Мы прощались как во сне,
Я сказала: «Жду».
Он, смеясь, ответил мне:
«Встретимся в аду»
Глава 1
Весеннее утро пробралось сквозь настежь открытое окно непрошеным гостем. Напомнило о себе запахом прошедшего ночью дождя и цветущей сирени. В этом году апрель выдался на удивление теплым и сирень расцвела раньше положенного срока. Тина довольно, словно кошка, потянулась в постели. Впервые за долгое время она выспалась, и даже весенняя прохлада ее не раздражала, а, наоборот, веселила, возвращала в босоногое детство, где она была той легкой и нежной девчонкой, противоположность которой она видит сейчас в зеркале. Отражение ее было прекрасным: отдохнувшие глаза, так же, как и в юности, были такими же яркими как весенняя трава, темные круги под глазами исчезли, уступая место здоровому румянцу, голова больше не гудела от постоянных мыслей, хотелось принять душ и поскорее выбраться в парк. Холодная вода подарила еще больший заряд бодрости, а чашка кофе окончательно зарядила энергетические батарейки.
В парке было малолюдно, что является нормальным в ранее утро выходного дня. Наручные часы показывали половину восьмого утра. В парк Тина выбралась не только ради того, чтобы вдохнуть свежий, немного сладковатый воздух, но и для совершения своего многолетнего ритуала – пробежки. Даже несмотря на долгожданный отпуск, держать себя в отличной физической форме – это часть ее личной безупречной репутации. Ведь не зря же Тина совершенно недавно давала интервью новомодному журналу, в котором рассказывала, как держит себя в потрясающей форме. Форма и действительно была потрясающей: подкаченные руки, подтянутые ноги, завидный рельеф на животе и, раз уж на то пошло, попа как орех. Все это – результат упорной работы над собой ; каждый день пробежка, по субботам спорт-зал. Простой рецепт сложного блюда.
Отключив музыку в наушниках, Тине хотелось послушать эту потрясающую птичью трель, которую она, как казалось, не слышала целую вечность. Двигаясь по парковой аллее, наслаждаясь цветущей сиренью и изумрудной, какой-то не по-настоящему яркой, травой не сразу удалось услышать шум приближающейся машины. Машина ехала на средней скорости, но завидев Тину, водитель кажется даже не подумал сбавить скорость, а кажется наоборот ее прибавил. Она не успела вовремя среагировать, как машина сшибла ее с ног. Нет, не сбила, а именно сшибла. Мол, отойди, я еду. Получилось достаточно больно. Вместо того, чтобы упасть в лужу, Тина приложилась бедром о паребрик, а в руку вонзилось что-то острое. От резкой боли в голове помутилось, чтобы не упасть пришлось схватиться на край урны. Не очень гигиенично, зато надежно. Встать получилось не сразу, в этот момент стало жалко, что в парке вообще никого не было. До дома Тина добиралась чуть ли не ползком, нога не слушалась, а голова продолжала кружиться. Оставалась лишь хрупкая надежда на то, что лифт сегодня работает. Надежда рухнула как карточный домик, до шестого этажа придется подниматься пешком. На четвертом этаже все мотивации закончились, уступив место тихим матам. Сдаваться она не привыкла, «Я не я буду, если не смогу!» - сейчас эти слова были как нельзя кстати. Она же закаленная стерва, какие могут быть слезы?! С горем пополам добравшись до квартиры, и уже оказавшись внутри, Тина чуть ли вползла на кухню. Стянув с себя олимпийку, она обнаружила, что рука была в крови от локтя до запястья. Обработав рану, Тина поняла ; без наложения швов тут не обойдется, придется ехать в больницу. Тем более, бедро отзывалось дикой болью, что на глаза наворачивались слезы. Переодевания дались с трудом – голова кружилась, перед глазами плыл кровавый туман.
