Плохих времен не бывает

                АГАФЬЯ  ИРИКОВА


                ПЛОХИХ  ВРЕМЕН  НЕ  БЫВАЕТ


                МОСКВА   2020








                ПАМЯТИ   ТАТЬЯНЫ  ИННОКЕНЬЕВНЫ 
                СКОРНЯКОВОЙ               
 


                ПАМЯТИ  «РУССКИХ КИТАЙЦЕВ»




               
                Часть  1.

                Х А Р Б И Н

                Милый город, горд и строен,
                Будет день такой,   
                Что не вспомнят, что построен
                Русской ты рукой.

                Арсений Несмелов, Харбинский поэт


                Глава 1.


     Это был очень молодой город. Считали, что город и железная дорога на территории соседней страны станут оплотом восточных рубежей Российской империи на целых  сто лет, как гласил договор с китайцами. Но империя рухнула, а город и железная дорога  остались. Как оказалось, ненадолго. Русский Харбин просуществовал в Китайской  Маньчжурии с 1898 года до конца 60-х ХХ века.
     Элита технической интеллигенции России съезжалась сюда. Аркадий Петрович Серебряков не задумывался, принадлежит ли он к какой-либо элите? Предложили перспективную интересную работу да еще с прекрасными бытовыми условиями – он и согласился.  Не беда, что далеко от центра России, это даже интересно!
     - Лизонька, есть чудное предложение! -  не скрывая ликования в голосе,  сообщил он жене. – Все наши проблемы будут разом решены. И переедем из Москвы, как мы мечтали.
     - Любопытно! Рассказывай скорее! – живо откликнулась жена.
     - Представь себе прекрасный молодой город. Он построен возле железной дороги, изначально, чтобы эту дорогу обслуживать. Это – Харбин.  Мы ведь мечтали побывать за границей, купить хорошую квартиру, дать Пете отличное образование…
     - Ах, милый, о чем мы только не мечтали…  Это так неожиданно. Харбин ведь в Китае? Как далеко.  Просто край света. И что же, большой ли город? Что там имеется?
     - Ему уже семнадцать лет. За малый срок из никому не известной маньчжурской деревушки он превратился в прекрасный город. Построен
среди  болот,  на  берегах  сразу  двух  рек;  его  часто  сравнивают               
с Петербургом. Харбин хвалят за удачное месторасположение, за архитектурное решение. Вот, посмотри, мне дали несколько фотографий. Есть в этих зданиях свой шарм, согласись?
     - Да, конечно. Но пока не увидишь своими глазами, судить трудно. Меня интересует практическая сторона вопроса. Каковы условия жизни горожан? Есть ли магазины, существуют ли трудности с продуктами питания, с любыми необходимыми товарами? Какие там учебные заведения, имеются ли рестораны и клубы, а в первую очередь – есть ли хоть один православный Храм?
     - Должен тебя успокоить. Квартиру обещали в районе, который называется Новый Город. Говорят, это очень зеленый район. На некоторых улицах высажены деревья одной породы: улица берез, тополей, вязов и другие. Что касается магазинов, их немалое количество. Ни в чем жители не испытывают недостатка. Есть и учебные заведения, есть и Храмы. Заметь, в каждом городском районе свой Храм. Даже среди китайцев немало православных христиан. Кстати, квартиру нам предоставят бесплатно. Банк, в котором мне предстоит служить, имеет отношение к Китайской Восточной железной дороге, КВЖД, как ее называют. Это дает нам огромные льготы. Сама убедишься, Лизонька. Думаю, мы не пожалеем о своем решении.
     Супруга, видя, как муж заинтересован перспективами, конечно же, согласилась. Она всегда поддерживала его начинания.

     Шел 1915 год. Сыну Пете исполнилось семь лет, когда семья переехала в Харбин. Аркадий Петрович был старше своей любимой жены Елизаветы Сергеевны на целых пятнадцать лет. Но парой они были замечательной. Елизавета Сергеевна,  спокойная, рассудительная, никогда  не повышла голоса. Ее прекрасные серые глаза излучали такую любовь, что существование  рядом с ней было праздником для близких людей.   
 
   Лиза, Лизонька, Лизочек, как называл ее папа. Всегда, когда случалось что-то приятное в жизни, Лиза  вспоминала папу:  вот бы порадовался! Мелкопоместный дворянин, рано овдовевший, он совершенно не умел вести хозяйство, еле-еле сводил концы с концами. И умер ранней весной – сильно промок, простудился и «сгорел» в одночасье…  Поместье ушло за долги.  Лиза пошла в гувернантки.  Лизонька… Кто придумал звать тебя по отчеству?
Она служила гувернанткой в семье внезапно разбогатевшего купца  Золотарева. Огромный их дом в Замоскворечье, совершенно бестолково
устроенный, был наполнен дорогими вещами, не сочетавшимися друг  с
другом,  поэтому  выглядевшими безвкусно.  Лиза  страшно уставала  от
этой безвкусицы, шумных и непослушных детей,  крикливой  хозяйки. В               
последнее  время старший хозяйский сын Антон, которого мамаша называла «Антуан», стал уделять Лизе пристальное внимание. Его сальные шуточки, «засады», устраиваемые в длинных темных коридорах, стали раздражать Лизу.  И сегодня в ответ на наглые приставания Лиза отвесила «Антуану» такую звонкую пощечину, что из «будуара» выскочила гневная мамаша.
     - Ты что, сучка, сына хозяйского хлещешь по щекам? – завизжала она.
     - Сам виноват, - отрезала Лиза. – Я не позволю так со мной обращаться!
     - Ишь, цаца какая! Другая бы за счастье почитала, когда на нее такой красавец внимание  обратил! Все! Надоела! Уволена!
     Хозяин не стал разбираться. Лизе едва заплатила половину полагавшегося жалования.  И вот – поздний вечер, полутемная улица…  С одним саквояжем Лиза еле плетется по скользкой зимней дорожке. Впереди – свет, фонари. Там людская толпа, там можно найти какое-либо жилье, временное пристанище, ужин. И вдруг – кто-то ухватился за саквояж! Боже! Жалкие пожитки, мамин портрет! Лиза из последних сил вцепилась в саквояж и закричала, вернее, завизжала, как резаная: 
     - Спасите, убивают!
     Грабитель оторопел:
     - Ты, дура! Кому ты нужна? – От неожиданности он ослабил хватку. И вдруг отлетел от Лизы, получив сильнейшую оплеуху:
     - А ну, отойди от девушки! – прозвучал строгий мужской голос.
     Грабитель растворился в полумраке, а обессиленная Лиза села прямо в грязный снег.
     - Милая дедушка, вам плохо? – теперь голос показался Лизе приятным. – Вставайте, я помогу. – он легко поднял Лизу , поставил на дорогу.  – Пойдемте, тут рядом чайная, можно подкрепиться немного.
Сопротивляться не было сил. В чайной Лиза попросила:
     - Давайте сядем куда-нибудь в уголок. А то я грязная, мятая, как попрошайка!
     - Что вы такое говорите! Ну, ладно. Присаживайтесь к стенке, а я - с краю.
Человек! Соберите-ка нам что-нибудь повкусней. Чай горячий, булки с маком. Пироги  какие имеются?
     - Пожалте-с, пироги с капусткой, вязигой, с рыбкой очень свежие!
     - Ну, неси скорее! Мы голодные да замерзшие!
     - Ох, - прошептала Лиза. – Зачем вы столько заказываете? И не голодна я совсем.
     - Зато я голоден, как волк, - улыбнулся спаситель.- Позвольте представиться: Аркадий Петрович Серебряков, финансист. Думаю, повод  для знакомства у нас имеется?
       - А я – Лиза. Елизавета Сергеевна Челишева. Гувернантка. Бывшая. Теперь уж и не знаю, кто я по профессии? – она судорожно вздохнула. – Думаю, моя бывшая хозяйка постарается ославить меня так, чтобы нигде на работу не взяли.
     - Успокойтесь, прошу вас. Расскажите, что произошло, почему вы оказались  на улице? Знаете, на все Божия воля. Пройдет совсем немного времени, и все уладится. Вот увидите.  Давайте пить чай. А потом подыщем вам пристанище.
     - Спасибо. Я так благодарна вам …  Не знаю, что бы делала, если бы не вы.
     - Думаю, вы легко справились бы с любым разбойником .  Он сам вас испугался, правда-правда. Помните, как отскочил от вас?
     Лиза рассмеялась. Так тепло стало на душе, будто разговаривала со старым другом…
     Через два месяца Лиза и Аркадий поженились.

     Насколько помнил Аркадий Петрович,  все предки его по отцовской линии были моряками. Звезд с неба не хватали, чинов высоких не имели, но служили царю и Отечеству честно. Аркадий был единственным и поздним ребенком в семье. Выйдя в отставку, отец стал преподавать в Морской школе в Кронштадте. Матушка не покидала его никогда. Это она настояла, чтобы Аркашенька стал финансистом.  Люди небогатые, они сумели дать сыну хорошее образование. После окончания коммерческого училища он обучался в Высшей коммерческой школе Берлина – и весьма успешно. Вернувшись на Родину, работал в банковской системе. Больших высот пока не достиг, но надеялся…  Аркадий переехал из Петербурга в  Москву и снимал небольшую квартиру в центре города. А в Замоскворечье, где произошла знаковая встреча с Лизой, попал случайно. Хотя, как известно, ничего случайного не бывает. И вот – жизнь семейная. Аркадий и Лиза полюбили друг друга сразу и навсегда. Трудно было найти такую гармоничную пару среди их знакомых.  А рождение сына Петра, Петечки, стало для них самым счастливым событием 1908 года. Мальчик был точной копией отца – такой же разумный, спокойный, самостоятельный. А в 1920 году в Харбине родилась долгожданная дочка Таня.

                Глава  2.

       Домашним хозяйством управляла няня-китаянка, по-китайски «Ама», «Амочка», как называла ее Таня. Имя няни было Лу Мейлин. Она легко изъяснялась по-английски, а по-русски училась говорить вместе с Таней.  Какие слова выговаривала Танечка, те  Ама осваивала без труда.  Таня же                повторяла за ней китайские слова. Ама всегда в работе. Небольшого роста, худенькая, невероятно вынослива; руки ее трудились без остановки. Она заняла прочное место в доме Серебряковых. Обожала и баловала Таню. А девочка росла шустрая,  любознательная и озорная.
     Иногда Ама и Елизавета Сергеевна готовили китайскую еду. Это было целое событие в жизни семейства, о котором объявлялось заранее.  Все обожали пельмени из нескольких  сортов мяса с зеленью, свинину в сладком соусе, курицу карри, приготовленные на пару китайские супы, молодые побеги бамбука. Любое из этих блюд было трудоемким, требовало множества компонентов, приправ. Но результат всегда превосходил все ожидания. Китайская культура еды быстро привилась в семье.  Необходимое условие китайской кухни – «радовать глаз» - должно было соблюдаться во всем: в цветовом сочетании посуды и еды, на ней разложенной, в соответствии «формы и содержания» - какова форма коробочек, корзин, в которые  уложены фрукты или овощи, такова форма этих самых продуктов.  С помощью различных китайских приправ и соусов изобретательно сочетали традиционную русскую кухню с китайской.  И Таня получила эту «прививку» на всю жизнь.

     Раз в году Ама отправлялась на месяц в отпуск к себе в деревню. Там у нее сын. Серебряковы ожидают ее приезда с нетерпением. Таня каждое утро хнычет:
     - Когда Амочка вернется?
     Наконец, в сопровождении сына приезжает долгожданная  Мейлин. В огромной корзине с круглой крышкой уложены чудесные персики. Такие нежные и сочные – лучше не бывает! Каждый персик помещен в отдельный бумажный пакет, в котором он и вырос.
     - Ах, Аркаша! – восклицает Елизавета Сергеевна.- Только терпеливым китайцам под силу так ухаживать за плодами. Подумать только, каждую завязь пристроить в отдельный пакетик! Зачем это, Ама?
     - Чтобы цвет хороший была. Чтобы ровный была, кожица нежная, как у Таня.
     - А что это за сорт, скажи, пожалуйста?
     - Фейгин-Фу-Тау. Это старинный сорт. Давным - давно, когда правила династия Цин, персики за 300 километров несли к дворцу на коромыслах.
     - Ама, правда ли, что персик один из благословенных плодов по буддийской религии? – спрашивает любознательный Петя.
    - Да. Еще  два плода  благословенные  - гранат и цитрон. А персик – Древо Жизни. Ешьте, будете жить долго, и Ама  с вами!               

                Глава 3.

