Немецкие танки ещё догорали, а Гуденко был у него. Жал руку и обнимал.
- Благодарю, благодарю Арсений Петрович. Великое дело. Великое дело сделал! А это орден Ленина для тебя, он твой, спас ты нас всех сегодня. Спас!
Дивизион не остывший от боя вытянувшись в струну стоял перед ними. Карандаш подходя к каждому и любуясь им вручал награду.
- Молодцы, моряки, молодцы! А это за отвагу.
Было уже темно. Фонарь сопровождающего из штаба фронта освещал их, и вручаемые медали за отвагу у бойцов тускло бледнели. В ущелье еще шел бой. Немецкая мотопехота огрызалась.
- Це моя первая.
Кок прилюдно целовал медаль, пританцовывал с нею, а дивизион, отходя от адского марш броска, хохотал, гремел кружками и Арсений был не против. Уйти немцам не дадут, еще час, два и от них ничего не останется. Он был уверен в этом. Шансов у них нет, танки их добитые подоспевшими сорокапятками в лоб, так и остались стоять в ущелье. Удачный залп, как тот на Венцах с двух катюш, и точно в немецкую батарею, а промахнись сегодня, и танки смяли бы дивизион. А следом с рассветом немецкая авиация, штурмовые орудия и мотопехота как мухи в щель слетелись бы к перевалу. Об этом не хотелось думать. Хотелось забыть. Карандаш, вальяжно раскинув ноги в связной машине за столом дремал. Нервное напряжение брало своё. Сопровождающий робко будил его.
- Товарищ полковник, нам пора Нам ещё к ребятам на наблюдательный пост. Товарищ полковник.
Гуденко моргал глазами, устало улыбался.
Гражданский он. Его бы в Москву, к своим, в лабораторию, а война не его. В голове его сила.
- Арсений Петрович, а действие катюш в горах надо обязательно пересмотреть. Нам надо создать их переносными не более 50 кг. Думай как. Заеду скоро!
Думал Арсений. Думал обо всем. Фронт после танковой атаки затих. Появились немецкие горно-стрелковые дивизии. Рьяно заработали разведки с двух сторон. Встречи их протекали жестко, скоротечно и также стремительно заканчивались. Они просто разбегались, унося в штабы добытую ими информацию. Она в горах главенствовала. Как и дороги, которых было мало и высоты. Пока они были советскими, но ущелья вокруг них наводнялись немцами. Наводнялись скрытно, ночью, сливаясь с ландшафтом, чтобы в нужный момент создать свои плацдармы для наступления.
Станции Белореченская, Майкоп и прилегающие к ним перегоны были забиты подходящей немецкой техников. От Армавира к перевалу в пыли тянулся немецкий обоз. Немцы готовились к удару на Туапсе, готовились основательно и дороги с обеих сторон напоминали пчелиный улей. В стороне был Сталинград и напряжение в нем нарастало. На Волге решалось все. А турки выжидали, но с взятием Туапсе они войдут в коалицию, откроют Босфор и пустят немцев в Черное море.
- Так-то Арсений Петрович. Так-то, такие думки у меня, думай и ты. В ставке фронта у всех головы раскалываются.
Карандаш с орденом Ленина на груди, таким же, как у Арсения за сожженную танковую колонну у перевала который день у него в дивизионе. Чертит, вымеряет, вынюхивает катюши и не спит с Арсением допоздна, кумекая над системой простейшего наведения огня на вновь создаваемой переносной карликовой катюше. Ложатся спать, вскакивают и радуются той или иной свежо выдуманной идее. Двое самородков из слесарей, два офицера из молодых безусых, но толковых дополняют их лабораторию. Кок шутит.
- Я её ридненьку на руках в гору затащу, шобы воно нимцам дюже гадко сдилало!
- Э, слущай генерал над поворами, ми тут мастер, твой место камбуз! Кошеварь дорогой!
Кок препирается с грузинами, а дивизион живет катюшкой. Разговоры о ней не затихают. Фронт этому способствует. На позиции дивизиона тишина, погода осенняя, чистая с желтеющая склонами в горах, стволы вековых деревьев, по струнке уходящие в небо и запах лесной, мирный и катюшка. Она рисуется каждому своя. И каждый был уверен, что с нею они свернут немцам шею.
