I
Позади остался вагон третьего класса; впереди маячила неизвестность. Дженри едва поспевала за своим отцом, который довольно грубо тащил ее за руку повыше локтя. По его милости девушка не ела уже второй день и вообще так устала от долгой дороги, что чуть не теряла сознание. Обозримый мир, кишащий безликими фигурами, чемоданами и прочим скарбом, наполненный гулом голосов и отдаленных гудков паровоза, — начал сужаться до размеров пасхального яйца, угрожая вовсе исчезнуть.
Сквозь звон в ушах Дженри собрала остатки мужества и заглянула в небритое лицо отца — оно было замкнутым и угрюмым. Нечего ждать снисхождения! Когда измученный бедностью человек решается на что-то, он делается беспощадным. Впрочем, Ори Аггей никогда не баловал дочь. Более того — держал ее в черном теле, ибо она отнимала у него последние крохи. А теперь Дженри была вынуждена голодать, чтобы бедственное положение их семьи стало еще более явным.
Мужчина в потрепанной одежде машисто пересекал площадь, по которой лениво стлалось облако песка и пыли. За ним карабкалась — это уже нельзя было назвать ни ходьбой, ни бегом, — совсем юная барышня в полинялом ситцевом платье, отороченном по рукавам замусоленным кружевом. Из-под съехавшей набекрень соломенной шляпки выглядывали пряди коротко остриженных золотистых волос; нежное милое личико с маленьким курносым носом раскраснелось от полуденной духоты. Для своих шестнадцати лет Дженри выглядела чересчур взросло, но доверчивостью походила на пятилетнее дитя.
Солнце палило нещадно. От земли поднималось удушливое марево, к которому примешивался запах сырости, оставшийся после сезона дождей. Путники скоро миновали последние привокзальные постройки, прошли часовню за забором с чугунными завитками и двинулись по залитой ослепительным солнцем улице, убегающей вдаль. Через дырку в подошве прохудившихся сандалий Дженри ощущала горячие камни мостовой, и ей казалось, что она ступает по раскаленной сковородке. Девушка с трудом подавляла в себе вздох усталости, дабы окончательно не сдаться. До крови кусая свои пухленькие губки, она молила лишь о скорейшем прибытии, хотя догадывалась, что дальше будет еще труднее.
Вскоре из-за кроны деревьев что-то весело блеснуло, и сердце путешественницы шевельнулось в груди непонятным чувством облегчения.
— Это должно быть где-то здесь, — впервые за все время подал голос отец.
Остановившись в конце улицы, он принялся озираться по сторонам, словно зверь, вылезший из норы после зимней спячки.
Рассеянно взглянув на девушку, Аггей заметил, как пронзительно блеснули ее раскосые голубые глаза под полями шляпки.
— Ну! Расплачься мне еще! — ворчливо пробасил он.
— Это не может продолжаться вечно, — сдавленно ответила она.
Мужчина еще несколько раз обернулся вокруг своей оси и вдруг утвердительно ткнул пальцем в одно из направлений.
— За мной! — скомандовал он. — Скоро ты увидишь свою мамочку.
* * *
Пять лет назад у Ори Аггея была красивая молодая жена. Сэнеми работала прислугой в господском доме и была убеждена, что с ее внешностью находиться в подчинении — преступление против природы. Наблюдая за своими работодателями и их друзьями, молодая женщина не без злорадства подмечала чужие недостатки. Дома она с упоением поведывала дочери и мужу о похождениях напыщенных гусынь, о конфузах достопочтенных господ — этих «бесхвостых филинов», но при всем при том перед зеркалом украдкой корчила из себя светскую даму. «Я бы им всем показала! — запальчиво говорила амбициозная особа. — Будь у меня побольше связей и денег, я бы всем им утерла нос!» Нередко ее пламенные тирады оканчивались истерическим плачем. Сэнеми не могла примириться со своей бесславной участью, она понимала, что ее чудесная красота утратится с годами, и оттого приходила в отчаяние. Отношения в семье не ладились: муж не мог без боли смотреть на страдания жены, а дочь всячески избегала мать, ибо знала, что не нужна ей.
