Они были разные. Паша и Маша. Он – простой парень из обычной рабочей семьи. Она – профессорская дочка, окончила консерваторию, где и преподавал её папа. У него дома все общались «с матерком» не по злобе, а для связки слов, сами этого не замечая. У неё дома пользовались ножом и вилкой. Непонятно, какой затейник на небесах соединил вместе этих двух людей.
Маша пыталась искоренить «солёные словечки» из Пашиного лексикона. Он старался. Но Паша матерился так искусно и естественно, что она порой просто не замечала этих слов, а со временем, и сама стала иногда вворачивать знакомые словесные конструкции в свою речь. Это очень осложняло общение Маши с родителями. Пока она ни разу не прокололась, но каждое слово приходилось тщательно подбирать.
Паша, после армии, решил пойти в милицию. Отучился в школе и на тот момент, о котором пойдёт речь, находился в подвешенном состоянии, когда на работу ходить уже надо, а удостоверение всё ещё на оформлении. Паша ждал его с нетерпением. Все Пашины разговоры с Машей о будущем начинались со слов: «Вот, ксиву получу, тогда…»
Маша поехала в гости к родителям. Мило беседуя за столом, она обронила фразу: «Вот, скоро Паша ксиву получит…»
Машин папа подавился крендельком и медленно переспросил: «Что получит Паша?»
Маша «на голубом глазу» простодушно повторила: «Ксиву». Это слово, точно было не матное. К тому же Маша была уверена, что именно так и называется основной документ милиционера.
Машин папа обратился к Машиной маме со словами: «Дорогая, объясни пожалуйста, почему наша дочь разговаривает, как Манька-облигация, которая всю жизнь провела по «малинам» и «хазам»?
Эту историю любила рассказывать сама Маша.
Как вы считаете, уважаемый читатель? Что это было? Откуда такая мимикрия и почему она сработала именно в эту сторону?