С конца X века главным идеологическим стержнем Российского государства и одним из главных двигателей нашей истории является православие. Церковь влияла на умы всех русских людей – начиная от простого крестьянина и заканчивая великим князем или царем. Она была также неизменной спутницей и одним из главных инициаторов русской колонизации Поволжья, Урала или Сибири. При этом мы хорошо понимаем, что деятели церкви всех времен были не только образованными людьми и умелыми ораторами, способными эффективно вести пропаганду («глаголом жечь сердца людей») христианского учения, но и зачастую богатейшими и влиятельнейшими людьми своего времени. Особенно хорошо это становится понятно на примере монастырей, духовных корпораций средневековья. Насколько велика и значима была их роль в распространении, закреплении и дальнейшем развитии русской цивилизации на землях восточнее Москвы? Несли ли на самом деле представители церкви свет учения Христа или только лишь злоупотребляли своим высоким положением в средневековом государстве? Данный очерк является попыткой ответить на эти и некоторые другие вопросы с помощью изучения феномена землевладения монастырей в Нижегородском крае эпохи завершения образования централизованного Российского государства, выделить основные черты и особенности монастырского землевладения и хозяйства в данный период на материалах нескольких монастырей. Исторический обзор XVI столетия, как эпохи возникновения вопроса о монастырских вотчинах, должен включать в себя, во-первых, обстоятельства, вызвавшие этот вопрос, и, во-вторых, особенности и условия его решения.
ИСТОРИОГРАФИЯ ПРОБЛЕМЫ
Монастырское землевладение и хозяйство в России уже давно привлекает внимание историков, однако до сих пор объектами исследования становились, как правило, монастыри севера и центра России или Сибири (за исключением работ Ю. Н. Иванова по Казанской епархии и В. Б. Смирновой – по Мордовии). Помимо того, в подавляющем большинстве случаев речь шла о нескольких наиболее крупных монастырях, владения которых были разбросаны по многим уездам страны.
Работы конца XIX – начала XX вв., написанные краеведами и церковными историками, посвящены главным образом истории и достопримечательностям отдельных монастырей. В них вопросы социально-экономического толка зачастую не отражены вообще. В 1887 году преподаватель Нижегородской духовной семинарии Н. Четыркин впервые попытался восстановить историю монастырской вотчины, пользуясь материалами Печерского архива. Документы нижегородских монастырей использовались и авторами общих работ (М. И. Горчаков, И. Д. Беляев, Н. А. Рожков). Советские историки обращались в основном к древнейшей части архивов нижегородских духовных корпораций (С. Н. Валк, С, Б. Веселовский, А. А. Зимин, В. Б. Кобрин, В. А. Кучкин, Л. В. Черепнин). Вместе с тем, опираясь на ограниченный круг источников, они, в ряде случаев, по конкретным вопросам, связанным с историей формирования вотчин данных феодалов, положением зависимого населения, приходили к неверным выводам, поэтому, несмотря на то, что для своего времени данные исследования были, безусловно, огромным шагом вперед, для современных исследователей они представляют в значительной степени чисто историографический интерес. Однако нельзя отрицать огромного вклада этих исследователей в восстановление истории монастырей, в собирание материалов и их публикацию, введение в научный оборот источников, некоторые из которых не сохранились. В монографии М. Н. Тихомирова «Россия в XVI столетии» землевладение нижегородских монастырей впервые рассматривается в общем контексте истории феодальной земельной собственности в нашей стране. Темой специальных исследований в советской историографии стало положение и занятия бобыльского населения подмонастырских слобод в XVII – п. ч. XVIII века. (Н. А. Бакланова, А. М. Орехов, Т. Б. Соловьева, В. Р. Тарловская, Н. Ф. Филатов). Достаточно полное и всестороннее раскрытие этой проблемы указанными авторами, а также то обстоятельство, что фактически бобыли подмонастырских слобод мало чем отличались от посадского населения Нижнего Новгорода (кроме своего юридического статуса), и данный вопрос более органично вписывался в проблематику изучения города, а не интересующего нас феодально-вотчинного хозяйства, определили вынесение его за рамки данного исследования. Были использованы лишь данные о роли этой категории феодально-зависимого населения в монастырском хозяйстве. Вопросы собственно монастырского землевладения и хозяйства меньше привлекали внимание исследователей. Некоторые стороны жизни благовещенской вотчины нашли отражение в монографии А. Н. Сахарова о крестьянстве патриарших владений в XVII веке, в частности, он отметил высокую степень ее запустения в первой четверти XVII века, существование практики выдачи ссуд новопорядчикам. История формирования земельных владений Благовещенского монастыря, борьба феодала за землю, конфликты с нижегородским посадом из-за слободы были частично затронуты в кандидатской диссертации Т. Б. Соловьевой, посвященной взаимоотношениям Патриаршего Дома и светской власти в XVII веке, но эта часть ее работы, к сожалению, не опубликована. Формирование земельных владений Макарьевского Желтоводского монастыря, взаимоотношения феодала и Макарьевской ярмарки в XVII веке рассмотрены в работах Н. Ф. Филатова. Материалы нижегородских духовных корпораций, относящиеся к XVIII веку, практически не использовались советскими историками, за исключением отдельных итогового характера данных в монографии И. А. Булыгина о монастырских крестьянах. Таким образом, несмотря на то, что многие авторы в той или иной степени обращались к документам из архивов нижегородских монастырей, совершенно очевидно, что история монастырского землевладения и хозяйства в крае в XVI-XVIII веках фактически остается неизученной.
ИСТОРИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ МОНАСТЫРЕЙ В НИЖЕГОРОДСКОМ КРАЕ
Ни для кого из профессиональных историков не секрет, что христианство (а точнее – православие) утвердилось на землях восточных славян далеко не сразу. Особенно тяжелым был этот процесс в сельской местности, собственно, у крестьян и наблюдается наибольшее количество сохранившихся со времен язычества пережитков, зачастую перешедших в так называемое «народное» христианство. При этом мы осознаем, что без поддержки государства, без материальной основы у христиан не только Руси, но и любой другой страны вряд ли получилось бы занять хоть в какой-то мере значимую социальную нишу. Еще апостолы и их первые ученики понимали, что надеяться на одну лишь божью помощь неразумно, и что христианской церкви никогда не будут лишними свои собственные денежные накопления и земельные угодья, тем более что владение последователями учения Христова землями полностью оправдано в самом Священном Писании. Начало церковному землевладению на Руси было положено в 996 году, когда Владимир Святославович назначил на содержание построенной им в Киеве соборной Десятинной церкви десятую часть своих доходов.
