Легкой утренней дымкой рассвет спустился с гор. Свежий ветерок пробежал по кустам, заглянул в раскрытые окна, шевельнул шторками. Ефим проснулся, как всегда, с первым лучом солнца. Сказывалась давняя привычка, да и неудобная поза. Очень хотелось пошевелить онемевшей рукой, но мужчина боялся спугнуть сладкий сон женщины. Она так уютно спала на его плече, рассыпав волосы по подушке.
А утро победно продолжало шествовать по городу, будоражило и будило природу. Вот уже и птицы проснулись. Воробьи шумной ватагой прилетели на балкон выяснять свои воробьиные отношения. Один из них, самый смелый влетел в комнату, слегка наклонил головку, рассматривая обстановку и заметив Ефима чирикнул, как будто спросил: «Чего лежишь, утро ведь?» «Чего расчирикался, - разозлился мужчина, - разбудишь человека!» «Чирик-Чирик!»
Пушистые ресницы женщины дрогнули, затем резко распахнулись. Она обвела взглядом комнату, удивляясь тому, что здесь оказалась. От самого порога до кровати (как шли) разбросаны вещи, его и ее одежда. Елена закрыла глаза, потом вновь, резко распахнула их. Нет, все та же картинка. Осторожно она попыталась выскользнуть из объятий Ефима, но мужчина только крепче сомкнул руки. Движение ее тела всколыхнуло с новой силой желание.
- Пусти, - тихо попросила Елена.
- Не отпущу, ты моя прекрасная пленница!
- Пожалуйста, пусти – какая-то нотка в ее голосе заставила его разомкнуть руки.
Женщина плавно соскользнула с кровати и, поднимая на ходу вещи, его аккуратно повесила на спинку стула, а свои собрала, перекинув на руку, отправилась в ванную комнату.
Ефим услышал шум и плеск воды в душевой. Он прикрыл глаза и представил ее тело в капельках воды. Разбушевавшаяся фантазия мужчины рисовала одну картину краше другой. Щелчок закрывшейся входной двери вернул в реальность. Она ушла? В один прыжок он оказался у двери, приоткрыл и увидел, как по коридору, гордо подняв голову, удалялась женщина. Он был в недоумении: впервые в его жизни женщина, провела с ним ночь, ничего не сказала, ничего не потребовала, и не попрощавшись, молча, не оглядываясь, ушла. Он же видел, он чувствовал - ей было хорошо, им было хорошо вдвоем.
На завтрак Елена идти не хотела, ей казалось, что уже весь санаторий знает о ее ночном происшествии. Едва справившись со своими эмоциями, она все-таки вошла в столовую. Друзья за столиком как обычно делились своими планами на предстоящий день, и обсуждали последние международные события. Все те же разговоры вокруг резкого подъема, а затем падения курса доллара. Сережа со своей девушкой собирались идти вечером в театр, он принес в столовую галстук, чтобы кто-нибудь помог соорудить классический узел. Но тут выяснилось, что у парня нет пиджака, а к джинсам галстук как-то был неуместен. Елена посоветовала надеть чистую отглаженную рубашку и туфли, вместо привычных футболки и шлепанцев. Все дружно согласились, что в курортном городке, на отдыхе можно себе позволить сходить в театр и без традиционного костюма. День начинался как обычно, все разбегались на процедуры.
У входа в столовую Елену ожидал Ефим. Он видел, как женщина прошла за свой столик, быстро позавтракал и теперь с нетерпением ждал.
- Доброе утро, девушка. Мы, кажется, сегодня не здоровались.
- Доброе, - щеки женщины мгновенно вспыхнули нежным румянцем. Она на мгновение подняла на него глаза и тут же отвела взгляд в сторону. Но и этого мгновения было достаточно, чтобы он понял: она смущена и волнуется.