       Серебряковы занимали прекрасную благоустроенную квартиру на втором этаже трехэтажного дома в так называемом  Новом городе на Большом проспекте. Каждый член семьи имел собственную комнату, да еще две комнаты были предназначены для прислуги.
     Позади дома Серебряковых был просторный тенистый двор, к которому примыкали несколько менее затейливых домиков в один-два этажа, где обитали люди не очень обеспеченные, но и не бедные.  Дворовая «команда» у Тани была самая разношерстная, а жизнь детей вполне безмятежна. Дети разных национальностей играли, разговаривали на смеси языков, пели на всех языках песенки, такие как «Момо-Таро-сан» - обожаемую Таней песенку о мальчике-персике на японском языке…
     Таня была тоненькая, светловолосая и кудрявая с серыми лучистыми глазами. Ангел,  да и  только! Но под ангельской внешностью таилась такая озорница! Девочка обожала живые спортивные игры – догонялки, прятки, казаки-разбойники, лапту и всевозможные игры в мяч. Если бы позволили, она пропадала бы во дворе с утра до позднего вечера. Но приближалась школа. Пора было браться за ум. И вот, папа подарил ей к Пасхе фарфоровую               
французскую куклу.
     - Танюша, пора почувствовать себя девочкой, - сказала мама. – Поблагодари папу.
     - Спасибо, папочка! Ух ты! Какие у нее глазки! А как ее зовут?
     - Так же, как тебя, милая. Видишь, на коробке написано?
Кукла была красавицей с фарфоровым личиком и закрывающимися глазками. Страстное желание открыть тайну этих глазок одолевало Таню. Тайком она вынесла куклу из дома. Какой интерес наслаждаться таким чудом в одиночестве? Верные друзья собрались за сараем. И вот – голова оторвана и вынуты глазки.
     - Ох, - разочарован Сашка. – Смотри, они внутри просто приклеены чем-то серым.
     - Ага, вот еще какая-то проволочка посередине с шариком на конце. Ничего интересного! – подвела итог Наташка.
     Таня, расстроенная, еле сдерживающая рыдания, беспомощно обвела друзей глазами:
     - Что же теперь будет?
     - Выпорет тебя отец, Танька! – как будто с удовлетворением  заключил Сашка. – А давайте мы эту голову выбросим в нашу уборную? Ты, Танька, сделай вид, что ничего не знаешь. Может, крысы ей башку отгрызли?
     Вечером папа спросил дочку про куклу. Таня опустив глаза, тяжело               
вздохнула. Врать она не умела, но очень старалась.
     - Не знаю, папочка, что тебе и сказать. Понимаешь, голова у куклы… пропала.
     - Как это? Ну, давай искать, - усмехнулся папа.
     - Давай, давай же поищем, - невинным голоском вторила Таня.
     А из уборной ямы печально глядели два голубых светящихся глаза. Только из Таниной квартиры никто эту уборную не посещал. Кроме Танечки. И когда она увидела эти глазки на следующий день после происшествия, ей стало невыносимо жалко бедную куклу. И наконец, наступило раскаяние. Таня побежала домой , прижалась к маме.
     - Милая, что с тобой? Тебя обидел кто-нибудь?
Захлебываясь слезами, Таня не сразу смогла поведать свою историю. Получалось нечто невразумительное.
     - Подожди, подожди! Так ты сама придумала исследовать, почему кукла моргает? – пытаясь сдержать смех, спросила мама.
     - Ну, да-а-а, С-сама. Ребята помогли только. Мамочка, спаси ее! Она там одна лежит в какашках и … смо-о-отрит! – Таня снова зарыдала.
Папа вернулся с работы:
     - Что случилось? Кто это сырость развел? И, кажется, лягушки квакают? Ой,               
Да это плачет наша Таня! Вот уж, невиданное дело! Ну-ка, признавайся, что  натворила?
     Таня не в силах была говорить. Только мычала. Помогла мама:
     - Видишь ли, Аркаша, оказывается, в нашей семье растет ученый-исследователь. Танечка препарировала куклу, чтобы узнать, как устроены ее глазки. Испугавшись наказания, она выбросила голову и глазки в уборную во дворе. А теперь переживает и жалеет о содеянном. И еще хочет, чтобы мы с  тобой спасли несчастную. Верно, Таня? 
     Виновница кивнула.
     - Вот что, доченька, - улыбнулся папа. – Мы очень тебя любим, желаем тебе только добра. Пожалуй, ты достаточно подросла, чтобы начинать подготовку к школе. Завтра познакомишься с мисс Доусон, англичанкой. Она научит тебя правильно говорить по-английски и по-французски, подготовит к обучению в гимназии, а также манерам настоящей леди. Ты не против? – Таня опять кивнула. – А что касается глазок, головы и уборной, придется забыть об этом, милая. Боюсь, мы не сможем спасти то, что осталось от куклы. Даже если найдется смельчак, который вытащит бренные останки…- (мама тихо хрюкнула),-  запах от них будет неистребим. Смирись с этим, Таня. И пожалуйста, не обманывай нас никогда. Если бы ты поделилась со мной своими мыслями, возможно, мы нашли бы другой выход…
     На следующий день в квартире поселилась мисс  Энни Доусон, молодая симпатичная англичанка. Она сумела подружиться с Таней, но на голову себе
сесть не позволила, была в меру настойчивой и строгой. К поступлению в
 английскую гимназию Таню подготовила отлично. Кроме приличного знания английского и французского языков, Таня получила в подарок от мисс Доусон благородную осанку.

                Глава 4.

     Нельзя сказать, что Петя, старший брат, не участвовал в жизни Тани. Напротив, он всегда был внимателен и готов помочь сестренке. Но двенадцатилетняя разница, разумеется, сказывалась. Петр был замечательным сыном и братом. С малолетства в нем проявилась способность к иностранным  языкам. Он удивительно умел строить в своем уме целые системы, находить сходство в языках и запоминать слова. Родители владели  английским и немецким языками, по-французски неплохо изъяснялась Елизавета Сергеевна. Когда мальчик поступил в гимназию имени Достоевского, где с первого класса изучали английский, ему было легко учиться. Петра увлекали и другие европейские языки .               
        - Сынок, меня радуют твои интересы, - сказал отец. – Знаешь, в городе
имеется отделение Христианского Союза молодых людей. Замечательная
организация,  созданная в Европе еще в середине  XIX  века для повышения духовно-нравственного  уровня молодежи. Знаешь, какой у них девиз? «Жить в доме у дороги и быть другом человеку». Они пытаются создать среди членов организации особую, доверительно-располагающую атмосферу.  Это – независимый национальный центр культуры рыцарского братства. В здании Христианского Союза есть спортивный зал, библиотека, читают лекции по гуманитарным наукам, литературе и праву. Для начала хочу тебе предложить поездку в летний лагерь «Костровые братья». Познакомишься с ребятами, укрепишь здоровье. Потом и определишься.
     Разумеется, Петр согласился – и не пожалел об этом. Дружеские связи, появившиеся в то время, сохранились на всю жизнь. После шестого класса гимназии Петр поступил в Колледж Христианского Союза, а потом продолжил обучение  в Иностранном отделении  Харбинского филиала Пражского университета. Не по годам развитый юноша обратил на себя внимание преподавателей. Ему предлагали обучение в Европе, но Петр отказался. Он не хотел покидать семью. Тем более, что в Харбине он мог заниматься тем, что так его увлекало: восточными языками  и философией. В Харбинском  университете он начал изучать японский язык. Китайский же знал на уровне бытового общения.
     Русские в Харбине не удосуживались говорить на языке той страны, которая стала их второй родиной. Китайцы говорили по-русски, но               
своеобразно, они создали особый жаргон. Петя, смеясь, рассказывал родителям, как во время прогулки с Андреем Орловым решил купить пару яблок у китайского торговца на улице. Андрей сказал:
     - Учись, Петруша, как надо разговаривать с торговцами! – и обратился к китайцу.
      -  Ходя, твоя почем яблоки продавай?
     - Шибко дешево. Солок копеек десять штука. Твоя сколько яблок хочи?
     - Нет, твоя прямо говори, играй-играй не надо!
     - Моя иглай-иглай нету. Моя плямо говоли.
     Петр покатился со смеху:
     - А что такое «играй-играй»?
     - Значит, - пояснил Андрей, - задирать цену. «Прямо говори» - значит, цену назначай без запроса. Понял, как надо торговаться? Эх ты, книжный червь! Восток надо изучать не только по книгам, на улицу выходи чаще. Кстати, обрати внимание на яблоки. Видишь, на красных боках  белые иероглифы?
     - Ну, да. Вижу. Означают «счастье, радость, благоденствие». Как это они пишут?
     - Наклеивают бумажный иероглиф на яблочный бочок, плод с ним и растет. Сорт краснеет при созревании. Потом, когда созреет, яблоки снимают, бумажки отрывают. Видишь, какая красота? Учись предпринимательству!
     - Вот спасибо тебе за урок! -  с улыбкой поблагодарил Петя  друга.
    Петр уже был студентом, когда Танечка поступила в гимназию.

                Глава  5.

     Каждое утро детей собирали в актовом зале  женской гимназии, и строгая мисссис Лоу читала «Отче наш»  по-английски. Удивительно, но дети разных национальностей мирно уживались. Таня сидела за одной партой с Цилей Фельдман, еврейкой. Та было дочерью коммуниста, что не мешало ее папаше иметь шикарный особняк.  Дочь и сына развозили по школам каждый день на авто.
     Учеба давалась Тане легко. В гимназии была система карточек.  Оранжевая карточка  обозначала  самую высокую оценку; желтая – самую низкую;  зеленая – среднюю ; красная - оценку  хорошую.  У  Тани за  все время  учебы  были  только оранжевые  и  красные  карточки.  Ну, а   любимые  предметы  у непоседливой Татьяны были гимнастика и танцы.  А Циля,  полноватая  и неповоротливая, к тому же тугодумка, училась бы гораздо хуже Тани, если бы не папины денежки. Как-то во втором классе Циля пригласила Таню в гости.  Авто, присланное за Татьяной, произвело впечатление. А вот особняк ей не понравился:  скучно! Побегать нельзя. На каждом углу слуги. Только и шепчут: «Тише, тише, барышни!»
     Для кукол у Цили отведена целая комната.  Одна из кукол напомнила бывшую Танину «подопытную».
     - Слушай, Цилька! – сказала Таня. – Мне папа подарил точно  такую. А я задумалась, как же глазки ее работают? Знаешь, что я сделала? Рассказать?
     - Расскажи! – зеленые глаза Цили от любопытства стали совсем круглыми.
     - Открутила ей голову и все рассмотрела.
     - И что? Интересно?
     - Не-а! Там все приклеено и проволочки какие-то. Не стоило трудиться. Зато теперь мне в куклы играть не интересно. Давай в «Морской бой» поиграем?
     И девочки принялись самозабвенно «резаться» в «Морской бой», а обиженные куклы в недоумении взирали на них с полки.

     Харбинская идиллия омрачалась социально-опасным явлением – бандитизмом.  Постоянную угрозу представляли собой хунхузы. Очень часто               
разбойники похищали кого-нибудь из горожан в надежде получить выкуп. Особенно страдали богатые китайские дельцы, русские эмигранты и евреи. Беда случилась с Цилей и ее братом, когда их везли на авто после занятий в школе. Хунхузы, остановив авто, разоружили шофера и заставили его ехать за
город.  Тот умышленно стал вести автомобиль так, чтобы обратить на него внимание полиции, а когда представился случай, ударил одного из бандитов.   Другой  хунхуз  ранил  шофера.  Воспользовавшись замешательством, сопровождавшая детей няня вытолкнула их из машины, спасла ценой собственной жизни.  Убийц поймали. А семейство Фельдман вскоре переехало жить в Шанхай. С этого момента и до окончания гимназии соседкой по парте Тани стала Надя Вербицкая.
     А няня-Ама начала обучать  Таню приемам самообороны с помощью бамбуковых палок.
     - Ой, да  я умею драться! – заявила Таня. – Мы с ребятами во дворе в мушкетеров играли. У меня хорошо получалось сражаться на шпагах.
     - Где же вы взяли шпаги, глупенькая? – у мамы расширились глаза от удивления.
     - Где-где, да это же прутья были! – засмеялась Таня над маминым незнанием простых вещей.
     - Прутики тебе не помогут, если хунхузы схватят, - сказала мама. – Бамбук крепкий, им можно ударить очень сильно и больно. Главное, неожиданно. Пока хунхуз сообразит, кто его ударил, ты уже убежишь.
     - Но я не смогу таскать с собой всегда и везде огромную палку! –
воскликнула Таня.               
     - Палка может быть маленькой, главное, уметь с ней обращаться. Она может быть не хуже ножа, - сказала Ама. - В жизни бывают такие минуты, когда женщина должна постоять за себя сама, если помочь некому.
     - Ладно, - согласилась Таня. – Только пусть мама с нами занимается. А то вдруг  ее похитят хунхузы? Мамочка у нас красивая!
     С тех пор женская часть семьи регулярно занималась китайским боевым искусством, естественно, в доступном им виде.
     Преподавание большинства предметов в гимназии велось на английском языке.  А французскому языку обучала настоящая француженка, мадам Люси. Ее муж, бывший белый офицер, подружился с Таниным отцом. Татьяна часто вспоминала, как мадам пришла к ним на обед позже, чем ее муж и громко заявила:
     - Алекс, почему ты не учишь меня красивым русским словам? Я сейчас наблюдала драку русских извозчиков и записала за ними, - она открыла изящную записную книжечку и прочитала присутствующим отборный русский мат…
     Таня никому не рассказывала об этом случае, даже своей лучшей подруге               
Наде. Хотя рассказать очень хотелось, так и подмывало. Но мама запретила категорически.
     - Танечка, я понимаю, как это смешно. Но мы смеемся по-дружески, без  злобы. А если об этом узнают в школе, бедную Люси затравят. Алекс, в свою
очередь, смертельно обидится на папу.  А папочке нельзя расстраиваться. У него слабое сердце.
     Вот Таня и промолчала. Оказалось, это просто. Молчи, если тебя никто не спрашивает. Это был урок для Тани, который стал одним из ее жизненных принципов.
                Глава 6.