Однажды Ори Аггей заглянул в кабак выпить после работы. Там царило оживление: в кругу забулдыг-завсегдатаев восседал незнакомец — по всей видимости он крепко выпил, т.к. беспрестанно оглашал помещение громоподобным хохотом. Лет тридцати пяти, новичок был смугл и черноволос, а на его крепкой бычьей шее заманчиво поблескивала цепь с золотым медальоном. К этому предмету в тот вечер приковывался не один взгляд, и не один пьяница с томительной судорогой в проспиртованном сердце думал о возможности стянуть у простофили дорогую вещицу.
По мере опустошения стаканов Аггей все яснее понимал, к чему идет дело. Пьяниц уже не радовало вино, которым приезжий потчевал их за свой счет — они хотели большего. Несомненно, карманы незнакомца туго набиты новенькими хрустящими банкнотами, ведь у него на лбу написано, что он почетный клиент какого-нибудь процветающего банка… И вот, в голове утомленного капризами жены бедняка созрел дерзкий и, на первое усмотрение, бесперспективный план. Ори Аггей ближе всех подсел к джентльмену и будто невзначай завел с ним разговор.
Дэниэл Рисс был весел. Его загорелое, пышущее здоровьем лицо сверкало белозубой улыбкой, а в добрых серо-голубых глазах вовсю плясали смешинки. Этот человек по жизни был дружелюбным и отходчивым. Он смотрел на вещи прямо и легко, не зацикливаясь на предрассудках чести. Такое поведение импонировало многим, однако в заведении, подобном этому, уважение покупалось только грубой звериной хваткой; а Дэниэл Рисс ни за что не ввяжется в спор или драку — привычка все сглаживать была его второй натурой.
Между тем коварные замыслы пьяниц не осуществились — новичок оказался более выдержанным, чем они предполагали. Он не напился до потери сознания, не свалился под стол — он просто вовремя остановился. Однако уже шагая по улице в сопровождении услужливого Ори Аггея, господин Рисс почувствовал предательскую слабость.
— Кажется, я перебрал, — морщась, сказал он. — Ну и крепкая же эта дрянь!
В молчании они прошли несколько кварталов.
— Сам я не местный, — пояснил джентльмен. — В вашем городе проездом, остановился в гостинице.
— Чем вы занимаетесь? — с натянутой улыбкой поинтересовался Аггей.
— Организую художественные выставки. Я, знаете ли, любитель искусства… А вы?
— Я грузчик.
Кивнув, Рисс одарил спутника оценивающим и, как тому показалось, сочувственным взглядом.
— Вам нравятся картины? — с неожиданным воодушевлением спросил он.
— Картины? — Аггей скорчил равнодушную гримасу. Он думал сейчас о своей жене.
— Картины. Вы же, наверное, хотя бы раз были в музее? Или наблюдали, как рисуют ярмарочные портретисты? — Джентльмен икнул и вытер губы кружевным платком.
— Хм… Не знаю.
— Хотите, я покажу вам репродукции? Для этого нужно только подняться в мой номер!
«С виду простофиля. Не от мира сего, хоть и здоровяк», — подумав так, Аггей согласился. В номере дорогого отеля он тупо просмотрел ряд милостиво представленных его вниманию изображений, которые не преминул расписать в самых восторженных красках. Дэниэл Рисс был польщен. Души не чая в своем мимолетном знакомом, он уже принялся рассказывать о собственной коллекции картин — дома у него была оборудована небольшая галерея. А гость тем временем воровато поглядывал в сторону хрустального графина с коньяком, что возвышался на журнальном столике.
— Выпьем?! — наконец воскликнул Аггей.
— Еще?
— Так сказать, за искусство…
— Что ж! — Кислая улыбка на лице джентльмена сменилась согласием.
«Это его свалит, — рассуждал гость, жадно следя за тем, как тот поглощает содержимое бокала до последней капли. — Интересно, он женат? Впрочем, какая разница! От любовницы не откажется…»
Прогнозы сбылись. Дэниэл Рисс сам не заметил, как захрапел, откинувшись в кресле. Аггей несколько минут посидел неподвижно, а после того, как удостоверился в беспробудном сне своего новоявленного товарища, бегом бросился домой, не забыв прихватить ключи от номера — хозяин неосмотрительно оставил их на самом видном месте.
…Распахнув дверь, Аггей — весь в мыле, едва способный ворочать языком, — ворвался в свою убогую квартирку. Его жена сидела за вязанием и даже не подняла глаз.
