На работе и в быту

Первым заболел начальник. Болезнь не была связана с общей бедой.
Большой и грузный человек,  бывший спортсмен. На арене впечатывал  в ковер других претендентов. Или крошил им челюсть.  Или невесть куда забрасывал  копье и толкал ядро. Потом не сразу удавалось найти эти снаряды.
Спортсмены, когда перестают тренироваться, обычно набирают вес.
Поэтому половицы поскрипывали и прогибались под тяжелыми его шагами.
То ли лопнула половица, то ли оступился на пороге.
Застонал и схватился за колено.
На одной ноге допрыгал до  стола.
Заместитель всполошился и спросил.
- Зарядка у меня такая, - сквозь сжатые зубы невнятно ответил начальник.
- Судьба? – не расслышал заместитель.
Нелепая парочка. Если один походил на медведя или на двустворчатый шкаф, то другой выглядел заморышем. И более всего хотелось подкормить его.
До этого работал в администрации, а там – бессердечные или деловые  люди – вместо этого шпыняли.
Мальчик на побегушках: по кабинетам разнести постановления или отбиться от нежелательного посетителя.
Погорел на таком нежелательном, тот оказался высокопоставленным деятелем, но не сразу предъявил  регалии.
Вероятно, администрация каким-то образом была связана с Деловым Центром, незадачливого работника пристроили в отдел пропускного режима.
И теперь он пытался помочь пострадавшему начальнику.
- Не судьба, а твоя безрукость! – выругался тот. – Прислали  на мою голову!
Нацелился толстым и крепким пальцем – таким можно пропороть, как железным штырем, - но не ударил.
Еще наябедничает, столько развелось стукачей.
Заместитель вжался в свой стул.
Но смелый человек – не зажмурился.
Затуманились  светло-серые глазки. Форточка приоткрылась, порыв ветра выдавил слезы.
Начальник дотянулся до суковатой палки.
Боевой трофей, отнял у  контролера.
С каждым днем тот все больше прихрамывал. Когда встречал очередную машину, водители сочувствовали ему.
У некоторых не было пропусков, договаривались частным образом.  Инвалиду доставалось больше чем другим.
Начальник не сдержался.
Отобрал палку, но вместо того, чтобы переломить ее о колено или забросить на крышу, унес  в кабинет.
Запасливый человек, всякое случается в профессиональном спорте, может  пригодится.
Она пригодилась.
Привстал и навалился на нее.
Дубовая клюка не прогнулась.
Заместитель попятился.
Правильная реакция на неспровоцированное нападение.
Пусть испуганные кролики замирают под взглядом удава.  А загнанные в угол крысы нападают на любого врага.
Заместитель не кролик и не крыса, поэтому лишь отступил от зверя и расправил худенькие плечи.
Последний смертельный бой.
Опираясь на палку, подволакивая израненную ногу, начальник поплелся к  двери.
На половицах остались отметины от резинового наконечника и  черная полоса, будто проволокли тело.
На пороге больной схватился за притолоку,  посыпалась штукатурка.
Встряхнулся мокрым псом.
Уже не надо расправлять плечи, заместитель согнулся и прижал ладони к животу.
Так реагировал  на сорные слова.
Если слышал их в администрации, то становилось невмоготу. Поэтому сменил место работы. И поначалу почти не приходилось сгибаться и корчиться.
Но когда город поразили эпидемия, и бдительные граждане принялись высматривать заболевших – их проще всего было узнать по испуганным и виноватым лицам, - болезнь снова скрутила его.
Некогда попытался вылечиться.
Его положили в общую палату.
Несколько больных сговорились. Гонцу даже не пришлось преодолевать полосу препятствий или перелезать через  забор с колючкой по верху.
Заспанный охранник в будке около ворот не обратил на него внимание.
Но насторожился, когда тот возвращался.
Не поленился вылезти и задержать нарушителя.
Грабастой рукой нацелился на пакет.
Там призывно звякнуло стекло.
Пришлось откупиться.
Но не отступил. Так, когда откажут ноги, то  ползешь, отталкиваясь локтями. Или катишься изуродованным телом.
Надругались в проходной, поэтому пощадили его соратники. Налили всего лишь на пол стакана меньше.
Пили в уборной, закусывали жидкой малосъедобной кашкой,  сберегли от ужина.
И не убрали за собой.
Санитарка – вот уродина -  утром нажаловалась заведующей.
Та с пристрастием допросила больных.
Выявить преступников, чтобы другим было неповадно.