«И положи написав клятву в церкви сей», - утверждает Лаврентьевская летопись.
Эта клятва встречается и в сохранившемся церковном уставе Владимира, где он заклинает своих преемников блюсти нерушимо постановления, составленные им на основании правил вселенских соборов и законов греческих царей, то есть на основании греческого Номоканона. С того времени государство, община или частный землевладелец отдавали десятую часть близлежащих земель монастырям и церквям.
Почти все предания об основании старых русских монастырей схожи по содержанию: обычно какой-нибудь благочестивый старец, муж или даже юноша, «мирского мятежа бегая и хотя богу послужити», удалялся в «пустыню», иногда «за сто поприщ и больше» от человеческого жилья. Здесь он делал пещеру или ставил избу-келью, и начинал жить в безлюдной или малонаселенной местности, совершая духовные подвиги. Чем должен был питаться отшельник круглый год, как укрываться от дождей и переносить холод в условиях сурового севера? В некоторых сказаниях есть попытки разрешить вопрос и о питании отшельника. Так, в «Рукописном житии преподобного Варнавы Ветлужского» говорится, что
«Варнава, богу работая во псалмопении и молитвах, питался былием (травой) и вершием дубовым»
и на таком сверхаскетическом меню
«един 28 лет поживе даже до честного своего к богу отшествия».
Со временем отовсюду к нему начали стекаться почитатели, некоторые из них оставались разделить с ним подвижническую жизнь, и тогда возникала обитель с церковью и кельями. А потом около обители вырастали уже мирские селения, но основатели монастыря не бежали от этого соседства, а мирно уживались с ним и как-то незаметно превращали его в свою собственность.
Ни составители, ни читатели таких нравоучительных повествований не замечали всей абсурдности их содержания. В реальности же никогда, ни один монастырь не возникал и не мог возникнуть вдали от человеческого жилья, не мог существовать на первых порах без поддержки местного населения. И если монастыри становились пионерами колонизации, если рядом с ними появились впоследствии новые деревни, посады и слободки, то после того лишь, как значительно вырастало число монахов и монастырь превращался в крепкую хозяйственную единицу. Но в процессе развития древнерусских монастырей всегда и всюду наблюдается один общий для всех порядок – переход, иногда очень быстрый, от «подвижнической пещеры» или одиночной келии – к многолюдной общине, от первоначальной "аскетической" нищеты – к крупному помещичьему хозяйству. Эту эволюцию прошли и старые, наиболее прославленные монастыри Нижегородского Поволжья – Благовещенский, Печерский, Макарьевский Желтоводский, Макарьевский Унженский, Оранский и многие другие.
ИСТОРИЯ БЛАГОВЕЩЕНСКОГО МОНАСТЫРЯ
Принято считать, что Благовещенский монастырь был основан в 1221 году при закладке Нижнего Новгорода основателями города - великим князем Юрием Всеволодовичем и Симоном, епископом Владимира. История его полна неоднозначных моментов, а рост и укрепление владений на Нижегородской земле были долгими и нелегкими. Мордва неоднократно предпринимала попытки разрушить город пришельцев и постройки вокруг него, и в 1229 году им это удалось. Мордовский князь Пургас собрал большую армию и полностью разорил и сжег молодой монастырь. Эти потрясшие край события были запечатлены в русских народных песнях и сказаниях. На 128 лет была прекращена деятельность монастыря, и лишь в 1357 году митрополит Московский Алексий, посол Москвы в Золотой Орде, начал возрождение некогда разоренной обители. В 1370-1371 годах была построена и освящена белокаменная одноглавая церковь Благовещения, которую перестроят только через три столетия. Главной святыней монастыря почиталась Корсунская икона Пресвятой Богородицы, подаренная святителем Алексием братии возрожденной обители. Образ был византийской работы, привезенный митрополитом из Москвы. В годы советской власти образ был реквизирован. В настоящее время его судьба и место нахождения остаются неизвестными.
Возрожденный Благовещенский монастырь в конце XVI вступил в фазу своего расцвета. Великие князья Суздаля, Нижнего Новгорода, а затем и Москвы давали ему земельные владения, снабжали игуменов и братию всем необходимым. Многие влиятельные лица жертвовали деньги и имущество, становясь благодетелями и защитниками обители.
Со временем монастырь стал принадлежать к Дому митрополитов Московских, а с учреждением патриаршества в 1589 году – именоваться «ставропигиальным домовым Патриаршего дома». Первосвятители российские давали Нижегородскому Благовещенскому монастырю жалованные грамоты от себя и испрашивали для обители милости у монархов. Богатый помещик, владелец больших ближних и дальних вотчин с тысячами крестьян, Благовещенский монастырь за время своего более чем пятисотлетнего существования не оставил особенно яркого следа в местной истории. Он стоял как-то в тени, в стороне от большой жизни. Может быть, причиной этого является особенное направление монастырской политики, по традиции передаваемой от игумена к игумену. Возможно, однако, что роль монастыря в жизни Нижегородского Поволжья была значительно больше, но почти полное отсутствие характерных документов не позволяет выявить эту роль в настоящей полноте.