— Собирайся! — задыхаясь, крикнул он. — Надень самое красивое платье!
Сэнеми и не подумала повиноваться. Тогда муж кинулся к ней, рывком поднял на ноги, втолкнул в спальню, распахнул старинный сундук, из которого выгреб все содержимое.
— Ты с ума сошел? Только и знаешь шляться где не след! — возмутилась женщина. — Оставь меня в покое!
Но Аггей пребывал в какой-то безумной горячке. План огненными буквами светился в его мозгу.
— Ты этого хотела! Жить богато и счастливо, как в сказке! — хрипел он. — Так бери же, вытягивай свой счастливый билет! Я преподношу его тебе на блюдечке! — И он вкратце рассказал опешившей супруге суть затеянного плана.
Спустя полчаса Сэнеми едва не летала по воздуху от радости.
— Клянусь, я не забуду тебя! Если все устроится, я буду высылать деньги, буду приезжать! — восклицала она и в порыве благодарности обнимала мужа. А он стоял с непроницаемым, замкнутым лицом и только кивал в ответ — кивал и улыбался…
Спустя полчаса Сэнеми тенью прокралась мимо спящего за стойкой портье. Немного погодя она уже переступала порог номера, в котором находился неизвестный ей мужчина. Его благосклонность сулила ей обеспеченное будущее.
В своем стремлении к материальным благам супруги Аггей отвергли гордость и мораль, чтобы руками и зубами впиться в шанс, по своей ничтожности равный чуду. Но порой чье-то неистовое желание может со скрипом и скрежетом повернуть колесо судьбы: месяц спустя Ори Аггей получил короткое письмо с лаконичным требованием развода. Рыбка клюнула на крючок. Недолго погоревав (все же он не рассчитывал на такой поворот событий), Аггей согласился отпустить жену в обмен на ее заверение в денежной поддержке. «У нас растет дочь. Ей нужны платья, шарфики, всякие там бабские штучки…» И Сэнеми поклялась.
Но прошел год. Аггей знал, что Сэнеми непостижимым образом вышла замуж за Дэниэла Рисса и уехала из города, стала благородной дамой. Однако она не сдержала своего слова: после развода она не написала домой ни строчки, не побеспокоилась за дочь и, что было обиднее всего, не выслала ни цента. Аггей ограничивался тем, что в кабаке клял вероломную женщину на чем свет стоит. Дженри молчала — это была удивительно тихая девочка.
Так минуло пять лет. Благосостояние поредевшей семьи пошатнулось, когда Ори Аггея уволили с работы; это обстоятельство заставило его вспомнить о нереализованном долге Сэнеми. Теперь они вдвоем — человек, продавший первому встречному собственную жену, и его юная дочь — отправились в дальний путь в надежде на легкое обогащение.
Нет-нет! Денег жаждал один отец. Дженри мечтала о другом — возможно, более труднодостижимом. Как многие девушки ее возраста, она мечтала о счастье, о любви, которых никогда не знала. Чужой город мог огорошить ее волшебными дарами, а мог и отнять последние крохи. Но для себя Дженри решила, что вопреки всем невзгодам не позволит выбить почву у себя из-под ног. В трепетном сердце девушки теплился лучик надежды, согревая и прибавляя сил.
II
Женщина с крупными, но довольно правильными чертами лица скучала за ломберным столиком. На ней было бело-синее платье из нежного муслина, выполненное в матросском стиле, кокетливое очарование которого довершалось широким отложным воротником. Наряд был безупречен, однако гораздо уместней смотрелся бы на юной девушке, нежели на надменной даме тридцати пяти лет.
Госпоже Рисс не довелось сделаться настоящей леди. Она относилась к числу тех женщин, которые, утолив страсть к деньгам, озадачиваются чистотой своей репутации. Даже сейчас во взгляде Сэнеми угадывалось напряжение: ее не покидало ощущение непрочности настоящего — казалось, сладкий сон оборвется, и она снова скатится на низшую ступень социальной лестницы…
Пока ничто не предвещало беды: напротив хозяйки восседала достопочтеннейшая из местных аристократок — графиня Лотаревская, которая прибыла на виллу Риссов с визитом вежливости. Старуха сжимала веер дряблой рукой и непрестанно вздыхала, словно бы на нее разом обрушились все напасти мира. В глубине залы находился сам господин Рисс — он наслаждался отменным лафитом.
