Глава 28. Кракен
Это случилось, когда я плутал во тьме, натыкаясь на изгороди.
Лужи плескались под моими неверными шагами, дощатые мостки скользили, невесть откуда бравшиеся камни вылезали посреди дороги и я спотыкался об них, хватая воздух руками.
На одном из таких мостков доска предательски подвернулась и я кубарем полетел в воду. Канава, через которую был перекинут мостик, оказалась неглубокой, но выбравшись на скользкий берег, я оказался мокрым насквозь.
Ещё я опасался, что наделал этим падением изрядно шуму и тем привлёк опасность.
В Ниме в такой ситуации я уже был бы окружён со всех сторон, уже давно бы темнота выплюнула ночных молодчиков, добытчиков нательного барахла.
Сжимая кинжал, я замер, стараясь не шуметь и стучать зубами не слишком громко.
Но здесь была тишина. Всё так же струилась вода, пробирал ночной ветерок, Белонка то выглядывала из-за облаков, озаряя неверным розовым светом меня, улочку, спящие дома, то пряталось, и всё гасло в темноте. Не слышно было ни звука шагов, ни звяканья оружия, ни учащённого дыхания охотников за двуногой добычей.
А ведь и правда странно, — думал я, карабкаясь наверх, — странно, что за всё время этого ночного путешествия мы не наткнулись ни на бандитов, ни на подгулявших пьянчуг, ни даже на патруль. Ну, последнее я ещё могу объяснить леностью и небрежением стражников, но куда попрятались честные висельники?
Кое-как оттеревшись и вылив воду из сапог, а затем натянув их на ноги, что стоило больших трудов и не принесло особого удобства, я твёрдо решил искать приюта в любой ближайшей харчевне, гостинице, забегаловке — всё равно. Они встречались мне по дороге, и не во всех окна были заперты ставнями, я видел там, внутри, людей.
Я поковылял по какой-то дороге куда-то, как мне казалось, на восток, к «Семи морям», потом сообразил повернуть к северу, к гавани. Изредка из-за заборов взбрехивали на меня собаки, но как-то без азарта, и быстро замолкали по мере моего продвижения. На очередном перекрёстке мне повезло: я увидел свет в забранном решёткой низеньком окне.
Это была харчевня.
На стук открыл какой-то невзрачный парень — на порядочного вышибалу, видать, денег у хозяина не нашлось, его роль исполнял поварёнок или конюх.
Я огляделся. По опыту знаю, что в таких местах чужих не привечают, но мой плачевный вид говорил сам за себя. Ясно было, что незнакомец забрёл погреться и скоротать ночь. Оставалось показать себя дружелюбным, но небеззащитным.
В зальце было и впрямь тепло, а у меня, промокшего насквозь, уже зуб на зуб не попадал, и хоть ночи на юге были помягче наших, но северный ветерок всё же давал себя знать.
Зальца была маленькой, выбирать место мне не пришлось долго — здесь стоял единственный длинный стол, за которым уже расположились двое полуночников, я так же сел за него и подошедшему слуге велел принести некрепкого вина и горячее блюдо — всё равно какое.
— Рыбна похлёбка есть, — безучастно обронил слуга и, цепляя ступни одна за другую, отправился в глубину, на кухню. Вскоре оттуда раздались некие обещающие стуки и звон посуды.
А ведь забавно, — вспомнил я утреннюю встречу с гадалкой, — я уже и по чёрной земле походил, и поперёк мостков навернулся, но пока жив-здоров и даже пребываю в сравнительном комфорте. Всё это глупые суеверия! Судьба человека — в его собственных руках! Вот только бы насморк не подхватить.
Мой ужин запаздывал. Слуга затих и как будто растворился в тёплом и тёмном кухонном чреве, двое поодаль коротали время, скучливо перебрасываясь редкими обрывистыми фразами.
Я остался наедине со своими мыслями.
Ларра сказал той женщине «Она жива…». Что это значит? Жаль, что я ничего больше не услышал.
Кто она, эта женщина в светлом платье? Мне кажется, она молода и красива. Если так, то почему она с Ларрой? Она так сияла в полутьме — она нарядна дома, поздно вечером… Для кого? Неужто для этого жёлтого человечка? Кто она ему? Не слишком ли нарядна на ночь глядя? Может быть, привыкла ждать гостей и привечать их по ночам? Что, если это куртизанка? Она так красива, зачем ей быть женой какого-то Ларры? Да. Точно! Что-то порочное было в её голосе — низком, грудном… Она куртизанка!
Я размечтался.
Вот я стучусь в дверь и уже мне открывает пылкая красотка в шёлковом платье. Она бросается мне на грудь. А я… чёрт, а как же я стучусь в дверь, когда у меня нет ключа от калитки?! Нет, видно, Ларра там свой человек — любовник или муж.
Впрочем, весь этот эпизод — лишь заметка для Дагне.
Жаль, что моя слежка окончилась так бестолково, я вряд ли смогу заново отыскать тот дом при свете дня, тем более я и сейчас не знаю, где нахожусь. Ну, до утра как-нибудь пересижу, а там видно будет. Надо бы спросить у слуги как называется сие заведение.