Такси уже ожидало ее под подъездом. Водитель оказался хорошим, старательно объезжал все возможные ухабины и ямы, поэтому в диагностический центр, давно ставший для Тины центром спасения, вошла уже с более или менее стихшей болью. Руку пришлось зашивать, а вот с бедром дела были куда хуже – ушиб крайней степени тяжести. Если бы Тина не перемести центр тяжести на руку, которой досталось меньше всего, перелом шейки бедра был бы обеспечен. Домой возвращалась, когда часы уже показывали половину первого дня. Таксист, как и обещал, дождался, вез обратно так же аккуратно, настороженно поглядывал на забинтованную руку. Бедро после дозы обезболивающего почти не болело, рука была под местным наркозом. Больше будет потом, когда она будет ловить отходняк.
Дома было прохладно, привычно плыл запах кофе и произошедшее утром казалось вчерашним днем. По совету доктора Тина заварила зеленый чай, чтобы немного повысить давление, и раскупорила коробку шоколадных конфет – это уже по зову собственного организма. Небо снова грозило дождем, поэтому было принято решения взять в дополнении к чаю какую-нибудь книгу. Устроившись поудобней в кресле-качалке, расположенного напротив настежь распахнутого окна, замотавшись в теплый плед Тина погрузилась в чтение. Небо расчертила фиолетовая молния и гром ударил с большей силой, а следом за ним пошел дождь. Крупные капли оседали на подоконнике, порыв ветра занес дождь и в уютный мир Тины. Страницы книги немного намокли, текст потерял четкость так же, как и мир за окном. Погрузившись снова в диалог Воланда и Бегемота, не сразу удалось понять, что в дверь стучат. Если стучат, значит в доме нет света и звонок не работает. Выбираться из-под теплого пледа и пусть даже на мгновение прощаться с романом, жутко не хотелось. От резкого подъема голова закружилась, в ушах зашумело, а бедро предательски заныло. Тина распахнула входную дверь. Перед ней стоял статный мужчина, одетый, несмотря на ненастье, в светлый костюм. Черные волосы лежали волной, слегка касались ворота накрахмаленной белоснежной сорочки. Яркие, впечатывающиеся в память черты лица, волевой подбородок… Смутно знакомый человек.
- Здравствуйте, - даже голос до боли знакомый, - могу ли я видеть Тину Константиновну Ставинскую?
- Это я. В чем дело? – поддерживать осанку было сложно, пришлось привалиться к стене. Не очень красиво, зато комфортно.
- Это вам, - незнакомец протягивает конверт, - до свидания.
Когда Тина оторвала взгляд от конверта, незнакомца уж не было. Он будто бы растворился как сахар в чашке – аромат дорогого парфюма остался, а обладатель исчез. Конверт раскрывать не хотелось. Что-то внутри настойчиво твердило «не надо!». Но этот человек, этот голос, в конце концов запах, были отчего-то смутно знакомы. Внутри конверта было письмо, написанное аккуратным мужским почерком, и визитка. Это было не просто письмо, а приглашение. Приглашение в прошлое. Человек, который сломал ей жизнь, приглашает в свое поместье. Его дни сочтены, осталось немного. Он не хочет провести их в окружении прислуги и экономки. Хочет увидеть ее, поговорить… ее дед.
Вот так вот коротко и четко… Дед всегда отличался краткостью и четкостью изложения своих высказываний. После его слов не хочется спорить. Нет, не так. Он не дает права последнего слова. И сейчас не дал. Так же, как и тогда. От неприятных мыслей ее отвлек телефонный звонок.
- Алло, - на том конце провода кто-то тихо дышал в трубку и молчал, - алло!
Ответом ей стала тишина и Тина бросила трубку. Через несколько секунд звонок повторился. Ситуация повторилась. На четвертый раз сдали нервы:
- Слушай, - рявкнула она в трубку, - урод шестого разряда! Если ты хотя бы еще раз наберешь мой номер и… - договорить она не успела, ее прервали.
- Здравствуй, любимая, - мерзкий знакомый голос вполз в уши змеиным шипением, разорвал все мысли в клочья, - как ты себя чувствуешь? – голос скрипит как несмазанная калитка, в голосе – насмешка.