— Жарко, — протянула графиня, полуобернувшись в сторону хозяина дома.
Тот поднял голову и посмотрел на гостью со спокойной улыбкой.
— Это тропики, — растягивая слова, произнес Дэниэл. — Лично мне нравится здешний климат. Когда от жары закипает кровь, нет ничего лучше прогулки под парусом или нырка с пирса.
Этот человек при всей своей воспитанности создавал впечатление прирученного зверя. Хотелось восхищаться его решительным взглядом, прямым носом и квадратным подбородком с небольшой ямочкой, свидетельствующей о воле. Черных, как смоль, курчавых волос Рисса еще не коснулась седина. Казалось, что он вовсе никогда не состарится. Светлый льняной костюм выгодно обрисовывал мощный торс и широкие мускулистые плечи. В прищуренных серых глазах светилось торжество доброты без сотой доли превосходства. Для Дэниэла Рисса не существовало предрассудков, ибо натура его была такой же ровной, как лазурные воды голубой лагуны, а внешность причудливо сочетала черты утонченного европейца с оттенками дикости аборигена.
Даже старая графиня залюбовалась статной фигурой мужчины, но Сэнеми не глядела в сторону мужа. Для нее он был всего лишь бумажником на двух ногах.
— Жара убивает разум, — сказала госпожа Рисс.
Лотаревская встрепенулась, смерив собеседницу насмешливым взглядом.
— Если так, то ваш муж — исключение. В этих краях он как рыба в воде.
Вялую беседу прервал слуга, вошедший с каким-то срочным извещением. Пройдя по сверкающему паркету, в котором отражались узоры теней, он наклонился к Сэнеми.
— Мадам, к вам посетители.
— Кто?
— Какой-то мужчина. С ним девушка. Они требуют вас.
Сэнеми тряхнула головой, обрамленной спиралевидными локонами.
— Это ошибка. Я никого не приглашала, — строго сказала она.
Дворецкий покраснел, потоптался на месте, поглядел на графиню, потом на хозяина.
— Незнакомец говорит, что приходится вам бывшим мужем… — Он произнес это тихо, но Дэниэл расслышал. Его глубокий взор уперся в лицо супруги.
— Бред! — воскликнула она с нервным смешком. — Прошу меня простить. Я не задержусь долго. — И женщина скрылась за пышным зеленым кустом папоротника, который красовался в центре комнаты.
Нельзя сказать, что Дэниэл изменился в лице. Нет, он не утратил самообладания, лишь слегка побледнел и отвернулся.
* * *
Вилла располагалась на самом берегу моря; от ее узорчатого белого забора к самой воде спускалась широкая тенистая лестница. Сам же дом был большим и торжественным, со множеством фигурных балкончиков и помпезных арок. Высокие пальмы вокруг него навели Дженри на мысль о прическе какого-нибудь туземца. Девушку потрясли невиданные прежде пейзажи сказочно притягательного городка.
Незваным гостям велели ждать у входа. Скоро появилась стройная, гордая не без заносчивости женщина, в которой Дженри с трудом узнала свою мать. Такая же белокурая, но красивая совсем иной красотой, нежели ее дочь, Сэнеми холодно кивнула прибывшим.
— Подожди здесь, — велел Дженри отец; разговор не предназначался для ее ушей.
Девушка покорно отошла к ближайшему дереву, а бывшие супруги тем временем приготовились к обороне собственных позиций.
— Как ты посмел заявиться сюда? Что тебе нужно?!
— Я пришел за обещанным.
— Обещанным? Ха! — Точеная белая рука Сэнеми уперлась в бок. — Ведь ты предал меня! Отдал первому встречному!
— Хотел бы я, чтоб меня так предали! — хмыкнул Аггей. — Да ты обязана мне своим обогащением! Ты забыла?
— Тише! Ты компрометируешь меня! Я не хочу тебя знать, как и все свое гадкое прошлое!
— А дочь? Неужели ты и от нее отречешься?
Женщина утомленно подкатила глаза.
