В небольшом зале возле затопленного камина стоял небольшой стол в форме звезды. Возле его вогнутых, или, как нынче принято говорить средь молодежи, «впуклых» углов вальяжно расположились кресла, примерно такие, как в кабинетах директоров. Удобные, позволяющие откинуться на спинку и расслабиться. Напротив трех из них кучами лежали фишки, карточки и еще какие-то принадлежности, а напротив двух других — небольшие закрытые кейсы. Сам стол расчерчен разноцветными полями, преимущественно ромбической формы. Обстановка напоминала предстоящую настольную игру, скорее всего, экономическую стратегию, на несколько уровней выше «монополии» или же компьютерной «цивилизации» или «железнодорожного магната». Над острыми углами стола возвышались канделябры, на которых горели свечи. Причем горели они так ярко, что больше были похожи на газовые лампы. Видать, в парафин подмешали какую-то неорганику. И только в отдаленном углу одиноко красовался торшер со ставшей классикой лампой Лодыгина, напоминая, что электричество на планете уже лет сто как существует. Точнее, оно существовало всегда, просто технологии по использованию оного возникли около века назад. Царила абсолютная тишина. В углу на небольшой тумбочке стоял патефон с открытым кожухом, взведенной пружиной и пластинкой, превышающей стандартные размеры. Видать, игра затевалась надолго.
Щелкнул замок, со скрипом открылась дверь, и в зал по очереди вошли три человека. Одеты они были по-парадному, в смокингах и галстуках, на руках были белые перчатки. Дверь за ними захлопнулась, и тут же из-за нее послышался удаляющийся затихающий шум, явно напоминающий движение поезда по бесшовным рельсам. Один из прибывших джентльменов опустил иглу патефона и снял пружину со стопора. Из раструба, спрятанного внизу под механикой, зазвучала приятная скрипично-клавесинная музыка, напоминающая не то Баха, не то оркестр Поля Мориа. Звучала она тихо, чтобы не мешать переговариваться. Другой, более щуплый, достал из кармана часы, отправив их тиканье во всеуслышание, посмотрел на время и выдал: «Господа, пора начинать!» Все трое уселись за стол, каждый напротив своих фишек.
— Евгений Иванович, Ваш ход! Поскольку именно Вашу родину мы взяли в качестве плацдарма максимальной площади, и именно Ваши соотечественники будут оказывать максимальное сопротивление нашей игре, Вы ходите первым! — объявил начало игры щуплый господин с часами, — Будем засекать время на раздумье хода. С каждым ходом оно будет увеличиваться пропорционально успеху. И не забывайте, что у меня все-таки есть один козырь, аннулирующий равенство. К игре надо готовиться. Давайте первым ходом выберем, только выберем технологии, которые будем развивать. Это точно надо сделать до того, когда придут скрытые игроки. У них другая роль. И каждый предыдущий обращается к следующему и запускает его ход. Вы помните, что, в отличие от любой классической настольной игры, мы здесь не соперники? Соперники там, — и он указал на окно, — если они нас раскусят и поймут.
— Я выбираю завод. Будем развивать космическую промышленность, — с этими словами Евгений Иванович поставил на одно из больших полей ближе к центру стола макет некой металлоконструкции, из которой вверх торчит ракета, — Мы построим этот новый мир навыворот, покажем, как не надо делать. Но думаю, Вы сможете описать это куда лучше. Поэтому, Олдос, следующий ход Ваш!
С этими словами блестящий медальон был передан второму игроку, а третий обнулил секундомер. Олдос вгляделся в свои игровые реквизиты и малость задумался. Он не мог сформулировать свою идею, не мог подобрать макет из имеющихся.
— Джордж, я в замешательстве… Я хочу взять под контроль генетику и добавить людям потребительского счастья. Единственное что – скооперируюсь с Евгением Ивановичем по части работы, ведь кто-то что-то должен производить. Скорее я бы взял психологию, физиологию, ну может еще репродукцию потомства с заданными свойствами…
— Олдос, тебе решать, ты же строишь новый мир, как мы договаривались. Я вот давно решил, какую лепту я внесу. Посмотри, что у тебя есть в наборе. Из того, что ты назвал, явно что-то найдется. Посмотри внимательнее. Но учти, время идёт… И не только у меня на часах.
— Ладно, я тогда поставлю конвейер по выведению биообъектов с заданным генетическим кодом. Евгению Ивановичу ведь нужны рабочие, которые будут строить ракету. Будем их выводить. Собирать по атомам. Под задачи правительства. Искусственно. А чтобы лишние не рождались… Это я продумаю со следующим ходом. Так что я ставлю ферму. Скотоферму по выведению…
— Нет, Олдос, скотоферма занята. Скотный двор у меня уже есть, изложен и опубликован. Плагиатом попахивает. Назови по-другому. Все равно будешь выводить биообъекты в человеческом виде, а не животных. Только идеологию «Скотного двора» туда не приплетай!
