— Он сидит на Ямбурге, а я тут оказалась брошенной на произвол судьбы. Э-эх, так растоптаны мои фундаментальные права как твоей содержанки!
Пользуясь эпидемией, решил стать неуловимым, христопродавец? Не выйдет! Моя мама говорит: «Еврей — это социопат просто по факту своего существования». И она права!
— Евреи, кукла Лена, призваны доносить миру правду! Так своей маме и передай, когда позвонит.
— Евреи не способны понять, что шутить с простой женщиной из народа не надо. А то можно получить в морду (см. картинку над текстом). На мою маму он наезжает.
— Кукла Лена, у тебя уже губы дрожат — но ты несправедлива. А знаешь, кстати, как я по тебе скучал? Ты мне снилась даже.
— Угу, печалился он горько, аж трясло всего. А у меня ничего не дрожит, целует он меня. Что-то с сексом связанное, небось, снилось? Я же для тебя...
— Снилось как ты кормишь нашего попугая, кукла Лена.
— Как я попугая кормлю снилось? Огненной воды перепил, что ли? Учти, обормот, я настроена жёстко и смело отстаивать свои права вообще и в постели в частности... И стразу меня лапать! Хоть слово «кровать» не говори. А мне одной страшно было. Я скучала по тебе.
— Правда, кукла Лена?
— Ну да. Кормила попугая и скучала. Живу тут унылыми буднями рабыни Изауры. Как возле, пардон, параши:
Холодно, тебя нет — из квартире не выйдешь. Он в клетке. И я как в клетке. А время то сейчас карантинное, не простое — этот коронавирус ужасен. Вон, по телевизору сравнивали соглашение ОПЕК+ с Брестским миром! ****ец лютейший в общем. Это когда Ледовое побоище было, что ли?
— Нет, побоище раньше было. Но, в целом, очень правильные слова, кукла Лена. Очень. А поехать ли нам в «Солнечный», кукла Лена? Купим там что-нибудь вкусненькое, тебе какую-нибудь игрушку, погуляем.
И еще, это важно. Да, коронавирус. Да, доживут до того светлого времени не все...
— Ой, Господи! Спаси и сохрани! Не-ет, пора разобраться с этими негодяями.
— ...Но! После этого трудного периода испытаний, хочу пожелать твоей маме твердости, кукла Лена. Чтобы она могла преодолеть те бурные волны, которые вздымаются на ее тернистом пути в деревне под Рузой. С Божьей помощью! Аллах ахбар (Блин, не сдержался. А ведь так хорошо начал!).
— Какой еше Аллах ахбар!? Вот нехристь же! И не лапай меня. Евреев законов не соблюдают, но прав требуют. Как же, только на глаза попадись ему.
А моя мама о твоём же благе думает.
— В эти тяжелые для деревни под Рузой дни. Я это очень ценю, кукла Лена. Очень! И хочу, чтобы во весь голос прозвучали слова благодарности...
— Опять он намекает, что деньги мне на карточку переводит. Ну не масон ты после этого? Да я-то помню! Кристально мне ясна суть нашей сделки, нехристь. Я — твоя содержанка. Твоя правая рука и длинная нога, сам говорил.
Юбку он мне задирает. Снова вернул насущное на повестку дня, финансовый ты парфюмер. Длинная нога, длинная, убедился?
— Убедился, что я люблю тебя, кукла Лена.
— Убедился он, сионист. А что ж тогда ты бросил меня одну тут? И продукты кончаются... ты меня вечером на кухне лапать полезешь, а мне тебя и кормить нечем. Нельзя путать служение с бизнесом, мировая ты закулиса.
— !?
— Чего вытаращился? Так однажды наш гендир сказал, хорошая фраза, сам говорил.
— Да, кукла Лена. Наш гендир — великолепный лидер, настоящее знамя компании. Но ты все равно лучше и красивее его узбечки.
— А ты, хотя мне и платишь, конечно, но, кроме того, мне без тебя боязно. Бросает он меня. Сейчас я оденусь.
Или... если хочешь, конечно... Ну, в свете всех этих печальных обстоятельств. Ты же соскучился по мне... я же понимаю, не девочка...