     Даже смена власти в России не нарушила уклад жизни в Харбине. КВЖД перешла под общее управление новой российской власти в Китае. А работники КВЖД автоматически стали гражданами нового Российского государства. В том числе и Танина семья.
     Накануне нового 1927 года Аркадий Петрович, усталый, после поиска  рождественских подарков, заглянул в маленькое кафе в районе Порта. Заказав чашку кофе, он немного расслабился. Неожиданно услышал:
     - Серебряков! Аркадий! Вот радость-то! А я тебя искал! – к нему приближался мужчина в поношенном мундире морского офицера.
Если бы не мундир, Аркадий Петрович ни за что не узнал бы его, Георгия Крашенинникова, сослуживца отца по военно-морской школе.
     - Вот это встреча! – оживился Аркадий. – Рад, рад! Какими судьбами? Давно ли из России? Когда покинул Кронштадт? И прости, не могу не                спросить, не знаешь ли что-нибудь о судьбе моих родителей? Никаких известий уже много лет… Обращался в Советское консульство, навели справки и сообщили, что родители больше не проживают в Кронштадте. Живы ли они? Не знаю, что и думать, -  буквально забросал он вопросами Георгия.
     - Уф-ф-ф! По-моему, здесь вести такой разговор не стоит. Может, переберемся куда-нибудь,  где меньше посторонних людей?
     - Тогда пошли к нам!
     Пока добирались до дома, обменивались ничего не значащими фразами. Вот и гостеприимный дом Серебряковых. За ужином – общий разговор, потом удалились в кабинет, закурили.  Крашенинников, поглядывая исподволь на Аркадия, начал издалека, видимо, пытаясь подготовить собеседника к неприятным известиям.
     - Давно ли ты в городе ? – спросил Аркадий.
     - Недавно. Честно говоря, приехал в Харбин ради тебя. Мне опасно было               
здесь появляться. Советская власть называет таких,  как я  «матерыми белогвардейцами». Не хочется тебя подводить, если бы не известия, которые привез…  Я воевал все эти годы против Советов…  И в частях атамана Семенова был.  Блюхер разделал нас «под орех». Слава Богу, я жив. И семейство при мне.
     - Я рад за тебя. Но что же ты молчишь о Кронштадте? Доходили слухи о расправах  среди морских офицеров…
     - Что же, слушай. Это были страшные дни. Прошло почти десять лет, а все помню, как вчера… В ночь с третьего на четвертое марта 1917 года взбунтовавшиеся команды на нескольких кораблях вооружились, стали врываться в каюты офицеров с вопросом, признают ли они Временное правительство? Несогласных убивали… Кого – кувалдами, кого – штыками… В это время разъяренные банды матросов, солдат и черни бросились на улицы города. Сначала открыли двери тюрем, потом взялись за истребление. Говорят, Иоанну Кронштадскому  в свое время видение было:  реки крови, в море стекающие. И Ангел сказал ему: «То кровь христианская». Вот так и было, как в его видении.
     - Немею от ужаса!... Рассказывай же дальше!
     - Ну, так слушай. Первой жертвой пал адмирал Вирен, главный командир и военный губернатор города, храбрый, прямой, властный, но строгий. Он смело открыл дверь «матросикам». Те заревели, выволокли его на улицу. Потащили, избивали, плевали в лицо, калечили. При свете факелов ночью вид  у толпы был жуткий. Будто адский праздник справляли силы зла: кто в полушубке, вывернутом мехом наружу, кто в шинели офицерской, кто в арестантской робе, кто с саблей...Адмирал, еле передвигая ноги, молча шел навстречу смерти. Толпа улюлюкала, безумствовала. Забили его до смерти на Якорной площади и бросили в овраг. Запретили хоронить. На другой день продолжили избиение старших чинов у памятника адмиралу Макарову, а ночью пошли по квартирам офицеров. К твоим родителям ворвались, несмотря на их возраст, начали измываться над обоими.  Отец твой не выдержал, выхватил кортик офицерский, вступился за жену. Тут их обоих и порешили…  Прости, Аркаша, не знал, как сказать тебе. Говорят, всех в братской могиле погребли. А меня в ту ночь в Кронштадте не было. Узнал обо всем от случайно уцелевшего очевидца мичмана Забродина, помнишь его? Жена моя тяжело болела, ее перевезли в Петербург, я с детьми ждал исхода операции у родственников, в Питере. Операция прошла успешно, но возвращаться в Кронштадт нам уже не пришлось… Аркадий, что с тобой?! Тебе плохо? Лиза, врача вызывай!
     Аркадия Петровича увезли в больницу с подозрением на инфаркт. Жена уехала с ним. Георгия Крашенинникова больше никто в Харбине не видел.
               
                Глава 7.

     Неугомонный Петр все-таки вернулся к изучению китайского языка.  Владислав Вербицкий, кузен Танюшкиной подруги Нади и лучший друг
Петра, предложил ему посещать лекции профессора Хионина:
      - Петюня, давай займемся китайским на пару?
     - Скажи еще, на брудершафт, - засмеялся Петя.
     - Если серьезно, отличный преподаватель китайского этот Хионин. Два года  назад он стал организатором института  Ориентальных и коммерческих наук. Главное, что лекции свои он читает вечером, поэтому мы с тобой можем их свободно посещать.
     - Я не против, ты же знаешь. Трудновато будет учиться  последний год в Университете.
     - Да ладно, мы ведь с тобой… как Танюшка нас называла, помнишь?
     - Киндервунды! – приятели рассмеялись.
     - А завтра, пока не впряглись в очередное ярмо, мы идем с тобой и Андрюхой Орловым на бал.
     - Какой еще бал? Я танцевать не люблю! И девушек боюсь!
     - Лжец! Танцуешь лучше многих и девушек любишь. Все про тебя знаю! Завтра мы заедем за тобой часов в семь. Будь готов!
     Назавтра друзья увезли Петра на бал в совершенно неожиданное место. Машина остановилась возле помпезного здания польского собрания.
     - Выходи, не трусь! Ты же у нас красавчик, подцепишь сейчас самую  богатую польскую панночку, так о нас не забудь! – пошутил Андрей над Петром.               
     - Если бы я знал, что вы придумали, ни за что не пошел бы! – воскликнул тот.
     - Ладно, ладно! Скромность украшает, но ты ведь мужчина, а не красная девица.
     Пришлось подчиниться обстоятельствам.  Польское население в Харбине было довольно многочисленным. Обособленные от других, поляки жениться старались только «на своих». На балы в польское Собрание чужакам попасть было невозможно. Владислав Вербицкий, полукровка, поляк по отцу, на этот раз получил приглашение на бал и ухитрился добыть пригласительные билеты для друзей. Когда они вошли в зал, бал был в разгаре. Удивлению Петра не было предела. Он никогда не был на настоящем балу. Понятно, что в учебных заведениях, где он учился, ничего подобного быть не могло. Настоящий великосветский бал! О таком он мог только читать в произведениях классической литературы. Петр почувствовал себя путешественником во времени, в прошлом времени. Для  начала друзья               
посетили буфет. Зарядившись «смелостью» в виде нескольких бокалов шампанского, они бросились танцевать.
     - Предупреждаю, говорите только по-английски, по-французски или, на худой конец, по-польски, - шепнул Владислав. – А то нас выставят с бала.
И не рассказывайте, кто вы на самом деле. Можете представиться моими друзьями.
     Ах, эти хорошенькие панночки! Легко было кружить их в танце, вести «светскую» беседу – обо всем и ни о чем. Петр чувствовал себя так, как будто он перепорхнул в другое измерение. Можно говорить и делать все, что заблагорассудиться, потому что скоро часы пробьют 12 – и ты вернешься в свои серые будни.
     И вдруг время замерло. В зале появилась ОНА, сияющая красотой пани Ванда. Царственно кивая головой – всем сразу и никому в отдельности – она вошла в зал и, заметив Вербицкого, двинулась к нему.
     - Кто это к нам пожаловал? – сказала она. Неужели и вы почтили наше скромное общество своим присутствием?
     - Почтил, почтил! – ухмыльнулся Владислав. – Позвольте представить вам моих друзей – Петр и Андрей, лучшие переводчики всех иностранных языков не только в Харбине, но и – смею заверить – во всем мире!
     - О, как интересно! – расцвела в улыбке красавица.
     А Владислав продолжил:
     - Друзья мои, перед вами первая красавица города Харбина и окрестностей, по совместительству моя троюродная кузина Ванда. Прошу любить и жаловать!
     - Ах, как хочется танцевать! Петр, да пригласите  же меня, наконец!- воскликнула Ванда.               
     Петр с готовностью поклонился, подхватил девушку и закружил в вальсе.
     - Ничего себе, танцор! «Танцевать не умею, девушек не люблю!» А смотри, как крутится! Может, ему в балет пойти?- комментировал Андрей.
     Петр был на седьмом небе от счастья. Держать в объятиях такую девушку… Когда еще придется?  Во время танца они почти не разговаривали. Ванда безмятежно улыбалась, а Петр любовался ею. После вальса ее сразу же подхватил другой кавалер, ничего  не оставалось, как вернуться к друзьям. В скором времени Петр и Андрей решили, что пора и честь знать.  И были правы. Владислава позвали какие-то родственники, а друзья в его отсутствии  почувствовали  себя чужими среди этих людей.
     Решили прогуляться пешком. Очень уж зимняя ночь была хороша: тихо, свело, небесный полог сиял яркими звездами, а холод совсем не чувствовался.
     - Ну, как тебе кузина Владькина? Произвела впечатление?- спросил Андрей.
     - О, да! Красавица. Польские девушки очень красивые. Если честно, сердечко дрогнуло. Но знаешь, я вдруг понял, что не на своем месте рядом с ней. Как будто мозг мой, отдельный от тела, предупредил об опасности.
     - Ха! Ну, ты  - перестраховщик! Пошел бы, проводил ее после бала.
Глядишь, поприжал бы где-нибудь. Что ты теряешь?
     - Нет, я так не могу. Что-то мне мешает, прости. Непорядочно как-то. Девушка – не моего поля ягода. Зачем ей голову морочить?
     - Ух ты, какой порядочный! Смотри, не пожалей! Знаешь, многие девушки охотно позволяют себя целовать. Мог бы и на балу найти укромное местечко. По-моему, Ванде ты понравился.
     - А мне показалось, что следующий кавалер понравился ей еще больше. Да ладно! Не обращай на меня внимание. Ты же знаешь, какой я породы – Серебряков. Весь в отца.

                Глава 8.

     Петру нравилось изучать китайский язык. Несмотря на занятость, он регулярно посещал вечерние лекции профессора Хионина.  Его усердие  заметил сам профессор.  Он стал предлагать Петру подрабатывать в качестве переводчика на коммерческих переговорах, что было нелишним – и практика языковая, и деньги.  Однажды Хионин попросил Петра зайти в деканат. Там его ожидал довольно молодой человек, смутно знакомый.
     - Здравствуйте, Петр Серебряков! Давно хотел познакомиться с вами. Вы так молоды, а уже славитесь  как переводчик.
     - Здравствуйте. Спасибо. Не имею чести знать вас.               
     - Простите, не представился. Иван Кудрин, сотрудник Советского консульства.  Мы хотели предложить вам работу. У нас сейчас острая нехватка переводчиков.
     - Спасибо, не откажусь. Примерно через месяц смогу приступить к работе. Правда, между делом придется закончить Университет. Думаю, справлюсь.
     - Прекрасно! Постарайтесь в течение недели посетить консула, с ним и обсудите все детали.
     Так Петр впервые встретился с Кудриным, бывшим музыкантом, а теперь – сотрудником консульства и по совместительству резидентом советской разведки.
     Через пару месяцев Петр стал штатным переводчиком консульства. Работы хватало. Петр со своими знаниями языков всегда был «при деле».  И Университет закончил, хотя пришлось поднапрячься. Ивана Кудрина он не видел больше полугода. И вот, однажды вечером, когда завершились трудные переговоры с китайскими властями, усталый Петр столкнулся в
коридоре консульства с Кудриным.  Тот расплылся в улыбке:
     - Ба! Кого я вижу! Мой крестник!
     -  Добрый вечер. Я и не знал, что вы – мой крестный отец, - улыбнулся  в ответ Петр.
     - Ну, как же! Я ведь рекомендовал вас на работу.  Привыкли, все получается?
     -  По-разному бывает. Но – в общем и целом – привык, все получается.
     - Хочу с вами поговорить. Давайте, спустимся на первый этаж, там у меня есть кабинет, можно выпить кофе. Возможно, бутерброды остались?
     - Вот это было бы кстати. С утра не ел.
     Пришли в небольшой кабинет, где все оказалось так, как обещал Кудрин: кофе, бутерброды и разговор.
     - Петр Аркадьевич, вы производите очень хорошее впечатление не только своим профессионализмом, но и нравственными качествами.
     - Вот как. А вдруг вы переоцениваете меня? – задумчиво спросил Петр. – Нравственные качества – категория сложная для оценки. Критерии у каждого свои.
     - Думаю, что не ошибаюсь в вас, - улыбнулся Иван. – В скором времени жизнь в Харбине у русского населения может сильно осложниться.  Китайцы готовят всякие каверзы, японцы не отстают. Кто больнее укусит – неизвестно. Консульство скоро переедет в Пекин.
     - Неужели? А я как сотрудник тоже обязан ехать?
     - Нет. Наоборот. Мы хотим, чтобы вы остались в Харбине. Рекомендуем вас в Отдел переводов КВЖД, на должность начальника Отдела.
     - Ничего себе! – удивился Петр.  – Сумею ли я справиться?
     - Не сомневайтесь в себе. Еще как справитесь! И оклад будет приличным,               
и любая власть вас не уволит. Где еще такого специалиста найдешь?
     - Ну, хорошо. Полагаю, что соглашусь с вашим предложением. Только, догадываюсь,  вы не просто так ведете со мной переговоры.  Думаю, имеете какие-то особые надежды на меня.
     - Разумеется. Мне очень нужен свой человек поближе к руководству КВЖД. Не волнуйтесь, подставлять вас не буду, не тот уровень. Но вы будете все знать из первых уст. Поймите, это нужно для безопасности нашей с вами Родины, для помощи русским людям в первую очередь здесь, в Харбине. Миссия ваша самая благородная.
     - Если так, я согласен. Но как все будет выглядеть?
     - Завтра я вам все объясню очень подробно. У вас ведь на завтра назначена встреча в районе Порта, на складах?
     - Верно. 
     - Встреча отменится в последний момент. А мы с вами как раз там и переговорим.               
     Петя, в раздумьях, отправился домой. Отец уже отдыхал. Мама
накормила  его ужином, тихо посидела рядом. Спросили:
     - Ты чем-то озабочен, Петруша?
     - Просто устал, мамочка. Не волнуйся, - и отправился спать.
     А утром все так и вышло. Встретились. Поговорили. Оказывается, ничего особенного делать не надо. Только сообщать о подозрительных грузах, о передвижениях войск – японских либо китайских, о всяких неожиданных и подозрительных действиях.
     - Особо, Петр, прошу вас, обратите внимание на русскую фашистскую организацию. Слышали о такой?
     - Не только слышал, но и знаком с лидером Константином Родзаевским. Не уважаю его. И дела иметь не хотел бы.
     - Думаю, дел никаких с ним вести не придется, а вот кое- какая информация нужна будет. Вероятно, фашисты будут устраивать всевозможные диверсии. Если мы будем предупреждены, значит, сумеем их предотвратить. Теперь давайте договоримся о связи. Остаюсь пока в городе, но буду неузнаваем, то есть, буду маскироваться. Вы ведь каждое утро выгуливаете  собаку в соседнем парке?
     - Да, верно.
     - Будем там встречаться в понедельник, среду и пятницу. Я вас найду, не удивляйтесь моему обличию.
     - Забавно. Хочется посмотреть.
     - Будем осмотрительны. Но все это начнется не завтра. Сообщу заранее.
     Вот таким образом Петр оказался втянут в агентурную сеть, созданную советским разведчиком.               
     В январе 1929 года Кудрин предупредил Петра, что в Маньчжурию вошли войска Чан Кайши и встречи их временно прекратятся. Чан Кайши, боровшийся за политическое объединение Китая, объявил себя главой национального правительства. Против него были только коммунисты. А последних поддерживал Советский Союз. Отсюда складывались отношения  «чан кайшистов» с СССР.  В этой ситуации русским надо быть осторожнее, стараться без надобности из дома не выходить, не посещать рестораны и театры, то есть затаиться.
     И действительно – около двухсот советских служащих были арестованы китайцами. В Харбине закрыли многие учреждения, захватили телеграф. Положение в городе было сложным. Участились провокации  на границе, которые переросли в открытый конфликт. В конце концов, Дальневосточная армия СССР под командованием Блюхера одержали убедительную победу, и все соглашения между Китаем и СССР по части КВЖД были возобновлены. Постепенно все вернулось на круги своя.
               