- Ты в лечебный корпус направляешься? И мне необходимо принять свою порцию добавки к здоровью. Нам по пути. - Он говорил так обыденно и уверенно, как будто они сто лет знакомы и каждый день вместе посещают все эти ванны, грязи, массажи и прочие заморочки, - Ты не забыла, мы сегодня собирались на рынок сходить. В котором часу освобождаешься?
- У меня в одиннадцать сеанс релаксации.
- Вот и прекрасно. В двенадцать я буду ждать тебя в холле твоего корпуса. Договорились? Я - на третий этаж, а тебе куда?
- А я пришла.
- Тогда до встречи, - он чмокнул ее в щечку, - В двенадцать, не опаздывай.
Как ни странно, но этот обыденный разговор, почти семейный поцелуй успокоили Елену. Все утреннее напряжение, дурные мысли и тревоги вдруг ушли куда-то. Как будто солнышко выглянуло из-за туч, мир заискрился, заиграл всеми красками жизни.
Держась за руки как дети, они с удовольствием ходили по рынку, выбирая фрукты и овощи. Ефим отпускал ладошку Елены лишь для того, чтобы расплатиться и упаковать продукты. Горы фруктов и овощей на прилавках вызывали у нее детский восторг, и ему нравилось, как блестели ее глаза, как удивлялась она этому изобилию.
- Итак, подводим итог, что мы еще не купили? Помидорки взяли, огурчики тоже, яблочки, сливы. А ты груши любишь?
- Люблю, но такие – большие-большие и сладкие-сладкие.
- Ага, чтобы укусить и вот так, с носом в соке. Пойдем искать.
Вот у моей мамы в Воронеже во дворе растет груша. Высокая, развесистая. Папа, когда был жив, всегда мне припрятывал парочку груш к приезду. А ты бывала в Воронеже?
- Нет, ни разу.
- Когда-нибудь поедем вместе, и я тебе покажу город, школу, где учился. А какие там сады! Арбуз брать не будем, у нас еще вчерашний не разрезан лежит. Кстати, мы его сегодня попробуем, - он прижался губами к ее ушку, - или на завтра оставим?
Лицо женщины опять вспыхнуло румянцем, но теперь она задорно взглянула на Ефима:
- Посмотрим на обстоятельства…
- Тогда пошли покупать что-нибудь весомое - балычок, рыбку.
- Зачем столько продуктов? Нас и в столовой кормят неплохо.
- А кто в этом сомневается? Но должны же мы отпраздновать мой приезд и нашу встречу, не так ли? Кстати, ты любишь сладенькое?
- Конечно. Когда-то моя мама говорила, что за шоколадку меня в Москве на Киевском вокзале чуть не украли?
- Как это?
- Папа тогда работал на Урале. И они ехали со мной в отпуск, на Украину. Говорят, я была прелестным ребенком.
- Ты и сейчас прелестное дитя!
- Не перебивай, если хочешь услышать всю историю, иначе я не расскажу больше о себе ничего.
- Прости, больше не буду.
- Так вот. Они ждали поезд на Киевском вокзале. Маме необходимо было отойти куда-то, и она оставила меня под присмотром папы, который играл с попутчиком в шахматы. Они так увлеклись, что не заметили, как подошел посторонний мужчина и уговорил меня пойти с ним купить шоколадку. Я и пошла. Мама по лестнице спускается вниз, а навстречу ей я с мужчиной иду. Мама, естественно, меня забрала и отругала папу за невнимательность. Потом долго мне оба родителя объясняли, что с чужими дядями ходить никуда нельзя. А я вот сейчас с чужим дядей брожу по рынку.
- Ах, ты, моя доверчивая! Разве я чужой? Ошибаешься. Пройдет время, и ты убедишься, что я самый родной. Не веришь?
- Не-а, так не бывает…
- Поживем – увидим! Так ты любишь шоколадки, мороженное… Мороженное ты любишь? – Она кивнула головой, - А что ты любишь выпить: вино, шампанское, коньяк.
- Не знаю. Я практически не пью.
Время пролетело быстро, и они возвратились в санаторий, договорившись, что после обеда немного отдохнут, а перед ужином встретятся вновь.