Разъяренной фурией ворвалась в палату. 
От халата, что перчаткой обтягивал  ядреное тело, на груди отскочила пуговица.
Заместитель, он лежал около дверей, испуганно прикрылся одеялом.
Впрочем, про него она не подумала.
Но обнюхала всех.
Как научили опытные дегустаторы: отстраняясь и ладонью подгоняя запах.
Морщилась, но терпела.
Трижды осудила преступников.
- Самострел! – вспомнила  грозовые годы. Конечно, не застала их, но то ли вычитала, то ли  рассказали.
Крик этот – будто режут поросенка – безжалостно вонзился.
- Диверсия! – вторично обвинила она.
Повязала второго преступника.
- Предводитель! -  вычислила зачинщика.
Выгнала их за нарушение режима, так, кажется, пишут в обвинительном акте.
Они не противились, деньги остались, можно продолжить.
Вечерний охранник еще не сменился, пригласил  почаще заходить, при этом привычно и призывно указательным пальцем щелкнул  по шее.
А заведующая прочла краткую лекцию своим подопечным. Те подлецы и негодяи – так обозвала провинившихся - никогда не выздоровеют. Но наоборот, погибнут в страшных муках, когда гной заполнит внутренние полости.
Даже попыталась изобразить. Склонила голову набок и выпростала язык.
Чудовищное зрелище, впечатлительный заместитель едва не погиб.
И другим больным не поздоровилось.
А те, кого выгнали, кажется, поправились, как утверждает народная молва.
Народ, как известно,  не ошибается.
Заместитель тоже попробовал.
Безуспешная попытка. Жил он в коммунальной квартире, предусмотрительно закрылся в своей комнате. И когда  принял, то  обеими ладонями запечатал рот, а потом долго не мог отдышаться. Кое-как добрался до окна и хотел распахнуть раму. Но пальцы соскользнули с рукоятки, а руки с подоконника. Навзничь повалился на пол.
Вроде бы не смертельная рана, убитые падают ничком.
Выжил в тот раз, но  не излечился.
Мнительный товарищ, когда видел, как мучаются  другие, то тоже страдал.
Командир обезножил, у заместителя  разыгралась язва.
Так отдел остался без начальства.
Первой возмутилась женщина.
Она дежурила в скворечнике на автостоянке.
Начальник не хотел принимать ее, даже посмел перечить директору.
- А если ночью придут лихие люди? – привел убедительный аргумент.
- Сколько ей лет? – спросил директор.
- Пенсионерка, - сказал начальник.
Не понятно, то ли выругался, то ли позавидовал.
Говорят, нынешним спортсменам по достижению тридцатилетия выплачивают пожизненную стипендию.
Ему не платили.
Несправедливо это.
- Подумаешь, трамваи водила, - выругался он.
Директор представил.
Вот в распахнутые ворота депо деловито вползает вагон. Он выкрашен яркой краской, она еще не поблекла.
Его наложнице, к которой приходил он раз в неделю, приелось такое расписание.
И когда  явился в очередной раз, не отворила дверь.
Нет, не решилась на открытое противостояние – мужчины коварны и непредсказуемы, - но затаилась мышкой, когда он царапнулся у дверей. Кажется, даже дышала  через раз.
- Это я, - приник он к замочной скважине.
Бля, почудилось ей чудовищное, но справедливое ругательство.
Недавно прибилась к  звездным братьям.
Они доходчиво объяснили. Бессмысленно закрывать двери и занавешивать окна. Звезды видят. Все примечают и взвешивают на беспристрастных весах. Тяжел твой грех, и бессмертия не хватит искупить его. 
Она поверила и затаилась.
Напрасно  взывал и грозил мужчина.
Вспомнил об этом при разговоре с начальником отдела.
Трамвай вползает в ворота.
Упражнение для изощренного ума, мысленно уменьшил размеры.
Не ворота, а жаждущее ее тело, не трамвай, а напрягшаяся его плоть.
Нарочито медленное единение, до головокружения и распада.
- Придут лихие люди? – Не сразу очнулся директор.
- А она их не одолеет, - согласился начальник. На плечах вздулись мускулы, пальцы сжались в кулак.
- Покусятся на старуху? – удивился директор.
- Уворуют, - сказал начальник.
Директор безнадежно махнул рукой.
Не втолковать бывшим спортсменам. Кажется, он был боксером. Его так часто били, что распрямилась последняя извилина.
Разные распоряжения спускают сверху.
