисекунды, микросекунды, наносекунды всё внимание любимого мальчика было сосредоточено только на нём.
Сейчас его собственнические желания вышли за пределы здравого смысла, и всё потому что Ань Жюле чувствовал, что их отношения подобны песочным часам. Как песок, уплывают, исчезают час за часом, кажется, совсем незаметно. И он сидит перед этими часами и подставляет ладони, чтобы хоть как-то остановить неумолимое течение времени, но песок проскальзывает сквозь пальцы. Его невозможно схватить и удержать, остаётся только смириться с судьбой и разжать руки.
Если он искренне не хочет разрушать мечты подростка, он не должен привязывать его к себе, и Ань Жюле не хотел этого. Всё, что ему оставалось, это только ждать. Ждать, пока закончится песок и смотреть, как повернётся судьба. Так, вместе они подошли к восемнадцатилетию юноши, в тот год он «уехал» на летние каникулы в своё первое путешествие.
Поскольку в школу подросток пошёл с опозданием, учился он во втором классе старшей школы (11-й класс), хотя и достиг совершеннолетия. Не говоря уже о том, что для того, чтобы уйти от уголовного преследования за совращение, предстояло терпеть ещё два года. Ань Жюле подходил к этому вопросу со всей ответственностью и даже в длительные периоды летних и зимних каникул не допускал ночёвки юноши в своём доме дольше недели. Ду Яньмо это всегда расстраивало, но на этот раз он сам сказал:
- Я хочу пойти в экспедицию вокруг острова.
- Что?
Оказалось, что юноша уже давно запланировал это путешествие. Все два года старшей школы он непрерывно работал и всячески экономил. По его словам, он договорился с несколькими интернет-друзьями, с которыми его объединяли общие интересы, отправиться в длительный марафон вокруг острова Тайвань, останавливаясь на ночлег в разных местах по пути.
Команда отправилась в путь, не имея чётко разработанного маршрута, поэтому, чтобы замкнуть этот круг им потребовалось около двух недель. (Для справки: береговая линия острова Тайвань составляет 1566,3 км). Ду Яньмо бегал быстро, к тому же, он любил бегать и каждый день бегал не менее двух часов. В первый год обучения в старшей школе он вступил в легкоатлетический клуб. Он неоднократно заявлял, что чувствует себя там не комфортно и впоследствии вышел из клуба, выдержав всего год.
Ду Яньмо объяснял это так:
- Мне не нравится видеть финишную черту в конце дистанции, я хочу бежать без ограничений и смотреть на мир, который бесконечно открывается передо мной.
Ань Жюле поинтересовался, зачем же тогда он терпел целый год? На что Ду Яньмо очень разумно ответил:
- Тренер научил меня очень многим полезным вещам.
Это правда. Иногда, выходя с ним на пробежку, Ань Жюле отмечал, что осанка юноши стала более отточенной, что он делает меньше лишних движений и более рационально пользуется дыханием; хоть он и состоял в клубе, он по-прежнему подавал заявки на участие во всевозможных состязаниях по бегу на длинные дистанции, добиваясь неплохих результатов. И пусть призов он завоёвывал не так уж много, но плюсы всё-таки перевешивали минусы, в конце концов суммируясь в хороший итог.
Однако, хорошие итоги на хлеб не намажешь, в лучшем случае они просто подогревали интерес, поэтому Ань Жюле не препятствовал. Пока юноша не повзрослел и не столкнулся с реалиями жизни, Ань Жюле хотел благоволить к нему и отпускал делать всё, что парень хотел. Естественно, за исключением криминала и вреда здоровью. Ань Жюле напутствовал его:
- Развлекись хорошенько и не забудь привезти мне чего-нибудь вкусненького из местных деликатесов.
- Угу, - и мальчик отправился в путешествие.
В день его отъезда Ань Жюле долго смотрел ему вслед, полный надежды и предчувствия, что скорее всего эта сцена прощания в ближайшее время повторится ещё не раз.
Прошла неделя. Ду Яньмо при каждом удобном случае присылал ему сообщения, сопровождая их фотографиями, большинство из которых содержали пейзажи и местные деликатесы.
«Я хотел купить это, но у него через три дня истекает срок хранения».
Ань Жюле утешал его:
«Не важно, мы купим это по интернету».
Ду Яньмо:
«Я очень хочу купить тебе это. Т_Т»
Вай-вай, ещё и смайлики освоил?! Ань Жюле:
«Тогда сделай с этим селфи и пришли мне».
И добавил:
«В голом виде».
Ду Яньмо:
«=_=».
Ду Яньмо прислал фотографию… жаль, что не в голом виде. На фото он с застывшим, словно вырубленным из камня лицом держал упомянутый местный деликатес и был похож на своего рода антирекламу «Ни в коем случае не покупайте ЭТО». Гаджет заведомо плохой, пикселей мало, изображение тусклое… но зато очень искреннее.
Вернулся он загорелым, довольным и счастливым. Ань Жюле редко видел его таким, и по сердцу медленно разливалось тоскливое чувство одиночества. В следующую минуту мужчины крепко обнялись, Ань Жюле завалили на диван и немедленно овладели… Говорят, одна небольшая разлука по накалу страсти превосходит свадьбу, после оглушительного «финала» Ань Жюле не мог стоять на ногах и даже пожаловался:
- Ты всё-таки принимай во внимание мой возраст…
Ду Яньмо:
- Тебе же слегка за двадцать, разве нет?
Ань Жюле мгновенно заткнулся. Ду Яньмо:
- Что, не так?
- Ха-ха-ха-ха… - Ань Жюле закатился неестественным смехом, думая про себя: «Я не могу допустить, чтобы он узнал… Ещё год… Подожду, пока мальчик окончит школу, тогда признаюсь».
Как всегда, судьба безжалостно посмеялась над ним, не дав ему этого шанса. Потому что в этом же году юноша окончил школу и сказал Ань Жюле:
- Мой друг спрашивает, не хочу ли я поехать вместе с ним в Австралию на три месяца, работать и учиться.
Ошеломлённый Ань Жюле спросил, сколько лет этому другу. Ду Яньмо ответил:
- Тридцать. Если он не поедет в этом году, больше у него такой возможности не будет.
Круг общения Ду Яньмо очень узок, с ровесниками он не ладил, эта проблема в старшей школе так и не решилась, но у него было много знакомых в соцсетях Интернета, разных по возрасту, но объединённых одним интересом. Ду Яньмо пояснил, что изначально этот друг хотел ехать с другим человеком, но тот в последний момент передумал, а тут как раз Ду Яньмо окончил школу и ещё не определился с целями в жизни, поэтому предложение съездить за границу пришлось как нельзя кстати.
Рассказав всё, Ду Яньмо навалился на Ань Жюле и заглядывая в глаза, спросил:
- Можно?
«Можно… Ещё и в глаза заглядывает, как тут признаться?». Ань Жюле помолчал и отговорился стандартной фразой:
- Развлекись там хорошенько и привези мне местных деликатесов.
Глаза Ду Яньмо сразу засверкали, он вздохнул с явным облегчением и принялся весело тискать его и целовать, а Ань Жюле горько усмехнулся, «оказывается этот мальчишка считает, что я могу на него рассердиться?» Его немного огорчало только то, что этот ребёнок, когда-то умолявший не бросать его, теперь начал искать собственное жизненное пространство. Точно так же маленькие дети ищут опору в своих родителях, а вырастая, покидают их…
Поэтому Ань Жюле не принимал всерьёз мольбы подростка, хотя и понимал, что в те моменты мальчик был вполне искренен. Ребёнок искренне готов был отказаться от своих принципов и достоинства, добиваясь всего лишь его любви и нежности, и Ань Жюле едва не испортил парня, а потом усердно старался это исправить…
Они любят друг друга, но прежде всего они люди. Человек есть существо независимое, он должен иметь своё «я», его нельзя принуждать и связывать. Ань Жюле неустанно внушал ему, что мужчина должен ставить перед собой высокие цели, что он должен идти и познавать большой мир, что это естественно и хорошо.
У него всегда было достаточно возможностей, тем более, как любящий человек он и в мыслях не имел настаивать на том, чтобы юноша заботился о нём в старости, провожал в последний путь и принял в ладони его прах. Реальность многих потащила за собой, сначала вынуждая пойти на уступки, а потом, день за днём в процессе уступок заставляя забывать первоначальные намерения и бездумно растрачивать время… Он чувствовал сожаление. Возможно, самый верный способ показать настоящую любовь – это вовремя отпустить. Ду Яньмо поцеловал его и заверил:
- Самое большее, через полгода я вернусь.
Ань Жюле грустно рассмеялся, как же это похоже на то, как в прошлую эпоху ученик каллиграфа, отправляясь в столицу сдавать экзамен, давал обещание своей девушке непременно вернуться и сыграть свадьбу.
- Я так и не получил свой подарок на помолвку, - пошутил Ань Жюле.
Ду Яньмо задумался:
- Слепить тебе ещё одну чашку?
Ань Жюле покачал головой:
- Не надо, одной достаточно, слишком много ни к чему.
Прошло чуть больше месяца, Ду Яньмо собрал вещи и отправился в Австралию. Снова Ань Жюле проводил его взглядом, вспоминая древнее изречение: «из десятерых, обещавших вернуться на родину в парчовых одеждах ** и сделать тебя женой первого среди лучших и лучшего среди первых, в итоге все десять цеплялись за власть и богатство, и брали в жёны императорских дочерей. И они вовсе не были предателями и изменниками, просто, когда человек долго находится вдали от вас, его сердце перестраивается».
(**Идиома;;;;- y;j;n hu;nxi;ng – “вернуться на родину в парчовых одеждах”, обр. вернуться, сделав карьеру; вернуться, добившись успеха; вернуться победителем, вернуться с триумфом).
Для Ду Яньмо теперь время летело быстро, вот уже прошло почти четыре месяца, всё время в работе, количество сообщений день ото дня всё уменьшалось; кроме того, человек за границей подчас сталкивается со многими неприятными вещами, вроде насмешек над акцентом, неожиданного отторжения из-за цвета кожи, опять же воспаление глаз из-за нарезки лука… В разговорах по телефону всё чаще можно было услышать унылые нотки разочарования и упадка духа.
Ань Жюле слушал его, и ему становилось не по себе. Он шутил, продолжал любить и поддерживать, отчаянно переживал за своего мальчика. Ещё бы, он же благословил его на эту поездку не для того, чтобы ребёнок мучился. И он неоднократно говорил ему:
- Если ты устал, брось, не делай этого.
Ду Яньмо отвечал, что ничего страшного, он выдержит, но жаловался всё реже и реже, а на вопросы Ань Жюле «Всё ли в порядке?» он отвечал:
- Всё хорошо.
Он явно не хотел беспокоить, и Ань Жюле перестал спрашивать.
Он по-прежнему следовал своей привычной жизни в каменном городе, а когда тоска становилась невыносимой, он рассматривал присланные ему фотографии. Юноша выглядел на них хорошо, но не очень фотогенично, не важно, было ли это селфи или фото, снятое кем-то, он был похож на здоровый эрегированный JJ – очень напряжённый. Однако, Ань Жюле это нравилось.
Он ждал с таким нетерпением, что даже распечатал фото на принтере и положил в ящик своего рабочего стола и то и дело открывал его и смотрел. Ю Юй заметила это и спросила:
- Какой это восходящей звёздочкой ты увлёкся… А? Не знаю такого, это какой-то дебютант? Фотки паршивые, он никогда не станет популярным.
Ань Жюле посмотрел на неё, как на пустое место, подумав: «вот и хорошо, что не станет популярным, значит, будет принадлежать только мне до конца времён».
Ближе к концу года Ду Яньмо вернулся. И как только закрыл дверь, сразу, прямо в прихожей… Да, разлука разжигает страсть почище свадьбы, ****ь, твою мать, просто голова кругом, за все выходные Ань Жюле и полшага из постели не сделал. Естественно, они не занимались этим ежеминутно, Ань Жюле не всегда мог выдерживать неутомимость юноши; по большей части они просто лежали в обнимку, и он слушал рассказы мальчика о тех прекрасных местах, где он побывал.
В Австралии он тоже участвовал в забегах на длинные дистанции, и на фоне здоровенных бегунов-иностранцев Тайвань в его лице был представлен весьма достойно. Парень не переставал подчёркивать:
- В следующий раз я непременно стану чемпионом.
Ань Жюле улыбался, гладил его по голове и соглашался:
- Обязательно.
Ду Яньмо скоро исполнится двадцать, это означало, что Ань Жюле сможет, наконец, вздохнуть свободно, после этого никто не сможет вмешиваться в их отношения. Он хотел устроить праздник на день совершеннолетия юноши. Ань Жюле так долго и с таким нетерпение ждал этого события, уйму времени потратил на планирование церемонии:
- Я расскажу, как это будет, ах…
- Да, кстати, - почти одновременно начал Ду Яньмо.
Он редко перебивал, и вдруг осознав, что любовник не договорил, сразу закрыл рот. Привыкший всегда уступать, Ань Жюле вежливо замолчал, интуиция подсказывала ему, что сейчас он должен дать парню высказаться первым:
- Всё нормально, говори.
Ду Яньмо не сомневался в нём:
- Я в Австралии заработал достаточно денег, я хочу пройти по Великому шёлковому пути.
Когда-то много лет назад один тайваньский спортсмен-супермарафонец выступил с такой новаторской инициативой, в настоящее время нашлись спортсмены, принявшие вызов и заявившие, что побьют предыдущий рекорд, пройдя этот путь предположительно за сто дней. Принять участие несложно, достаточно сделать заявку и внести своё имя в список участников забега. Ань Жюле мысленно уже видел сверкающие бинокли и ободрительные крики: «Покори Памир, нырни в пустыню Такла-Макан, отправляйся на исчезнувшее озеро Лобнор, ***углубись в древние государства! Это так здорово! Да! Это возможно! Подумай! Договорись! Давай!»
(Лобнор – пересохшее солёное озеро на западе Китая, когда-то вдоль его берегов пролегал Великий шёлковый путь).
Ань Жюле не выдержал:
- Мой драгоценный герой, послушай…
Ду Яньмо:
- А?
- Ладно, забудь, - улыбнулся Ань Жюле, - Всё хорошо, познакомься с племенем Коло, не забудь посмотреть на их танцы, может быть, они окажут тебе тёплый приём.
Что касается того, существует ли такое племя Коло и встречался ли с ними юноша, Ань Жюле так и не узнал, потому что Ду Яньмо присылал ему очень мало сообщений. Нужно было предельно сосредоточиться на беге, кроме того, в той местности не было мобильной связи. Жителям больших мегаполисов с высокоскоростными средствами связи это сложно представить, но в мире действительно существуют такие места и их довольно много.
В одном из редких разговоров по телефону Ду Яньмо только успел прочитать труднопроизносимое название местности, где он сейчас находился, и связь сразу прервалась. Ань Жюле зашёл в Гугл и с большим трудом нашёл, где это находится. В этом состязании юноша занял не очень хорошее место, но принимая в расчёт его возраст, спортивные обозреватели в СМИ наперебой расхваливали его перспективы. После того, как Ду Яньмо пробежал множество тренировочных забегов, он вернулся в Китай и заявил:
- В Нью-Йорке есть одна компания, её хозяин китаец. Он сказал, что хочет спонсировать меня, они планируют забег через всю Центральную Азию…
Мальчишка был сильно взволнован и говорил бессвязно, Ань Жюле просто тихо охреневал и гладил парня по щекам, а потом сказал:
- Хорошо, давай, возьми первое место.
Ду Яньмо крепко обнял его:
- Угу.
С тех пор у юноши появился молодой и красивый любовник, и имя ему было – Весь Мир. С самого начала было ясно, что Ань Жюле обречён проиграть ему.
Ду Яньмо получил финансовую поддержку и безудержно отдался бегу. Он был обязан вернуть вложенные в него средства реальными успехами, только так он мог продолжать заниматься любимым делом. После этого он снова и снова уезжал, возвращался, обнимал… короткие разлуки превратились в долгие, любовные узы слабели, юноша проводил с ним всё меньше и меньше времени: одна ночь здесь, а наутро в путь, куда? Безопасный маршрут или нет? Ровная дорога или нет? Гладкая или… Вернётся ли он назад? Неизвестно. Ань Жюле оставался без ответа.
***
Если оглянуться назад, можно увидеть, что такая картина сохранялась почти два года… Ань Жюле вполне мог гордиться собой. Он вёл машину и незаметно потирал задницу. Заметив его маленькие манёвры, Ю Юй спросила:
- У тебя что, геморрой? То-то ты столько времени просидел в туалете…
Ань Жюле:
- … Это другое.
Ю Юй:
- Что?
С геморроем очень трудно вставить. А он вгонял беспрепятственно… Конечно, это другое. Однако, разные вещи приводят к одним и тем же результатам, дома придётся намазать мазью.
Ань Жюле терпел всю дорогу, пока не довёз Ю Юй до редакции. Главный редактор почти никогда не приходила в офис по воскресеньям, но Ань Жюле «повезло» столкнуться с ней, он вытерпел и эту встречу, и утомительную получасовую беседу с начальницей… Маленький негодник не кончил в него, но возможности привести себя в порядок не было, и остатки кишечных выделений доставляли жуткий дискомфорт. И от главной не ускользнули его поёрзывания на стуле:
- В чём дело, у тебя завелись глисты?
Ю Юй склонилась к уху редакторши и прошептала:
- Это… У него геморрой.
- Амбиции? **** При чём тут… - и тут до начальницы неожиданно дошло, - И как давно? К врачу обращаться не пробовал? Ай, это можно считать производственной травмой, несомненно, в Нью-Йорке у тебя были слишком большие нагрузки, нерегулярное питание…
(****Игра слов, иероглифы-омофоны: ;;- геморрой и;;- честолюбие, амбиции; идеалы, цели, устремления. Слова звучат одинаково: 1 - Zh;xi;ng, 2 - zh; xi;ng, джисьян).
Ань Жюле промолчал. Кто бы подсказал ему, какие чувства он должен выразить?
Для начала, после разлуки в этом не было ничего странного. И если короткая разлука добавляет страсти в отношения, то после долгой у человека может поехать крыша; кроме того, для секса, как ни крути, нужны двое, тем более на 70% тут сыграл фактор, что парень сам пришёл к нему в руки… После того, как в туалете всё закончилось, Ань Жюле натянул брюки и вынул из кармана мобильный, делая вид, что ему пришёл звонок на виброрежиме:
- Ся Ми? Твоя мама попала в больницу? Я сейчас буду…
И не важно, что никакого звонка на мобильный не было, он полностью насытился и убежал… Уже во второй раз. Только в ту первую встречу на школьном дворе ему было необходимо найти подростка, а теперь всё было по-другому. Когда-то давно он принял решение: если юноша покинет его, он не станет его искать. «Держись подальше от меня, я больше ни о чём не прошу, только держись подальше. И пожалуйста… отпусти меня. Ты прошёл через мою жизнь, а теперь уходи».
***
Но видимо, ни Бог, ни Ду Яньмо не собирались прислушиваться к его молитве. В понедельник Ань Жюле не успел приступить к работе, как получил звонок от администратора с регистрационной стойки в холле на первом этаже о том, что его кто-то спрашивает. Размышляя, «кто бы это мог быть?», Ань Жюле выглянул со второго яруса редакции на вестибюль и заметив знакомую красивую фигуру, отшатнулся, полумёртвый от испуга.
;…;;;!
Звериная интуиция (?) парня была не хуже, в ту же секунду он поднял голову и снизу посмотрел на него. Ань Жюле машинально присел и сидя на корточках простонал: «Он видел!» Не обращая внимания на недоуменные взгляды, он прополз на карачках до выхода из зала на первый этаж, а потом полным ходом ринулся в редакционный отдел. Влетел запыхавшийся, с искажённым от ужаса лицом. На его заполошный вид Ю Юй отреагировала автоматически:
- Нарвался на кредиторов?
Не совсем так, но где-то рядом. Долг привязанности, это тоже своего рода долг. Он не думал, что юноша найдёт его здесь… Хотя это не так уж и сложно, адрес редакции свободно печатается на внутренней странице каждого издания журнала, ежемесячно, в каждом из двухсот экземпляров, и для того, чтобы узнать адрес, совсем не обязательно обращаться в справочное бюро.
У Ань Жюле разболелась голова. Он слишком хорошо знал настойчивость юноши, сейчас он сбежал, но это лишь временное решение проблемы. Не то, чтобы он совсем был не готов ко встрече, но не ожидал, что не пройдёт и месяца с момента его возвращения в Тайвань, и они столкнутся лицом к лицу. И даже успеют перепихнуться.
Ду Яньмо прокусил ему ухо, и этот след был похож на красную серёжку. Ань Жюле потрогал мочку и со вздохом подумал: «По крайней мере, не сейчас». Пока ранка не затянется, он будет чувствовать себя помеченным юношей. Он позвонил на регистрацию и попросил передать:
- Пусть приходит через пол месяца.
И неожиданно услышал ответ:
- Я буду приходить каждый день всё это время и ждать с трёх до пяти вечера.
Судя по голосу, парень ещё и улыбнулся.
Ань Жюле не понимал смысла в таких действиях, ведь если хочешь перехватить внезапно, разве не лучше не предупреждать? Но не прошло и трёх дней, как он понял глубокий смысл этого необъяснимого поступка. Ду Яньмо каждый день приходил к регистрационной стойке, а поскольку мощь сплетен такова, что нет таких мест, куда они не смогли бы добраться, очень скоро во всём многоэтажном здании все кумушки, до последней уборщицы, знали, что этот красавчик приходит к такому-то и ждёт такого-то.
Ду Яньмо всего лишь просил администратора сообщить о своём приходе, затем проходил в зону приёма гостей и тихо сидел два часа. Не читал книгу, не просматривал журналы, был всем доволен и всем нравился. Барышня на стойке регистрации угощала его кофе, он очень вежливо благодарил… и покорил сердца абсолютно всех. Неуклюжий и стеснительный ещё три года назад, юноша теперь отлично знал, в чём заключается его шарм, и пользовался им в полную силу. Молодой человек всегда обладал приятной внешностью, ему достаточно немного приодеться, и он становился незаурядным красавцем. И ладно бы только женщины… но нет, все люди, без исключения залипали взглядами на нём.
Он ждал кого-то, кто не хотел его видеть. Ясно, что с вероятностью 200% из-за такого поведения люди сочли бы его преследователем, если бы не его красота, благодаря которой он находил сочувствие у окружающих. На четвёртый день люди, которые не знали всей ситуации, начали давить на Ань Жюле:
- Ты просто обязан выйти к нему!
- …
Никому не видимая угроза… Разве юноша таков? Похоже на те угрозы в прошлом, о которых Ань Жюле не забыл, просто за то долгое время, что они были вместе, он привык, что мальчик всегда его слушался и никогда не спорил. Вспоминая то время, Ань Жюле теперь понимал, что тот исходил из своих собственных интересов, хитроумно выстраивая любую ситуацию так, чтобы она не противоречила его личным желаниям. Проще говоря, если Ду Яньмо захочет, он добьётся и даже воспользуется мягкостью характера Ань Жюле, заставив его пойти на компромисс. «Мне конец». Чем больше Ань Жюле думал, тем страшнее ему становилось.
Ведь он пока ещё не настолько популярен, чтобы позволять себе ошиваться здесь без дела? Ань Жюле позвонил агенту Ду Яньмо в надежде, что тот повлияет на парня, но он и представить не мог, что всё обернётся против него же, и агент станет умолять его:
- Будьте так добры, я не знаю, какие между вами проблемы, но решите их как можно быстрее! Я не могу до него дозвониться, он не слушает меня, ва-ва-ва…
Ань Жюле:
- …
Ну и дела, какой ужасный мальчишка, даже агента довёл до того, что тот плачется перед чужим человеком… Так прошло пять дней, и выходные ещё не закончились, когда Ань Жюле пришёл к выводу, что снова оттягивать время – это пустая затея, в этом нет нужды.
