Имя полностью соответствовало его экстерьеру. Вообще-то, в своем исконном итальянском варианте эти с легким присвистом вылетающие звуки символизировали некую крутость и сексапильность. Но русскоязычные посетители отеля, само собой, произносили рабочий псевдоним аниматора на свой лад. На Фаруха этот типчик и не тянул. А фига – она и в Африке фига. Что-то крученое-верченое, мелкое, не совсем приличное.
Невысокий, жилистый, очень смуглый, Фиго юлой вился меж расслабленных туристов и их неугомонных отпрысков. Развлекал. Заманивал в игры и викторины. Самозабвенно отплясывал, обливаясь потом. Шутил. В меру способностей и в соответствии с личными профессиональными установками и допущениями.
Она привлекла его с первого взгляда. Уже в первое свое появление на площадке перед бассейном, где ежевечерне проходили развлекательные программы. Высокая, светлокожая, с каштановыми волнистыми волосами и карими раскосыми глазами. Фиго, как и многие недомерки, питал тайную слабость к статным женщинам. Рядом с ней легкой тенью скользила симпатичная подружка-шатенка с чуть выпирающими верхними резцами. А Она… Она насмешливо изгибала красиво очерченные губы, обращаясь к своей спутнице. Карине вдруг вспомнился обаятельный цирюльник из опер Россини и Моцарта. Который «Фигаро здесь, Фигаро там». А этот «Фииииго» был просто паяц, потный паяц с навечно прилипшей к физиономии улыбкой.
– О, China! – он решил поприветствовать ее именно так. В отеле доминировали русские. А Карина, несомненно, была дочерью Востока. Его узкое мышление стандартизировало всё, что выпадало за рамки привычных для него представлений. Фиго ведь прекрасно знал, что китаянки выглядят иначе. Но ему захотелось ее поддеть. Потом он не раз за вечер обращался к «чайне», пытаясь вовлечь ее в игру. «Чайна, вы с нами?». И во второй вечер тоже. И в полдень третьих суток, при встрече на пляже, где он шумно и весело резался с отдыхающими в волейбол. «Чайна, хэллоу!»
– Он к тебе явно неровно дышит, а? – Лёлька слегка пихала ее локтем, кивая на зубоскалящего аниматора. Тот зазывно жестикулировал. Карина нахмурилась. Наверное, стоило поговорить с отельным гидом, курирующим их заезд.
Раздражение от фамильярности и некорректности аниматора усиливалось, когда Карина принималась анализировать все мелкие и, казалось бы, совершенно незначительные инциденты, имевшие место в последние три дня. Ну а, собственно, чего они с Лелькой хотели, выбирая этот, прямо скажем, не самый дорогой тур? О какой-то респектабельности здесь априори говорить не приходилось. Зато море – вот оно, в двух шагах, в этом их не обманули. Ну а на остальное ведь можно забить. «Они тут все вчера с гор спустились, обслуга эта, не видишь разве?» – Лёльку этот «горский» уровень абсолютно не тревожил. Карина поежилась, вспоминая вчерашний ужин. Их столик обслуживал хорошенький паренек с приглаженными гелем непослушными кудрями. Забирая очередную порцию тарелок, он заученно произносил мягко-гортанное "можьна?" и после их ответно-рассеянного "можно", уходя, вполголоса пробормотал: "Можьна... И в зад можьна, и вперьёд можьна...."
Лёлька, издалека строившая глазки приглянувшемуся ей подавальщику за длинным столом в другом конце зала, ничего не заметила.
– Да не зацикливайся! Будешь на всё так реагировать, испортишь отдых и себе, и мне!
Карину, до сих пор представлявшую себе турок исключительно по роману "Чалыкушу", терзал когнитивный диссонанс. Когда-то в детстве затрепанный томик с красивым именем "Решад Нури Гюнтекин" на обложке был ее Библией. Она зачитала книжку до дыр, прежде чем родители вернули «Королька» хозяевам. А спустя какое-то время на телеэкраны Советского Союза вышел фильм о "птичке певчей" с красоткой Айдан Шенер в главной роли. Карина по привычке отождествляла себя с полюбившейся героиней. Фериде была действительно классная...