Огромная гора, с которой скатываются камни.
Но жители долины уже приспособились к камнепаду. Те,  что попроще, пытаются увернуться. Сильные рвут на груди рубаху, трусливые сидят по подвалам.
А умные предугадывают.
Далеко видно с вершины. Оттуда различили. Взбунтовались женщины за бугром. Хлипкие их мужики поспешили оправдаться.
А самый хитроумный в качестве доказательства предъявил свой дворянский герб. Рыцарь в латах железной пятой придавил к земле супостата в казацкой шапке.
Художник по просьбе потомка того древнего фантазера слегка изменил картинку. Рыцарь откинул забрало.
Привлекательное женское лицо, разметались белокурые волосы.
И ни следа отчаяния или сожаления – привычная работа сокрушать мужиков.
Женщины – самое ценное наше достояние, решили за бугром.
Нагорный наблюдатель зафиксировал и призадумался.
Изготовился доложить верховному правителю.
Обычно вершина горы затянута тучами. Но иногда в сплошной этой пелене под порывами ветра возникают прорехи.
И тогда можно различить.
Директору удалось.
Умный человек умеет предугадывать.
Мы перенимаем от запада все дурное.
И скоро будут допытываться, как ты осчастливил женщин.
Отвергнутый любовник выбрал самую недостойную.
Хромую и горбатую, сволочную и склочную – любую, лишь бы порадовать верховного правителя.
- Если я балерина, или оперный певец, или министр обороны…, - огорошил своего собеседника.
Тот даже отступил, чтобы лучше различить.
Наверняка не танцор, и не певец, тем более не генерал.
- Только в этом случае покусятся на старуху, - разъяснил директор.
- Шутка, - догадался начальник.
Так в отделе появилась женщина.
Кстати  -  к вопросу о самообороне. Напрасно начальник думает, что мы будем отстреливаться.
Некогда  мне пришлось работать в банке.
Охраняла нас полиция.  Такие зверские рожи, что посетители боялись отворить дверь. А если отворяли, то торопливо выворачивали карманы.
Мало того, по несколько раз на дню ошибочно срабатывала сигнализация. Тогда около дверей двумя изваяниями застывали автоматчики. Даже в зной при каске и бронежилете. По лицу стекали капли пота.
Напрасно побеспокоили бойцов, наверное, ненавидели нас за это.
Зато радовалось их начальство, не бесплатно обслуживали нашу контору.
Устав от бесполезных трат, управляющий сговорился с частными охранниками.
Те были вооружены пистолетами.
Мы сдружились.
Когда невмоготу становилось работать, после посещения питейного заведения приставал я к ним с расспросами.
Те, что поглупее, грозились отстреливаться до последнего патрона.
Особенно молодые, в молодости уверены мы в своем бессмертии.
Более солидные охранники предпочитали отмалчиваться.
Но один проговорился.
- Залягу за унитазом, авось не заметят.
Женщина или мужчина стерегут хозяйское добро – не имеет значения, и те и другие укроются..
Наша женщина, бывшая вагоновожатая, возмутилась, когда попряталось начальство.
Дочка без мужа воспитывала ребенка.
Какой еще муж, мать не сразу заметила.
Девочка растолстела.
Расспросила ее с пристрастием.
Дочка не призналась, даже когда  подтвердил врач.
Где это видано, чтобы затяжелеть без мужского участия?
Отличница сначала сослалась на учебник биологии,  потом нашла подтверждение в классической литературе.
В Америке ветром надула одной девице.
Подобное случилось и у нас.
Родилась девочка: ветряная и неугомонная, наверное, дочь северного ветра.
Женщине пришлось устроиться на работу, чтобы прокормить семью.
Но сподручнее водить трамваи, чем отбиваться от пугающей ночной тьмы.
Бродячие псы облюбовали пустырь, который примыкал к будке.
Днем их подкармливали сердобольные работники. И они преданно заглядывали в глаза и дружелюбно виляли хвостом.
Но по ночам разгорались кровопролитные баталии. Стоило чужаку появиться на их территории, как стая набрасывалась на пришельца. А когда прогоняли его, то разбирались между собой.
Даже победителям приходилось зализывать раны.
Казалось,  рычащие звери окружают будку.
Женщина вооружалась гаечным ключом и ручкой от швабры.
И все равно, когда выходила по ночам – пусть   уборная находилась рядом, - с молитвой обращалась к Покровителю.