— Ладно, Джордж, назову это инкубатором. Роддомом будущего.
Олдос поставил на купное поле, отстоящее от ракеты на две позиции, стеклянный макет, в котором виднелись подсвеченные изнутри прозрачные цилиндры. Обозвал он это институтом неогенетики и передал ход Джорджу.
— Ну что же, ни Вы, Евгений Иванович, ни Вы, Олдос, не решились взять управление. Тогда его возьму я. Я беру информационные технологии. Все разом. И вот здесь, — он поставил на стол, образовав с ракетой и «роддомом» равносторонний треугольник, — будет серверная «Министерства правды». Единственной в мире. И подавать информацию биообъектам она будет прямо в мозг. И тогда вы оба сможете с легкостью направлять биомассу куда надо. А это — верный залог создания дивного нового мира. Надеюсь, нашу модель к 1984 году мы построим. А следующий игрок заявит о себе только два года спустя. Восемь лет его не будут выпускать. Точнее, его творчество.
— Джордж, а он точно игрок? И что он такое создаст? И что построит на нашем поле?
— Толком, Евгений Иванович, ничего. Он просто изложит примерно то же, что и мы. Только в более мягкой и ироничной форме. Но ему поверят еще меньше, чем нам. Та-ак, сколько времени мы выиграли? Две минуты сорок секунд каждому на последующий ход. А могли бы больше! Если бы Вы, достопочтеннейший Олдос, не зависли, а всё продумали заранее! Ладно, берем фишки и начинаем второй круг. Жизнь и быт биообъектов. Расставляем. Евгений Иванович, ходите!
Замятин поставил на край стола стеклянную этажерку, а в проем посередине – несколько фишек, имитирующих людей в форме. «Это они на работу идут, — прокомментировал игрок, — У меня всё. Поберегу ресурсы».
Хаксли хотел растечься мысью по древу, как полки князя Игоря в «Слове». Но Оруэлл ему напомнил, что строение социума и взаимодействие между отдельными особями биообъектов будет выстраиваться следующим ходом. Потому Хаксли выставил на поле немного фишек, а значит, выиграл немного бонусного времени. И только Оруэлл сделал заготовки, ибо все его ходы сводились только к наделению Большого Брата новыми полномочиями. Зато следующим ходом все три игрока выложились по полной. Замятин опускал шторки на стеклянных стенах квартир-клеток, Хаксли ввел распутство, а Оруэлл то и дело подавал команды в нейронные сети и устраивал выкрики толпы за какую-то абстрактную идею. Игра набирала обороты. Все новые фишки появлялись на столе, они перемешивались между собой, передвигались с одних полей на другие. Музыка из раструба патефона звучала все задорнее и торжественнее, а часы в кармане Оруэлла тикали громче, приближаясь к отметке 1984, откуда ни возьмись появившейся на классическом циферблате.
Неожиданно раздался одиночный удар колокола, перед камином сгустилось облако не то пыли, не то дыма, а когда оно рассеялось, на его месте оказался высокий стройный человек лет пятидесяти, одетый во все белое. Он подошел к столу и сел напротив одного из кейсов.
— Георгий Николаевич! Какая встреча! А мы все гадали, кто же будет скрытым игроком? По правилам игры Вам два года надо посидеть и поизучать, что же мы тут понастроили. А потом и Вы сможете свою лепту внести в наш мирок. Так что давайте пока не будем открывать Ваш кейс. Мы не знаем, что у Вас там припасено. Просто посмотрите. А после Олдоса будет Ваш первый ход. Евгений Иванович, не возражаете?
Замятин знаково кивнул в сторону Оруэлла, показав тем самым ему своё согласие. Игра продолжилась. Два года пролетели, прошел и ход Олдоса, и тот передал медальон Данелии. У того явно было все готово заранее. Он открыл кейс и достал оттуда большой стакан с песком, который он высыпал прямо на стол у основания одного из лучей звезды, форму которой принимал стол. Затем он раскидал макеты запчастей от самолета, какие-то постройки, а в финале пустил летать по воздуху какую-то ржавую керосинку, которая издавала противные скрипящие звуки. На всё это у него ушло не более полуминуты, после чего Данелия захлопнул кейс и хотел было передать медальон Оруэллу, но что-то его остановило. Антиутописты смотрели на стол с удивлением, а Данелия тем временем сфотографировал стол и, вытащив из фотоаппарата уже готовую фотографию, бросил ее в камин. Та сгорела мгновенно, а пепел полетел в дымоход с раздражающим свистом, имеющим басовитые отголоски. В ответ послышались голоса людей, явно критикующих фильм. Оруэлл с силой смог сжать отвисшую челюсть, явно борясь со спазмом жевательных мышц, и спросил:
— И это Вы, Георгий Николаевич, так много построили за один ход?
