Перипетии сиротской жизни. Ч. 3

Иван Деревянко
3. Испытания на прочность.

И вот я приезжаю по указанному адресу поездом вечером. С трудом нашел ведомственную гостиницу, переночевал, и наутро явился в отдел кадров. Начальник в чине полковника покачал головой увидев мои документы, но ничего не сказав, отправил меня к главному инженеру, тоже полковнику. От таких званий у меня голова кругом пошла. В производственном отделе долго обсуждали, куда меня направить. Решили. Рассказали, как ехать и отправили одного в подразделение.

Надо сказать, что это было крупное учреждение с десятью леспромхозами вдоль железнодорожной ветки, которые заготавливали от 300 до 500 тыс. кбм. древесины в год. Рабочей силой были заключенные общего, усиленного и строгого режимов. Назывались эти леспромхозы отделениями. Так вот я попал в отделение со строгим режимом.

Приехал я в этот поселок ночью. Куда идти, не знаю. Спросил, где гостиница, мне рассказали. Куда люди идут, и я пошел. Уже все люди по домам разошлись, а я один иду, гостиницу ищу. По дороге встретил женщину, которая сразу поняла, что я приезжий. Оказалась она хозяйкой гостиницы. Устроила меня.

Утром пришел в контору, зашел к начальнику. Тот вызвал главного инженера:
- Ты идешь в промзону?
- Да.
- Возьми с собой этого парня. Мастером нам на лесозавод направили. Представь там его. Да по дороге расскажи про то, как надо вести себя с заключенными.

Ничего он мне не рассказал, встретился с главным механиком, потаскал меня по всяким закоулкам, а увидев механика лесозавода передал меня ему. Так стал я мастером лесозавода, самостоятельно осваивая премудрости профессии.

На следующий день я встречал развод заключенных, стоя на бревнотаске. Ко мне подошел заключенный, представился бригадиром лесопиления.
- Это Вы у нас мастером будете?
- Да.
- Что-то рановато Вы пришли.
- Так рабочий день начался.
- О, у нашего начальства рабочий день начинается в 10 часов.
- А у меня с 8-ми.
- Ну, что ж, сработаемся.

Так произошло мое знакомство с человеком, который со временем стал моим другом. Оказался он хорошим писателем и поэтом. После освобождения он издал сборник стихов и художественную книгу. К сожалению, рано умер, не прошли бесследно издевательства в зоне.

Через полгода на меня возложили обязанности начальника лесозавода, потому как начальник в отпуск ушел. Лесозавод официально именовался цехом. Хозяйство достаточно большое. Двухрамный лесопильный участок, шпалорезка, пять участков по изготовлению тарных комплектов, участок по изготовлению нагелей для лежневых дорог, столярка с сушилкой. На все это хозяйство полагалось два мастера.

Что такое нагеля для лежневых дорог, не каждый лесозаготовитель знает. Автолежневые дороги изготавливались из бревен. На короткие бревна в виде шпал укладывались шестиметровые пластины по размерам колеи автолесовозов. Пластины изготавливались на нашем лесозаводе. В пластинах и шпалах большим сверлом просверливались дыры, куда забивались специально изготовленные и подсушенные круглые штыри особой формы. В сырой среде они разбухали и прочно удерживали пластины на шпалах. 

Начальник цеха так из отпуска и не вернулся, поэтому меня официально утвердили в этой должности. Так в 19 лет я стал начальником цеха. А начальствующий состав обязан был дежурить по ночам и по выходным. Пришлось осваивать технологию лесозаготовок.

Начальники некоторых подразделений меня всерьез воспринимать не хотели. Ведь пацан пацаном. Завгар меня как-то матом послал, пришлось ему на планерке передо мной извиняться. Затаил обиду. Начальник лагеря (жилой зоны) хотел назначать на производственные должности людей без моего ведома, я поломал эту практику. В общем нажил себе врагов.

Вместо себя я назначил мастером бригадира, а его оказывается невзлюбил начальник лагеря. Начались преследования этого мастера. Я защищал его, как только мог. Несколько раз были просто критические ситуации. Пришлось пригрозить заму по режиму, что я дойду до начальника управления, но положу конец самоуправству начальника лагеря.

Временное затишье закончилось после того, как меня перевели в управление инженером производственного отдела. Начальник лагеря, пользуясь моим отсутствием решил доконать мастера. Тот ему поломал крышку стола, за что заработал карцер, но на провокации не поддался. А я и оттуда через политотдел помог мастеру. Начальник лагеря скрипел зубами от бессилия, дескать, если бы не твой защитник, я бы сгноил тебя. Да не тут-то было.

После техникума я решил не терять время и поступить в том же году в институт, благо время для подготовки было с полгода. В гостинице я все время усиленно готовился. Математика тяжело давалась, поскольку в техникуме мы ее «огородами прошли» по сокращенной программе.

В зоне была вечерняя школа, куда приезжал учитель с соседнего поселка. Останавливался он в нашей гостинице. Видя, как я мучаюсь с математикой, он предложил мне помощь. Это я к тому, как мне все время везло на хороших людей.