Отче наш, иже еси на небеси…, просила спасти и защитить. Других слов не помнила, но там, наверху грамотные наставники, они разберутся.
Броском преодолевала простреливаемое пространство, но  все же успевала взмахнуть палкой и нацелиться гаечным ключом.
Псы еще не загрызли.
Почти приспособилась, но появились бродяги.
На переезде возвели эстакаду, разломанные бетонные плиты и искореженные металлические балки оставили  на пустыре.
Собаки устроились в удобных норах, но человек – царь природы, люди потеснили их.
Борьба человека со зверем, кажется, описано в каком-то художественном произведении, но пришельцы не прочли эту книгу, а если и прочли, то не воспользовались теми рекомендациями.
Были потери с обеих сторон, трупы цепляли крючьями и закидывали в кузов. Натужно ревя мотором, машина уходила к крематорию.
Женщина перестала  по ночам выбираться на улицу, завела банку с широким горлышком.
Неудобно пользоваться банкой, приходилось затирать лужи на изодранном линолеуме.
Но все равно моча попадала под обрывки, и не избавиться было от тошнотворного запаха.
Когда случилось эпидемия, и пенсионерам запретили выходить на улицу, она решилась.
Плевать на производственную необходимость, здоровье дороже.
Если заболеет, то может заразить дочку и внучку. А дети беззащитны перед этой напастью.
Дочка уже не кормит грудью, может поработать, а она уж как-нибудь приглядит за ребенком.
Однажды  уже приглядывала.
Ей тогда  не надуло ветром, просто уходил ее поезд, и она уцепилась за поручень последнего вагона.
Ветром сдуло негодного напарника: случайно проведал ее, вкусно выпил (повезло с этой случайностью), ненароком очутился в ее постели.
А когда узнал о последствиях, так стремительно убежал, что прохожие едва успели расступиться.
Она не погналась за ним.
Бесполезно, нет свидетелей, да никто бы и не согласиться свидетельствовать, а если и удастся доказать, все равно ничего не получишь с нищего.
В таких обстоятельствах мужчины обычно устраиваются на копеечную работу, а деньги получают в конверте.
Поэтому не сомневалась, что справится с младенцем.
Не посчитала нужным согласовать с начальством.
Это мужики обычно торгуются и набивают себе цену.
Даже не позвонила начальнику отдела.
Но директору послала  сообщение.
Если бы умела художественно изображать, то конечно бы поведала.
Ночью услышала подозрительный шум в ближней норе.
Интересный народ эти бродяги.
Сначала псов потеснили  мужики. Едва обжились, как обзавелись  подругами.
В некоторых не сразу удавалось признать существ женского пола. Но если внимательно приглядеться…
По косвенным признакам. Например, если высказывались, то такое накручивали.
Женщина услышала и пригляделась. Лишь поодаль горели фонари, лицом прижалась к стеклу, но не различила.
Поэтому решилась на вылазку.
Даже забыла вооружиться гаечным ключом.
Приоткрыла дверь и прислушалась.
Так хрипло и надсадно работает старый изношенный мотор.
Спустилась скрипучими железными ступеньками.
Если идти около перил, то они не скрипят, прошла проторенной дорожкой.
Подобралась к неведомой напасти.
Мотор задохнулся в последнем усилии.
В норе взвизгнули и взвыли.
Женщина закусила запястье, кровь была густой и соленой.
Окончательное решение вопроса, готова была уничтожить их, так, кажется, выступали мифические ее предки.
Не знала своих корней, непонятным образом мысленно прибилась к воинственным арийцам.
Идите вы! послала сообщение, предложила отправиться директору.
Сначала хотела указать  правильное направление, потом передумала. Если непонятно, куда идти, то странники еще больше пугаются.
Пенсионеры имеют право  уволиться без предварительной подготовки, но директор попенял начальнику отдела. Разве что не попинал его.
Несмотря на больничный, тот явился по вызову, дохромал до высокого кабинета.
А там, стоя на одной ноге и поджимая другую, напрасно  попытался оправдаться. Будто жизнь не научила его.
Все мы знаем, что не следует делать против ветра, а он не преуспел в этом.
И если у уволившейся женщины провоняла лишь будка, то  испоганил костюм.
Директор вызверился, вовек не очиститься подчиненному, напрасно он притворяется больным и хворым.
- Вы же сами, - неосторожно напомнил  мелкий начальник.
Директор выхватил пилку для ногтей.
Очень редко так выступал, только когда уже более не мог сдерживаться.