                Глава  9.

     Жизнь в русских колониях  радикально изменилась поле 1931 года, когда японцы захватили северо-восток Китая. Часть населения Харбина встретила японцев с надеждой, что будет установлен справедливый порядок, мир, законность и процветание всем народам, населяющим Харбин и Маньчжурию. Немало людей пребывало в плену этих иллюзий. А бывшие белогвардейцы  возлагали на японцев особые надежды. Повстанческое движение на Дальнем Востоке почти выдохлось. Многие надеялись на декларируемую  Японией борьбу против коммунизма и военную помощь повстанческому движению. Петр случайно встретил старого друга Владислава Вербицкого, когда был на очередных переговорах.
     - Петька, как ты? Я даже соскучился, так давно не виделись!
     - Я тоже скучаю по нашей прежней жизни, по дружеским беседам. Может, посидим где-нибудь после переговоров?
     - С удовольствием!
Друзья зашли в ресторан «Эдем», как и прежде, один из лучших, заказали ужин. Встреча оказалась приятной и необременительной. Непринужденно тек разговор, вспоминали былое. Неожиданно их окликнул знакомый резкий голос:
     - Бойцы вспоминают минувшие дни? – это был тот самый Константин  Родзаевский, лидер харбинских фашистов. Он по-хозяйски уселся за их стол, кивнул официанту, и тот немедленно принес ему графин водки.
Владислав поморщился:
     - Что за бесцеремонность?               
     - Да ладно! Скажи еще «пся крев»! Я ненадолго. Давненько вас не видел. Все работаете? Рутина, семья, деньги…  Не надоело? Не хотите ли немного развлечься?
     - То есть? – поинтересовался Петр. – О чем ты?
     - Набираю смелых ребят в диверсионные отряды. Пора краснопузых пощипать.
     - Не понимаю, как это? В России предлагаешь «работенку»?
     - Именно! Листовки на демонстрациях разбрасывать, взрывать, убивать! Все праздники «пролетарские портить.
     - И где же? В столице полагаешь переворот устроить? – сухо поинтересовался  Владислав.
     - Придет время – и там будем. А пока ближних городов хватит. Так как? Вы – с нами?
     - А сам-то ты тоже поедешь в Россию? – спросил Вержбицкий.
     - Ну,  нет! Важно заявил Константин. – Меня там сразу задержат, я ведь
у них в розыске.
     - Ловко устроился! – заметил Владислав. – А мы в авантюрах  не участвуем. Это не серьезно.
     - Ну, как хотите. Потом сами придете, умолять будете – не возьму! – пошатываясь и прихватив свой графин, ушел к соседнему столику.
     - Идиот! Такую встречу испортил! – возмутился Вербицкий. – А ведь японцы его поддерживают. Знаешь, я тут встретил Андрюшу Орлова. У него дядя, помнишь, Иннокентий Алексеевич, в Лицее преподает? Так вот, похитили его хунхузы. По ошибке, перепутали с каким-то богачом. Родственники мечутся, разыскивают его. Вдруг однажды к жене приходит такой элегантный китаец, говорит: «Моя письмо плинесла!». Муж пишет, мол, так и так, сижу в яме в плену. А когда женщина спросила китайца, кто он такой, тот отвечает: «Моя – хунхуза!». Она пообещала заплатить, но сама на следующий день побежала в японскую жандармерию за помощью. Там ответили, что с хунхузами непременно покончат… когда-нибудь. В общем, пришлось платить выкуп. Уже все понимают, что хунхузов не трогают, потому что они у японцев на службе. Здесь и фашистская партия замешана – похищают в основном русских эмигрантов.
     - Я слышал, что Родзаевский одержим антисемитизмом и антикоммунизмом, - добавил Петр. – Говорят, он лично участвует в похищении людей. Помнишь, осенью якобы хунхузы похитили пианиста Семена Каспе и убили его, пока отец собирал деньги для выкупа?
     - Да, помню. Он ведь был гражданином Франции? Скандал какой! – возмутился Владислав.
     - Японцы стали изворачиваться и обвинили во всем Русскую фашистскую
партию. Мол, по патриотическим мотивам наказали папашу пианиста.               
   -Подозревают, что Родзаевский лично расправляется с евреями. Во всяком случае, убийство аптекаря Кацмана ему приписывают.
     - Подальше от него надо держаться, - заключил Владислав.- А мы с тобой давай встречаться чаще. Вот, в субботу можно поиграть в теннис. Давненько  не играли.
     - Отличная идея! Пойдем в наш старый спортзал. Встретимся там часов в 10 утра в субботу?
     - Идет! – ответил Владислав.
     С тем и расстались. О встрече с Родзаевским Петр немедленно сообщил Кудрину.
     -Мы ждали чего-то подобного. Спасибо за новости, - заметил тот.
     Часть населения Харбина, не доверявшая захватчикам, обратилась в Лигу Наций с просьбой защитить русское население в городе. А японцы               
потихоньку готовились к выходу из Лиги Наций.  И тем временем они объявили о создании нового государства – Маньчжоу-Ди-Го  и приступили к наведению «порядка», но совсем не того, что от них ожидали.
     Атмосфера в городе менялась день ото дня.  Все чаще слышалась японская речь, открывались японские магазины, фирмы, рестораны, банки. Принимали на работу молодежь, сквозь пальцы смотрели на распространение наркотиков.  Жизнь становилась невыносимой. Добрались японцы и до православных Храмов. Елизавета Сергеевна, постоянно посещавшая церковные службы, жаловалась дома:
     - Представляете, японцы требуют, чтобы во время церковной службы христиане совершали поклоны в стороны построенных японских храмов, посвященных языческой царице Аматерасу-Оомиками.  Слышали о такой?
     - Я слышал, разумеется, - улыбнулся всезнайка-Петр. – Ну, чем же дело закончилось?
     - В нашем Храме Святителя Николая хотели установить статую этой богини! Сегодня мы собирали подписи против таких действий!
     - Успокойся, Лизонька, - заметил Аркадий Петрович. – Думаю, японцы не станут раздувать конфликт, если люди так активно возражают. Пока обойдется.
     Так и вышло. Энергичный протест удивил японцев, и они временно отложили решение этого вопроса.
     Но закрывали школы, вводили изучение японского языка, японской истории. Танина гимназия чудом сохранилась. По крайней мере, была надежда, что удастся закончить обучение. Учитель истории Иван Львович Марков потихоньку продолжал читать свой курс лекций, перемежая его с историей «великой Ниппон». Наибольший упор он сделал на «Кодекс Бусидо», Кодекс самурая. Мол, если японцы надумают устроить проверку,                всегда можно выкрутиться,  знание Кодекса может оказаться полезным в любом случае. Однажды девочки получили задание подготовиться к уроку истории родного города.
     - Поговорите с родителями, поработайте в библиотеке. Определенных заданий никому не даю. Думайте, размышляйте,  анализируйте сами,- сказал Иван Львович.
     Таня с надеждой встречала папу:
     - Папулечка, помоги, пожалуйста! Кажется, что простое задание, что все известно об истории Харбина, а связный ответ не получается. Мешанина какая-то в голове.
     - Хорошо, детка, передохну немного и помогу.
     Таня ждала с нетерпением.
     - Знаешь, детка, еще при императоре Александре II и при  главе               
Министерства иностранных дел князе Горчакове усилилось внимание к восточным рубежам государства. С течением времени присутствие России на Дальнем Востоке становилось все более необходимым.  Создавалась сеть железных дорог. Путем долгих предварительных проектов было решено соединить имеющиеся железнодорожные ветки через территорию Маньчжурии.  Ты знаешь о Столыпине, известном реформаторе, председателе  совета министров последнего  русского царя?
     - Да, мы проходили в школе. Он был премьер-министр,  и его убили революционеры.
     - Правильно. Аграрная реформа была его великим проектом, закончить который  помешала  смерть. Переселение крестьян в безлюдные земли Сибири, Приамурья дали хороший прирост урожая.  И строительство железных дорог играло здесь огромную роль. Я ведь был представлен Петру Аркадьевичу в свое время…
     - Папочка, а почему железная дорога пошла по китайской территории?
     - Взгляни на карту.  Видишь, китайская граница врезается вглубь России?  В то время выгодно было построить часть дороги именно так.
     - И китайцы согласились?  Зачем?
     - Китай страна бедная, а дорога строилась за счет России. Город прекрасный построили, специалисты приехали. Договор на сто лет заключили.
     - Пап, как ты думаешь, японцы надолго здесь?
     - Трудно сказать. Пожалуй, не стоит это ни с кем обсуждать. У японцев везде шпионы…
     С папиной помощью Танечка получила по истории очередную оранжевую карточку.
     Начались летние каникулы, а покоя у гимназисток не было.               
     - Таня, - прибежала с новостями Надя Вербицкая. – Завтра «жертвенные работы». В восемь утра собираемся во дворе гимназии. Не забудь надеть белую панамку.
    Таня фыркнула  в сердцах:
     - В самую жару!
      Уборка у японского памятника «Чурайто» , посвященного «всем погибшим душам в Маньчжурии» стала головной болью для школьников. Необходимо было тщательно прополоть траву, привести в идеальный порядок территорию вокруг памятника. Несколько часов на жаре заканчивались для многих обмороками. Ох! Отработали!
     На следующий день брат взял Таню на бега.  Ипподром находился в конце
Хорватского шоссе.  Уже с утра он был украшен флагами «великой Ниппон» -               
на белом поле – красный шар-солнце. Зрелище, конечно, только для взрослых. Петру приходилось довольно часто  посещать ипподром, показывать свою лояльность новой власти. Зная азартную Танину натуру, брат помог ей сделать ставки. Таня огляделась.
     - Смотри, Петя, японцы целыми семьями пришли. И едят, и едят, не сходя с места. Мне не нравится их рис с рыбой. А вот ириски очень вкусные и шоколад «Мэйдзи» …
     Таня даже выиграла немного денег. Рада была несказанно.

                Глава 10.

     При очередной встрече с Петром Кудрин сказал:
     - Генеральное Консульство возобновляет свою работу. Приходи на днях оформляться, ты нам нужен. Завтра же увольняйся с  КВЖД.
     - А отпустят? Работы очень много.
     - Отпустят. Помогу.
     Петр снова вернулся в Консульство.  Теперь пришлось заниматься переговорами с японцами о продаже им КВЖД. Советское правительство было готово отдать железную дорогу японцам за бесценок. Петру это казалось очень обидным.
     - Не расстраивайся, - заметил Кудрин. – Неизвестно, что будет завтра. Пусть япошки порадуются. Пока…
     И в Консульстве Петр снова руководил Отделом переводов. Понадобились новые переводчики, знавшие китайский, японский и русский языки. На собеседование  к  нему  пришла  очаровательная  китайская  девушка. Оказалось, она  наполовину  русская, по отцу.  Звали ее Ольга Смирнова, а имя ее матери – Лу Мейли.
     - Нашу няню зовут Лу Мейлин – нефрит сливы. А имя вашей мамы значит «красивая».  Имена созвучны. Может, вы родственники нашей няни?               
     - Все возможно, -  улыбнулась Ольга, и лицо ее как будто расцвело от улыбки.
     - Что же, считайте, что беру вас на работу по рекомендации нашей Амы!
     - Спасибо, оправдаю доверие!
     Так рядом с Петром появилась чудесная девушка. Всегда спокойная, рассудительная, она напоминала ему своим характером маму.  А когда Ольга улыбалась, сердцебиение  у Петра многократно усиливалось… Однажды, расстроенный переговорами, он совершенно выбился из сил. Не хотелось говорить ни слова. Ольга поняла его состояние. Молча принесла горячий чай,
Подала, как положено, с поклоном, чем ужасно рассмешила  Петра.
     - Спасибо, Оля! Вы меня избалуете вниманием. Спасибо за понимание .               
      - О, не стоит благодарности. Такого хорошего начальника непременно надо  баловать!
     - А вдруг испорчусь, стану придираться, ворчать?
     - Быть такого не может, не верю!
     - Оля, -  решился  Петр. – Давайте сегодня поужинаем у нас дома? Познакомлю вас  с семьей. Вы так похожи на мою маму, имею в виду – характером.  Родители у меня чудесные.  Вы им понравитесь.
     - Почему бы нет? – невозмутимо ответила Ольга. – С удовольствием! Тем более  что вы устали и вас непременно надо проводить.
Родные не удивились появлению Ольги.  «Давно пора, - подумала мама. – Девушка очень милая, а улыбка – просто чудо!»  И спросила:
     - А что, Оля, живы ли ваши родители?»
     - К сожалению, нет. Мой отец был забайкальский казак, с красными не воевал, еще до революции перешел китайскую границу со своей большой семьей. Построили дом, жили в станице в районе  Трехречья. Женился на маме. Я родилась в 1917 году, потом братик Лешенька через полтора года. А в двадцатом году два русских отряда прорвались через границу как раз в Трехречье.  Возможно, вы слышали, какая там была устроена резня.  Я осиротела.  Воспитывалась в монастыре. Вот, собственно, и все.
     - Боже, какая трагедия! Простите, Оленька! – на глазах Елизаветы Сергеевны блестели слезы. – Вы были совсем крошкой  - и столько пережили!
     - Я почти ничего не помню. Очень смутно помню родителей и братика. Они иногда мне снятся, значит, надо помянуть в церкви.  Говорят, детская психика создала «защитный барьер»…  Обычно я скрываю, вернее, обхожу молчанием свою историю. Простите. Разоткровенничалась.  Вы пробудили в моей душе доверие.
     - О, милая девочка! Я думаю, мы будем друзьями, - растрогалась Елизавета Сергеевна.
     - Я совсем не против, - мягко улыбнулась Ольга.               
     Через месяц Петр сделал Ольге предложение руки и сердца, которое было  с радостью принято.

