К семидесятипятилетию победы в Великой Отечественной !
Они воевали на одном фронте !
Мой отец, Василий Артемович Анкудинов в 1941 году воевал под Ленинградом, был тяжело ранен и после госпиталя коммиссован по состоянию здоровья. Я с сомнением спросил. Он что, после госпиталя уехал на Сахалин? Алеша развел руками, выходит так. Ну ты же сам говорил, что он на кунгасе рыбачил на Сахалине, а потом, в 1945 м воевал с японцами. Ну вспомни, ты мне рассказывал, что ты держал в руках его награды за победу над Японией. Как он ходил в штыковую атаку на японские батальоны, как они в бою прикрывали друг друга. Подожди, подожди я волнуясь нетерпеливо перебил. Я родился в августе 1942 года на Сахалине. Получается, что он коммиссованный по ранению с Ленинградского фронта осенью 1941 года опять уехал на Сахалин! Да как он вообще попал в Ленинград? Ты чего нибудь понимаешь, Алеша? Понимаю, понимаю. Алеша посмотрел с большого экрана монитора. Вот, папаня, с довольной улыбкой он поднял архивные документы, и с нетерпеливой горячностью стал быстро читать. Ты меня хорошо слышишь? Он показал записи военкома. Против документов папаня не попрешь. Да слышу, слышу я, читай. В июне 1941 года Василий Артемович Анкудинов был снят с поезда Владивосток – Москва и направлен в составе резервного батальона на Ленинградский фронт. Вот письмо с госпиталя Ленинграда, вот письмо с Ордынска, его старшей дочери Вали, которое она писала в военкомат в 1952 году. Вот ответ военкома. Рядовой Анкудинов Василий Артемович в составе резервного батальона…Все остальное я много раз читал из многочисленных источников, написанных историками уже в наше время. Алексей читал архивные документы и письма, а я слышал глухой удаляющийся голос. Все покрылось пеленой тумана и перед взором открылась картина той далекой войеы. Раскаты грома, разрывы снарядов, пулеметная очередь, болото, поросшее мелким кустарником, крик командира батальона. За мной! За Родину! В перед! Среди зеленой листвы кустарника и вековых сосен завязалась рукопашная схватка. Патронов не было, дрались штыками, саперными лопатами и ножом. Прорывались стремительно. С грозным рычанием и перекошенным от ненависти лицом. Один против двоих, троих откормленных фрицев шли на прорыв, с ненавистью в глазах, подбирая на ходу немецкие автоматы, гранаты и ножи. Бой был страшный, жестокий и только ненависть придавала силы. Врешь гад, не пройдешь, хрипел боец. Сделав обманный выпад, он ушел от смертельного удара и тут же с низу в верх вонзил трехгранный штык в бок здоровенному детине, с удивлением смотревшего искаженными болью глазами. А ты как думал, прошептал солдат. Наши только так и воюют. В болотной жиже грязный, окровавленнй немец с грозным рычанием дубасил кулаком нашего бойца. Боец сучил ногами, поднимая брызги и грязь, с остервенением повторяя, врешь собака, не возьмешь. Он тянулся до горла, мокрыми, скользкими руками. Но фриц уворачивался, пытаясь утопить в болотной жиже бойца. Да какая тебя мать родила, ругался солдат, полтора центнера, не меньше! А я трое суток не жрамши. У фрица засветились довольным блеском глаза. Русишь швайн, русишь швайн, повторял он, улыбаясь довольный, но со стоном вдруг хрюкнул и обмякший всем своим тяжелым и грязным телом лег на бойца. Ну что, браток, руку давай. Да побыстрей! А то тут кругом жуткая драка. Василий из под грязной шинели фрица увидал протянутую руку. Ты чем его, поднимаясь спросил боец? Да пробегал я тут мимо, смотрю двое колошматят друг друга, а у фрица спина, как у нашего мерина в колхозе. Ну я и ткнул штыком, что бы ты его за глотку успел ухватить. Он у меня лапату выбил. Гад, шустрый оказался. Через себя так шматонул, что я не понял, как под ним оказался. Их паря тоже тренеруют ни хуже нашего. Командира видел? Нет. Вон под кустом лежит. Где? Да вон. Убитый? Убитый. Грудь в клочья. Давай берем его и догоняем своих. Озверевший, истрепанный жестокими