— Для чего ты собираешь гербарий, — спросила Лаура.
Деймон посмотрел в глубину парка, во всю длину аллеи, которая прямо с утра шуршала им осенним лиственным приветом, забирая к земле их мысли, остатки чувств. Вроде бы ветра не было, но казалось, что был слышен шелест — от корней елей шел запах увядших цветов и осени, последних летних дней, которые давно уж минули, оставив лишь листву на еще зеленом ковре парковых лужаек, хранящих собой тишину чьих-то шагов в неизведанные дали. Короткие детские шажочки: она вспомнила, как смотрела одним летним и чудесным днем на это чудо... маленький адмирал, ущипнув себя за короткие штанишки и ставя ножки совсем прямо, шагал, изображая пароход: он вытягивал губы и дудел в свою пароходную трубу. Он плыл в дальние страны, где его ждут прекрасные минуты еще не познанного счастья. Ему было хорошо. Ей, засмотревшейся на мальчугана, навеяло… внезапно и неотвратимо, что сказать себе после пятого аборта. Последнего. Врач сказал, что детей больше не будет. С какой-то порочной грустью смотрела в ту сторону, уже не видя ребенка, дрожали какие-то тени, мельтешили гомоном люди, идущие мимо, небо стало тяжелым и вязкий воздух не проходил в легкие, дышать оказалось как-то неестественно трудно, она взметнула на грудь руку, держала ладонью спазм, невольно моргая… воткнув средний палец в горловую ложбинку, и пряча от себя ужас внезапного осознания. Конечно же, она все поняла еще тогда, когда доктор огласил вердикт. Но не так все просто… Повернулась на каблуках как заправская танцовщица, ни на миг не потеряв равновесие, а каблуки-шпильки так удачно вынесли сей маневр, выдюжили, впрочем, она же не центнер весит. Внутри образовалась невесомость, но скоро прошла. Мыслей не было. И ушла даже не попрощавшись с уважаемым человеком. К нему-то уж точно претензий никаких.
Она перевела взгляд на Деймона, все еще смакуя вопрос и оставаясь этим взглядом на зеленом и усеянном листьями покрывале своих давнишних снов. Осень снилась часто. Особенно летом. А почему... ведь она ее совсем не любила...
У Деймона отвисла челюсть. Он зевнул. И вместо того, чтобы прикрыть рот, рукой показал вдоль аллеи, во глубину того пути, который они прошли, добравшись до этой одинокой на сотню шагов, и усыпанной листьями, скамейки.
Вырви ветер из пасти мрака.
Дай судьбе распознать в тебе вошь.
Ты не бредишь ли злая собака,
Воем злым мою тайну не трожь!
— Прости,.. что? — она очнулась.
— Я говорю, не... здесь нет смысла ставить магазин, видишь, если спускаться к реке, то между вон той оградой и по-оа... лисадником есть пустой проход... думаю это место не совсем подходит для подъезда транспорта.
Лаура посмотрела на него ясным взглядом своих изумительных глаз. Карих изумительных глаз. Но уже не наигрывая удивление, а стараясь понять саму себя и заодно его, так озабоченного своим очередным магазином. А зачем наигрывать удивление? Ну как зачем?! Потому что это Деймон! Он же постоянно разговаривает сам с собой; и как тут не наигрывать удивление, общаясь с ним... ему же должно быть хоть как-то понятно, что его слушают.
Вопрос о гербарии канул в Лету. Лаура отвела взгляд от лица Деймона и донесла его до ограды. И дотащила до по-оа... лисадника. Ветер иногда пошевеливал еще оставшуюся на ветках листву: она овладела ветром и загнала его к верхушкам сосен, сорвав с обглоданных веток этих несчастных кленов. Ветер ушел вверх, повинуясь ее взгляду, и заблудился в предвечернем мраке холодного осеннего неба.
Деймон сказал что-то. Она опустила голову и посмотрела на его сочные губы, которые он любил постоянно облизывать. Почему-то ей захотелось взять его за нижнюю и оттянуть вниз, чтобы посмотреть, как смотрят лошади в зубы. Зачетный жеребец. Чуть не расхохоталась, но только удивленно подняла брови и уставилась в него взглядом залетевшей дурочки. Такой взгляд не описать, просто... ей верилось, что именно такой взгляд, какой она сейчас «повесила на его лицо», вполне соответствует ощущению, когда узнаешь о залете, а вот тут рядом и папаша — жует губу и тащит свои мысли вдоль еще сырой после дождя аллеи, приглашая ее кружить вместе с листьями, мысленно и визуально, елозить вместе с ветром в облаках, и прощать друг другу эту последнюю совместную и чрезмерно осеннюю скуку.