Стоять в начале пустой улицы. Смотреть на продолжение пустой улицы. Видеть окончание пустой улицы, пристально всматриваться в колеблющиеся очертания перекрестка и фасадов зданий на противоположной стороне и ожидать движения. Недоверчиво прищуриваться и предсказывать приближающуюся машину, настойчиво запрашивать ползущую цепочку пешеходов, срочно истребовать шуршания шин, отчаянно вымаливать шороха целлофановых пакетов. Осторожно возвращать взгляд на ближнее поле зрения и думать, неужели.
С быстро нарастающим и трудно контролируемым чувством одновременно ужаса и восхищения, которое иногда настигает в неотличимых от реальности снах, где все кажется слишком настоящим, чтобы быть выдумкой, снова и снова щипать себя за руку и думать, неужели.
Неужели сбылась та попсовая, типичная-для-твоего-возраста мечта, бывшая главным убежищем твоего спартанского детства, неужели и вправду это случилось, и все люди по-всамделишному исчезли, а ты остался один-одинешенек на целой планете? Кто-то большой и непостижимый, играющий за твоего персонажа в глуповатую аркаду, убивая время между творением и апокалипсисом, наконец собрался с духом и почистил память, чтобы освободить место для новых фотографий? Во время перезапуска экзистенциального иксбокса что-то пошло не так, и ты проснулся в самой середине процесса, когда прошлое уже прошло, но будущее еще не наступило?
Ты стоишь на этой твердой, солнечной мостовой, блестящей идеальными гранями, поросшей идеальными зелеными сорняками и застрявшими в щелях совершенными в своей омерзительности сухими окурками с выцветшими фильтрами, на тихой западноевропейской улице, лежащей между двумя картонными в своей неподвижности и контрастно врезывающимися в голубизну безоблачного неба жилыми домами, на плоскости отработанной вселенной, только что прожитой, только-только отсуществовавшей и отправленной было в необъятную грамматическую зону с вспомогательным глаголом «;tre», обнесенную сетчатым забором и вообще-то не предназначенную для активно живущих и переживающих время в его привычной линейной форме существ вроде тебя. И тем не менее, так вышло, что эта причудливая громада, выстроенная в области почти нулевых вероятностей, случайно зацепилась своим шпилем за длинный шнурок твоего кроссовка.
Делаешь один шаг, пейзаж качается, воздух расступается и смыкается за спиной, делаешь второй, солнечный зайчик коротко вспыхивает в углу одного из зеркально чистых окон супермаркета через дорогу от тебя. Улица простирается вверх, обнаруживая мягкий изгиб асфальта, который почему-то не был так заметен раньше. Она уходит к горизонту, расталкивая границы кадра и приглашая тебя двигаться дальше, открывать следующие перекрестки, спускаться в метро, доезжать до аэропорта, самостоятельно поднимать «Боинг», пересекать океан, зачарованно следить за ползущими внизу пустынными Парижем и Амстердамом, стоять в лучах тропического заката, смотреть на стартовые площадки мыса Канаверал, изучать чертежи SpaceX, толкать шлюз МКС, вести самому себе обратный отсчет, с горькой иронией напевая: «Первым делом, первым делом — самолеты—». Но первым делом — и тут у тебя начинает обильно выделяться слюна и ноги против воли сами несут тебя к супермаркету, меж тем как воображение жадно предсказывает пустые кассы, оставленные в замочной скважине двери «Nur f;r Personal» ключи, гудящие рядами промышленных ламп магазинные склады, гулкие шаги, и в самом углу наполненного бессчетными коробками помещения, под блоками батончиков Bounty и штабелями Oreo — заветные банки арахисовой пасты, crunchy, creamy, vegan, good for you. Несколько мгновений — и ты уже стоишь перед автоматическими дверями, которые вот-вот откроются перед тобой, знаменуя начало твоего триумфального шествия по империи консумеризма под «Вхождение богов в Валхаллу» Рихарда Вагнера, ты делаешь первый эпический шаг, и—
«Kacke!» — раздается рядом с тобой. Ты резко, почти испуганно разворачиваешься и оказываешься нос к носу с маленьким пузатым человечком, который мнет в руках авоську и со смесью разочарования, гнева и смирения смотрит на вывеску c расписанием работы магазина в праздничные дни.
— Kacke, — повторяет он. — Mit diesem Korona-Schei; hab isch total vergessen, dass heute een halber Tach is, wei;te?
Он смотрит на тебя, раздраженно разводя руками и, как бы предоставляя тебе короткое окно для опциональных ободряющих слов, начинает пятиться, чтобы идти восвояси.
— Ostern, — произносишь ты. — Morgen ist Ostern.
— Vollkommen richtig! — радостно-горько-ернически усмехается ответ человечек. — Ist doch schon!
Он удаляется, продолжая раздосадованно жестикулировать и бубнить под нос:
— Dieser Korona-Schei;, Alter… Abstand halten… Son Mist eh…
По пустой улице за твоей спиной, где ты минуту назад стоял, боясь пошевелиться, проезжает на дребезжащем крыльями винтажном велосипеде девушка в мешковатых домашних штанах и шерстяной шапке, слишком очевидно скрывающей bad hair day. В одном из угловых домов клацает затвор и разламывается оконная рама на последнем этаже. Над подоконником показывается макушка широкоглазого ребенка и рядом с ним — небритая рожа придерживающего его отца. Они утомленно-мечтательно смотрят вниз, на залитую солнцем сочно-зеленую лужайку с желтыми пятнами распускающихся одуванчиков и редкими вкраплениями бычков и полиэтиленовых оберток. В соседнем квартале зарождается и начинает нарастать шум приближающейся машины, и через несколько мгновений видимый вдали просвет между домами пересекает быстрая легковушка.
Уменьшившийся до цветного пятна человек с авоськой заворачивает за угол и исчезает. Велосипед продолжает дребезжать на границе слышимости. Потревоженные ветром бычки замирают на своих позициях в трещинах между булыжниками на мостовой. Солнце сползает на инч относительно неподвижного шпиля ратуши, вздымающегося в беспримесно голубое небо. Прожитая вселенная отправляется в огороженные области пространства, надежно охраняемые запутанной грамматикой. Все сущее сдвигается на один кадр. Из белого и безымянного надвигается будущее. Ты стоишь в начале пустой улицы и широко-широко улыбаешься. В этот момент ты — единственный человек, который знает что-то настолько новое и невероятное, что для него не находится подходящего слова ни в одном из твоих языков.