— Она, конечно, хорошенькая, но… Ей хватит и того, что я ее родила. По-моему, это справедливо…
Дженри тем временем как будто забыла о существовании спорящих родителей и всецело погрузилась в созерцание живописного тропического парка. Взгляд ее прозрачных глаз скользнул по белокаменному фасаду с изящными колоннами, остановился на уютной террасе с расположенным невдалеке журчащим фонтаном и, заметив мужскую фигуру в одном из окон, напрягся. Человек внутри дома несколько мгновений пристально смотрел на Дженри — она это чувствовала, хоть и не могла видеть его лица, — а потом растворился в глубине помещения, словно призрак.
В парке вовсю заливались птицы. Разноцветные попугаи перелетали с ветки на ветку, и другие не менее интересные пернатые обитатели здешних широт произвели на девушку впечатление райского сада. Ее родной город был сырым и угрюмым, а здесь… Чего здесь только не было!
…— Я вышлю денег, только убирайся! Ты погубишь меня! — донеслись до слуха Дженри обрывки разговора.
— Нет! Деньги нужны мне сейчас. Я не верю твоим обещаниям.
«Отец ничего не добьется, — с тоской подумала Дженри. — Нас выставят вон».
И точно. Ее опасения подтвердились появлением на крыльце рослого представительного господина. Неспешной походкой он приблизился к жене и ее собеседнику.
— Кем тебе приходится этот человек, Сэнеми? — строго спросил Дэниэл Рисс. Он слышал слова слуги, но ни за что бы в них не поверил, если бы не реакция жены, ее испуг и непонятная, паническая агрессия.
Сэнеми вздрогнула и, оправдываясь, развела руками.
— Никем! Он не…
— Я был ее мужем, — встрял Аггей. — Я бы никогда не потревожил вас, сэр, не в моих порядках навязываться, но меня уволили. Мы влезли в долги. А Дженри — наша с Сэнеми дочь, — заболела. Девчонка серьезно больна! — И отец едва не волоком подтащил смущенную девушку к Дэниэлу Риссу.
Он возвышался над новоприбывшими, словно недосягаемое божество, смотрящее на бренный мир с вершин своего Олимпа, а Дженри пуще краснела под его внимательным, серьезным взором, ведь слова о болезни были ложью. Дженри устала, испытывала сильный голод — и только.
Между тем хозяин виллы пригляделся к Аггею. Обстоятельства давнего знакомства в кабаке с каким-то работягой всплыли в его памяти, и теперь последующее знакомство с женщиной, которая растрогала Рисса историей о ссоре с родителями и потере наследства, представилось ему в ином свете. Две эти, на первый взгляд, совершенно разные встречи были связаны между собой. Ведь тогда Сэнеми и словом не обмолвилась о дочери и муже! Она якобы ошиблась номером и, натолкнувшись на обаятельного господина, потрясла его степенью своего расстройства.
— Зачем ты скрыла правду? — тихо спросил Дэниэл у той, которую сперва искренне пожалел, а потом полюбил, сделав своей женою.
Сэнеми ломала руки и опускала глаза. Она заискивала перед своим благодетелем подобно дворовой собачонке, выпрашивающей подачку у прохожего.
— Прости… Я развелась с ним и ничего не сказала тебе, — дрожащим голоском проговорила женщина. — Я просто не хотела лишний раз расстраивать тебя… Дорогой, поверь, все это в прошлом!
Он не выказал сильной досады, что подарило надежду обеим сторонам. Однако глаза Рисса по-прежнему буравили Дженри. Нахмурившись, мысленно он отметил ее бледность и усталый, забитый вид.
— Вы посмотрите! Посмотрите на нее! — принялся причитать Аггей. — Джен не вынесет обратной дороги! Она с трудом стоит на ногах, ее лихорадит!
— Отец! — Девушка произнесла это с таким безнадежным упреком, что тот замолк.
— Дэни, прогони их! Они обманщики! Мы не обязаны им помогать! — воскликнула в свою очередь Сэнеми, немея от страха все потерять.
— Дженри — несовершеннолетняя. Ей только шестнадцать, — сурово возразил Аггей.
— При разводе ты взял на себя ответственность за ее воспитание! Ты…
Они еще долго препирались, гадко, мелочно треща, словно две сороки. А юная Дженри и могущественный хозяин виллы стояли друг напротив друга, и грустные взоры их сообщали все лучше любых слов.
