Данное название затерялось в космическом хаосе

Мартин Амарантинесс
Эта история начнется банально, говоря откровенно, никакой истории здесь нет,  а только ничто, облаченное в потокосознание.

Так вот, одним теплым зимним вечером отец смог выкроить часок из своего занятого графика, чтобы поиграть на улице с сыном.  Возвращаясь домой, они взглянули на ночное небо, уже усыпанное мериадами звезд. Сынишка тут же разглядел на темном полотне несколько созвездий и полярную звезду, что не раз была путеводной для многих странников. Но отец не видел звезд и их величественной красоты и пронзительного света, перед его взором простиралась лишь давящая чернота космического пространства. Далекая и холодная. Абсолютно беспристрастная к людям, планетам, целым галактикам. И он поморщился, чувствуя, будто он крошечная песчинка в огромном, неуправляемом и безумном океане. Океане слез и тоски мыслящих существ, осознавших, но так и не принявших свое одиночество. Вероятно, был только один способ не сойти человечеству с ума - выстроить описательную систему мироздания, где все максимально разложено по полочкам, и в этом великом стремлении начали свою битву различные теории о сотворении мира и человека, но каждая из них имела бреши, что вводили человечество в панику. Почему? Потому что рождали собой хаос. Тот хаос, из которого однажды мы вышли, но не смогли искоренить из себя. Все меньше гармонии, все больше неврозов, массовых истерий, расстройств личности, депрессий.

Как хорошо, что сейчас мальчик пока не думает о вечном, не ищет смысла жизни, не пытается убежать от собственной беспомощности в мир грёз, где будут мнимо исполнены все желания, оправдаются надежды, где бескрайние амбиции наконец умолкнут. Но есть ли у них предел? Или же они бесконечны как Вселенная? Или даже у нее есть свой конец?

Мальчик лишь смотрит на небо и загадывает желание на падающую звезду. Загадывает поскорее стать взрослым. А взрослые, между делом, отрывают глаза от  офисных мониторов, мечтая стать снова детьми. Но уже не загадывают желание на звезду, это ведь слишком глупо, нерационально, по-детски. Вот ведь ирония.
Больше нет сюрпризов до визга на праздники, не вырезаются снежинки, не пускаются кораблики по весенним ручьям. Но как же хочется вернуться. Выбраться из клетки тотального безразличия ко всему, кроме цифр на банковских картах, коммунальных платежах, на весах, термометрах и т.д. Вырваться в детскую непосредственную искренность и наивность. Но мы, увы, так не умеем.

Сын уже устал от долгой беготни по двору, отец тоже устал от беготни, беготни по кругу дом-работа-дом. Устал от гонки за красивой жизнью, что стекает цветастой слизью с экранов и соц.сетей, от развешивания ярлыков, что на других кажутся пушинками, а на себе тянут вниз кирпичами, устал от непрекращающейся суеты, разрушенных ожиданий, от самоанализа, разборок с кричащими за стеной соседями, сверхурочных поручений начальства, бессмысленных пьяных посиделок с друзьями, которые уже не приносят счастья, но вошли в привычку, а потом выяснений отношений с женой, от кредита себе на машину поновее, а жене на модный смартфон и, в первую очередь, устал от себя.
Однако тратил бы он на это свое бесценное время, по-настоящему ощутив, как оно скоротечно, и как неминуема смерть?

Но мысли эти промелькнут лишь на минуту, а потом будут вытеснены вглубь сознания. Некогда рефлексировать, надо сына вести домой, еще подумать над отчетом, спать бы лечь сегодня уже наконец пораньше, а завтра после работы рвануть с семьей за город. Хотя нет, погода по прогнозам может испортиться, да и бензин подорожал, а месяц выдался непростым...Черт, сынок, не ушибся? Вот не успеешь глазом моргнуть, как он уже подскользнулся. А где варежка? Мама нас прибьет за это.
А пока отец безуспешно озирался вокруг, ища варежку, в небе умирали или же рождались звезды, сверхмассивные черные дыры, карликовые планеты, взрывались сверхновые, и астероиды бороздили эти бездонные космошироты. Вселенная расширялась, энтропия увеличивалась, а варежка все также неподвижно лежала в сугробе. И согласитесь, не так страшна была бы фраза: "Мама нас прибьет" - когда стало бы известно, что однажды погибнет всё.