Вопреки принятому решению, что нужно всё-таки объясниться, он испытывал неуверенность и никак не мог перешагнуть порог редакционного отдела. Ю Юй впервые видела его в такой необъяснимой растерянности:
- Твой партнёр – амулет, а ты – призрак, поэтому ты так шарахаешься от него?
Всю эту запутанную историю любви Ань Жюле к мальчику Ю Юй выпытала у него ещё три дня назад… Когда ты позволил узнать кому-то, что старше партнёра на целый цикл, само собой разумеется, что встретишь жесточайшие насмешки:
- У Вас, милостивый государь, зубы пока ещё очень хороши, - издевалась Ю Юй.
Ань Жюле буркнул:
- Я слышал, у тебя с твоим разница тоже нехилая.
Ю Юй ухмыльнулась:
- Ошибаешься, как минимум в три раза меньше.
Её муж был моложе её почти на четыре года. Ань Жюле:
- …
Ю Юй:
- Но с другой стороны, мне не нравится, что годы бегут, а я не становлюсь моложе, это ужасно тревожит.
Он должен справиться с этим, не надо беспокоиться… Если бы это был рядовой человек, Ань Жюле мог бы просто заявить в полицию. Проблема в том, что юноша хотя и не обладает бешеной популярностью, всё равно в какой-то мере публичная личность, было бы нежелательно навредить его имиджу. Внезапно его осенило, что мальчишка учёл даже эту мелочь. Он позволял себе появляться в редакции только средь бела дня.
Ань Жюле мрачно посмотрел на Ю Юй:
- Представь себе ситуацию.
- Какую?
- Ты три месяца пытаешься похудеть, все три месяца ты избегаешь любой калорийной пищи, ты успешно сбросила пять килограмм, но к сожалению, окончательной цели ещё не достигла. Твой вес застрял на критической точке и больше не двигается ни туда, ни сюда. В это время один суперзнаменитый французский кондитер предлагает тебе отведать запредельно калорийный шоколадный торт – и ты на него даже не посмотришь?
Ю Юй серьёзно задумалась, у неё даже лицо изменилось:
- Ого… Я лучше болт положу на калории, о-о…
- Правда?
«Ты настоящий друг», растрогался Ань Жюле. Ю Юй сердито сжала кулаки:
- Наоборот, отказаться от шоколадного торта – это уже крайность, такое не прощается!
Ань Жюле:
- …
Его удел – одиночество, оставьте его в покое, «тысячи гор я прошёл в одиночестве, мне не нужны сопровождающие». Ю Юй разжала руки:
- Пожалуйста, подумай, похудеть можно в любой момент, а шоколадный торт от суперизвестного французского кондитера – ты считаешь, тебе каждый день могут такое предлагать? Даже если нарушение диеты войдёт в привычку, и я снова растолстею, что с того?
……
- Чужие любовные чувства как вода, которую пьёт другой человек, - продолжала Ю Юй, - Я не знаю подробностей о вас, но последние несколько лет ты совсем не вспоминал про свой шрам на левом запястье.
Поражённый Ань Жюле неосознанно дотронулся до левого запястья и внезапно понял, что когда-то привычное действие стало ощущаться как чуждое, незнакомое. Ю Юй:
- У тебя не тот характер, ты мазохист, ты боишься боли, но страдания для тебя как любимая специя, без которой суп не суп. Ты не вспомнил ещё одну вероятность, совершенно забыл, потому что память скрыла от тебя… Ха-ха, суперзнаменитый французский кондитер? Бесполезно зарекаться, ты не избавишься от этого.
- Наверное, - Ань Жюле вздохнул, - Мне было трудно, но пока он штурмовал границы своей высокой мечты, я ушёл.
- Действительно, непросто, - усмехнулась Ю Юй и спросила, - Он тебе всё ещё нравится?
- Нравится, люблю до смерти, я весь горю и даже заработал геморрой.
Шокированная Ю Юй сразу вспомнила тот день, когда она заподозрила у Ань Жюле геморрой…
- О-о… так значит ты… значит ты… Неудивительно! Ты не на горшке сидел столько времени, а доил сперму?!
- Угу, - Ань Жюле потёр подбородок, - Но сначала я действительно пошёл в туалет.
«Сначала…» Ю Юй закрыла лицо ладонью и предупредила:
- Учти, если ты надумаешь выйти к нему, я подожду десять минут и вызову полицию.
Ань Жюле:
- Как скажешь.
***
Он вспомнил, что последней травинкой, раздавившей верблюда, была та поездка парня в Тибет. Ань Жюле уже не знал, какая по счёту эта поездка, он уже давно сбился со счёта. Если сейчас спросить Ду Яньмо, что он любит больше всего на свете, первое место занял бы бег, на втором месте оказался бы Весь Мир, ну а бронза, предположительно, досталась бы Ань Жюле. Может быть, и то не факт.
Юноша сообщал о себе всё реже, Ань Жюле не жаловался, и в конце концов тот просто исчез. Он увидел юношу в новостной передаче о подавлении массовых беспорядков на одном из Японских островов. Полиция бросала в демонстрантов бомбы со слезоточивым газом, среди толпы был Ду Яньмо, он защищал какую-то женщину, закрывая её от нападавших. Короткий, как вспышка кадр, мелькнул и исчез. Сердце Ань Жюле забилось как сумасшедшее, даже кончики пальцев задрожали. Он стал звонить Ду Яньмо… Чёрт, недоступен.
Ань Жюле не спал всю ночь, не отлипая от телевизора и без конца набирая номер парня. И благодарил центральное телевидение Тайваня за то, что оно вновь и вновь передавало этот выпуск новостей, за то, что он мог мучительно тосковать, снова и снова глядя на своего мальчика. Он не представлял, как парень мог там оказаться… Нет, в том, где; он был, как раз не было ничего странного.
Наконец, ранним утром Ань Жюле получил от парня известие. Ду Яньмо воспользовался общественным телефоном, в трубке доносился уличный шум и гомон толпы за его спиной. Хотя Ань Жюле провёл ночь в метаниях от страха до настоящей паники, он не злился и постарался задать вопрос как можно спокойнее:
- Как получилось, что ты оказался вовлечён в беспорядки?
Ду Яньмо уже посвящал его в план маршрута и на этот раз описал его снова:
- В нашей команду были ребята из местных, они решили вернуться в страну и разделить с народом бедствия, остальные поехали, чтобы поддержать их.
Ань Жюле:
- А мобильник куда дел?
Ду Яньмо:
- Он у меня выпал во время демонстрации… Я из телефона-автомата звоню.
Это был уже третий по счёту утерянный сотовый. «Ты можешь мне позвонить, а я не могу с тобой связаться. И даже, когда телефон рядом с тобой, ситуация ненамного лучше».
- Ой, время истекло, сейчас контролируют звонки, один человек может разговаривать не больше десяти минут…
- Подожди…
Ань Жюле не успел договорить, а в трубке уже наступила тишина. Раньше, когда юноша только начал выезжать, он каждый разговор обязательно заканчивал фразой: «Я люблю тебя», «Я скучаю по тебе», теперь… Ань Жюле больше не хотел думать об этом.
Теперь у него вошло в привычку каждый день просматривать международную прессу и смотреть новости CNN. Даже Ю Юй обратила на это внимание и спросила:
- Ты собираешься перевестись в какой-то зарубежный филиал?
Ань Жюле ответил со всем пренебрежением, на какое был способен:
- Меня зовут со всех сторон. Как видишь, моя внешность настолько прекрасна, что совершенствовать её уже дальше некуда, приходится переключаться на развитие своего внутреннего мира, а это очень трудно, ты не находишь?
На что Ю Юй выразительно закатила глаза к потолку.
Причина, заставлявшая его поглощать зарубежные новости тоннами, проста и чиста: он хотел иметь хоть какие-то известия о парне, о его перемещениях, и в тоже время он боялся, что где-то опять возникнут беспорядки, а парень окажется в этом месте и снова встрянет в них. Непрекращающаяся тревога извела Ань Жюле настолько, что он даже спать боялся, боялся дурных снов.
К счастью, в конце года он увидел юношу. Естественно не в живую. На телевизионном канале, посвящённом теме туризма и путешествий, вышла небольшая программа о команде молодых людей, которые с рюкзаком за плечами обегали весь мир, покоряя и преодолевая разные сложные обстоятельства. Журналист спросил юношу, зачем он бегает? На что тот ответил только, что следует за своей мечтой.
В фильме «Форрест Гамп» мать героя перед смертью произносит слова:
- Жизнь каждого человека подчиняется ниспосланному свыше плану, в этом и заключается настоящее чудо. Мы не знаем, в чём смысл жизни, и точно так же я не знаю, почему именно я стала твоей матерью. Я просто старалась сделать для тебя всё возможное, и ты тоже должен постараться найти свои жизненные цели и направления. Развивай то, что тебе даровал Господь и верь, что Бог знает, чего ты способен достичь…
И тогда Гамп несколько раз пересёк Соединённые Штаты в поисках своего направления. Ань Жюле подумал, что может быть, Ду Яньмо тоже ищет своё направление и развивает свой талант, стремится найти смысл своей жизни. Когда журналист его спрашивал, он ответил, что ещё не встретил свой смысл жизни. Но Ань Жюле чувствовал, что на самом деле он уже встретил.
Это был специальный репортаж, и картинка с изображением юноши держалась на экране дольше, чем в предыдущих коротких новостях. Среди его спутников были юноши и девушки, они не пользовались косметикой, но их лица были полны радости, и его мальчик перед объективом был таким естественным и красивым, таким воодушевлённым… Очень счастливым… необычайно счастливым.
Ань Жюле никогда не видел его таким, но мальчик выглядел счастливым именно тогда, когда он не мог его видеть. Этот репортаж показали только один раз, Ду Яньмо заметили, и кто-то выпустил ролик в YouTube. В разрозненных комментариях под видео люди сначала хвалили этих молодых людей за смелость, за то, что они осуществили свою мечту, потом комментарии становились всё более и более тупыми, и неприличными. Кто-то похвалил внешность Ду Яньмо, какой он привлекательный и не-обычный, может, телекомпании обратят на него внимание и пригласят на работу?
«Конечно нет!» «Вы слишком большое значение придаёте внешности!» «Автор комментария – просто тупая ****а!» «Этот и этот пользователи, закройте рты!» «Относитесь к другим людям с уважением!»
В Ань Жюле будто дьявол вселился, когда он начал посылать оскорбительные комментарии со своего текущего аккаунта, его несдержанные высказывания получались слишком едкими, слишком колючими, накал дискуссии всё повышался, и исправить что-то было уже невозможно. На эту баталию у него ушла целая неделя. Вскоре он зарегистрировал аж десять аккаунтов, распределил среди них роли и дискутировал сам с собой. Опасаясь, что его истинный ID-адрес кто-то может обнаружить, он первым делом приходя на работу обращался к коллегам, махая рукой:
- Быстро, быстро, у кого есть смартфон, все сюда, все сдали мне телефоны!
… Невероятно глупо. Неизвестно, сколько бы ещё продолжалась эта вакханалия, но первичному пользователю надоел срач в комментариях, и он быстро и решительно удалил видео. Ань Жюле опомнился, а уже ****ец - он забыл скачать и сохранить ролик! Мама, что делать!
Он срочно сменил главный аккаунт и принялся вымаливать у хозяина видео архивный файл, используя все способы: стоял голыми коленями на снегу, подложив под колени материнскую плату, и тому подобное. Первичному пользователю это быстро надоело, и он прислал ему архивный файл, сопроводив комментарием: «Ты действительно его любишь».
Ань Жюле ничего не написал в ответ, только подумал: «Насколько я его люблю, ты никогда не узнаешь, потому что даже он сам этого не знает».
Часть 4 «Прощай» (Отпускаю твою руку)
После этого Ань Жюле сохранил видео в своём телефоне, и смотрел его чуть ли не каждые полчаса, выучив наизусть все слова и жесты парня, вплоть до того, что даже сосчитал и запомнил, сколько раз тот моргнул в кадре.
Его работа продолжалась, как прежде, наверное, можно и так сказать. Однажды его вызвала к себе в кабинет главный редактор и заявила прямо в лоб:
- В главный офис в Нью-Йорке требуются люди, на этот раз я отправлю тебя.
Ань Жюле едва не подавился воздухом, что?
- Босс, а Вы не хотите спросить для начала моё мнение…
Главный редактор прислушалась к нему и сменила тон:
- В главный офис в Нью-Йорке нужны люди, и я хочу, чтобы ты прошёл страдания… Кхм, обучение, * я лично выбрала тебя для стажировки на этот год. «Flawless» всегда придаёт большое значение повышению квалификации своих сотрудников, и до сих пор ты был единственным исключением. Ничего не поделаешь, кто ж заставлял меня возлагать на тебя такие большие надежды? Поэтому соглашайся и не спорь, иначе отправлю багажом насильно, а от криков только горло надорвёшь… Вот так. Ну, так ты хочешь поехать? Да?
(*Оговорка “по Фрейду”, что на уме, то на языке: ;;- sh;un;n-страдание и ;;-sh;ux;n-обучение начинаются с одного иероглифа).
Во всём мире есть так называемые «уважаемые люди», перед которыми нужно только преклонять колени, не спорить и во всём соглашаться. Главный редактор «Flawless» одна из таких. И ещё это презрительное «Да?»
Ань Жюле:
- Я – арт-директор.
Он изо всех сил изображал испуг, а у главной редакторши повалил дым из ноздрей:
- А разве арт-директор не есть просто компилятор? Или ты считаешь, что достаточно поддерживать существующее положение, и всё будет хорошо? Набрать хороших вещей от разных производителей, сфотографировать, сверстать, отправить в печать и издать… Ты считаешь, что мы издаём что-то, типа каталога «Товары – почтой»?
По сути, это почти так и есть. Вступить в альянс с известными брендами, поддерживать и ручаться за их качество; порой глядя на это уродство, хочется выткнуть себе глаза, но нужно горячо расхваливать, как образец моды и стиля, чтобы люди покупали журнал, а потом, одурманенные пустой демагогией, отправлялись в бутики и скупали это говно… Вот такой круговорот.
Главный редактор видела выражение лица Ань Жюле и знала, о чём он думает. Независимо от профессии, со временем первоначальный энтузиазм и генерация идей рано или поздно ослабевают, поэтому она иногда приглашала сотрудников для беседы. За профессионализм Ань Жюле она никогда не переживала, но в последнее время он несколько расслабился. Главный редактор спросила:
- Ты знаешь основателя «Flawless»?
Ань Жюле задумался:
- Вы говорите о том странном старичке с косичками?
- При чём тут его причёска? - главный редактор возмущённо подняла глаза к потолку, - Он сказал превосходную фразу: «То, что мы создаём – это мечта». Тебе объяснить, зачем нашим читателям нужно покупать наш журнал? Всё очень просто, потому что они стремятся к мечте! Они стремятся к лучшей жизни, к красоте, к прекрасному образу… Я на этой должности уже более двадцати лет, я прошла через огонь и воду, но никогда не позволяла топтать наши достижения и успехи, и как ты думаешь, что было моей опорой?
- …
«Подлость и бесстыдство?»
Прошло десять минут, она выпила чашку чая и звонким голосом провозгласила:
- Мечта! Моя мечта заставляла меня меняться и становиться лучше, я стремилась быть не хуже вас, молодых, и ни в чём не уступать вам, я стремилась узнавать больше, видеть дальше, просчитывать отдалённое будущее, чтобы не быть выброшенной из профессии и из жизни…
Она стукнула по столу кулаком, подбадривая его дух:
- Ань Жюле, скажи мне, где твоя мечта?
Ань Жюле не ответил. Он понимал, что на такой вопрос ребром от непосредственного начальства он должен выдать ряд соответствующих пафосных заявлений, но он мог только молчать. Его мечта… Его мечта… Уже умерла.
Когда-то давно он мечтал просто жить красиво, потом он встретил подростка, полюбил его и был любим, и эта любовь стала единственным, что занимало его мысли, а теперь…
Главный редактор очень проникновенно сказала:
- Если у человека нет мечты, в конце концов у него ничего не будет.
Ань Жюле не сказал ни слова, он уже испытал это чувство. Потом он спросил:
- Скажите честно, неужели кроме меня больше некого послать?
На это редакторша рассердилась:
- Такая прекрасная возможность! Да в любой стране люди готовы головы сложить, лишь бы оказаться на твоём месте! Ты настроен предвзято, потому что начитался той бессмысленной писанины от Ю Юй, как будто она попала к дьяволу в преисподнюю. Тем не менее, чёрт бы её побрал, она настолько хорошо себя проявила, что руководитель головного офиса в Нью-Йорке теперь хочет, чтобы мы прислали к ним ещё наших людей! На мой взгляд, ты самая подходящая кандидатура, ты дальновидный, обходительный, ты можешь очаровать любого, так что, тебе не о чем беспокоиться…
Ань Жюле долго молчал и раздумывал, пожалуй, сейчас это будет единственно правильным решением. Наконец он попросил:
- Дайте мне подумать.
Редакторша решила не давить на него слишком жёстко и дала ему неделю на раздумья. Однако, сказав, что даст ему подумать, она тут же подобрала ему замену на посту арт-директора, подготовила документы для передачи и выпустила приказ. Ань Жюле не хотел об этом думать. Как только у него появлялось свободное время, он либо смотрел видео, либо просматривал отечественные и зарубежные новости.
А его мальчик воплощал в жизнь свою мечту. Этот год прошёл для него особенно ярко, не считая простых поездок, он участвовал в нескольких супермарафонах подряд: пробежал через китайскую пустыню Такла-Макан, пересёк всю Центральную Азию, потом пустыню Сахара… В совершенно неизвестных местах, какое счастье, что не пропал без вести. Ань Жюле сравнивал его насыщенную жизнь со своим одиночеством. Он устал ждать, ждать и ждать звонка, хоть какого-то отклика, похожий на вечно недовольную бамбуковую трубку-копилку, такой же пустой.
(Полая бамбуковая трубка, в которой в старые времена хранили медные деньги).
Посреди ночи Ань Жюле лежал на ковре в гостиной, положив на ковёр телефон, смотрел видеоролик, поглаживал мягкий ворс и повторял слова главного редактора: «Если у человека нет мечты, в конце концов у него ничего не будет». Рано или поздно его бросят. Или уже бросили. Кто знает…
Ань Жюле грустно вздохнул. По правде говоря, он ещё мог бы дождаться, пока мальчик вернётся и объявит своё решение, он лишь улыбнулся бы, не важно, останется парень или уйдёт. К сожалению, реальность не давала ему даже такой возможности.
«Действительно, какой прок тебе от моей любви и заботы? Разве на этот раз я смогу удержать тебя в моих объятиях? Я всё ещё смиренно жду, пока ты скажешь, чтобы я не тратил зря время, что мои предчувствия меня не обманули, и я больше не нужен тебе. А потом не успеешь и глазом моргнуть, глядь – добро пожаловать, мадам Судьба…»
Да, Судьба наконец-то прибыла. Он закрыл глаза, сердце болело так, словно он вот-вот умрёт. Через день он сказал редакторше:
- Я поеду.
К его отъезду всё было уже давно подготовлено и улажено, осталось только формально заверить его согласие. Ань Жюле подписал все необходимые документы, он был уверен, что теперь всё будет легко и просто, потому что как минимум год-два его не будет в Тайване. Ань Жюле встретился с хозяйкой апартаментов, чтобы обсудить расторжение договора аренды жилья. Хозяйка дома была очень довольна сделанной им перепланировкой и то и дело спрашивала:
- А эта кровать, шкаф, диван, ковёр… Если я не возьму с тебя неустойку, ты оставишь это здесь?
Ань Жюле рассмеялся:
- Ладно, и полбутылки не израсходованного соевого соуса тоже оставлю тебе.
Хозяйка натянуто улыбнулась, подняла голову и заметив, что люстра снята, спросила:
- Здесь ведь раньше была люстра? Очень красивая.
Ань Жюле:
- О, я её убрал.
Во всём доме только эта люстра не попала под преобразования, к радости Ань Жюле она была неисправной, и он с чистой совестью её выкинул. Лицо хозяйки выразило огорчение:
- Пусть эта комната так и остаётся, только эту стену приведите в прежний вид.
Она указала на классную доску в обрамлении деревянных реек. Кроме граффити, на ней была нарисована карта мира, на которой разноцветными стрелочками были показаны направления маршрутов, с пометками места и времени. Разумеется, эти пометки были понятны только Ань Жюле, несколько мест, где побывал юноша за прошедшие два года. Последняя отметка была сделана два месяца назад.
Он договорился с арендодательницей, она не взяла с него неустойку, кроме того, пожелала в качестве небольшой денежной компенсации выкупить у него мебель. Всё успокоилось, а на выходных Ань Жюле ликвидировал школьную доску, заново оштукатурил стену и покрасил её белой краской. Он работал и вспоминал свою Happy Life и того мужчину, чьё фото он первым наклеил на стену. Он уже плохо помнил лицо этого мужчины, но его спокойный и умиротворённый вид после смерти глубоко укоренился в его сердце.
Когда-то давно один из его партнёров похвалил его ум, Ань Жюле посмеялся и подумал: «Я совсем не умный, я глупее любого человека на свете, но моя глупость даёт мне спокойствие, потому что глупцы никогда не раскаиваются в своих глупостях».
Он разобрал вещи, принадлежавшие мальчику, их оказалось не так много, даже целой коробки не набралось. Ань Жюле долго сидел перед коробкой на коленях и перебирал вещи, перекладывая их заново и так, и сяк. Тогда он надеялся, что мальчик ещё позвонит, и когда он позвонит, Ань Жюле задаст ему чёткий вопрос, осталось ли в его сердце хоть немного места для него? И если осталось, то он с ним не расстанется. Ань Жюле вернётся через полтора года, он столько раз дожидался возвращения парня, теперь пусть мальчик подождёт разок, он же не слишком много от него потребует.
От мальчишки не было ни весточки. Ань Жюле не знал, в каком месте сейчас находится парень, он даже не мог поручиться, что тот не стал воином племени Коло. За день до отъезда он написал письмо, в котором сообщал, что отправляется в долгосрочную командировку, не сообщив, куда именно. Связь утрачена, но жизнь продолжается. Жизнь – это главная ценность, а ты поступаешь так, как требуют обстоятельства…
«Расстаться». Одно простое слово, и всё будет кончено. Ань Жюле несколько раз брался за ручку, но так и не смог его написать. Наконец, он твёрдо сжал губы и написал многократно один иероглиф -; (b;i). В конце концов, это тоже означает «прощай». Он больше не держал мальчика.
Цяо Кенан верно говорил, китайские иероглифы глубоки и многогранны, их скрытый смысл безграничен.
(Если мы внимательно вглядимся в иероглиф; “бай”, созвучный кроме того английскому прощанию bye, и сравним с композицией;;;, Sh;u f;nsh;u, которая буквально транслируется “рука – разрыв - рука”, то увидим некое графическое сходство, только в сжатом виде: наши руки разорваны, я больше не держу твою руку, я отпускаю твою руку…).
Он закрыл чемодан, отправил и уехал в Нью-Йорк один.
Жизнь полна труда и хлопот, некогда предаваться унынию по поводу скоротечности весны и неизбежности осени, и прочей слюнявой чепухи, всего-то и удовольствий осталось, как только прочитать несколько BL-новелл, где могущественный дракон-актив освобождает принца-пассива из волшебной пещеры, где его подвергали жестоким истязаниям и непрерывным надругательствам.
Он не знал, вернулся ли Ду Яньмо на родину и получил ли он его посылку. Каждый раз, когда Ань Жюле думал об этом, он получал некоторое странное удовольствие от этой маленькой мести и неизбежно чувствовал боль за то, что пришлось так обойтись с человеком, которого он так долго любил. Он сожалел, что всё получилось именно так.
