ЧАСТЬ СТО ТРИНАДЦАТАЯ (1908-1910)
Глава 113.79. ПУТАНИЦА…
Барон Черкасов*, русский вице-консул в Сеистане, читал бумаги своего предшественника ежегодно отправляемые посланнику в Тегеране.
*) ЧЕРКАСОВ Анатолий Александрович (6.05.1875 - 18.08.1942) - вице-консул в Сеистане (Персия) в 1912 г.; находился в должности консула в г. Керманшахе до 15.09.1920 г. когда было ликвидировано консульство. Отец - Александр Иванович (4.10.1830 - ?), статский советник, служил в архиве МИДа, г. Москва; Мать - Мария Матвеевна Байкова, р.? г. Братья: Конкордий, р. ? г., Иван, р. 1876 г., Сестры: Мария, р. ? г. Александра, р. ? г. и Екатерина, р. ? г. Женат на Зинаиде Ивановне Кузьминой-Караваевой, р. ? г. Умер и похоронен в г. Ницце (Франция).
…Должно быть, не одному мне персидские дела кажутся безвыходнейшей путаницей, какую только можно себе представить. Мне, во всяком случае, признаюсь, еще не приходилось стоять перед политической проблемой, к которой, — это стало мне ясно с первого взгляда, — так мало применимы были бы наши западные методы и приемы суждения.
Европейскому наблюдателю персидская революция представляется издали просто натиском необъятной анархии на неустойчивую власть, разрушительным порывом бури над развалинами, уже более чем на половину вросшими в землю.
Младотурецкая революция в Стамбуле явилась неожиданностью, но отнюдь не загадкой. Никто не ожидал этого военного мятежа от самого дисциплинированного из всех народов; но как только факт совершился, оказалось возможным отнести его к категории националистических пронунциаменто; затем выяснили и его причины. В Тегеране ж для самых внимательных и наилучше устроившихся наблюдателей картина оказалось, по-видимому, не более ясной, чем для нас…
До настоящего времени Персия царя царей остается монархией Ксеркса и Дария, в которой всемогущество центральной власти не имеет иного противовеса, кроме анархии провинций. В августе 1906 года Персия получает от своего шаха обещание нового государственного строя: представителям народа должен отныне принадлежать контроль над дворцовыми и государственными расходами. В декабре того же года шах... созывает нечто вроде национального Совета — "меджлис", который больше похож на собрание нотаблей или на старые французские генеральные штаты, чем на палату депутатов.
Едва собравшись, меджлис принимается все в государстве исследовать, все реформировать (апрель-май 1907 года); он хочет быть учредительным собранием и законодательной палатой, государственным советом и верховным судом. Но эта палата, представляющая более крупные города (таков именно и есть меджлис), наталкивается на противодействие шаха, на интриги придворных и реакционной партии (июль-сентябрь). Сначала она берет верх и требует нечто вроде конституционной хартии с декларацией народных прав, которая должна даровать Персии парламентарный строй (октябрь-ноябрь 1907 года).
Но шах, видя, что и его личному благополучию и его власти угрожает опасность, поддается внушениям камарильи, придворных паразитов, наследственных хищников, и решает избавиться от меджлиса. В декабре 1907 года он делает первую попытку государственного переворота, но терпит неудачу и вынужден в пятый или шестой раз присягнуть конституции (январь 1908 года).
После этого, в продолжение шести месяцев (январь — июнь 1908 года), шах подстерегает промахи меджлиса и следит за его бессилием; меджлис оказывается неспособным справиться с анархией провинций, с разбойничеством на дорогах и в деревнях, с уличными бунтами и покушениями. С каждым днем, по мере того, как увеличиваются страдания народных масс, уменьшается число искренних приверженцев нового строя. Бомба какого-то террориста, ранившая шаха, побуждает его к новому покушению на парламент (февраль 1908 года). В последний момент он отступает, и опять продолжается изнурительная борьба (март-май); все ждут государственного переворота, и, наконец, он совершается 23-го июня 1908 года.