     Квартира у Серебряковых была большая, поэтому у молодых не было необходимости снимать другое жилье.  Между тем, Таня закончила учебу  в гимназии и поступила в Колледж  при Христианском союзе.  В отличие от брата, Таня сделала  упор на изучении английского и французского языков, а также совершенствовалась  в машинописи и стенографии. Тем временем отделение Русско-Азиатского банка, где работал отец, перевели в Пекин. К счастью, банк был французским кредитным учреждением, поэтому он еще
существовал. Надо было переезжать в столицу.  Посоветовавшись, решили оставить Татьяну, пока она закончит учебу,  с братом и Ольгой.  Ама осталась с ними, а родители переехали в Пекин. В 1935 году Советский Союз уступил все свои права на КВЖД Японии.

                Глава 11.

     Петр с большим трудом достал билеты на концерт Александра Вертинского. Таня и Оля долго наряжались и прихорашивались. Наконец, Петр рассмеялся:
     - Девчонки, опоздаем! Вы у меня самые красивые! Ослепите самого Вертинского -  вдруг у него голос пропадет?
     - Мы готовы, - отозвалась Ольга. – Поехали!
     Концерт давали в Большом зале Железнодорожного собрания. Вертинский считался культовой  фигурой  у  харбинцев. Это был особый мир  - мир грез, воспоминаний, переживаний. Серебряковы сидели в первом ряду амфитеатра, прямо напротив сцены.  Медленно погасла огромная люстра. Осветилась сцена. Из-за кулис появилась высокая элегантная фигура артиста. Под звуки рояля зазвучал такой знакомый – по пластинкам, конечно – удивительный голос: «Рождество в стране моей родной, детский праздник, а когда-то – мой»… После каждой песни шквал, буря аплодисментов. В зале темно, огни рампы тускло горят; с опущенной головой, тихим, переходящим в речитатив голосом Вертинский-Пьеро поет вычурный мир далеких стран. «Над розовым морем вставала  луна, во льду зеленела бутылка вина…».
Закончилась первая часть. Таня была очарована. Она едва могла говорить. Выдавила из себя почти шепотом:
     - Я, пожалуй, никуда не пойду . – Так и просидела на месте весь антракт.
Во втором отделении сцена была ярко освещена. Певец в черном фраке, в наружном верхнем кармашке которого – белоснежный платок. На рояле – черная вазочка с белыми гвоздиками.  Вертинский вынимает платок из кармашка и кладет на рояль.  Игра черного и белого создает  особую                обстановку в зале.  Певец необычайно грациозен. Длинные красивые пальцы, выразительные руки, изящные жесты дополняют слова песен, вызывают бурную реакцию зала. Вертинский был блистательным актером. А его голос звал в Россию, на далекую Родину.  После концерта Серебряковы почувствовали необычайное волнение, на глазах то и дело  появлялись слезы.
     - Ах, Петя! Не кажется ли тебе наша улица  такой чужой и холодной сейчас? – воскликнула Таня.               
     - Танюша, Вертинский великий артист! Нам всем захотелось на Родину!  А город нам не чужой. Просто… время его истекло. Жаль, что родители не с нами сегодня.

     Таня не могла уснуть в ту ночь. Она не представляла себя в другом городе, кроме Харбина. Но сегодня в ее душе напряглась какая-то новая струна. Она вдруг почувствовала себя лишенной чего-то очень важного в жизни. И это важное для нее – Россия. Далекая  и непонятная, но в то же время – такая близкая и родная. Таня решила про себя, что надо возвращаться на Родину.
А через несколько месяцев, в марте 1936 года в Харбин приехал с концертами сам Федор Иванович Шаляпин. Концертов было всего три. Петр сумел достать билеты  на второй. Концерты шли в кинотеатре «Америкэн», самом большом в городе. Первое отделение состояло из оперных арий. Спел он и Танину любимую «Элегию» Масснэ.  Мощный, бархатный голос певца впечатлил гораздо сильнее, чем пластинки. Таня плакала, не стыдясь. А второе отделение растрогало еще больше, потому что Шаляпин пел русские песни: «Дубинушку», «Эй, ухнем», «Вдоль по Питерской», «Из-за острова на стрежень» и другие. Благодарные зрители буквально засыпали любимого певца цветами. И аплодировали, пока не заболели руки.
     - Ах, - сказала Оля,  вытирая слезы. – Этот голос позвал меня в Россию. Уникальный талант. Не агитируя, не провозглашая никаких политических лозунгов, сумел всех позвать домой…
     Через два дня Петр пришел с работы возмущенный:
     - Таня, Оля, послушайте! В гостиницу «Модерн», где живет Федор Иванович, прорвались члены фашистской партии и потребовали, чтобы он отдал выручку от одного из концертов в фонд партии. Угрожали, что иначе они сорвут концерт.
     - Боже, какой позор! – воскликнула Оля. – И что же Шаляпин?
     - Выгнал из взашей!  Кинул мраморное  пресс-папье вслед. Жаль, не попал!               
               
                Глава 12.

     После продажи КВЖД многие русские специалисты оказались без работы. Началась волна отъезда русских людей из Харбина. Перед Петром этот вопрос пока не стоял. Он вместе с Ольгой продолжал работать в Консульстве, а Таня тем временем завершила учебу в колледже. Японцы закрывали многие учебные заведения. Тане просто повезло.
     Погода в Харбине отличалась сухим жарким летом – сказывалось влияние               
пустыни Гоби. Пыль в домах приходилось протирать  по нескольку раз в день. А зима обычно была очень холодной. Летом приятно было проводить время у реки. Таня с подругами часто посещала кафе «Пляж» на Сунгари. Привлекали недорогие цены и хорошая кухня. К тому же, можно было потанцевать на свежем воздухе под музыку «живого оркестра.  А зимой на льду Сунгари все катались на санях. Этот вид зимнего «транспорта»  был визитной карточкой Харбина. На высокие деревянные сани с металлическими полозьями усаживались двое пассажиров, а сзади, «на запятках» размещался китаец «толкай-толкай». С помощью специальной бамбуковой палки  он управлял санями. Таня запомнила упоительное ощущение полета на всю жизнь…
     На Рождество подруга позвала Таню покататься. Танечка надела новую беличью шубку и шапочку. Наряд был ей к лицу; оттенял серые глаза и разрумянившиеся на морозе щеки.  Шубка подчеркивала тонкую девичью талию. У пристани толпился народ.  Таню уже ждали Надя с братом Павлом и долговязый юноша, видимо, друг Павла. Паша присвистнул при виде Тани:
     - «Хороша была Танюша, краше не было в селе»! Обрати внимание, Георгий, (кстати, Таня, мой друг Георгий или просто Жорж). Это Танечка, невеста моя, самая тонкая талия в Харбине!
     Таня смутилась. Она, конечно, поглядывала исподтишка на Павла, но не замечала взаимного внимания. Четырехлетняя разница в возрасте раньше казалась существенной. Но не теперь.
     Сели в сани, полетели по льду. Надя с Георгием, а Таня, конечно же,  с Павлом – ведь в санях всего два места для пассажиров. Лед и снег сверкали под ярким солнцем, ветер румянил Танины щеки, мороз пробирался под одежду, несмотря на меховую полость… Потом обедали в ресторане «Причал», пили горячий глинтвейн, шутили, смеялись.  Таня заметила заинтересованные взгляды Жоржа и Нади. Они явно симпатизировали друг другу.  А потом Павел проводил ее до дома. Нежно поцеловал на прощание и сказал:
     - Смотри, Танюшка, не подведи! Я ведь невестой тебя объявил!
     Таня влетела в квартиру как на крыльях. Увидев ее, Оля ахнула:               
     - Что с тобой, детка? Ты светишься вся! Неужели влюбилась, звездочка моя?
     - А что, заметно? – промурлыкала Таня и упорхнула к себе.
     Ночью, конечно, не спала, а только грезила. Потом всю неделю маялась, ждала Пашу. Но день шел за днем, а его все не было. И подруга пропала. Таня не знала, что делать? Вся ее рассудительность куда-то улетучилась. Идти к ним домой боялась. Не хотела показаться навязчивой. А вести себя так, как будто ничего не произошло, не могла. Догадалась, наконец, послать
к ним Аму  с записочкой: «Как дела? Я что-то приболела. А вы – здоровы ли?». В ответ получила известие, что все действительно больны и, похоже, гриппом.
     Таня огорчилась. Ей хотелось поскорее увидеть Пашу, заглянуть в его темные глаза… Ах, сколько мечтаний томилось в кудрявой Таниной головке!
Через неделю она и сама заболела. Грипп, потом перешедший в пневмонию… Ломило все тело, маялась душа. Молодой организм справился с болезнями, но понадобилось время.
     Только в марте Таня встретилась с подругой. Надя давно поправилась и даже устроилась на работу билетером в кинотеатр.
     - Работать нужно, что же делать?  Павел экзамены  сдает  экстерном, заканчивает учебу. Не до работы ему сейчас. А мама, сама знаешь, одна нас не прокормит.
     Таня все же спросила:
     - Как Паша? Настроение,  планы?
     - Я его не вижу почти. Какие-то секреты с ребятами. Может, поход затевают? Но тебе велел передать горячий привет.
     Окончательно окрепла Таня только к весне. В начале апреля, гуляя по бульвару, она присела на скамейку. Неожиданно рядом оказался Павел.
     - Ах, напугал! Откуда ты взялся? – не скрывая радости, выпалила Таня.
     - Давно тебя поджидаю.  Здравствуй, Танечка! Ты совсем прозрачная после болезни. И талия словно еще тоньше стала, - сказал он, глядя на нее своими темными глазами. Тане почудилось идущее от них тепло.
     - Здравствуй, Павел, - голос предательски осип. – Давно не виделись. Как дела? Сдал выпускные экзамены?
     - Да, все в порядке.
     - А зачем ты сдавал  экстерном? Куда торопишься?
     - Об этом я и хочу поговорить с тобой, Танюша, - Павел замялся. – Не знаю, с чего начать? Недавно у нас в группе появился парень. Он буквально одержим Советским Союзом. И нас заразил социалистическими идеями. Георгий, вот, не поддается, он такой  скептик… А я прямо загорелся. Надоела эта рутина! Хочу жить и гореть! Каждый день хочу встречать с радостью!
     - Прости, Паша, но жизнь вообще-то рутинна. Каждый день надо               
выполнять обязанности – дома, в школе, в институте, на работе – везде. А ты жаждешь праздника?  Знаешь, для меня каждый день в радость. Живу и радуюсь, что у меня есть мой город, семья, подруги, друзья, ты, Паша…
     - Танюша, милая, это все  – другое! Я имею в виду свершения, строительство нового общества. Трудно объяснить. Мне здесь как будто воздуха не хватает. Хочу в Советский Союз – трудиться, жить на полную               
катушку! Теперь я – специалист, инженер-строитель. Я там нужен! На днях мы небольшой группой уходим. Я и тебя думал позвать, но заболела ты некстати. Напишу, как только устроюсь. Приедешь?
     - Не знаю, Паша. Я не могу оставить свою семью.  Папа очень болен. Боюсь совсем «добить» его своим отъездом. Честно говоря, твой энтузиазм я не разделяю, отношусь к социалистической идее более осторожно. Коли придется  поехать в Советский Союз, то всей семьей.  Напиши мне обязательно. Если все получится, напиши условную фразу. Например, что ни в одном селе краше меня не нашел. Это будет означать, что ты не ошибся. Значит, ждешь меня.
     - Договорились, - Паша  тихонько пожал ее руку. Потом неловко поцеловал  куда-то в висок  и скрылся в кустарнике.
     Миновал  целый  месяц. Никаких вестей от Пашиной группы не было. Наконец, Георгий сумел каким-то чудом узнать, что группа беспрепятственно прошла через границу.  И – все.

                Глава 13.

     Таня все еще не могла  трудоустроиться в Харбине. Неожиданно ей предложили работу, но не в Харбине, а в Пекине. Таня обрадовалась: соскучилась по родителям, к тому же, устала ждать известий от Павла. Если что-то прояснится, она и в Пекине узнает. Татьяне предложили место секретаря-машинистки во французской фирме. А накануне отъезда Кудрин передал Пете письмо:
     - Письмецо пришло без адреса. На имя Татьяны Серебряковой от некоего Павла Вербицкого. Пусть ознакомится твоя сестра. Может, ей адресовано, а может, не ей. Мало ли Серебряковых Татьян на свете?
     - Хорошо, я узнаю. Давай письмо, разберемся, - осторожно сказал Петр.
«Здравствуй, Танечка! – Татьяна задержала дыхание, словно боясь, что письмо вот-вот вспыхнет и сгорит. - Наконец-то я на месте. Здесь все так, как я мечтал. Много работаю, строю коммунизм. Если надумаешь, приезжай. Набирай группу молодежи. Дела всем хватит. Твой верный друг Павел.»
Таня перечитала короткое послание. Условные слова, которые должен был написать Павел в случае удачи, от этого не появились. Значит он «строит коммунизм» не так, как рассчитывал. «Боже! Пашенька, родной! - думала Таня. – Не могу себе представить весь ужас, что ты пережил! Куда тебя отправили? Если бы я только  могла знать, где ты, упросила бы брата, Кудрину бы в ноги кинулась – пусть меня туда же отправят! Но папа, бедный мой папа этого не переживет! И тогда я, одна я буду виновата в его смерти…Нет, это невозможно. Жертва моя окажется не только напрасной, бесполезной, но еще и гибельной для моего отца. Надо взять себя в руки!» Таня поплакала, но брату ничего о своем огорчении не сказала.   
     - Что передать Кудрину? Знаешь ты такого Павла?- спросил утром брат.
     - Нет, такого Павла не знаю. Можешь вернуть письмо. Тем более, я завтра уеду. Скажи, что адресат выбыл.
     Вечером Таня навестила свою подругу Надю в кинотеатре, где та все еще работала. Потихоньку шепнула:
     - Мне передали, что Павел жив. Скорее всего, куда-то сослали. Но жив – это главное. Больше ничего сказать не могу. Возможно, за нами следят… Ну, пойду. Надо вещи собирать. Если вдруг что-нибудь узнаю, сообщу. Ты тоже, ладно?
     Сборы были недолги.  Таня вместе с няней переехала в Пекин.

