- Девушки, меня направили к вам ремонтировать проводку, - на пороге коммутатора стоял молодой человек.
Он был неулыбчив. Никаких шуток с девчатами. Никаких заигрываний.
- Какой серьезный, - шепнула хохотушка Марина своей коллеге Тоне.
- Да уж, - фыркнула та в ответ.
И бросила на молодого человека взгляд из-под густых ресниц.
Старшая телефонистка Зинаида провела пришедшего на вызов электрика к месту, где нужно было починить и проверить провода.
Марина, рыжая красавица, озорная девушка, не выдержала и задиристо спросила:
- Молодой человек, а чего Вы такой серьезный и молчаливый?
Тот смутился. Ему было неловко. Отчего-то он и так чувствовал стеснение, ощущая, как украдкой взглядывает на него другая девушка, с темной длинной косой из густых волос. Он и сам иногда поглядывал на нее, думая, что делает это незаметно. Но Тоня замечала.
- Вот, делаю серьезную работу, дело все же с током имею, поэтому сосредоточен,
- как можно степеннее произнес он.
- А как Вас зовут? – не унималась Марина.
- Леонид.
- А меня – Марина. Мою подругу и коллегу – Тоня.
Леонид взглянул на заулыбавшуюся Антонину. И утонул в ее карих глазах. А еще возникло ощущение, что его током пробило. Током любви. Или все же настоящим током. Он уже не понял от нахлынувших эмоций.
***
Девушки возвращались с телефонной станции после смены. Говорили о новом знакомом.
- Вроде в поселке многих знаю, а его не видела, - проговорила Марина.
- И я тоже не встречала нигде. Приезжий, может? – задумчиво протянула Тоня.
- Да, слушай, мне Ольга говорила как-то, что к нам в поселок семья переехала откуда-то с Севера. Там трое детей, мать их одна поднимала. Старший после армии как вернулся, так курсы электриков окончил и на работу сразу устроился, чтобы матери помогать. Так, может, это он и есть.
- Марина, а тебе вот зачем эти игры? – спросила внезапно Тоня. – Ты уже без двух минут жена.
- Да какие игры! – засмеялась Марина, сразу сообразив, о чем Тоня говорит. – Так, глазки построила. Ну, позаигрывала чуток. Мне, кроме моего Васи, не нужен никто. Но что же мне теперь, и с парнями не общаться. Я же девушка в самом соку. – Марина повела плечами и выпрямила спину на этих словах. – Приятно знать, что нравишься.
Маринка кокетливо поправила кофточку, встряхнула рыжими кудряшками.
- Да и потом, я для тебя же, Тонечка, и старалась. Ты у нас одна в девках ходишь. Вон, девчонки из нашего класса уже все замуж повыскакивали. И к тебе Миша ходил, сватался. Чего ты отворот поворот ему дала?
- Да ну, за тракториста замуж.
Так уж было заведено в поселке, что девушки быстро взрослели. Мало кто поступал учиться дальше после школы в институт. Оканчивали восьмилетку. Некоторые потом ездили в город, учиться в техникуме. Многие сразу после школы устраивались работать, окончив краткосрочные курсы по нужной специальности. Или же работали, учась дальше в вечерней школе рабочей молодежи. Девушки замуж не выходили, они замуж выскакивали. Все домашнее хозяйство ложилось на плечи молодых жен. В восемнадцать лет, сколько было Тоне, считалось, что если уж не замуж выйти, то с женихом ходить пора. У некоторых ее сверстниц уже и малыши были.
- Какая ты привереда, - ответила Марина. - Ну вот, и присмотрись к нему, к Лёне этому. Смотри, какой он серьезный. Электрик. Подтянутый такой. На тебя глаз положил.
- Скажешь тоже, - усмехнулась Тоня.
Сама же подумала: «А что, может, и правда, я ему сильно приглянулась».
Приятная мысль наполнила сердце теплом.
***
В следующую свою смену Тоня заканчивала работу одна. Марина отпросилась уйти пораньше, чтобы успеть завершить приготовления к своей свадьбе.
Выйдя из здания, Тоня быстрым шагом пошла по темноватой улице.
- Тоня! – окликнул ее кто-то глухим голосом.
Девушка от неожиданности вздрогнула.
- Тоня, здравствуй! – к ней подошел молодой человек.
Это был Леонид.
- Разреши тебя проводить.
- А ты как здесь оказался? – поинтересовалась Тоня. – Случайно мимо проходил?
- Нет, специально. Тебя ждал. – прямо ответил Леонид.
- Ну, проводи. – улыбнулась Тоня.
Они пошли рядом, слегка соприкасаясь рукавами одежды.
Говорили то о погоде, то о новостях поселка, о том, что начали строить новое здание для школы и что на въезде в поселок открыли еще один продуктовый магазин. Леонид поначалу был скован. Говорила в основном Тоня. Но вот и молодой человек разговорился. Поведал о себе, о том, что недавно их семья здесь, как они жили на Севере, о своей работе.
- Ой, - вдруг Тоня оступилась и подвернула ногу.
Прошедшие два дня подряд осенние дожди развезли дорогу и образовали в земле ямы и ямки, в одну из которых и ступила ногой Тоня, не заметив в темноте.
- Ты как? Можешь идти?
- Болит. Попробую, вот так, аккуратно пойду.
- Бери меня под руку. – предложил Леонид.
Тоня взяла Леонида под руку. От такой близости к себе Тони Леонид шел в большом волнении. Оно накатывало. Хотелось не отпускать девушку от себя, ощущать ее рядом с собой как можно дольше.
***
Прошло полгода. Тоня и Леонид встречались. Или, как говорили бабушки в поселке, «женихались». Ходили в клуб на танцы. Когда в поселок привозили киноленту, смотрели ее, сидя в темном зале клуба на задних рядах. Из сюжета фильма много чего ускользало от их внимания. И о чем был фильм, рассказать они могли бы в общих чертах. Ездили в город: ходили в кафе, в парк или просто прогуливались по благоустроенной набережной реки.
Девушке было приятно внимание и ухаживание симпатичного парня.
Тоня отдавала себе отчет в том, что любить его - она не любит. Уже пора было замуж. Молодых людей девчонки расхватывали только так. Выбора большого не было.
Если подходить к замужеству, как к важному делу, то Леонид представлялся ей подходящей кандидатурой. Он не был запойным. Выпивал, это да. Но, ведь, по праздникам. И понемногу. А, вот, у Маши, ее бывшей одноклассницы, муж был пьяницей. Как та с ребенком на руках ходила по поселку, искала своего супруга по домам, сараям, гаражам и квартирам дружков, видел весь поселок.
И некурящий Лёня. У соседки муж постоянно курил. В доме, причем. Так и уснул в новогоднюю ночь с дымящейся сигаретой, выпивший. Соседка с ним поругалась из-за того, что еще не то что новогодняя ночь, а вечер предновогодний не наступил, а он уже пьян. Взяла ребенка и ушла к своим родителям Новый год встречать. Муж у нее обгорел, но выжил. Дом потом долго ремонтировали.
«Верным будет», - продолжала мысленно перечислять Тоня сама себе достоинства Леонида. О мучениях Кати (она работала продавщицей в магазине), муж которой гулял и налево, и направо, знал весь поселок. В поселке все жили друг у друга на виду, слухи, сплетни, толки и разговоры распространялись с большой скоростью. Катя, намаявшись и успев полечиться от болезни, переданной ей гулящим мужем, хотела подавать на развод. Но побоялась. Побоялась, что с маленьким ребенком на руках никому не нужна будет, а матерью-одиночкой быть не хотелось. Решила, что лучше жить так, создавая видимость полной семьи, хоть и неблагополучной, и несчастливой, чем быть «разведенкой».
«Да и зарабатывает хорошо», - это был немаловажный пункт в Тониных размышлениях. Жить хотелось хорошо. Да и кому же не хочется. Купить себе новое платье, а не перешивать старое. И сапоги зимние теплые приобрести. А-то приходилось ходить либо в легких осенних, надев пару толстых носков, либо в поношенных, отдаренных безвозмездно милосердной соседкой.
«И любит он меня», - мелькнула еще мысль.
Недавно признался: «Я однолюб, Тонюшка. Полюбил, так на всю жизнь. И никто более мне не мил. Ты только». Красиво так сказал. Проникновенно. Душевно.
А то, что она, Тоня, его не любит, ну так что ж. Конечно, говорить об этом Тоня не собиралась ни Лёне, ни девушкам-подружкам, ни дома в семье. Об этом знала только она. И мама догадывалась. Сказала ей как-то: «С нелюбимым жить будешь, взвоешь потом от тоски по любви. Мука это для сердца - с нелюбимым быть».
На эту тему Тоня тоже размышляла. Где она, эта любовь? Как она выглядит? Что при ней чувствуют? Может, это только писатели для красоты слова и сюжета выдумали ее, взаимную, пылкую, страстную и долгую. У своих родителей она видела уважение друг к другу и заботу друг о друге. Может, это и есть любовь? Тогда и у них с Лёней так будет. Она его ценит. Будут заботиться друг о друге. А еще говорят: «Стерпится – слюбится». Будут жить вместе, она его потом и полюбит. Может.
«Да и как я недавно прочла: «В паре один любит, а другой позволяет себя любить». Уж лучше позволять себя любить. Так лучше», - думала Тоня. Чем конкретнее лучше, много не задумывалась. Спокойнее, переживаний меньше.
И время поджимало. Среди сверстниц оставались единицы незамужние и без детей.
Пора, пора было ребенка рожать, обзаводиться своей семьей, выходить из родительской семьи. Иначе считали в поселке, что с девкой что-то не так, раз никому не нужна в жены. Так из девки на выданье можно было и в категорию старых дев перейти к годам двадцати, если еще протянуть.
«Партия вполне подходящая», - подытожила Тоня свои раздумья о Леониде.