Шах бомбардирует и уничтожает меджлис, расстреливает или заключает в темницу патриотов; неблагонадежные должны массами бежать на Кавказ, в Турцию и в Европу: шах торжествует. Но тут происходит младотурецкая революция (июль 1908 года). Она не только придает смелости младо-персам: она еще доставляет им поддержку Стамбула и Анатолийской Турции. В то же время Баку и Тифлис посылают им дружины заговорщиков-фидаев (т.е. давших обет самопожертвования), а также «русских» (кавычки мои – Л.С.), армянских, грузинских и др. "бомбистов", которые, за умиротворением Кавказа, остались без дела и потому идут в страну шаха, приверженца царя, продолжать революционную борьбу. Эти элементы, как турецкие, так и «русские» (кавычки мои – Л.С.), наводняют Тавриз, и он восстает против Тегерана: в течение целого года (с июля 1908 г. по июль 1909 года) Тавриз не дает покоя шахским войскам.
Тавриз служит резиденцией наследника персидской короны: там он получает свое царское воспитание. Шах Мохамед-Алий, знающий слабости тавризцев, которых он сумел держать в повиновении лет десять, решает запугать их бомбардировкой и соблазнить путем переговоров и обещаний: он, мол, уничтожил мятежный меджлис, но обещает в течение трех месяцев созвать другой парламент (август 1908 год). Затем он вызывает волнения для того, чтобы не могли состояться выборы (октябрь — ноябрь). Далее, он изъявляет согласие только на государственный совет по французскому или русскому образцу, с тем, что он будет назначать большинство его членов, и роль совета будет чисто совещательная (декабрь 1908 года).
Но тут к тавризскому мятежу присоединяется восстание в Реште: Тавриз служит сухопутными воротами для кавказских фидаев, а Решт, на берегу Каспия, открывает им вход с моря. В то время, как Тавриз отвлекает маленькую шахскую армию, рештские дружины угрожают походом на Тегеран, чтобы заставить смириться шаха и его советников.
Расположенные между Рештом и Тегераном, высокие горы Эльбрус открывают только в одном месте узкий проход — казвинскую дорогу. Охрану ее шах поручает своим «казакам»-гвардейцам (кавычки мои – Л.С.). Он надеется, что этот путь, предоставленный России в концессионном порядке для торговых и почтовых сообщений, будет охраняться также и русскими военными отрядами. Он продолжает упорствовать вопреки советам, получаемым и от иностранных держав, и от окружающих его, и от его собственной семьи. Он думает, что отдельные мятежные вспышки будут потушены на местах, как и многие другие, которые то здесь, то там возникали в Персии и разбивались о терпение шаха, неудовольствие терпящих убытки богачей, нищету бедняков, голод, холеру — бичи Божии (декабрь 1908-февраль 1909 года).
Между тем, к мятежам тавризскому и рештскому прибавляется мятеж в Испагани (январь 1909 года)., Этот город, лежащий на перекрестке дорог, идущих в глубь страны от Персидского залива, служит воротами для английских товаров, и в нем английское влияние сильнее стало чувствоваться с тех пор, как торговый дом "Lynch Brothers" открыл караванный путь через бахтиарские высоты. Таким образом, испаганский базар сделался складочным местом для тканей, мануфактурных товаров, сахара и пряностей, которые выгружаются английскими кораблями, прибывающими из Индии и из Европы в Бушир на берегу Персидского залива и в Мохаммерах на Шат-эль-Арабе, откуда английские пароходики "Братьев Линч " везут их вверх по Каруну до Ахваза. Старшины бахтиар, пастушеского племени западных гор, сделались предпринимателями, почти товарищами англичан по транспорту на этой линии.
В феврале-марте 1909 года Испагань изгоняет своего коронного губернатора, призывает бахтиар и вступает в сношения с жителями Решта. По соглашению между революционерами юга и севера организуется поход на Тегеран.
Тогда шахом овладевает страх, и он обещает созвать меджлис, заранее соглашаясь на все реформы.