Во второй день их возили в город, в хамам. Лёлька, заядлая путешественница, уже бывала в турецких банях, она-то и заманила подругу своими настойчивыми россказнями о том, насколько это клёво.
– Как заново родишься, клянусь!
Хамам стал для Карины еще одним культурным шоком. Эти восторженные визги девок в бикини, с коллективными перебежками из одного помещения в другое. Этот хамоватый банщик-азербайджанец, вместе с посетительницами погрузившийся в джакузи. Эта несвежая массажистка в пропотевшей старой кофте, с разбегу выразительно потыкавшая пальцем в картонную коробку для чаевых.
– Руски? – спросила она, тяжело наваливаясь и каждым движением подгоняя к носу Карины удушливые волны от своего немытого тела.
– Нет, Казахстан.
– Аа, Ка-за-ки-стааан... А турецки панимаешь?
Карина пожала плечами. В магазинчике неподалеку от отеля она попробовала объясниться с молоденькой продавщицей в светло-сером хиджабе. Медленно произнесла: "Сiзде бес литр су бар ма?", для надежности показав руками размеры пятилитровой баклажки. Продавщица поняла, затараторила в ответ с извиняющимися интонациями. Карина догадалась, что пока пятилитровок нет, но, возможно, будут позже. Эти «мерхаба» и весь набор стандартных словечек из туристического разговорника она, конечно, выучила. И если они медленно говорят простыми словами без выкрутасов, смысл разобрать можно. Карина заметила, что и татарочки-ресепшионистки идут тем же путем. А что? Все мы тюрки.
– Мы с казахами братья, – рассыпался в дежурных любезностях менеджер отеля, в кабинет которого ее провели. Его английский был безупречен, как и ладно сидевший костюм. Этот галантный красавец ласковой улыбкой пытался смягчить неловкость, допущенную аниматором. – Мы никогда не позволим себе неуважительного обращения с нашими гостями. Тем более – из братского Казахстана.
Карина всю эту псевдодипломатическую бодягу пропускала мимо ушей. Братья. Знаем мы таких братьев. Спят и видят свою Османскую империю. Пусть Фиго извинится. И тогда всё будет в порядке. Они бы и ухом не повели, если б в предварительной беседе с отельным гидом она не показала журналистскую корочку. Им это явно не понравилось. Карина с её никчемными возбуханиями нарушала правила игры. Согласно этим неписаным правилам, они, турки, за бесценок предоставляют свою благословенную землю для отдыха. Ну а ты, одинокая женщина, ищущая приключений, приехав из далекой холодной страны, должна быть безмерно благодарна. Конечно, им не хотелось черного пиара. И Фиго извинился. Сначала – в столовой, тихо и без этой его обычной развязности подойдя к их столику. Карина усмехнулась. Что он дурака-то валяет? Китаянкой ее дразнил в микрофон, вот пусть так же громко и публично принесет свои извинения. В глазах аниматора мелькали смешанные чувства. Преобладала там уязвленная гордость. Заловить бы эту «чайну» в тихом месте, намотать ее волосы на кулак…Но менеджер пригрозил ему увольнением. И во время вечернего шоу Фиго скороговоркой произнес-таки слова извинения перед гостями из Казахстана.
– Вечно ты что-нибудь заваришь! – Лёлька демонстрировала недовольство. Зачем эти разборки на отдыхе? Настроение было вконец испорчено ее любимым подавальщиком. «O, my rabbit came», – вполголоса бросил он товарищу, завидев Лёльку на входе в столовку. Она отшутилась: «I may be a rabbit, but I'm not yours». Но противный осадок никуда не исчез. Вот так отдохнули. Зря она потащила с собой Каринку. Та, как старорежимная девственница, шарахалась от каждого улыбающегося ей турка. А они ведь привыкли смотреть на постсоветских туристок, как на легкую добычу. Какого ей здесь уважения надо? Сидела бы дома тогда, блюла себя.
В день отъезда Карина по ошибке зарулила в мужской туалет на первом этаже гостиницы. Менеджер, вдруг сбросивший личину приветливости, столкнулся с ней на выходе. Выдавил сквозь зубы и надменно: «Этта мущина туалет».
– Вот уж это мне теперь совершенно всё равно, – фыркнула Карина. – Привет Фиге. От Чайны.