Однако, что толку сожалеть, если даже Бог не даёт никаких надежд? Joke n;n постоянно поддерживал его из-за океана:
«Расстались, значит расстались, теперь пойди и разврати этих янки».
Чёрная Хризантема:
«Меня не интересуют их большие белые члены».
- …
Joke n;n:
«Может, попробуешь негра? Я слышал, они очень сильны в этом отношении, у белых даже пословица есть: “Once you go black, you never go back” (англ. “Однажды сходив к чёрному, назад не вернёшься”), в том смысле, что попробовав секс с негром, ты уже не вернёшься…»
Ань Жюле стало весело:
«Ты сам пробовал?»
Joke n;n:
«;, не подставляй меня, если господин Лу это увидит, он из меня отбивную котлету сделает, и меня даже десять слоёв кожи не спасут».
Ань Жюле:
«Он не будет сдирать с тебя кожу, он сдерёт с тебя одежду!»
Не проболтав и минуты, Цяо Кенан, как и ожидалось, таинственно исчез, видимо, с него начали сдирать шкуру… Ань Жюле улыбнулся и выключил компьютер.
В Нью-Йорке столько злачных мест, что найти объект для разового секса проще, чем найти ресторан, однако, настроения не было совершенно. «Увы, неужели я так быстро состарился?» Он посмотрелся в зеркало и грустно вздохнул.
Так и вздыхал, пока однажды не нашёл в букинистическом магазине старый номер журнала. На обложке был его мальчик… и его счастливые друзья-марафонцы. Они пересекли Южную Америку и прибыли в самую южную точку Чили, а потом направились к Южному полюсу. Обо всём этом сообщалось в репортаже.
Ань Жюле купил этот номер, прочитал эти несколько страниц репортажа, вырезал статью и фотографии и припрятал в тихое место. После этого он понял одну вещь: «Я не не могу, а не хочу». Память о том, как его любили и берегли, не давала ему опуститься до поверхностных связей с кем-то посторонним, просто снять напряжение его уже не устраивало. Он подумал, что всю оставшуюся жизнь он будет только молча оставаться позади юноши. Не самый достойный удел, но он примет его. Так будет лучше всего.
Ду Яньмо твёрдо решил вернуться в Тайвань. Ань Жюле не знал всех подробностей того периода, он только видел в Гугл парня, окружённого толпой репортёров, у него брали интервью. Он был уже достаточно популярен. После блока рекламы было большое открытое заявление. В первом обращении репортёр спросил молодого человека:
- Куда вы планируете отправиться теперь?
Ду Яньмо ответил:
- Пока никуда. Я бегал во многих местах, но в итоге забыл, ради чего всё это начиналось. Есть один человек, я заставил его жить в постоянном ожидании. Я очень виноват перед ним, я его должник, и теперь хочу дождаться его возвращения.
Такая нежность в этом сильном, несгибаемом юноше выглядела очень привлекательно, репортёр снова спросил:
- Это твоя любимая девушка?
Ду Яньмо покачал головой:
- Нет, это человек, которого я должен беречь всю свою жизнь.
Ань Жюле смотрел видео и улыбался, потом нажал на паузу и кончиком пальца ткнул в лоб Ду Яньмо на экране компьютера… Ткнул раз, другой, а потом как бы нехотя стал поглаживать.
«Глупенький, я с тобой уже сколько клятв нарушил, если буду продолжать в том же духе, Господь всемилостивый от меня отвернётся, если это вдруг и правда произойдёт, кому мне потом плакаться?»
Он до сих пор не забыл тот вечер на пробежке по набережной и то ощущение мягких, как весенняя трава, волос мальчика под своей ладонью. Это самый красивый момент в его жизни, забыть его будет невозможно. Можно сожалеть обо всём, но эту последнюю клятву он выдержит до конца: «что бы ни было, но я больше никогда, никогда, никогда не буду искать тебя. Я оставлю тебя в покое, это моя нежность».
***
Да, он действительно больше не потревожит мальчика, потому что судьба подло и бессовестно посмеялась над ним, и мальчик тут совершенно ни при чём. Ань Жюле сделал это и не собирался осуждать себя. Прежде мужчины и женщины могли быть вместе естественно и просто благодаря плотской связи, это было эквивалентно тому, что в этом отношении оба раскрывались друг перед другом, подходили друг другу, но это ничего не значило. Чувственное влечение побеждает разум лишь на короткий миг, не более.
Ю Юй, как и обещала, дала ему десять минут. Ань Жюле медленно спустился с лестницы. Парень сидел спиной к нему, но сразу почувствовал его приближение и стремительно вскочил с места. Сначала поморгал глазами, чтобы удостовериться, что не ошибся и только тогда радостно улыбнулся:
- Господин Хризантема…
Ду Яньмо редко улыбался, но каждая его улыбка хватала за сердце и брала в плен, из которого не выбраться. Ань Жюле вздохнул и указал внутрь:
- Пойдём.
Ду Яньмо был искренне удивлён и обрадован. Он был готов к тому, что ждать придётся не меньше десяти недель, однако прошла всего неделя, и крепость пала, пусть это был всего лишь маленький кирпичик. В конце концов, бурение глубокой скважины тоже начинается с одного дюйма. Он проследовал за Ань Жюле мимо стойки регистрации, и девушка, увидев это, захлопала в ладоши:
- Поздравляю!
Ду Яньмо помахал ей рукой:
- Спасибо.
«Это ещё что такое?» – в недоумении подумал Ань Жюле.
Он привёл его за собой в конференц-зал и закрыл дверь. Парень сразу прижался к нему сзади всем своим пылающим телом. Любимый приём Ду Яньмо, но Ань Жюле оттолкнул его:
- Будь немного уважительнее к моему драгоценному телу в моём дворце, не думай, что ты можешь лапать меня здесь, как тебе хочется.
Ду Яньмо остановился, во всяком случае, он ещё в прошлый раз убедился, что этот мужчина всей своей кожей ждал именно его прикосновений и ничьих больше. Он опередил Ань Жюле:
- Последние годы я очень виноват перед тобой.
Вот так, с места в карьер признал, что был не прав, Ань Жюле даже немного удивился. Неделю назад в съёмочном павильоне он явственно прочитал во глазах парня укор и враждебность. Ань Жюле вздохнул:
- Ты прав.
Ду Яньмо опустил голову, признавая, что больше всего страшится равнодушия мужчины, боится, что тот не примет извинений, но и не возразит, как будто его мысли и доводы не имеют к нему никакого отношения. Ду Яньмо протянул руку и погладил его по щеке. Увидев, что Ань Жюле не отталкивает его, он глубоко вздохнул; кончики его пальцев с любовью изучали его лицо, гладили уголки глаз, брови. Как долго он не видел этого человека?
Он немного похудел, в уголках глаз наметились тонкие морщинки, крохотные, неглубокие. В прошлый раз плотские желания затопили его целиком, если бы всё происходило не в таком отвратительном и неподходящем месте, он наверняка измучил бы его до смерти. Лучше затрахать его до смерти, но не отпустить.
Ань Жюле склонил голову на бок, пристраиваясь к его ласке, и сразу выгнул бровь с тусклой усмешкой:
- Хочешь ещё раз побыть со мной? Я не против, но ты должен уложиться в десять минут, иначе моя коллега позвонит в полицию и пожалуется, что я нарушаю правила поведения в общественном месте.
Ду Яньмо не ответил, сосредоточенно разглядывая нынешнее лицо возлюбленного. На не так давно прокушенной мочке уха остался неглубокий красный шрам. Он потрогал его, Ань Жюле невольно дёрнул плечами. Ду Яньмо:
- Всё ещё болит?
- … - Ань Жюле покачал головой, - Нет.
- Прости меня.
Он искренне не хотел причинять ему боль, никогда не хотел. Ань Жюле сжал губы:
- Не имеет значения, ты же знаешь, что я мазохист, небольшая грубость… не вызывает у меня отвращения.
- Но мне отвратительно.
Ань Жюле замер. Лицо Ду Яньмо было строгим, даже немного пугающим:
- Я ненавижу причинять тебе боль, но я это не контролирую… Для меня это очень серьёзно, прошу, не надо это недооценивать.
Ду Яньмо вздохнул. За время «исчезновения» Ань Жюле он очень много всего передумал. Конечно, поначалу он никак не мог смириться, ведь договорились же, что он будет ждать, но мужчина нарушил обещание. То письмо он перечитывал снова и снова, он никак не мог его осмыслить и только плакал. Он не мог совладать с собой и плакал так громко, как будто его сердце безжалостно порвали на куски и превратили в кровавый фарш, и эта боль заставила его так отчаянно выть, подобно ранен-ному дикому зверю, что перепуганная мать поднялась по лестнице к дверям его комнаты и спросила:
- Что с тобой происходит?
Покрасневшие, опухшие глаза Ду Яньмо выглядели страшно, заикаясь от рыданий, он едва смог проговорить:
- Он не хочет меня.
Мать знала, что у её сына есть какой-то объект любви, старше его, она давно была против, но сын заткнул её всего лишь одной фразой, и она не нашла, что возразить:
- Он единственный в мире, кто может дать мне любовь. Мама, я не заставляю тебя поддерживать меня, но по крайней мере не отнимай его у меня.
Ван Синью было стыдно признать, но она не любила своего сына, она лишь терпела его и неизбежно уделяла ему очень мало внимания. И что она могла возразить на такое признание? Пришлось скрывать всё от мужа, лишь бы только это не зашло слишком далеко, авось, обойдётся. Несколько лет подряд её сын бегал куда-то, казалось, это никогда не прекратится, теперь, видимо, терпение дошло до предела. Мама Ду вздохнула:
- Если ты так любишь её, пойди и верни.
Она даже не предполагала, что её слова вызовут только новый шквал рыданий. Вернуть? Как вернуть? Этот человек либо терпит, либо уходит, и вернуть его невозможно. Когда-то Ань Жюле сказал ему: «Если я говорю, что не хочу, это значит не хочу, и точка. Без запятых».
Он плакал неудержимо, он задыхался от слёз, разрывая себе лёгкие. Никогда в жизни он так не плакал.
Жизнь каждого человека – это не что иное, как поиск места, где можно жить спокойно, и путешественники по-настоящему наслаждаются не уходом из дома, а возвращением туда, где всё так хорошо знакомо, и как бы далеко ты не уехал, тебя согревает уверенность, что где-то позади тебя ждут всем сердцем.
Он так любил этого мужчину, так боялся надоесть ему и быть брошенным, но неожиданно окончательно заблудился и даже забыл свои первоначальные намерения. Человеку обязательно нужно потерять, чтобы понять, что для него действительно дорого. Он обошёл почти весь мир и перезнакомился с кучей людей, и в то же время вдруг с пугающей ясностью осознал, насколько поверхностно он знает любимого человека, с которым прожил без малого пять лет.
Он знал, что Ань Жюле занимается чем-то, связанным с дизайном, но не понимал, в чём конкретно заключается его работа, потому что его не интересовала данная сфера. Вероятно, любимый человек что-то рассказывал ему, и он слушал, но ничего не запомнил. Ду Яньмо немедленно успокоился и приостановил свой бег.
В конце концов, для чего он бегал? Он тосковал по объятиям любимого, но по-прежнему считал, что не найдёт у него бо;льшего отклика и понимания. Постепенно физиология заменяла общение, объятия занимали больше времени, чем разговоры, а тем временем общение с единомышленниками становилось всё более и более насыщенным и приятным…
И в этот момент он понял, что может совершенно необременительно путешествовать по всему миру, благодаря тому, что его верный партнёр сказал ему:
- Я дождусь тебя.
И он безропотно ждал его, пока он бегал по родному краю, наслаждаясь прекрасными ландшафтами, и в самом начале, когда он стоял перед дилеммой, как совместить работу и учёбу Ань Жюле разрешил его колебания:
- Допустим, ты ещё не определился, тогда просто беги в том темпе, который тебе нравится. Осмотрись, возможно, ты найдёшь своё место в этом мире.
Эти слова вдохновили его, ему захотелось добиться всеобщего признания, чтобы любимый человек гордился им, поэтому он делал всё возможное, стремился к лучшему, но даже предположить не мог, что мужчина оставит ему только одно слово: «прощай». Он отпустил его руку.
Ду Яньмо:
- Ты всегда был так добр ко мне, но стоило мне только увлечься, ты даже не стал удерживать меня.
Так было в прошлом, так есть и сейчас. Ань Жюле ответил:
- Мне самому пришлось блуждать в потёмках наедине со своими мыслями, искать способы связаться с тобой, ждать, пока ты сам придёшь ко мне… Словом, письмо показалось мне наилучшим выходом.
Ань Жюле прислушался к себе: «Я точно так же ждал тебя». Он не обвинял, ни в коем случае, это он обещал мальчику, что будет ждать, а то, что не дождался, так это у него не хватило силы воли. Это разные вещи, не надо их смешивать, Ань Жюле всегда это понимал. Поэтому именно он виноват в том, что смотрел на парня в съёмочном павильоне. И в том, что его JJ встал, и в том, что трахался. В этом он тем более виноват. Так что нечего прятаться, надо отвечать.
Он посмотрел на Ду Яньмо, потом на настенные часы. У него осталось ровно пять минут, чтобы быстро принять решение…
- Я должен сказать тебе несколько слов… Вернее, три фразы.
Ду Яньмо:
- ?
Ань Жюле:
- Прости меня, что не выполнил обещания дождаться.
Как только он произнёс эти слова, выражение лица Ду Яньмо стало очень неоднозначным.
- Это первая фраза.
Ань Жюле засунул руку в карман, считая про себя удары сердца, как маленький тайм-аут. Всё нормально, он очень долго тренировался, он обязательно сможет сказать всё:
- Мы должны расстаться.
Глаза Ду Яньмо расширились.
Ань Жюле:
- Это вторая фраза, мне давно следовало сказать тебе.
Всё-таки он не готов. Сегодня придётся расстаться. Ань Жюле незаметно сжал своё левое запястье. Он уже давно не прибегал к этой многолетней привычке, хорошо, что Ю Юй напомнила ему. Он думал, что второй раз не выдержит. Ещё раз перенести расставание с этим юношей будет очень больно. Он с таким трудом уехал, оторвался от него, пусть даже не по своей воле, а подчиняясь обстоятельствам, и это был единственный решающий момент, но повторить… Он не был уверен, что ему это под силу. Конечно, лучше было так, как было, он уехал, парень продолжал бы бегать… Как говорится, хорошо посидели, теперь хорошо разошлись.
Молодой человек продолжал стоять столбом в полнейшей прострации, похоже, он ещё не до конца переварил услышанное, и Ань Жюле, не медля ни секунды, метнул последнюю бомбу:
- В этом году мне исполнилось тридцать шесть лет.
Ду Яньмо вздрогнул. Ань Жюле, не отводя от него глаз, чтобы не пропустить ни малейшей реакции, горько усмехнулся:
- Между нами тринадцать лет, а не шесть.
Он старался говорить равнодушно, но не мог унять нарастающую внутреннюю дрожь. Как никак, если прикинуть, он скрывал этот факт почти восемь лет… Поначалу он отнёсся к этому как к случайному недоразумению, которое не посчитал нужным прояснять, а потом просто не знал, как сказать. Его лицо выглядело непринуждённым, но в глазах таилось беспокойство:
- Ты можешь ударить меня, я пойму.
Ду Яньмо:
- … И что?
Его неожиданно спокойная реакция обескуражила Ань Жюле:
- Эй, я говорю правду, это не шутка, я могу показать тебе удостоверение личности…
Ду Яньмо невозмутимо ответил:
- Я ещё в прошлом году узнал это.
Ань Жюле:
- …
В самом начале, узнав, что Ань Жюле уехал, неизвестно куда, и неизвестно, у кого о нём расспрашивать, он естественно, отправился в центральное справочное бюро. Служащий спросил его:
- Вы точно разыскиваете этого человека? Он выглядит так, но возраст не совпадает…
Ду Яньмо долго не мог прийти в себя от потрясения и долго обдумывал эту информацию. Он не ожидал, что у них разница в возрасте не шесть лет, а… тринадцать. В один миг разница между ними увеличилась на семь лет. Если говорить отвлечённо, он и мысли такой не допускал, он не мог поверить и гонял эту информацию в мозгу, как жвачку, туда и обратно, припоминая разные незначительные мелочи. Например, как туманно и вскользь мужчина всегда касался темы своего образования и работы, как загадочно и непостижимо он улыбался, когда подходил очередной его день рождения, и как избегал упоминать конкретную цифру своего возраста… Это сложно было принять.
Когда он думал о причине, душевная боль становилась настолько сильной, что захватывала всё тело, и удержать её было невозможно. Он не осмеливался даже представить, как человек, который никогда и никому не лгал, мог непрерывно лгать столько времени и ни разу не проколоться… Насколько же тяжко ему было хранить свой секрет в одиночку?
В самом начале их отношения были далеко не такими доверительными, чтобы откровенничать. Вспоминая те три года старшей школы, Ду Яньмо был уверен, что психологически не смог бы принять эту правду. Разница в шесть лет уже заставляла его страдать, удвоенная цифра раздавила бы его окончательно и наверняка разрушила бы их отношения. В итоге… он сожалел бы гораздо больше, чем сейчас.
Достаточно было одной недели, чтобы он усилием воли выкинул из головы сомнения и сказал себе: всё это мелочь. Он достаточно повзрослел, чтобы перешагнуть через эту мелочь. Он пролил столько слёз, что чуть не сжёг своё сердце, он столько всего пережил. Пусть даже осталось это недоразумение с разницей в возрасте, рано или поздно Ань Жюле всё равно бы ушёл, он ведь так и так хотел расстаться, ведь так?
Ду Яньмо энергично возразил:
- Это всё, что ты хотел сказать? Теперь я скажу.
Ань Жюле по-прежнему пребывал в замешательстве, такая реакция слишком отличалась от его ожиданий, разве сейчас юноша не должен, подобно актёру, исполняющему женскую роль, трясти его за плечи и кричать:
- Государь, ты так меня обидел, а-а-аа…
Разве нет?
Ду Яньмо:
- Ты знаешь, почему я ни о чём тебя не расспрашивал?
Ань Жюле молчал и только смотрел на парня, высокого и сильного, как и прежде, только время, как лезвие ножа, срезало с его лица всю детскую наивность, полностью, подчистую. В большом мире он получил опыт, повзрослел, стал мужчиной… В груди нарастала боль, сердце билось так сильно, словно вот-вот пробьёт насквозь грудную клетку.
- Я дал себе два года, чтобы подождать, пока ты вернёшься. Ты так любил меня, так переживал за меня, ты ни слова не писал о том, что хочешь расстаться, я думал, что ты всегда будешь сочувствовать мне, но я не ожидал… что ты будешь так жесток.
Его жестокость заставляла его просыпаться среди ночи от кошмаров, в которых Ань Жюле равнодушно и холодно говорил ему: «Ты мне не нужен». И как бы он ни вымаливал у мужчины прощение, всё было бесполезно.
Но иногда ему снились и другие сны, сладкие, внушающие надежду. Ему снилось, как они в старой квартире Ань Жюле занимаются любовью, его любимый, утомлённый до предела, становится похож на кота и льнёт к нему нежно и ласково, а он приподнимает его подбородок и ненасытно целует, и целует, и целует… а любимый смотрит ему в глаза, неотрывно и преданно. Да, мужчина любил его, любил всегда и везде.
Если бы в этот период он не укреплял сам себя этими мыслями, он наверняка впал бы в депрессию. Он добился больших успехов в ультра-марафоне, уже и СМИ обивали его порог, и он всячески с ними взаимодействовал, боясь, что он недостаточно популярен, потом наоборот, опасался, что чрезмерное внимание прессы и телевидения может в будущем добавить проблем в их отношения. Он с таким нетерпением ждал, и вот наконец они встретились, но Ань Жюле сказал, что пришёл только по работе и сделал вид, что вообще не знаком с ним.
Сердце Ду Яньмо оборвалось от ужаса, в интервью он то и дело отвлекался и никак не мог собраться с мыслями. Только на фотосессии он осознал, что его тело всё так же притягательно для Ань Жюле, и он по-думал, что во всей этой ситуации хуже всего то, что если в те годы они могли начать отношения как секс-партнёры, то теперь это невозможно.
Но он ошибся. Слишком ошибся. Он никогда не понимал его, не представлял, насколько сильно мужчина любит его.
- Я знаю, ты любишь меня, - вдруг сказал юноша.
Ань Жюле закрыл глаза и очень просто ответил:
- Да.
Но тут же взглянул на него:
- Тебя эта херня как-то касается?
Ду Яньмо растерялся. Есть в мире такая теория, «ты любишь меня, но меня это не касается».
- А если… Я люблю тебя?
- Аналогично, меня эта херня не касается.
Ахинея какая-то. Однако, нельзя сказать, что в ней нет смысла. Любовь – это личное дело каждого человека, навязывать кому-то свои чувства – это своего рода насилие. Но для Ду Яньмо это уже не имело значения, он уже получил признание и теперь хотел удостовериться. Он взял в ладони лицо Ань Жюле и проникновенно сказал:
- Ничего, пусть это тебя не касается… Я люблю тебя, очень люблю тебя, очень-очень люблю.
Он помолчал немного и вновь решительно заговорил:
- Поэтому ты не можешь так поступить со мной.
Сердце Ань Жюле колотилось у самого горла.
Ду Яньмо:
- Даже приговорённые к смертной казни имеют право выслушать в зале суда, за какие преступления они наказаны. Ты баловал меня, болел душой за меня, любил меня, но ты никогда не учил меня, как тебе понравиться, как я должен баловать тебя, переживать за тебя, любить тебя. Мне кажется, ты сначала не рассчитывал долго быть со мной.
Ань Жюле:
- …
Он знал, что мальчик довольно проницателен, но не ожидал, что он поймёт это. Тон Ду Яньмо стал немного спокойнее, но в глазах оставалась тревога:
- Разве не так?
Усилием воли Ань Жюле заставил себя успокоиться, он ответил:
- Да.
Этот ответ не стал для Ду Яньмо неожиданным, ворочаясь с боку на бок бессонными ночами, он так много всего передумал.
- Ты даже ждал, когда я совершу какой-нибудь проступок, чтобы твой уход был обоснованным, а я думал, что у нас впереди целая жизнь, что мы можем ссориться, играть и любить, но ты даже в ссоре не даёшь мне шанса.
Юноша всегда был неразговорчив, но если начинал говорить, каждое его слово, каждая фраза шли из глубины души. Ань Жюле колебался, он действительно не собирался оставаться с ним навсегда, всё-таки их оси времени с самого начала не совпадали, их биологические часы шли вразнобой.
Ду Яньмо больше не мог сдерживаться, он снова заключил его в объятия, и с затаённой болью спросил:
- Я хочу быть с тобой всю жизнь, а ты как долго хотел быть со мной?
Ань Жюле больше не пытался выбраться из его объятий и бесхитростно спросил:
- А ты знаешь, что это значит, всю жизнь?
- Знаю, - Ду Яньмо снова взял в ладони его лицо и уткнулся носом ему в ямку между ключиц, как любил это делать прежде, - Это значит, всегда вместе, через год, через месяц, через день и через час – всю жизнь, не меньше.
Ань Жюле засмеялся. Это уже ставшая классикой реплика Чан Диэя **из кинофильма «Прощай, моя наложница». Ему нравилась эта драма, возможно, он говорил, что ему нравится Лесли Чун в главной роли, великолепный и убитый горем, он несколько раз таскал мальчишку на этот фильм, но не ожидал, что тот запомнит.
Ань Жюле рассеянно подумал: «Ну где же эта девчонка Ю Юй?» Он чувствовал, что больше не выдержит. Всю жизнь, не меньше… Всю жизнь.