Данелия молчаливо кивнул и сел в свое кресло. Он свое дело сделал. Теперь он передал медальон Оруэллу и продолжил наблюдать. Казалось, кто-то со стороны наблюдает за игрой и получает эстетическое удовольствие от происходящего. Когда ход дошел до Замятина, он, впервые за игру, поднял со стола карточки и заглянул в них. Ходить было толком нечем. Точнее, не было свободных ходов. То ли Данелия все подпортил своим фильмом, то ли идеи кончились. Передать ход Хаксли или Оруэллу правила игры не позволяли. Оруэлл начал раздражаться, он достал часы и набрал в легкие воздуха, чтобы напомнить, уже на повышенных тонах, что время идет, но тут же замер. Часы показывали 1991 год. Патефонная игла с визгом расцарапала пластинку и соскочила, ударившись о деревянный корпус. Мембрана, превращавшая колебания иглы в звук, порвалась. Музыки больше не будет. И тут всем троим игрокам, за исключением разве что Данелии, разом пришла мысль: а кто же придет на пятое место?
Ждать пришлось недолго. Пятым человеком оказался Платон. Да, тот самый Платон, из древней Греции. Из своего кейса он достал свиток, перевязанный витой веревкой с кисточками на концах. На свитке греческими буквами было написано: «Мир идей». Все игроки, не сговариваясь, одновременно встали, присели и сказали «Ку!» Платон начал свой монолог:
— Ну что, джентльмены, хорошая игра получилась! А ведь вас предупреждали! Все же читали мой трактат! То, что вы придумали, написали, сняли в фильмах, где-то во вселенной сразу же стало вполне материальным. А теперь воплощается в жизнь здесь, на Земле, где и было придумано! Да еще и умножилось на очень большое число. Да, что-то у вас тут жарковато. Видать, перед вашей игрой Рей Бредбери поразвлекся. Хотел растопить вам зал, как баньку. Только при такой температуре не выживет ни один живой организм: 451° по Фаренгейту — это 233° по Цельсию! Теперь понятно, почему вы не взяли его в игру! Тем не менее, посмотрите, что нынче в мире происходит! Да, Джордж, время быстро летит, посмотри, на твоих часах стрелки приближаются к 2020! А ты, Олдос, скоро увидишь свой 2543!
Все игроки вылезли из-за стола и пошли к широкому окну, размерами во всю стену. Там они увидели реальный мир. Никто из них физически жив уже не был, самым последним ушел Данелия год назад.
— Ну они дают! — вздохнул Оруэлл, — До такого даже я не додумался, что они творят!
— Сами себе систему создали. И сами теперь от нее стонут. И ведь не отвертишься… — подхватил Замятин.
— Верно, Евгений Иванович. Даже на моем вымышленном Плюке ты можешь повесить на шею основу жизни, можешь надеть на голову лампочки эцилоппа, можешь даже трагнлюкатором махать, но визатор все равно покажет зеленую точку. Потому что ты — бесправный пацак, и ничего с этим не сделаешь…
— Да, а ведь мы, по сути, их предупредили. Смоделировали и предупредили, показали, что будет, если идти все время этим путём. И ценности у них… — внес свою лепту в разговор Хаксли, — Только они наши романы читали, как фантастику, очень далекую от реальности, а Ваш фильм, Георгий Николаевич, сочли кто за примитивную комедию, кто за дебилизм. Что же, их выбор! Мы свое дело сделали.
— Ладно, хватит разглагольствовать, — перебил Платон, — Люди сами решили продолжить игру. И сами кормят своих врагов. И даже высшие силы почти решили их оставить в этой игре, ибо ваш, да, ваш игровой стол им стал дороже того, ради чего они живут. Живут в широком смысле этого слова. Вот ты, Джордж, в пятой части своего романа описал пытку Уинстона Смита крысами. И тот выдал все, что знал и не знал. Похоже, только так можно людей вывести из этой игры. Пока еще не провалилась старая Земля, пока еще есть связь, пока душа планеты не ушла окончательно, попробуйте лучше переиграть сценарий, антиутописты. Только смотрите, не утопите. А я пойду послушаю пение птиц… Уж почки на деревьях набухли. Скоро листья распустятся. А им оно неинтересно…
Платон и Данелия исчезли. Классики антиутопии сели на свои места, и тотчас же вершины стола соединились тонкой острой проволокой трехгранного сечения, которая была натянута, как струна на рояле и резала все, что к ней прикоснется. Они остались соображать на троих. С результатами настольной игры «антиутопия».