«…внимание есть вмещение целого в часть,
вселенной в сверкающую росинку утреннего ириса» \М. Пришвин «Незабудки»\
Филимон Зайцев прилетел к себе в город глубокой ночью. Сразу же вызвал машину от «Яндекс такси» и сунул смартфон в задний карман брюк. Оператор колл-центра уверила, что машина уже ожидает в порту: водители специально рейсы подгадывают. Пройдя рамку контроля и получив на руки багаж свой, Филимон с облегчением выдохнул.
Щепкой втянуло его в бурлящий поток эскалатора… и выплеснуло уже на выходе из терминала. Стеклянные двери бесшумно разъехались, и он радостно ступил на родную землю. Будто саком огромным зыбкого света накрыл терминал всех комах непутёвых, и в мороке этом метались они, секунды свои доживая. А сразу за ним, — будто бритвой обрезал кто, — кромешная тьма. Лишь где-то далеко в степи сказочно и по-волчьи тлели городские огни. Филимон опустил чемодан и расправил затёкшие члены. Закинул голову, зажмурился, повёл ноздрями по ветру, ловя ночную прохладу… и тут же схвачен под руки был. Все кругом мельтешило, гудело, и не успел опомниться он, как его волокли уж куда-то — как будто нарочно подкараулили. Зайцев едва успел подхватить чемодан.
— Постойте, любезный. Да, пустите же меня, наконец! Я, конечно, извиняюсь, но, по-моему, вы того… — с кем-то меня перепутали… вы уверены?..— отдуваясь, пытался он вырваться, но после нескольких тщетных попыток сдаться был вынужден на милость судьбы.
— Хе-хе, разумеется. Аб-со-лю-тно, дорогой вы мой человек! Прошу вас, прошу. Вот сюда, пожаллте,— тащил его средних лет проворный мужичонка к своей машине.— Вам же на Курбатова, дом 10? Верно? Вот. Хе-хе. Видите, угадал? А-а-а! — приклацнул он языком.— Не первый годок-то в извозчиках! В нашем-то деле, что главное? — не зевай! А то, вишь, волки́ понаехали. Того и гляди: прямо изо рта кусок слямзят.— Он шустро открыл заднюю дверцу машины и мягко впихнул Филимона в салон, затем оббежал машину сзади, хлопнул багажником и нырнул на водительское сидение.
Причём, Филимон вовсе не был уверен, положили ли туда его вещи... и цел ли его телефон: когда заталкивали его в машину, что-то подозрительно хрустнуло… под ним, на сидении.
— Вы хорошо дверку закрыли? — просунул голову водитель к Зайцеву.
И тут, наконец, Филимон разглядел своего «похитителя». Ярчайший образчик Сократа уездного: лоб высокий в залысинах славных светится в нимбе кудрей своенравных; пуговки-глазки до блеска натерты. От взгляда такого поднимется мёртвый: столько участия в нём и заботы — признак щедрейшего сердца работы…
— Да я без внимания… сейчас проверю — засмотревшись невольно, не сразу и виновато пробормотал Филимон.
— Эт точно, — хихикнул таксист, и, кажется, даже слегка подпрыгнул на месте, — внимание — не ваш конёк. Эт сразу заметно. Хе-хе. — И он растянулся в радушной улыбке.
Крутнувшись волчком, он завёл двигатель, и машина тронулась с места. Затем, подруливая левой рукой, правой покрутил зеркало заднего обзора и подмигнул в него Зайцеву — годится, мол, налажен контакт:
— Вот я и говорю… сразу я понял…
«Что ты там понял? Боже мой, не уж-то психолог? этого ещё не хватало…» — сморщился Зайцев, стараясь не думать о сломанном телефоне. Отрешенно уставившись взглядом в сидение, он чувствовал себя полной развалиной. Смена часовых поясов, хронический недосып… Несвежие полотенца, рубашки, вечно измятый костюм; новые, новые лица-манекены, дежурные улыбки принимающей стороны, рафинированное хамство персонала отелей… и это постоянное чувство брезгливости от липкости собственных рук и корпоративных игрищ, важно именуемых «тренингами». Бррр!..
— … сразу понял, — продолжал таксист, — ну, что вы мой. Во-первых, — в костюмчике, хоть и помятеньком, обувка, опять же — не совсем, гм-м… пролетарская. Гы… Во-вторых, слеповатый: грамотей, стало быть, — вышли себе, щуритесь. В-третьих, не встречает никто… Вот. А, значитца, — в Барвиху, к крутякам, — это точно не вам, и в бомжацкий райончик — тожет мимо... Что остается? Правильно — ни то, ни сё, — на Курбатова, значитца. Перебрал заказики-то, отсеял… смекаете, ну? Гы…
— Удивительно, — фыркнул Филимон.