И вдруг, словно внутри Ань Жюле лопнула некая туго натянутая струна, он даже не услышал звука разрыва, только вцепился в воротник Ду Яньмо и глядя на него снизу-вверх, и хрипло произнёс:
- Я скажу тебе, что значит всю жизнь: отныне и навсегда, в нищете, в радости, в старости и в болезни ты всегда должен быть рядом со мной, запомни, ты больше не свободен! Когда я состарюсь, ты будешь возить меня в инвалидной коляске, менять мне подгузники, к тому же, я не исключаю, что я буду заляпан пятнами вина, и от меня будет вонять табаком, и в жопе ничего не будет держаться…
Ду Яньмо широко раскрыл глаза:
- Господин Хризантема, ты сейчас сделал мне предложение?
- Идиот! – Ань Жюле бесцеремонно и свирепо схватил его за голову и тряхнул, - Я прошу тебя подумать как следует, а не абы как! Может, я даю тебе последнюю возможность увидеть, что тебя ждёт, и меня тоже…
«Это моя последняя возможность отпустить тебя».
Пройдёт ещё пять-десять лет, и у мальчика появится другой, гораздо лучший выбор, а он не знает, сможет ли он к тому времени красиво устраниться. Возможно, он станет парню в тягость, превратится в бесполезное бремя… Нет, только не это, ни за что, он не перенесёт этого. Он лучше умрёт. Парень уверенно сказал:
- Отлично.
Ань Жюле выкатил на него глаза, «растудыть твою маму»:
- Ну, поздравляю тебя.
Ду Яньмо услышал грустные нотки в его голосе и улыбнулся:
- Нет, я имею в виду… Это здорово, что я смог вернуть тебя, ты ведь больше не оставишь меня, правда?
Ошеломлённый Ань Жюле только молча похлопал глазами. Ду Яньмо прижался к нему:
- Я правильно понял?
Юноша незаметно напирал на него, явно вкладывая в свои слова какой-то запутанный скрытый смысл, но Ань Жюле не стал отпираться и предпочёл сказать прямо и просто:
- Правильно.
Не придёт ли такое время, когда на него заведут уголовное дело, а первые полосы жёлтых газет запестрят заголовками на тему «Гей подозревается в убийстве на почве ревности», может эта тема ещё дойдёт и до телевизионного ток-шоу, заставив кое-кого взволнованно восклицать: «Это на самом деле потрясающе! Нет! Неужели! Думайте! Обсуждайте!»
Ду Яньмо расцвёл, и Ань Жюле без колебаний вылил на него ушат холодной воды:
- Главное условие – ты должен вернуться первым.
Ду Яньмо:
- Ну, я постараюсь.
«Я не поощрял тебя… - Ань Жюле не мог произнести ни слова, - Не понимаю, почему всё так изменилось?» Он предполагал совершенно не такой результат, он думал, что мальчик возненавидит его за обман и бросит, но он в стотысячный раз вернулся к началу их пути. На всю жизнь.
Чан Диэй сказал: «Через год, через месяц, через день и через час – всю жизнь, не меньше». Этот мальчик, который моложе его на тринадцать лет, он в самом деле понимает, что значит вся жизнь?
Глаза Ань Жюле внезапно покраснели и по щекам потекли слёзы, которые, казалось, ничто не предвещало. Вопреки всему… Вопреки всему он хотел верить ему. Ду Яньмо забеспокоился:
- Хризантема…
Дверь конференц-зала хлопнула, впуская стремительно идущую женщину:
- Прошу прощения, главный редактор просила… Эй, Ань Жюле, ты плачешь?
Ю Юй никогда не видела, чтобы этот легкомысленный бесстыдник плакал, мужчина был словно не в себе, он бездумно схватился за спинку одного из кресел и раскачивал его, словно хотел оторвать от пола, но привинченное к полу кресло сдвинуть было невозможно, и Ань Жюле только тяжело дышал, не в силах справиться с эмоциями.
- Ты… Ты так обидел своего маленького Хризантему!
Ду Яньмо пришлось признать, с какой стороны ни посмотри, он действительно слишком обидел этого человека. Наконец, Ань Жюле вытер слёзы, подошёл к Ю Юй и ткнул её пальцем в лоб:
- Идиотка, у меня просто выпала ресница и попала в глаз.
Ю Юй с сомнением хмыкнула:
- М-м?
Он похлопал свою лучшую коллегу по плечу и сказал:
- Пойдём.
- Господин Хризантема, - окликнул его Ду Яньмо.
Ань Жюле остановился.
- Ты не можешь не дать мне шанс.
Ань Жюле немного постоял, помолчал и пошёл следом за Ю Юй.
**Гонконгский фильм «Прощай, моя наложница» 1993г. снят по роману Лилиан Ли и рассказывает об отношениях двух мужчин, актёров китайской оперы, начиная с 20-х годов и до конца 70-х XX века. Показаны очень суровые условия, в которых воспитывались мальчики-актёры, с юности и до самого конца они играют один и тот же спектакль по старинной пьесе, который называется «Прощай, моя наложница». По сюжету один играет роль знатного генерала, а второй – женскую роль его наложницы, которая сопровождает его во всех трудных перипетиях жизни, а в конце, когда генерал оказался побеждён и ему грозит казнь, она кончает жизнь самоубийством, перерезая себе горло мечом (этот сюжет взят из настоящей истории Китая, он использован в исторической дораме «Интрига мэйжень. Приквел»).
В жизни эти молодые люди состояли и в интимных отношениях, а потом один из них (исполнявший роль генерала) решил жениться. Это был большой удар для второго, но помешать счастью партнёра он не в силах. 52 года будут длиться их взаимоотношения, пройдут через Культурную революцию, взлёты и падения, конфликты и примирения, любовь и ревность.
Только вдвоём на сцене, где один всегда в женском образе, а другой - благородный воин, они живут в мире своей призрачной любви…
Глава 5 «Не просто чашки»
В коридоре Ю Юй спросила его:
- … С тобой всё в порядке?
Во всём редакционном отделе разве что наивная дурочка Жень Ий могла поверить в сказку о ресничке. Ань Жюле не ответил, зато резко повернулся, схватил Ю Юй за горло, прижал к стене и злобно прошипел:
- Десять минут! Ты же обещала, через десять минут!!
Ю Юй закашлялась:
- Э… Меня главный редактор задержала… Я ничего не могла сделать!
Рассерженный, он отпустил её. Конечно, он придушил её не в полную силу, Ю Юй быстро оправилась.
- А-а, ты опоздала на десять минут, теперь всё…
Ань Жюле действительно хотелось плакать, первые десять минут он ещё мог спокойно распрощаться, но в следующие десять минут ситуация изменилась с точностью до наоборот. «Придурки, ****ь, все придурки». Но вопреки всему он любил этого мелкого негодяя. Поэтому главный придурок здесь он сам, и никто другой. Он позвонил агенту Ду Яньмо:
- Передайте ему, чтобы не приходил сюда больше, а если он хочет чем-то таким заняться, то как только он займётся работой, так я сразу дам ему то, что он хочет.
Агент просто захлебнулся от восторга:
- Уважаемый Ань, отныне я буду почитать Ваших предков.
Ань Жюле не стал деликатничать:
- Хорошо, тогда не забудьте внести меня в семейный реестр и передайте Вашим потомкам, что я буду не прочь получать от них жертвенные дары на все праздники.
Агент:
- …
«Вы со своей любовью и друг другу все кишки вымотали, и меня скоро в гроб вгоните!»
Ду Яньмо действительно послушался и перестал приходить в редакцию, что доставило немало сожалений всем сотрудникам, населявшим высотное здание офиса. Представьте себе, вы приходите на работу, а в холле сидит такой красавец и совершенно бесплатно радует ваш взор; на свете редко случаются такие приятные события, особенно для девушки на стойке регистрации, настолько чистой и неопытной, что ей не приходило в голову даже чуть-чуть подкрасить глазки.
Ань Жюле сдержал слово и как только узнал, что Ду Яньмо поехал на фотосессию, сразу отправился в съёмочный павильон. Как только он вошёл, Ду Яньмо весь преобразился и засиял так, что сотрудник павильона даже протёр глаза:
- Мне кажется, или у него правда отрастают собачьи уши и виляющий хвост, и вываливается язык, как будто он пытается что-то сказать… Я три дня не спал, наверно, у меня галлюцинации?
Агент не проронил ни слова, не мог же он сказать «уважаемый, ты видишь его истинное обличье. Но это не собака, а волк. Он только кажется ручным, а на самом деле коварный и подлый, и если ты зазеваешься, он вцепится тебе в горло и перегрызёт, быстро, точно и безжалостно».
Сегодня Ду Яньмо снимался в одежде торговой марки, которую он рекламировал, упомянутый бренд развивался в направление роскоши, экстравагантности и сексуальности. Ань Жюле ещё не видел его в этой одежде, это было что-то новое.
По завершении съёмки Ду Яньмо переоделся в свою привычную одежду: белая футболка и джинсы, никаких лишних деталей, волосы помыты и весь модный антураж тоже смыт полностью. Именно такой вид его устраивал, именно это ему больше всего идёт. Как говорит старая тайваньская поговорка: «привези быка в Пекин, он и в Пекине будет быком», а то, как он старательно выряжался на прошлой неделе, когда приходил в издательство, так это просто понты с расчётом на то, чтобы произвести впечатление на посторонних.
Мальчик нисколько не изменился, не в его характере гнаться за поверхностным блеском и прочей мишурой, вот только внутренняя энергетика стала другой. Ань Жюле вспомнил его пространные рассуждения несколько дней назад, видимо, и его речевые навыки существенно выросли. Ань Жюле шагнул вперёд:
- Следуй за мной.
Ду Яньмо:
- ?
«Куда мы идём?» Gay Bar.
Сегодня Ань Жюле устраивал здесь небольшое торжество в честь прибытия себя-любимого на родину, присутствовал весь творческий бомонд модной индустрии, пришли все, знакомые и незнакомые. Как только Ань Жюле появился в баре, к нему тут же подошли несколько пассивов, с которыми он поддерживал приятельские отношения, с вопросами:
- Господин Хризантема, Вы ещё не разучились прыгать? Мы боимся, что эти грубые янки не знают кузнечика Алана Тама, и Вы там совсем не веселились.
(Алан Там, он же Grasshopper, Кузнечик – Гонконгский актёр, певец и продюсер. Самый известный фильм с его участием – «Доспехи Бога». В 1980-х годах был очень популярным исполнителем романтических баллад в современной обработке. Клип можно посмотреть здесь:
https://youtu.be/3FUoQ0r5RBQ Он поёт две песни, “Я не согласен снова играть” и “Любовная ловушка”).
- Только ты меня понимаешь, - Ань Жюле ласково ущипнул пассива за упругую щёчку, и вдруг, указав на стоявшего позади него Ду Яньмо, обратился ко всем присутствующим, - Это мой друг, он никогда здесь не бывал, предоставляю его в ваше распоряжение.
Он снял куртку и лёгкой походкой неторопливо взошёл на сцену. Все сразу поняли, что сейчас будет шоу, и дружно захлопали в ладоши. Интимное освещение бара прорезали огни прожекторов, красные, синие, жёлтые, диджей включил пульсирующую электронную музыку, и Ань Жюле, вытянув на сцену ближайшего крепкого парня, начал медленно раскачиваться под музыку.
Чёткие подпрыгивающие танцевальные шаги были запредельно вульгарны, но в то же время в каждом движении сквозило бесконечное очарование, его раскрытые ладони снова и снова самозабвенно обрисовывали тело так, будто это чьи-то чужие ладони жадно и чувственно оглаживали его всего. Его лицо манило, взгляд скользил вдоль окружающей сцену толпы, тело как будто светилось изнутри под перекрещивающимися на нём разноцветными лучами прожекторов.
Определённо, этот человек был не знаком Ду Яньмо, его господин Хризантема… всегда был в его руках, даже если они шли по улице, он мог оглянуться на красивого парня, но неизменно констатировал:
- Хм-м… Всё равно мой принц Ду самый лучший.
Принц Ду… Есть такая марка мороженого, называется Duroyal (франц. королевское, от короля), Ань Жюле очень любил вафельные рожки этой марки; в летнюю пору он покупал и очень эротично поедал рожок перед его глазами, заставляя кровь закипать от возбуждения, и приговаривал:
- Когда я закончу облизывать короля Ду, я начну облизывать принца Ду, м-мм…
(На китайском Duroyal пишется;;; - d; l;oye, здесь общий иероглиф с именем Ду Яньмо; – d;, груша).
Пусть его слова частенько отдавали цинизмом, и поведением он порой смахивал на сумасшедшего, но чувства Ду Яньмо всегда ставил на первое место. Теперь всё было не так, окружённый толпой, яркий, обворожительный Ань Жюле даже не смотрел в его сторону.
Утомившись прыгать, Ань Жюле сошёл со сцены. Насквозь пропитанная потом тонкая рубашка прилипла к телу и обрисовала все его прекрасные изгибы. Парень, с которым танцевал Ань Жюле, сошёл со сцены следом за ним и обнял его за талию, на что Ань Жюле совершенно не рассердился, наоборот, повернулся к мужчине, погладил того по крепкой груди и сжал, показывая всем, что уж кто-кто, а он никогда не останется без внимания. Парень усмехнулся и засунул что-то в задний карман брюк Ань Жюле, а затем пошёл на танцпол.
Ань Жюле:
- Фух, хочу выпить.
И сразу, как в поговорке «кинул клич – отзывается сотня», со всех сторон банкетного стола потянулись приятели с бутылками, торопливо наливая вино в его бокал и попутно делясь последними сплетнями:
- Этот парень – волк, он совсем недавно здесь появился, говорят, он обычно ни на кого не обращает внимания, но ты его зацепил.
Термином «волк» в их кругу обозначали превосходно сложенного и на редкость миловидного мальчика из тех, что раз в сто лет встречаются. Было время, когда молодых новичков подразделяли только на мартышек и мишек, теперь вот собрался полный комплект ролевых персонажей из причудливого мира фэнтези.
- О, оказывается, это волк. Недаром он так хорош на ощупь, - Ань Жюле показательным жестом схватил себя за грудь.
Внезапно рядом с ним сел Ду Яньмо, придвинулся ближе и выпятил крепкую, рельефную грудь, обтянутую белой футболкой, аппетитную и смачную.
Ань Жюле:
- …
«Не трогай, я запрещаю тебе трогать его», мысленно сказал мужчина сам себе. Затем вытащил из заднего кармана предмет, засунутый туда партнёром по танцу, это оказался презерватив размера XL, на упаковке фломастером был написан номер телефона. Ань Жюле неприлично рассмеялся:
- Ха-ха-ха, боюсь, он слишком здоровый…
Один из приятелей оживился:
- Эй-ва, если он тебя не устраивает ни фигурой, ни лицом, ни размером, отдай его мне!
Ань Жюле:
- Если ты так настаиваешь, я предложу тебе кое-что получше.
Приятель:
- Что?
Он улыбнулся и показал на так и не дождавшегося, чтобы его полапали за грудь Ду Яньмо, лицо которого стало некрасивым от огорчения:
- По давней традиции, если кто-то хочет заполучить его, моё Величество Хризантема благословит вас в добрый путь, а заодно две коробки презервативов даст вдогонку.
Две коробки… «Мастерство» Ань Жюле всегда было превосходным, тем более отшлифованное многолетней практикой; в этих делах он считался экспертом, и если актив удостоился его рекомендации, значит «товар» первосортный, надо брать.
Народ за столом оживился, эта новость сразу заставила всех присутствующих за столом пассивов оставить заурядные возлияния и скучный обмен сплетнями и, потирая руки от нетерпения, заняться жеребьёвкой «камень, ножницы, бумага». Но вот загвоздка… Выставленный «на аукцион» Ду Яньмо побледнел как смерть, он совершенно к этому не стремился и чувствовал себя так, будто его обложили со всех сторон, и остаётся только погибнуть в жестоких мучениях.
Кто-то проговорил со вздохом:
- Вам лучше оставить его себе, не надо нас искушать попусту.
Попросту говоря, когда пара ссорится, даже собакам лучше не встревать. Ань Жюле презрительно оскалил зубы, «вот кучка трусливых развратников, как же с вами скучно». Он оставил компанию и снова вышел на сцену, попрыгал под несколько песен, вернулся за стол, выпил, закусил, и так несколько раз туда и обратно, развлекался как мог, и Ду Яньмо не пытался ему препятствовать. Он не знал, чего добивается Ань Жюле, но раз уж он оказался здесь, злить мужчину он не будет. По-неволе ему пришлось терпеть.
Остальные, заметив неприязненное выражение его лица, уже давно отсели от него подальше, образовав маленькие междусобойчики. Иногда некоторые из них бросали в его сторону выразительные взгляды и даже неосторожно подмигивали, но неизменно натыкались на холод. Однако, находились и такие, кто с затаённой надеждой – а вдруг обломится? – подкатывали с прямыми предложениями:
- Ты в самом деле такой неприступный? Мои умения нисколько не хуже, чем у этого Хризантемы.
- Жаль только, что очко безразмерное, - откуда ни возьмись насмешливо вклинился в разговор Ань Жюле, - Если тебя как следует растянуть, мы вдвоём в тебя въедем, может, ещё и для третьего место останется.
Оскорблённый пассив продолжал хорохориться:
- Это только доказывает, что у тебя маленький!
Два пассива затеяли перепалку, как будто вокруг никого не было. Обмен ядовитыми репликами обрёл зримые формы: один кидается мышьяком, другой бросает красную голову журавля (считается ядовитой), а пад-кий до зрелищ народец уже готовится запастись попкорном и колой и сесть поудобнее, чтобы ничего не пропустить. Все увлеклись, полагая, что непримиримая вражда сторон сейчас выльется в настоящую бойню, и на сцене вот-вот появятся нож и пистолет, и в этот момент вдруг во весь гвалт просачивается одна фраза:
- Зашибись, как у вас весело.
- От вас не отстаём.
Другой:
- А я смотрю, у тебя язык не заржавел.
Ань Жюле:
- Я его целыми днями шлифую.
- Наверняка от болтовни во рту пересохло. Давай выпьем.
Народ:
- …
Оба разошлись как два героя, отдавшие должное отваге друг друга, под сочувственный смех остальных.
Шумная гулянка рассосалась к рассвету, Ань Жюле так ни с кем и не пошёл. Ду Яньмо совершенно изнемог и с удовольствием подставил лицо ночному ветру. Прохладные потоки уносили накопленный за ночь негатив, принося взамен успокоение. Подвыпивший Ань Жюле шёл, заплетаясь ногами и спотыкаясь, наконец, привалился к парню и как ни в чём не бывало томно произнёс:
- Понеси меня.
Ду Яньмо без лишних слов поднял его и закинул себе на спину. То же тепло, та же приятная тяжесть, для них это было как возвращение в дав-но минувшие годы. Ань Жюле:
- Я тяжёлый?
Ду Яньмо:
- Ты лёгкий.
Ань Жюле засмеялся, уткнувшись в его плечо. Нет, он тяжёлый, очень тяжёлый, тяжесть усиливалась, как только он начинал думать о пяти, о десяти последующих годах… обо всей жизни. Ду Яньмо желал добиться шанса с ним, но он не хотел давать ему этот шанс, он действительно не мог себе этого позволить. Ань Жюле снова спросил:
- Как ты себя чувствовал сегодня вечером?
«Ужасно. Предельно несчастным». Однако, после минутного молчания Ду Яньмо уклончиво ответил:
- Ты очень хорошо танцуешь.
- Да, а ещё я хорошо пою, меня называли королём ретро-шлягера… - и он начал петь все подряд старые, бывшие когда-то в моде шлягеры, их слова практически не различались, всё об одном и том же, и он с удовольствием пел, - Зачем нам с тобой ожесточённо мериться силами? Посмотри, ночь так темна, а сон так крепок, я ничего не могу с собой поделать, люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя… моя любовь дошла до кипения… Моя любовь дошла до кипения… И моя боль дошла до кипения…
Слово «кипение» Ань Жюле пел на пределе звука, но не прекращал, упорно желая допеть до конца:
- Моя боль дошла… до кипения… боль...
(Ань Жюле поёт песню под названием “;;” – кипение. Исполнитель – Princess Ai, есть одноимённая японская манга, героиня которой – принцесса из другого мира и талантливая певица. Клип можно посмотреть здесь:
https://youtu.be/B1WqF-XPZ6U Текст песни под главой).
Постепенно звук его голоса сошёл на нет. Он не спрашивал, куда Ду Яньмо несёт его, куда хочет, туда пусть и несёт. Ань Жюле:
- Я привёл тебя с собой исключительно, чтобы ты увидел, что без тебя я всё равно замечательно и прекрасно провожу время.
- …
Ань Жюле:
- На видео ты выглядел таким, каким я тебя никогда не видел… Я не собирался с тобой ожесточённо мериться силами, это бессмысленно. Ты не виноват, и не надо всё время думать о возмещении долга, у каждого своя жизнь, никто никому ничего не должен, так что всё в порядке…
Неожиданно Ду Яньмо подхватил разговор:
- … Боль дошла до кипения.
- Что ты сказал? – ошеломлённо переспросил Ань Жюле.
Ду Яньмо повторил слова песни, которую он только что спел. Ань Жюле тихо рассмеялся:
- Эти слова тоже просто преувеличение…
- Когда я вернулся домой и увидел то, что ты мне прислал… Я тогда почувствовал именно то, о чём пелось в этой песне.
Боль дошла до кипения. По-другому Ду Яньмо не смог бы описать это чувство. По-другому описать невозможно. Ду Яньмо:
- Когда мой папа ушёл, я был ещё маленьким, но я до сих пор могу вспомнить день похорон, траурный зал, обряд прощания, помню всё очень отчётливо. Но я не могу вспомнить, что я делал в тот день, когда получил от тебя эту посылку.
Это было слишком больно, так больно, что ему не хотелось вспоминать.
«Господи, вот так гуава», - подумал Ань Жюле. Он хотел рассмеяться, но ничего не вышло. «Так тебе и надо. Ты заслужил. Заслужил». Счастье и страдание переплелись в его душе в тугой комок, потому что ему тоже было больно, а если больно только ему одному, то это несправедливо, однако, вопреки всему он чувствовал себя виноватым… Он чувствовал вину за боль парня, особенно за то, что именно он причинил ему боль.
«Ты сентиментален, как шлюха», вспомнил Ань Жюле крылатую фразу, ставшую классикой и горько усмехнулся.
Ду Яньмо:
- Господин Хризантема.
- М-мм?
- Между нами разница в тринадцать лет, по правилам ты должен считаться моим старшим.
Услышав эти слова, Ань Жюле снова подумал, что так ему и надо, будь он проклят, «твоя боль дошла до кипения, а потом испарилась, и я тебе не сочувствую!»
Ду Яньмо:
- Я знаю, если ты что-то сказал, ты назад свои слова не заберёшь, и поскольку я младший, я буду просить тебя не один раз и не два, а сотни и тысячи раз, чтобы ты понял и снизошёл до меня, но только не надо устраивать мне проверок или ещё чего-то подобного. Без тебя моя жизнь не будет лучше, и у тебя точно так же…
Ду Яньмо видел его насквозь, не оставляя никаких лазеек для манёвров, но Ань Жюле будто шлея под хвост попала, и он жёстко возразил:
- Кто тебе это сказал? Наверняка в мире есть другие парни, способные сделать меня счастливым, просто мне пока ещё такой не встретился…
На что Ду Яньмо сказал, как отрубил:
- Не будет такого, если он сделает тебя счастливым, я сделаю тебя ещё счастливее, ты ни с кем не будешь счастлив так, как со мной.
Ань Жюле:
- Это ты так меня проклинаешь…
- Да, - согласился Ду Яньмо, - Если ты с кем-нибудь сойдёшься, я не буду желать тебе счастья, я буду желать, чтобы вы расстались…
Он не великодушный человек и никогда им не был.