ИСТОРИЯ ПЕЧЕРСКОГО ВОЗНЕСЕНСКОГО МОНАСТЫРЯ
Основателем Печерского Вознесенского монастыря считается святитель Дионисий, Митрополит Киевский и всея Руси в 1383-1385 годах, епископ Суздальский и Нижегородский с 1374 года. Родился он около 1300 года на киевской земле, подвизался в Киево-Печерском монастыре, где принял постиг и священнический сан. Около 1328-1330 гг. он с несколькими иноками прибыл в окрестности Нижнего Новгорода, в холме в трех верстах от кремля выкопал пещеру, где и поселился. С собой святитель Дионисий привез список с Печерской Нерукотворной иконы Божией Матери, которая, по преданию, появилась на стене Успенской церкви Киево-Печерского монастыря в 1085 или 1105 году. Чудотворный образ Богородицы с предстоящими преподобными Феодосием и Антонием (Киево-Печерских подвижников) стал святыней не только монастыря, но и всего Нижнего Новгорода. Вскоре вокруг подвижника стали селиться другие монахи, росло число пещер, которые вскоре уже не могли вместить всех желающих. И выше по склону началось строительство деревянной обители и заложена церковь во имя Вознесения Господня. Дионисий перенес сюда из Киева принцип строгого общежительства: все имущество было общим, монахи, включая и настоятеля, работали для своего пропитания и не имели права без благословения игумена выходить за монастырские ворота. Вскоре монастырь стал духовным и культурным центром Суздальско-Нижегородского княжества, образованного в 1341 году и просуществовавшего с перерывами до 1425 года.
В стенах Вознесенского Печерского монастыря была создана Лаврентьевская летопись — древнейшая датированная русская летопись, которая дошла до наших дней. Она была написана с 14 января по 20 марта 6885 (1377) года монахом Лаврентием (отсюда ее название) для великого князя суздальского и нижегородского Дмитрия Константиновича, по благословению епископа суздальского Дионисия. В составе Лаврентьевской летописи до нас дошел самый древний из сохранившихся список «Повести временных лет». В обители также подвязались двое уроженцев Нижнего Новгорода, впоследствии причисленные к лику святых и основатели различных обителей: преподобный Макарий Унженский и Желтоводский (1349-1444) и преподобный Евфимий Суздальский (1316-1404). В Нижнем Новгороде, у стен церкви Знамения Божией Матери и святых Жен-Мироносиц можно увидеть памятник, установленный в их честь — по преданию, они родились поблизости от этого храма. Среди известных иноков монастыря того времени также нужно отметить Павла Высокого (умер в 1382/1383 по старому стилю), философа, духовного писателя, прославившегося иноческой жизнью, учителя Евдокии (св. Евфросинии Московской, 1353-1407), супруги великого князя Московского Дмитрия Ивановича Донского (1350-1389).
Монастырь быстро рос и развивался. В 1360-1425 годах монастырь на пожалования и вклады смог приобрести земельные угодья, князья даровали монастырю многочисленные привилегии: грамоту на беспошлинную торговлю и провоз рыбы по Волге (рубеж 1450-1460-х), бессудную грамоту о монастырском иммунитете (1512) и другие.
Даже стихийные бедствия, в конечном результате, приносили не вред, а пользу Печерскому монастырю. Летом 1597 года огромным оползнем были уничтожены церкви и постройки монастыря, стоявшего тогда на верхней террасе правого берега Волги.
«Лета 7105 году иуния в 18 день, на память святаго мученика Леонтия, в третьем часу нощи: было посещение в Нижнем-Новеграде в Печерском монастыре, оползла гора от матерыя степи, да прошла под ту гору, на которой монстырь стоит и с лесом, и вышла в Волгу сажен на 50, а Инде и болши. И стали на Волге бугры великие: суды, которые стояли под монастырем на воде, и те суды стали на брегу на сухе сажен на 50, а Инде и болши. И стали на Волге бугры великие: суды, которые стояли под монастырем на воде, и те суды стали на брегу на сухе сажен на 20 от воды и болши. И после того, как поникла гора, пошли из горы ключи великие. И храмы каменныя в монастыре Вознесения господа бога и спаса нашего Иисуса Христа, да пречистые богородицы честнага и славнаго ея Покрова, да святаго апостола и евангелиста Иоанна Богослова, да великаго чудотворца Николая, да страстотерпивцев христовых Бориса и Глеба, да преподобнаго Сергия чудотворца, и святыя врата разрушило, и келии, и погребы, и всякие монастырские службы разрушило жь. Храм с трапезою Покрова пресвятыя богородицы на месте изшатало и под горою храм Николая чудотворца да преподобнаго Евфимия Суздальского чудотворца сдвинуло сажени с две и колоколну камену с колоколы повалило».
Катастрофа не была неожиданной – за несколько дней до этого выше монастыря образовалась длинная и глубокая расселина, перекосило мост через один из оврагов, чувствовались содрогания почвы. Поэтому монахи заблаговременно вынесли из церквей, жилых и хозяйственных зданий все имущество, вывели скот и выбрались сами подальше от своей обители. Катастрофе был придан характер всероссийского бедствия, на которое отовсюду откликнулись благодетели и благотворители, и в первую очередь – царь Федор Иванович. Со всех сторон посыпались обильные пожертвования, царь за свой счет построил вместо разрушенных новые церкви (уже на новом месте, в одной версте по волге от прежнего монастыря), и монастырь вскоре стал гораздо богаче, чем раньше. «Нижегородский Летописец» сообщает о найденных после оползня «нетленных мощах» какого-то старца, признанных потом за мощи схимника Иоасафа.
С каждым днем, с каждым месяцем и годом росли богатства Печерского монастыря. Щедрые княжеские и царские пожалования «на помин души» не были ни единственной, ни главной статьей монастырских доходов. Источники и средства обогащения были весьма разнообразны. Монастырь располагал многочисленными и хорошо поставленными хозяйственными предприятиями – мельницами, гончарными, столярными, швейными и сапожными мастерскими, кожевенным заводиком, кирпичными сараями, судостроительной верфью. Все эти предприятия обслуживались преимущественно собственными монастырскими крестьянами. Тысячи пудов хлеба с собственных и оброчных пашен лежали в монастырских закромах, тысячи пудов рыбы с бесчисленных рыбных ловлей, сотни пудов меда с бортных ухожей, бобровые меха с бобровых гонов, горы всевозможных припасов от оброчных крестьян шли в «несытый, аки ад» монастырь.