боями, голодный без провианта и патронов, батальон, прорываясь из окружения, вышел к населенному пункту. Рассредоточились, выставили дозор и развед рота растворилась в вечерней дымке тумана, Командование батальоном принял старший лейтенант Кулагин. Бойцы тихо окружили командира. Что дальше, командир? Провианта нет, патронов нет, от батальона осталось чуть больше сотни. Кулагин спокойный, молчаливый, прошедший финскую и Халкин Гол, подошел в плотную к бойцам. Сначала похороним командира. С почестями, по человечески, как положено. Скоро подойдет разведка, пристегнем штыки и тихонько войдем в село. В плен ни кого ни брать. Работать быстро, у каждого своя позиция. По взводно, парами, друг друга прикрывать, раненых не бросать! Все поняли? Всем отдыхать. Костры не жечь, не курить. Увижу, пристрелю лично. Командиры взводов ко мне! Приказал он. Суровый у нас командир, подойдя к уставшему, мокрому и грязному солдату, тихо проговорил боец. По круче прежнего будет, царство ему небесное. Ни еды ему не надо, ни покурить. Завидуешь? Василий подошел в плотную. Лицо солдата напряглось. В сыром, лесном сумраке глаза посуровели. Не завидуй, главное в плен не попасть. Не известно еще, кому повезло больше. Наших ребят полегло много, глядя в глаза проговорил боец. Друга моего Сашку убили, вторым номером был у меня, пулеметчик. Дай срок, за всех отомстим. И все таки мы прорвались, прошептал Василий. Не прорвались браток, Лугу еще переплыть надо. Я что подошел то, поблагодарить хочу, что фрица помог того завалить. Василий протянул руку. Да ладно, сочтемся. Я же говорю, пробегал мимо. Василий тихо спросил. А ты как здесь оказался? Я тебя раньше во взводе не примечал. А нас из резервного под Кингисеп подтянули в июле. Ну меня в дзот и определили пулеметчиком. Василий. А, теска значит. Присаживайся. С каких краев будишь? Из Харькова я. А ты? Из под Новосибирска. С Ордынска. Слыхал? Нет. Это не важно. Точно. А отчество как? Артемович. А я Иванович. Значит Василий Иванович, прямо как Чапаев. Выходит так. Бойцы, присев у дерева, плотно прижались друг к другу. Почти шепотом, не спеша Василий продолжал. Бои за Кингисеп начались еще 15 го июля. Дрались мы там я тебе скажу, не за жизнь а насмерть. Превосходство в танках у немцев было разов в 15, а в небе только немецкие самолеты. Две недели браток, мы стояли насмерть. Но немцы окружили наши оборонительные рубежи и мы отошли на Таллинское шоссе. Потом держали оборону на западном берегу Каскаловки. Что это? Да речка такая под Кингисепом Ни далеко от Минского шассе. Но продержались мы там не долго. Немцы подтянули артиллерию и от нашей роты почти ни чего ни осталось. И что дальше? Что дальше, что дальше. Дальше подошла твоя рота и ты драпал вместе со мной. То ты меня обгонял, то я тебя. Артемович не весело улыбнулся. Ты же вроде как пулеметчик? Спросил Василий. И где же твой пулемет? Может и дзот с собой прихватить надо было? Нет пулемета! Взорвали мы все по приказу подполковника Романцева. А те, кто не успел уйти, сгорели под огнеметами. Василий обнял товарища. Извини, я ведь так, я ведь просто спросил. А у тебя в Харькове, что, семья? Да нет, я там родился, а призывался я с Воронежской области еще в сороковом. Оборону финнов три месаца почти не могли взять. Кругом болота, обстрелы, холод. Там наших жуть сколько полегло. Но укрепления Менергейма мы все таки взяли. А тут немец попер и наш батальон на Кингисепский укреп район перебросили. В Воронеже у меня зазнобушка осталась. Глаза у Василия засветились теплом, красавица моя, Аннушка. Глаза закрою, а она передо мной. Василий на долго замолчал. А у меня на Сахалине, тихо сказал тезка. Дашенька. Сердце прикипело, браток, не могу ее забыть. Рыбачил я там на кунгасе. На заработки уехал с Новосибирска. Там и познакомились. Две девочки у нее, а муж на зоне, второй год как. Я и подрулил. Год, лосось ловил, а тут в отпуск поехал к своим, меня