— Довольно! — наконец оборвал перебранку господин Рисс. По всему было видно, что он что-то решил и не при каких обстоятельствах не собирается отступаться от задуманного. — Эти двое пока останутся здесь. Меня ввели в заблуждение, но Сэнеми — моя жена, а эта барышня — ее дочь. Своих детей у нас нет; следовательно, я прихожусь девушке отчимом. Мой долг — позаботиться о ее здоровье.
Присутствующие обомлели от удивления. Они ожидали всего, но только не этого! Оставить чужих людей под крышей своего дома; более того, людей, которые были способны на обман ради собственной выгоды, — поступок человека без гордости. Но так казалось только на первый взгляд. Гордость и благородство на самом деле разные вещи. Если Дэниэл Рисс и был в чем-то прост и добродушен, то он никак не мог позволить другим дурачить себя.
— Прошу! — Он невозмутимо указал незваным гостям на двери своего дома.
— Это невозможно! — воскликнула потрясенная Сэнеми, на что получила укоризненный взгляд, преисполненный затаенной печали.
— Ты допустила ошибку, Сэнеми, а сейчас подталкиваешь меня к тому же. Подумай!..
Старая графиня, склонив голову вбок, изумленно таращилась на вошедших в залу людей, чья одежда оставляла желать лучшего.
— Это мои родственники, — через силу промолвил господин Рисс, чтобы как-то объяснить почетной гостье неожиданное вторжение.
Похоже, этот человек в самом деле игнорирует правила высшего общества — решила Лотаревская. Он всегда делает то, что хочет и что считает правильным. Конечно, многие знакомые обижались на него за тот или иной поступок; некоторые даже за прямолинейность называли его хамом. Однако та поистине грациозная непринужденность, с которой Дэниэл Рисс шел по жизни, не могла не вызывать уважения.
— Как вы себя чувствуете? — с настойчивой мягкостью спросил он у девушки.
— Я здорова, — ответила она.
Неожиданная доброта господина Рисса вытеснила собой невежливость матери, и Дженри показалось, что она попала в сказку, где все заботятся друг о друге, стараются угодить. Дженри заметила, как изменился голос Дэниэла, когда он обратился к ней. Если с ее родителями он говорил как-то натянуто, с намеком на тщательно замаскированную обиду и даже гнев, то с девушкой был предельно мягок.
— Вы хотите остаться здесь на некоторое время? — спросил господин Рисс.
Дженри густо покраснела. Она не знала, что сказать, ибо позади него стояли закоренелые корыстолюбцы, чьи алчные желания вступали друг с другом в конфликт.
Но владелец этого райского гнездышка словно прочел все по глазам падчерицы. Он быстро повернулся, смерил Сэнеми и Аггея пронзительным взглядом, после чего вновь обратился к молодой особе:
— Вы хотите остаться. Оставайтесь! А ваш отец… ему я могу предоставить работу поблизости.
Конечно, чек на внушительную сумму устроил бы Аггея больше, но за неимением другого он согласился и на это. Дэниэл удалился в кабинет переговорить по телефону с одним своим знакомым по поводу трудоустройства отца девушки, а когда вернулся с тем же ровным настроением — словно бы ничего не случилось, — то застал жену в истерике.
— Ты мог бы просто дать им денег и отправить восвояси! — глухо прорыдала она.
— Я бы мог дать денег твоему бывшему мужу, но не девушке! А он не позаботится о ней. Подари я ему сейчас миллион — он потратит его на собственные нужды, — ответил господин Рисс. — Оставить Дженри здесь — это единственный способ поступить по справедливости.
— Я не понимаю тебя! — воскликнула Сэнеми.
— Наверное, ты бы лучше поняла скандал или вспышку ревности, но я не подвержен крайним эмоциям.
Даже будучи от рождения богатым человеком, Дэниэл не мог одобрить поведения жены. Ведь теперь Сэнеми хладнокровно отпихивала от себя родную дочь!
— На твоем месте… — начала было она.
— На твоем месте я бы помолчал, — перебил ее он.
Женщина вспыхнула, ее лицо приняло выражение протеста, но потом бессильно потускнело. Таким образом Дженри и ее отец остались в маленьком жарком городке.