Понимала она, что все идет к тому, что сделает он ей предложение вот-вот. Созрел уже. Но пока не делал. Было одно препятствие. Не очень Тоня понравилась матери и сестре Леонида. И если сестра в кругах родственников и знакомых говорила: «Его дело. Ему с ней жить», при этом многозначно приподнимая соболиную бровь, то мать Лёни была настроена воинственно. Да, в гости она ее принимала. Но все придиралась то к внешнему виду, то к ее говору, то к смеху, говоря, что она «пустосмешка». Считала Тоню слишком своенравной и строптивой. И говаривала: «Не чета она моему Леониду. Другая ему нужна». Почему так невзлюбила ее мать Леонида, Тоня понять не могла. Девушка была вежлива и тактична с ней. Обе семьи были небогаты. Социальных различий не было. Приходя в гости, Тоня помогала накрыть на стол, убрать. Приносила какой-нибудь маленький подарок Зое Федоровне. Чем же она не угодила будущей свекрови?
***
Тоня думала, что Леонид так и будет тянуть с предложением из-за матери, но он решился. Это было не торжественно. Но разве это важно. Это только в сказках и детских девчоночьих мечтах кавалер встает на колено, дарит букет, протягивает кольцо и предлагает руку, сердце и зАмок. И замОк от сердца и от зАмка.
В клубе устроили вечер, посвященный международному женскому дню. Выступали коллективы местной самодеятельности. Они с Леонидом пошли на него. После вечера в клубе были танцы. Между концертом и танцами Тоня и Леонид в компании своих друзей, которые тоже были на вечере, выпивали вино, стоя в сквере за клубом у скамейки. Пили за праздник, за девчат, за дружбу, за мир. Смеялись, шутили. Атмосфера веселая и непринужденная. Один из компании сказал: «За любовь!». И, опрокинув в себя стопку, добавил, поморщившись: «Ну и горько же». Все посмотрели на Тоню и Леонида. Девчонки закричали: «Горько! Горько!». Случайно это вышло или они сговорились, Тоня не знала.
Тоня засмущалась:
- Ребят, ну чего вы, ну какое «горько».
Наперебой заговорили:
- А чего?
- Чего вы тянете?
- Уж все вас женихом и невестой считают.
- Сами не женитесь, сейчас мы вас поженим.
- Это дело скорое.
- Ну, горько же, давайте, целуйтесь.
- Какие стеснительные.
Леонид с Тоней целовались. Им считали: «Раз, два, три ….». Тоня чувствовала, что Леонид был напряжен.
Мимо прошла пара. Юноша сообщил:
- Там в клубе танцы начались.
Компания собралась и пошла в клуб.
Во время медленного танца Леонид, обнимая свою любимую за талию, спросил:
- Выйдешь за меня?
Тоня ответила согласием.
***
Свадьбу решили не откладывать.
Мать Леонида заявила, что на свадьбу не придет, так как сын без ее согласия жениться, и не будет ему благословения материнского на этот брак.
Но приготовления к свадьбе шли своим чередом. Сшили платье невесте.Простенькое, но белое, как положено. Фату купили. Жених купил себе черный костюм. Такой, чтобы потом можно было повседневно носить. Определились, что накроют столы во дворе дома родителей Тони. Благо, погода позволяла.
Пригласили друзей, коллег, с кем близко общались, родных. Маму Леонида жених с невестой пришли приглашать на свадебное торжество с букетом цветов, тортом. Очень просили прийти. На что Зоя Федоровна, поджав губы, сухо ответила:
- Я уже высказала свое мнение и решение.
И, круто повернувшись, ушла в свою комнату.
Леонид жил с матерью. У него была своя комната в ее квартире. Молодые посидели немного у него. Лёня был очень расстроенный.
Отца у него не было с рождения. Конечно, отец был. Но кто он, мать не рассказывала. С ними он никогда не жил. Младших двоих детей она родила от другого мужчины, с которым прожила недолго. Он оставил Зою Федоровну в трудный период ее жизни. Вырастила троих детей мать одна. Леонид любил ее и уважал. Почти всегда во всем прислушивался к ее мнению. Только вот с женитьбой пошел против ее воли. Проявил характер. Ему было непонятно, почему мать так противится и не хочет понять чувства сына.
Тоня попыталась утешить:
- Лёнечка, ну, может, придет. Не камень же у нее сердце. Такое событие: сын женится. И единственный раз. Так ведь?
Девушка погладила Леонида по плечу, по голове, как маленького, прижала к себе и поцеловала в макушку. Леонид растрогался: «Какая же у меня она ласковая и чуткая».
- Конечно, Тонюшка, единственный, на всю жизнь. Я – однолюб, я тебе уже говорил.
***
В день бракосочетания Леонид утром заглянул к матери в комнату, но ее уже не было дома. Ушла куда-то. Жених зашел за невестой, и молодые пешком дошли до администрации поселка, где их зарегистрировали. Туда же к назначенному часу подошли свидетели, которым тоже надо было поставить подписи, родные и немного друзей. Затем компанией пошли к памятнику павшим воинам. Традицию уважали. Цветы в день свадьбы всегда возлагали у подножия памятника тем, кто погиб в Великую Отечественную войну. Благодарили так за мирное небо, возможность жить, работать, любить, бракосочетаться, рожать и растить детей. Памятник находился рядом с администрацией. После пошли шумной гурьбой к месту проведения праздника. Большая часть гостей подошла сразу к дому, где гуляли свадьбу.
Молодых встретили караваем с солью. Дали откусить с двух сторон, чтобы узнать, кто в доме будет хозяином. Как Тоня ни старалась предусмотрительно откусить кусочек поменьше, чтобы Леонида не уколоть в начале их семейной жизни таким пустяком, у нее получился кусок больше.
К досаде Леонида это отметили гости и шутили:
- Ну, все, Тонька верховодить будет в вашей семье.
- Лёнька, подкаблучником никак станешь.
- Ясно, кто хозяин, точнее – хозяйка...
Тоня смущенно произнесла:
- Да хватит вам, так случайно получилось.
Все расселись за столы.
И тут в калитку зашла мать Леонида. Была она в темной одежде. Специально надела, чтобы показать, что для нее это печальное мероприятие. Молодые встали из-за стола и кинулись к ней:
- Мама, как я рад! – воскликнул Лёня.
- Зоя Федоровна, проходите, мы оба очень рады, что Вы пришли! – подхватила Тоня.
Зое Федоровне быстро организовали место рядом с сыном.
И первое слово предоставили ей.
Она встала, немного помолчала и тихим голосом произнесла:
- Ну что ж, Леонид и Антонина, желаю вам счастья. Пусть ты, Леонид, не послушался мать, оскорбил меня своим отношением, но этой твой выбор. Я его не принимаю…
Среди гостей прошел шелест голосов.
Мать Антонины не выдержала и громко сказала:
- Зоя Федоровна, ну чего Вы на свадьбе наших детей так говорите. Они любят друг друга, поддержать их надо, а Вы…
Кто-то из друзей, чтобы прекратить это поздравление, крикнул:
- Горько!
Неудачно получилось, потому что Зоя Федоровна вскинула глаза в сторону, откуда был выкрик, и продолжила:
- Да, горько, мне – горько. Горько, что так вышло. Я продолжу. Не принимаю, но смиряюсь с твоим выбором, - она повернулась к Леониду.
Все молчали, ожидая, что еще произнесет мать жениха.
- И желаю вам, чтобы ваши дети не приносили вам огорчений и обид, а вы жили в любви, как можете.
Зоя Федоровна села.
Свидетель произнес:
- Ну, так выпьем за молодых!
Гости начали поднимать фужеры и рюмки, чокались ими и выкрикивали со своих мест:
- За молодых!
- За новую семью!
- За вновь созданную ячейку общества!
Затем свидетельница встала и предложила выпить за родителей, но не за сразу с обеих сторон, а в начале за мать жениха:
- Зоя Федоровна одна вырастила детей. Зоя Федоровна очень мужественная и сильная женщина. Мы все понимаем, как трудно отпускать сына в свое плавание, отдавать его другой женщине. Это приходится проходить всем матерям. Это очень тяжелое испытание.
Невеста начала потихоньку дергать свидетельницу за подол платья, чтобы та уже прекратила свою речь, которая постепенно стала походить на издевку.
Все выпили за мать жениха. Затем за родителей невесты.
И дальше свадьба шла своим чередом, как проходили десятки, сотни, тысячи других свадеб по весям страны. Пили, ели, танцевали, пели песни под гармошку и без гармони, шутили, поздравляли молодых, дарили подарки, кричали «горько», украли невесту, нашли ее, требовали выкуп, собирали на мальчика и девочку, устраивали конкурсы. Иногда вдруг начинала затеваться ссора, но ссорящихся быстро разводили в разные стороны, то под предлогом помочь принести еще тушеной картошки и водки, то под предлогом потанцевать, то пойти развеяться. Все же свадьба не обошлась без стандартной по тем временам драки. Но она тоже была пресечена на корню. Зачинщика, уже довольно пьяного, увели на улицу, другого участника – в дом, где предложили еще выпить, после чего тот уснул.
Свадьба отличалась от других тем, что мать жениха сидела мрачная. И подарка она никакого не вручила, так как считала, что ее подарок - это уже то, что она пришла на свадьбу. Леонид нервничал; когда мог среди всего действия, подходил к маме, садился рядом, приобнимал ее за плечи, говорил, какая у него она замечательная и как ему повезло с такой мамой, как она. Это несколько льстило Зое Федоровне. Пробыла она не очень долго. Встала, молча пошла к выходу. Это заметила сестра Леонида, которая тоже была на свадьбе. Догнала ее:
- Мам, уходишь уже?
- Да, пойду, устала, и голова сильно разболелась.
- Погоди, я сейчас Лёньку позову.
- Да зачем, пусть веселится! – язвительно произнесла Зоя Федоровна.
Но кто-то уже сказал Леониду, что мать уходит, и они вместе с Тоней спешили к калитке.
Еще раз поблагодарили Зою Федоровну, что пришла к ним на свадьбу, говорили, как это важно и ценно для них.
Леонид крепко обнял мать и, находясь под алкоголем, как-то слезно протянул:
- Ма-а-амочка моя, какая же ты самая лучшая!