                Глава 14.

     Еще совсем недавно, в двадцатые  годы, судьбы русских эмигрантов в Пекине зависели от взлетов и падений китайско-советских отношений. В 1920-е годы советская сторона была больше озабочена проблемами китайской революции, а не русской диаспоры в  Китае. Советские эмиссары, военные советники сыграли ведущую роль в формировании компартии Китая. К началу тридцатых годов жизнь русских эмигрантов в Пекине постепенно стабилизировалась, стала настоящей эмигрантской жизнью на чужой земле. Большинство русских проживали в так называемом Посольском квартале. Там же находилась территория французской концессии, где поселилась Таня с родителями. Хотя они имели советское гражданство, но работали во французских учреждениях, поэтому им предложили здесь жилье. Пекин, безусловно, проигрывал Харбину и Шанхаю. Но и здесь было немало развлечений, а условия жизни вполне европейские. Тане понравилась сама обстановка во французской фирме, связанной с торговлей. Работа была не трудная, сотрудники достаточно молодые, в основном французы.  Мама некоторое время служила корректором в типографии Русской Духовной Миссии. Но добираться от дома до работы было неудобно. Корректура – это зрение, внимание. А у Елизаветы Сергеевны зрение с возрастом ухудшалось. Наконец, освободилось место в библиотеке Российского дома. Там она и стала работать.  А вот папа заметно сдал. Голова у него соображала прекрасно, но сердце все чаще подводило. Выручал уникальный профессиональный опыт. Аркадий Петрович числился лучшим сотрудником в своем банке.
   
  Таня пришла с работы пораньше. Дома никого не было. Болела голова;               
она решила прилечь в гостиной – и нечаянно заснула.  Проснулась от тихого разговора родителей. Обычно невозмутимая мама была крайне взволнована:
     - Как такое возможно, Аркаша?  Зверски убили великих людей, да еще праху их покоя не дают?!
     - Милая, о чем ты?
     - Об Алапаевских мучениках, убиенных Великих князьях. Помнишь, в 1918 году – семь человек, среди них две женщины,  Великая княгиня Елизавета и монахиня Варвара? Их живыми сбросили в шахту и закидали гранатами. Ты сам мне рассказывал.
     - Помню. Что же, у этой мерзкой истории продолжение есть?
     - Еще омерзительнее. Красных тогда оттеснили от Алапаевска, останки мучеников повезли по железной дороге в отступление. С огромным трудом доставили в Китай. Надеясь на помощь Православной Миссии, привезли в Пекин. А Миссия категорически отказалась хоронить останки в Соборе. Всего на свете боятся! Теперь захоронили несчастных на Русском кладбище.
     - Ах, милая! История неприятная. Да и все, что случилось с царской семьей, невероятно стыдно и неприятно.  Не горюй, Лизонька! Изменить ничего нельзя, значит, побереги себя!
     Тане было жаль родителей. Отцу минуло 65, возраст немалый, к тому же сердце больное. Он заметно угасал. Но все еще работал. Кто будет платить ему пенсию?  И денежных накоплений в такое сложное время создать невозможно. Чужая страна. А мама, которая начала  ходить на службу в 50 лет? После благополучной жизни в Харбине, когда она занималась только домашним хозяйством, воспитанием детей, да еще с помощью прислуги – все перевернулось с ног на голову, жизнь  мамы  ухудшилась…  Таня подумала, что маме надо уволиться с работы:  «Теперь я буду ее содержать!» - решила она. Но когда наутро сообщила об этом родителям, те только посмеялись.
     - Милая, милая моя девочка, - сказала мама. – Теперь Амочка будет управляться с домашними делами, а в библиотеке я работаю только половину дня. Справимся! Спасибо тебе, хорошая моя!
     В обеденный перерыв Таня пришла в маленькое кафе рядом с местом своей работы. Молодая женщина за соседним столиком показалась ей смутно знакомой. Необычный оттенок ее каштановых волос кого-то напоминал. Женщина взглянула на Таню – и вскрикнула:               
    - Серебрякова! Ты ли это?! Иди же скорее сюда!
     Да ведь это – Циля, подруга детства, « жертва» харбинских хунхузов! Таня немедленно пересела за ее столик. После приветственных криков Цили удалось выяснить, что она замужем, недавно родила мальчика и пока живет               
с мужем в Пекине. Муж занимается торговлей в Китае и Америке. Собирается перевозить семью за океан.
     - Ты непременно должна к нам прийти! – заявила Циля. – У нас на днях будет музыкальный вечер.
     - О, Циля! Ты держишь музыкальный салон? – улыбнулась Таня.
     - Да, просто изображаю из себя культурную даму. Положение обязывает, - хмыкнула Циля. – Ну, Танька, я тебя очень прошу, приходи! Я за тобой машину вышлю. Как в былые времена, помнишь? Мне так хочется немножко похвастать перед тобой своим Абрамчиком! Он такой славный! В пятницу  вечером в шесть приедет машина. Диктуй адрес!
     Таня согласилась. Она немного скучала по активной харбинской жизни. И тут такое развлечение! Грех не сходить!  «Идти все равно не очень хочется, но с апатией надо бороться! Неизвестно, что за музыкальный вечер, кто выступает, какая публика там бывает…  Да не все ли равно? Иду!» - наконец, былая решительность вернулась к Тане.
     Автомобиль не подвел. Все было так же шикарно, как у родителей Цили.  Прекрасный дом, нарядная, красивая хозяйка.  Супруг Иосиф тоже неплох. А маленький  Абрамчик  как ангел  – вылитая Цилька в детстве! Наконец, все угомонились: начали прибывать другие гости. Таню представляли, она улыбалась, но тут же забывала имена. Приехали музыканты и известная оперная певица. Гости прошли в «салон» - большую комнату с высоким потолком,  где стоял белый концертный рояль. «Ничего себе!» – подумала Таня и мысленно похвалила себя за то, что тщательно оделась сегодня. Выглядела она ничуть не хуже других дам. Рядом оказался приятный молодой человек.
     - А вы любите классическую музыку, Таня? – спросил он. – Дайте угадаю. Конечно, любите! У вас в Харбине прекрасные возможности по части культурного образования. Вы ведь по Харбину знаете Цилю?
     - Нетрудно догадаться, - улыбнулась Таня. – Циля всем и каждому твердила об этом.
     - Позвольте представиться,  Сергей Горячев, коммерсант.
     - Очень приятно, - вежливо ответила Таня. Внимание было лестно, но начинался концерт.
     Музыкальный вечер удался. За ним последовал фуршет. Сергей не отходил от Татьяны. Он произвел приятное впечатление. И Таня даже согласилась встретиться с ним.  «Ах, ну, что такого? Я же не изменяю Павлу. Или изменяю?! Но нельзя же хоронить себя в двадцать лет? Схожу с ним в кино, потом поужинаем в ресторане, немного потанцуем.  Я ничего не обещаю молодому человеку. Главное, вести себя строго. Ничего лишнего не позволять!»               
     Легко сказать! В  первую встречу все так и вышло, как задумала Таня.  Сергей не притронулся к ней ни разу, но за первой встречей последовали и другие.  И вот уже – объятия и поцелуи. Таня задумалась после очередного свидания: «Не прекратить ли эти встречи? Так дело может зайти далеко. Я как будто не  против этих отношений, но в глубине души всегда стоит Павел. Наверное,  пора забыть о нем?»
     - Танюша, скажи, милая, как складываются твои отношения с Сергеем? Не пора ли нам с ним познакомиться? – спросила мама.
     - Мамочка, я и сама пока не определилась. Он не противен мне. Водит в кино, на концерты, на всевозможные культурные показы… Но знакомить его с вами мне не хочется, сама не знаю, почему?  Не уверена, что у нас есть будущее.
     - Сегодня  трудно что-либо загадывать. В Европе война. Здесь, в Азии, тоже очень неспокойно. Не увлекайся слишком, детка. Будь сдержана. Пока не переживем очередной виток войн и революций, не спеши любить.
     - Ах, о любви и речи нет. Ты же знаешь о Павле…
     - О, дорогая, прости! Неужели ты еще ждешь его?
     - Сама не знаю.
     - Тем более. Если не разобралась в себе, не спеши с новыми отношениями.
     Татьяна прислушалась к маминым словам, следующее свидание отложила, а потом кавалер уехал по делам в другой город, кажется, в Шанхай. Таня вздохнула с облегчением и сама себе удивилась: «Надо же, нет человека, нет проблемы! Точная поговорка!»

                Глава 15.
 
     Большая часть жизни теперь проходила на работе. Таня подружилась с молоденькой машинисткой Жаннет.   Племянница главы фирмы, Жаннет нисколько не кичилась особым отношением дядюшки, была общительна, весела и чрезвычайно смешлива.
     - Тебе только пальчик покажи, Жаннет, ты и расхохочешься, - говорила Таня. Но и сама не прочь была посмеяться хорошей шутке.
В воскресенье, 22 июня, Жаннет исполнилось восемнадцать лет. Таня получила приглашение в ресторан, причем вместе с родителями. Папа остался дома, его утомляли шум и скопление людей. А Танюша и Елизавета Сергеевна  принарядились и пошли.  Ресторан был в Посольском  квартале, неподалеку от дома. Было весело! Замечательная еда, превосходное вино, славная компания. Все на высшем уровне. Помимо своих сотрудников были  французы из посольства. Один из них, Люк Реви, не отходил от Тани ни на шаг.  Приятно было флиртовать, танцевать и веселиться от души.
     - Ах, Танечка, - сказала Елизавета Сергеевна по дороге домой. – Давно я так не веселилась! А ты – молодец, совсем вскружила голову этому французу.
     - И мне было легко и весело, мамочка. Я не чувствовала себя чем-то обремененной, обязанной кому-то.  Такое ощущение возникает у меня при общении с Сергеем. Будто бы перед ним в долгу неоплатном.
     - Да, Бог с ним, Таня! У тебя вся жизнь впереди!  Сколько еще поклонников будет!
     В понедельник, придя на службу, Таня удивилась унылой атмосфере в офисе. Все как будто прятали от нее глаза.
     - Что случилось, Жаннет? Вы так грустили только, когда немцы заняли Париж.
     - Ах, Танечка! Вчера фашисты напали на Россию. Мне страшно! Вдруг Гитлер и вправду  завоюет весь мир?! А мои родители, ты же знаешь, в Москве работают.
     Таня была ошеломлена. Как же так? Ведь Гитлер заключил со Сталиным пакт о ненападении! Какое подлое вероломство!  И представила себе кадры  недавней кинохроники, завоевание немцами Французской республики. Видимо, в СССР будет еще хуже. Но, собрав все свое мужество, она воскликнула:
     - Вот что, подруга! Прекратили панику! Нас, русских, на нашей земле победить невозможно! Даже ваш прекрасный Наполеон не одолел Россию. А уж Гитлер… Подумаешь, немец! Все равно победа будет за нами!
Жаннет заулыбалась и стала аплодировать.
     - Все-все! За работу! – бодро проговорила Таня, хотя у самой на сердце «кошки скребли».

                Глава 16.
    
     О начале войны русские эмигранты узнали с запозданием. Вспыхнуло чувство патриотизма, особенно у молодых людей. Но взрослые, опытные старались  сдерживать эмоции. Ведь Япония – союзник Германии в этой войне. А японцы стали еще строже контролировать русских эмигрантов. Японская военно-политическая полиция  отличалась особой жестокостью. Японцев устраивало настроение русских фашистов, «Союза монархистов», «Союза русских военных инвалидов», которые заявляли о готовности сражаться на стороне Германии. Однако среди русских харбинцев, так называемых «оборонцев»,  желающих победы СССР, оказалось значительно               
больше. Немалую роль в этих умонастроениях  сыграл «Союз возвращения на Родину».  Активисты его горячо убеждали русскую диаспору о возвращении в Россию и о необходимости  участия в великих стройках социализма делом и словом.
     Иван Кудрин  как-то теплым вечером зашел к Серебряковым домой, чего никогда не делал.
     - Добрый вечер! – приветствовал он Петра. – Вот, зашел попрощаться. Завтра уезжаю.
     - В Россию? – заинтересовался Петр.
     - Нет, к сожалению.  Командировка дальняя и, видимо, долгая. Ты оставайся на месте, спокойно работай.  Вернусь – будем сотрудничать дальше, если понадобиться. Вот что передай Тане: Павел Вербицкий жив, освобожден из заключения, можно сказать, реабилитирован.  Сейчас он на фронте. Что будет завтра с ним, со всеми нами – кто же знает? Война очень тяжелая. Трудно русским приходится. Но – будем надеяться! И работать, работать на победу!
     Потянулись долгие дни. Лето было необычно жарким для Харбина. Зной утомлял, хотелось прохлады. Жизнь уже не кипела и не бурлила. Не часты были веселые пикники на берегах Сунгари.  Да и японцы не одобряли бездумного веселья, разве что они сами праздновали победу.  Японцы вынашивали идею нападения на СССР уже давно. План «Кантокуэн» был озвучен с июля 1941 года, невзирая на договор о нейтралитете, подписанный в Москве в апреле того же года. Но японцы выжидали, когда сложится наиболее выгодная для них ситуация, чтобы победить «малой кровью», согласно стратегии «спелой хурмы».  Перед японским командованием стоял вопрос:  ударить на север, чтобы помочь Германии и  захватить Дальний Восток и Восточную Сибирь? Или идти на юг, о чем твердил флот, так как  американцы объявили эмбарго и японцы оказались перед перспективой нефтяного голода?
     Поначалу японцы  воевали успешно.  Дошли до границ Индии, стремительно атаковали американские базы в Азии и на Тихом океане Перл Харбор.   Но напасть на СССР так и не решились. Тем более, что в июне 1942 года  японская морская авиация в сражении у атолла Мидуэй понесла такие потери, от которых не смогла оправиться до конца войны. В 1943 году Япония истощила силы…
     С самого начала войны японцы пытались контролировать русскую эмиграцию, создали специальную военную миссию для контроля. Этот                контроль русские эмигранты ощущали и в Пекине. Работа – дом  - такова была жизнь Тани. Банк, где служил папа, закрыли. К  счастью,  мама и дочь
не остались безработными.  Связь с братом осуществлялась через советское  консульство. Таня получила сообщение от Петра, немного завуалированное, об изменениях в судьбе Павла. Обрадовалась и взволновалась: как-то он, интеллигентный, нежный юноша перенесет тяготы войны?  Татьяна не сразу сообразила, что этот «нежный» юноша уже побывал в таких местах, о которых она едва может догадываться…

                Глава 17.