Он с детства отталкивал младшую сестру, ревновал учителя к его девушке, и уж тем более не хотел, чтобы этот мужчина искал себе кого-то другого. Он определённо сумасшедший. Что он там говорил о возмещении долгов… Да, этот мужчина и есть то место, где он всю жизнь будет наслаждаться покоем и счастьем, то место, где он будет спокойно жить и с удовольствием работать, к тому же, он виноват перед ним, значит, теперь он будет крепко держать его в объятиях и вернёт всё, что должен.
Ду Яньмо продолжал гнуть свою линию:
- Господин Хризантема, когда я учился в школе, нам на уроке истории рассказывали одну притчу о человеке, который нёс на спине другого человека, и тот сказал ему: «один твой шаг равен одному году, сколько шагов ты пронесёшь меня, столько лет я буду защищать твой родной край». Если я пронесу тебя тысячу, десять тысяч шагов… ты поверишь мне?
«Поверю во что? Поверю, что мы всю жизнь будем вместе и никогда не расстанемся? Чушь какая».
Ань Жюле очень долго молчал, так долго, что Ду Яньмо уже решил, что тот заснул по пьяни, как вдруг услышал:
- Отпусти меня.
- Я прошёл только сто шагов…
- Один шаг – это один год, сто шагов – это сто лет, тебе этого мало?
Ань Жюле спрыгнул с его спины, а потом поднявшись на цыпочки схватил его за голову и потряс из стороны в сторону:
- Дай мне подумать, дай подумать…
- Хризантема, сначала…
- Хватит! Дай мне подумать, ты слышишь?! – гневно рыкнул Ань Жюле.
Вокруг воцарилась тишина, только осталось маленькое, ускользающее в тишине эхо от возгласа Ань Жюле. Ду Яньмо ещё никогда не видел, чтобы мужчина терял самообладание, и тихо ответил:
- Я понял.
***
В тот прошлый период, когда он вернулся домой и обнаружил посылку и письмо, Ду Яньмо непрерывно думал: он действительно в чём-то не прав, но даже если так, неужели он заслужил такое непомерное наказание? Он верил всему, о чём так хорошо говорил мужчина, в итоге все его слова оказались ничтожными… Чем больше он думал об этом, тем больше впадал в отчаяние. Он бродил по дому, как ходячий мертвец и по чистой случайности запнулся о ту коробку, к которой не хотел притрагиваться. Коробка упала, раскрылась и все вещи из неё вывалились наружу.
Его сменная одежда, его чашка, его… каждая вещь, которой в течение года не пользовались, была чистой и свежей, как новенькая, ни малейшего следа пыли или затхлости, даже одеяло, которым он год не укрывался, кажется было только что высушено на солнце, мягкое и пушистое, нежно благоухающее его любимым ароматом.
Ду Яньмо очень долго в растерянности смотрел на вещи. Этот человек так берёг его, так лелеял, никогда не говорил, что скучает, но так прилежно ухаживал за его вещами, стирал их, сушил и гладил, ожидая, когда вернётся владелец и начнёт ими пользоваться. Он считал… что если бы не эта его долгосрочная командировка, Ань Жюле так и ждал бы его, а он только и делал бы, что возвращался и снова покидал его, и так до бесконечности.
В конце концов, привыкший к тому, что его слепо балуют, он не увидел, что партнёру плохо, не понял, что Ань Жюле тоже может устать, и они в конце концов разойдутся… Поистине, ничего нет хуже запоздалых сожалений. Ду Яньмо сожалел, потому что ему не хватало Ань Жюле. Потом он покается, но пока больше не будет преследовать его, потому что теперь он здесь и ещё не поздно всё вернуть.
На самом деле он должен радоваться. Пока мужчина не вернулся в Тайвань, ему необходимо было что-то предпринять. У него всё хорошо, главное, нужно добиться полной независимости. Он уже сделал в некотором роде карьеру, но нужно ещё больше укрепить свои позиции и застраховаться, встать на ноги и сделать так, чтобы у них не было причин для расставания.
Ду Яньмо собрался с духом. Он пользовался вниманием СМИ и предпринимателей, несколько фирм предлагали ему сняться в рекламе и стать представителем их брендов. Он не слишком в этом разбирался, но вышел в Гугл… и вскоре нашёл модельное агентство. Он был готов к тому, что его забракуют, но неожиданно с ним связались и проявили заинтересованность. Его агент решил, что приобрёл в его лице настоящее сокровище и радовался, пока…
- Я хочу сниматься в рекламе, но не буду сниматься обнажённым, только до некоторой степени, не более.
Агент презрительно подумал: «Ты будешь спорить со мной?» Но Ду Яньмо был очень серьёзен. У него было много опасений: во-первых, он по-прежнему позиционировал себя как спортсмена-супермарафонца, не желая выходить за пределы этого занятия; во-вторых, съёмки в рекламе дают слишком поверхностную славу, чтобы она могла длиться долго, это затяжная война, конца которой не предвидится, и ему предстоит постоянно быть на связи с агентом.
В-третьих, популярность доставляет достаточно много проблем, а у него ещё есть много планов, которые нужно осуществить, это требует времени. Блистать на подиумах – это не то, чего он на самом деле желал. Ему просто нужно немного известности, чтобы достичь ещё большего.
Боясь, что мужчина не станет его искать, он не смел покидать Тайвань и переключился на внутренние соревнования. Борьба за каждую возможность дать интервью заставляла его брать первые места, снова и снова брать только первые места. Потому что только у того, кто имеет первое место, есть бо;льшая вероятность, что его заметят. Он не брался за слишком много модных течений, боясь растратить себя.
На этот раз его кандидатуру одобрила модная Нью-Йоркская торговая марка. Совершенно случайно так совпало, что один из высокопоставленных партнёров модного журнала увлёкся спортом и часть прибыли от своего торгового предприятия вложил в долгосрочное спонсирование спортивных мероприятий, в том числе и марафонский забег по странам Центральной Азии (Китай, Вьетнам), таким образом, Ду Яньмо получил известность, и модный журнал пригласил его на интервью и фотосессию, в итоге…
Он наконец-то дождался мужчину. Пусть даже тот и не вернулся к нему.
***
Ань Жюле сказал «если хочешь», но на самом деле он так не думал. Он взял напрокат стопку BL новелл и комиксов, читал каждый день и удивлялся чрезвычайной популярности мужчин зрелого возраста, он действительно восхищался этими персонажами, их отвагой и членами, которые долго сохраняли твёрдость. Неизвестно, сколько он прочитал, но на жизнь смотрел, как слепой, наполняясь любовью и надеждами. Он вспомнил тот вечер много лет назад, когда в похожей ситуации Цяо Кенан дал ему драгоценный совет: «Если любишь, прими всем сердцем».
Он принял, давным-давно принял, накопил энергию и сохранил силы, и не умер при этом, но сейчас… Он снова изливал душу Цяо Кенану:
«Сяо Цяо, я боюсь, не поверишь, очень боюсь».
Joke n;n:
«Было бы странным не бояться, у тебя раньше было больше храбрости, чем ума, теперь наконец, наступило равновесие».
Ань Жюле засмеялся. Отсмеявшись, продолжал анализировать себя:
«Тебе объяснить, почему я боюсь? В своё время я ничего не боялся, либо с большим трудом признавал, что боюсь, а сейчас всё не так, в чём же проблема?»
Joke n;n снова прислал ему фразу «из прошлого»:
«Потому что ты состарился, уважаемый»
Чёрная Хризантема:
«…»
Один говорит «ты считаешься моим старшим», другой говорит «ты состарился», до они словно сговорились вывести его из себя!
«Это ты старый! Ты старше меня! Вся твоя семья старая! Да мать твою растак, мне всегда будет восемнадцать, я как в сказке, никогда не состарюсь!»
Joke n;n:
«Правильно, я старый, и вся моя семья старая, кажется, я должен страдать по этому поводу, но я этого не делаю. Мы все знаем, что состаримся, но если ты в это не веришь, чего же тебе бояться?»
Чёрная Хризантема:
«…» Можно либо не бояться старости, либо не признавать её, это что, и есть окончательный выбор?
Joke n;n:
«Как-то один работник СМИ рассказывал, что когда он сталкивается с какими-либо сомнениями, он пытается представить, как бы он поступил, будь ему двадцать лет? Если причина твоих сомнений старение, страх перемен в жизни, заставь себя вернуться в состояние двадцатилетнего и прими решение. Если тебе вечно восемнадцать, и ты как в сказке, никогда не состаришься, тебе незачем заставлять себя, а теперь подумай… кто ты?»
Ань Жюле начал перечислять:
«Его светлость Хризантема. Я великий, я главный, я ко всему отношусь несерьёзно, ты единственный, к кому я не могу относиться несерьёзно».
Joke n;n:
«Тогда чего ты боишься?»
Чёрная Хризантема:
«Боюсь, что он не сможет любить меня всю жизнь, а у меня не хватит сил с ним расстаться».
Joke n;n:
«****ь, такие отвратительные слова, тебе не стыдно так говорить?».
Чёрная Хризантема:
«Ага».
И правда, как только он всё рассказал, он сразу понял, что его опасения глупы, это всё равно, как не успев родиться, начать переживать о смерти или сидеть вместе со всеми в самолёте и переживать, что разобьёшься. Однако, за свою жизнь он один раз уже чуть не умер, и боится, что второй раз вряд ли переживёт. Если однажды вас накормили какой-то дрянью, а потом поклялись всё исправить и пытаются убедить, что теперь всё будет по-другому, любому будет страшно попробовать вновь.
Joke n;n:
«А если серьёзно, посмотри на это с другой стороны, как долго ты ещё проживёшь? То, что ты опять мучаешься, не в силах расстаться, это всего лишь такой период, за ссорами и руганью не заметишь, как подойдёт конец».
Да, как долго? Ань Жюле задумался, встал, прошёл на кухню и посмотрел на свою коллекцию чашек. Его привычка собирать чашки сложилась давно. Он постоянно ставил на полку семь чашек, каждая имела определённое значение: радость и печаль, любовь и ненависть, одержимость, глупость, все вместе они и есть его жизнь. Не такая уж и долгая.
Выбранную Ду Яньмо чашку с розовыми сердечками, символизировавшую «любовь», он вернул ему вместе со всеми вещами и не поставил вместо неё другую чашку, и не собирался ставить. Когда-то он уже перебил все чашки, теперь пусть эти чашки примут на себя его отчаяние… Неужели на всю жизнь?
Заставить себя вернуться в двадцать лет… Нет, он вернётся в свои пятнадцать-шестнадцать лет, когда он слишком любил одного мужчину, он был так наивен и глуп, но искренне верил, что это на всю жизнь. А позже тот мужчина собственными руками уничтожил его преклонение перед ним. Жаль, очень жаль, стать счастливым не удалось, как же теперь отважиться?
Потеряв любовь всей своей жизни, он быстро приспособился к мимолётным, ни к чему не обязывающим связям, и тем самым надёжно оберегал себя от разрушения и боли, и какой в этом смысл? Ань Жюле ничего не приобрёл, самое большее – это коллекция чашек.
Перестав размышлять, он взял жёлтую чашку и неожиданно расслабил руку. «Дзынь!» - чашка разбилась. Он взял другую и тоже бросил об пол. Он бросал радость, разбивал гнев, уничтожал страдания, и вот уже нет радости, уничтожена ненависть, пропала одержимость… Осталась только любовь и та кривая чашка, подаренная ему юношей.
Это его ритуал. Закончив, Ань Жюле взял веник и подмёл осколки. Теперь вся его прошлая жизнь – это сплошные осколки, и больше нечего бояться, нужно снова дать шанс и мальчику, и себе самому. Если честно, они ещё не прошли точку невозврата, всё это лишь его собственные внутренние демоны. Теперь всё прошло, представим, что он, прежний, вчера умер. Он вернулся к компьютеру и написал Цяо Кенану:
«Всё».
Joke n;n:
«?»
Чёрная Хризантема:
«Я перебил все чашки».
Joke n;n:
«… И?»
Чёрная Хризантема:
«Ты прав, не важно, как долго это продлится, я не хочу мучиться. Я хочу купить новые чашки».
Он пойдёт вместе с мальчиком. В прошлый раз он позволил ему выбрать лишь одну чашку, любовь, теперь же он хотел вместе с ним, рука об руку, восполнить до конца все радости и печали… и разделить их с ним, безоговорочно. А потом оставит себе только ту чашку, которая символизирует любовь. Остальным чашкам-чувствам он решил дать время, чтобы посмотреть, смогут ли они пройти вместе с ними всю жизнь.
Текст песни «Кипение» (перевод примерный):
Не спеши, не требуй от меня поцелуев,
Не подавляй своим вниманием,
Прошу тебя, помедли, подожди.
Любовь обжигает, как крутой кипяток,
После неё остаются шрамы.
Не смотри на меня так, дай подумать.
Вопрос, какие узы можно назвать вечными,
Если любовь и ненависть –
Это как жар и холод.
Меня бросает то в жар, то в холод,
Любовь кипит во мне, но ты
Притворяешься, что ты здесь ни при чём,
И делаешь вид, что не знаешь меня.
То далеко, то близко, то холодно, то жарко,
Любовь и ненависть – для меня одинаково серьёзны.
Жар ли коснётся сердца, или холод –
Это одинаково больно.
Зачем нам с тобой ожесточённо мериться силами?
Посмотри, ночь так темна, а сон так крепок,
Я ничего не могу с собой поделать,
Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя,
Моя любовь дошла до кипения,
Моя любовь дошла до кипения,
И моя боль дошла до кипения…
Глава 6 «Не могу относиться к тебе несерьёзно»
Ань Жюле позвонил Ду Яньмо и прямо в лоб спросил:
- Ты живёшь по-прежнему со своей семьёй?
Ду Яньмо:
- Нет, я переехал.
- В отель или снял квартиру?
Короткие и чёткие вопросы. Ду Яньмо не был уверен, собирается ли Ань Жюле вновь сойтись с ним или же намерен продолжать только плотские контакты, но какой бы выбор ни сделал мужчина, он примет любой.
- Снял квартиру, - ответил он.
Ань Жюле:
- Где?
Ду Яньмо снял квартиру, которую прежде снимал Ань Жюле.
По молодости Ду Яньмо о некоторых вещах не задумывался, но позже он кое-что понял: в Ань Жюле очень сильно развито чувство личного суверенитета. Внешне он со всеми дружелюбен, однако, войти на его частную территорию не так-то легко. Он с маниакальной тщательностью наводил чистоту в своём доме роликовой щёткой. Психологи утверждают, что некие действия, повторяющиеся с упорным постоянством, являются своего рода симптомом. Он думал, что Ань Жюле всего лишь приводит его к себе в гости, но на самом деле он впустил его в своё сердце.
Он понял это только когда въехал в оставленную Ань Жюле квартиру. Мужчина забрал только разное барахло, но большую часть вещей оставил: каркас кровати, журнальный столик, диван… и ещё ковёр, на котором так любил валяться Ду Яньмо. Этот ковёр Ань Жюле выбирал очень тщательно, обегав несколько магазинов товаров для дома, придирчиво выбирая ковёр самого высшего качества, но переехав на другую квартиру, он не взял его с собой.
«Это не моё, и я не хочу этих вещей. Но я по-прежнему твой, почему ты не хочешь меня?» Белая стена ослепила его, и он спросил домовладелицу:
- А где прежняя стена?
Хозяйка остолбенела, не понимая, откуда ему известно про стену, и ответила:
- Я попросила прежнего жильца вернуть ей первоначальный вид.
Ду Яньмо молча подошёл к стене и погладил: Ань Жюле всегда всё делал на совесть, на белой стене не осталось ни малейшего следа того, что было. Когда-то он ради Ду Яньмо удалил реестр своих поцелуев, практически стерев половину своей жизни, теперь стёр во второй раз… всё, что связано с ним, Ду Яньмо.
В тот день плакать не получалось, у Ду Яньмо не осталось слёз, он чувствовал только боль. Он боялся даже думать о том, с каким настроением Ань Жюле перекрашивал эту стену.
Квартира была в отличном состоянии, особенно после перепланировки, сделанной прежним квартиросъёмщиком, после его бережной заботы; естественно, и арендная плата стала достаточно высокой. По этой же причине квартира не была сразу сдана в аренду. Ду Яньмо договорился без лишних слов. У него только что появился свой агент, и пусть гонорары пока были не высоки, но аренда жилья не составляла проблемы.
Оставшись один в пустой комнате, Ду Яньмо тихо сказал:
- Я вернулся.
Но на этот раз никто не вышел ему навстречу.
В первый день новоселья, когда он лежал на вновь купленном матрасе, застеленном новым бельём, из уголка его глаза выскользнула одинокая слезинка. Это последняя слеза, в последний раз он плачет, в последний раз раскаивается. Дальше он обязательно хорошо подготовит дом и будет ждать здесь возвращения прежнего хозяина. И на этот раз о;н скажет ему:
- Добро пожаловать.
……
Когда Ань Жюле пришёл к нему и увидел, что в квартире почти ничего не изменилось, он спросил:
- Сколько ты платишь за аренду?
Ду Яньмо озвучил цену, и Ань Жюле рассердился:
- ;, вот бесстыжая кровопийца, это же я тут всё устроил и оставил ей, она должна отстёгивать мне мои десять процентов!
Он возмущённо пыхтел, не зная, что его больше злит, собственные упущенные доходы или то, что Ду Яньмо ободрали, как липку. Ду Яньмо улыбнулся, обнял его и сказал те слова, которые хотел сказать давным-давно:
- Я вернулся.
- …
Ань Жюле ничего не ответил. Нет, Ду Яньмо не потерял надежду, но он понимал, что пока ещё не имеет права требовать ответа, тем более, Ань Жюле больше здесь не хозяин, и по идее он должен сказать ему «Добро пожаловать», но он не мог это произнести. Он не хотел слышать в ответ «Простите за беспокойство» и тому подобные учтивые фразы, которыми обмениваются люди, ставшие чужими друг другу.
Ань Жюле, ничего не говоря, разулся и прошёл в комнату. Он кивнул на высокий стул возле обеденного стола и улыбнулся:
- Садись туда и мастурбируй.
Ду Яньмо:
- …
Он не ослышался? Шутка ли, Ань Жюле теперь король, велит идти на Восток, не говоря о том, чтобы пойти на Запад, даже думать о Западе не смей. Он послушно сел на указанный стул, сорвал цепочку с гульфика, обеими руками вытащил ствол и начал дрочить. Ань Жюле просто стоял и смотрел, не выказывая ни малейшего желания поучаствовать.
Обычно, занимаясь самоутешением, мужчины, если не смотрят порно-фильм, то закрывают глаза и представляют сексуальную сцену. Скольких человек нужно представить Ду Яньмо, когда он занимается любовью, чтобы возбудиться? Не слишком много, для него достаточно одного дыхания этого мужчины рядом, чтобы пробудить эрекцию.
Он кончил очень быстро, он сознательно не контролировал себя. Ань Жюле подошёл к нему и взглянул на растёкшуюся по рукам густую белую сперму, оторвал кусок бумажного полотенца и ласково вытер ему руки. Затем холодно сказал:
- Кончи ещё раз.
- …
Ду Яньмо не ожидал, что его накажут подобным образом, но безмолвно подчинился приказу. Он снова начал дрочить и вдруг услышал вопрос Ань Жюле:
- Что у тебя в качестве гарнира?
Ду Яньмо, тяжело дыша, ответил:
- Я представляю… тебя.
- …
- Я вспоминаю, как однажды… отделал тебя, я так отъебал тебя, что у тебя там не закрывалось, дырка опухла, и были видны розовые стенки кишки, и моя сперма вытекала оттуда… вытекала, как будто у тебя было недержание. И тебе пришлось заткнуть зад анальной пробкой, я помню, она была фиолетового цвета… М-м-ммм!
Он снова кончил, на этот раз более обильно, как будто первый раз был просто лёгкой закуской, которая теперь перешла в полноценный обед. Ань Жюле никогда ничего не стеснялся в постели, однако он впервые подвергся столь детальному описанию физиологических подробностей, касавшихся его тела. Лицо Ань Жюле полыхнуло жаром:
- Не ожидал, что ты так спокойно произнесёшь слово «отъебал»…
Ду Яньмо подумал, что он же путешествовал с компанией взрослых мужиков и каких только грязных непристойностей там не наслушался. И он знал, что Ань Жюле нравится слушать всякие пошлости. То, что ему доставляет удовольствие быть сексуальным объектом для мужчины – чепуха, он гей, и для гея это нормально. Когда-то Ань Жюле объяснял, в чём кардинальное отличие гетеросексуального секса от гомосексуального. В первом партнёров больше всего возбуждает именно различие в строении тел, а для гомосексуалов самым сильнодействующим объектом является его Величество Хер, всё остальное – лишь дополнительные прикрасы, без которых вполне можно обойтись.
Приказав ему дважды кончить, Ань Жюле задался целью напоить его. Пиво с Колой не имело характерной горечи, а если закусить лаймом, * вообще пьётся легко и в самый неожиданный момент сбивает с ног. Дождавшись, пока Ду Яньмо сходит в туалет, Ань Жюле поманил его рукой:
- Сядь.
(*Есть такой коктейль немецкого происхождения, называется «Колавайцен», делается в соотношении: кока-кола – 100 мл, пиво – 200 мл, на закуску – долька лайма, надевается на край бокала).
Ду Яньмо:
- …
Он перестал думать о своей дальнейшей судьбе. Он только мог предполагать, что Ань Жюле не удовлетворится, пока не доведёт его своими забавами до смерти. В итоге он просидел на стуле в наручниках четыре часа, как преступник перед казнью, пока Ань Жюле играл в его компьютере; он только мог слышать, как со звуком битого стекла осыпаются уничтожаемые груды драгоценных камней… (Речь идёт о компьютерной игре «Крушитель камней»). Где-то в середине игры Ань Жюле прибежал к нему и радостно сообщил:
- Я побил рекорд на твоём компьютере!
Потом он облизал его член, проглотил «конденсат», и ушёл обратно в гостиную. Просто ушёл… Ду Яньмо так и остался безмолвно сидеть с орудием на полувзводе. Немного погодя он услышал звук пришедшего сообщения в Skype.
Чёрная Хризантема:
«Дочка, я хочу тебе что-то сказать».
Joke n;n:
«?»
Чёрная Хризантема:
«Я намерен стать тем, кто покончит со слухами и внесёт ясность. Я провожу небывалый по масштабам сексуальный эксперимент, и ты зарегистрируешь этот великий момент, а потом можешь последовать моему примеру… Ты слышал, какого эффекта можно добиться, если добавить в пиво Колу и закусить лаймом?»
Joke n;n:
«Об этом? Честно говоря, не очень. Думаю, тут преобладает чисто психологический фактор. Подумай сам, если ты будешь питаться розами, твой выхлоп всё равно не будет пахнуть розами…»
Ань Жюле выматерился и отбросил мышку.
«Вот ****ская парочка, есть ли предел вашему бесстыдству?»
Цяо Кенан:
«Кто бы говорил!»
«Фу!»
Ань Жюле сердито выключил Skype. Надо же, он-то полагал, что никто вокруг ещё не пробовал такого, в восторге поспешил поделиться, и никак не думал, что дочка уже… Ва-ва, он стал никчёмной матерью, которая безнадёжно отстала от жизни и ещё пытается чему-то учить свою продвинутую дочку! Хотя заранее известный результат несколько снижал интерес, но он игрок по жизни и всё равно доведёт «эксперимент» до конца. Ань Жюле дошёл до кухни, выпил стакан воды, затем подо-шёл к парню и с улыбкой спросил:
- Я воспользовался твоим компьютером, ты не возражаешь?
Ду Яньмо:
- ?