Печерские архимандриты нередко ходатайствовали о сложении налогов и повинностей в казну со своих крестьян, но эти челобитья диктовались чисто хозяйственными соображениями. В 1540 году архимандрит Левкий «бил челом» Ивану Васильевичу, тогда еще только великому князю московскому, что «их села монастырские в Новгороде в Нижнем и в Суздале – село высокое да села Кидекша з деревнями – все пусто, от Казанские войны люди побиты, а иные в полон поиманы и дворов нет, и пашни не пашут. А в Суздале село Кидекша з деревнями опустело от наших [великокняжеских] даней и от наместничих кормов и от всяких пошлин». «И яз князь великий» - говорится дальше в грамоте Ивана IV от 15 января 1540 года – «Печерского архимандрита Левкию з братьею пожаловал, хто у них в тех селех и в деревнях учнет житии людей и крестьян и тем их людям и хрестьяном не надобе моя, великого князя, дань, ни ямские деньги, ни посошная служба, ни наместничи, волостели, ни тиунов корм, ни праведчиков, ни доводчиков побор, ни пятна, ни поворотного, ни подымного, ни мостовщины, ни шукового, ни портного, ни дворских побору не дают, ни на ям ямщики у них и у хрестьян подвод не емлют, ни с черными людми не тянут ни в какие протыри, ни в разметы и не надобе им ни иные наши ни которые пошлины на десять лет, а как отойдут те урочные лета, им тянути всякие их тяглы по книгам [как] их писец опишет, а кому пожалую яз, а на грамоту грамоту, а на его грамоту никому грамоты нет до их урочных лет, а коли его грамоту явят наместником, или волостелем, или тиуном – и они с нее явки не дают ничего».
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА МОНАСТЫРСКОГО ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЯ В РАССМАТРИВАЕМЫЙ ПЕРИОД
Прежде чем приступить к описанию хозяйственной деятельности монастырей XVI века в том или ином из вышеуказанных направлений, будет нужным сформулировать определение понятия церковной и монастырской вотчины и проследить эволюцию отношения к ним правительства.
Уже в удельную эпоху церковное, в частности монастырское, землевладение достигло огромных размеров. Монастыри, возникавшие в XIII-XV веках, были своеобразными землевладельческо-промысловыми колониями, которые устраивались на незанятых землях (пустыни), разрабатывали их, заводили на них хозяйство и получали от территориальных государей подтверждения на занятые земли. Сначала на этих землях трудились сами отшельники-пустынножители, монахи. Но затем, когда монастырь возрастал, к монахам присоединялись различные монастырские служки, а затем уже на земли монастыря рядились и селились крестьяне. Различные льготы, предоставлявшиеся монастырским именьям в отношении податей, повинностей и подсудности, меньшая требовательность монастырей-землевладельцев в отношении крестьян, привлекали на их земли огромное население. Некоторые из монастырей с самого основания являлись владельцами населенных имений, именно те монастыри, которые основывались князьями, боярами, богатыми купцами и наделялись ими именьями. Первоначальные заимки и получки монастырей с течением времени расширялись разнообразными способами. Монастыри выпрашивали себе близлежащие луга и пустоши, покупали у соседних владельцев, когда представлялась тому возможность.
Еще более обильным источником земельного обогащения были вклады в монастыри по душе, т. е. для обеспечения вечного поминовения вкладчиков и всего их рода.
Монастырские земельные имущества расширялись также и записями при пострижении. Пострижение в монашество в старости практиковалось в широких размерах в Древней Руси, причем землевладельцы записывали в монастырь часть своих имений, а иногда и целиком, как бы в обеспечение своего пожизненного содержания в монастыре. Иногда землевладельцы заключали с монастырем своего рода договор, заранее назначали земельный вклад в монастырь, еще задолго до своего действительного пострижения, выговаривая себе: «а похочу яз постричись, и игумену меня постричь за тем же вкладом».
Вклад при пострижении считался тем более обязательным, что по смерти вкладчика он превращался в поминальный. В тех случаях, когда у вкладчиков не было земли, они или сами покупали землю для монастырей, или делали в монастыри денежные взносы, на которые монахи покупали земли. Вклад делался для обеспечения вечного поминовения, чтобы «душа его во веки беспамятна не была». Деньги могли быть израсходованы, тогда как монастырская земля была не отчуждаема и должна была постоянно напоминать о вкладчике. Много земель попадало во владение монастырей и путем чисто гражданских сделок. Монастыри были капиталистами, у которых окрестные военно-служилые люди занимали деньги под заклад своих вотчин. При невыкупе в срок или отказе от уплаты долга вотчины переходили во владение монастырю. Такими разнообразными путями служилые вотчины, бывшие подспорьем поместий, уходили из служилых рук в монастыри.
Земли, которые называются церковными и монастырскими вотчинами, являлись частной собственностью отдельных церковных учреждений (монастырей, архиерейских домов и др.). Мы наблюдаем, что архиереи и монахи, как полноправные хозяева своих земель, во все времена меняли, продавали, закладывали их, одним словом, распоряжались по своему личному усмотрению. Однако московские государи-самодержцы, как верховные вотчинники всей Русской земли, прямо и решительно заявляли, что право собственности монастырей на землю, без их государева пожалования, не имеет под собой никакого основания. К примеру, Иван III, потребовав от покоренного Новгорода половину волостей местного духовенства, сказал так: « зане теи волости испокон великих князей, а захватили их сами».
И потому неудивительно, что в эпоху растущего влияния Москвы под ее власть, вслед за служилыми людьми-вотчинниками, начинают переходить и монастыри. Под аналогичным контролем находились и архиерейские вотчины, хотя архиереи Московского государства были в целом более независимы от светской власти, чем монастырские игумены.
В первый период правления Ивана IV споры по поводу церковных и монастырских землевладений были достаточно умеренны, все действия в целом сводились к препятствованию дальнейшего роста монастырских вотчин.
Изменение политики в этом вопросе происходит только в 70-80-х годах, когда на соборах 1573-1581 годов проводятся положения, решительно ограничивающие имущественные права церкви. Этому способствовало крайнее ослабление митрополичьей власти, когда во главе церкви ставились лица, решительно ни в чем не способные устоять царским стремлениям.