Но патриоты ничего больше не желают слышать: они начинают свое медленное, осторожное наступление на столицу.
Рештяне или, вернее, фидаи, занимают казвинскую дорогу. Небольшой отряд шахских казаков, охранявших Казвин, обращается в бегство. Бахтиары занимают Кашан и Кум и соединяются с реотанами. После этого Тегеран, поспешно оставленный шахом, сдается без малейшего сопротивления, и революционеры окружают дворец.
Через год после победы младотурок (июль 1908 — июнь 1909 года), почти в тот же день, торжествующие младо-персы заставляют шаха Мохамеда-Али отречься от престола; его одиннадцатилетний сын сменяет его на троне, и ограниченная монархия заменяет деспотизм... (см. фото Персидский шах и наследник престола)
Вот перечень событий последней персидской революции.
Но это — только изложение перипетий борьбы. А если станешь искать причины и связь событий, то попадешь в полный мрак – подумал Черкасов, продолжая чтение.
Вы хотите знать, почему Тавриз делается первым революционным городом; вы открываете “Perse d'aujourd'hui" на 37-й странице:
"Тавриз обязан своим развитием приходу монголов; из них — то естественно и образовалось его население. Турецкий элемент, ранее внесенный Сельджуками, растворился в новоприбывшей массе. Время, обычные в восточных странах переселения и исторические случайности создали в Тавризе богатую и могущественную аристократию.
Фамилия Джеханшахэ, теперь вырождающаяся, происходит от шаха Джехана, государя династии Черных-Баранов. Думбелии, давшие великих беглербегов ХVIII столетия, еще до сих пор поддерживают свой старинный престиж. В роду Куззат (множественное число от Каззи) звание судьи, переходило от отца к сыну. Келантеры были правителями двух кварталов, вверенных носителям этого титула. Мирза Тагя-хан, который был первым садр-азамом шаха Наср-эд-Дина, имеет в Тавризе влиятельное потомство.
Каджаров здесь мало, и они занимают незавидное положение. Одна ветвь сеидов, Табатабаи, происходящая от Хасана и, вместе, от Гусейна, переселилась из Испагани и в настоящее время представляет главную фамилию в Тавризе. Из нее вышли Векиль-уль-Мульк, хранитель печати велиада {Наследника персидского престола – Л.С.}, и Ала-уль-Мульк, бывший министром народного просвещения, а также выдающийся муштехед Низам-Эль-Улема. В этой фамилии поддерживается традиция, требующая, чтобы один из ее старших членов всегда состоял в сословии мулл; с другой стороны, такая же наследственность существует и в духовенстве: имам-джумэ и первые муштехеды должны быть сыновьями выдающихся духовных лиц прежнего времени"...
…"Знатнейшие таврижане сделались учителями современной Персии...
Замечательно, что эти аристократы-мусульмане, поддавшиеся русскому влиянию, не проявили ни малейшeго сопротивления революционной волне: как только шах уступил требованиям тегеранцев (в августе 1906 г.), таврижане заволновались"...
И все знатоки Персии дают нам такие же объяснения, которые им кажутся настолько же ясными, насколько они решительны, — а нас только заставляют сильнее почувствовать, как мало понятны нам их язык и их доводы.
Тем, кто ищет сравнений, кажется, что в азиатской и европейской истории у шаха было множество собратьев по царствованию, которые пережили такие же бури, — начиная с Карла I и его борьбы с палатой общин и кончая Абдул-Гамидом и взятием Илдыз-Киоска. Они вспоминают революции во Франции, в Германии, в Испании, в Японии, в России... но тут все — только поверхностные сходства; при первом же исследовании они исчезают.
Персидская революция это — не победа гражданских или религиозных сил над военной силой, не возмездие божеского права за насилия меча, не реставрация какого-нибудь микадо на место шогуна, как в Японии. Еще в меньшей степени она напоминает военный мятеж против теократии, как было в Турции и в Испании. Главной отличительной чертой последней персидской революции является то, что армия в ней не играла никакой роли — ни за шаха, ни против него: шахская гвардия даже не сделала попытки к его защите.