Разве он мог возражать? Не говоря о сиюминутной ситуации, он о себе-то позаботиться не мог. Ань Жюле:
- Ты как, попить не хочешь?
Ду Яньмо покачал головой. Он реагировал немного замедленно, т.к. слишком много выпил, и у него кружилась голова. Перед тем, как напоить, Ань Жюле заставил его мастурбировать… он кончил два раза. Теперь он сидел на стуле, руки в наручниках заведены за спину, а инструмент для производства потомства вяло свесился из раскрытого нараспашку гульфика. Ань Жюле поджал губы:
- Я всегда хотел устроить тебе праздник совершеннолетия…
Что может делать совершеннолетний? Пить вино. Ду Яньмо не боялся пить, в поездках за границу он уже приобрёл этот опыт, алкоголь вообще лучший друг человечества. В хорошем настроении – пьём, в плохом – тоже пьём, зимой и летом, замерзая от холода и изнывая от жары – всегда пьём. Как-то, когда он находился в Северном Китае, ему довелось попробовать гаоляновую водку, настолько крепкую, что она вонзалась в глотку, подобно раскалённому ножу. Пиво с колой и лаймом можно вообще за дело не считать. Но его принудили выпить почти дюжину бокалов, такого даже Брюмастер не выдержал бы.
(Брюмастер – персонаж компьютерной игры Дота, знатная пьянь, см. Википедию).
Ань Жюле присел перед ним на корточки и пальцами игриво пощекотал спящий член:
- Он ещё сможет встать?
- …
От последней эякуляции прошло четыре часа, это не составит труда. Но Ду Яньмо не успел ответить. Ань Жюле сжал его орудие и улыбнулся:
- Совсем мягкий… Только не говори, что я не смогу это исправить.
И он начал облизывать. Ду Яньмо глубоко вздохнул и напряг живот. Оральное мастерство Ань Жюле превосходно, все чувствительные места партнёра хорошо изучены; поскольку достоинство Ду Яньмо имеет изрядную длину и толщину, он не спешил сразу брать его в рот, сначала вылизывал, обильно смачивая слюной, и только потом заглатывал.
«Молодой боец» воспрял очень быстро. Одна рука Ань Жюле массировала пальцами устье головки, другая мягко перебирала яйца в мошонке; взяв в рот головку, Ань Жюле языком обрисовал её контуры, потом всосал уздечку – самое чувствительное место Ду Яньмо.
Парень задышал чаще, уретра исторгла прозрачные, вязкие соки, прозрачное – это предварительная секреция, вязкое – это частично семя. Ань Жюле слизал всё, проглотил и прищёлкнул языком, словно распробовав вкус:
- Ого, кажется и в самом деле стало слаще.
Ду Яньмо:
- ?
Ань Жюле провёл языком по выпуклым венам на члене и сказал со смехом:
- Я слышал, что кислые продукты в сочетании с алкоголем придают сперме сладкий вкус, особенно пиво с Колой и лаймом удваивают сладость…
Он всегда хотел попробовать, давно об этом думал, но к сожалению, случая не представилось. Сегодня, наконец, смог попробовать, специально даже с дочкой поделился, в итоге… Ай! Он опоздал с великим шагом, Луна, освещавшая его путь, жестоко попрана ногами. И это ещё не всё, этот паршивец на своё совершеннолетие удрал на очередной марафон, как бесчеловечно!
Ду Яньмо ничего не сказал, он давно привык, что в голове у этого мужчины намешано всякой порнографической дряни, но всё-таки, почему он с ним не поговорил, он бы с радостью пошёл ему навстречу, зачем ему понадобилось заковывать его в наручники? Но по сравнению с этим его больше интересовала сумка Ань Жюле… что там ещё есть. Ладно ещё пиво с лаймом, но в чём прикол наручников из меха леопарда? Кроме того, мужчина явно задумал что-то ещё...
Ань Жюле сосал, втягивал, щекотал языком уретру, а потом, убедившись, что всё стоит, как надо, поднялся и направился к той самой сумке, которую принёс с собой… В сердце Ду Яньмо закралось нехорошее предчувствие, как только он увидел, что Ань Жюле достал гарнитуру для мобильного в виде телефонной трубки. Да, именно телефонную трубку, обмотанную проводом, но без корпуса. Он спросил Ду Яньмо:
- Ты знаешь, что это?
Ду Яньмо долго смотрел на предмет, наконец решился сказать:
- Телефонная… трубка?
Ань Жюле:
- Бинго… Но это не просто телефонная трубка, это специальная гарнитура для мобильного, антирадиационный микрофон в форме трубки. Сейчас все боятся вредных излучений, я не знаю, кто придумал это приспособление… посмотри, правда оно очень милое?
Ду Яньмо:
- …
Флуоресцентно-розовая трубка действительно выглядела очень мило, при условии, если её использовать по назначению.
Ань Жюле:
- Она предназначена для того, чтобы отвечать на телефонные звонки… но некоторые люди не любят отвечать на звонки, поэтому я использую её вот так.
За разговором он медленно обкручивал проводом достоинство Ду Яньмо, не слишком туго, но достаточно для того, чтобы воспрепятствовать эякуляции. Вдобавок, у самой трубки тоже имелся какой-то вес, свешиваясь, она затягивала провод ещё туже.
Ду Яньмо бросило в жар, горячий пот потёк между лопаток, когда он увидел, как Ань Жюле раздевается, обнажая белую грудь с бледными пятнышками сосков… его инструмент внезапно затвердел так, что словами не передать… он понял, что сейчас с ним рассчитаются по всем статьям, записанным в гроссбухе.
Ань Жюле предстал перед ним в чём мать родила, его стройные белые ноги источали чистый соблазн, годы идут, а он всё так же красив до неприличия… ему тридцать шесть, неужели это не шутка? Ду Яньмо не сводил с него пылающих жарким блеском глаз, всё его тело напряглось, а Ань Жюле, сжав губы в удовлетворённую ухмылку, наслаждался его реакцией.
Обмотанный телефонным проводом фаллос парня буквально прилип к животу, разбухшие вены пульсировали кровью, готовые взорваться. Ань Жюле шагнул к парню и оседлал его колени, целуя чувствительные веки. Он задрал его футболку и потёрся своими торчащими сосками о его грудь, обворожительно мурлыча, как котёнок, вызывая обоюдное страстное желание.
Ду Яньмо нетерпеливо потянулся к губам мужчины и поцеловал его, и ему ответили. Губы прижались к губам, языки переплелись, обмениваясь слюной со вкусом пива с колой и тонкими обертонами лайма. Слизывая слюну с уголков рта Ань Жюле, Ду Яньмо посмотрел на его раскрасневшееся лицо и спросил:
- Это правда, что моя сперма стала сладкой?
Ань Жюле улыбнулся:
- А ты хочешь попробовать?
- … - собственные выделения Ду Яньмо не интересовали, - Я хочу попробовать твою.
- Хо… Но на моём складе товар залежалый, он давно просрочен, я не могу позволить тебе его пробовать.
Ду Яньмо потёрся своим лицом о лицо Ань Жюле, заискивая:
- Я очень хочу попробовать.
Наивная хитрость, попытка освободиться под залог – плавали, знаем. На самом деле для Ду Яньмо главным был не вкус или запах спермы, а человек, который её произвёл.
- Хорошо, - снова улыбнулся Ань Жюле, прижался к уху Ду Яньмо и тихо прошептал, - Тогда тебе нужно сначала вытащить ключ.
Когда он подсказал «расположение» ключа, глаза Ду Яньмо расширились, он опустил голову и взглянул на промежность любимого… там действительно покачивалась тонкая верёвочка. У Ду Яньмо закружилась голова, ему показалось, что если эта игра выжмет его до смерти, это можно считать хорошим концом. Он боялся только, что кое-кто подожжёт фитиль и убежит. Ань Жюле склонил голову набок и с невинным видом спросил:
- Что же делать?
Казалось бы, чего проще, взяться за верёвочку и вытащить, но вся проблема в том, что у Ду Яньмо не мог это сделать сам, а Ань Жюле не собирался ему помогать. Ду Яньмо:
- … Залезь на стол и встань на четвереньки.
- Хорошо, - любезно согласился Ань Жюле, забрался на стол и выпятил перед ним роскошный, белый и круглый зад, верёвочка спускалась из ануса и мерно покачивалась из стороны в сторону… Ду Яньмо приблизил лицо, но не стал поспешно выдёргивать предмет из дырочки, решив сначала хорошенько вылизать окрестности. В этом месте Ань Жюле всегда был особо чувствителен, он невольно выгнул поясницу и застонал.
Ду Яньмо усердно работал языком, пока отверстие окончательно не расслабилось, тогда он схватился зубами за верёвочку и вытянул на свет Божий синюю игрушку, больше всего похожую на виброяйцо. Ду Яньмо уже ничего не понимал.
(Виброяйцо или яйцо-вибратор – маленькая секс-игрушка овальной формы со шнурочком для удобного извлечения наружу. Романтичные, искушённые в неторопливых прелюдиях любовники покупают виброяйца, чтобы разбудить страсть перед сексом. Его можно разместить во влагалище и наслаждаться массажем точки G сольно или во время кунилингуса. У мужчин, соответственно, для ласки простаты. Производители рекламируют изделие, как очень удобное в применении как в паре, так и в одиночку, его можно использовать не только дома, но и на работе, и в общественном транспорте. Под одеждой оно останется абсолютно незаметным).
Ань Жюле всхлипнул, его дыхание участилось. Чёрт, он ведь не рассчитывал, что Ду Яньмо сделает это так, но оказалось, что парень понимает его тело намного глубже, чем он сам. Ань Жюле повернулся, взял виброяйцо, раскрутил его и достал ключ от наручников.
«Когда он его туда запихнул?» - горячим фантазиям Ду Яньмо не было конца. Ань Жюле вытянул губы трубочкой и только собрался что-то сказать, как вдруг прозвучала электронная мелодия звонка. Ань Жюле:
- О, мой телефон.
Ду Яньмо едва не закричал «не отвечай!», но Ань Жюле уже как ветром сдуло, он соскочил со стола и побежал в гостиную:
- Да? Сяо Ю, что случилось?
В телефоне:
- ****ь, твою мать, чёрт бы тебя побрал, ты наговорной воды перепил?!
Ань Жюле:
- Едрить твою налево, я в кои-то веки оказал тебе честь, оставив вместо себя, если по делу, давай быстро докладывай, если просто так, иди на хер!
После этого бла-бла-бла десять минут… тридцать минут… Ань Жюле:
- Подожди.
Он вернулся на кухню, где на стуле всё ещё сидел Ду Яньмо. Его член слегка провис, оттянутый примотанной к нему флуоресцентно-розовой трубкой. Ань Жюле вставил мини-джек на конце провода в разъём телефона, прижался лицом к агрегату парня и переключил звук на гарнитуру:
- Всё, давай продолжай.
Ду Яньмо вытаращил глаза. Два абонента продолжали говорить, говорить, говорить… Когда говорил Ань Жюле, его дыхание овевало член парня, когда говорил оппонент, он пользовался паузой, чтобы облизать головку члена Ду Яньмо и всосать выделившиеся соки. На той стороне услышали звуки и спросили:
- Ты что-то ешь?
- Э-мм… Молочный батончик, - ответил Ань Жюле и свирепо втянул в рот головку Ду Яньмо.
Парень не выдержал и закричал от боли:
- Господин Хризантема!
В телефоне:
- Эй, рядом с тобой кто-то есть?
Ань Жюле поднял глаза, собираясь сказать «нет, тебе послышалось!», но увидев по выражению лица, что парень дошёл до предела терпения, смягчился и скомкано попрощавшись с абонентом, нажал отбой. Он выдернул провод из мобильного и отложил телефон в сторону, затем провёл пальцем по проводу, обвивающему член, повторяя все обороты до самого основания, сжал ствол и поднял на парня глаза:
- Теперь ты понял, для чего нужен телефон?
«По крайней мере, не для этого».
- Господин Хризантема…
Ань Жюле сам не заметил, как проникся сочувствием и потянул за провод:
- Ты понял?
- Понял…
- Точно?
- Да, - Ду Яньмо потянулся к губам Ань Жюле.
В его блестящих, влажных чёрных глазах, пристально смотревших на Ань Жюле, отчётливо светился взрослый ум, опыт и та же, что и прежде, преданность и любовь:
- Я заставил тебя беспокоиться, да?
- …
Ань Жюле безмолвно опустил глаза, Ду Яньмо настойчиво продолжал целовать его, покусывать уши, лизать языком щёки… Он ласкался и шептал:
- Ну хватит…
Ань Жюле упрямо мотал головой, уклоняясь от ласк, наконец сердито прикрикнул:
- Не хватит! – и снова потянул за провод.
Ду Яньмо застонал, на его лице отразилось страдание. Независимо от того, действительно ли он страдал или притворялся, но Ань Жюле на самом деле не хотел отказываться трахаться с ним – шутка ли, если откажется, кого он ещё найдёт для полноценного секса в свои уже зрелые годы? Вибратором за этот год он уже насытился по горло.
Наконец, он размотал провод. По-прежнему крепкий освобождённый член исторг небольшое количество мутноватого секрета, набрякшие вены неожиданно зашевелились, восстанавливая кровоток, и парень глубоко вздохнул. Ань Жюле погладил ствол, убеждаясь, что функции не нарушены, а Ду Яньмо осторожно напомнил:
- Наручники…
Конечно! Ань Жюле расстегнул браслеты. После четырёх с лишним часов, проведённых в неподвижной позе, с заведёнными за спину руками, плечевые мышцы Ду Яньмо болезненно затекли, но первым его движением было заключить мужчину в крепкие объятия, любить и больше не отпускать. Вредность ещё не отпустила Ань Жюле, и он по давней привычке ткнул парня пальцем в плечо. Ду Яньмо охнул и сморщился от боли. Его преувеличенная демонстрация, как ему плохо, заставила Ань Жюле возмущённо поднять глаза к потолку, думая про себя «да ладно тебе! Всем известно, что у людей, занимающихся экстремальными видами спорта мышцы крепкие, как железо». Однако, не мог не признать, что маленькие детские хитрости этого мальчишки всегда срабатывали, чёрт бы его побрал.
Он отодвинулся от твердокаменной «палицы» Ду Яньмо и с фальшивой заботой произнёс:
- Ты, наверное, плохо себя чувствуешь, может, не стоит этого делать?
- Господин Хризантема…
Выпрашивать сладкое трудно, притворяться слабым тоже не годится, а уж идти напролом тем более нельзя. Оказавшись в крайне безвыходном положении, осталось только по-прежнему всячески заискивать перед этим мужчиной, слишком многим он был ему обязан… Ду Яньмо опустился на колени, взял в рот тоже не мягонькое достоинство Ань Жюле, одновременно отправив одну руку за спину мужчины. Он надавил на облизанную совсем недавно дырочку, медленно погрузил в него палец и согнув фалангу, потёр чувствительное место. Угождая любимому всеми способами, он то и дело поднимал глаза вверх, следя за его реакцией.
Ань Жюле посчитал, что уже достаточно долго наказывал его, к тому же от проволочек ему и самому уже было плохо:
- Возьми меня… Давай сделаем это на кровати.
- … Угу.
Хотя матрас был новый, но это была та самая кровать, на которой Ань Жюле столько лет спал, окутанный любовью, а потом сворачивался клубочком, чувствуя себя одиноким и совсем ненужным. Теперь он вернулся, его снова обнимает всё тот же человек, он опрокинут на спину с широко раздвинутыми ногами, открывая напоказ мокрый от слюны анус – при свете ламп это выглядело ужасно развратно.
В спальне смазки не было, в сумке с «сокровищами» Ань Жюле тоже абсолютно точно не было. Он пробормотал:
- Вообще-то я не собирался разрешать тебе входить в меня…
Ду Яньмо покрылся холодным потом. Сердце подсказывало ему, что он на краю гибели и нужно срочно приложить все усилия, пока мужчина не передумал. Пусть его член уже лопался от желания, он продолжал сдерживаться и терпеливо растягивал отверстие пальцами и языком.
Вскоре Ань Жюле ответил страстными стонами. Находившийся в нём ранее предмет способствовал выделению кишечных соков, внутри было мягко и влажно, к тому же он делал очистку. Ду Яньмо всегда переживал, что он слишком груб, и на этот раз проявил просто железное терпение, чтобы не вызвать у партнёра ни малейшего недовольства. Ань Жюле не выдержал первым:
- Хватит тянуть резину, вставь уже мне!
- Но…
Ань Жюле так разозлился, что глаза налились кровью:
- Если сейчас же не вставишь, больше никогда в жизни тебе не дам!
Услышав угрозу, Ду Яньмо сейчас же приставил орудие ко входу и медленно двинулся внутрь. Поначалу он встречал некоторое сопротивление, но вскоре вошёл почти наполовину. Ань Жюле стонал, запрокинув голову, Ду Яньмо притянул его лицо и поцеловал, и так, нежно целуя, вставлял потихоньку, пока не вошёл весь. Сфинктер плотно обхватил основание члена, которое совсем недавно было перетянуто телефонным проводом, только теперь в этом было больше удовольствия, чем боли, да-же незначительная боль от сильного сжатия превратилась в восторг долгожданного обладания. Ду Яньмо прижал к себе мужчину и начал двигаться туда-обратно. Ань Жюле издал громкий стон, готовясь кончить – и вдруг почувствовал внутри волну не принадлежащего ему жара, одна секунда… вторая секунда… третья секунда… Ду Яньмо перестал двигаться, застыв, как изваяние. Выражение его оторопевшего лица было бесценным.
Ань Жюле:
- …
Ду Яньмо:
- …
Ань Жюле:
- Ты… ты кончил?
Ду Яньмо:
- …
«Что за чёрт! Не успел войти, и уже? Этот ребёнок всегда был таким стойким, всегда держался так долго, что это пугало, а теперь что же получается? Преждевременное семяизвержение?!»
- Я просто… очень долго терпел… - пряча глаза, оправдывался Ду Яньмо, и его тёмную кожу постепенно заливала бордовая краска глубочайшего стыда. Он медленно вытащил член, следом за ним из отверстия потекли вязкие, беловатые выделения.
В голове Ань Жюле вяло моталась одна мысль, «расстаться, расстаться, расстаться…» Конечно, эта мысль не серьёзна, а вот парень выглядел совершенно раздавленным, как будто совершил непоправимую ошибку. Сначала Ань Жюле хотел в утешение сказать ему, что в жизни всякое бывает, и у JJ бывают подъёмы и спады, всё нормально… но в итоге самым бессовестным образом расхохотался:
- Господи Боже, у тебя такой вид, будто настал конец света! Ха-ха-ха…
Он хлопал руками по кровати, казалось, он сейчас лопнет от смеха:
- Телефон, где мой телефон, я хочу это заснять…
- Господин Хризантема! – горестно воскликнул Ду Яньмо.
Для него это был действительно конец света, он с таким трудом добился вновь этого мужчины, так надеялся, что они будут вместе, он был уверен, что если его агрегат больше ни на что не годится, Ань Жюле точно его бросит.
Ань Жюле отсмеялся, вытер выступившие слёзы и бережно погладил поникшее достоинство парня, жалостливо приговаривая:
- Бедняжка, я сегодня с тобой переусердствовал, заставил кончить два раза, шутка ли… Х-мм, малыш, а ты кажется подрос? Ты стал длиннее на 0,9см, и в диаметре стал шире на 0,3см, и потяжелел на 41 грамм…
Ду Яньмо:
- …
Он, конечно, знал, что Ань Жюле способен распознавать мощь и пара-метры JJ, но чтобы на таком экстраординарном уровне… И он скромно признался:
- Я делал упражнения…
Ань Жюле:
- Что?
Ду Яньмо встал, подошёл к книжной полке и достал книгу:
- Вот, здесь описан способ… и ещё я гуглил.
У Ань Жюле тоже была такая книга, наверно, у большинства мужчин можно увидеть её на полке, очень трудно удержаться и не купить её, чтобы дома периодически перелистывать – о чём тут говорить, какой мужчина в мире не мечтает о большом JJ? Впрочем, для Ань Жюле это было чистое развлечение, если он и занимался такими упражнениями, то от силы день-два, а потом ему стало лень. Что же до парня, то его книга пестрела не только многочисленными пометками, но имелись ещё и записи на полях. По всему было видно, что парень отнёсся к этому во-просу гораздо серьёзнее, чем к школьным учебникам в юности.
Ань Жюле:
- И долго ты упражнялся?
- Полгода.
С точки зрения людей из книги, рассказывавших о своём «опыте», результаты Ду Яньмо можно расценивать как посредственные. Ань Жюле:
- А зачем ты вообще тренировался? Неужели ты не доволен своей длиной и толщиной?
Ду Яньмо надолго замолчал, а потом тихо произнёс:
- Я так подумал, если совсем ничего не получится, если ты не перестанешь злиться на меня, то хотя бы посмотришь… каким стал принц Ду, и может быть, согласишься дать мне шанс.
Ань Жюле вытаращив глаза смотрел на него, не зная, плакать или смеяться:
- Ты считаешь меня настолько поверхностным человеком?
Ду Яньмо:
- Нет, но тебе ведь нравится большой JJ, я знаю.
- …
Он затронул слишком деликатную тему, этого Ань Жюле не мог отрицать. Он перевернул ещё несколько страниц книги и наткнулся на часть под названием «Воздействие нагреванием», где описывались различные методы. В этой части тоже стояли пометки Ду Яньмо, крестики и обведённые в кружочки абзацы, и надпись вдоль полей: «Можно обвариться». Ань Жюле коротко хохотнул и спросил:
- Ты что, даже ошпарился?
- … Угу.
Будучи тоже мужчиной, Ань Жюле вполне мог вообразить, какие ощущения парень испытал от таких опытов. Он отложил книгу, глубоко вздохнул и поцеловал Ду Яньмо. Совершенно ясно, что он умный ребёнок, но эту книгу явно писали идиоты с одной извилиной, как можно призывать людей делать такие вещи, представить невозможно.
Что-то мягко ущипнуло сердце, покрытое бронёй. Этот мальчик, как всегда, нашёл необычный способ удержать его, но самым поразительным было то, что вопреки всему этот способ сработал.
«Не хочу расставаться, не отпущу, я с таким трудом отдалился и в итоге вернулся назад… Ай, как совестно перед Богом за нарушенные клятвы». Ну и ладно, двум смертям не бывать, а одной не миновать, если ему предстоит умереть в объятиях его мальчика, он готов.
- Как-нибудь на днях… Пойдём вместе покупать новые чашки.
Когда он сказал эту фразу, Ду Яньмо показалось, что он сейчас грохнется в обморок от счастья. А когда пришёл в себя, судорожно обнял мужчину, крепко прижав к себе, словно держал в своих руках главное сокровище всей своей жизни, достойное только самой нежной любви и заботы, сокровище, которое он больше ни за что не выпустит из рук… Ни за что и никогда не отпустит.
Глава 7 «На всю жизнь»
Большая часть тревог наконец-то рассеялась. За это утро у парня повторная эрекция, Ань Жюле сквозь дремоту чувствовал, как сзади член открывает его по-прежнему расслабленное заднее отверстие и входит. Ань Жюле одобрительно «угукнул», постепенно просыпаясь от толчков внутри себя, уютно раскачивающих его, как дитя в колыбельной. Это далеко не первый раз, безрассудная парочка вот уже третий день подряд не вылезает из постели. У Ду Яньмо практически перманентный стояк, они трахаются, потом засыпают, просыпаются, едят и снова трахаются… бесконечный цикл.
Ань Жюле с удовольствием выпятил зад, утыкаясь лицом в простыню, позволяя парню брать себя, как тому заблагорассудится, и практически не приходя в сознание, старательно подмахивал и бормотал сквозь сон:
- Да… а потом поспим… десять минут…
- Ты спишь, - Ду Яньмо ласково погладил его слегка спутавшиеся во сне волосы, его движения не были грубыми, но каждый удар попадал точно в самое чувствительное место Ань Жюле.