и сняли прямо с поезда. Фронт откатывался к Ленинграду. В первые три недели войны, танковые и моторизованные корпуса противника продвигались по 30 по 50 километров в сутки и соединится с основными частями дивизии или армии просто не представлялось возможным. Восточнее Пскова, южнее Чудского озера соединения 11й, 34й армий отступали разрозненными группами, попадали в плен, оставляя технику, орудия, пулеметы, попадали в окружение, выходили из них, вновь попадали в окружение. Тезка? В пол голоса прошептал Василий, а мы вот с тобой… Погоди ка, Василий остановил товарища. По подразделениям не громко прошел приказ. Приготовиться! Вернулась разведка. Мы не торопливо пошли к поляне. Лейтенант тяжелым взглядом обвел солдат. То, что я вам скажу, запомните и расскажите своим детям и внукам. Он показал в сторону населенного пункта. Там, в Александровском парке на деревьях, на виселицах, на светофорах висят женщины, старики и дети. А там, в деревне Шелони, немцы загнали военнопленных в барак и сожгли заживо из огнеметов. Он обвел суровым взглядом бойцов. У детей с интерната берут кровь для раненых немцев всю, до последней капли, а мертвых, как собак бросают в противотанковый ров и заваливают землей. Они уничтожают все: Наши города, наши деревни, наши села наши храмы, нашу христианскую веру. Он на долго замолчал. Идет истребление мирного населения, сново заговорил командир. Гитлер приказал стереть с лица земли Ленинград. Бойцы! Там за рекой, Большой Сабск, тут поселок Редежа. А тут, в трех километрах от Малого Сабска, небольшое село, немецкий штаб и всего рота солдат. Если форсируем Лугу, выйдем к Большому Сабску, на Вырицу и Красногвардейск. Дальше, комбат помолчал, дальше Ленинград. Сейчас, он чуть повысил голос, сейчас все зависит от вас. Прорвемся, значит будем у своих. Не прорвемся, значит все ляжем здесь. Наша задача. Уничтожить роту солдат в деревне, захватить штаб и продвинуться к населенному пункту Малый Сабск. Все поняли? Разведка снимет посты, заходим тихо, без суеты. Ни кому не орать. Ни кому не стрелять. Работаем саперными лопатами и штыком. Всем ждать и чтоб я не слышал ни звука. В вечерних сумерках на поляну опустился серый туман. Низко, склонившись к земле зеленой листвой, прошелестела береза. Совсем рядом прокуковала кукушка. Не слышно подошел Василий. Шепотом у самого уха сказал. Будешь прикрывать меня с зади, теска. Хорошо, шепотом ответил Василий. Тихо по цепочке прошла команда. Приготовились! Пошли. Казарму охватили в кольцо и потихоньку вошли во внутрь. В коридоре грозно тарахтел дизельный двигатель и генератор тускло давал сумрачный свет. Горели две лампочки. Одна с переди, вторая в самом конце казармы. Кое где раздавался храп, беспечно спавшего врага. Первая рота тихо прошла в конец казармы. Началась рубка. В предсмертных судорогах хрипели глотки, в конвульсиях содрогались окровавленные тела, так и не поняв, какая грозная сила обрушилась на непобедимую, немецкую роту. Кто вас сюда звал? Зачем вы пришли убивать нас, шептали перекошенные бледные губы бойцов. С безумным взором унтер офицер вскочил, но не успел открыть рот, как с трех сторон заточенная саперная лопата со свистом опустилась на загорелую шею и не останавливаясь рубила с сумасшедшей скоростью все, что еще дышало, двигалось и пыталось сопротивляться. Через десять минут все было кончено. Стояла смертельная тишина и даже не лаяли собаки. Бойцы выходили молча. Тяжело передвигая ноги, обвешанные автоматами и ручными гранатами. Собирались в небольшом дворе казармы, обратив взоры на командира. Что дальше командир? Командир, как всегда не торопливо, обойдя взглядом бойцов, тихо сказал. Пока отдыхаем. Прихватите с собой немецкое щмутье, сколько есть, может пригодится. Разговаривать только шепотом. Скоро подойдет разведка. Впереди еще один бой. Раздалась автоматная очередь. Эээх, не получилось по тихому, хрипло выдавил командир. За