Генерал-адъютант Гурко И. В.
Приглашение на приватную аудиенцию к генерал- адъютанту Гурко, хоть и ожидаемо, но волновало кровь. Лихой конник, хоть не казак, а из гусар, пользовался у всех лошадников большим авторитетом. Даже просто встретиться и поговорить с вельможей такого уровня – успех, не снившийся кубанской старшине.
А вот я, никому не известный сотник, приглашён поговорить «без чинов» с Иосифом Владимировичем.
Конечно доклады, что жизнь графа Суздалева, старинного рода, спас какой-то кубанский казак, который помог, с небольшими потерями уничтожить турецкий эскадрон, сыграл свою роль. Но будем честны, господа, розданные гроши и подарки, в этой пьеске были не менее полновесны.
Кому коня, кому седло, кому и пистоля американского хватило, однако приглашение получено, помывшись, побрившись в указанное время, отправились под светлейшие очи.
Граф, едва успев представиться, свалился в припадке, и его уволокли к лекарям, а отдуваться пришлось самому.
- Черноморского казачьего войска сотник Билый Николай, Иванов сын,-
вытянулся перед сохранившим стройность генерал-адъютантом.
- Как ты оказался здесь, Иванов сын и имеешь ли отношение к Сидору Билому, сотник?
- На какой вопрос отвечать поперед, господин генерал-адъютант.
- Молодца, не то, что мои адъютанты. Эти заговорить и чёрта сумеют. Порой забываю, какой вопрос задал, Давай, сотник, с начала, как оказался у генерала Столетова.
- Во исполнение обета, матушкой даденного, на святую гору Афон паломником с сотоварищами-пластунами пошёл. А, там война, за веру православную, мы с товарищами учили единоверцев, потом в Сербии, Македонии турок били, вот до Болгарии дошли. Под Плевной к казачьей полусотне присоединились. В одной из вылазок, поручик Суздалев был дважды ранен. В виду невозможности отойти к своим пришлось просочиться через турецкие порядки, отабориться в болгарском селе, найти лекаря и при первых признаках выздоровления идти на соединение с Вами.
Атаману Сидору Билому прихожусь внучатым племянником.
- Ну и молодец! Теперь, подробнее, как греков, сербов учили, как «просочились», что за вылазка с поручиком артиллерии.
Без особых подробностей, рассказывал генералу, не только о наших похождениях, но и о боевых приёмах пластунов. Закурив ароматную папиросу, Иосиф Владимирович попросил на бумаге нарисовать несколько тактических приёмов.
Генерал, прославившийся организацией дерзких кавалерийских атак, схватывал на лету, иногда задавал уточняющие толковые вопросы.
Заметив, что я жадно втягиваю дым его папиросы, достал портсигар и снова предложил закурить.
-Прошу без стеснений.
Я отрицательно замотал головой, -отвыкаю господин генерал – адъютант. На вопросительно вздёрнутую бровь пояснил, -табак нюх отбивает, а мне сейчас боевых сноровок терять нельзя.
- Много ли на Кубани таких молодцов?
- Пока не много и все при деле, но если бы государь Император повелел учредить специальные учебные команды, через пару лет, в каждый эскадрон можно включить до трёх десятков, пластунов.
- Четырнадцать кубанских пластунов прекрасно показали себя в Крымской компании, при обороне Севастополя, только изменить Уложения и Уставы, труднее, чем англичан, французов и османов одолеть.
Самодостаточные воинские подразделения командованию не нужны, какую бы пользу они не приносили. Для обучения офицеров манерами управления, такими воинами, придётся изменить систему обучения, от кадеток до Академии Генштаба.
Сие не по силам десятку таких генералов как я. Всё выгоды понимаю. Всему верю, что слышал и понимаю, что не всё, сынок, ты мне старику, рассказал.
Я, даже наградить не смогу достойно, так как Вы с графом Суздалевым не числитесь во вверенных мне частях, однако о спасении раненного офицера с поля боя, и о вчерашнем изничтожении неприятельского эскадрона, доложу по команде.
Напишу, крайне осторожно, чтоб в Петербурге, не решили, что казаки на Кубани, сами выбирают войну, где они воевать будут.
- Благодарю, господин генерал-адъютант, стоит ли беспокоиться.
- Понимаю, сотник, что не о крестах думал, но Император должен знать какими подданными он владеет.
- Неужто самому Царю - батюшке?
- Не робей, сотник, именно на таких примерах, Государь и составит своё мнение об этом дерзновенном походе.