- Да… да…
В его простате постепенно накапливались сладкие ощущения, естество окрепло и потекло, образуя на простыне тёмное влажное пятно. Наконец, мужчина проснулся, Ду Яньмо поцеловал его между лопаток, затем вышел из него и перевернул на спину. Ань Жюле протёр глаза и нежно улыбнулся:
- Доброе утро.
Рассветные лучи проникали через окно, падая на его белую, как чистый, глянцевый фарфор, кожу без единого изъяна, которую нисколько не портил даже давний, неглубокий дугообразный шрам поперёк живота. Ду Яньмо бережно огладил его грудь, потеребил изящные жемчужинки сосков, наклонился и поцеловал каждый, приговаривая:
- Доброе утро.
- В такую рань мы ещё никогда не начинали… Эй!
Не дослушав, парень снова вставил фаллос, только теперь двигался не медленно, а широко и размашисто, энергично и безостановочно, так, что Ань Жюле не мог ни вздохнуть, ни выдохнуть, а только вскрикивал то «ай», то «ой». Начав лёжа, они не остались в этой позиции и вскоре перешли в положение сидя. Только что проснувшийся Ань Жюле безвольно вцепился в широкие плечи Ду Яньмо и принимал удары снизу-вверх от стоящего колом члена.
Вскоре его зад покраснел от шлепков, очко, натёртое жёсткими лобковыми волосами, больно зудело; шумное и жаркое дыхание Ань Жюле обдавало ухо Ду Яньмо и возбуждало. Когда Ань Жюле ощущал комфорт, он только тихо постанывал, а от жёсткой атаки напротив, задыхался и вскрикивал; иногда звук его голоса походил на предсмертный крик, а иногда на урчание ласкового кота. Ду Яньмо любил слушать эти звуки, ему нравилось, что именно он дарит мужчине такие ощущения, от которых у того даже плечи краснели. Это казалось ему ужасно милым.
Ань Жюле не проявлял недовольства, если парень не задевал простату, он просто двигал задом, самостоятельно регулируя угол вхождения. В этом смысле они оба действовали в молчаливом согласии: как только зад Ань Жюле начинал вертеться в поисках нужного ракурса, парень понимал, что промазал мимо нужного места, и его член быстро подстраивался, снова и снова упираясь в простату Ань Жюле. Последний просто вопил от удовольствия:
- Ах! А-аах! Да… Попал, попал… Ещё, сильнее…
Подобно потоку, всегда находящему удобное русло, Ду Яньмо всегда следовал просьбам любимого человека. Он аккуратно уложил Ань Жюле на кровать и закинул его ноги себе на плечи. Это заставило предельно раскрыться заднее отверстие Ань Жюле, теперь не способное сжаться самостоятельно, а Ду Яньмо получил возможность свободно вгоняться в него, вставляя до предела.
- Да! А-аа! Нет, это слишком… А-аа!
В этой совершенно беззащитной позе сфинктер не подчинялся его усилиям, Ань Жюле мог только хлопать глазами в такт ударам врывающегося в него орудия, свободно скользящего вдоль влажных стенок. Удовольствие от трения слизистой становилось всё более отчётливым, жар желания размывал мозг и заливал краской лицо, а ноги настолько онемели, что он не мог даже пошевелить пальцами. Ду Яньмо повернул голову и поцеловал подъём стопы, покусал и перецеловал каждый пальчик.
Кишка переполнилась соками, влажные выделения пенились у входа; Ань Жюле хватался за плотное одеяло на кровати, мутным взглядом обводя комнату. Над ним знакомый потолок, вокруг знакомая обстановка, с ним знакомый человек… как будто всё вернулось к истокам. И всё по-другому.
Он поднял руки и обхватил ладонями лицо Ду Яньмо. Столько лет он смотрел на него, и не мог насмотреться. Ду Яньмо замедлился, наслаждаясь простой лаской, совершенно лишённой похоти, но наполненной таким искренним чувством. Он уже взрослый, практически полностью сформировавшийся мужчина. Ань Жюле с любовью поцеловал его веки, почувствовал, как затрепетал внутри него член парня, и улыбнулся. Мальчишка может измениться внешне, но есть вещи, которые никогда не изменятся.
Ань Жюле нетерпеливо потискал грудные мышцы парня, это их маленький тайный сигнал, означающий «продолжай, не останавливайся…» Ду Яньмо поцеловал его и продолжил.
- Ха… Ха… Ха… - Ань Жюле вскоре кончил, его глаза заволокло туманом, за эти годы он уже привык кончать без рук. Он дал знак Ду Яньмо, что тот может последовать его примеру, Ду Яньмо снова перевернул его и вошёл сзади.
- М-мм… - давление на семенные пузырьки усилилось, и сперма хлынула потоком. За время воздержания концентрация семени возросла. Ду Яньмо извлёк член, по-прежнему твёрдый, фонтанирующий спермой, и по постели потянулись полупрозрачные нити. Парень приставил член к отверстию, выпуская остатки семени на края сфинктера, а потом по скользкой дорожке снова въехал внутрь. Ань Жюле прикрыл глаза, наслаждение, которого он так долго не получал, заставило его растянуть губы в глупой улыбке и пускать слюни, как последний идиот. Ду Яньмо слизнул вытекающую из уголка рта струйку и спросил:
- Круто я тебя ебу, да?
Что за вопрос такой, Ань Жюле даже не нашёл, что ответить:
- Ну-у…
В его почти прозрачном эякуляте практически не осталось семени. Он расслабленно прижался к парню, продолжающему брать его, и улыбнулся:
- Подумаешь, научился какой-то фигне и вернулся меня удивлять…
Ду Яньмо громко чмокнул его в щёку и нарочито грубо заявил:
- Ах ты маленькая шлюшка, я учился, чтобы понравиться тебе, мой толстый *** тебя ****, а ты ещё и недовольна?
- Пф-ф!
Хорошо, что он успел кончить, если бы парень заявил это до того, у Ань Жюле от шока наверняка *** шлёпнулся бы в обморок. Мужчина тут же расхохотался:
- Я довольна, неужели Вы не видели, как я только что кончила?
- …
Ду Яньмо:
- То-то же, смотри у меня.
Ань Жюле, хихикая, прошептал ему на ухо:
- Успокойся, в этой жизни я только от твоей ебли получаю такой кайф.
Истинная правда. Он первый и единственный мужчина в его жизни… Обо всех прошлых они договорились не упоминать. После второго, третьего, четвёртого… какого угодно по счёту, всё повторялось. Секс – это не любовь, когда-то Ань Жюле считал, что так лучше всего: выделения и семяизвержение одинаковые, слова и действия одинаковые, у кого-то большой, у кого-то маленький, при чём тут вообще любовь?
Но всё меняется, когда вы страстно влюблены в одного человека. Душа воздействует на тело, рождая ответный резонанс, и душа – хотя неизвестно, существует ли она, - трепещет вместе с телом. Исходя из тела, наслаждение пронзает мозг. Он его мужчина, воспитанный и обученный им единолично, и сейчас пришло время пожинать обильные плоды своих усилий.
Ань Жюле с чувством законной гордости поцеловал мальчика. После кульминации кишка была особенно отзывчива и чувствительна, он ясно ощущал каждую выпуклую вену, цепляющую слизистую оболочку при погружении члена в глубины его тела, и пульсация крови в этих венах ощущалась в неразрывной связи с биением собственного сердца.
Движения Ду Яньмо ускорились, дыхание участилось, брови сошлись на переносице, и Ань Жюле догадывался, что он сейчас кончит. Но в последний момент Ду Яньмо выдернулся из него, и навалившись на Ань Жюле, спросил:
- Можно… я кончу тебе на лицо?
Ань Жюле широко распахнул глаза и сразу рассмеялся:
- Давай.
Парень живо встал на постели на колени, одной рукой притянул поближе голову любовника, другой направил готовый ко взрыву член. Ань Жюле наблюдал с близкого расстояния, как пробегают по мощному стволу мелкие волны, как зашевелилось отверстие уретры, а в следующую секунду орудие крупно вздрогнуло вместе с раскрытием устья, и густая, липкая сперма выплеснулась на его лицо, частично забрызгав даже волосы. Ань Жюле открыл рот и облизнулся, зажмурившись, как кот, лизнувший сметаны:
- Сладко.
- … Правда? – с сомнением спросил Ду Яньмо.
Ань Жюле:
- Если не веришь, можешь попробовать.
- Это не обязательно.
Ду Яньмо тяжело дышал. Чувствуя в члене ноющую боль после кульминации, он, тем не менее, растирал им только что выпущенную сперму по лицу мужчины, собирая разрозненные шлепки в единый поток и направляя его к открытому рту Ань Жюле. Ань Жюле не препятствовал этой канители и покорно слизывал вязкие капли. Так непристойно, так сладостно, но вдруг Ду Яньмо поднял глаза на часы и в панике восклик-нул:
- Беда!
И спрыгнул с кровати. Ань Жюле, утирая простынёй остатки выделений с лица, обеспокоенно спросил:
- В чём дело, у тебя какой-то рекламный проект?
- Я опоздал на урок, - ответил Ду Яньмо, направляясь в ванную.
Ань Жюле смотрел ему вслед в полной растерянности, теряясь в догадках: «Урок? Какой к чёрту урок?» Ду Яньмо скрылся в ванной, вскоре вышел, раскрасневшийся после горячего душа, и быстро натянул футболку и джинсы:
- Я вернусь сразу после обеда, ты…
Ань Жюле сел на постели, скрестив ноги, опираясь подбородком на кулак. Другой рукой он помахал Ду Яньмо:
- Я дождусь тебя.
Он заранее взял маленький отпуск, идти на работу было не нужно. Ду Яньмо замер на месте. Те же самые три слова, что и пять лет назад, сказанные в той же комнате, тем же человеком… Ань Жюле ещё не успел сам осознать, что он сказал, а Ду Яньмо с помертвевшим лицом бросился к нему и сграбастал в такие свирепые объятия, что с утра измученная, старая поясница Ань Жюле едва не отвалилась. Ду Яньмо:
- Я вернусь сразу после обеда… правда, не сомневайся.
Ань Жюле потрясённо смотрел на него, вернусь – это всего лишь вернусь, отчего же у него такой вид, будто прощается навеки? Но услышал, как Ду Яньмо снова повторил, как заклинание:
- Мы договорились, что ты дождёшься, сдержи своё слово.
Ань Жюле всё понял, это тень расставания в прошлом году омрачает сознание парня. Он выдавил из себя улыбку и погладил его по голове:
- Я ни шагу отсюда не сделаю, ладно?
В глазах Ду Яньмо беспомощность переплеталась с надеждой. Ань Жюле вздохнул, «ты считаешь, что уйти так легко? Мой уход выжал из меня все силы, накопленные мной за всю жизнь, больше я не уйду, у меня просто не осталось на это сил».
- Послушай, давай ты не будешь слишком много думать?
Кажется, Ду Яньмо успокоился. Ань Жюле взял в ладони его лицо и поцеловал, проникая языком в его рот, Ду Яньмо, естественно, ответил… Целовался, целовался и вдруг почувствовал что-то не то.
- ?!
Губы мужчин разъединились, и за ними потянулись нити слюны, странно липкой и белёсой. Ань Жюле усмехнулся, словно выполнил давно задуманное:
- Сладкая, правда?
- …
***
Ду Яньмо ушёл. Оставшись один в постели, Ань Жюле какое-то время сидел неподвижно и вдруг рассмеялся. Сегодня практически один в один повторилась ситуация двухлетней давности, точно так же, как тогда, парень бурно кончил и вдруг вспомнил, что ему нужно срочно бежать, вытащил *** и умчался на очередной забег, только его и видели.
Он хотел лечь и снова заснуть, но кровать была в таком беспорядке, что он оставил эту идею. Ладно, для начала надо принять душ. Он прошёл в ванную комнату, присел на край ванной и кряхтя, долго растирал поясницу, всё-таки он уже староват для таких секс-марафонов. За мытьём головы Ань Жюле то и дело снимал с волос остатки спермы и отравлял их в рот.
Брехня это, ни хрена оно слаще не стало, разве что вони чуток поубавилось, но сейчас он не ощущал никакой сладости. Оказывается, когда сладко на сердце, даже это дерьмо может показаться сладким.
Он содрал с кровати грязные простыни и отправил в стирку, потом через интернет приобрёл новый комплект постельного белья и заказал себе завтрак в KFC. В гостиной имелся телевизор старого образца. Ань Жюле хотел посмотреть какой-нибудь сериал, но не предполагал, что в утреннее время на экране можно увидеть только классически увековеченных Телепузиков. Ань Жюле пришлось вяло поздороваться с героями:
- Привет, красавцы.
Скука. Доставили завтрак. Ань Жюле поел, зевнул и завалился на диван подремать немного. Проснулся он уже в полдень, когда солнце было в зените. Постельное уже постиралось, он достал бельё из стиралки и пошёл на балкон развешивать. Там он увидел груду предметов странной, причудливой формы, должно быть, декоративная утварь малых народностей: какие-то невообразимые глиняные кувшины и тому подобное. Но идей по переделке этой квартиры Ань Жюле уже не касался, как сказано кем-то: «Твоё – это наше, а моё – это моё».
Он прошёлся по дому, позаглядывал, покопался и в конце концов нашёл в тумбе под телевизором целую коробку компакт-дисков и фотографий. Фотографии вполне обычные, на них разные местности и люди разного цвета кожи, в разных одеждах; на компакт-дисках по большей части просто названия мест, и только на одном диске отсутствовали какие-либо надписи.
Обнаружив неизвестный диск, его следует немедленно просмотреть, элементарный здравый смысл диктует это всем мужчинам. Что и сделал Ань Жюле, вставив диск в привод видеомагнитофона.
Вначале был просто пустынный пейзаж.
- …
Нескончаемая пустыня и больше ничего. Он быстро перемотал несколько кадров, пока не услышал сопровождающий съёмку женский голос:
- Ду Яньмо, ты снимаешь только пейзажи и совсем не снимаешь людей, это совсем не интересно!
Затем изображение закачалось, как будто кто-то вырвал камеру из рук, и в кадре появилась фигура Ду Яньмо. Более тёмная, чем сейчас, кожа, всклокоченные волосы, подбородок зарос давно небритой щетиной; довольно запущенный вид, тем не менее, вполне мужественный.
- Я не очень хорошо снимаю…
Женский голос:
- Пользуйся случаем, когда ещё тебе доведётся побывать в Такла-Макан… Давай, ты мне расскажешь, чего ты ожидаешь?
Ду Яньмо немного помолчал и ответил:
- Раньше я думал, что бегать нужно только для того, чтобы посмотреть на новые места, на красивые пейзажи, и этого достаточно. Но чем больше побед я одерживаю… тем больше мне хочется бежать ещё дальше, чтобы увидеть ещё больше. Я здесь не в последний раз, однажды я буду готов принять участие в большом ультамарафоне «Четыре пустыни», * чтобы мною мог гордиться один очень дорогой мне человек, который ждёт меня.
(*«4 пустыни» – это крупнейшая мировая серия пеших гонок (ультра трейлов) на выносливость в условиях сурового ландшафта. В ходе каждой гонки участники должны преодолеть 250 км за 7 дней через пустыни 4 континентов.
Участникам предстоит выйти за рамки собственной физической и психологической прочности. Передвигаясь автономно в самом недружелюбном климате и по трудно преодолимому ландшафту, бегуны сами несут всю необходимую им экипировку и пищу, им предоставляется лишь вода и место в палатке для ночного отдыха. Подробнее в сноске под главой).
Его глаза сверкали отвагой, вид был решительный, но когда он произнёс последнюю фразу, он весь как-то смягчился, а в голосе прозвучала нежность. Женский голос стих на минуту, затем снова спросил:
- Это твои родители?
Ду Яньмо:
- Нет.
Женский голос:
- Любимая девушка?
Ду Яньмо:
- … Нет.
Женщина, похоже воодушевилась и продолжала допытываться:
- Но кто же это?
Ду Яньмо опустил голову, почесал нос и ответил:
- Моя жена.
- …
В женском голосе послышалось удивление:
- Ты женат?
Ду Яньмо:
- Нет, но я хочу быть с ним всю жизнь.
Женский голос:
- Но ты всегда где-то бегаешь, сейчас закончится забег в Такла-Макан, потом ты вроде бы собирался участвовать в соревнованиях во Франции? Твоя женщина… жена не возражает?
В этом месте Ду Яньмо тихо улыбнулся и сказал:
- Он сказал, что дождётся меня.
- Он никогда меня не обманывал.
- Он всегда меня лелеял.
- Я хочу стать мужчиной, достойным его.
- …
Изображение остановилось, видимо, та девушка не стала больше снимать. Ань Жюле проверил данные, всё верно, один из четырёх больших марафонов представлял собой дистанцию 250 километров, пробег длился семь дней с шестью остановками. Вероятно, эта запись сделана в то время.
Много лет назад один славный тайванец пробежал эту дистанцию и занял третье место, это был рекорд для Азии, пока его не побил спортсмен из Гонконга. Он помнил, с каким результатом закончил Ду Яньмо этот забег: семнадцатое место, и только трое из пятнадцати известных спортсменов имели возможность поучаствовать в финальном ультрамарафоне в Антарктиде. Реализовав программу по забегам в центральной Азии, Ду Яньмо отправился на очередной забег в Сахару. На этот раз с отличным результатом: четвёртое место. И хотя он не побил предыдущий рекорд, это принесло ему достаточную известность в Тайване.
Ань Жюле извлёк диск и покрутив его в руках, пробормотал:
- Кто тут твоя жена…
Однако, мысль о том, что та неизвестная красотка осталась разочарованной, приятно щекотала самолюбие. «Цэ-цэ, надеялась посеять между нами разлад, хрен тебе».
После этих забегов Ду Яньмо был в Южной Америке, а когда вернулся… обнаружил, что жена, обещавшая дождаться, уже уехала. Вполне очевидно, что у парня есть идеалы и цели, он так любит бегать, но ради него он остановился, остался в Тайване и не жалуется. Ань Жюле хотел бы назвать это глупостью, и всё же утешал себя мыслью, что не зря столько лет терпел боль.
«Я хочу быть с ним всю жизнь».
«И я хочу всю жизнь, но ты знаешь, как это долго?»
Он больше не стал смотреть диски и просто перебирал фотографии в коробке. Эти незнакомые пейзажи, неизвестные люди, он думал, что парень наслаждается свободой, забыв обо всём, а он не забыл, он думал и о ближайшем будущем, и строил более отдалённые планы. На всю жизнь. Только не ожидал, что на полпути голубь улетит.
После обеда вернулся Ду Яньмо, как и обещал. Он вспотел и тяжело дышал, как догадался Ань Жюле, домой он возвращался бегом. Он налил парню стакан воды и спросил:
- Что это за урок, на который ты опаздывал?
Ду Яньмо обхватил его обеими руками и потёрся лицом о его макушку, он обнимал так крепко, как будто боялся умереть, если отпустит, даже стакан с водой из рук Ань Жюле не взял.
- Психология спорта, тренировка мышечной силы, развитие международных спортивных организаций в свете современных тенденций…
- Подожди, - перебил его Ань Жюле, - Где это?
Ду Яньмо:
- В Тайбэйской академии спорта.
И тут он вспомнил, что ещё ничего не говорил Ань Жюле:
- Меня приняли в прошлом году, а сейчас я учусь…
- …
Ань Жюле раскрыл рот от удивления, стакан в его руке задрожал, и он поспешил выпить его залпом.
- Чему ты учишься?
- Кхе-кхе-кгм! – Ду Яньмо долго прокашливался, - Мне нужно образование.
- Ага, - отозвался Ань Жюле и впал в ступор, вроде бы всё понятно и в то же время не понятно.
Ду Яньмо:
- У меня в планах получить хорошее образование и в будущем… Я хочу остаться с тобой.
Теперь Ань Жюле понял:
- Ну, в принципе я не против.
- Я знаю, - Ду Яньмо обнял его ещё крепче и поцеловал в ушко, - Я признаю, что всё ещё хочу бегать, и я буду бегать, но большую часть времени я хочу оставаться здесь… Это не твоя проблема, а моя, я уже достаточно уходил.
«Хватит, я тоже боюсь. Каждый день боюсь, что ты разобьёшь мне сердце, и я опять останусь горько рыдать в одиночестве». Насколько Ань Жюле помнил, парень не очень-то любил учиться.
- Я смотрел фотографии, ты побывал во многих местах.
- Да.
Видимо, на эту тему Ду Яньмо не слишком хотел говорить, в конце концов, именно его походы стали причиной того, что он едва не потерял дорогого человека.
- В очень-очень многих местах… и все очень красивые. Подумай, я ведь просто дешёвка, у меня плохой характер, в жопе вечно зудит, хризантема… ну ладно, не чёрная, но я ведь стар для тебя. Я не знаю… Ай, я не сомневаюсь в тебе, я сомневаюсь в себе самом, всё-таки стою ли я того, чтобы так за меня держаться?
Он просто объяснял свои сомнения, но Ду Яньмо крепко сжал его руку и погладил, успокаивая:
- Ты всегда так меня лелеял.
Ань Жюле замер. Только что он слышал эти слова в записи на диске, но впервые услышал из собственных уст парня:
- Для начала, ты очень мягкосердечный человек, и даже если я… использую тебя, ты всё равно относишься ко мне по-доброму.
Ань Жюле:
- Конечно, я же…
«Мне же просто не хер больше делать!» Ду Яньмо редко перебивал его, но сейчас настойчиво продолжил:
- Мне нравится пить какао, мне нравится, что в шкафу полно одежды; если я скажу, что мне что-то не нравится, ты никогда не будешь этого делать; даже когда у тебя сдача проекта и сроки поджимают, ты всё равно нежен со мной. Ты любишь меня, и для тебя не имеет значения, люблю ли тебя я сам, раньше я не понимал этого, теперь понял.
Каждая его клеточка, избалованная этим мужчиной, кричала, что без него невозможно жить. Он на всю жизнь привязан к нему словно невидимыми верёвками, и он был рад быть похищенным и связанным, и боялся, что если, не дай Бог, этот мужчина вдруг ослабит путы, ему будет некуда идти.
- Я только хочу знать, почему ты так добр со мной?
Многие годы он задавал ему этот вопрос. Ань Жюле всегда менял тему разговора и никогда не отвечал, но на этот раз Ду Яньмо хотел добиться ответа. Ань Жюле помолчал и хитро прищурился:
- Потому что у тебя большой JJ…
- …
Горестно исказившееся лицо молодого человека вызвало улыбку Ань Жюле, и он поспешно поправился:
- Потому что… ты очень добрый.
Он и правда очень славный мальчик, он всегда боялся, что Ань Жюле замёрзнет или что ему будет слишком жарко, всегда согревал его своей заботой и окружал вниманием; за время, проведённое вместе, Ань Жюле почти забыл о смене сезонов только благодаря тому, что кое-кто давал ему прохладу летом, обмахивая его веером, а зимой – тепло, прижимая к себе; он был укрыт, защищён и обихожен юношей, всё, чего ему не доставало в жизни, всё было сполна возвращено и дополнено этим мальчиком. Парень сказал, что Ань Жюле лелеял его, но разве Ду Яньмо не лелеял его самого точно так же?
Да, он сам считал эти отношения слишком эфемерными, зыбкими, словно в любой момент ему могли объявить, что всё кончено. И действительно, был период, когда парень практически пренебрегал им. Отношения требуют совместных усилий, обоюдной работы. Просто любить и думать об этом где-то в глубине своей души – совершенно не достаточно. Ань Жюле опустил глаза на их сплетённые руки и прошептал:
- На всю жизнь.
Ду Яньмо:
- ?