Когда он отстранился, Антонина попыталась обнять Зою Федоровну, но та отпрянула, сухо кивнула ей и сказала:
- Всего хорошего!
Развернулась и пошла.
Леонид рванул вслед:
- Мама, я провожу! Темно же и поздно!
Сестра остановила его:
- Идите к гостям. Мы с Валеркой проводим.
Валерка был молодым человеком сестры. Зое Федоровне он нравился. Хотя считался он в поселке разгильдяем и ненадежным работником. Зоя Федоровна полагала, что дочери с ним не работать же вместе, а жить, а как там он к работе относится - это другое дело, с семейным никак не связано. Был он бойким, языкастым, с юмором, высокий, крепкий, женщинам нравился.
Разошлись гости далеко за полночь. Уходили небольшими группками, прихватив с собой бутылки, закуску, горланя песни.
Молодых уложили в комнате сестер.
Дом был небольшой. Большую комнату, которую считали и гостиной, иногда величая «зала», занимали родители Антонины. Небольшую комнатку – брат. Это больше было похоже на каморку. В ней помещалась односпальная узкая кровать, стол, стул и комод. В чуть большей комнате жили вдвоем сестры. Младшая сестра, она была на два года младше Тони, перешла к родителям в комнату.
Вновь созданная ячейка общества осталась на ночь в девичьей комнате.
Где жить после свадьбы – говорили об этом много, но разговоры ни к чему не приводили, они начинались и затухали, не получив никакого завершения. Жить у родителей Антонины – дом маленький, всем тесно. Еще и Леонид заявил, что в примаки не пойдет. Снимать комнату или дом – не потянут. У матери Леонида, в его комнате – Зоя Федоровна так была настроена против свадьбы и Тони, что Тоня только махала руками, когда Лёня говорил, что это лучший вариант.
***
Через две недели после свадьбы Тоня и Лёня все еще жили в отчем доме Антонины. Леонид заходил после работы к себе домой, брал нужную ему одежду, вещи, шел в дом жены.
В один из его приходов мать заявила:
- Что вы здесь не живете? Так и будешь ходить туда-сюда? У тебя есть свой дом. В него жену и веди. Долго вы еще меня игнорировать будете? Это Тонька, поди, выкобенивается, а ты на поводу идешь.
Леонида задели слова матери. Вечером он Тоню уговаривал, просил, приказывал. Но очень Тоне не хотелось идти жить к свекрови.
Сестра Тони, Катя, подслушала разговор, передала матери. Сама не преминула сказать утром:
- Тоня, когда уже мне вернуться в свою комнату можно?
- Это и моя комната тоже, - огрызнулась Тоня.
- Твоей была, Тонечка, когда ты замуж не вышла, - поучительно произнесла Катя, - а сейчас ты – замужняя женщина, у твоего мужа есть жилплощадь, так и живите на ней.
- Много ты понимаешь и разглагольствуешь.
На другой день Лёня не разговаривал с Тоней. Обиделся на нее сильно.
Уже третий день пошел в молчании между супругами.
Мать Тони, Наталья Алексеевна, вечером позвала дочь в кухню, закрыла дверь, посмотрела печально:
- Знаю, Тонечка, не хочется тебе жить у Зои. У Зои Федоровны, - поправилась она.
Тоня смотрела на маму и понимала, что разговор выйдет невеселый, трудный для нее, неутешительный, придется ей уезжать из родного дома.
- Очень не хочется, - произнесла она, опустив голову.
- Дочка, все же ты замуж вышла, самостоятельной стала. И с мужем жить надо хорошо, в ладу, раз уж выбрала его себе в мужья. А вы сейчас молчком ходите. Ругались вот на днях. Ты пересиль себя. Уступи мужу. Идите к нему жить. Ему у нас неуютно, видно же это.
- А мне у нее уютно будет? – задала риторический вопрос Тоня.
- Тоня, так ты женщина, терпеть должна, доля такая у женщин. И потом, как себя поставишь. Будешь свое хозяйство там вести. Жить в собственной комнате будете. Конечно, придется встречаться с Зоей на кухне, в коридоре. Так вы обговорите заранее важные моменты: как питаться будете – вместе или вы своей семьей отдельно. На работу вы с ней к разному времени ходите, приходите с работы тоже по-разному, поэтому на кухне не так уж часто будете вместе толочься.
У Тони покатилась слеза.
- Тоня, не вздумай рыдать! Разве это трудности в жизни? Плакать из-за этого! В войну как было трудно! Выдюжили, вытерпели.
Наталья Алексеевна подошла к дочери, постояла, помолчала, погладила по плечу, но обнять - не обняла. «Чем больше нежностей, тем больше слез», - подумала она.
***
Вечером в субботу Тоня собрала свои вещи. Леонид свои отнес накануне.
Как ни странно было для Тони, Зоя Федоровна встретила молодых чаем и в приподнятом настроении. К чаю испекла пироги. Посидели, поговорили об общих знакомых, о работах, о предстоящем дне поселка. Разговор вышел натянутый.
Для Тони началось трудное время. Все приподнятое настроение и благодушие свекрови окончилось на другой день. Да и то, такое настроение было вызвано больше тем, что Зоя Федоровна торжествовала: сын ее слушается, его и ее мнение взяли верх над невесткиным.
Она ко всему придиралась, что касалось Тониной деятельности и жизни в квартире: не туда поставила кастрюли; кухонное полотенце надо вешать на крючок, а не на батарею; полы помыла плохо; ножки у табуреток не протерты; раковину в кухне мыть надо тщательнее; мыло и стиральный порошок полагается экономить; уличную обувь ставить ближе к входной двери; чашки должны стоять ручками в правую сторону; половник для компота не использовать для супа; тряпку половую не выкидывать, когда она уже почти вся истрепалась, а пользоваться дальше; зачем сидеть в туалете так долго, свои дела в нем можно сделать быстро; причесываться только в комнате Леонида и сразу подметать после этого пол; дверь входную следует аккуратно закрывать, а-то громко хлопаешь. И так касалось всего. Тоне казалось, что она какая-то букашка, которую рассматривают в микроскоп. Она плакала, когда оставалась одна. Попробовала пожаловаться Лёне, но тот ответил, что Тоня сильно преувеличивает и близко принимает к сердцу пустяковые замечания. «Если они на самом деле есть», - добавил он.
Он также не считал неделикатным то, что его мать входит к ним в комнату без стука и вопроса: «Можно зайти?».
Тоня как-то завела об этом разговор:
- Поговори с мамой, почему она входит к нам без стука и предупреждения. Это нетактично.
Леонид с удивлением воззрился на жену:
- Чего это мама в своей квартире не может зайти свободно к нам в комнату? Тоже выдумаешь – стучаться. Мы одна семья, а это ее жилье. И она всегда заходила ко мне без стука.
- Лёня, но теперь это не только твое или ее жилье, но и мое тоже. И ты стал мужем, семейным человеком. Ну это как бы ты к соседям бы в квартиру зашел без стука и разрешения. Ты же не пойдешь? И Зоя Федоровна тоже? Хоть мы и живем в комнате, а не в отдельной квартире, это наше с тобой жилище, мы – отдельная от нее семья. Нужно стучаться.
Тоня говорила с мужем, как со школьником, которому объясняют урок уже не первый раз. Она старательно выговаривала слова и пыталась быть интонационно спокойной.
- Ну нет! Мама - это моя семья.
- А я?!
- И ты – моя семья. И, надеюсь, моя мама – твоя семья, хотя ты и сразу отказалась звать ее «мамой», как все зовут своих свекровей. Не буду я ей ничего говорить!
- Тогда давай сделаем защелку в нашей комнате. Я знаю, что, когда нас нет дома, Зоя Федоровна заходит к нам, вещи наши пересматривает, - Тоня специально не сказала «мои».
- Хотя чего там перебирать. Она уже это все перебрала и пересмотрела, когда мы начали здесь жить, - продолжила Тоня.
- Чего ты на мать наговариваешь! – возмутился Леонид. – Зачем ей это нужно!
Он так впечатлился от последних слов Тони, что не обратил внимание на слово «защелка».
- Я не наговариваю. Я вижу и помню, как лежат вещи, когда я их кладу или ставлю. А потом они неизменно или передвинуты, или переложены, или вообще переворошены.
- Ты сама перекладываешь, потом забываешь, а на маму наговариваешь, - хмуро ответил Лёня.
Разговор становился неприятным и тягостным для обоих.
- Лёня, ты не замечаешь, но это так и есть. Ну так вот, замок не будем ставить. Пусть, когда нас нет, Зоя Федоровна заходит, раз нужно. А щеколду давай поставим, чтобы закрываться, когда мы дома.
Лёня вскипел. Он покраснел от прильнувшей к лицу крови, ноздри раздулись, глаза расширились.
- Ты вообще думаешь, что говоришь! Какая щеколда! Чтобы обидеть мать! Никаких замков, щеколд, запоров! - начал орать он.
Воскресным утром, когда молодые уже проснулись, но еще не встали, подремывали в постели в утренней неге, Зоя Федоровна вошла в их комнату, сказав недовольно:
- Все спите! Уже давно день настал!
Дальше она забралась с ногами к ним на кровать, встала, перешагнула через Тоню, та спала с краю кровати, потянулась к полке, над кроватью висели три полочки, взяла с одной - книгу, с другой – вазочку.
Тоня молчала.
Леонид только сказал:
- Доброе утро, мама.
На это Зоя Федоровна ответила:
- Поднимайтесь, нечего разлеживаться! Дел по дому полно.
Когда она вышла, Тоня тихо и вкрадчиво произнесла:
- Лёня, и сейчас все нормально?
- А что?
- Вот так заходить, когда мы спим, залезать к нам на кровать, когда мы здесь лежим.
Леонид не заметил ничего противоестественного в этом:
- Маме понадобилась ваза и книга, она зашла и взяла. И что тут ненормального?
Тоня тяжело вздохнула:
- Давай подниматься.