- Тихо как, как будто войны нет.
Гуденко размяк в лесу, да и позиция дивизиона этому способствовала. Она была в горах, в тылу генерала, но предполагаемые пути наступления немцев с трудом, но простреливались насквозь.
- Как там у комбрига?
- Пополнили бригаду, воюет, а где сейчас не знаю. Главное, Арсений Петрович, нам в две недели катюшку создать. По чертежам вроде толково, а как залп покажет – не знаю. Ставка фронта знает. Сталин знает. Если что, то быть мне генералом над твоими поварами. Вот такие дела.
- Что-то не досчитали, товарищ полковник?
- Сцепление с землей. При залпе ее может развернуть на 360 градусов и штыри от слесарей не помогут, нужны испытания, а времени нет.
- Да земля в горах не сахар, но ребятам я верю!
- Как им не верит! Месяц и не один на такое уходит, а тут в три дня. Завтра забираю у тебя ребят, катюшу и в Сочи в мастерские. На залп вызову в любом случае. Это приказ!
Впервые Арсений видел Гуденко таким. Карандаш что-то не досчитал и это что-то в его голове давило на него тяжелым камнем валуном. Он долго ворочался, не спал, уходил к катюшам и вновь придя, мучился в постели.
- Товарищ полковник, я вызову ребят, может сообща чего придумаем?
- Спать, Арсений Петрович спать, только испытания, только они дадут нам правильное направление. А начинать надо с восьми направляющих. Десять как мы планируем много. Откат большой.
- Согласен. Кока надо известить, что катюшка восьмидульная будэ.
Гуденко расхохотался. Привстал с подушки.
- Да, кок у тебя всем кокам кок. Неординарная личность. Правда, что слово направляющие катюш, он не выговаривает.
- Правда, особенно в боях, чуть зависли фугасы на направляющих, кричит -дуло заклинило.
Немцы ударили одновременно с двух сторон. Стараясь обойти генерала и задавить его армию в окружении. Предварительно долго и неистово работала немецкая штурмовая артиллерия. Немцы пытались перепахать высоты. Советские войска, врывшись в землю молчали. Казалось пережить этот ад они не в силах и горы отголосками в ущельях соглашались с этим. Особо зверствовала люфтваффе, зрячие, наглые они висели над высотами и главенствовали в небе.
Советские илы, появившись раз и понеся большие потери, скрылись, оставив их тет на тет с немецкой авиацией. А она, почувствовав превосходство в небе, чередуя бомбовые атаки со шквальными пулеметными очередями, прошивала оборону советских войск насквозь. А над позицией Арсения по-прежнему была тишина. Рация молчала, посыльный от генерала появившись раз, пропал. Контуры предполагаемого боя, доведенные им от генерала, прочно осели в его голове. Ситуация была не из простых. Бить только по азимуту, по команде и дивизион ждал её.
Разведка его бездействовала и прикрывать дивизион от немецких атак было ее основной задачей. А ударили по азимуту внезапно. В рации зарокотал генеральский голос и требовал от него сжечь квадрат и азимут к нему прилагался. Снопы огня с гулом ушли к немцам за шиворот. Рама наверху сверкнув на солнце фюзеляжем, пытаясь определить их, разворачивалась в небе, а дивизион синхронно ее маневру менял позицию, оставляя после себя макет катюш из поваленных деревьев. Немцы клевали, усердно бомбили позицию, а кок блестел глазами и зло кричал им в небо.
- Завела баба парася! А он взяв и смывся!
- Э, парася из камбуза! Ви кого имел ввиду?
Кок стремительно ретировался, хватал лопату и с усердием долбил землю. Дивизион окапывался на новой позиции , а кока любили. А он ненавидел немецкие самолеты. Они потопили их крейсер в Балтийском море. И с того времени дивизион звал их суками.
Генерал, сжигая его катюшами, передний край немцев отступал, чтобы перестроить фланги. Арсений представлял его в одутловатой генеральской фуражке, полного, неуклюжего и понимал его на все сто процентов. Генерал, сжимаясь, уходил вверх, чтобы не пропустить немцев к перевалу с флангов. Они бушевали огнем и особо доставали горные немецкие дивизии. Немцы, рассовав союзников: румын и словаков между собой и заставив их воевать, остервенело лезли к перевалу. Брали огнем, по нескольку раз перепахивая снарядами высоты.