Он больше не допустит разлуки, и совершенно искренне уверен: на всю жизнь. Он пойдёт по жизни с этим человеком. Отныне они будут спокойно жить и с удовольствием работать.
***
На обед, совмещённый с ужином, заказали пиццу. Ду Яньмо не умел готовить, все эти годы его баловал хорошей едой Ань Жюле, а сам он по хозяйству палец о палец не бил и утверждал, что даже кипячёную воду способен испортить. Не то, чтобы он специально отлынивал, но… Люди в чём-то бывают сильны, а что-то им не дано. В конце концов Ань Жюле без околичностей вынес приговор:
- Оставь это, у тебя просто нет таких способностей.
Ду Яньмо:
- Тогда что я могу делать?
Этот вопрос Ань Жюле обдумывал очень долго… Действительно, очень долго и в конце концов сказал:
- Когда сварятся креветки, почисти их…
С тех пор Ань Жюле всегда ел очищенные креветки, Ду Яньмо доверху наполнял его тарелку очищенными креветками, но сам их никогда не ел.
Когда они наелись, Ду Яньмо убрал со стола, а Ань Жюле вспомнил их разговор несколько дней назад в конференц-зале редакции. Он подсознательно уклонялся от нежности парня, боясь, что когда придёт время расставания, он не сможет оторваться от него, не сможет уйти. В последние годы их отношения зашли так далеко, что это пугало, и возможно, отчасти он сам невольно способствовал приближению финала.
Между супругами и любовниками наиболее опасны не открытые ссоры, а замалчивание проблем. Понимая это, Ань Жюле отважился предложить:
- Давай подерёмся?
- …
Ду Яньмо не понимал, что за коварные замыслы опять роятся в голове Ань Жюле, но на всякий случай согласился:
- Как ты хочешь драться?
Если считаешь, что должен что-то обсудить – поговори, если считаешь, что должен поругаться – ругайся, если должен наказать – накажи… Не встретив возражений с его стороны, Ань Жюле у ту же секунду удовлетворился:
- Ладно, в следующий раз поскандалим.
- …
«Разве можно такие вещи предопределять заранее?»
Всё оставшееся время дня они лежали на диване и просматривали диски и фотографии. За исключением того не подписанного диска, просмотренного Ань Жюле, на всех остальных были разные ландшафты и съёмки ультрамарафонов с группами бегущих здоровых и крепких мужчин. Ань Жюле был так счастлив, как будто вытащил из колоды козырного короля, прямо-таки лопался от гордости. Он сказал:
- Я видел ту запись, где ты признавался мне, ничего, что я вытащил диск без разрешения?
Не ответив, Ду Яньмо потянулся к нему губами и поцеловал. Он хорошо знал характер Ань Жюле, разве он мог в его отсутствие не похозяйничать в доме с королевским размахом, перевернув все шкафы и перерыв все сундуки? Все компакт-диски подписаны, поэтому извращённая логика мужчины толкнула его посмотреть именно тот диск, который не подписан. В этом и заключалась маленькая хитрость: то, что известно – не интересно, а тайна всегда манит.
Ду Яньмо целовал его так, что мутилось в голове. Ань Жюле захихикал:
- Ты что, стесняешься?
Ду Яньмо не отвечал, продолжая целовать, чтобы закрыть поцелуями прошлые дела. К вечеру прислали заказанный Ань Жюле комплект постельного белья, вполне приемлемого качества. Он велел парню застелить новое бельё, а затем нырнул в постель и с по;шлой улыбочкой откинул уголок одеяла:
- Теперь у тебя два комплекта, почему бы нам сразу не испачкать новые простыни?
Ду Яньмо навис над ним, опираясь локтями по обе стороны его лица, погладил его щёки и с чувством попросил:
- Возвращайся сюда.
- …
Ань Жюле широко распахнул глаза и твёрдо встретил спокойный и пристальный взгляд парня. Он открыл и закрыл рот, но так ничего и не ответил. Это невозможно объяснить. Он погладил юношу по лицу, не желая его снова разочаровывать, но…
- Я хочу сохранить пока всё так, как сейчас.
Обычно легкомысленный Ань Жюле, столкнувшись с реальной проблемой, всегда отвечал прямо, если он сказал «нет», это бесповоротно. В чёрных глазах Ду Яньмо отчётливо мелькнуло разочарование, но он не стал возражать, лишь мрачно угукнул в ответ. Зная, что поступает неправильно, Ань Жюле продолжал утешать его:
- Я совсем недавно с таким трудом обустроил ту квартиру, не говоря о том, что уже подписан договор аренды, я не хочу, чтобы вся моя работа по перепланировке задёшево досталась следующему арендатору.
Ду Яньмо улыбнулся, делая вид, что всё хорошо:
- Ты, наверное, сделал всё очень красиво.
- Да.
Ду Яньмо:
- А мне можно будет приходить к тебе? Я имею в виду… иногда.
На этот раз Ань Жюле ответил жёстко:
- Нет.
- … Угу, я понял.
Внешне Ду Яньмо со всем смирением старался показать, что он не потерял надежду, вот только во всём мире не найдётся такой прекрасной вещи, как волшебная палочка, взмахнув которой, можно вернуть всё, как было. Если Ань Жюле открыл ему путь к своему сердцу, это не означало, что всё будет, как раньше. Ду Яньмо прильнул к нему:
- Это не важно, я жду тебя.
«Чего ты ждёшь? Я не хочу разрушать новую стену и не хочу, чтобы ты видел её. Это единственная правда». В груди Ань Жюле защемило, где-то у глубине заворочались горькие чувства. Порой его возлюбленный умел обернуть свою молодость в свою же пользу, отлично зная, что Ань Жюле, как старший, не сможет быть слишком жёстким по отношению к нему, не сможет слишком долго отталкивать его. Ань Жюле понимал, что их окончательное сближение лишь вопрос времени, зависящий от настойчивости, решительности и силы парня, и он не сможет ему противостоять. А самое главное, он и не хотел противостоять. Но хотя бы сегодня он может позволить себе побыть гордым:
- Дай мне ещё немного времени.
Ду Яньмо не стал настаивать, сказал только:
- Хорошо.
Он подождёт. После подъёма в гору всегда бывает спуск, рытвины и ухабы сменяет ровная дорога. Какой бы суровой ни была окружающая среда, какой бы опасной ни была обстановка в пути, необходимо держаться до конца и дойти до финиша – это изначальная суть ультрамарафона. В некотором смысле любовь и ультрамарафон во многом таинственно схожи. В конце концов, вся его жизнь – это вызов. Он не сдастся. Никогда.
*Серия гонок «Четыре пустыни», ранее носившая название RacingThePlanet, включает в себя «Переход через Атакаму» в Чили, «Марш-бросок через Гоби» в Китае, «Гонка по Сахаре» в Египте и «Последняя пустыня» в Антарктике. В 2010 году журнал «Тайм» снова назвал ее в числе 10 лучших соревнований на выносливость. Каждая гонка из «4 пустынь» абсолютно уникальна. На всех этапах участники оказываются погружены в древнюю культуру и окружены ошеломляющим пейзажем и первозданной дикой природой. «4 пустыни» отправляет гонщиков в путешествие по самым сухим, жарким, холодным и ветреным местам на планете, проверяя их физический и психологический предел. Участвуя в этих соревнованиях, спортсмены становятся членами новой семьи: отдельных бегунов и команды, приехавшие из отдаленных уголков земли, разделенные разным жизненным опытом, религиозными верованиями и культурой, как ни что другое, сплачивает вместе общее мировоззрение и пережитые приключения. Серия «4 пустыни» - это спортивное мероприятие мирового уровня, открытое для всех, кто готов к лучшему путешествию в своей жизни.
Материал с сайта https://x-race.info/news/40594/
Можно также посмотреть документальный фильм «Бег в пустыне»: https://youtu.be/y9yaV7ktWYE
Трейлер к фильму: https://youtu.be/zyC3bBjr2lQ).
Эпилог второй части «Во имя любви»
- Немного левее, ещё левее… Нет, нет, правее, криво, криво!
Редакционный отдел «Flawless» только что пережил студёный январь, близилась весна, женский голос непрерывно орал и командовал, так что кое-кто потерял терпение:
- Криво! Мамаша твоя кривая! Твой JJ кривой! Вся твоя семья кривая!
Ругаясь и отмахиваясь липкими руками, он наконец-то кое-как приклеил постер и спустился со стремянки. Ю Юй:
- Ай-яй, сейчас это выглядит ровно… Чёрт побери, у меня нет мамы, у меня нет JJ, и у меня порядочная семья!
Ань Жюле злился, пока он приклеивал постер, он весь взмок, но отойдя в сторону и полюбовавшись на дело своих рук, преисполнился гордости и восторга:
- Красивый, правда же, красивый? Вот так вот, это мой мужчина, а вы не смейте даже мечтать о нём!
Все молчали, только Ю Юй презрительно бросила:
- Ты только своего мужчину считаешь привлекательным? Эка невидаль!
В новейшем горячем выпуске «Flawless» к интервью Ду Яньмо прилагался бесплатный маленький постер, теперь приклеенный на стене в редакционном отделе. Ю Юй сначала хотела сделать его на полный разворот журнала, но Ань Жюле воспротивился – шутка ли, малыш и так был достаточно великодушен с вами, сделаешь на полный разворот, и я разворочу твою голову!
После всех препирательств сошлись на формате А4, Ань Жюле сделал всё возможное, от выбора бумаги до эффектов, придирался к каждой мелочи и лично довёл до совершенства. Как арт-директор, Ань Жюле по блату сохранил для себя все фотографии с той фотосессии, вплоть до то-го, что выкупил у фотографа флэшку с фотографиями и целыми днями просматривал их на своём компьютере. Будучи у него в гостях, Цяо Кенан не выдержал:
- Ты всё никак не налюбуешься, теперь и эти в коллекцию добавишь, ты больной?
Ань Жюле:
- Это называется интерес, тебе не понять.
- …
Цяо Кенан в самом деле не понимал и не хотел понимать. С его точки зрения, то, что он украдкой занимается разглядыванием этих фото – это прямой путь к безумию. Увы, если смотреть правде в глаза, то и Ань Жюле в свою очередь заслуживает сочувствия, коллекционировал эти маршруты, хорошо хоть сам не ушёл бегать по этим дорогам, а то бы вообще не вернулся. Да ещё два года по кусочкам собирал всё, что касалось мальчишки, газетные вырезки, фото, сделал целую выставку на стене…
Цяо Кенан старался не касаться этого вопроса, прекрасно понимая причину происходящего: это называется извращение. Ань Жюле готов был подбирать даже остриженные мальчишкой ногти и хранить их как жертвенные дары. Цяо Кенан поморщился:
- Я категорически не собираюсь тебя оправдывать…
Ни в коем случае нельзя позволить парню увидеть эту стену. Ань Жюле чувствовал ужасный стыд, но готов был сдаться; хотел демонтировать экспозицию, но рука не поднималась. Видя, что идея совместного проживания вновь и вновь ставится на повестку дня, он в очередной раз давал себе клятвы и опять не выдерживал; ещё два дня назад искал фирмы для ремонта, потом бросил, и опять разрывался между любовью и раскаянием:
- А-ах!.. Какая же я тварь! Ничтожество! Я просто шлюха! Сентиментальная шлюха!
И снова медлил, откладывая день Х на неопределённое время. Всё это удручало Ань Жюле, ужасно удручало.
Солнце и луна снуют по небу, подобно ткацким челнокам, время летит незаметно… пердячий глаз тоже сокращается, пройдёт ещё полгода, и этого будет достаточно, чтобы у влюблённых пропало стремление жить вместе. Ду Яньмо уже от намёков перешёл к прямым требованиям, Ань Жюле отговаривался «посмотрим, поживём – увидим», уходил от прямого ответа, всё больше и больше совершенствуясь в мастерстве тайцзи-кунг-фу (комплекс физических и психологических навыков, используемых для нейтрализации превосходящей физической силы противника без применения ответной физической силы; проще – способ избегания прямого боя).
Всё-таки у молодого человека слегка за двадцать характер ещё не достаточно крепкий. Сколько раз Ду Яньмо в постели не мытьём, так ка;таньем добивался согласия, которое Ань Жюле впоследствии непременно нарушал… Любимый человек всегда был с ним мягок и уступчив, но в этом вопросе оставался непреклонным. Не то, чтобы Ду Яньмо не хотел ждать, но эти уговоры в дальнейшем превратились в какое-то странное перетягивание каната, и это иногда заставляло юношу сомневаться в чувствах этого человека, разве они не такие же, как прежде? Всё ещё любит, но не настолько сильно. Это удручало Ду Яньмо. Ужасно удручало. И это неизменно сказывалось на настроении Ань Жюле.
Но больше всех был удручён Цяо Кенан. Потому что если Ань Жюле удручён, он неизбежно втянет его в очередную пьянку, чтобы выплакаться и получить какую ни на есть разрядку, и отказать другу он, естественно, не сможет, а потом дома его будут ждать обиженные взгляды своего мужчины…
В общем, всем было сложно.
Если полгода назад это ещё можно было объяснить загадкой сердца Хризантемы, возможно, желающего продемонстрировать свою гордость и покапризничать, то спустя полгода всё превратилось в неразрешимый круговорот. Короче, оба хороши, не люди, а сплошное недоразумение.
И тогда Цяо Кенан решил разрубить этот го;рдиев узел одним махом. Он выбрал день, как раз под выходные, чтобы вытащить одного на пьянку, а затем воспользовался мобильным Хризантемы, чтобы пригласить другого забрать напившегося друга. Провернув это непростое дело, Цяо Кенан посмотрел на пьяного Хризантему и выпалил:
- И только попробуй сказать, что я предатель, я ни за что не дам другу сгинуть в этом тупике. Если я снова позволю вам изводить друг друга, у меня язва желудка откроется на нервной почве.
Хризантема разомлел, его рот начал невнятно напевать какой-то шлягер. Цяо Кенан:
- Давай, давай, спой, особенно из этих, которые «Половина сердца», у тебя классно получается…
- Оу, - Ань Жюле сейчас же встал, взял в ладони лицо Цяо Кенана и проникновенно запел, - Скучаешь ли ты всё ещё по мне? Ты так мне ничего и не сказал… Во сне любовь цветку подобна, а после пробуждения всё ложь…
(Ань Жюле поёт песню «Пусть я отдам ей всю свою любовь», ту, что пел в главе 19. Китайский текст Хе Цихон, перепевает группа «;;;» - «Половина сердца», известная своими перепевками на китайском языке европейских хитов. Лидер группы – Grasshopper (Кузнечик) Ссылка на видео: https://youtu.be/1p-XYhQURWw).
Цяо Кенан рухнул:
- Только не сейчас!!
- Так лучше? Пусть я отдам ему всю свою любовь и сердце разделю напополам, хорошо? Оставь мне хотя бы половину сердца… Оставишь?
«Мама, мама…» Хризантема только собрался подпрыгнуть в такт пению, но нетвёрдо стоявшие ноги подвели его, и он упал прямо в объятия только что вошедшего парня. Ань Жюле поморгал пьяными глазами, смутно узнавая, взмахнул головой, улыбнулся и продолжал петь:
- Оставь мне хотя бы половину сердца… Оставишь?
Человек поднял его на руки и выдохнул ему в ухо одну фразу:
- Нечего мне оставлять, давно уже всё твоё.
- Угу, - удовлетворённо буркнул Ань Жюле, перестал дёргаться и прижался к парню, послушный, как кот.
Цяо Кенан разинул рот, еле успев подхватить упавший подбородок, «что это, нашёлся кто-то, кто смог покорить этот сумасшедший цветок? Колдовство какое-то!» В его взгляде на партнёра Хризантемы мелькнуло невольное уважение. Молодой мужчина обернулся на Цяо Кенана, узнавая. Он видел его давно, лет пять назад, мельком и даже не разговаривал с ним. Цяо Кенан подумал, что они, возможно, станут одной семьёй (?) и наверно, стоит как-то представиться:
- Э-э, я…
- Это моя дочка! Я девять месяцев в муках вынашивал её, время пролетело незаметно, и тайная жемчужина моего чрева превратилась в прекрасный плод…
Цяо Кенан:
- …
Ду Яньмо:
- …
Двое трезвых мужчин обменялись взглядом, который один заменил тысячу слов, больше говорить не стоило. Цяо Кенан:
- Передаю тебе с рук на руки…
- Да, - кивнул Ду Яньмо и обратился к Ань Жюле, - Господин Хризантема, возвращаемся домой.
- Хорошо.
Ду Яньмо опустил Ань Жюле на пол, присел, тот послушно забрался ему на спину, оба действовали в молчаливом согласии. Ду Яньмо выпрямился, слегка подкинул Ань Жюле, устраивая того поудобнее у себя на спине, и кивнул Цяо Кенану:
- Спасибо.
Так много смыслов он вложил в это слово: благодарил за многолетнюю дружбу и заботу об этом человеке, благодарил и за сегодняшнюю «помощь», и Цяо Кенан с чувством выполненного долга принимал благодарность. Он смотрел на парня, смотрел на Хризантему, доверчиво привалившегося к его широкой спине, смотрел на закрытые глаза мужчины, на его лицо, безмятежное и счастливое… Цяо Кенан не удержался и сказал то, что всегда хотел сказать:
- Будь добр, береги его, он достоин твоего сердца.
Ду Яньмо, не оборачиваясь, уверенно ответил:
- Я знаю.
Парень ушёл, унося на спине друга и оставив Цяо Кенана одного сидеть в шумном баре. Цяо Кенан задумчиво почесал затылок. Какое-то новое чувство наполняло его, вроде бы облегчение, а с другой стороны он чувствовал себя осиротевшим. При строгом изучении эта щемящая нежность была похожа на утраченную любовь. Если бы о таких мыслях стало известно его супругу, это причинило бы ему боль…
Он улыбнулся, махнул стопку водки, достал телефон и набрал номер того человека, который с некоторых пор сопровождает его до конца жизни:
- Алло? Я в баре, да, на старом месте. Приезжай за мной, я жду тебя… Соскучился…
***
Ань Жюле крайне редко напивался до бесчувствия, обычно он останавливался вовремя, слегка захмелел – и достаточно. Но на этот раз гений от выпивки специально напоил его до потери человеческого облика, а в таком виде Ань Жюле справлялся с любым пустяком, кроме беспорядочного пения – включая великодушное разрешение парню проводить себя до дома вместе с выдачей ему ключей от квартиры.
Щёлкнул замок, дверь открылась. Ду Яньмо пошарил по стене у входа и наконец нашёл что-то, похожее на выключатель. Нажал, и в прихожей сразу стало светло.
- Господин Хризантема, мы пришли…
- Угу…
Посмотрев на лицо самозабвенно спящего любимого, Ду Яньмо на самом деле слегка оробел. Он обещал подождать, а сам не утерпел и воспользовался таким не слишком честным способом проникнуть в его дом… Но теперь что сделано, то сделано. Он аккуратно спустил Ань Жюле на пол и поддерживая под мышки, вошёл в комнату. И неожиданно остолбенел от величественного зрелища. Он увидел себя. Целую стену, снизу доверху заполненную его образом. Как иконостас.
Ду Яньмо долго стоял с бьющимся сердцем, будто прирос к месту. Потом втащил Ань Жюле в комнату, уложил на диван и подошёл ближе: вырезки из газет и журналов, фотографии на небесно-голубом фоне стены, заклеенной сверху донизу его изображениями в самых разных ракурсах, а рядом, на маленьком столике поставлен фотоплеер, особенно заметный в темноте помещения. А в нём – снимки с фотосессии для журнала… не использованные в издании.
Он смотрел очень долго. Превосходные журнальные фотографии кончились, изображение сменилось и стало мутным, некачественным. Он смотрел на своё лицо, неподвижное, застывшее, а в руках те местные деликатесы – он делал селфи на свой старый мобильник, который потом потерял в какой-то из забегов. Мобильник исчез вместе со всем содержимым, а теперь это всё здесь, все кадры до единого.
Можно даже не упоминать об информационных заметках того периода, когда он ещё не пользовался вниманием крупных СМИ, просто несколько десятков слов, размещённых в газетах, спортивных альманахах, всего лишь крохотные крупинки в мировом море информации… Но этот человек ничего не упустил, всё, что касалось его, было собрано здесь. И даже снабжено пометками и замечаниями: «Давай!», «Отличная работа», «Великолепно», «Очень благополучно»; «Когда вернёшься?» «Ладно, не вернулся, и не важно», «В следующий раз будет лучше» … Всё это время его не было рядом с мужчиной, но тот не роптал и не возмущался, он просто всегда… любил. Непрерывно, непрестанно любил.
Ду Яньмо стоял перед стеной и не мог совладать с душевным потрясением. Всё это время он считал, что стал достаточно взрослым, чтобы понять, и достаточно сильным, чтобы сберечь этого человека, чтобы ещё лучше о нём заботиться… А оказалось, что это не так.
Оказалось, что мужчине было не важно, будь он хороший или плохой, будь он бедный, весёлый или огорчённый, или больной – без разницы, он заботился всегда и обо всём, не задавая вопросов. Он всегда был рядом и переживал за его успехи или неудачи, как за свои собственные. По сравнению с ним он чувствовал себя ничтожеством, которое опять, как обычно, подозревает, что его не любят.
Не считаясь с его желаниями, он вторгся в это пространство… оставалось только устыдиться самого себя. Он был сражён, но не собирался сдаваться. Ду Яньмо справился с бурным дыханием, усмирил кипящие эмоции и решил оставить мужчине это пространство – он уже и так вынудил его разрушить две стены, два собрания противоположных воспоминаний; теперь он будет ждать, пусть даже всю жизнь.
Он ласково погладил лицо мужчины и направился к выходу, но внезапный звук падения заставил его вернуться. Пьяный до бесчувствия Ань Жюле свалился с дивана, громко всхрапнул и продолжал спать на полу. Парень поднял его, уложил обратно и принялся осматривать на предмет ушибов; в этот момент мужчина внезапно открыл глаза и уставился на него, не мигая. Ду Яньмо смутился и быстро сказал:
- У тебя галлюцинация.
Ань Жюле:
- ?
Ду Яньмо:
- То, что ты видишь… это всё галлюцинация, не пугайся.
Ань Жюле глупо моргнул, но всё-таки поверил:
- Галлюцинация, хм-мм… - пробормотал он и неожиданно приподнялся, обнял парня и потёрся о него лицом, а затем удовлетворённо откинулся, утащив за собой парня - Давно хотел заказать себе дакимакуру, о-о… м-мм…
(Дакимакура – подушка для обнимания или подушка-обнимашка в полный человеческий рост).
Ду Яньмо:
- …
Он притих, но уже через пару минут предположил, что Ань Жюле уснул, и попытался выпутаться из его рук, однако, стоило только пошевелиться, как мужчина завозился, обнял его крепче и прикрикнул:
- Не копошись, а то писюн откушу!
Ещё и стиснул ладонью его промежность… Восхищение Ду Яньмо этим мужчиной превысило боль в яйцах; Ду Яньмо больше не осмелился рисковать, просто упал рядом и замер без движения. Он сдался, не в силах противиться лучшим объятиям на свете. Обернулся на стену, заполненную его изображениями… и невольно подумал, что завтра, когда господин Хризантема проснётся, он просто скажет ему: «считай, что я твоя коллекция. Как «Я» на этой стене, позволь мне остаться здесь и стать её частью. Я знаю, каким бы я ни был, ты всегда будешь мною гордиться, поэтому я никогда не откажусь от своей мечты. Ты так добр ко мне, что я не могу не стремиться стать ещё лучше… Считай, что это мой мелкий мальчишеский эгоизм, пожалуйста, поддержи меня. Я просто не хочу снова потерять тебя. Я уверен в своих жизненных ориентирах: я хочу всю жизнь обладать тобой, чтобы спокойно жить и с удовольствием работать».