Вторым фактором оказалось высвобождение царя из-под власти канонов, и если раннее святительский голос был для него авторитетом, то после четвертого брака и последующих, когда он пошел на нарушение всех существующих в данной сфере правил православной церкви, никаких сдержек для него не осталось. Собор 1573 года запретил отказывать вотчины многоземельным монастырям, собор же 1580 года запретил все способы увеличения вотчин, кроме исключительно пожалования, дозволенного только безземельным или безземельным монастырям. Собор 1580 года запрещал покупать и принимать вотчины в заклад, не запрещая в целом их передачу на помин души. При этом земли, отданные на помин души, должны были быть отданы родным завещателя, а монастырям полагалось денежное вознаграждение. Если же родных не осталось, то земли полагалось отобрать в казну и опять-таки выдать денежное вознаграждение.
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА МОНАСТЫРСКОГО ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЯ
В конце XVI века на территории современной Нижегородской области находилось пять городов с уездами: Нижний Новгород, Балахна, Арзамас, Курмыш и Василь-город. Во время военной опасности в города посылались воеводы, в пограничных же городах, таких как Курмыш и Василь-город, воеводы находились постоянно. Кроме того, Нижний Новгород и Арзамас время от времени отдавались в кормление наместникам, причем иногда воеводой и наместником был один и тот же человек.
Обрывочные сведения о размере и характере земельных владений Благовещенского и Печерского Вознесенского монастырей содержатся, в основном, в сохранившихся до наших дней грамотах и писцовых книгах.
Одни территории были подарены правителями Москвы (великими князьями), другие куплены или «присвоены» у помещиков или других монастырей, а третьи захвачены у местных народов безо всякого разрешения.
Земли нерусских народностей Нижегородского края в первую очередь подвергались захвату со стороны русских землевладельцев. Захватчики пользовались неоформленностью границ нерусских, в частности мордовских, владений, а также тем, что националы по большей части не имели документов, подтверждающих их права. Поэтому мордовские крестьяне всегда тщательно скрывали свои земли от глаз завистливых соседей и старались как можно дольше не показывать своих владений, раскиданных по лесам и дубравам, так как по опыту знали, что каждый участок, обнаруженный в их владениях, подвергнется нападению со стороны помещиков. Уничтожению подлежали языческие капища и священные рощи, нередко на их месте в назидание местным возводились христианские храмы. Поселения нередко тоже подвергались разграблению и последующему уничтожению. Коренное население зачастую платило им той же монетой (достаточно упомянуть уничтожение мордовским князем Пургасом в 1229 году монастыря Пресвятой Богородицы под Нижним Новгородом или три Черемисские войны, длившиеся тридцать два года с 1553 по 1585 год).
Борьба с нерусскими народностями ненадолго сплачивала помещиков. Как только русские помещики утверждались в той или иной местности уезда, так в их среде начиналась взаимная земельная конкуренция, приводившая их к борьбе друг с другом. Эта борьба велась всеми способами, какие только были возможны в XVI веке. Соперники заводили тяжбы друг с другом, пытаясь завладеть спорным участком земли. Они били челом московскому правительству, обвиняя друг друга во владении землей «без дачи», объявляли землю соперника лежащей «в пусте», находили у соперника земельные «лишки» и т. д., и просили Поместный приказ отдать показанную землю им, челобитникам. Наряду с этими способами борьбы помещики применяли и целый ряд других, начиная с вручения взяток межевщику или отдельщику поместий и кончая прямым захватом чужой земли, иногда с применением физической силы. В свою очередь землевладельцы различного уровня – вотчинники, помещики, монастыри и прочие немедленно заводили дело, как только узнавали о скрытых мордовских угодьях.
Развитие монастырского землевладения и постепенный рост территорий, подвластных монастырям, в течение всего рассматриваемого промежутка времени сопровождался судебными разбирательствами, зачастую долгими и тяжелыми. Судились не только два (а иногда и больше) монастыря, но и монастырь с крестьянской общиной. Судебные разбирательства монастырей и крестьянских общин чаще всего заканчивались победой монастырей. Чтобы дела были выиграны в их пользу, монастыри также не гнушались ни одним из запрещенных приемов. Это могли быть как фальсификации, так и физическое устранение важных свидетелей.
Печерский монастырь был не только помещиком, но и церковным администратором с очень широкими полномочиями. Он возглавлял обширный церковный округ – Нижегородский заказ – и Печерским архимандритам было предоставлено право наблюдать за черным и белым духовенством заказа, производить над ними суд и посылать от своего имени указы во все монастыри Нижнего Новгорода, Балахны, Аразамаса, Курмыша, Ядрина и Гороховца. Монастырь округлял свои имения, скупая земли у крестьян, не справившихся с тяжестью налогового бремени, или же брал земли и угодья на оброк (в аренду) – «с торгов из наддачи» (т. е. предложив при переторжке более высокую арендную плату, чем другие претенденты).
В 1556 году Иван Васильевич дал грамоту на право монастырским крестьянам села Плесца ловить бобров на реке Увоти. В 1560 году Иван Грозный жалует монастырь селами Ельною, пустошами Черемисскою и Фроловскою, с правом неподсудности общему суду и освобождением от налогов. А в следующем году распространяет права владения монастыря на всю плесецкую волость с находившимися на ее территории 23 деревнями « и з бортными ухожеи и с рыбными ловлями и з бобровыми гон и со всеми угодьи и со всем тем, что к этой волостке потягло». В 1564 году Иван Грозный пожаловал монастырю Василегородские воды по Волге и речку Латому, а в 1577 году приказал, по челобитной архимандрита Ионы, выдавать ежегодную «государеву милостыню» - по 150 четвертей ржи из хлеба, привозимого из Павловских сел для нижегородских ружников, и ежегодно по десять пудов меда из «государева оброчного меда».
В середине XVI века богатый помещик Юрий Алачин, постригшись в монахи, отдал в Печерский монастырь село Ягодное с деревнями. У монастыря была огромная клиентура, доверившая ему ходатайство перед небесами о спасении своих душ. Имена этих «благотворителей» и «благодетелей», а также различные степени и оттенки ходатайств перед богом за живых и умерших зафиксированы в интереснейшем документе – синодике Печерского монастыря 1552 г. Автор вводного текста «Синодика», говоря о важности и спасительности для «отошедших временного сего жития» церковного поминовения, обращается к пастырям с призывом – поминать умерших, не думая о вознаграждении.
