6. И. Кант Пространство, время, свобода

Лариса Болотова
              Существуют ли пространство и время в реальности, или они плод нашего сознания?    Пространство и время – это формы существования материи.
            
            Что есть форма? Что-то  ограниченное чем-то и содержащее что-то внутри себя. Чём ограничивается пространство? Границей нашей видимости и  протяжённостью движения. Чем ограничивается время? Нашей видимостью длительности существования всего окружающего.  Движение в пространстве можно сравнить с движением по горизонтали, а  движение во времени – с движением по вертикали.  Даже если человек находится в покое, движение во времени всё равно происходит.

             Как же определяет пространство и время И.Кант?

             Из   книги И.Канта «Критика чистого разума»:

(стр.27) «В аналитической части критики доказывается, что пространство и время суть только формы чувственного созерцания, т.е. только условия существования вещей как явлений; далее, что у нас есть рассудочные понятия и, следовательно, даны соответствующие этим понятия созерцания, и, стало быть, мы можем познавать предмет не как вещь в себе, а лишь поскольку, поскольку он объект чувственного созерцания, т.е. как явление.

Отсюда необходимо следует ограничение всякого лишь возможного спекулятивного познания посредством разума одними только предметами опыта. Однако при этом – и это нужно отметить – у нас всегда остаётся возможность если и не познавать, то, по крайней мере, мыслить эти предметы также как вещи в себе. Ведь в противном случае мы пришли бы к безсмысленному утверждению, будто явление существует без того, что является».

               Получается, что познать, что есть вещи в себе  опытным путём, через наши внешние органы чувств, мы  не можем, но можем мыслить о них, то есть строить предположения.
   
«Теперь допустим, что сделанное нашей критикой необходимое различие вещей как предметов опыта и как вещей в себе вовсе не было сделано. В таком случае закон причинности и, стало быть, механизм природы должны были бы при определении причинности непременно распространиться на все вещи вообще как на действующие причины».

 Если  бы мы не сделали разделения вещей, как явления и как вещь в себе, то   

«Тогда нельзя было бы, не впадая в явное противоречие, сказать об одной и той же сущности, например о человеческой душе, что её воля свободна, но в тоже время подчинена естественной необходимости, т.е. несвободна. (Противоречие здесь возникло) потому, что в обоих утверждениях я беру человеческую душу в одном и том же значении, а именно как вещь … вообще (как вещь … в себе), и не мог брать её иначе, не прибегнув предварительно к критике.

Но если критика права, поскольку она учит нас рассматривать объект в двояком значении, а именно как явление или как вещь в себе; если данная критикой дедукция рассудочных понятий верна и, следовательно, закон причинности относится только к вещам в первом значении, т.е поскольку они предметы опыта, между тем как вещи во втором значении не подчинены закону причинности, - то не боясь впасть в противоречие, одну и ту же волю в её проявлении (в наблюдаемых поступках) можно мыслить, с одной стороны, как необходимо сообразующуюся с законом природы и постольку не свободную, с другой же стороны, как принадлежащую вещи в себе, стало быть, не подчинённую закону природы и потому как свободную.

                Кант считает, что закон причинности, действующий в природе физического мира, не распространяется на вещь в себе.
             
              По моему мнению, причину существования данной вещи, как явления  мы должны искать  в самой вещи (вещь в себе), а не в других вещах. Строим предположения, выдвигаем гипотезы, создаём теории пытаясь объяснить одно следствие за счёт другого. Мы ищем причины существования вещей не там, где они находятся.

«Если свою душу, рассматриваемую как вещь в себе, я не могу познать посредством спекулятивного разума (и ещё менее – посредством эмпирического наблюдения), следовательно, не могу также познать свободу как свойство сущности, которой  приписываю действия в чувственно воспринимаемом мире по той причине, что я должен был познавать такую сущность как определённую по её существованию, но не во времени (что невозможно, так как я не могу заменить моё понятие созерцанием), - то я всё же в состоянии мыслить свободу, а это означает, что представление о ней по крайней мере не содержит никакого противоречия, когда мы критически различаем два способа представления (чувственный и интеллектуальный), и имеет место проистекающее отсюда ограничение чистых рассудочных понятий, стало быть,  и вытекающих из них основоположений.

Я не могу, следовательно, даже допустить существование бога, свободы и безсмертия для целей необходимого практического применения разума, если не отниму у спекулятивного разума также его притязаний на трансцендентные знания, так как, добиваясь этих знаний, разум должен пользоваться такими основоположениями, которые, будучи в действительности приложимы только к предметам возможного опыта, все же применяются к тому, что не может быть предметом опыта, и в таком случае в самом деле превращают это в явления, таким образом объявляя невозможность всякое практическое расширение чистого разума. Поэтому мне пришлось ограничить … знание, чтобы освободить место вере, а догматизм метафизики, т.е предрассудок, будто в ней можно преуспеть без критики чистого разума , есть истинный источник всякого противоречащего моральности неверия, которое всегда в высшей степени догматично».

              К какому способу представлений, чувственному или интеллектуальному можно отнести веру? Ни к какому. Вера – это особое состояние души человека.
             
             Ответы Канта на вопросы о жизни, свободе и Боге.

«… что касается первого вопроса, то присущее каждому человеку свойство его природы никогда не удовлетворяться своим временным бытием (как недостаточным для всего назначения человека), неизбежно пробуждает надежду на загробную жизнь; что касается второго вопроса, то простое и ясное изложение долга в противоположность всем притязаниям страстей приводит к сознанию свободы; наконец что касается третьего вопроса, то достойный восхищения порядок, красота и предусмотрительность, проглядывающие во всём в природе, сами по себе должны породить веру в мудрого и великого создателя мира».