И для приближенных пилка эта обращалась в разящий клинок. Если не успевали укрыться, то покорно подставляли повинную шею.
Начальник отдела не различил в своем отчаянии.
- Сами ее привели, - опрометчиво напомнил он.
- Ты будешь дежурить вместо нее, - проклял  директор.
Простенькая фраза, но понадобилась несколько минут.
После каждого слова  набирал полную грудь воздуха, а потом с шумом выдыхал.
Только так удалось сдержаться.
- Ночью вызову ветеринарную службу.
Немного успокоился, уже выдохнул в два приема.
- И если хоть кто-то будет спариваться…, - предупредил проштрафившегося начальника.
Клинок еще не вонзился.
Опять же пример из классического произведения: меч, подвешенный над головой. И удерживает его  тонкая непрочная ниточка.
Но начальник отдела не интересовался пустыми легендами.
Ниточка зазвенела перетянутой струной.
Мужчина кое-как вскарабкался крутой лестницей.
Уже не удастся спуститься.
Поэтому прибегнул к более действенному методу.
Сложенные рупором ладони поднес ко рту.
Зарычал с такой страстью, что насторожилась пустынная живность.
Псы сбежали. А некоторые так были напуганы, что уползли.
Бродяги тоже встревожились. Те, что спали на правом боку, перевернулись на левый, другие, не просыпаясь, нащупали дежурную бутылку. Глотнули от души.
Нас не разбудит не только начальственный рык, но и канонада.
Начальник отдела вроде бы исполнил волю хозяина.
Но беда, как известно, не приходит одна.
Взбунтовался еще один крепостной работник.
Человек сложной судьбы (будто у других легкая дорога).
Так сложилось, что от него ушла жена.
Бабе под сорок, последний всплеск  призрачной надежды.
Подвернулся одинокий профессор.
Тот почему-то не обрадовался, когда  пришла с двумя детьми.
Совместная жизнь не сложилась.
- Помутнение разума, - в дальнейшем попыталась объяснить мужу.
На всякий случай не развелась с ним.
Когда вернулась и позвонила – уже другой замок, -  и мужчина неосмотрительно распахнул дверь, а потом попытался захлопнуть ее, успела вставить в щель ногу.
- Уходи, - прогнал ее муж.
- Больно, - пожаловалась она. – Так легко обидеть беззащитную женщину.
Носком ботинка – зачем-то обулся по-походному – ударил ее по щиколотке, чем предопределил  поражение.
Женщина с трудом дохромала до поликлиники.
Общительный человек, более пятнадцати лет прожила в этом районе и перезнакомилась со многими местными жителями. В том числе с врачами и медсестрами.
И конечно, они посодействовали ей.
Одни были замужем, и тоже могли пострадать,  одинокие  мечтали о совместном проживании.
Оформили, как положено: побои нанесены  с применением подручных средств.
Еще бы – у него походные сапоги с железными подковками.
Видимо, собирался скрыться после свершения преступления, но не успел по не зависящим от него обстоятельствам.
И поэтому, когда вторично явилась к нему с обвинительным вердиктом,  не стал противиться.
Или сбился со счета, в Святой Книге указано, что трижды надо отказать, прежде чем повиниться.
Неосторожный человек, усугубил свою вину.
Диким зверем набросился на добычу.
Она вдумчиво подготовилась к вторжению: под полупрозрачной рубашечкой угадывались слегка отвислая грудь.
Содрал рубашечку и приник жадными губами.
Женщина привычно погладила склоненную  голову.
Случайно вырвала клок волос.
А он не ощутил боль.
Вроде бы помирились, ему хватило нескольких минут, чтобы насытиться, но она не уничтожила обвинительное заключение.
Спрятала  в шкатулку, где хранила сокровенные безделушки. Кусок простыни в бурой ржавчине, обрывки снимка. Сначала разорвала его, а обрывки втоптала в пол. Потом, ломая ногти и  раздирая подушечки пальцев, подобрала их.
Ключик от шкатулки   повесила  на шею.
Бдительная женщина, мужу не удалось им завладеть.
Даже в минуты близости -  иногда приходилось исполнять супружеские обязанности – одной рукой впивалась  ему в спину – пальцы царапали и кромсали, - в кулачке другой руки сжимала заветный ключик.
Напрасно пытался он вскрыть шкатулку.
Ночью, когда все спали.
Неподходящее время для взлома сейфа.
Каждый скрип половицы, каждое его проклятие могут потревожить наблюдателей.