«Сим пишем вам, пастухом, рекше игуменом и учителем христова стада, иже кто мхини паствы вашеа, нищетою вашею живя, преставится от жития сего, не глаголите – не дал вклада, не пишем его в поминание, то уже несте пастыри, но наемницы и мздоимцы».
Иван Васильевич также рассылал по монастырям свои синодики с тысячами имен казненных, и щедрые денежные вклады. Такой синодик и восемьсот рублей деньгами царь прислал в 1577 году и в Печерский монастырь, чтобы «поминати князей, боляр и прочих опальных людей и по ним панихиду и обедню служити архимандриту собором в первой вторник после Радуницы».
Умирает Иван IV в 1584 году, и царь Федор Иванович шлет монастырю триста рублей на молитвы по своем «отце, во иноцех Ионы», «в вечный поминок, покамест и святая обитель стоит». В 1585 году царь Федор жалует место для постройки мельницы на реке Линде и Подвязские воды; в 1587 году – реку Пьяну с озерами; в 1595 году – Толоконцевскую пустошь (где потом основано село Толоконцево), Кантауровские бортные угодья и реку Ватому с прилегающими к ней озерами. А в 1597 году монастырь получает по грамоте Федора Ивановича воды и берега Волги около Самары.
Щедрой рукой дает монастырю земли, воды, угодья и различные льготы Борис Годунов. Краткий перечень далеко не охватывает всех великокняжеских и царских пожертвований. Подробно перечислены они в подтвердительной грамоте царя Бориса от 11 сентября 1602 года. Грамота эта подтверждена впоследствии царями Василием Шуйским, Михаилом Федоровичем, Алексеем Михайловичем, Иваном и Петром Алексеевичами.
Благовещенскому монастырю, согласно жалованной грамоте Ивана Грозного от 23 мая 1554 года, была отдана деревня Стрелицкая (вероятно, теперешняя Стрелка). Кроме того, известно о мельнице на Сейме. Монастырские крестьяне частью находились на оброке, частью же на барщине несли натуральные повинность – пахали, сеяли, жали, косили монастырские пашни и покосы, заготовляли дрова, ловили рыбу, доставляли хмель для пива «на утешение братии»; мед, ягоды, грибы, масло, яйца, шерсть, холст, домотканое армячное сукно и т. д. Оброчными крестьянами ежегодно доставлялись в монастырь 20-25 пудов масла, 50-60 пудов меда, 50 ведер груздей, 20-25 ведер брусники, 12 тыс. штук яиц, 10-12 пудов очищенной овечьей шерсти, до 200 аршин армячного сукна, 20-25 штук «обшивных» саней, 5000 веников. «Тяглые», т. е. несшие натуральные повинности крестьяне, ежегодно засевали до 200 десятин монастырской земли и доставляли с пашен в монастырские закрома уже провеянное и высушенное зерно, ставили на левобережных волжских покосах до 400 копен сена. Кроме того, помимо «монастырских служителей», при монастыре находились в качестве постоянных работников 12 человек, 7 огородников, 24 косца – все это из монастырских же крестьян.
Троице-Сергиеву монастырю в районе Нижнего Новгорода, Гороховца, Балахны, Юрьевца Поволжского принадлежали разнообразные владения: промыслы (рыбные, соляные, бортные), городские дворы, земледельческие объекты. В XV-XVI вв. их фомирование происходило благодаря главным образом княжеским и царским пожалованиям, а в XVII в. – частным вкладам. Через стоявшие на Волге города проходил важный торговый водный путь, по которому двигались монастырские суда вниз и вверх по Волге «по соль и рыбу». В 1539 году монахи получили первое пожалование от великого князя Ивана Васильевича, вернее, от его матери, правительницы Елены Глинской.
В том же году, грамотой от 1 ноября великий князь Иван Васильевич пожаловал «Троицкого Сергеева монастыря игумена Иосафа з братею или кто по нем иной игумен будет, на Болахне местом дворовым да варницами и трубным местом, и кладбищем дровяным и местом в городе на двор на осадной». В руках монастыря сосредоточился значительный соляной промысел в окрестностях Балахны. Он поставил здесь пять соляных варниц и, кроме того, постепенно скупал у местных промышленников варницы с оборудованием и соленосные источники: в 1583 году – у Анны Дранишниковой «варницу и чурила с колодами и чаном» за 20 рублей, в 1585 году – у промышленника Клементия Кондакова соленосный ичточник за 50 рублей, и в 1593 году – у Ивана Слащева «полварницы своея дороги со цреном и с колоды и с чяном, и с жолобы, и половина анбара со всею варничною поряднею» за 20 руб.
Грамотой царя Федора Ивановича от 17 января 1596 года монастырские варницы были освобождении от налогов – «от пудовые и бадейные пошлины». Грамотой от 1 января 1596 года Федор Иванович дал монастырю пустоши Варварскую, Андреевскую, городище, Игумново, Игрище, Ляписи, «и иные пустоши на две тысячи на шестьсот на девяносто на шесть чети». В 1599 году царь Борис Годунов, для «прославления имени чюдотворцова», добавил монастырю в том же Закудемском стану из «порозжих» земель пустоши Макарову и Кожину. Монастырь был освобожден от взимания с его промысловых операций таможенных пошлин в Нижнем Новгороде. «Учтут монастырские старцы и слуги», - говорится в грамоте Ивана Грозного от 22 декабря 1561 года – «приежжати в Нижней Новгород и на низ в судах с монастырским с каким з запасом ходити, с каким ни будь, и с тех их монастырских старцов и слуг, и с людей, и с судов, и с неводов, и со всякого монастырского запасу – таможенных и иных ни которых пошлин имати не велели ни которыми делы».
Но при продаже монастырских товаров на рынке они облагались пошлинами и налогами на общих основаниях. Царь Федор Иванович в 1594 году освободил также и от «Балахонских таможенных и всяких иных пошлин рыбное судно, которое ходит на низ по Волге на рыбную ловлю на монастырский обиход». В 1596 году в Балахне монастырь владел пятью варницами: Духона, Лебедь, Чурило, Богдан, общая площадь которых составляла 1383 кв. саж.