О таком повороте, мы с батькой и не мечтали. Попасть в официальный рапорт или приватное донесение самому Царю! Впрочем, не стоит обольщаться. Сегодня генерал искренне собирается написать, а завтра заботы о компании, новые события отодвинут это желание на потом, затем ещё дальше….
О казачьих успехах, царские генералы обычно забывали, приписывая победы исключительно своей мудрости, так повелось издревле.
- Что делать собираешься, пластун?
- Сегодня на ужин гусары пригласили, а завтра буду думать, как к своим попасть.
С вашими молодцами или в одиночку.
- От Пловдива на Софию идёт свежая турецкая армия. Если ещё развернётся 3-я армия Анвара-паши из под Плевны, наше положение станет незавидным. Отходить будем к перевалам.
- Может передать, что хотите генералу Столетову?
- А как перехватят?
- На тряпице напишите, я в постол зашью. Правоверному мусульманину даже прикасаться к обувке из свиньи - грех.
- По воинским делам, мне писать ему нечего. Он должен получить приказ, вывести свой корпус из пределов Османской Порты в Валахию. Для отвлечения Анвара, послезавтра пошлю гусарский полк ударить по его тылам. Вот с ними и пойдёшь, если непременно решил пробиться к Столетову. Однако письмо напишу. Иди, с Богом, кугут степной. Передадут тебе тряпицу. Сегодня же.
- Господин генерал- адъютант, в горах у корпуса Столетова боевой припас почти весь вышел.
- А сможешь фуру, к Столетову доставить? Мы взяли османские склады под Софией, всё бы вам отдал.
Покажи на карте, каким образом замыслил пройти.
- Если гусары ударят вот в этом направлении,- показал пером на карте, -здесь речка небольшая , у вас не обозначенная, тут почти всех лошадей кавалерийских Анвар держит, с десятком казаков вот здесь,- ткнул в другую точку, - попробуем проскочить. Если до этой точки дойдём, казаков отпущу, дальше столетовские помогут.
- Может полусотню дать?
- На полусотню Анвар может эскадрон двинуть, а десяток казаков заслон супостатов собьёт, мы и проскочить попробуем.
- Ещё вопрос, Иванов сын. Как ты с поручиком артиллерийским задружил?
- Военная судьба и воля Божья, господин генерал – адъютант.
Полковой ужин
На полковом ужине мы с графом были зваными гостями. Ивана привёл рыжий лекарь в своей неизменной феске. Лёгкое красное вино лилось рекой. Поздравляли Зделинского с победой и непременном повышением в чине. И каждый раз со своим милым польским акцентом, он переадресовывал успех, мне с графом. Раскрасневшийся Иван, пошептал, что рыжий доктор дает ему особый корсет, имевшийся у гвардейцев, специально для сломанных , при падениях с лошади рёбер. С таким корсетом Иван, мол, готов скакать безбоязненно, хоть до Стамбула. Вопросительно глянул на невозмутимого доктора, закрутившего кончики усов прямо в небо.
- Непременно кто-то падает и ломает рёбра, что ж, на моей тарантайке его месяц возить?!- и сунул нос в стеклянную чашу на пол - ведра.
В жизни видел всего двух дипломированных лекарей и оба выпить не дураки. Чему, их в лекарских академиях учат? Может, их науку без вина не постигнешь? С другой стороны, ногу или руку орущему от боли человеку отпилить, это ж как сердцем нужно
закаменеть!
Узнав о нашем, с Гурко плане, Иван тут же заявил, что поедет в повозке и даже замечательный корсет ему не понадобиться.
- Дать бы тебе в лоб, граф, шоб каганци из очей посыпались. Оборонил Господь от смерти лютой, так ты опять в пекло лезешь.
- А ты-то, что ж заговорённый? Вчера убеждал, что ждут меня. И начальство и солдаты, - голос у него перехватило - и Прохор. Много людей ждёт меня в этих чёртовых горах.
- Живого ждут, Иван Матвеевич.
Некстати вспомнилось, что так же вчера, он говорил, что ждёт его Малика.
Понимая разумом, что графские зазнобы, есть препятствие на дорогах войны, видит Бог, не желал им такой судьбы. И жалко их было, скорее досадно, совсем ведь молоденькими были. Только совсем я не верил, что на войне, из этой любви, чего- то получится.
У входа поднялся шум, среди красных ментиков гродненцев, замелькали синие мундиры александрийцев, руководил «вторжением» корнет Шугаев с левой рукой на перевязи.