     Русские эмигранты получали сведения о реальных событиях на фронтах в основном из уст работников советского консульства.  Петр  и Ольга как раз и были  такими сотрудниками. Эмигрантская пресса была под жестким контролем японской военной цензуры.  Знаменитый русский «Рубеж» вплоть  до августа 1945 года  помещал статьи о победах квантунской армии. Между тем, при советском Генеральном  консульстве  Харбина был создан штаб обороны. Харбинская молодежь активно работала в штабе, помогала разоружению японского гарнизона, предотвращала разрушение жизненно важных коммуникаций  до прихода советских войск. Русские жители Маньчжурии всячески содействовали советским солдатам. Красная армия блестяще разбила многочисленную группировку японцев. Вечером 19 августа 1945 года на Харбинский аэродром  высадился советский десант.
Петр был на работе, когда в дверь его кабинета постучали.
     - Да, да! – откликнулся он. – Входите же!
     На пороге стоял Кудрин.
     - Иван! Вот это сюрприз! – воскликнул Петр. – Проходи!  Дай же обнять тебя! Рад видеть тебя живым и здоровым.
     Ивана приятно удивила эта непритворная радость. Петр достал из стола хороший коньяк. Выпили за победу.
     - Ну, как ты, где ты? Воевал? – нетерпеливо расспрашивал Петр.
     - Воевал. Только  не на  фронте.  У меня,  знаешь  ли,  война интеллектуальная, - ухмыльнулся Кудрин. – Тебе могу сказать. Я был в Америке. Удалось добыть сведения по созданию новейшего оружия. Теперь США своей водородной бомбой нас не запугают.
     - Вот это да! – восхитился Петр. – Снимаю перед тобою шляпу! Давай выпьем за твои успехи!
     - Спасибо. Но и за тебя надо выпить. Создание штаба обороны при консульстве – ведь твоих рук дело?
     - Это пустяки по сравнению с твоим заданием. Я же здоровый мужик, сидел в тылу, ничего не делал. Стыдно стало!               
     Иван рассмеялся:
        - Но советское руководство оценило твою помощь Красной Армии. И вот еще… Павел Вербицкий пропал без вести, скорее всего, погиб.  Он ведь в штрафном батальоне был, а там редко оставались в живых… Возможно, в плен попал. К сожалению, это выяснится не скоро.
     Посидели еще, поговорили. Уходя, Кудрин заметил:
     - Кстати, на днях состоится прием в честь победы над Японией. Ни в коем случае не появляйся там. Заболей. Уезжай на время. У тебя ведь отец болен? Вот и навестите его с женой. Только предупреждаю, никому об этом ни слова!
     На следующий день Петр с Ольгой уехали в Пекин. А через пару дней представители советской власти  пригласили на большой прием самых видных людей города – ученых и инженеров, коммерсантов и музыкантов. Больше их никто не видел. Был слух, что прямо с ужина их отправили на вокзал, затолкали в вагоны и увезли. Куда ушли эти вагоны – можно лишь строить догадки…

                Глава 18.

     В воскресное утро 9 сентября 1945 года Таня в легкой пижаме сидела перед зеркалом и внимательно разглядывала свое лицо. «Ну… неплохо, Танечка, неплохо. Через два месяца исполнится двадцать пять. Морщин нет. Глаза ясные, серые, как у мамы.  Не красавица, но мила. Совсем, как у Чехова: «Я никогда не была красива, но всегда была чертовски мила». Пожалуй, в плюсе волосы и зубы. Хорошо, что волосы сами вьются, не нужно делать завивку.  Главное, хорошая стрижка. Так. Теперь фигура, - Таня встала перед зеркалом. – Стройная, подтянутая. Не зря французы слюнки пускают. Все при мне, - довольная собой, Таня улыбнулась своему отражению.- Но двадцать пять лет в наше время уже много. Рискую остаться в старых девах. Тем более, при послевоенном дефиците мужчин»,  - здесь Таня вздохнула. Она собиралась уже провести «ревизию» своих поклонников, но тут раздался звонок в дверь, возгласы и шум из прихожей. Любопытная Таня накинула халатик, вышла в коридор и тут же по-детски завизжала:
     - Мама, папа! Петечка и Олечка приехали!

     Петр и Ольга гостили в Пекине вторую неделю, когда решили сходить с Таней в театр. Шла пьеса Мережковского «Петр Великий и царевич Алексей» в зале лучшего пекинского отеля «Гранд Отель де Пекин». В антракте Таня почувствовала на себе чей-то упорный взгляд и обернулась. На нее смотрел Сергей Горячев. Он сразу же оживился, заулыбался и подошел к Тане и заговорил:               
     - Танечка, здравствуй! Да ты просто расцвела! Как поживаешь?
     - У меня все хорошо, - спокойно ответила Таня. – Извини, я не одна.
     - Ну, так представь меня своим спутникам!
     - С какой стати? – холодно поинтересовалась Таня. – Мы не рассчитывали провести вечер с тобой. У нас свои разговоры.
     - Это твой кавалер?
     - Тебя не касается. Прощай,- Таня шагнула к брату, который исподволь наблюдал за ней.
     - Как это не касается? Ты – моя девушка! – довольно громко воскликнул Сергей.
     - С каких пор? Наше короткое знакомство давно забыто.
     Но Сергей схватил ее за руку:
     - Ничего подобного! От меня так просто не отделаешься.
     - Что здесь происходит? – вмешался Петр. – Отпустите немедленно Таню.
     - Не твое дело! – нагло заявил Сергей. – Это моя должница!
     - В любом случае, здесь не место для разборок подобного рода. И если вам не нужны неприятности, вы  немедленно отойдете от моей сестры,- твердо сказал Петр.
     Сергей сразу же изменил тактику, стал извиняться, предлагал пойти в ресторан и «уладить» недоразумение. Но настроение у Тани было испорчено, и она решила отправиться домой. Петр и Ольга присоединились к ней.
     И назавтра дома ничего обсуждать не стали, тем более, что Таня ушла на работу. Вечером Сергей ждал ее возле офиса с букетом цветов.
Последовали извинения, заверения во вновь вспыхнувших чувствах, предложение снова встречаться.  Таня ничего ему не обещала, однако Сергей проводил ее до самого дома. На другой день – то же самое. И в следующие дни все повторилось.
     «Очевидно, Сергей Горячев перепутал меня с крепостью, - думала Таня. – Осада по всем правилам».
     Уехали Петр и Ольга, они предлагали и Тане вернуться в Харбин.  И  отец чувствовал себя немного лучше. Но решили пока ничего не менять. Таня работает, а в Харбине вряд ли найдется что-либо для нее.
     Сергей же продолжал свою «осаду». Прошла неделя, другая, месяц, полгода… Таня понемногу привыкла к присутствию Горячева в своей жизни. Представила его родителям. Мама и папа особого восторга не испытали от знакомства, но решили, что возможный кандидат в женихи неплох. Только Ама была недовольна. Не нравился ей Сергей. У нее, кстати, были и личные основания для плохого настроения.  Очень давно не было никаких известий от сына. Ама была невероятно сдержанным человеком. Но тут и у нее стали сдавать нервы. Петр обещал навести справки по своим каналам. И вот, наконец, он снова приехал по делам в Генеральное консульство Пекина. Привез «новости» и своим близким. Таня наконец  узнала, что  Павел пропал без вести, скорее всего погиб… Для Амы сообщение было еще хуже.  Семья ее сына, все остальные родственники, буквально вся деревня, где они жили, были уничтожены. Бедная женщина слегла. Елизавета Сергеевна и Таня не знали, чем ей помочь? Хорошо, что вместе с Петром приехала Оля. Она взяла заботы о нянюшке на себя. Разговаривала с ней на ее родном диалекте, уговаривала поесть, пыталась пробудить хоть какой-то интерес к жизни. Однажды сказала:
     - Я давно уже сирота. Мне бы хотелось считать тебя своей мамой. Хочешь, Петя оформит все документы, и ты станешь моей мамой по закону?  Я никогда не брошу тебя!
     Лу Мейлин посмотрела Оле в глаза:
     - А ты правду говоришь? Даже если вы всей семьей соберетесь в Россию, возьмешь меня с собой?
     - Конечно, милая моя, дорогая мамочка!
     Вот так  частично разрешилась одна проблема.
     А на Татьяну накатило безразличие.  «Как же так? – думала она. -  Павел убит, а я ничего не почувствовала? Я дышу, живу, ем и пью, развлекаюсь и любуюсь собой, а его больше нет? Не могу, не могу поверить! Я чувствую его теплый взгляд, я все еще люблю его! Неужели он смотрит на меня с небес? Чушь, чушь!»
     Таня двигалась, разговаривала  с  людьми  как автомат. Маму очень беспокоило ее состояние. Сергея Татьяна видеть не хотела. Приходила с работы, что-нибудь без аппетита ела и ложилась на  кровать, лицом  к стене. С большим трудом Ольга и Петр уговорили ее сходить на концерт классической музыки.  Тане было особенно грустно в этот вечер. После первого отделения она отправилась домой. Брат с женой, конечно же, пошли с ней. А дома их ожидали еще худшие новости: папе стало плохо, он задыхался, губы посинели, тело дрожало. Семейный доктор был рядом с больным.
     - Доктор, что происходит? – спросил Петя. – Можно ли хоть что-нибудь сделать?
     - Боюсь, что нет, - ответил тот. – Попрощайтесь, пока он в сознании.
Семья собралась у постели отца. В его состоянии как будто наступил перелом. Аркадий Петрович немного отдышался, посмотрел на всех внимательно и ласково. 
     - Милые мои, - прошептал он. Обещайте, что не будете горевать обо мне очень сильно. Я так люблю вас всех… Петенька, увези их в Россию… Ваше               
будущее – там…  Простите меня, если когда-либо обидел…
     - Папочка, папочка! – тихо плакала Таня. – Не уходи! Как же мы без тебя?
     Елизавета Сергеевна едва держалась на ногах. Она молча всматривалась в глаза любимого мужа, как будто пытаясь взглядом удержать его… Даже Петр и Ольга растерялись. Все были подавлены. Аркадий Петрович потерял сознание.
     Врач уговорил семью хотя бы немного отдохнуть:
     - Вы все обессилены. Сиделка неотлучно будет рядом с вашим отцом, я тоже. Если он очнется, непременно позову вас всех. 
Кое-как разместились в гостиной. Мама прилегла на кушетку, остальные – в кресла. Усталость сморила, все задремали. Вдруг Елизавета Сергеевна отчетливо увидела, что муж подошел к ней:
     - Лизонька, вставай! – потрепал ее по плечу.
     Она проснулась, вскочила и пошла в спальню, где лежал Аркадий Петрович. Врач как раз констатировал смерть…
     Утром появился Сергей. Очевидно, от врача он узнал о случившемся. Всех обнял, попытался подбодрить и взял на себя хлопоты, связанные с похоронами. Родственники были настолько удручены, что с трудом соображали, помощь Сергея оказалась своевременной.  Таня была ему благодарна. Она увидела Сергея в другом свете – благородного, тактичного,
великодушного.  В душа как будто произошел  надлом.  Таня не была готова к таким потерям. Первые смерти ее близких людей… Таня представляла себе папу или Павла, пытаясь понять, не виновата ли она в чем-нибудь перед ними? А виновата была лишь в том, что жива, а они – умерли…
            
                Глава 19.

     Сергей всегда был рядом. Ухаживал за Таней, успокаивал ее, дарил подарки. И вот через полгода Таня согласилась стать его женой. Свадьба была очень скромная. Родители Сергея подарили молодым квартиру. Сергей был приятно удивлен, что Таня никогда не была близка с мужчиной. Он вообразил, что она хранила себя для него. Таня не стала его разочаровывать. Ни к чему мужу знать о первой чистой любви. Таня очень быстро забеременела. В это же время Оля сообщила, что ждет ребенка. Ама была на седьмом  небе от счастья. Дочку Таня назвала в честь мамы, Лизонькой. У Оли тоже родилась девочка, назвали Наташей.  Таня не хотела терять работу, но очень быстро забеременела опять  и через полтора года родила сына. Мальчик родился 12 июля, в день святых Петра и Павла, поэтому Таня с полным основанием дала ему имя Павел.  Сергей был счастлив.  Он работал в торговой фирме своего отца, часто ездил в Америку.  Там была большая часть их бизнеса.  В помощь Тане свекровь прислала няньку и повара.  Семья Тани  проживала  в квартире  Сергея, что было непривычно для Татьяны, душевно привязанной к своим родственникам, особенно к маме.  Таня была заботливой матерью, нежно любила детей, но, в самом  деле,  трудно было управляться сразу с двумя  малышами. Между тем, Оля и Петр поделились радостью: они жду второго ребенка!  Как только родилась вторая девочка Катя, Ама уехала в Харбин помогать своей названной дочке Оле.  Елизавета Сергеевна осталась в Пекине. В постоянных хлопотах, заботах о маленьких детях незаметно пролетели два года.   
     Тем временем, еще в 1949 году в Пекин вошли части Народно-Освободительной  армии Китая. Большинство стран Запада не приняли новую власть, это привело к исчезновению иностранной колонии в Пекине, однако русские сохранили свою диаспору, хотя численность ее сократилась до нескольких сот человек. Таня все-таки вернулась к работе, но уже в Американской кампании, что несколько успокоило недовольство мужа . Тане надо было помогать маме материально, у мужа деньги она брать на это не хотела. Петр, разумеется, тоже поддерживал Елизавету Сергеевну деньгами; к тому времени она осталась без работы.

                Глава 20.