мной! Бежали молча, охватывая штаб с двух сторон. Но добежав до площади сельсовета, бойцов остановила разведка. Все, командир! В штабе ни кого, а кто был, тех положили. Вот офицера взяли. Во дворе штабной канцелярии три 107 мм. пушки стоят. Что будем делать? Он передал штабные документы Кулагину. Командир сурово посмотрел в глаза разведчеку. Я же сказал, в плен ни кого не брать. Сколько снарядов? Да много! Ящиков пятьдесят будет, и бронебойные, и зажигательные, и осколочные. Командир посмотрел в бинокль в сторону Малой Ящеры. От сюда ни хрена не видно. Тарасенко, Анкудинов, ко мне! Вот бинокль, вон крыша, будете корректировать. Бегом, пулей. Пушки развернуть. Пока немчура не опомнилась, всыпим им под самую завязку! Разобрать снаряды! Там осколочные, там бронебойные, сюда зажигательные, кричал командир. Что там, спросил он бойцов на крыше? Забегали, наверно тревогу подняли. А ну давай, пробный зажигательный. Дистанция три километра. Огонь! Чтооо! Командир! В самую середину! Немцы в подштанниках бегут к танкам. А теперь, все, что есть в этих ящиках, скомандовал командир. Огонь! Огонь! Огонь! Командир взмахивал рукой и хрипло кричал, огооонь! Бойцы едва успевали заряжать артиллерию. Загорелись здания, загорелись подбитые танки, загорелась земля от разбитого склада горюче смазочных материалов. Командиииир! Чуть правее, кричали с крыши. Командир! Чуть левее! Где – то у них должен же быть склад с боеприпасами! И тут раздались взрывы огромной мощности. Волна горячего воздуха дошла даже сюда. Горели танки, горели пушки, горела земля, горело все вокруг. Горели метавшиеся во круг солдаты. От разорвавшихся внутри снарядов с одного танка сорвало башню. Появилась видимость и стало светло, как днем. Командир заскочил на телегу, поставил ящики от снарядов и от туда наблюдал панику немцев и тот животный страх и ужас, который охватил фашистов. Он кричал. За наших матерей! Огонь! За наших детей! Огонь! За наши города и села! Огонь! За нашу истерзанную землю! Огонь! Огонь! Огонь, грозно кричал командир! Он подавал команды, пока не закончились снаряды. Командир, возвышаясь над всеми, обратился к батальену. Бойцы! Несметные полчища фашистов вторглись на нашу землю, и не мало бойцов полегло в не раваном бою. Мы идем защищать Ленинград. Но я верю, придет тот день, когда мы погоним фашистов до Берлина. Слушай мою команду! Продвигаемся к Малому Сабску. Вперед! Мы бежали не разбирая дороги, ориентируясь на яркий свет, который то угасал, то вновь светил с невероятной силой. Тезка! Ты бежишь тут быстрее, чем по лесу! Даже я не могу тебя обогнать! Съел немецкую тушенку, что ли? Ага, на вот. Фендфебель в казарме угостил. Артемович достал из кармана черный сухой кусок хлеба. Мне говорит, все равно уже не надо, а тебе может пригодиться. Василий на ходу сунул сухарь в протянутую руку. А ты? А у меня еще есть. Там, в подсобке, где тарахтел двигатель, помнишь? Ну да. Так там на полке два сухаря лежало. Видно моторист положил. Царство ему небесное. Немцы были на столько уверены в своей победе, что Ленинград будет взят с ходу, что даже на флангах боевых частей не ставили ни какой охраны. И две роты бойцов уже через полчаса подходили к Малому Сабску. В заболоченном, низкорослом кустарнике, у берега реки Луга, остановились. Разведка доложила, вдоль реки, траншеи и блиндажи. На том берегу Лужский укрепрайон и немцы, выйдя к нему еще 14го июля, так до сих пор и не смогли взять его. Командиры рот, какие будут предложения? Молодой лейтенант, с тонкой смугловатой кожей южанина и прядкой иссиня черных волос на высоком лбу, волнуясь сказал. Я, на немецком песню могу спеть. Командир удивленно спросил. На хрена мне твоя песня, да еще на этом проклятом языке? Так сейчас же ночь. Как еще к передовой подойдешь с тыла? Немцы нас примут за своих. А как только мы подойдем к траншеям, забросаем гранатами и к реке. Командир не довольно нахмурился, а ты что