Пенёк

Геннадий Рудягин
Ну, вот… На ветках городских тополей лопнули почки, и прошлой ночью где-то невысоко кричали возвратившиеся домой дикие гуси...

Ещё денёк-другой, и родная деревня наденет весеннее платье – в садах зацветут белым и розовым фруктовые деревья, зазеленеет вдоль улиц молодая трава.

- Петька-а! – закричит девочка Таня Шамотина. – Беги сюда, дядя Проша приехал!

И звонкий голосок её облетит враз примолкшую нарядную деревню. И следом за быстроногим Петькой придёт и ещё кто-нибудь. Придёт Захар Кудряшов с женою Верой. Примчится, наверно, и юная Настя Дударкина – местная Ассоль, которая к отчаянию местных парней, вот уже несколько лет после окончания школы никого из них не примечает, а всё ждёт какого-то придуманного принца.

А вот Валя Ткачёва не придёт. Не поняли в своё время Прохор с Валентиной друг друга. Он убеждён, что Валентина его не дождалась с армии, где он служил всего каких-то два года, она – что Прохор в нужное время не попросил её руки. Теперь Валиному сыну скоро девять лет, а Прохор – всё ещё один.

Конечно, не придёт. Даже, если и захочет, то не пустит муж – грубый, дерзкий, не деревенский. Однажды он уже подсовывал под нос Прохора свой мохнатый кулак: «Видал? Покалечу!» И что с того, что Прохор тогда сам его чуть не покалечил? Что толку с того? Валя давно чужая жена.

А когда-то она так любила Блока читать!

                Мгновенье – в зеркале старинном               
                Я видела себя, себя…
                И шелестИла платьем длинным
                По ступенЯм – встречать тебя!

«Встречать тебя»! Неужто этого, с мохнатым кулаком?

И всё же и ей надо что-нибудь привезти. Или лучше какой-нибудь «конструктор» или игрушечный пистолет её сынишке…

М-да!.. А вот Настя Дударкина по таким ступенЯм не побежит к кому попало. Эта или дождётся придуманного принца, или останется до конца своих дней вековухой. Эту лохматой лапой не возьмёшь – молодец девчонка, молодец! В этот раз Прохор привезёт ей, кроме привычных подарков, фото Витьки Кудескина. Есть у него такой добрый парень-сосед. Тоже ждёт. Свою Ассоль. Хорошо б, чтоб получилось у них всё. Уж очень редки стали в жизни случаи таких вот терпеливых ожиданий. Так хочется, чтоб ожидающим везло…

Ну, а мать, конечно, спросит про личную жизнь, про Майю:

- Когда ж поженитесь? Перед людьми не стыдно нерасписанными жить?

А Прохор скажет:

- Да не подходим мы друг другу, мама.

А мать удивится, спросит:

- Как же так?

А Прохор промолчит. Он, как и прежде, промолчит. Хоть, как всегда, захочется сказать:

«Мам, а сосватайте мне кого-нибудь из деревенских!»

Ну, не совсем кого-нибудь, конечно. Какую-нибудь хорошенькую молодицу. Он же их здесь никого уже не знает – десять лет, как в городе живёт. А ровесницы давно повыходили замуж. А молодёжь давно не для него... Пусть даже вдову какую, пусть даже с детьми… Он же давно хочет стать счастливым мужем и отцом. Он ведь по сути своей – деревенский пенёк. С мыслями о крепкой хорошей семье, о рассветах в огороде или в саду за дружной слаженной работой. О счастье видеть взросление дорогих детей, о любимой нежной жене...

А городская Майя… Независимая Майя стала откровенно встречаться с перспективным бизнесменом, своим начальником. Красивая, она хочет и жить беззаботно-красиво. Без житейских проблем.

- Дура ты, Майя, - грустно сказал ей на прощанье Прохор. - Дура дурой!

- А ты – деревенский пенёк! – весело ответила ему она.

И всё. Как, вроде, ничего между ними и не было. Сошлись, разошлись. Как курица с пробегавшим мимо петухом…

В этот раз Прохор ехал в свою деревню с единственной мечтой – не возвращаться. Остаться дома навсегда. Его беспокоило только одно – дальнейшая жизнь Вали Ткачёвой… или как она там теперь именуется по мужу. Не подумает ли он, этот муж, что Прохор возвращается из-за неё. В таком случае у Вали никакой жизни не будет…

Ему бы теперь надо срочно жениться, чтоб не дразнить гусей. Или, хотя бы для виду, приехать не одному, а с женщиной. Пусть бы все подумали, что у него нет в этом плане проблем… Но ехать было не с кем, и все проблемы были на лицо.