Возвратившись в номер, Елена была рада, что ее соседка так и не появилась за эти сутки. Вернее, она приходила, когда Лана гуляла с Ефимом по рынку. В комнате остались следы ее присутствия: брошенное впопыхах на кровать платье, рассыпанная пудра у зеркала, да в туалетной комнате незакрытой тюбик зубной пасты. Но сегодня все эти мелочи не раздражали. В голове у женщины был полнейший сумбур. События прошедшей ночи и дня волновали, и она не могла думать ни о чем другом. Ругать себя за необдуманные поступки она уже устала и решила, что стоит хотя бы раз в жизни покориться обстоятельствам и плыть по течению. «А, что будет, то будет!» - уже засыпая, прошептала она
- Фим, а у тебя семья есть?
- Семья? Есть, конечно. Вот только назвать семьей это все сложно? А зачем ты об этом спрашиваешь?
- Мы с тобой уже неделю не вылазим из постели, а я ничего о тебе не знаю. Сплю, ем, пью и даже не знаю кто ты.
- Как это? Мне казалось, что я тебе рассказал почти про всю свою жизнь.
- Вот именно – почти. Я знаю и про детство твое, и про юность. И о работе ты рассказываешь, а вот о нынешней твоей жизни ты ничего не говоришь. Ты женат? У тебя есть дети?
- Вон что тебя беспокоит?
- Нет, ты не так понял. Я понимаю, курортный роман – мимолетный роман. Он должен легко начинаться и так же легко заканчиваться. Я ничего от тебя не жду и не желаю большего, чем есть.
- А то, что есть тебе нравиться? Только честно?
- Да. Нравиться.
- Скажи честно, хоть чуть-чуть тебе Ефим доставил удовольствия?
- Что скрывать, мне действительно с тобой очень хорошо и так еще не было ни с кем, - она приподнялась в постели и потянулась к его губам, прикрывавшая простынь сползла, открывая нежное женское тело.
И изгиб этого манящего тела, и слова женщины были ему так желанны, что легкий стон сорвался с его губ: «Где же ты раньше была…» Он вновь ненасытно припал к ней, к ее губам, впитывая каждую клеточку ее тела, такого трепетного и такого податливого под его руками.
«О, господи, что ты со мной делаешь…» - выдохнула в ответ Елена, погружаясь в трепетную нежность и вновь удивляясь самой себе, своим новым ощущениям, головокружительной легкости и почти ощутимого, беспамятного полета души.
И не было ничего в мире, кроме его и ее, и не было большего желания, нежели чувствовать его каждой клеточкой тела и не было большего страха, нежели потерять все это. «Еще, прошу еще… Не уходи…» - и стон, и вздох, и трепет тел, и нет его, и нет ее, есть одно единое целое…
- Что ты со мной делаешь, а? – Ефим благодарно поцеловал женщину, - Совсем не ожидал от себя такой резвости…
- Не я с тобой, а ты со мной делаешь невероятное, - пересохшими губами прошептала женщина, - Я совсем стыд потеряла от твоих ласк.
- Глупенькая, какой может быть стыд в постели между двумя. В постели должны чувства властвовать, а не стыд, сладкая моя.
Утомленные, они лежали на постели не размыкая объятий, не покидая друг друга: она - притихшая, прижатая тяжестью его тела, вслушиваясь в его движения в, он – прижавшись к ней, вдыхая ее запах, боясь пошевелиться, наслаждаясь ощущениями теплоты и нежности, исходящей от этой, неожиданно, как подарок данной ему, женщины.
Ефим торопился. Они с Еленой решили сходить в кафе. Ему нравилось смотреть, как она ест мороженное, запивая маленьким глотком кофе, слегка облизывая губки. О, эти губки! Что они с ним творят!
- Ишь, распрыгался! Привет, друже! Ты чего не поехал провожать! Рассорились напоследок, что ли?
- Кого провожать? С кем кто рассорился?