скажешь, лейтенант? Лейтенант с перевязанной на скорую руку головой, осунувшимся и покрытым пылью лицом, тихо сказал. В этом что – то есть. Немцы не подумают, что к ним с тыла на боевые позиции идет колонна русских солдат. А как только мы подойдем к передовой и захватим траншеи и блиндажи, у нас будет время перебраться через реку. Командир не надолго задумался. Очень рискованно. Разведка, что скажешь? А что тут скажешь, командир. Вооруженные до зубов две роты внезапным ударом с тыла обрушиваются на передовые позиции противника. Я одобряю этот вариант. Ну что же, обсудим товарищи офицеры. А кто ни будь еще знает немецкий? Подошел старший сержант Денисенко. Да есть тут один из моего взвода. Товарищ командир. Курлычет не понятно что. Не то немец, не то китаец. Хрен поймешь, что говорит. И вроде, как по русски переводит. Степан, тихонько позвал он . Иди сюда. Ты же что – то там курлыкал нам, хрен поймешь про что. Скажи вот командиру, на каком языке ты эти чертовы стихи говорил. Боец отдал честь командиру. Товарищ командир, разрешите доложить? Командир не терпеливо спросил. Немецкий знаешь? Так точно. Тогда вот что , будете идти впереди колонны и на немецком болтать. Не важно, что вы там будете говорить, но о чем ни будь спорьте или что ни будь рассказывайте друг другу. Но главное, чтобы было понятно, что идут немцы. Разведка, он обратился к лейтенанту. Идете скрытно, параллельно колонне. Так точно, товарищ командир! И разведка скрылась в густом кустарнике. Два автоматчика стояли в ночном лесу, тихо разговаривая между собой. Вилли, что эти болваны орут на всю передовую? У них, что, крышу снесло. И что он там про ноги рассказывает. Будто бы фрау по ночам ему ноги мыла. Я слышал такой обычай есть у русских, где – то на Кавказе. Нет Гюнтер, мне ни чего не кажется. Эти два контуженных, померанцы, у них чистый акцент. Тогда твоим землякам сильно не повезло. Старший обер – фельд фебель Витте, на КПП будет бить их своей костлявой ладошкой по лицу, пока не устанет его костлявая рука. Он не любит, когда на передовой орут. Пойдем спросим у них пароль. Внезапно колонну осветили два фонаря и секретный дозор вышел из густого зеленого укрытия. Пароль! Кто командир? Но эти слова были последними. С зажатым ртом и выпученными от страха глазами, патруль тихо осел в высокую, зеленую траву. Еле обнаружили, тихо сказал лейтенант развед группы Сомов. Хорошо, что на приманку клюнули. Командир, впереди метров сто, КПП, за ним передовые позиции. По тихому не получится. Я предлогаю брать сходу. Немцы нас от сюда не ждут, и пока поймут, в чем дело, мы уже будим в траншеях. Подожди, разведка. В тусклом свете луны глаза командира блеснули сурово и тихий, спокойный голос произнес как всегда самое важное. Наши нас тоже не ждут на этом участке. Надо предупредить. А то окажемся между двух огней. Кто у нас тут хорошо под водой плавает? Надо вынырнуть на той стороне Луги. Я хорошо плаваю, товарищ командир. В перед вышел Василий. А, моряк, с Сахалина. Переплыть речку под водой сможешь? Так точно, товарищ командир! Надо чтоб наверняка, и без потерь. Как только занимаем траншеи, сразу на ту сторону боец. Все понял? Так точно товарищ командир. Разрешите напарника взять? А то, мало ли что. Разрешите со мной тезку с Воронежа? Он на Дону вырос. Хорошо. Разрешаю. Командир пожал руки бойцам. Чем быстрее вы доберетесь до наших, тем быстрее мы пройдем этот рубеж. Сигналом будет красная ракета. А сейчас молча подходим к К.П.