В печатных машинках больше строгости, чем в некоторых людях. Некоторые из них, прошли огонь, воду и медные трубы, и остались упорно стоять в пыльных шкафах, столах, музеях с небольшой ржавчиной на правой крышке. Битьё по клавишам словно выстрелы, они даже звучат как выстрелы. У некоторых писателей они звучат в пустоту, других всё таки куда-то доносит. Свою махину, я взял у какой-то вдовы за десять рублей, через объявление о договорной цене. Смешно. Но я видел по её глазам, что эта машинка занимает слишком много места, никуда не годится и вовсе никому не нужна. Она хотела избавиться от неё, и я помог ей в этом. Я чувствовал даже ответственность, как отец чувствует ответственность перед ребёнком, которого должен забрать у матери алкоголички, которая только и делает, что лежит на вшивом матрасе и пьёт неразбавленный спирт.
-Вас всё устраивает? -напыщенным голосом спросила она.
-Я забираю её, сейчас.
Мой артефакт теперь у меня, целуйте пятки и выносите мою пепельницу. Говоря на чистоту, мне даже пришлось отдать дань великому веку литературы, и я рад, безусловно рад.
После обмена, вдова скрестила руки на груди и с гадким лицом ушла в дом. А я пошёл своей дорогой, как всегда, приволок печатную машинку в квартиру и разложился. Поверх клавиш сидела белая гравировка – Ремингтон Монарх Де Люкс. Теперь ты мой, Ремингтон. Заварил кофе в турке, вывалил вчерашнюю овсянку на тарелку, поставил играть Брамса, и взялся за тряпку. Когда я вычищал свою пишущую машинку, как солдат на коленях драит залитый мыльный пол, предвиделись некоторые очевидные вещицы. Мне виделось, как какой-то старый хряк с усами и очками, в рубашке, поверх которой шлёвки с лямками на мясистых плечах, выписывает какие-нибудь бланки на выдачу молока. Своими толстыми пальцами долбил по клавишам, в надежде побыстрее свалить с работы и зайти в трактир. Не в нову нашего общества, и не сказано это будет вопреки русского народа, но мы любим пить. Мы пьём везде: в поездах, в лесах, дома, парках, заведениях, если позволяет работа – пьём на работе, чего греха таить. Но сейчас я не буду ничего горланить, слои пыли ждут моих движений, наблюдают за мной с внутренности машинки.
Мне было дело и до физики этой строчащей бадьи. Она мне полюбилась, я с огнём в душе рассматривал каждую составную часть: каретку, валик, табулятор и остальные двигательные условности, характерные для этой модели. К слову сказать, половина населения моего города, не считая изжитых стариков, никогда не видели печатных машинок. Приходилось лезть в другие источники, чтобы разобраться, что к чему пришивается. Когда я понял механизм, логика работы не заставила себя долго ждать. Великое преступление выбурить себе печатную машинку, и не напечатать ни строчки, не осознать владение над ней. И для этих дел мне по-любому нужна была двухсторонняя лента. Ленты эти уже давно вывели из производства, их перестали штамповать ещё лет так тридцать назад, и у старых домочадцев остались эти ленты после бурной писательской молодости или рабочего воровства, как говорят что в руку попадёт то и забираю, некоторые из лент уже высохли. У некоторых лент просто поумирали владельцы. Но я выцепил одного мутного мужика с такой лентой, и он набил мне стрелку. Я ждал его на углу дома, и увидел его, при виде меня он улыбнулся, он не понимал, зачем молодому идиоту вроде меня такая лента. Мы срезали дом и направились вглубь, выкурили по сигарете и он объяснил мне все детали, все срезы на пакетиках были запаяны.
-Вы писали когда-то? -спросил я.
-Ох, малой, давно это было. Уже давно не нужна лента, лежит-валяется, то пусть хоть деньги кто за неё подкинет. -пережёвывая свои губы, выражался владелец ленты.
-Больше не нужно искать. Она мне нужна, причём срочно. Я хочу писать, чтобы печать увидела свет из-под этой печатной машинки, но без ленты никак.
-Всем эти истории как ком в горле. Кому нужны твои истории? Кому нужна литература? Всем этим чиновникам расскажи про свои истории, пусть хоть посмеются, перед тем как забрать у тебя последний ботинок. -с грустью на глазах выразился владелец.
Хлебнул он советской поэзии. Я посмотрел в его глаза и кивнул. Там был опыт прожитых лет, виднелась доля смутного и лихого времени – времени перестройки. Каждый досаждал каждому и хотел отхватить кусок, и не важно кто это был – поэт, бандит или торгаш. Видать, этот седой человечек, который мне ленту протягивает, не вошёл в объектив тогдашней жизни, и остался на задворках чьих-то великих планов. Этот человек прошёл институционализацию и не смог обойти быт. Чтобы вырваться с маятника часов и опередить время – нужна поистине дерзкая душевная организация, которой он не обладал. Мы разминулись ещё парой слов и я ушёл.
Мои глаза бегают по битому железу с уважением, не характерным по отношению к обычным людям. Скрипка моей души прорвала тишину, вся моя трагедия начала бить по клавишам и отражать выродка моей внутренней и настоящей личности. Клёпка клавиш стреляла по бумаге по моей команде и делала это довольно резко, с великий точностью запрограммированной для этого дела махине. На бумаге остался след, след чьей-то души, а точнее моей. Я продвигался от строчки к строчке, пока не закончился лист, а затем я взял новый, не знаю сколько времени я там провёл.. Единственная мысля, которая не желала выметнуться из головы как и остальные – О чём писать в век интернета?