Гусары друг - друга знали, так что, представляться пришлось только нам с Суздалевым. На фоне вспыхнувшего веселья (гости сообщили, что через пол - часа доставят весёлых барышень). Командир александрийцев сообщил, что получил приказ через день идти в рейд по тылам Анвар - паши. Сегодня, мол, гуляем, а действия согласуем завтра. Тут предложили выпить за здравие, единственного раненого во вчерашнем, бою, офицера - корнета Шугаева. Улучшив момент, я отвёл Владимира в сторонку, попросил рассказать, как это он так устроился.
- Так, вышло, не успел надёжно закрыться и получил палашом, но не сильно, только погон перебила вражеская сталь и ключица лопнула.
- Одеты Вы не по сезону, Владимир.
- Так уж вышло, при переходе через горы, сперва в реке промок, Только переоделся, а через пару вёрст, телега, со всеми вещами с обрыва улетела, ординарец еле успел спастись.
Да я, не мерзлявый.
- Володь, тут другое, когда зимой в атаку скачешь, тело от ветра коченеет, былая лёгкость уходит. Купи бурку у казаков, как в печке будешь на лошади. Саблей махать она не мешает, а перерубить её почти не возможно.
- Благодарю за совет, мон шер. А ты своего кабардинца не хочешь продать, я любые деньги заплачу.
-Эскузимуа шевалье, пока к своим не доберусь, даже говорить об этом невместно.
- Понимаю, на всякий случай спросил.
Господин сотник, боевую дружбу нашу, мы кровью своей и османской скрепили, не пора ли перейти на «ты».
Выпьем, «на брудершафт»?
- Почту за честь.
Наши церемониальные движения не укрылись от взглядов разгорячённых гусар и предложения выпить чару с целованием посыпались со всех сторон. Пить нужно было до дна и день следующий начался только с обеда.
Граф вволю поиздевался над моим состоянием.
- Гвардейской выучки, Вам, господин казак, явно не хватает.
- Гамаюна бы на моё место, а я в бутылку не люблю заглядывать. Вино, вроде лёгкое, а так погано! Забот выше макушки, а тут двигаться нет сил.
Гусары прислали жирного бульона и баклажку вина.
Часам к трём здоровье наладилось и остаток дня прошёл в согласовании предстоящего похода и в прощании с гродненцами.
Назад в горы.
Две телеги и два десятка донских казаков ждали за взгорком. План был не хитрый. К восходу занять исходные позиции. Когда муэдзины созовут правоверных на молитву, два эскадрона гусар ударят по тылам османов. Не ввязываясь в серьёзную рубку, главное по возможности, разогнать кавалерийские табуны. После этого, плавно не сбавляя галопа, поворачивают и ведут преследователей на спрятанный в балочке ещё один эскадрон.
После поднявшейся стрельбы наши же телеги разгоняются в сторону самой крайней с левой стороны турецкой заставы, стерегущую левую тропу к Шипке. Столетовцы ни разу не атаковали отсюда и я надеялся не то, что на турецкое разгильдяйство. Воины любой армии, за полгода спокойной жизни, невольно расслабляются, а уж нападения с тыла совсем не ожидают. Захватить эту заставу нам не нужно, требуется только провести фуры через неё, желательно без потерь.
Ящики с патронами и несколько бочонков пороха, были плотно укрыты турецкими шинелями с завернутыми в них турецкими сапогами, мешками с мукой и ячменём и овсом. Случайной пули можно было не бояться. Три охотника из молодых казаков согласились идти с нами. Двое на одной фуре и один вместе с Суздалевым. Я должен был изображать турецкого верхового офицера.
Солнце ещё не поднялось над горами, когда эскадроны подняли панику у османов. Редкая беспорядочная стрельба, показывала - атаки тут не ждали. На заставе тоже задвигались. Несколько солдат свернув молитвенные коврики залезли на брустверы с обеих сторон от тропы. Старались рассмотреть, что там, у них в тылу происходит. Мы с казачьим урядником по рыхлому снегу, забрались на последнюю горку перед долиной и с вершины пригорка осторожно наблюдали за ними. Офицер приказал заседлать его скакуна, видно хотел узнать, что случилось. Это нам на руку. Подождём. Пальба удалялась, особо не усиливаясь. Рассмотреть что-то, из-за особенностей местности было невозможно. Полагаться можно было только на свой слух. Вон, наконец, офицер порысил куда-то в центр турецких позиций. Ещё немного и начнём. А лошадка у турка хороша. Арабской породы. Как такую красавицу на заставе держат, это же вызов пластунам. Если всё пройдёт удачно, обязательно лошадь нужно увести. Такую отцу подарить не стыдно. Себе –то я кабардинца оставлю и назову его Терик. Тут и намёк на его происхождение и риск, без которого пластуну не обойтись. И цвет его масти. Хорошее имя я придумал.