Я уже отогрелся, но всё же глоток вина не помешал бы. Где же оно?
Кувшин наконец был подан, и к нему — едва тёплая рыбная похлёбка. Я выпил вина, и оно показалось мне недурным, кислинки было немного, крепость щипнула язык и разлилась по горлу, согрела желудок, но гадкой похлёбки из засаленной миски я и ложки не смог проглотить.
— Любезный! Да ты что принёс-то?!
— Сами ж… горячего…
— Горячего, а не сырого! Убери! Есть что ещё?
Недотёпа помотал нечёсаной башкой, осмысливая мой отказ есть похлёбку, зачем-то оглянулся на сидящих. Что уж он там высмотрел, не знаю, а только в результате почесался и предложил:
— Мясное есть. Холодное.
Согревшись вином я согласился:
— Давай мясное. Да с хлебом!
— Угу.
— И зелени!
Остолоп несколько секунд смотрел на меня, силясь понять закавыку с зеленью, явно ему не знакомую, потом смирившись с непониманием, и очевидно не собираясь выполнять не пойми какие капризы клиента, косолапо побрёл на кухню. Оно и к лучшему: ещё неизвестно какую зелень он бы мне принёс.
Я прихлёбывал вино в ожидании мяса и чувствовал, как оно медленно согревает меня, растекаясь по телу мягкой слабостью и теплом.
Я снова перебрал разговор с Ларрой.
Миллионы отчеканенных монет впечатлили меня. Неужели и впрямь храмовники отыскали какой-то новый источник богатства? Я вспомнил, как мимо нас на рейде Алидаги прошёл корабль под ало-белым флагом с осадкой едва не ниже ватерлинии. Неужели он вёз серебро?
Полные трюмы драгоценного металла в Монетный Двор, тот, что на вершине Алидаги Алой…
Вставшие перед глазами безумные башни — одна, протыкающая небо нелепым фарфоровым ажуром, другая — сгорбленная, как гигантская багровая черепаха, заставили меня содрогнуться.
Или это дрожь подступающей простуды? Да полно! Всего лишь слегка промок! Вот ещё глоток вина… Ещё...
Мир заиграл новыми красками. Свеча что ли ярче вспыхнула, стены раздались и посветлели? Нет, и впрямь, совсем неплохо тут сидеть!
Сам не заметил я, как вступил в разговор с двумя незнакомцами, которые вдруг показались мне милейшими людьми, несмотря на то, что один из них — с пером за ухом, изрядно смахивал на крысу, а у второго, когда он повернулся ко мне, обнаружился возле носа вулканический багровый прыщ.
Мы весело болтали, когда слуга принёс тарелку с кое-как накромсанной ветчиной и кусками хлеба. Головка лука изображала зелень.
Я силился угостить своих новых друзей, но язык мой заплетался и я, невнятно мыча, благожелательно подсовывал им еду и питьё, от чего они, посмеиваясь — очень приятно посмеиваясь! — отказывались. Деликатные какие! Да я ж не беден, взгляните, какой кинжал у меня есть! Они расширяли глаза, цокали языками, кивали согласно, и я видел, что кинжал и впрямь впечатлил их. Хорошие люди. Хоть и салангайцы.
«Так Вы, сударь, грамотный?» — спрашивал меня тот, что похож на крысу. А ведь он имя мне называл. Как бишь его? Ван Хуза? Я запомнил! Несмотря, что я во хмелю, талант не пропьёшь! Я на слова цепкий! Стоит один раз услышать: скоко мильёнов тонн… и всё, запомню на всю жизнь. А корабль тот назывался… «Канцелеретт»? «Конкордат»?
Чёрт! Что подписать? Где? Вот тут? Хха! Да легко! Но не буду. Зачем мне? Выпить? И закусить? Ветчинка солоновата? Да, пожалуй. Да.
Я промок нынче ночью. Промок. Сильно. Вот и пью, чтобы… Отчего же это я не умею писать? Вы, сударь, меня оскорбляете! Вот вам! Вот. Убидибились?..
Болел ли я уже, или чёрная вода подступала к самому моему рту, и я боялся захлебнуться? Ведь если эта тьма выдавит стекло, в окно протиснется он — Кракен. Морское чудовище. Он притянет меня, он украдёт моё дыхание… Боже, какая боль…
На секунду холод и ветер отрезвили меня. Я лежал в лодке, неудобно упираясь затылком в деревянную банку. Кто-то тёмный грёб. Другой сидел на корме неподвижным кулём. Я стонал? Просил пить? Или мне этого только хотелось?
Мне показалось, что в нескольких метрах от нас призраком проплывает «Бонвиль», я увидел силуэт ван дер Оэ на шканцах, малыш Гуго залился тревожным лаем. Бедняга, верно, чует меня, чует мою беду. Ах если бы тебя поняли!
Но судьба моя, ледяной Кракен, уносила меня в пучину, в холод, в бездну. Я знал: мне не вырваться, нет.
< предыдущая – глава – следующая >
http://proza.ru/2020/04/17/1908 http://proza.ru/2020/04/21/1471