— А-а-а! Не вы один, все удивляются, — и он опять клацнул языком. — А всё почему? Внимательный я! Оченно! Да. Что есть, то есть — эт дядя мой воспитал меня. Музычку, может?
Зайцев немедленно в ответ заявил согласие, и отчаянно затряс головой: давай, давай музыку свою.
— Нет? Ага-а! Так я и думал, — не ничего лучше́е задушевной беседы… после странствий, гм-м… — пожевав губами, водитель помолчал немного и продолжил. — Удивительнейший, я вам скажу, человек был мой дядя! В ОБХСС, следователем служил. Так вот. Он, значитца, мне и говорит как-то. Вадик, — Вадик эт я, — знаешь, что самое главное в нашем-то деле? — Внимание! Да-а-а… Славный был человек. Многих «приземлил» в свое время…
Уткнувшись лбом в ночное окно, Филимон на секунду забылся…. Ехать предстояло долго, около часа. Лицо его дрожало в неверном свете зеленых огней приборной панели. За бортом «волчьи» огни слились в единую свистящую ленту. «За что мне все это? — размышлял Филимон. — Коллектив вот этот... Сам же, дурак, напросился, на свою голову… в команду, большинство из которой в IT-проектах ничего более, как «скопипастить» да подкрутить фреймворки готовые, не смыслят, — сколько б ни морщили гармошки на лбах своих медных! А вот это постоянное «чувак» и «команда»?.. Не, надо завязывать, лучше фрилансить уж… как прежде. А жаль. Как жаль... Всю свою жизнь гонял в одиночку, волчарой, и вот, наконец, потянуло к людям его, в кои то веки, и что? М-да… ненадолго ж её хватило, радости общения. Горбатого, видно…»
— Не, вы не думайте… работяг не щипал он, не-е-ет — жирдяев одних тока. Вот... Люди, они, говорит, Вадик, — все разные-то. Эт с виду только они похожие, что тебе лепесточки на дереве. Смекаете, об чём это он? — таксист подмигнул Зайцеву. — К кажному свой подход, говорит, нужен… к кажному! — И он поднял над сидением указательный палец. — На то он и человек. Смотришь: вроде и обычный, и неприметный, кажись. А ежели присмотреться… как следует, да копнуть, так сказать, поглубже… Вот. По-человечески надоть с ним, с человеком-то…
«Боже мой! Ещё целый час выслушивать это… если повезёт». — В ужасе обхватил Зайцев голову. И от одной только мысли этой ему уже становилось дурно. Но не так страшен чёрт, как его малюют, да и за душевной беседой время летит почти незаметно… Вот и дом родной уж под носом, считай. Шелестя шинами по асфальту двора, «такси» неслышно подъехало к дому Зайцева. Водитель заглушил мотор. Филимон, с тяжелой, как чан, головой с трудом выбрался из машины, буркнул «спасибо», и, не оглядываясь, направился к своему подъезду. Затем остановился вдруг, обернулся было, собираясь, видимо, что-то сказать, но только махнул рукой.
— А чемоданчик, любезный! Эй… — крикнул таксист Филимону вдогонку и выскочил из машины.
— Вот так вот и мучается человек… от рассеянности своей, от невнимательности… всю жисть, бедолашный, — грустно подытожил поездку таксист, извлекая из багажника чемодан Зайцева. — Держите, ужо. Филя, вы, простофиля! Хе-хе... А спасибачки де?
— Да как же вы надоели мне! — взвизгнул вдруг Филимон, и, выдернув чемодан из рук обалдевшего таксиста, рванул к подъезду.
«Да! Нервишки ни к черту. Завязывать надо с работой этой», — думал Зайцев, прикладывая ключ-таблетку к домофону двери.
«Вот те, фрукт, — думал таксист, ошалело смотря вслед улепётывающему пассажиру. Грюкнув в сердцах багажником и отбуцнув подвернувшегося под ноги кота, он забрался в машину и завел двигатель, — всю дорогу, значитца, распинаешься перед ним, нянчишься, сопли евонные подтираешь… и на тебе! Вот те, и дядя! На секундочку только… послабь внимание… и на тебе!..»