Жизнь наша полная опасностей, поэтому спим мы в полглаза, а некоторые не расстаются с оружием.
Лучше всего старинные вилы, где их теперь достанешь, на крайний случай сойдет и вилка.
Когда муж подбирался к шкатулке, то ожидал предательского удара.
Хорошо если в спину, а как промахнется и  в ягодицу? После этого не присядешь  неделю, а то и месяц.
Поэтому, когда случилась эпидемия, и начальника отдела на носилках – так ему почудилось – принесли на дежурство, то он, естественно, встревожился.
Недавно едва не потерял жену.
Ушла к так называемому профессору, и ему пришлось уговаривать ее вернуться.
Корабль в чужой гавани, предупредил он, был практичным человеком, и науку  познавал на примерах.
К нему соответствующее отношение. Толком не загрузят трюм, от днища не отскребут ракушки, не заделают течь.
Когда судно выйдет на открытую воду, то может погибнуть от несерьезного волнения.
Радист напрасно подаст сигнал бедствия.
Женщина, кажется, призадумалась.
А муж, когда вспоминал о ее предательстве, не сразу возвращался домой.
Однажды заблудился в проходных дворах.
Задумался и ходил по кругу.
Так ходит стреноженная, привязанная к колышку лошадь.
Поедает траву и, наверное, надеется, что когда вернется к исходной точке, там опять зазеленеют всходы.
Но так быстро ничего не растет.
Когда в очередной раз оказался около железной подвальной двери, его перехватили два гражданина.
Охраняли подпольную лабораторию, слишком нагло и откровенно высматривает этот проходимец.
Надо разобраться.
Они разобрались.
Но, естественно, не покалечили соглядатая.
Только в детективных романах  устраняют врага.
Например, привязывают к ногам колосник и отправляют в свободное плавание. Исполнители загадывают, сколько поднимется пузырей. Проигравший проклинает победителя.
Тяжелая, нервная работа, могут подраться.
Или выбрасывают человека из вертолета. И наблюдают, как тот сучит руками, пытаясь замедлить падение.
Много способов уничтожить жизнь.
И детективщики наперебой придумывают новые.
Но  охранники – у нас правдивое повествование – даже не искалечили подозрительного гражданина.
Слегка прижали  к стене, чтобы подробнее расспросить.
Один пощупал ткань куртки, потом изучил ладонь.
Она как лезвие штыковой лопаты, такое орудие запросто пропорет.
Недлинная линия жизни, огорчился и сказал.
- Ничего курточка, не бедствуешь.
Голос густой, но ласковый.
От этой ласки хочется убежать на край света.
- Я…Она  обманула, - попытался оправдаться подозреваемый.
Так жалобно блеют барашки, когда перед жертвоприношением им подрезают поджилки.
Никто не собирался резать.
- И кожа на лице, - веско заметил другой громила.
- Какая кожа? – заинтересовался его товарищ.
- Ухоженная, наверное, пользуется  притирками.
- Удачливый человек, - согласился товарищ.
- Все забирайте, - проблеял барашек.
Вроде бы не услышали.
Куда могут устроиться спортсмены после завершения карьеры? Естественно, в охрану. Только охраняют разных деятелей. К одним благоволит государство, других загоняет в подполье.
В подвале, наверное, и доходы покруче, и охранникам  побольше платят.
И когда начальника отдела выгонят за ворота – эпидемия много изменит в нашей жизни, - может быть, он тоже окажется в проходном дворе.
Мирный, бескровный разговор:  пощупали одежду, потрепали по щеке.
На коже остались кровавые отметины.
- Нам бы так жить, - попрощался один со случайным собеседником.
- Жить, - выделил его товарищ.
- Это не каждому удается.
С этими пророческими словами – надо же, спортсмены, а  грамотно излагают – скрылись  за железной дверью.
Ноги не держали, пострадавший по стене, раздирая замечательную  куртку о раскрошившейся кирпич, сполз на асфальт.
Руками закрыл лицо. Не кровавые отметины, а кирпичная крошка.
Но она глубоко въелась в кожу.
Неизлечимая болезнь, не напрасно всполошилась Всемирная Организация Здравоохранения.
Профессор, который похитил жену, на поверку оказался бандитом. И когда она убежала из его темницы, воспользовавшись неразберихой,  решил отомстить беглянке. А также всем, кто узнал о позорной его промашке.
Первое предупреждение: перехватили в темной подворотне и достали нож.
Если пожертвовать женой,   все равно отомстят.