***
Скоро Тоня поняла, что беременна. Беременность протекала тяжело. Девушка себя плохо чувствовала. Усложняло ее состояние еще то, что свекровь не поменяла свое отношение и все также придиралась к разнообразным мелочам, касающимся быта. Роды тоже были нелегкие. Как Тоне стало чуть получше после родов, ее с маленьким выписали из больницы. Леонид был очень рад сыну. Не то чтобы он не хотел дочь, но сын – лучше. Он вместе с родителями Антонины встретил ее из роддома. Попросили знакомого с машиной довезти до дома. Вещи для младенца частично купили, большую часть принесли родственники и подруги после своих подросших детей.
Потекли будни. Тоня крутилась с раннего утра до поздней ночи: стирала, кипятила детское белье, гладила, кормила, убаюкивала, укачивала, гуляла с сыном на улице, покупала продукты, готовила на всю семью и убиралась во всей квартире, кроме комнаты свекрови, в которую она никогда не заходила. Осложнялся быт тем, что в квартире было только холодное водоснабжение, не было ванны или душа, воду для купания сына, мытья посуды, стирки, которая происходила в тазике, надо было кипятить в кастрюлях и ведре на плите, а отопление зависело от самих жильцов – оно было печным: приобретешь дрова, принесешь из сараюшки во дворе, натопишь – будет тепло, закончились дрова – холодно. Таким был многоквартирный дом. Хорошо, что туалет в квартире, не на улице. К тому же Тоня еще не оправилась после родов. Чувствовала себя нехорошо. Держалась, крепилась, но все равно сильно уставала и гасла. Она стала заведенным механизмом. Знала, надо встать и делать дела, когда, кажется, уже нет сил ни вставать, ни ходить. Вставала и делала. Муж помогал редко, только когда просила жена. Он же работал, а Тоня дома сидела. Приходил, садился за стол, Тоня ему разогревала, ставила, сидела недолго с ним, выслушивая, как прошла смена, и бежала к сыну в комнату. Когда просила, то муж стирал или гладил, пока она занималась сыном. Или гулял с сыном на улице, возил коляску среди домов, пока Тоня намывала полы или готовила.
Зоя Федоровна не помогала. Она сама вырастила детей, без чьей-либо помощи, так почему другие не могут. Могут. К тому же она работала, уставала, домой приходила отдыхать, а не впрягаться в другую работу. Но, ладно, не помогала, Зоя Федоровна начала жаловаться как бы в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь, но именно тогда, когда рядом находилась Тоня:
- Весь коридор завешан пеленками, ползунками, распашонками, пройти свободно нельзя.
- На кухне беспорядок, который мой дом никогда не видывал.
- От этого ора младенца голова болит, неужели нельзя успокоить ребенка, что за мамаша.
Тоня не реагировала. У нее не было сил на какую-то ни было реакцию.
Ее мысли были заняты только сыном. Она говорила себе, что должна пережить этот трудный период, восстановиться ради ребенка. Ее эмоции были связаны только с сыном: она радовалась, когда он улыбался, кушал, причмокивал губами, протягивал к ней ручки, переживала, когда он плакал, стараясь понять причину плача и устранить ее, чтобы ее кровинушка не страдал. На остальное в жизни и других людей у нее не хватало эмоций и сил. У нее даже не было слез, когда хотелось плакать. В минуты покоя, которые были редки, она просто молча сидела на стуле или кровати, смотрела в одну точку и ничего не чувствовала, кроме бесконечной усталости. Когда выдавалось более длительное время для отдыха, чем минуты, ложилась и тут же засыпала чутким, неглубоким сном, во сне прислушиваясь, не плачет ли сын.
Когда к Тоне через некоторое время зашли ее родители, отец обеспокоился. Его поразила невероятная худоба дочери. Она и раньше была стройной, но сейчас это были, как говорят, одна кожа и кости. К тому же невероятно бледная. Родители принесли гостинцев, вещи для ребенка, немного денег в помощь молодой семье, Наталья Алексеевна помогла Тоне на кухне, бабушка с дедушкой посидели с внуком и ушли.
Выйдя из квартиры, отец Тони горячо произнес:
- Мать, Тоньку надо забрать на время, от нее же одна оболочка осталась. Пусть у нас поживет, поправится, станет сама собой. Мы подсобим с внуком, с Сашенькой. А ее откормим, да отоспится у нас.
Отец Тони все ее детство был ближе ей, чем мать. Они были близки душевно. Тоне с папой было легче, чем с мамой. Он ее понимал лучше. Ее и звали: «Папина дочка». И сейчас отцовское сердце зашлось от жалости к дочери.
Мать же ответила:
- Что же, так они и будут бегать туда-сюда? Да и куда мы их поселим?
- Да потеснимся! Уж дочери с внуком места не найдем?
- А про мужа ее ты забыл? Или ты только Тоню с Сашей забрать хочешь? Семью разъединить?
- Не насовсем же. Хочет, пусть тоже переселяется. А так, она будто в санаторий уедет с ребенком. Ну невозможно глядеть, какой она стала. Загибается девчонка.
- Я зайду на днях и спрошу ее.
- Да тут не спрашивать надо, а брать в охапку их обоих и уносить!
***
Наталья Алексеевна забежала к дочери после работы через три дня. Начала разговор про предложение папы перейти к ним с ребенком пожить на время, чтобы восстановиться, окрепнуть.
Тоня вяло ответила:
- А Лёня как же? Он будет категорически против.
- Так ненадолго же. Тем более, если Леонид хочет, он тоже может с вами переехать.
- Он из-за матери не поедет, - тяжело вздохнула Тоня.
- Он же не маленький - за юбку мамкину держаться, -возмутилась Наталья Алексеевна.
- Он ее обидеть боится.
- А в чем тут обида?
Тоня пожала плечами. Ей не хотелось рассуждать на эту тему.
- Хотя, Зое Федоровне все не по душе, всем недовольна, говорит, беспорядок везде, да плач Сашенькин ей спать не дает, а тут мы ей отдохнуть от нас дадим. Будто мы в отпуск уехали, да? – устало не произнесла, а прошелестела Тоня. - Я подумаю да с Лёней переговорю, когда он с работы придет.
Тоня встала. Ее качнуло. И девушка упала в обморок. Постоянные недосыпания, усталость, болезненность, еще остающаяся после трудных родов, непрерывающееся нервное напряжение, с которым она жила многие месяцы в этой квартире и которое она уже не замечала и считала нормальным состоянием, - все это истощило ее. Открыв глаза, Тоня увидела над собой склоненное лицо матери. Ее глаза были испуганными, а губы шептали: «Доченька».
Наталья Алексеевна, увидев, что дочь очнулась, безапелляционно сказала:
- Нечего думать, забираю вас.
***
В доме родителей первые дни Тоня много спала. С Сашей нянчились все домашние: дедушка и бабушка, сестра, иногда брат. Тоня наконец-то отдохнула и душой, и телом. Леонид не переехал вместе с женой и сыном, полагая, что все это ненадолго, и они скоро вернутся обратно. Он заходил к ним после работы.
В один из дней к Тоне заскочила в гости подруга.
- Тонюха, слушай, что скажу: в санэпидемстанцию нужен сотрудник! Ответственный, деловой, молодой. У меня там родственница работает. Вот, спросила меня, есть ли такой человек на примете. Я про тебя подумала. Ты как раз подходишь!
- Так у меня младенец на руках! Зачем им молодая мать? Больничные, когда заболеет, да отпрашиваться придется, когда куда надо в рабочее время.
- Да ты послушай! Как раз это тебе отпрашиваться придется на телефонной станции, подменяться, договариваться.
- А там нет, что ли? – усмехнулась Тоня.
- Ну, дай я договорю. Там работа не по сменам, пять дней в неделю. Надо по организациям ездить, в поселке и по району, но по району почти всегда на служебной машине. А в поселке больше своим ходом. Так можно днем между посещением организаций на рынок заскочить, в магазин, домой – покупки занести, а-то и Сашку забрать из яслей пораньше. Пошла по работе, закончила пораньше, зашла за ним - и домой. Там и кабинетная работа есть, конечно. Не всегда в разъездах. Зарплата только вот маленькая. Но! – подруга подняла вверх указательный палец и многозначительно посмотрела на Тоню.
- Чего «но»?
- У них оплачивают съемное жилье. Вы можете жить отдельно от всех: от твоих, от свекрухи, а платить будет организация, где ты работаешь!
- Я там еще не работаю, -заметила Тоня.
- А ты решайся и переходи туда. Сначала тебя могут взять работать по полдня, но и на полставки, месяца на два-три, типа это такое «ученичество», зато Сашу будешь в ясли отдавать на полдня, чтобы он привык к новым людям, лицам, обстановке, потом подольше, а после и на весь день. Он за это время привыкнет, а ты как раз перейдешь работать на полный день и полную ставку.
- Да, это удобно, - призадумалась Тоня.
Находиться долго в послеродовом отпуске было не принято. Детям исполнялось несколько месяцев, и их отдавали на попечение прабабушек или бабушек, а молодые работоспособные матери выходили трудиться на места своих служб. У кого не было возможности оставить своих чад с родными, устраивали их в ясли.
- Вообще-то я о тебе уже сказала, - продолжила подруга.
- И что, в принципе, согласны взять с маленьким ребенком и без опыта? Так, на такую завидную должность и кандидатур много?
- Не много, Тонь, зарплата очень маленькая, а оплата съемного жилья не всем нужна, так как свое имеется. И не все желают разъезжать по району. Кому-то сама работа не подходит. Тебе подошла бы. Главным образом, что часто сама себе предоставлена будешь. Им и нужен ответственный человек, чтобы не загулял слишком уж по своим делам во время работы, не запил, работу выполнял. А без опыта, так и что. Вникнуть в работу – это ты быстро вникнешь. Ты способная. Ну, с дитём! Так отстрелялась уже, в декретный не уйдешь. Так ведь? - вопрошающе взглянула подруга.
- Да куда уж! Только отошла, - взмахнула руками Тоня.
- Я сейчас настроена растить, воспитывать, - Тоня показала на мирно посапывающего Сашку, - и работать.