П. и в атаку на передовую. Уничтожив плотным огнем контрольный пункт, батальон обрушился на передовые позиции немцев. Тезка! Прокричал Василий, прикрывай! Он спрыгнул в траншею, выпуская почти весь заряд патронов в убегавших в темноту немцев. Я здесь, Артемович! Как только прорвемся ко второму рубежу, уходим в камыши. Не задерживайся! Понял, Василий Иванович! В траншеях у самой реки завязался рукопашный бой. Появление наших бойцов было столь неожиданным для немцев, что они почти не оказывали сопративления. Ты живой, Артемович? Живой! Живой! Русь, сдавайся! Вам будет сохранена жизнь. Русь, сдавайся! Кричали с правого и левого фланга траншей, но туда полетели гранаты. И скользя и кувыркаясь с песчанного косогора, два товарища бросились в высокие заросли камыша. В сумерках звездного неба захлебнулась первая, яростная атака. Начался артобстрел, но тут же прекротился. Видно немцы побоялись в темноте уничтожить и свои боевые позиции. Комбат собрал офицеров. Как только, наши дадут сигнал, оставляем заслон и потихоньку уходим в камыши. Повторяю! Он посмотрел в сторону укреп района. По тихому, без шума. Приготовить плавсредства. Все, что есть под рукой, если, кто не умеет плавать. Сигналом будет красная ракета. Наступила зловещая тишина. В низу тихо плескались темные потоки вод, отражая гнетущее ожидание. В тусклом мерцанье луны плыли черные облака, купаясь в потоках Лужской реки. А в небо совсем рядом за крутым поворотом траншеи, беспрерывно взлетали вражеские ракеты, освещая речную гладь. В просторном блиндаже из не струганных бревен на крепко сбитом столе горела керосиновая лампа. Тяжелый, сырой воздух окружал двух бойцов, понуро стоящих перед капитаном государственной безопасности. Он яростно ударил кулаком по столу. Я вам не верю! Я вам не верю! Ну не может на этом участке горстка измотанных, голодных солдат захватить передовые позиции немцев. Не может! Заорал он. Вы кого хотите обмануть! Почему полковая разведка молчит? Старшина! Крикнул он, соедини меня со штабом полка. Что? Алло! Алло! Штаб? Что говорит полковая разведка? Повторяю, что докладывает полковая разведка? Молчит! Капитан бросил трубку. Ну вот, ни какого батальона на передовых позициях немцев нет. Придется вас расстрелять, как предателей родины. Уведите! Хотя стой, подожди! Что вы там говорили на счет переправы? Поздно, товарищ капитан. Угрюмо ответил Василий Иванович. Светает. Вы бы хоть командиру полка доложили. А то расстреляете, а потом окажется, что мы свои. Нужна лишь красная ракета и прикрытие с вашей стороны. Иначе нас немцы покрошат в капусту, пока мы будем переправляться. Затрещала рация. Капитан, что у вас там происходит? Бойцы? С той стороны? Немедленно в штаб! Немедленно! Полковая машина остановилась у крыльца и через пятнадцать минут два бойца стояли перед командиром полка. Так это вы ночью устроили Вильгельму фон Леебу мясорубку на левом берегу Луги? Так точно, товарищ полковник! Это наш батальон. Мы же передали штабные документы. А мы тут ламаем голову, что там у немцев в тылу творится. Радисты перехватили радиограмму немцев. Вы даже не представляете, что вы там натворили. Раздолбали моторизованный полк к чертовой матери. Полковник крепко обнял бойцов. Капитан, штабные документы должны лежать у меня на столе. Почему я до сих пор их не вижу? Вот, товарищ полковник. Но они все врут. Разрешите доложить? Не разрешаю. Командир полка положил карту на стол. Бойцы, подойдите. В каком месте будет переправа? Дайте ка мне командира арт. батальона Семенова. Старлей, сейчас с минуты на минуту, на левом берегу Луги, немцы пойдут в атаку. Квадрат шесть. Накрой их по плотнее. Надо дать нашим переправиться. Сигналом будет три красных ракеты. Вестовой, принеси ка нам каши и скажи, что я приказал. Бойцы трое суток ни чего не ели. Ну, рассказывайте.
В сумерках нового дня над рекой повис плотный туман. Он как бы звал смертельно уставшие души бойцов. Пора, время на исходе. Идите, я вас прикрою. Идите, шептала тишина, вас ждет мама, она проплакала все глаза, глядя в ночную мглу. Она шепчет, где же ты мой милый мальчик, мой любимый сыночек. Почему ты в этой сырой, холодной траншее, сидишь под пулями и снарядами злого врага, а я проливаю слезы и молю бога, чтобы ты вернулся домой. Смилуйся Господи над моим ребенком и ни дай ему умереть. Господи, возносит она руки к небесам.