Один выход – убежать и затаиться.
На необитаемый остров, наверное, остались такие острова.
Вспомнил одноклассника, с которым давно не общался.
Странный человек, ни на одном предприятии не смог  удержаться. Начальство повсеместно нарушало законы, отчаянно боролся с нарушителями.
Есть такие люди, раньше о них сочиняли романы.
Его предшественник сражался с ветряными мельницами.
Мутация на генном уровне.
Потом врачи избавили население от этой напасти.
Пришли в противочумных костюмах.
Но когда рухнула советская власть, болезнь вернулась.
Государственные предприятия не нуждались в таких работниках. Тем более открещивались от них частные конторы.
Устав бороться, срубил домик на востоке области.
Кажется, туда можно добраться.
Надо уехать к нему, там не найдут бандиты, и в этой глуши переждать смутное время.
Другая жизнь при эпидемии.
Многие потеряли работу.
И пропитание добывают ночью на большой дороге.
Могут убить везде: в темной подворотне, в глухом переулке, на лестнице и во дворе-колодце.
Долг платежом красен – мудрая поговорка, сначала убежала жена, теперь настал его черед.
Вокзалы  перекрыли, но он уговорил стражников.
- Жена, дети… Застряли в санатории, - придумал он.
Не разжалобил блюстителей.
Истуканы с непроницаемым лицом.
Насмотрелись боевиков, один жует резинку – челюсти  похожи на мельничные жернова, - другой  на лоб надвинул фуражку.
Вроде бы не расслышали униженную просьбу, тогда беглец обнажил запястье.
Если нервничал, или жизни угрожала опасность, кожа на руках шла красными пятнами.
Еще один  признак смертельной напасти.
Стражники забыли о своей значимости.
Попятились, при этом у одного выпала  жвачка, у другого фуражка наползла на глаза.
Вовек бы такого не видать.
Беглец успел запрыгнуть в электричку, двери захлопнулись.
Так в нашем отделе стало меньше еще на одного контролера.
Заместителя начальника, наверное, тоже принесли на носилках.
И ему уже не излечиться от язвы.
Но он не противился неизбежному.
- Если у тебя обнаружится хотя бы еще один пьяница…, - предупредил начальника директор.
Разговаривали на улице, призрев опасность.
Здание было облицовано керамической плиткой. Возвели его еще при советской власти, и торопились сдать объект к очередной красной дате. Впопыхах прилепили плитку. Она отваливалась.
По ночам, казалось, гремит канонада.
И было запрещено приближаться к стенам.
Но директор – фаталист или глупец – надеялся уцелеть под обстрелом. 
Или своим примером вдохновлял подчиненных.
Известный снимок: политрук первым запрыгивает на бруствер.
- Грудью закрою амбразуру! – поклялся начальник.
Ему не выполнить обещание, подломилась и вторая нога.
Тем более не способен на подвиг и его заместитель.
Директор поспешно убрался.
Загадал: если во время разговора не упадет ни одна плитка, то его не уволят.
Не хозяин, а такой же наемный работник. Только забрался повыше других. Но когда падаешь с верхней ступеньки, то сильнее расшибаешься.
И никто не подложит соломки.
Поэтому я отказал подруге.
- Если ты еще раз попрешься в свою заразную контору…, - предупредила она.
Как прекрасна, когда сердится.
Ноздри разуваются.
Так, наверное, раздуваются ноздри у призовой кобылы перед финальным забегом. Топорщится грива, лоснится круп, нетерпеливо перебирает копытами.
- Что будет? – поддразнил ее.
- Ты заболеешь.
- Вот еще, - отказался я.
Нет, мы не на ипподроме, но вспомнил древние сказания.
Как известно, это самые правдивые истории.
Напал дракон, и мне не отбиться.
Тот ощерился перед нападением, из пасти вот-вот выхлестнет пламя.
Чтобы лучше различить, я колечком сложил пальцы. Как  подзорная труба. Прищурился и увидел сквозь размытые черточки ресниц.
Нацелился огнедышащий Змей-Горыныч.
- А если заболею, тебе-то что? – Первым напал я на это чудище.
Нельзя так пренебрежительно относиться к нашим сказаниям.
Огонь выхлестнул, я непроизвольно отшатнулся от жара.
- Меня заразишь! – различил сквозь дым и пламя.
Наверное, еще можно пробиться выжженной землей.
Даже не попытался.
- Только о себе и думаешь! – обвинил ее.
Прекрасное в любви и страшное в ненависти родное лицо.