Персидская революция не может быть также названа бунтом новых идей против традиции, как было во Франции в 1879 году, в Германии в 1848 году или в России в 1904-1905 годах. И тем более ее нельзя сравнивать с взрывом национальных чувств против тирании иноземных законов, как в Испании в 1810 году, в Италии в период от 1830 по 1866 год или в Венгрии в 1849 году.
В Тегеране династия чужестранного происхождения царствовала к своей исключительной выгоде, следуя советам чужестранных покровителей; она ниспровергнута соединенными силами туземного духовенства, националистической буржуазии и чужестранной аристократии, призвавших на помощь чужестранных революционеров. Шах, туранец по происхождению и по языку, опирался на русского генерала и вымуштрованных на русский лад «казаков» (кавычки мои – Л.С.) и пользовался покровительством двух сговорившихся между собою врагов-англичан и русских. Он был взят под опеку муштехедами (звание, соответствующее иудейским книжникам) и купцами, персами по происхождению и языку. И это произошло, благодаря попустительству персидских чиновников и турецких аристократов, а также благодаря содействию армянских, грузинских и «русских» (кавычки мои – Л.С.) фидаев.
Странное получилось зрелище. Мусульманский деспот, основатель школ по французскому образцу, поклонник Европы, преобразователь своей империи, под контролем европейских капиталистов и таможенных чиновников видит, как поднимаются против него не только официальные служители ислама, но еще и европейские корреспонденты и клиенты! За то, что он захотел эксплуатировать свое государство по образцам европейской эксплуатации, он был обвинен одновременно и в нарушении законов мусульманской религии, — той религии, которую некогда навязало Персии арабское завоевание, — и в попрании тех прав человека и народа, которые революционная Франция передала западному миру.
Партия восставших называет себя и патриотической, и конституционной, и, вместе с тем, социал-демократической; но правильнее всего было бы назвать ее "национал-либеральной". Она вербует своих членов во всех зажиточных классах и во всех сословиях народа, начиная с тех элементов, которые мы в Европе назвали бы крайними правыми, и до наших крайних левых. Только труженики и бедняки, у которых нет своего мнения, не вмешиваются в борьбу. Но такие сторонящиеся составляют, по меньшей мере, три четверти всего населения. И вот, добившись власти, национал-либералы, эти преобразователи, эти конституционалисты устанавливают шиитский ислам в качестве государственной религии и запрещают парламенту всякие прения, которые могли бы кощунственно посягнуть на законы Корана или постановления их святейшеств, Двенадцати имамов, преемников Пророка {О шиитстве и его значении в духовной жизни Персии см.: Иольдцигер, «Лекции об исламе», главу «Секты и сектантство}.
Статья 2-я "Дополнения к основным законам", вотированного парламентом и обнародованного 7 октября 1907 г., гласит:
"В виду сего, просвещенным муштехедам (да продлит Всевышний благословение их жизни!) предоставляется решать, соответствует ли данный законопроект правилам ислама или нет, для чего официально учреждается особый Наблюдательный Комитет, состоящий не менее, чем из пяти муштехедов, которому предоставляется рассматривать и обсуждать все внесенные в парламент предложения и отвергать или перерабатывать всякий законопроект, противный мусульманской вере. В подобных вопросах решение означенного Комитета будет окончательным, и настоящая статья конституции останется неизменной до воскресения Двенадцатого имама, который придет, чтобы судить мир (да ускорит Всевышний его пришествие!)".
В других революциях потребности одного сословия, одной области или одной группы населения диктуют программу общих стремлений: французское третье сословие подняло революцию 1789 года против дворянства; в Британии радикальной реформы добивалась "черная" Англия каменного угля, машин и промышленников, восставшая против "зеленой", равнинной Англии помещиков и лордов; каталонские и андалузские сепаратисты, враждебно настроенные против еврейского Мадрида, мечтают об учреждении федеральной республики; в наше время трудящиеся массы борются против капитала и требуют себе права на счастье.