Растягивали фронт и стремительно заполняли его пустоты. А он как таковой отсутствовал. И главенствовала высота, а выше были немцы. Обнаглевшая люфтваффе летала над спинами солдат, простреливая все, что попадалось в перекрестье. Порожние дырявые бочки сбрасываемые ими с ревом летели к земле. Казалось этому страшному гулу не будет конца. Но это казалось. Высоты просыпались и выбивали немцев с занятых ими ущелий. Ущелья заполнялись дымом от дымовых занавес и прикрываясь ими немцы отступали. Чтобы затем повторить этот ад на высотах снова. А рама охотились за ним и произвести несколько залпов в день становилось труднее. Эффективность огня падала. Дивизион менял позицию ночью, где на дорогах забитых передвижениями советских войск их пропускали первыми.
– Братцы, бейте их. Сил уже нету.
Солдаты одобрительно и восторженно гладили катюши.
- По складам лупите, братцы, по складам. Дайте нам передохнуть.
Дни ожесточенные, как братья близнецы сменяли друг друга. Немцы методично совершая прорывы между советскими войсками и пользуясь преимуществом в артиллерии метр за метром продвигались к перевалу. Их части рассекая оборону после атак немецкой авиации старались окружить разрозненные части советской армии и уничтожить их. Последние, не имея защиты от немецкого неба над головой, отступали. Арсений кочуя от одной части войск к другой, вгрызаясь в землю неподатливую и жесткую, валил деревья для нового генеральского азимута, но выйти на него становилось все труднее.
Горы бездушные и нейтральные ко всему в нужный момент напрочь закрывали нужный азимут. Залпы становились реже. Кок вспоминал катюшку, но пошла третья неделя, а от Гуденко не было новостей . Рация молчала. Небритые, уставшие они валились с ног. А рама охотилась за ними. Её силуэт в небе и мессеры, как стая гончих псов, ждущая её команды. После залпа приходилось убегать, скрываться в лесу и ждать потери немецкой концентрации. Беготня утомляла, но иного выхода немцы им не оставляли. Ночь уходила на передислокацию, а днем залп и снова по кругу.
Заработала рация. Гуденко вызывал его. Радость в голосе и приказ быть ему в тылу в N квадрате.
- Арсений Петрович, мы ждем тебя. Слушай приказ. Оставить командование дивизионом на твое усмотрение и с тремя самыми опытными бойцами в квадрат N.
Значит, сделали катюшку. В груди вновь, как в степи проснулось чувство гордости: и за Гуденко, и за себя, и за маленькую еще не обстрелянную катюшу. Он представлял её, но по прибытию взглянув на нее ошибся.
Карандаш сотворил чудо. Оно состояло из трех частей- лафет с возможностью стрельбы на 360 градусов, направляющие катюш, укороченные до стрельбы до трех километров и механизм наведения огня на цель до того простой, что ему не верилось. Азимут выставляли по отвесу со шнуром. Штатный прицел отсутствовал. Но катюшка работала. Четыре пристрелочных фугаса ушли с неё на противоположный склон ущелья. Затем все восемь, сменив азимут на горе, взбудоражили огнем ее вершину. Склон с вершиной горели, а эхо залпа далеко в горах затихало. Карандаш сиял.
- Товарищ капитан второго ранга! Принимай командование и свой первый переносной дивизион реактивной системы залпового огня номер один. Номера два и три на подходе, а завтра генеральные стрельбы. Сам Семён Михайлович Буденный принимать будет. Не подведите морячки, не подведите, я в штаб, а вы сроднитесь с нею. Фугасы не жалеть.
Буденный долго стоял у катюшки. Молчал. Склон еще горел после залпа. Он был отменным. Офицеры штаба фронта с горящими глазами щупали ее.
- Капитан, я помню тебя, твоя звезда героя ждет тебя. Дай только погнать немца. Полковник Гуденко приложить все усилия и поставить катюши на поток. А капитана с ними сейчас же в войска, а всех причастных к награде.