***
Разговор с мужем вышел нелегким. Тоня красочно расписывала, как хорошо им будет жить втроем, ни от кого не зависеть, свободно перемещаться по своему жилью, располагать всем пространством, ставить мебель, куда хочешь, класть вещи по своему усмотрению, не приспосабливаться к укладу жизни других.
- Не по своему, - вставил Лёня.
- Не по своему, да, но у нас и так нет своего жилья, - согласилась и возразила Тоня одновременно.
- Мы договаривались, что ты вернешься к маме, - упрямо повторил Лёня то, что сказал в начале разговора.
- Лёня, а ты подумал о своей маме? Ей тяжело было, когда принесли Сашу из роддома. Крик, плач, пеленки-распашонки висят везде. Она себя стала хуже чувствовать, спать плохо. Такой напряг ей. Так дальше ребенок будет активно бегать, прыгать, везде залезать. И плач никуда не денется, когда болеет или закапризничает. Это все совсем испортит ее нервную систему. Она из деликатности не говорит об этом. Терпела нас. Но мы тоже должны о ней подумать. Так лучше для нее будет, если мы не будем жить вместе с Зоей Федоровной.
- Вообще, да, ты права, Тонь, - после нескольких минут размышлений произнес Леонид.
***
Антонина понравилась будущей начальнице. Определили, когда она выйдет на новую работу, уладив дела с предыдущей.
И так складывалось, что и съемное жилье Тоня нашла быстро. Сдавался дом. Тоню дом устраивал даже больше, чем квартира. Сашу можно было в коляске оставить спать на свежем воздухе во дворе, а самой заниматься домашними делами. И поиграть он мог во дворе, пока Тоня сидела тут же на скамейке, вязала. Тоня уже распланировала, что она посадит на небольшом огородике, который был при доме. Печь топить она умела. Воду носить из колонки было не впервой. Такие житейские трудности ее не пугали, да она их и не считала за трудности.
Тоня решила, что не будет снова переезжать к свекрови, поживет до переезда в съемный дом у родителей. Родители поддержали ее. Лёня виделся с женой и сыном почти каждый день.
Скоро Тоня вышла на новую работу.
И они с Леонидом и сыном переехали в отдельное жилье. Семья стала жить вместе.
Антонина была спокойна и счастлива. Все получилось складно. Она ходила на работу с удовольствием. В коллективе девушку приняли, в ней чувствовалась целеустремленная натура, к тому же Тоня была доброжелательна, приветлива и внимательна к коллегам. И работала хорошо. Сына устроили в ясли. С мужем были ровные отношения. Несколько их омрачали вспышки ревности к собственному ребенку.
Иногда Лёня говорил: «Тоня, ты стала меньше уделять мне внимания».
Тоня это осознавала. Но что ей было делать, когда сын стал для нее центром ее вселенной, смыслом ее жизни. Ей было гораздо интереснее с сыном, чем с мужем. Она жила сыном. Его чувствами, его потребностями, его эмоциями. Смеялась, когда он смеялся. Как-то, когда сын заливисто смеялся, а Тоня вместе с ним, у нее промелькнула мысль: «Когда я вот так была счастлива, так искренне смеялась, так было мне просто и хорошо. Это было в какой-то другой жизни, давным-давно». Она тревожилась и сильно переживала, когда он плакал. Недавно были на очередном осмотре у врача и на прививке, сынок расплакался, а у нее сердце зашлось от жалости к нему.
В ежедневных хлопотах, бытовых делах, трудах по огороду, работе, заботе о сыне и муже мелькали дни, недели и месяцы. На праздники и дни рождения собирались родственники у молодой семьи, или они втроем шли в гости.
***
И вдруг Тоня стала замечать, что Леонид ходит мрачнее тучи, стал замкнутым, он и так был малоразговорчивым, а тут слова не вытянешь, буркнет что-то в ответ на вопрос и идет из комнаты или дома. К сыну охладел, на руки старается не брать, только глядит на него пристально, когда он у Тони на руках находится или играет. А-то подойдет к кроватке, стоит-стоит, все смотрит молча.
Тоня спрашивала несколько раз:
- Лёнь, случилось что?
- Ничего, - цедил сквозь зубы Лёня.
В один из вечеров Антонина твердо решила узнать, что происходит с мужем:
- Значит так, хватит уже играть в молчанку! Что с тобой? Произошло что-то? На работе? С тобой? С нами? С матерью? Что? Говори!
Леонид молчал, сжав губы и не глядя Антонине в глаза.
- Лёня! Ты слышишь меня? Что происходит? Ты на меня за что-то обиделся? Так нельзя уже дальше, как ты себя ведешь!
- А ты как себя вела? – выкрикнул Леонид, повернув голову и посмотрев зло в глаза Тоне.
- Что?! – опешила Тоня, - Как я себя вела? Я все стараюсь делать по дому, сын обихожен, ты – тоже, с тобой хорошо же живем.
Тоня перебирала в памяти события, слова, разговоры последних недель, но никак не могла вспомнить хоть что-нибудь, что могло вызвать такую реакцию мужа.
- Я не про сейчас! А до свадьбы! – распалялся Лёня.
- Лёня, ты о чем? Что до свадьбы? Как я вела? – оторопела Тоня.
- Нагуляла ребенка, а за меня замуж вышла – вот что! – выпалил Леонид.
- Что??? – Тоня растерялась от этого заявления.
- Да-да, я знаю! Все он доношенный родился, это ты с врачом сговорилась заранее, что напишет, что недоношенный родился! – выкрикивал слова Леонид, будто плюясь ими.
- Уходи!!! – неистово и надрывно закричала Тоня.
- Немедленно уходи!!! И больше вообще никогда к нам не приходи!!! Так оклеветать меня!!! – оторопь прошла, Тоня чувствовала обиду, недоумение, гнев.
- Вот, вот ты гонишь, потому что я прав, - Леонид следил глазами за женой, а сам стал кидать свои вещи в сумку.
Тоня, сжав пальцы в кулаки, молча глянула на мужа и вышла. Она пошла к сыну, который играл во дворике. Увидев мать, он подбежал к ней, протянув ручки для обнимания. Прижав его к себе, Тоня раскачивалась. На смену предыдущим эмоциям пришло отчаяние, горечь и чувство безмерной усталости.
«Как только он мог! Так сказать! Подумать! Ходил, приглядывался, сравнивал, наверное, с собой: похож – не похож. Так все было нормально. И вот на тебе! Взошло вдруг что-то ему в голову! Если б пил, так можно было подумать, что белая горячка настала».
Раздумывая так, Тоня взяла сына на руки и ушла с ним за угол дома, чтобы ни ей, ни ребенку не видно было, как Леонид уходит с сумкой из дома. Её еще трясло от происшедшего и такого удара от мужа.
А Лёня собрал свои вещи и ушел. Он вернулся к матери на квартиру.
***
Так семья вновь разъединилась. Сыну Антонина сказала: «Папа пока поживет у своей мамы, он ей там нужен, помогать и ухаживать за ней».
При случайной встрече на улице они не разговаривали друг с другом, делая вид, что не знакомы.
Родные спрашивали, что произошло. Тоня поначалу от вопросов отбивалась короткими фразами:
- Да ничего. Поругались, у кого в семье не бывает.
Сама размышляла: «Надо делать что-то. Живу при муже незамужняя. Надо на развод подать, что ли, раз не хочет он жить со мной и сыном, а родного сына за родного не принимает. И, ведь, как же он смел так думать, не то, что сказать! Не иначе его кто-то накрутил. Специально надоумил. Не своим умом он живет. Кому это надо было? Это же кому так плохо от того, что у нас так хорошо все пошло, жизнь налаживаться стала. Вообще, поговорить с ним надо бы обстоятельно». Тоня не могла решить, как поступить дальше, но такая неопределенная ситуация, что сложилась после разрыва с мужем, изматывала ее душевно.
Мать Леонида, когда он пришел к ней жить, сказала: «Правильно сделал, сынок». Несколько позже Зоя Федоровна спросила: «А чего же ты не разводишься?». Леонид коротко бросил: «Успеется. И давай не будем на эту тему говорить».
***
А дни текли своим чередом.
Как-то, будучи дома, сидя за столом с шитьем, Антонина заметила, что за окном в сумерках мелькнула тень. «Кто это во двор зашел и под окнами бродит?» - насторожилась она. Тоня встала, проверила входную дверь, что она заперта. Во двор выходить побоялась. Через день, играя с сыном в комнате, почувствовала, что кто-то на нее пристально смотрит. Подняв резко голову, глянула в сторону окна и заметила быстро пригнувшегося человека. «Да что же это?! Кто это?!», - испугалась Тоня. Она встала, зашторила окна, оставив небольшие щели. А сама, набравшись храбрости, потихоньку открыла входную дверь, предварительно внимательно поглядев в маленькое окошечко терраски, что рядом с дверью нет никого, и выскользнула во двор. Для ощущения безопасности взяла из кухни в руки нож, хотя не представляла, сможет ли она им орудовать. Очень тихо, шаг за шагом, ступая легко, Тоня подошла к углу дома и, прислушавшись, осторожно выглянула из-за угла.
У окна стоял мужчина, пытаясь разглядеть в щелки штор, что делается в комнате.
Это был ее муж.
На другой вечер Тоня подвинула стол, за которым рукодельничала, ближе к окну, так, чтобы его прикрывала штора, а окна оставила не полностью зашторенными. Сын играл с кубиками на полу. Тоня в этот раз вязала, чтобы стрекот швейной машинки не мешал прислушиваться. Сидела она, навострив уши. И вот услышала шорох за окном. Тоня аккуратно сбоку выглянула в окно из-за шторы, стараясь, чтобы ее не было заметно. У другого окна, тоже принадлежащего этой комнате, стоял Леонид, глядел на сына.
Лёня приходил и наблюдал за сыном и женой в окно.
Продолжалось это достаточно долго. Тоня перестала прикрывать шторы. И стала ожидать, когда же Лёня зайдет в дом. Но он не решался на этот шаг.
