Дождь. Третьи сутки дождь. Такой бывает в петербургском ноябре. Земля и небо смешиваются в монотонно мокрое. И нет конца этой опустошающей серости.
Настя садится к фортепиано и начинает ноктюрн Михаила Ивановича Глинки «Разлука», давно уж разученный наизусть.
Умелые пальцы погружаются в раздолье клавиш. И нет теперь ни беспрестанного дождя, ни монотонной мокрой серости улиц, а только майская лазурь небес. У родителей на даче, где-то между Пензой и Тамбовом, в аккурат к приезду дочки распустилась сирень.
Девушка в белоснежном платье бежит через утро, задевая тяжелые белые, розовые, голубые, лиловые кисти, напоенные светлой, почти летней грозой.
Покажет еще себя старый куст жасмина перед домом. Поплывут венки, повинуясь быстрой речке. И может быть, ее венок поймает Герман – сын соседей и хороших друзей отца. Конечно, он серьезно погружен в свою латынь и не верит во всякую чепуху…
Девушка, поеживается от неуютности, в наступившей тишине подходит к окну. Дождь ослабевает, небо все выше белее, а над землей - редкие снежинки. Сейчас они тонут в скользкой грязи, но слетаются новые и новые. Вскоре вечерняя улица прихорашивается гусиным пухом.
- А в следующем году он непременно мой венок поймает, - заявляет девушка весело сбегая к ужину.