- Подругу свою до автобуса проводил? Али как?
- Никуда я ее не провожал! Я только иду к ней.
- Идешь? Да она только что уехала на вокзал в автобусе. Ты не в курсе?
- Шутите, товарищ адмирал?
- Никак нет! И не собирался. Она мне еще пожелала хорошего отдыха. А ты что не в курсе? Она не сказала тебе?
- Подержи, Иван Григорьевич! Я сейчас!
Ефим развернулся и бегом направился в сторону выхода из санатория. Оглядел улицу. Пусто. По этой тихой улочке машины ездят редко. Не раздумывая, мужчина побежал вниз, к цветнику. У кафе, как всегда, кучковались местные таксисты и частники в надежде поймать пассажира.
- Ребята, на вокзал надо срочно! Кто подкинет?
- Сколько заплатишь?
- Сколько скажешь. Поехали, только быстро!
Через пять минут он, выскочив из машины, увидел, как санаторский автобус отъехал от входа в вокзал. Осторожно пробираясь сквозь толпу только что прибывших и отъезжающих, он вышел на перрон. Мимо, набирая скорость, простучал колесами состав. «Кисловодск-Свердловск» мелькнула табличка на одном из вагонов.
Перрон быстро опустел, и Ефим один стоял и смотрел в сторону исчезающего за поворотом поезда. Опять, опять она исчезла, ускользнула от него. Ну нет! В этот раз у нее ничего не получится!
- Это что за станция такая? Чтой-то долго так стоим? Случилось чего?
- Нет, ничего не случилось. Это Минводы. Здесь всегда долго стоят поезда.
- Дак кто ж его знает, бабуля, почему так долго не выпускают поезд. Выспались? Вставайте, сейчас чай пить будем, я вкусные пирожки принес. Здесь всегда такие вкусные пирожки и пироги продают вон там, в конце перрона. Я на всех прихватил. Давайте стаканы, я пошел за чаем. А вы тут, девушка, похозяйничайте пока, – попутчик с верхней полки выложи пакет на столик и, прихватив кружки, вышел.
- Эт что, мужик твойный?
- Нет. Это наш сосед по купе.
- Ну звеняй, коли что. Я не знала. Так натопталась за энти дни, что в поезд села и заснула. Храпака наверно давала? Ты, коли что, в бок меня тыкни, я и утихну. У меня тут тоже есть чего поести.
Кряхтя, старушка достала из-под полки сумку и стала доставать какие-то кульки и кулечки.
- Молодежь, подсаживайтесь! Проводница уже небось вскипятила. А ты, милочка, тоже похозяйничай, наведи красоту на столе. У меня внучка такая как ты. Она так все нарежет, так все разложит, что не хочешь, а рука сама к тарелке тянется. Принес чаек? Присаживайтесь! Да не стесняйтесь! Садитесь ближе к столу. Знакомиться будем. Меня бабушкой Дуняшей все кличут, а вас как?
Колеса поезда весело стучали на рельсовых стыках, за окном стемнело и редкие огоньки станций и разъездов приветливо подмигивали проезжающим. В вагоне постепенно все улеглись, утихомирились. Уснула бабушка Дуняша, похрапывает на верхней полке Марк, а Елена никак не может уснуть. Она уже и овец считала, и свои любимые стихи повторяла и в темном вагонном окне пыталась различать пролетающий мимо пейзаж, а все бестолку. Едва прикрывала глаза, как всплывала одна и та же картинка – растерянный мужчина в толпе. На одной из станций ей вдруг до жути, до боли захотелось выскочить из вагона, поймать такси и вернуться туда, в знакомую комнату. Присесть на краешек кровати, провести рукой по его непокорным волосам. «Что, испугался? А я пошутила…». Нет, нет! Так не шутят! Нельзя! Курортный роман должен быть ярким, и коротким, как вспышка молнии. Вспыхнуло, озарило, прогромыхало и ушло, укатило за горизонт!
Продолжение следует....
11.04.2020г. г. Москва