В горле моментально пересохло, ноги налились свинцовой тяжестью, голова поплыла.
- Что тебе нужно? – онемевшие губы не слушаются, пальцы, сжимающие телефонную трубку, побелели от напряжения.
- Ты всегда была умной девочкой, - Тина не могла его видеть, но чувствовала – он улыбается, - Мне нужно совсем немного.
- Сколько? – ему нужно задавать правильные вопросы.
- Нет, не деньгами.
- А что тогда? – не деньги, значит…
- Ты! – выпалил тот, - Вернее сказать, твоя жизнь.
- Угрожаешь? – она нашла в себе силы усмехнуться.
- Первое предупреждение уже было, - он продолжал улыбаться.
Бедро заныло, а рука пульсировала настолько сильно, что Тина переложила трубку в другую руку, чтобы не выронить.
- Это был не случайный наезд, - она не спрашивала, она констатировала.
- Как ты догадалась?! – он откровенно издевался, - Клементина, - как же она терпеть не могла, когда он так ее называл, - лучше приди ко мне по-добру, по-здорову. Глядишь, мы договоримся.
- Я подумаю. – не дожидаясь ответа Тина отключилась.
Решение было банальным и постыдным – бежать. Это не значит белый флаг, это не самообман. Это попытка решить проблему. И решение это Тине ох как не нравилось. Либо он ее убьет, либо она отдаст его нужным людям, которым тот насолил. Третьего не дано. Для того, чтобы осуществить свою цель, ей самой нужно остаться в живых и в максимальной безопасности. Номер с визитки Тина набирала уже твердой рукой. Теперь она знала, как зовут того человека, что принес ей конверт, и даже вспомнила кто он. Семен Маркович Крестовский – друг семьи. Когда родители Тины погибли, Семен Маркович взял девочку к себе до приезда деда из Лондона, где тот строил бизнес. Дед приехал ровно на месяц, побыл с девятилетней внучкой, убедился в том, что она в надежных руках и улетел обратно. Вот так вот холодно и сдержано.
- Алло, - отозвался Семен Маркович, - я слушаю.
- Семен Маркович, это Тина, - она улыбалась невидимому собеседнику.
- Тиночка, я рад, что ты позвонила! – голос такой же, как и тогда: наполненный родительским теплом и лаской. Кажется, он улыбался в ответ, - Я так понимаю, ты приняла предложение Алексея Алексеевича?
- Вы правильно поняли. Когда я могу приехать? – ей хотелось прямо сейчас собрать вещи, доехать до автовокзала, а уже оттуда выдвигаться в места босоногой юности.
- Я могу забрать тебя прямо сейчас, если ты не возражаешь, я еще в городе.
- Это было бы просто замечательно! Через сколько вас ждать? – радость заглушила боль и головокружения. А может это не от радости, а от облегчения?
- Через полтора часа я буду у твоего дома, - вежливо бросил Крестовский и отключился.
Собирала вещи по-спартански: только то, что необходимо. Самое главное – оставить вещи в квартире так, будто вышла на несколько минут из дому и скоро вернется. Чашка с недопитым чаем так и осталась стоять на подоконнике, плед в кресле. Книгу оставить не смогла, заменила на «VOGUE», раскрыла на том самом месте, где было ее интервью. Интервью успешной бизнес-леди. Семен Маркович приехал в указанное время, закинул дорожный чемодан в багажник и галантно распахнул перед Тиной дверцу автомобиля. Тина вдохнула запах города, мокрого асфальта и цветущей сирени, грустно улыбнулась и села на пассажирское сидение рядом с водителем.
В машине было тепло, уютно и немного пахло табаком. Дядя Сема (как Тина про себя называла Крестовского) сел рядом, и машина двинулась с места. Салон «Мерседеса» был красивым, бежевым и лаконичным. Приборная панель и ручки были сделаны под дерево и поблескивали лаком. За окном лил дождь. Стекла покрывались мелкими каплями, картинка внешнего мира становилась серой, унылой, теряла былые краски, выцветала с каждым ударом грома, и машина, казалось, была в мезальянсе с этим внешним миром – снежно-белая машина в темном царстве.