И вдруг вдали, разрывая гнетущую тишину и заполняя зверинным ревом и лязгом стальных гусениц, появились немецкие танки. Они шли убивать наших детей, они шли отобрать у нас нашу прекрасную Родину, они шли, чтобы уничтожить наши города и села, а нас превратить в рабов. Бойцы! Крикнул командир батальона. С трех сторон немцы. Отступать не куда. Гранаты к бою! Приготовились! Командир сново посмотрел в бинокль. Наша оборона молчит. Не поверили. Что скажете, товарищи командиры? С флангов нам даже не дадут подойти на бросок противотанковой гранаты. Тихо сказал командир второй роты Хламов. А что разведка скажет? Это точно. Они встанут в ста метрах от передовой и расстреляют нас прямой наводкой из орудий , как куропаток. Я предлогаю пока не поздно, забросать с флангов немецкие траншеи гранатами и в реку. Хоть кто то, да выберется к своим. Значит на том и порешили. Товарищи командиры. Выделить по три бойца по флангам и держать их мордой к земле, до тех пор, пока батальон не переправится на ту сторону. Оружие, амуницию в реку. С собой ни чего не брать. Уходим налегке. Выполнять! И тут небо над головой наполнилось шипящим свистом и ревом несущихся снарядов. В небо взлетела красная ракета и шквал пулеметов и минометного огня обрушился на передовую позицию немцев. Уходим, крикнул командир! За мной!
Мужественное сопротивление Кингисепского укрепрайона и отходивших его частей под натиском превосходящих сил врага не было напрасным. Отвлекая на себя силы четырех вражеских дивизий, оно позволило под Красногвардейском избежать окружения и вывести изрядно потрепанные дивизии 8 –й армии. А
на Лужском направлении за две недели были построены десятки бетонных дотов, сотни дзотов, километры окопов. Лужский рубеж стал фактически неприступной крепостью. И подойдя к Луге, моторизованный корпус немецкого генерала Рейганта неожиданно встретил яростное сопротивление частей 41 – го стрелкового корпуса и народного ополчения. Сражались части морской пехоты, дивизионы морской артиллерии, Болтийский флот, самолеты бомбардировочной авиации. Морские летчики штурмовали немецкие колонны, разрушали мосты через реки, уничтожали противника на ближних подступах к Ленинграду. И к началу сентября в некоторых немецких дивизиях оставалось менее половины личного состава, выбита треть офицеров, потеряно и нуждалось в ремонте более половины танков. Прорвавшийся батальон Кулагина вошел в состав 21-го сводного полка, был зачислен в резерв Ленинградского фронта, а через три дня выведен из резерва и отправлен на южные рубежи обороны Ленинграда.
Прошли годы. Расцвела русская земля и тысячи разрушеных городов и сел поднялись из руин и пепла. А на не объятных просторах земли русской, то тут, то там возникли Всесоюзные стройки, которые по своим грандиозным масштабам ни сравнить ни с одной стройкой в мире. Тысячи комсомольцев и молодежи осваивали целинные земли, строили города, гидроэлектростанции, железные дороги. Осваивались просторы Дальнего Востока и Сибири. В кубанских степях, совершенно на пустом месте началось строительство города Адыгейска, строились водозаборный и судоходные каналы, водохранилище, плотина, рисовые чеки, велась расчистка затопляемых территорий, строились рабочие обшежития. Со всех концов необъятной русской земли ехала молодежь на Всесоюзную комсомольскую стройку.