- Хоть бы кто-нибудь заслонил меня, - пожаловалась женщина.
- Как? – не разобрался я.
- Уходи, - прошептала она.
Я разобрал в грохоте огня.
Приказала, но голос тихий и жалобный.
Громче  не получится  в дымном отравленном воздухе.
И жить  придется в боли и  в отчаянии.
Натыкаясь на стены, добрел до входной двери.
Кажется, разобрал напоследок или различил в бредовом видении.
Есть Высшая Сущность, и если она возложит  спасительную длань…
Колдуньи могут с ней общаться. Напрасно смеялся над ними.
Ухватился за соломинку.
Тревожно  озираясь, прохожие по-одному просачивались в  подъезд.
Смена караула, те, что получили заветную бутылочку,  заботливо прижимали ее к груди.
Шли осторожно, как по льду, боялись оступиться и расплескать  снадобье.
Шагнул к заветной двери, дорогу заступили двое.
Крепкие ребята, наверное, раньше охраняли подпольное заведение, даже не удосужились объяснить.
Ясно и без слов, каждый зарабатывает в меру своих способностей. Одни разливают по бутылкам водопроводную воду, другие охраняют доморощенных знахарей.
И уже при входе придется отдать всю наличность. А если не хватит денег, рассчитаться утварью и одеждой.
Поэтому многие пришли в ватнике.
Или так замаскировались, полицейские не позарятся на бедняков.
Послушно вздернул руки, чтобы не уничтожили.
Поплелся, подставив убийцам  спину.
Рубашка прилипла к взмокшей спине.
Но не отказался от своих намерений.
Выжженная земля еще дымится. Тлеет торф, и не пробиться этой пустыней. Надо окропить волшебной водой.
Пройти узкой тропинкой.
Единственная и родная на крошечном пятачке  зелени. Но трава по краям островка уже побурела от жара.
Подхватить  на руки и спасти.
И самому спастись.
Попробовал другим путем попасть к колдунье.
Подвальная дверь в соседнем дворе.
Осторожно спустился истертыми ступенями.  Плечом толкнулся в проржавевшее железо.
Ничего не различил в кромешной тьме.
Но разобрал напряженным слухом.
Одни скажут, что  в трубах и стояках бурлит вода.
Другие  не поверят.
Я не поверил.
Так стонут и жалуются неправедные души.
Но мы не внемлем, не слышим за насущными заботами.
Так же не услышат нас после завершения.
А некоторые отчаиваются уже в середине пути.
Чтобы этого не случилось, ради любимой и единственной отправился за лекарством.
Постепенно освоился во мраке.
Различил пробитую трубу, под капель предусмотрительно подставили бутылку.
Наполнилась более чем наполовину.
Все  же побывал у знахарки, раздобыл снадобье, прижал стекло к груди.
Пластик недолговечен и ненадежен, стекло навечно.
Всегда будем вместе.
Отправила меня за живой водой. В такие далекие и опасные края, что оттуда  не возвращаются.
А я вернулся, первый и единственный,  никого не было ранее, никого не будет после.
С драгоценной ношей вскарабкался крутыми ступенями.
Предшественники  соскальзывали и  разбивались, напрасно   хватались за перила.
В пустыне не остается следов.
А мои  останутся.
Тихо и осторожно царапнулся у двери.
Она услышала, так и я во мраке различил журчание  ручья.
- Вот. – Протянул  драгоценный сосуд.
Еще не взглянул на женщину.
Изучил бутылку, под пыльным стеклом мутная жидкость.
Так положено: если смешать горечь и боль и сдобрить эту смесь толикой любви и надежды, то снадобье помутнеет и вспенится.
- Вот, снабдили  на крайний случай, - сказал я.
Наконец, решился посмотреть.
Печальные глаза, печаль эта захлестнула.
Зажмурился, чтобы не видеть.
- Крайний случай? – спросила женщина.
- Крохотный зверек между нами. Потом он вырос, - вспомнил я.
- И смертельный огонь, - согласилась она.
Как встарь посмотрел сквозь ресницы.
Так не различить горечь.
- Лекарство от всех бед, - сказал я.
Больше не мог сдерживаться, отбросил бутылку и неловко обнял женщину.
Так сильно сжал, что полопались  хрупкие косточки.
Подхватил ее на руки и внес в комнату.
Колдовство помогло, заглянули в даль.
Дорога для двоих.
И мы никогда не расстанемся.
Апрель 2020
…………………………….