- Семен Маркович, почему дед решил со мной встретиться? – Тина решила первой нарушить это нелепое молчание.
- Ты же читала письмо, - сухо ответил тот.
- Я хочу конкретики и большей ясности.
- У Алексея Алексеевича рак, - голос дяди Семы стал глуше и тише, - Врачи говорят, осталось совсем немного.
- Сколько? – слова даются тяжело, тяжелым камнем срываются с губ, - сколько он еще проживет?
- Эскулапы говорят, месяц. Может, два.
- Зачем он меня нашел? – неправильный вопрос, не к месту. Она должна сказать деду спасибо за свою, почти спасенную, жизнь, а она вот так грубо.
- Тина, - дядя Сема не сводил взгляда с дороги, - он считает себя виноватым перед тобой.
- Виноватым в чем? – дед был виноват во многом, хотелось конкретики.
- В том, - он включил климат-контроль, - что его не было с тобой, когда ты потеряла родителей, что бросил тебя с Элеонорой, что выгнал тебя… - ох, тяжело ему давались эти слова. Каждое слово, словно камень в тело. Каждое слово с какой-то болью. Почему?
- То есть, лишь стоя у края пропасти, он решил наверстать упущенное? – получилось резко, даже слишком.
- Тина… - Крестовский досадно покачал головой.
- Почему он не появился раньше, - продолжила она уже мягче, - когда я… - она осеклась, - Где была его совесть все тринадцать лет?
- А почему ты не искала встречи? – он повернулся и посмотрел на нее с укором.
- Искала. Я даже приехала в поместье лет пять назад, чтобы поговорить. В конце концов, мы не чужие люди. Сначала меня не пустили его сторожевые псы в камуфляже, а потом вышла какая-то силиконовая Барби и сказала, что Алексей Алексеевич не желает меня видеть. Вот так вот.
- Силиконовая Барби, как ты выразилась, - он одобрительно улыбнулся, - Амалия, супруга твоего деда.
- Кто?! – от удивления даже голова, которая доселе кружилась, успокоилась, - Седина в бороду, бес в ребро что ли? Дед же всегда презирал этих надутых силиконом шлюх. Что с ним случилось?
- Влюбился говорит, - Крестовский засмеялся, - люблю, жить не могу.
- Стесняюсь спросить сколько ей лет? - Тина усмехнулась, - Дай бог, чтобы двадцатник разменяла.
- Почти угадала, ей двадцать шесть.
Это надо же! Она деду во внучки годится. Тина сама недавно отпраздновала свое тридцатилетие.
- Хочу тебе сказать, эта Амалия и ее братец, те еще фрукты.
- Братец? – не то, чтобы ее это цепляло. Просто не может двадцатишестилетняя Барби любить старика просто так. Тине плевать на наследство, она не бедствует. Бедствие ей это не грозит как минимум лет двадцать. Жалко деда, который так неистово, по словам дяди Семы, верит в эту чистую, как весенний родник, любовь.
- Да, Андрей, - дядя Сема нахмурился, - ты же знаешь, я человек уравновешенный, но этому уроду я бы морду начистил, - он покрепче сжал руль, так, что побелели костяшки пальцев.
- А что так?
- Ты же помнишь Элеонору?
Тина кивнула. Конечно, она помнит! Как же можно забыть нянюшку и лучшую подругу. Они до сих пор перезваниваются. А год назад Тина приезжала к Элеоноре на дачу, где они как в старые добрые времена проводил время за чашкой липового чая.
- Так вот, несколько месяцев назад дед попросил вернутся Элеонору в поместье на должность экономки. Чему я, честно признаться, был безмерно рад, - в его синих, как море в шторм, глазах загорелись искорки, - Как только Элеонора вступила в полномочия, так Амалия и Андрей начали над ней изгаляться. Если Амалию удалось поставить на место почти сразу, то с Андреем возникли некие сложности.