В просторном кабинете секретаря райкома комсомола Геннадия Ивановича Дуброва собрались секретари комитетов комсомола. Заканчивая отчет и подводя итоги мероприятий за прошедшую неделю, Геннадий Иванович сказал. Ну что, товарищи, общим положением дел на строительных площадках я доволен. Соревнования комсомольско – молодежных бригад, субботники, выездные концерты – это все хорошо. Но приток молодежи в ряды Всесоюзного Ленинского комсомола я считаю слабым и не допустимым. Из пяти тысяч рабочей молодежи на стройке, всего тысяча комсомольцев. Надо больше работать в плане идеалогического воспитания. Проводить дискуссии, диспуты, встречи с ветеранами Великой Отечественной войны. Организовывать поездки по местам боевой славы, проводить досуг среди молоднжи. А поэтому, он объвел взглядом притихших ребят, как говорил Владимир Ильич Ленин, надо учиться, учиться и еще раз учиться. Нам необходимы знания. Мы тут подумали на заседании райкома партии и решили открыть вечерний университет по идеологической подготовке руководителей высшего и среднего звена. Лекции будут проводить преподаватели и профессора Кубанского государственного университета. Лекции, рефераты, зачеты, контрольные работы, защита диплома, все, как положено. Вы получите высшее политическое образование. Так что, с 10- го сентября прошу всех на занятия. Начало в 16 часов, не опаздывать. А тем, кто уже учится в университете, спросил Павел, тоже ходить на занятия? Я в этом же университете на юридическом. Учиться всем, твердо и убедительно сказал Геннадий Иванович. Это рещение бюро райкома партии. Одно другому не помешает. Все товарищи, все свободны. А ты Павел Васильевич задержись на пару минут. Дубров широко улыбнулся. Ну ка, давай рассказывай. Как ты докатился до такой жизни. Павел приподнялся со стула. Что рассказывать то? Мне сказали, ты жениться собрался? Это правда? Ну, вообще то да. А что? Мы уже расписались с Ниной .У Дуброва засияли глаза и он с улыбкой спросил. А почему я ни чего об этом не знаю? Так свадьба только через две недели. Ну мы и помалкиваем до зарплаты. Тоже улыбаясь ответил Павел. Геннадий Иванович вышел из – за стола. Да мы вам такую свадьбу отгрохаем, что на твоем Сахалине слышно будет! Зарплату они ждут. Ну надо же придумать такое. Да зачем эти фейерверки, Геннадий Иванович. Мы в общаге накроем стол и по тихому под гармошку отметим. Я тебе дам под гармошку! Секретарь райкома подошел к Павлу. Эстрадный оркестр, лучшие артисы, руководители организаций, пресса. Первая комсомольско – молодежная свадьба на Всесоюзной стройке! Ишь ты, под гармошку! Зарплату он ждет! И ни каких возражений Павел Васильевич.
Организацию свадьбы я беру на себя. Где будем отмечать, скажу позже. Ты бы хоть невесту показал. Где работает? Кем работает? Ну в общим сам понимаешь. Да что показывать, Геннадий Иванович. Не принято, как то раньше времени. Я и сам то ее по вечерам только вижу. И то ни каждый день. Геннадий Иванович удивленно спросил. Как, вы же расписались? Ну, Геннадий Иваноич, она живет в Краснодаре, в молодежном общежитие, я в Адыгейске в общежитие. Все таки 15 километров друг от друга, Ни ближний путь. В общим вот так, как то. Геннадий подмигнул. Ни чего, мы это дело исправим.
19 – го сентября в первой половине дня кортеж автобусов и легковых автомашин, украшеный цветами и разноцветными лентами шел по Сочинской трассе в направлении Краснодара. Тесно прижавшись друг к другу отец с сыном тихо разговаривали между собой. Как невесту то хоть звать? Спросил Василий Артемович. Нина. Пап, Нина. Сейчас приедем и сам познакомишься. А от куда она родом? Родители то ее будут на свадьбе? Будут папа, будут. Отец уже приехал. Мама не смогла приехать. Приболела она. Вот отпразднуем свадьбу и поедем к ним, в Воронеж. В Воронеж, удивленно спроил Василий Артемович? Ну да, а чего ты удивляешься? На нашу стройку со всех уголков России приезжают комсомольцы. К нам даже студенческие отряды приезжают из Польши, Белоруссии, Молдавии, Украины. Вот я, от куда думаешь приехал? Василий Артемович засмеялся. Да, занесла тебя не легкая с Сахалина. Легкая, папаня, легкая. Где бы я еще нашел такую красавицу? Встречали по русскому обычаю. У нас купец, у вас молодец. Невеста красавица, не малых денег стоит. Заиграла торжественная музыка, ото всюду звонкий смех, радостные улыбки, поздравления. За окнами больших витринных стекол, блистал богатым убранством великолепный стол на сто персон. Отец, кряхтя и не уклюже выбрался из машины и от неожиданности замер, не сделав ни одного шага к невестке. Папа! Что с тобой? Павел подбежал к отцу. Тезка! Закричал он. Не ужели это ты! Живой! Живой, дружище! И не обращая внимания на ритуальные обычаи, отец бросился к фронтовому другу. Среди не ожиданно замерших гостей они стиснув друг друга в объятьях, со слезами обнимали друг друга. Теска, все время повторял отец. Ты живой! Как я рад тебя видеть. Нина улыбаясь подошла к Павлу. Ничего не понимаю, удивленно спросил Павел. От куда наши отцы знают друг – друга? Они воевали на одном фронте, сияя искринками голубых глаз, тихо сказала Нина.