Антонина уже знала время, когда муж приходил на эти молчаливые свидания-гляделки. В один из вечеров, оставив Сашу в комнате играть в солдатики за столом у окна, она вышла в палисадник перед окнами, укрывшись за кустами сирени. Очень скоро появился Леонид. Дав ему немного времени удовлетворить свое желание полюбоваться сыном и побыть с ним мысленно, Тоня окликнула:
- Ну что, так и будем жить? Я и наш сын в доме, а ты – за окном?
Лёня вздрогнул и оглянулся. Тоня вышла из своего укрытия и, скрестив руки на груди, стояла, глядя мужу в глаза.
Леонид смутился, замялся, задергал пальцы рук, вздохнул и наконец произнес:
- Тонь, я это, пришел на вас поглядеть.
- Я знаю. Соскучился? Или все высматриваешь черты сына, сравнивая с другими мужчинами поселка, - не удержалась съязвить Тоня.
- Ну… Да, вообще-то, соскучился, - Лёню задела эта фраза жены, но он решил не цепляться за нее.
- А что же в дом не заходишь? Поговорить? Объясниться? С сыном пообщаться?
- Я подумал, ты вообще меня не видеть, не слышать не хочешь.
- Первое время не хотела, сейчас уже отошла от возмущения и обиды. Сколько так тянуться может, надо нам уже решить что-то с тобой. Я сейчас сына уложу спать и поговорим.
Разговор вели на кухне, стараясь говорить полушепотом, чтобы не разбудить Сашу.
- Тоня, ты простишь меня? – начал Леонид тяжкий для него разговор.
- Как же ты мог? – не ответила на его вопрос Тоня.
- Так мать сказала: «Не наша порода». Я присмотрелся, показалось, и правда.
- Порода? Вы лошади что ли? Породу подавай им их! Присмотрелся! Глаза твои где? Конечно, у тебя нет фотографий, где ты маленький, не сравнить. Но разве ты не видишь, что у него твои глаза, цвет волос, овал лица.
- Я уж и думать ни о чем больше не мог. Только все и стучало в мозгу: «Не мой, не мой». Переживал сильно, - пробормотал Лёня.
- Ты переживал! А я будто не переживала! Такое заявить!
В Тоне снова начало подниматься возмущение, а на глаза навернулись слезы.
- Твоя голова где? У тебя есть свои мозги? Ты когда ими будешь думать, а не тем, что мать тебе в голову вкладывает. Душа своя есть? Сердце? Ты сердцем не чувствуешь, что это твой ребенок?
- Тоня, прости меня, прости! – надрывно произнес Леонид. - Дурак я дураком.
Тоня стала успокаиваться и уже более тихо произнесла:
- Лёня, ты оскорбил и меня, и своего ребенка. Я, конечно, прощу, но шрам останется. Или ты думал, что пройдет бесследно? Сын не узнает, что ты о нем думал. А я прощу, но забыть не смогу.
- Мама так убедительна была, я ей поверил, - понурил голову Леонид.
- Какой же ты податливый, Лёня, как легко мать тобой управляет.
- Ничего не управляет, но я прислушиваюсь к ее мнению.
- Ну, хорошо, не управляет, а имеет на тебя влияние, лепит из тебя, что хочет. Смысл тот же.
- Тонюшка, так и ты из меня можешь слепить такого, как ты хочешь.
Тоня подумала: «Мне мужчина нужен, а не пластилин».
К тому же ее передернуло от «Тонюшка», раньше для нее этот вариант ее имени звучал мило, а теперь раздражало.
Поговорив, решили, что жить дальше будут вместе, но не сразу: в ближайшие дни и недели Леонид не переедет, будет пока приходить. Тоне еще трудно было принять обратно мужа, да и сын, как оказалось, стал дичиться отца, отвыкнув за время разлуки.
***
Как-то Лёня пришел на работе в бухгалтерию по делу.
- Лёнчик, а ты как? Свободный стал? - насмешливым тоном задала вопрос самая бойкая из сотрудниц.
- Я женат! - буркнул Леонид.
- А это у вас что за брак? – спросила девушка. - Я тут в журнале вычитала модное слово: гостевой брак. Его за границей практикуют. У нас нет. Так писали, какой он плохой, этот гостевой брак. Придумают тоже, да, девчонки? Так это у вас, Лёнечка, гостевой брак, что ли?
- Или это вы так чувства свои испытываете? – подхватила другая.
- Нет, девчата, это они не испытывают, а накаляют их, чтобы при встречах интереснее друг с другом было время проводить, - засмеялась третья.
Леонид хмуро посмотрел на них.
- Давайте по делу, - не поддержал он их шутки.
- У-у, какой серьезный! Неподступный! А мы уж подумали, что тебе можно кого-нибудь сосватать, раз ты свободным стал.
Разговор слышал заместитель директора, который тоже находился в это время в бухгалтерии. Когда Лёня вышел, тот спросил у женщин, о чем это они тут говорили, что за свобода, если Знаменьев, вроде, женат, как он знает. Или уже нет?
Его посвятили в те подробности сложившейся ситуации, о которых знали сами.
***
В кабинете директора заседало несколько человек. Освободилась квартира, из которой семья переехала в другую область на постоянное местожительство. Решали, кому дать жилье.
Переговаривались между собой:
- Ну что, может, Знаменьевым дадим?
- Так не их очередь.
- У них, вроде, через два года очередь подойдет. И там новый дом строится. А здесь уже в квартире жили.
- Так, может, семья воссоединится, если сейчас квартиру дать. Знаете, как они живут? Раздельно! Не наше дело, конечно, но жаль их.
- А что там у них?
- Не знаю точно, но вроде рассорились крупно из-за чего-то. Она с ребенком съехала. Леонид у матери живет в квартире. Она снимает.
- Так они не в разводе?
- Нет.
- Это хорошо, что они нам статистику не портят своими разводами.
- Ну а хорошо, что семья раздельно проживает?
- Это их личное дело.
- Так если они поссорились, как может помочь им квартира? Не пойму. А помирятся, он может к ней перейти жить в ее съемное жилье или она вернуться к нему.
- Тут все же свое жилище будет. Свое, понимаете. Отдельное. Не родительское, не съемное. Другое отношение. Никому ничем не обязан, не надо подстраиваться под режим дня и характер других, обустроить можно, как хочешь, без указаний: «сюда ковер не вешайте, мебель не переставляйте». Женщины любят вить свое гнездышко. Там две комнаты. Одну ребенку обустроят, другую – себе. Совместные приятные хлопоты. Так, может, и соединятся. Да вызовем Леонида и приструним. Скажем, чтобы шел, мирился, прощение просил. Припугнем, что иначе вообще им квартиры не видать.
- Они, вроде, помирились уже. Хотя вообще точно не ясно, живут-то также отдельно друг от друга.
- Ну, может, нравится им так.
- А кто там еще у нас на очереди?
- Будем других рассматривать?
- Обсудим.
В итоге обсуждений ордер на квартиру дали Леониду.
***
- Тонюшка, дали! Дали! – Лёня прибежал к Тоне, не чуя ног. Радость какая! Свое жилье!
- Что тебе дали? Премию?
- Не мне дали! Нам!
- Да что такое? Что нам дали?
- Квартиру!
- Да ты что?! – Тоня не поверила, переспросила. - Квартиру? Точно дали? Может, ты напутал что-то?
- Ничего я не перепутал!
- Какая радость! И вовремя как! – Антонину захлестнул восторг.
Очень хотелось своего жилья. К тому же хозяйка дома предупредила, что плату повысит, а на работе на это Тоне ответили, что у них есть лимит на возмещение квартирной арендной платы сотрудникам, поэтому частично Тоне придется платить самой из своей зарплаты.
Тоня взяла документы, которые принес Леонид, стала их просматривать и вдруг застыла:
- Ты издеваешься надо мной?! - обескураженно воскликнула Тоня.
- Что? Тонечка, что? – Леонид нервно вздрогнул.
- Это же улица и дом, где живет твоя мать! – Тоня еще раз внимательно посмотрела на адрес. – Да и квартира прямо рядом?! Жить стенка в стенку с Зоей Федоровной?!
Леонид озадаченно взглянул на жену:
- Я не знал, что квартира находится рядом с квартирой матери.
- Как не знал? – недоумевала Тоня.
Леонид сконфуженно стал объяснять:
- Меня вызвали, сказали про квартиру, я обрадовался. Не спросил даже, где. Тебе решил ничего не говорить раньше времени. Объяснили, когда за ордером, документами, ключами приходить. Как ордер взял, так ликовал, к тебе сразу помчался.
- Как так можно! Какой ты безалаберный! Можно другую квартиру? Обменяться с кем-то? Еще кому дали? Может, с теми обменяемся?
Леонид пожал плечами, стараясь не глядеть на жену.
- Спроси на работе, можно ли другую квартиру.
Других квартир не было. Ответили, что можно отказаться, но тогда, когда они получат жилье - неизвестно.
Тоня приняла решение, что отказываться они не будут, она просто не будет обращать внимание на соседство. Будет ли это просто, Тоня сомневалась, но другого варианта не видела, а своя квартира – вот она.
***
Сделали ремонт. Переехали. И жизнь потекла своим чередом. Были в ней и радости, и горести. Встречи с родными и друзьями. Праздники и будни. Антонина и Леонид работали. Саша учился. Рос любознательным мальчиком. Читать любил. Тоня видела тягу сына к знаниям, поощряла. Она взяла на себя все заботы о семье: стирала, приходилось вручную - машинку купить не могли, гладила, готовила, делала уборки в квартире. Лёня, также, как и раньше, помогал по дому редко, считал все бытовые дела женским делом. На рынок и в магазин за продуктами Тоня ходила с мужем, все-таки сумки тяжелые, нужна была мужская сила. Но для этого, как и для другого дела по дому, нужно было попросить несколько раз, потом еще напомнить, а больше всего действовал крик. Взяли участок под дачу, поставили сарайчик. Тоня делала посадки, заготовки на зиму. Кормились со своего огорода-сада. Материально жили скромно, и выращенное на даче было большим подспорьем. Хобби Тони – вязание и шитье – приносило, кроме удовлетворения от созданной своими руками вещи, маленький, но доход.