- И что он себе позволяет? – думать, что над Элеонорой издевается какой-то урод не хотелось. Она же такая несгибаемая она даст отпор хоть самому деду, тут…
- Сначала повышал голос, потом перешел на оскорбления, что было сразу пресечено мной. Потом Элеонора подскользнулась в оранжерее, едва не сломала ногу.
- Зачем он это делает? – Тина ровным счетом ничего не понимала. Какой смысл обижать экономку?
- Она внесена в завещание и ей отписана определенная сумма.
Теперь все встало на свои места. После смерти экономки доля наследников вырастит. Ушлые ей выпали родственнички.
- Тина, - он перешел на шепот, - Элеонора мне не безразлична, - кажется, он покраснел, - и я за нее боюсь.
- Но чем я могу помочь?
- С появлением нового наследника в доме, то есть тебя, их внимание переключится – это во-первых. А во-вторых, ты не дашь Норочку в обиду. При тебе они побояться.
По голосу было слышно – Семен Маркович действительно боится за Элеонору. Помимо страха в его голосе слышалась какая-то нежность, можно даже сказать любовь.
Дальше ехали в молчании. Когда дождь за окном стих, Крестовский остановил машину. Тина перевела взгляд на дядю Сему.
- Позволь, я перекурю. Да ты подышишь свежим воздухом.
Воздух оказался действительно свежим, пропитан сладким ароматом дождя. За гордом он был совсем другим: легким, с запахом травы, поистине свежим. Тина вышла из машины, вдохнул полной грудью. Вдохнула запах детства. Запах первой любви. Нет, не сейчас! Не о том надо думать! Думать нужно о том, что ее ждет в поместье, о чем она будет говорить с дедом, которого не видела столько лет. Тина пнула носком туфли камешек и тот покатился вниз по склону.
- Семен Маркович, я прогуляюсь.
- Да конечно! – тот одобрительно кивнул и глубоко с удовольствием затянулся.
Тина спускалась по склону вниз, и с каждым шагом усиливался запах реки. Еще пару шагов и вот она – та самая, злополучная река, с которой все началось, и на которой все закончилась. Если река близко, значит до поместья осталось совсем немного. В чистой прозрачной реке отражается серое небо и кажется, что по небу плывут рыбки. Красивые рыбки плывут клинышком по свинцовым облакам.
- Тина! – голос дяди Семы доносится издалека. Пора.
Подниматься обратно было сложно. Обезболивающее переставало действовать, ногу опалило болью, а на глаза навернулись злые слезы. Снова река, снова весна и снова слезы. Только уже не девичьи, по первой любви, а взрослой женщины, прошедшей и Крым, и Рим. Она уже далеко не та наивная девчонка, которую можно шпынять и вытирать об нее ноги. Ныне она законченная стерва, которая может и за себя постоять и за других, на место поставить и, если надо, морду набить. В ее жизни боль была и пострашнее этой. Ничего, она справится. «Я не я буду, если не смогу!» - вот он, тот самый принцип, которому она всегда следует. Стерев с глаз непрошенные слезы, Тина мобилизовала все свои силы и поднялась наверх. Наверху в нетерпении из стороны в сторону прохаживался Семен Маркович.
- Тина, все в порядке? – он внимательно посмотрел на Тину.
- Да, все в порядке, - она даже улыбнулась, - нам пора?
- Да, - он снова галантно распахнул дверцу автомобиля.
Может стоит выпить обезболивающее сейчас, чтобы войти в поместье как следует, не шатаясь? Да, пожалуй, сейчас, чтобы не давать повода своим новым родственникам повода считать ее инвалидом. Таблетка была горькой, от нее даже занемел язык.
- Тина, все в порядке? – Крестовский бросил на нее внимательный взгляд.
- Нет, все хорошо. Просто воспоминания нахлынули, - она горько улыбнулась.
Про воспоминания она не соврала. Все эти места, эти дворы, эта река, это поместье – все это прошлое, которое ворвалось в новую, безоблачную, почти безоблачную, жизнь. Ну ничего, все будет хорошо.