Великий Троицкий соборный старец, близко стоявший к семьям Федора Ивановича и Б. Ф. Годунова, Варсонофий Якимов получил право «пожизненно ведать» эту пустынь. Наделив возрождающуюся обитель около 3 тыс. четвертей запустевших поместных земель, правительство рассчитывало на их хозяйственное возрождение. И действительно, уже в конце XVI – нач. XVII в. здесь, в Закудемском стане Нижегородского уезда, возникли на бывших пустошах жилые селения Ондреевское, Варваркино, Черное, Косопово с тянувшимися к ним деревнями и починками. Проведенное в 1594 г. писцовое описание имело для монастыря финансовое значение. Со своих вотчин он обязан был платить «сошное письмо» и, кроме того, оброк в государеву казну за пользование бортными лесами – по 7 пудов меда в год плюс «пудовые пошлины» в размере 5 денег с пуда.
Хорошие владения достались также на долю Суздальского Спасо-Ефимиевского монастыря, может быть потому, что основатель его Евфимий был выходцем из Нижегородского Печерского монастыря, а Дионисий – основатель Печерского монастыря – был когда-то епископом в Суздале. Этих «родственных связей», по-видимому, было достаточно, чтобы претендовать на получение имений в Нижегородском крае.
В 1565 году Иван Грозный отдал Суздальскому монастырю отнятую у опального боярина Андрея Горбатова деревню Мещерскую Поросль (ныне Горбатов), а также оброчные «бортничьи» (пчеловодные) деревни Зименки, Худякову, Костину и починок Поярков – «з дворы и с пашнями, и с луги, и с лесы спорными и не спорными, и со всякими угоди тех деревень, и пустоши и починки… с посошным хлебом и оброком медвяным». А в следующем 1566 году были добавлены два рыбных озера – Большое Лебединое и Широкие Караси.
По-видимому, какими-то имущественными правами пользовался и Московский Симонов монастырь, как это можно заключить из жалобы архимандрита Печерского монастыря Тихона (1542 год) на симоновских монахов, ловивших рыбу на Волге в принадлежащих Печерскому монастырю водах. Грамотой великого князя Ивана Васильевича от 22 декабря 1542 года было приказано расследовать дело о браконьерстве симоновских монахов.
НАСЕЛЕНИЕ МОНАСТЫРСКИХ ВОТЧИН
Стоит, для начала, сказать пару слов о населении Нижегородчины в период Средневековья вообще. К концу I тыс. н. э. на территории современной нижегородской области обитали четыре финно-угорских народа: мордва, марийцы, мурома, меря. Образ жизни каждого из них был в целом схож с таковым у остальных. Они занимались охотой (в том числе и на пушного зверя), бортничеством, рыболовством, в несколько меньших масштабах – скотоводством и земледелием. У них существовал культ предков, которым поклонялись в священных рощах и урочищах – кереметях.
Примерно в VII-X веках на эти территории начинают приходить славяне восточной ветви, начинается процесс славянизации края. После основания города Мурома они начинают осваивать правый берег Оки. Древнейший славянский памятник на Нижегородской земле – селище Коробково – относится к XI веку. К началу XIII века вятичи и кривичи, позже слившиеся в единую древнерусскую народность, полностью обживают весь бассейн Оки от Мурома до ее впадения в Волгу. Однако, вопреки распространенному заблуждению, процесс славянизации не закончился ни с основанием в 1221 году самого города Нижнего Новгорода, ни даже с объединением огромной территории в государство Российское с центром в Москве. Финские племена отнюдь не сразу и далеко не мирным путем влились в будущую великорусскую народность, процесс их завоевания и ассимиляции был довольно долгим и болезненным и не завершился полностью до сих пор. Натиск на земли будущей Северо-Восточной Руси особенно усилился после принятия и начала распространения христианства. Церковные деятели были очень сильно заинтересованы в установлении контроля над новыми территориями, их населением и ресурсами. Обычно сразу после основания городов или крепостей на стратегически важных участках рек начинали строиться первые монастыри. Владения их поначалу были не слишком большими даже по меркам того времени, к тому же они часто подвергались нападениям со стороны коренного населения либо иноземных захватчиков.
Ситуация начала меняться примерно в середине XIV века, а вместе с началом объединения земель вокруг Москвы наступает период рассвета для большинства монастырей русского Северо-Востока. Монастырских поселений Арзамасского уезда было приблизительно 2,2 % от общего числа (на 1590-е), Нижегородского – 5,7%, Балахнинского – 3,9 %, Васильгородского – 3,1%, Курмышского – 2,5%. Крестьяне в ряде случаев селились на пустоши, которыми завладел тот или иной духовный феодал, добровольно. Чаще же люди оказывались "купленными" или "подаренными" вместе с землей. Не всегда, конечно, монастырь оправдывал их ожидания относительно сытого и благополучного будущего и умеренного оброка. Часто отдельные (но не все поголовно) игумены скатывались на почве чисто материалистической жадности в откровенную недальновидность во всех своих действиях, что в конечном итоге приводило к печальным последствиям и для хозяйства, и, как следствие, для самих игуменов. Крестьяне монастырей также не были стопроцентно защищены и от возможных нападений внешнего врага или произвола правящих сил собственной страны. Однако число подмонастырского населения все увеличивалось, и процесс нельзя было остановить.
По состоянию на 1590-е годы большая часть населения на землях Благовещенского и Печерского Вознесенского монастырей принадлежала к русской народности, хотя мордва (чуть реже – черемисы) также довольно часто упоминаются в различных делопроизводственных документах, речь в которых обычно идет либо о купле-продаже земельной собственности, либо о территориальных спорах между монастырями и частными землевладельцами. Абсолютное большинство населения исповедовало православие (хотя есть основания полагать, что мордва, например, долгое время могла тайно посещать свои священные места в лесах и совершать там традиционные обряды). Большая часть крестьян проживала в небольших деревнях, коих в рассматриваемых уездах к 1600 году насчитывалось несколько сотен. Семьи большие, патриархальные, средняя продолжительность жизни - порядка 30-40 лет. В большинстве своем население монастырских вотчин платило своим покровителям оброк продуктами хозяйства. Конфликты крестьян, подвластных монастырям, с крестьянами помещичьих угодий или инородцами (в частности мордвой) были очень нередки. При этом игумены нередко извлекали выгоду из подобных ситуаций, о чем свидетельствует целый ряд грамот.