Родители Антонины ушли из жизни один за другим. Сначала Наталья Алексеевна - сказалась работа на тяжелом производстве. Следом отец - не выдержал долго без жены.
Со свекровью отношения были холодными. Иногда Зоя Федоровна заходила к семье сына. Пили чай, говорили на нейтральные темы: погода, обстановка в стране, урожай на даче.
Общению внука с бабушкой Тоня не препятствовала, но Саша ощущал какую-то натянутость в себе, бывая у бабушки в квартире, поэтому старался заходить к ней пореже, все больше молчал в ее присутствии, чем что-то рассказывал. Тем более, что сама Зоя Федоровна больше предпочитала внучку, дочь ее дочери.
Как-то Зоя Федоровна пришла, когда дома была только Тоня.
Немного посидев, попив чаю, пожаловавшись на свои болячки, рассказав последние новости о соседях, Зоя Федоровна задала вопрос:
- Зачем ты мальчишку учиться заставляешь?
Саша учился уже в восьмом классе.
- В смысле, заставляю? Я не заставляю. Саше самому нравится учиться.
- Тоже придумаешь! Мальчишкам нравится гулять, играть. А он все сидит за книжками. Уже и зрения никакого нет, поди. А еще Лёня мне сказал, что ты хочешь, чтобы он дальше учился в школе, а не уходил после восьмого класса. Да к тому же еще удумала что: в институт его отправлять! - Зоя Федоровна говорила возмущенно и эмоционально.
- Да, Александр будет учиться дальше! - с вызовом произнесла Тоня.
- В нашей семье не было ученых. Всё только рабочий человек. Ему надо идти работать на завод после школы. И хватит среднего образования. А ты выдумала! Блажь какая-то! – настаивала Зоя Федоровна.
- В вашей семье не было, а в моей будут. Вы манипулировали сыном, теперь взялись влиять на внука. Не позволю! Если будете говорить ему что-то подобное, запрещу ему общаться с Вами!
- Вот, заговорила твоя натура, суть твоя. Не зря ты мне не понравилась с самого начала! - зло воскликнула Зоя Федоровна.
- Не нравлюсь?! Не ходите ко мне, в мой дом!
Зоя Федоровна искривилась, хотела сказать что-то еще, встала, сузив глаза, прошипела: «Ишь ты какая!», круто развернулась и вышла из квартиры.
Леонид тоже был против того, чтобы сын поступал в высшее учебное заведение. Он считал, что это пустая трата пяти лет жизни, когда можно все это время уже зарабатывать, а не учиться. К тому же он полагал, что сын не поступит, так зачем только тратить нервы на все эти вступительные испытания.
Да и все остальные родные в разной степени недоумевали, зачем надо учиться в ВУЗе.
Фактически Тоня была одна в мнении, что сын обязательно получит высшее образование. «Глотку перегрызу всем, кто встанет на пути моего сына. Никому не дам сбить его с пути», -подумала она после разговора со свекровью, вспомнив похожие, но более обтекаемые разговоры с золовкой, своей сестрой и некоторыми коллегами на работе.
И еще больше у нее обострилось желание исполнить свое решение, которое она приняла пару лет назад: разойтись с Леонидом. Одна и та же мысль вертелась весь вечер и следующий день, будто неисправная игла на пластинке, распаляя Тоню и в то же время успокаивая: «Скоро, скоро я разведусь».
Первый раз мысль о разводе пришла к ней пару лет назад. Но было бы трудно материально одной тянуть семью. По поводу мужа Тоня не была уверена, что он стал бы помогать после развода. Была и другая причина, не менее важная: Тоня считала - ребенку нужен отец. Об эту фразу «ребенку нужен отец» разбилось счастье не одной женщины. Женщины терпят любого, когда считают, что ребенку нужен отец. В счастливых семьях нет места этой фразе.
Тоня решила, что, когда Саша окончит школу, она поговорит с сыном. Он будет уже достаточно взрослым человеком, чтобы понять мать. Поступит в институт. Потом пойдет работать. У него начнется своя жизнь, отдельная от родителей. Естественно, она всегда будет рядом с сыном. Любить его, выслушивать и просто прижимать к себе в молчаливом объятии. Но все же у него будет свой путь. А она станет свободной. Конечно, не от сына. Свободной от уз брака. «Да, именно, от уз. Теперь мне понятно, почему их называют узами, оковами. Да и почему браком называют, тоже ясно. Хорошее дело браком не назовут, так, что ли, говорится».
Тоня уже давно поняла, что не чувствует себя счастливой и любимой.
«Любовь – это дела, это поступки, это забота, а не голые слова «люблю, люблю». Любовь – это понимание и чувствование другого, его состояний, чувств и эмоций. Любовь – когда внимателен к другому, к его словам, к его желаниям. Любовь – это помощь другому. Физическая помощь, моральная поддержка, душевная близость. А разве это все было и есть от Лёни?» - думала о любви Антонина.
Как же эти рассуждения о любви разнились с теми, что были у девушки Тони много лет назад. К тому же Тоня увидела, словно прозрела, насколько же они с Леонидом разные по темпераментам, характерам и интересам. Ей вспомнились где-то услышанные слова: «Любить – это смотреть не друг на друга, а смотреть в одном направлении». Их отношение и взгляды на многие события, положения вещей не совпадали. Казалось, хорошо: два таких разных человека, встретились, живут вместе.
Но жили они не вместе, а рядом.
***
Саша окончил школу и поступил в институт. Ездил домой сначала почти каждые выходные. Потом пореже. Появились новые друзья, новые интересы. Антонина решила, что вот уже скоро настанет время, когда она сообщит Лёне о своем желании. Но в стране наступили тяжелые времена. Прокормить себя Тоня и смогла бы, но сыну надо было давать деньги на дорогу, питание в другом городе, на книги, необходимые для обучения, и на другие текущие расходы. Жить стало материально очень трудно.
Дачный участок выручал как никогда. Засаживали его полностью. Для его обработки Тоне не хватало собственных рук и времени, поэтому Леонид привлекался к дачным работам чаще, чем обычно.
Тоня поняла, что придется ей еще потерпеть: «Ну что ж, ради сына. Нужно сделать все, чтобы он учился, не бросал, не испытывал нужды, оградить его, как я это делала все время. Сколько я терпела, мне хватит еще сил потерпеть, сколько такая обстановка может продолжаться в стране? Ну, может года три – четыре, а потом все выправится, станет легче жить, а там сын, может, уже и на старшем курсе устроится куда-то на работу, будут у него свои деньги. Мне самой много не надо. И все - я свободна. Накоплю денег, поезжу на экскурсии по городам «Золотого кольца», в санаторий отправлюсь, а, может, на море, хоть, увижу, какое оно. Может, еще и встречу своего мужчину, с которым мне будет свободно, легко и уютно. А не встречу, так и огорчения нет никакого. Замуж все равно я больше не хочу. Леонид тоже устроит свою жизнь. Одиноких женщин всегда больше, чем холостых мужчин. А мы еще молодые с ним. У обоих жизнь сложится дальше. Надо только его подготовить постепенно к этому разговору».
***
Саша учился на последнем курсе института. И Антонина пришла к заключению, что настало время воплотить свое намерение в жизнь. Она морально готовилась к разговору несколько дней, мысленно проговаривала, что и как скажет Леониду, предвидела его ответы и реакцию, парировала ему. На протяжении нескольких месяцев она рассказывала мужу истории разных знакомых и незнакомых им пар, которые, расставшись, зажили каждый по отдельности лучше, обрели счастье, новые семьи. Нередко акцентировала, какие они с ним разные. Вставляла в беседах, что муж ее не понимает, не ухаживает за ней, не любит. Лёня слушал и не слышал.
Серьезный разговор, затеянный женой, был для него неожиданностью. Когда Тоня сказала, что им надо развестись, он ответил, что ему не надо. И сначала подумал, что Тоне что-то нужно, чтобы он сделал по дому или даче, поэтому она придумала такой невинный шантаж: «Не сделаешь, надо тогда развестись», ну, или это неудачная шутка. Леонид не почувствовал, что Тоня настроена абсолютно серьезно.
Поняв, что Тоня решительна, что она твердо стоит на своем, он растерялся:
- У нас же все хорошо. Зачем нам разводиться?
- Лёня, так будет лучше для нас обоих, - Тоня устало посмотрела на мужа.
- У тебя кто-то есть? – заподозрил Леонид.
- Нет, у меня нет никого, - вздохнула Тоня.
«Врет. Определенно кто-то имеется. Как это я упустил, не заметил», - ревность начала душить Лёню.
- У нас все хорошо, - повторил он, - Если у тебя нет никого, зачем нам разводиться. Если есть какая-то интрижка, я прощу тебя. Ты его бросишь, а я прощу. И вспоминать не буду, обещаю.
- Лёня, меня не за что прощать, так как я перед тобой ни в чем невиновна. У меня абсолютно нет никого. И никогда не было, кроме тебя.
- Так зачем же нам разводиться! – не мог понять Лёня. Это начало выводить его из себя.
«Что она надумала? В чем дело?»
- Лёня, я тебе уже объяснила.
- Что объяснила? Ты говорила, что я тебя не люблю, что ты не чувствовала и не чувствуешь любовь от меня. Но, во-первых, я тебя люблю. Я - однолюб, я тебе уже это говорил. А повторять все время, как попугай, что я тебя люблю, считаю ненужным, так как частое повторение этих слов обесценивает их. Сказала, что нет понимания между нами. А я считаю, что есть. У тебя завышенные требования к другому. Ты бы на себя внимание обратила, планку требовательности и ожиданий снизила. Еще ты сказала…
- Лёня, вот я на себя внимание обратила наконец-то, поэтому и хочу развестись, - прервала Лёню Антонина.
- Что ты от меня хочешь?
- Развода, Лёня.
