Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Нифниф, приметив, что квартирант разбирается не только в телевизорах, но и в кирпичах, предложил ему поработать электриком в ремонтно-строительном управлении, где сам же был механиком, но выдвинул условие- первую зарплату Самур должен пожертвовать Барбосу. Видимо фашист, огревший Нифнифа буханкой по голове, был к тому же и невропатологом, иначе трудно было бы попасть так точно в участок мозга, отвечающий за совесть.
Вот так Самур, слава Богу, оказался при деле. Он целыми днями мотался по строительным объектам, «закручивая хвосты» всякой электрической дребедени, но это ему не было в тягость. Единственный агрегат, к которому не подпускали электрика, был походный самогонный аппарат, сконструированный самим же Самуром. Его Нифниф никому не доверял и всегда держал при себе. Вернее, на себе, за спиной, благодаря чему рабочие легко находили механика по шлейфу дыма и запаху сивухи.
В таких вот трудах и заботах незаметно прошло время, а вскоре Самур получил и долгожданный ответ из министерства. К крайнему удивлению инженера, его не «открепили», а направили на завод по месту жительства. Фантастика,- обрадовался Самур,- а говорят, что нет справедливости! - и кинулся стирать пыль со своего знаменитого чемодана.Но, наряду с радостью, Самур испытывал и непомерную грусть, ведь приходилось расставаться с любимым городом, где прошли лучшие годы его жизни. Не зря же Булат Окуджав воспел его:
И хворости мои, и горести
Все, что болело, все, что жгло
Вдруг потонуло в этом городе
Вдруг отболело и прошло.
Рисунок Наби Анкаева.
Конец первой части.