На ночном городском вокзале Витька Кудескин горячо пожал Прохору руку, засмущался и сказал:

- Так вы уж, если понравлюсь Насте, позвоните по мобильнику, пожалуйста!

- Ты ей понравишься, - ответил Прохор. – Я её немного знаю. Поехали вместе!

- Не могу. У меня предзащита диплома. Вот, если понравлюсь…

- Завтра же тебе позвоню! – пообещал Прохор.

И поезд тронулся.

И осталось Прохору только разложить на верхней полке вагона подарки для друзей и их детишек и поразмышлять о своей жизни пять долгих часов езды.

В тёмные окна вагона застучался ниоткуда взявшийся весенний дождь. Прохор уставился туда с тоской и с надеждой, пытаясь хоть что-то в этом мраке ночи разглядеть. Но видел там только отражение своего печального лица…

                Мгновенье – в зеркале старинном               
                Я видела себя, себя…
                И шелестИла платьем длинным
                По ступенЯм – встречать тебя!

- Скажите, пожалуйста, вы вот тот гарнитурчик в коробке брали в «Детском мире» или в универмаге?

Прохор глянул на ласковую женщину, которая об этом спросила, и обмер: вот оно счастье! И так близко, напротив сидит…

- В «Детском мире», - сказал он.

Молодая женщина улыбнулась:

- Для девочки лучшей забавы и не придумать!

- Вы так думаете?

- Нет. Знаю. Там же и спальня, и кухня, и прихожая – комфортабельная квартира в миниатюре. Со звоночком в двери и с телефоном у кроватки.

Она говорила, а Прохор не знал, что ответить. Он никак не мог понять, почему она ему такая родная. Он же видит её в первый раз. Или где-то видел уже. Или это всё сон.

- А вон в той коробочке что? – опять спросила ласковая женщина, указывая взглядом на его багаж.

Во рту у Прохора стало сухо.

- Модель самолёта, - сказал он, откашлявшись. – Это я соседскому Петьке везу…

- А это – «конструктор», - угадала улыбчивая женщина.

И Прохор снова покашлял.

- Верно, - сказал он. – Вы в этих штуках хорошо разбираетесь…

- А я воспитателем работаю, - кивнула ставшая родной женщина. – В детском саду.

- В селе? – с надеждой спросил Прохор.

- В райцентре. В сёлах теперь детсадиков нет.

- А в селе не хотели бы жить?

- С удовольствием! Я родом-то из деревни.

Прохор знал, что её полюбил. Не сейчас. Нет. Давно, на всю жизнь. Но где и когда?.. Вот только б она была незамужней. Пусть с детьми, только чтоб…

- А дети у вас есть? – начал он почему-то с этого конца.

- Пока нет, - застеснялась она. – Мы всего месяц, как поженились, - и кивнула на дремавшего у противоположного окна человека…

На станцию Прохора поезд прибыл в шесть утра. Дождь шумел по-настоящему весенний, с громом и с молниями. В шесть часов три минуты (Прохор посмотрел на ручные часы)… в шесть часов три минуты, размазывая по окнам блаженные апрельские слёзы, состав двинулся дальше.

Прохор стоял на мокром перроне с подарочными коробками и кульками в руках, и соображал, каким путём ему вернуться в город – обратным поездом или идти на автобусную остановку. Потому что это уж точно был конец всему – и надеждам, и мечтам, и сложившемуся, было, порядку в беспокойных прежде мыслях…

Человека три, сошедшие с ним, разошлись, подбежала лучезарная Настя-Ассоль.

- А понавёз-то, понавёз! – защебетала она, выхватывая из рук Прохора пакеты. – А чем порадуешь меня?.. С Майечкой, что ли, конец? Что молчишь, печальный мой принц? Я же всё уже знаю!

А Прохор смотрел и молчал. Смотрел и молчал. Потому что наконец понял причину своей скоропалительной любви к случайной попутчице – у той на подбородке была Настина весёлая ямка.