- Но ты же на самом деле не хочешь этого? Это какая-то многоходовая стратегия?
- Лёня! Я просто хочу разойтись с тобой. Без каких-либо других замыслов.
Разговор оказался для Тони изнурительным, но она даже и не думала отступать. Это для нее стало бесповоротным решением: «Разойдусь!».
***
Леонид был крещёным, но особо не верил, что есть что-то, кроме человеческого разума и материи. Сказался на мировоззрении и общественный строй, властвующий десятилетия. Но после разговора с женой он не знал, что делать. Он страдал душевно. В один из дней Лёня обратился к небесам: «Ты же есть! Помоги мне! Я очень прошу: пусть Тоня останется со мной! Как я один? Как я без нее? Очень прошу! Пусть мы не разойдемся!». Он говорил еще какие-то слова, мысленно и шепча вслух. Рассказывал Ему, как трудно морально, что он не представляет, как жить самому, без Тони.
***
- Тоня!!! Тоня!!! – на дачу на велосипеде приехала ее сестра. Вид у нее был испуганный.
Тоня сажала редиску. Увидев сестру, которая почти никогда и не бывала у нее на даче, сполоснула руки в бочке и побежала к калитке.
- Что случилось? Катя! Не молчи! Что ты такая вся, в растрепанных чувствах? Дома у тебя что-то случилось? – Тоня переполошилась.
- Тоня! Ты только спокойно. Ладно?
Тоня побледнела и почувствовала, что ноги подкашиваются:
- Катька, говори! С Сашенькой что-то? – почему-то Тоня подумала, что что-то случилось с сыном.
- Тонь, Лёня в больнице, - выпалила Катя, - но ты не волнуйся, он жив, только вот встать не может.
- Что случилось? – у Тони отлегло от сердца, что не с сыном беда.
- Он на работе упал с высоты, встать не смог, боли в спине сильные, скорую вызвали, отвезли в больницу.
Тоня, взволнованная, быстро переоделась и, взяв велосипед сестры, та сказала, что потихоньку дойдет пешком, поехала в больницу.
У Леонида оказался поврежден позвоночник. Требовалась операция в областном городе. Но врач сразу предупредил, что операция может и не помочь, и Леонид может оказаться лежачим больным или, на лучший случай, будет передвигаться в инвалидной коляске. «Но его надо сопровождать на операцию и там первое время в больнице быть все время рядом с ним. Вы же понимаете, что санитарки и медсестры не могут уделять время постоянно каждому больному», - добавил он.
Тоня взяла длительный отпуск на работе, чтобы сопровождать мужа на операцию, а потом первое время быть с ним постоянно.
К отъезду машины скорой помощи от поселковой больницы в город пришли Зоя Федоровна, сестра Леонида и еще несколько родственников с его стороны.
Тоня удивилась:
- Зачем родственники?
- Попрощаться с Лёнечкой, - всхлипнула свекровь.
- Это я позвала, чтобы Леонида проводить родственники смогли, - произнесла сестра Лёни.
- Ну все, сыночек, прощай, - прильнула Зоя Федоровна к груди сына.
- Не увидимся мы более с тобой, залечат тебя врачи-эскулапы, операцию не переживешь ты, - запричитала сестра, поглаживая руки Лёни.
Другие родственники суетливо задвигались, стали по очереди подходить к Леониду.
Мать и сестра завыли в унисон.
- Хватит! – крикнула гневно Тоня. – Что вы тут устроили! Ополоумели совсем! Что за оплакивание! Лёня, не слушай их! Лёне сделают операцию, он встанет, будет ходить, приедет домой!
- Заносите носилки в машину! – обратилась Антонина к санитарам.
Санитары подняли носилки с каталки, занесли их в машину, дверцы закрыли, и машина поехала в город.
***
Операция, хотя и была тяжелой, прошла успешно. Врач сказал Тоне: «Теперь все зависит от того, как пойдет реабилитация, а также от него самого, от его настроя». Настроя у Леонида не было. Он был в унынии. Постоянно твердил: «Я не встану. После такого падения не встают. Теперь мне остается только умереть, что мне еще осталось». Тоня приводила ему положительные примеры, которые знала, пообщавшись с другими пациентами. Даже попросила одну из женщин, у которой был похожий случай, операция в тот же день, что и мужа, и которая уже ходила, конечно, еще пока с костылями, но ходила своими ногами, поговорить с Леонидом.
После этой беседы и многочасовых Тониных внушений о том, что встанет, будет ходить, уже сейчас может начать, Леонид немного воспрянул духом. Свекрови Тоня звонила, рассказывала, как самочувствие ее сына, как пусть маленькие, но есть успехи в восстановлении.
Как-то, находясь с мужем неотрывно пару месяцев, спросила Зою Федоровну при телефонном разговоре, может ли на несколько дней та или сестра приехать к Леониду, с ним побыть, чтобы она, Тоня, съездила домой, помылась нормально. В больнице было летнее отключение горячей воды. К тому же ей надо было зайти на работу. Еще хотелось увидеться с сыном, который учился в другой области, а сейчас сдавал выпускные экзамены и получал диплом. Но мать Леонида ответила, что она стара уже сидеть с больным человеком, а сестра не может с работы отпроситься. Как оказалось позже, сестра была как раз в это время в отпуске, она просто сказала: «У него есть жена, пусть и ухаживает за ним. У нее это хорошо получается».
В один из дней Лёня тихо, чтобы не слышали соседи по палате, спросил:
- Тонь, я когда встану, ты от меня уйдешь, как хотела?
- Никуда я не денусь. Успокойся и не думай больше об этом, - Тоня погладила мужа по голове, как ребенка.
Не позволяла Тоне совесть оставить больного человека. Неправильно было, по ее разумению, бросить в беде страдающего. Просьба Леонида была услышана, но какой ценой: инвалидность одного человека и жертвенность другого. Тяжелая болезнь мужа привязала Тоню к нему навсегда.
***
Настал день выписки. Договорившись на работе с машиной, Тоня перевезла мужа домой.
Еще будучи в больнице, Тоня попросила массажиста показать ей базовые массажные движения для ног, спины, чтобы делать ежедневно массаж мужу дома. Набрала в библиотеке и купила, что нашла в магазинах, соответствующей литературы, читала, изучала, вникала. Следила за выполнением Леонидом назначений и рекомендаций врача. Восстановление шло очень медленно и долго, но настал день, когда Леонид смог пойти.
И тогда Зоя Федоровна, зайдя навестить сына, сказала невестке:
- Вот теперь я за Лёню спокойна, он в надежных руках.
- А раньше не в надежных был? – задала вопрос свекрови Тоня.
- Сейчас ты подтвердила, что ему с тобой можно жить. А так ты ему не пара была.
- Зоя Федоровна, зачем Вы это говорите?
- Чтобы ты знала.
- Что знала? Как Вы ко мне относитесь? Я знаю, как.
***
Жизнь текла. То как спокойный лесной ручей, то как горная река с порогами.
Сын работал. Тоня работала, вела дом, занималась дачей, заботилась о муже. Работать он больше не мог, дали инвалидность. Хотя и встал, часто требовался отдых, передвигался плохо, добавились другие заболевания, последствия основного.
С Зоей Федоровной настали ровные отношения. Свекровь стала часто болеть, а потом и совсем слегла. Тоня бывала у нее каждый день. Не нашлось другого человека, кроме Антонины, чтобы ухаживать за ней. Она кормила ее, совершала гигиенические процедуры, беседовала, и, когда сидела у постели больной, видела старую, немощную женщину, которую ей было жалко. У Тони не было ни ненависти, ни злорадства, ни отрицания свекрови.
После смерти Зои Федоровны вскрылось завещание, по которому все ее имущество, это была только квартира, переходила младшему сыну, брату Леонида. Семья младшего сына - он сам, жена и дети - жила отдельно, бывали они у Зои Федоровны редко. Они вообще жили обособленно, мало общаясь с родственниками. Брат решил, что воля матери – закон, и менять ее решение не следует.
Леонид сильно переживал из-за ухода матери, к тому же был он не меркантилен, но такое ее решение ввело его в ступор.
- Почему так? Она меня разве не любила? - вопрошал он жену.
- Лёня, не надо так думать. Любила, конечно. Любовь не измеряется квартирами, недвижимостью и деньгами. У нее к тебе была сильная платоническая любовь, а платоническая любовь чище, чем физическая и не подкрепленная деньгами, - острый язык Тони начал пускать шпильки, но Тоня осеклась и запретила себе дальше говорить саркастически.
***
Отмечали юбилей Леонида.
Во главе стола сидел седовласый, еще не старый по годам, мужчина. Но болезнь оставила на его теле значительный след. Её отпечаток делал из юбиляра человека гораздо старше того возраста, который отмечали. За столом собрался круг многочисленных родственников.
После тостов в честь виновника торжества, Леонид поднялся из-за стола, поднял рюмку и произнес речь:
- Друзья, родные мои, спасибо вам за теплые слова и сердечные поздравления! Я тронут и рад! Но я хочу предложить этот тост за мою жену, за мою ненаглядную Тонечку! Когда-то давно я увидел ее, и как током шибануло – «моя», «люблю», «женюсь»! И так этот ток любви к ней и течет в моих жилах и моем сердце. За тебя, Тонечка!
Тоня слушала слова, а в голове неслись мысли: «Да, ток, который убивает. И чего тогда давно передо мной не высветилась табличка: «Осторожно! Ток! Высокое напряжение! Не влезай! Убьет!». Ну, чего уж теперь…не самая плохая лично-семейная жизнь, у других бывает намного хуже».
Тоня встала, Леонид поцеловал ее в щеку.
- Спасибо, дорогой, - ответила Тоня на признание мужа.
Она улыбнулась, расправила плечи и повела дальше нить семейного праздника.
Её оптимизм, врожденная жизнерадостность, то упрямство, с которым она шла когда-то замуж, необходимость быть сильной и вера, что все-таки, может, жизнь станет лучше, двигали её дальше вперёд по жизненной дороге среди бед, несчастий, душевных переживаний и трудностей.