ЗЕМЛЕПОЛЬЗОВАНИЕ И ВЕДЕНИЕ ХОЗЯЙСТВА
По состоянию на 1580-1590-е годы в монастырских вотчинах доминировало натуральное хозяйство.В то время хлебопашество в Нижегородском крае было одной из ведущих отраслей хозяйства, о чем свидетельствует наличие зернового оброка. Главной зерновой культурой и наиболее надежной в плане урожайности оставалась рожь, на долю посевов которой приходилось как минимум 50% от общей площади. Она преобладала на всей территории, подвластной монастырям, кроме крайнего юга, плодородные земли которого были отведены для посевов более прихотливых культур. Следом за рожью, в порядке убывания площади посевов, шли: овес, пшеница, ячмень, горох, гречиха, просо, конопля, лен. Крайне незначительной была площадь посевов яровой ржи. Прежде чем посеять зерно, нужно было освободить место для пашни.
Именно поэтому в документах XVI века так часто упоминаются «росчисти», «сечи», «гари». Очищенный от деревьев участок разделялся на три поля (яровое, озимое и паровое), которые использовались поочередно. В каждом из полей какой-то части земли (перелогам) для восстановления плодородия почвы давали перележать без обработки (отдохнуть) 8-15 лет. Когда перелог начинал зарастать лесом, его вновь расчищали. Около них возникали поселения крестьян. Деревни с названиями Гари до сих пор существуют в Ардатовском, Богородском, Вадском, Ковернинском, Лукояновском, Пильнинском, Семеновском, Сокольском, Чкаловском районах.
Освоенная земля ценилась высоко, поэтому владельцы земель – монастыри – стремились привлечь к себе как можно больше людей для превращения пустующих земель в сельскохозяйственные угодья. Пришедшие получали массу льгот, например, освобождение от всех налогов и платежей на пять лет; это привлекало на нижегородскую землю переселенцев из всех частей России.
Люди переселялись на земли Благовещенского и Печерского монастырей также и для того, чтобы заниматься бортничеством. Бортничество с незапамятных времен было одним из основных занятий мордвы. Русскоязычные бортники часто селились в мордовских селениях, что способствовало более быстрому слиянию этих народов. Каждый бортник имел свой участок (бортный ухожей), за который платил оброк медом. Обычно бортники селились ближе к своим бортным ухожеям, нередко таким образом возникали целые поселения. К примеру, село Сормово (ныне один из районов Нижнего Новгорода) названо так в честь Сорома Шуменева, поселившегося там в конце тридцатых – начале сороковых годов XVI века.
Очень значимым оставался и древний промысел рыболовов. Рыбу тогда ловили с помощью сетей, а иногда и езов. Наиболее «рыбным» местом являлись низовья Оки. В описываемый период там водились белуга, севрюга, осетр, стерлядь и белорыбица, которые, наряду с рыбой, ловившейся в волжских водах около города Мологи, нередко попадали на великокняжеский трапезный стол в Москву. Существовал и бобровый промысел: этого зверя ловили на Узоле, Ватоме и Увоти. Нельзя не упомянуть и о добыче речного жемчуга, до сравнительно недавнего времени очень ценного материала в декоративно-прикладном искусстве.
ИТОГИ
В истории Нижегородского Поволжья (и всей остальной страны) монастыри, безусловно, сыграли крупную и далеко не однозначную роль. Несмотря на бурное экономическое развитие, расцвет ремесла и торговли, крупнейшими центрами которых помимо самого Нижнего Новгорода и других уездных городов, стали Благовещенский и Печерский Вознесенский монастыри, хозяйство в целом оставалось натурально-потребительским. Отсталая агротехника, зависимость от природно-климатических условий и как следствие невысокая и крайне нестабильная урожайность основных культур, а также динамика изменения посевных площадей в рассматриваемый период свидетельствует о невозможности производства в монастырском хозяйстве товарного хлеба. На собственное потребление ориентированы и другие отрасли монастырской экономики. Ее натуральный характер оказывал тормозящее воздействие и на развитие производительных сил крестьянского хозяйства. Так, на барщине трудовые ресурсы деревни использовались крайне нерационально, в качестве феодальной ренты извлекался не только прибавочный, но и часть необходимого продукта, а деньги, вырученные в результате вовлечения населения монастырских вотчин в товарно-денежные отношения, большей частью на производительное потребление феодала. Феодально-вотчинный режим тормозил поступательное развитие экономики, приводил к стагнации, а затем и к кризису монастырского хозяйства, росту социальной напряженности.
Не только в рассматриваемый период их деятельность могла приносить больше вреда, чем пользы. Петр I в указе от 3 марта 1724 года сказал:
«Нынешнее житие монахов точию вид есть, понос от иных законов, не мало же и зла происходит, понеже большая часть тунеядцы суть и понеже корень всему злу праздность… и почитай все из селян, то не точию отреклись, но приреклись доброму житию, ибо дома был троеданник, то есть дому своему, государству и помещику, а в монахах все готовое…что не прибыль обществу от сего воистину, токмо старая пословица: ни богу, ни людям, понеже добрая часть бегут от податей и от лености, дабы даром хлеб есть».
Но вместе с тем нужно отметить и другую, пожалуй, самую главную роль монастырей в истории. Они были пионерами просвещения и на протяжении столетий – единственными распространителями грамотности на Руси. Не являясь непосредственно органами государственной власти, монастыри, однако, косвенным образом помогали разрешению больших политических задач Русского государства. Сложно сказать, каким был бы процесс заселения и русификации края, не будь основаны крупнейшие нижегородские монастыри. Наряду с городами они играли роль главных «собирателей населения» вокруг себя, на монастырских землях основывались деревни и села, многие из которых в более поздние времена станут полноценными городами.
Таким образом, монастыри были деятельными агентами колонизации и освоения необжитых земель, в чем и заключается положительная сторона их деятельности.