Спустились к своим, шепча молитвы.
- С Богом! Оборони, матерь Божья! Трогай. Возничие в красных фесках начали разгонять фуры.
Иван что-то крикнул, но я не расслышал, только перекрестил, скрывающиеся за холмом повозки.
Урядник скомандовал,
- По коням, станичники.- Два десятка лихих рубак взлетели в сёдла горяча себя и своих коней, настраиваясь на боевой кураж.
Фуры начали разгоняться, через мгновенье они скроются, но зато их увидят с заставы, а чтоб услышали, мы постараемся.
- Урядник, чтоб всё натурально было. Только задницы нам не продырявь!
Тот только махнул рукой, мол – Сам не подставься, - скомандовал казакам, те в разнобой стали палить из карабинов в воздух, свистеть, улюлюкать.
У турок должна сложится картинка, что за повозками единоверцев гонятся казаки. Пока османы будут заняты казаками, фуры прорвутся под защиту столетовских постов.
- Ну, хлопцы, до побачинья, настал мой черёд,- послал Терика вперёд.
Когда меня увидели противники, повозки были шагах в ста от меня и шагах в трёхсот от
заставы. Немного рановато. Развернув коня, я поднял его на дыбы и сделал несколько выстрелов назад в воображаемых преследователей. Теперь к повозкам. Обогнать, привлечь внимание. Казаки появились и вели себя как и должно в погоне за лёгкой добычей. Двое стояли в рост на сёдлах и рисовали круги своими шашками. Жалко солнце ещё не выглянуло. Под солнцем это выглядит очень устрашающе.
Турки, сгрудившиеся возле дороги, узрев грозных противников стали разбегаться по обе стороны, прячась за мешки с песком и каменные глыбы. Им было неуютно, так как в такой диспозиции, за их спинами были столетовцы. На Шипке видно сыграли тревогу и ручейки стрелков спускались к своим позициям. Казаки стали забирать влево, уложили лошадей и открыли прицельный огонь. Я обогнал повозки, взмахнул руками, левую ногу сунул под седло, одновременно откидываясь на спину. Убит, а значит и внимания можно не обращать, Застава позади, но начался крутой подъём и скорость упала. Возничие вовсю хлестали бока лошадок.
Хватит придуряться, пора воевать. Ожил, скинул чалму с красной феской . Достал из-за пазухи папаху, не хватало чтоб свои подстрелили. Рванул револьвер. Спрыгнул наземь, разрядил в спины револьвер, отметив , с удовлетворением, пару попаданий. Выдернув винтовку, хлестнул кабардинца, схоронился за камнем. Нужно оглядеться. Фуры медленно, но поднимались. Двое наших донцов, вели лошадей под уздцы, Граф с молодым казаком залегли в камнях. Показал, чтоб поднимались поодиночке. Перезарядил, всё что было, побежал вверх до следующего укрытия. От центра османских позиций споро приближалась колонна пехотинцев численностью примерно около полка. Донские казаки, не переставая вести огонь, по трое начали отходить на безопасное расстояние. Казалось, они перестраиваются для новой атаки.
Турки, наконец, поняли, куда спешили повозки. Попытались перенести огонь вверх, но несколько точных выстрелов пресекли эти попытки. Замертво падали только те, кто направлял винтовку в сторону горы, такая тактика сразу мне сказала, кто так старается.
Браты!
Ждали. Услышав стрельбу, выдвинулись к тропе. Если стреляют в одном месте, ищи пластуна в другом.
Столетовские солдаты уже разгружали повозки. Ящики и мешки расползались в стороны и вверх, под прикрытие завалов, а казаки выпрягали лошадей- телеги в гору не затянешь. Терика поймали и уводили под уздцы, теперь можно спокойно разрядить в турок, всё, что есть. Ветер снизу вверх, как всегда по утрам в горах, так что пороховой дым будет частично укрывать разгрузку.
Донские казаки уже скрылись и перестрелка почти увяла. Смерть опять не смогла загрызть православных. Как бы окончательно её прогоняя, тоненько запела дудочка. Не мерекается мне? Может это в голове моей, как тогда в пещере, куда раненного графа затащил. Может в моём воображении Сашко убили, а он живой и весёлый направление мне указывает. Нет, неумело песню выдувает неведомый игрец.
Эх, Сашко, Сашко! Больше не растревожишь нам душу. Кто ж тогда? Гриц с Гамаюном только на огнестрельных дудках умели играть, батька Швырь на мандолине любую песню поддержит. Кто же тогда мне знак мне подаёт, мол, мы здесь. Не уж - то я не понял. Сейчас, браты, только отдышусь.