          В начале  пятидесятых годов деятельность  Православной Миссии в Пекине свелась до минимума, роль духовного ядра перешла к Обществу советских граждан. В клубе Общества проводились кинопоказы, новогодние елки, концерты.  Таня старалась посещать этот клуб.  Особенно ей нравились советские кинофильмы.
      - Да что там интересного? – возмущался муж. – Все вранье о Советах. Лучше голливудских фильмов нет!
     - И голливудские фильмы бывают разные, - спорила Таня и старалась ходить в клуб, когда Сергей был в отъезде.
     Таня заметила, что отношение Советского Посольства  к русским «китайцам» изменилось после войны и особенно после смерти Сталина в лучшую сторону.  Произошла как бы «корректировка» политики, заигрывание с пекинским православным Владыкой, перевод русской церкви в Китае под юрисдикцию московской Патриархии.
С 1954 года в СССР началось освоение целины, и русские эмигранты получили от советского правительства разрешение на поселение в целинных районах, в Сибири и Средней Азии. В это же время в Китае начались социалистические преобразования. Развитие этих событий подталкивало русских к отъезду из Китая. Часть русского населения начала готовиться  к репатриации в Россию, а другая часть – в Австралию, Южную Америку, в США и другие места.  И тут Танина семейная жизнь «затрещала по швам».  Родственники Сергея уже переехали в Штаты. Сергей считал этот вопрос решенным и для Тани с детьми. Однако Таня как советская гражданка зарегистрировала своих детей в Генеральном консульстве СССР, не сказав об этом мужу. За семь лет брака Таня полностью разочаровалась в Сергее. Пришло понимание, что и Сергей не любит ее.  «Ради  чего жить вместе? – думала Таня. -  Детям нужен отец? Какой он отец? Постоянно в отъезде, а когда возвращается, то на детей и внимания не обращает. Мол, есть няньки-мамки,  дети – их забота. На меня не смотрит даже. И спит в кабинете. Наверняка у него кто-то есть». Таня думала о Сергее как-то отстраненно, будто о чужом человеке…
     На пасхальную неделю 1954 года Таня с детьми, мужем и мамой приехала к родным в Харбин. Дети радовались встрече. Взрослые старались хоть на время забыть о неприятностях. Родной город был залит весенним солнцем и объят праздничным настроением. 
     Заглянул сосед:
     - Христос воскресе! Слышали новость? Объявлено о решении Советского правительства принять всех желающих осваивать целину! – выпалил он с ликованием.
     - Чему ты радуешься? – занервничал Сергей. – Забыл аресты сорок пятого года?  В лагеря захотел?
     - Ты не прав, Сережа, - вмешался Петр. – Про сталинские лагеря пора забыть. Сейчас мы нужны России. Конечно, целина не для всех подходит, многие из нас далеки от крестьянского труда, но можно найти компромиссное  решение. Думаю, я сумею это сделать.
     - Да-да! Знаю я, как твой приятель-консул рисует дивные картины будущей жизни в Советском Союзе! Чего только не наобещал: соблюдение всех прав (ха-ха!), бесплатное жилье, работа, учеба, материальная помощь! Ты забыл, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке?
     - Я слышала, что будет поголовная репатриация  русских,- сказала Таня. – В Китае мы не нужны никому. И если хотят освоить целину нашими руками, это не так страшно. Какая у нас есть еще возможность легально вернуться на Родину?
     - И ты туда же! – завопил Сергей. – Братец твой коммунист, это давно понятно. Но твое дело – быть с мужем и детьми. В США поедешь!
     - Сейчас мы не будем это обсуждать, - примирительно сказал Петр. – Сегодня праздник. Давайте праздновать! Судя по всему, это чуть ли не последний наш семейный праздник в Китае.
     Все были возбуждены, но попытались успокоиться.  Иначе мог разразиться грандиозный скандал.
     Каждая семья принимала индивидуальное решение о переезде. 
Все права на КВЖД передали Китайской Народной республике.  Русский период Харбина был закончен. Идея построения справедливого общества  в СССР была необыкновенно привлекательна для многих.  Лозунги о братстве, равенстве и свободе ловили в сети многих романтиков.  Люди готовились к отъезду сознательно, настраивали себя на трудности в стране, строящей светлое будущее.
     И все же, если бы не исторические  обстоятельства, многие не решились бы покинуть Харбин.
     Споры продолжались. Но в целом «русский» Харбин стал собираться на целину.

                Глава 21.

     Надя Вербицкая вышла замуж  за Георгия Крылова, того самого Жоржа, приятеля Павла.  Очень быстро у них появилось «потомство» - мальчики-близнецы.  При встрече в Харбине Надя, плача, рассказала Тане:
     - Жору арестовали в сорок девятом.  Мальчикам по два года едва исполнилось. Мы с мамой уже считали его погибшим. Я тебе не стала сообщать, прости…  Больно было даже думать об этом. А  накануне Пасхи меня вызвали в советское Консульство и передали от Жоры письмо. Он на лесоповале трудился, представляешь? Мой хрупкий муж с топором в руках… - Надя всхлипнула.
     - Надюша, родная, не плачь! – воскликнула Таня. – Ведь он жив!
     - Я плачу от радости! – Мы с мамой теперь отправляемся в СССР. Удивительно, что Жора не жалуется на судьбу совершенно! Говорит, что  мы – жертвы эпохи,  что просто все надо пережить.  Еще надеемся что-нибудь узнать о Павле.
     После Пасхи Елизавета Сергеевна с Таниными детьми осталась погостить в Харбине. Таня и Сергей вернулись в Пекин.
     Танино сердце сжималось от грусти. Как же так, все русские оказались чужими в Китае? Харбин, родной ее город, больше не принадлежит ни ей, ни ее семье? Почему русские люди должны рассеиваться по всему свету?  « У нас есть Родина! Надо ехать домой!» - решила Татьяна. Она не видела своего будущего рядом с семьей мужа. Люди богатые, обеспечат, конечно, и Таню и детей, но в Америке.  Татьяна не мыслила  себя вдали от мамы, брата и всего остального семейства.  Пусть трудно будет, но только бы вместе! А Сергей настаивал на переезде в США.  Каждый вечер начинался уговорами, а заканчивался  скандалом. А тут еще и другая неприятность: Танина фирма готовилась к закрытию, нужно было проверять все документы,  сдавать дела…
     Бедная Таня была на грани нервного срыва.  Чтобы не сорваться, Таня медитировала. Но для медитации нужна была тишина, одиночество. Приходилось задерживаться на работе. «Дзацзен»  – практика дзен-буддизма давно была известна Тане. Это упражнение глубокого дыхания нужно было выполнять сидя, не двигаясь, остановив взгляд на голой стене как можно дольше.  Такая практика позволяла держать себя в руках, не давала мыслям разбегаться…
     Обремененная  грустными   думами,  Таня вошла в квартиру и поморщилась: пахло алкоголем, значит, Сергей пьян. Значит, жди очередной ссоры.
     - Вот и моя дражайшая супруга! – глумился Сергей. – Нагулялась с американцами, теперь к коммунистам собираешься? Что молчишь? Сказать нечего?
     Таня устало отвернулась.
     - Кстати, где документы детей?  Завтра понесу их в американское посольство. Пора оформить детям визу. А ты можешь катиться в СССР. Да вообще – куда хочешь. Я с  тобой развожусь. У меня в США богатая невеста имеется, ты ей – не чета, голь перекатная. Говорила мне матушка, не женись на нищебродке; а  я, дурак,   пожалел  тебя, очень уж ты по мне с ума сходила, страдала…
     -  Не буду обсуждать с тобой  причины нашего брака, - ответила Таня. - Я догадывалась, что у тебя кто-то есть. Это прекрасно, значит, тебя можно  обвинить в  нашем разводе. Дети будут со мной. Тебе новая жена еще родит. К тому же, мои дети – граждане СССР. Увезти их без моего согласия ты не сможешь.
     - Ах ты… - Сергей задыхался от ярости. – Ну, сейчас получишь! – он попытался ухватить Таню за горло, но вдруг почувствовал  ощутимый укол в пах.
     - Только тронь меня, проткну насквозь  твое «мужское достоинство»! – Таня угрожающе  близко придвинула небольшую бамбуковую палку.  – Я в совершенстве владею китайским оружием. Это очень опасно для тебя. И больно. Ну, успокоился?
     Сергей мгновенно протрезвел. Он  вспомнил, как однажды наблюдал Танины занятия по самообороне, но не мог тогда представить, что все может обернуться против него.               
   - Ладно, твоя взяла. Завтра же разведемся, я уеду, а ты делай, что хочешь. В конце концов,  мне даже алименты не надо будет платить.

                Глава 22.

     Развод отнял у Тани последние силы. Ей уже было все равно, куда ехать:
целина, тундра, тайга – лишь бы подальше от этого совсем чужого человека.
Вдобавок ко всему, умерла старая собака Серебряковых. Таня и дети рыдали, жалели верного друга, а мама сказала:
     - Это Аркаша забрал ее к себе, чтобы не мучилась. Ее пришлось бы бросить здесь, кому нужна,  старая?  Животных брать с собой запрещено. Еще больше бы мы слез по ней пролили.
     Вот уже распродано все, что можно, собраны и упакованы вещи... Последняя ночь в разоренном родном гнезде… Таня не сомкнула глаз. А наутро начались особые хлопоты. Потом  они вспоминались как кадры черно-белой кинохроники.  И отпечатались в сознании единым куском, будто смотришь старый фильм, а он – о тебе. Старый вокзал. Отъезд от знакомого перрона. Добрались до границы. Пересели в теплушки. На советской  станции с жутким названием «Отпор» прошли паспортный и таможенный контроль. Здесь же лишились дорогих сердцу вещей: старинной бабушкиной иконы, пластинок Вертинского.  Получили деньги на проживание. 3000 рублей на главу семьи и по 600 рублей на каждого члена семейства. Выяснили свое место назначения – какая-то деревня под Кустанаем. Брат успокаивал:
     - Не волнуйтесь, я же предупреждал! Это чистая формальность. Поживем там два-три месяца и переедем в Москву.
     Дорога была мучительно долгой. На станциях бросалась в глаза разруха, грязь. Люди были плохо одеты, казались озлобленными, повсюду звучали бранные слова. А переселенцы «списывали» все на прошедшую войну, такую страшную, тяжелую. Зато за окном – земля предков, простор такой, что захватывает дух! Вот уже  озеро Байкал. И весь вагон запел: «Славное море, священный Байкал!».
     Таня, урбанистка, не мыслила свою жизнь вне города.  Поэтому особенно внимательно рассматривала советские города, вернее, то, что успевала увидеть  из окна вагона. Чита оказалась совсем маленькой. А вот Иркутск понравился – большой город! Даже Собор Таня разглядела, показалось, похож на Никольский Собор в Харбине. Но больше церквей не видела. Мелькают за окном кладбища, кладбища; на могилах – кресты да звезды…
А в мечтах у всех вставали большие светлые города.
     Ранним утром остановились на степном полустанке. Выгрузились. Уселись               
в полуторку, что их ожидала. Долго тряслись в машине.  Наконец, добрались. Перед ними оказался  целый ряд плоских, длинных сооружений, похожих на китайские фанзы. Оказывается, это – бараки. Их встретила молчаливая толпа женщин и детей. Все очень худые, бедно одетые. А в бараке – темные комнаты, похожие на собачью конуру. Да еще, кажется, с дырами в стенах.  Вот тебе и светлый город, Таня! Ей стало страшно, по-настоящему, как будто сердце оборвалось.  «Куда же мы заехали? Как жить среди этих чужих людей? Детей как поднимать!  И вернуться больше некуда…»
     В соседних бараках ютились сосланные молдаване, а еще несколько цыганских семей, которых Хрущев пытался приучить  к оседлой жизни. Их неунывающий нрав,  крики, пение, пляски под звуки гитары мама метко назвала  декорацией к спектаклю «Жизнь в таборе».
     Постепенно знакомились с местными жителями. Сначала, конечно, дети, потом взрослые.  Женщины в большинстве вдовы, измученные недавней еще войной, непосильной работой. На фоне их переживаний собственные испытания казались Тане мелочью.  И это поддерживало ее дух. Каждое утро в окно барака громко барабанили колхозные «звеньевые» и раздавали распоряжения: кому на какую работу идти.  Только Елизавета Сергеевна была освобождена от тяжелого физического труда, но ей с избытком хватало работы по дому, и к тому же,  на ее попечении оказались не только собственные четверо внуков, но еще несколько маленьких детишек из барака, чьи матери должны были трудиться в колхозе.  Она с неизменной улыбкой называла себя заведующей детским садом. Для всех остальных, включая и Мэйлин,  которую  местные жители прозвали Леной, умение и профессионализм не требовались. Гоняли на работу каждый день. В поле, на ферму, на колхозный ток – где требовались рабочие руки, туда и направляли. Вернее, «гнали». По-другому эту работу  не называли. За два месяца все Серебряковы похудели, почернели, руки загрубели, кожа на них покрылась ссадинами и трещинами. Про маникюр никто  и не вспоминал.
     Однажды старая цыганка остановила Таню:
     - Добрая ты, я вижу. И семья ваша  хорошая. Всем помогаете.  А здесь не задержитесь. Дорогу дальнюю вижу. Большие города, богатство, любовь  тебя ждут. Все своими руками построишь. А здесь будь осторожна, спрячь, что любишь, а то пропадет.
     Таня не верила ни в какие байки и предсказания, но на этот раз почему-то прислушалась.  Осмотрела внимательно свою комнату.  Кое-какие ценные безделушки , приличные вещи, оставшиеся деньги собрала и спрятала в «хитрый» чулан – в углу была дверь в темную каморку,  неприметная, заклеенная старыми газетами. Придвинула к ней свой топчан.  Больше ничего не успела;  всех срочно позвали на собрание. Председатель  колхоза объявил, что пришло распоряжение отпустить всех поселенцев.
     Серебяковых  направляли в Москву.  Семья ликовала!  Но когда вернулись домой, оказалось, что цыгане успели хорошенько «обчистить» своих соседей. Пропала шкатулка с драгоценностями, немного денег и вещей у Петра. Таню вовремя предупредили.  Жаль было маминой заветной шкатулки, но все-таки кое-что сохранилось.
     Все были живы и здоровы и вместе преодолели  очередное испытание.