А в шахской империи не только не существует ни малейшей общности национальных стремлений, не только ни одна из ее провинций не имеет никаких общих со своими ближайшими соседками желаний и потребностей, но нигде, за исключением некоторых торговых корпораций, нет, по-видимому, ни малейшей солидарности, которая бы объединяла отдельных лиц.
Тот самый ислам, который в других местах всегда является мощной цементирующей силой, в Персии сделался причиной несогласий и споров. Каждый мусульманин-шиит создает себе свою религию; даже англо-саксонское христианство не имеет столь большого числа маленьких церквей. Персидские города представляют не что иное, как соединение кварталов, улиц, лавок; а все персидские вопросы, какую бы внешность ни придавать им, сводятся, в сущности, к мелким делам, в которых каждый преследует свои непосредственные выгоды: каждый знает только свою "лавочку".
Можно бы сказать, что в Персии идет правильная борьба между четырьмя или пятью группами населения, интересы которых противоположны: оседлых против кочевников; сельских жителей против горожан; буржуа против аристократов; податных сословий против откупщиков налогов; равнинных земледельцев против горных пастухов; промышленников и купцов с базара против "лендлордов" и начальников кланов. Но когда попробуешь применить эти категории к последним событиям, получается сумбур. И нет никакой возможности справиться с этими эфемерными комбинациями, с этими ежедневными "союзами и разрывами, в которых связующим и разъединяющим элементом является один только денежный интерес.
Придворный генерал, который никогда не принимал участия в войне и даже не присутствовал на маневрах, получает приказ шаха подавить революцию. Он покидает свою армию и отправляется к себе в имение. Потом он получает от шаха новый приказ, — и на другой день переходит на службу нации.
Кочевое племя, которое поставляло лучших рекрут для шахской гвардии, возбуждает жителей Испагани к революционным выступлениям и поступает к ним на жалованье, чтоб идти против шаха. Тот самый муштехед, который в 1906 году отличился самыми неистовыми проповедями, направленными против деспота, выступает в национальном собрании только затем, чтобы защищать все действия его величества. Чиновники и министры нового режима — те же самые, которые были при старом; и поступают они так же, как и прежде.
"Персидские дела", — говорят с горькой усмешкой более убежденные патриоты. Да, о персидских делах надо судить с персидской точки зрения. А если начать сравнивать их с другими революциями, то получится ложное представление.
Хотите поискать сведений у старых и новых знатоков Персии?
Рассказы знаменитых купцов ХVII столетия, — таких, как Пьетро дэлла Валле, Таверньё и Шардэн, — по истечении двух с половиною столетий остаются столь же точными, как и при своем обнародовании. В XIX столетии появился целый ряд блестящих дневников, отчетов и монографий, написанных французскими чиновниками и учеными, которые, начиная с дипломатических и военных миссий Жоберов, Гарданов и Фабвие и кончая археологическими экспедициями, как, напр., Дьелафуа и Моргана, — получали командировки от французского правительства или состояли на службе у царя царей. Английские дипломаты в течение того же XIX столетия дали нам не менее прекрасную коллекцию воспоминаний и описаний.
Особенно в последние двадцать лет, от лорда Керзона до майора Сайкса и В. Чироля, не проходит года без того, чтобы не появился на английском языке какой-нибудь толстый том, посвященный этому "Среднему Востоку" {Библиография по этому вопросу до 1891 года указана в трудах Керзона и Моргана, частью в начале книг, частью в начале отдельных глав. Для позднейшего времени отсылаю ваше высокопревосходительство (Черкашин улыбнулся), если вам будет угодно уяснить те или иные подробности, к библиографическим указателям, периодически появляющимся в разных Revues, Annates и Journaux (особенно — к ежемесячным указателям в «Geograpldcal Journal» и к ежегодным отчетам в 'Annales de Geograpliie»}.
Но все эти труды только оставят у вашего высокопревосходительства, все то же впечатление отдельных частностей борьбы и хаотического целого.