Учитель предложил приехать к нему поездом, который приходит в их поселок в 11 часов вечера, а возвращается в 5 часов утра. Мы ночку посидим, а утром ты уедешь. Мне неудобно было напрягать человека, но делать было нечего, и я согласился. Хорошо помог мне учитель, спасибо ему. Это было зимой, а летом я поступил в институт на заочное отделение.

Надо было сочетать работу с учебой, но после работы учеба плохо дается. Решил пораньше ложиться спать и пораньше вставать, чтобы было время на свежую голову позаниматься. Начал вставать в 5 часов. Маловато оказалось времени для занятий. Стал вставать в 4 часа. Все равно мало. В три часа встать не смог, выключил будильник и уснул. Тогда я с вечера перевернул металлический тазик, поставил его в другой конец комнаты, на него поставил будильник, который создавал сумасшедший грохот. Выдержать этот грохот ночью невозможно. Приходилось вставать и выключать будильник. Пока ходишь по комнате, уже и проснулся, можно позаниматься.

При работе за столом верхнего света не хватало. Повесил на стенку над столом фотофонарь с вынутым красным стеклом, поскольку настольной лампы в поселке не купить, да так и работал. Было удобно. Я сначала не знал, что на лесоповал людей возят рано и мимо моего дома. Начальники отрядов сопровождают машины, сидят в кабине и видят, что я каждый день по утрам работаю. Так я заработал в поселке ореол труженика.

Однако трудности с заочной учебой в небольшом поселке были огромные. Книги были только те, что удалось взять в институтской библиотеке, а они не самые лучшие. Например, в учебнике по математике на одной странице записана формула на две строчки. И внизу запись: после несложных преобразований получим формулу. И дается формула в несколько знаков. Какие это преобразования, оставалось для меня неизвестным. Позднее уже в институте преподаватель объяснил эту формулу. Оказалось, все просто, а в поселке это оказалось неразрешимой проблемой. И так по всем предметам.

Со временем пришло понимание, что надо переходить на очное обучение, но нельзя было, три года после техникума не отработал. Только когда меня перевели в управление, эту проблему стало возможным решить, поскольку начальник отдела благосклонно относился к учебе. Написал я во все отраслевые институты с просьбой о переводе со второго курса заочного обучения на очное. Ответил только один.

И тут я засомневался, как учиться, если отец не может мне помочь, так как у самого оклад 60 рублей. Пошел к начальнику, высказал свои опасения. Он спросил:
- Учиться хочешь?
- Очень.
- Тогда не думай. Поезжай и учись. Денег не хватит, пойдешь вагоны разгружать. А мы тебе направление от производства дадим. Хоть небольшая, но прибавка к стипендии.
Так, благодаря умному руководителю, решилась моя проблема.

А в поселке моя жизнь протекала бурно. Вскоре после приезда туда меня избрали заместителем секретаря комитета комсомола. Поручили заняться художественной самодеятельностью. Занялся. Организовал. Телевизоров тогда не было, вот люди и ходили на наши представления. Зал клуба был всегда полон. 

В партийной организации была потребность в приеме в партию комсомольцев. Вот мне и предложили. Я сопротивлялся, поскольку были конфликты с местными членами партии, с которыми я бы не хотел быть в одной организации. Мой бригадир узнал об этом, и провел со мной своего рода разъяснительную работу. Тебе, говорит, обязательно нужно быть в партии, потому как с твоим характером тебя заклюют, а в партии ты сможешь огрызнуться. Он меня переубедил.

Как я уже говорил, мне везло на хороших людей. Секретарь партийной организации сам дал мне рекомендацию и нашел еще одного рекомендуемого, вояку, вся грудь в орденах. На партийном собрании мои недруги всячески старались меня охаять. В частности, вопрос задали по выговорам.
- Взыскания есть?
- Да, есть.
- Сколько?
- Да штук пять.
- Как можно принимать в партию такого человека, который не знает сколько у него выговоров?

И вдруг берет слово какой-то офицер, с которым я ни разу не встречался лично.
- Если этого парня не принимать в партию, то кого же надо принимать? Кто-нибудь может мне назвать еще хоть одного парня, который такой молодой, а руководит лесозаводом и учится заочно? Я каждый день проезжаю мимо его дома, и вижу, как по утрам он работает. Он что, пьяница или развратник? Я категорически не согласен с товарищами. Его обязательно надо принимать.

Я был в шоке. Незнакомый человек так меня охарактеризовал. Выступили и другие в мою поддержку. В итоге меня приняли, и те товарищи не посмели проголосовать против, но воздержались. Когда на парткоме в управлении, который был на правах райкома, меня утверждали кандидатом, мне задали вопрос, почему трое воздержались. Я хотел было ответить, как есть, но наш секретарь парторганизации мгновенно среагировал и сказал, что из-за того, что молодой. На что главный инженер, член парткома, изрек:
- Молодость – это такой порок, который со временем проходит.

Этот инцидент был исчерпан, но появилась новая проблема, связанная с моим поступлением в институт. Дело в том, что кандидатский стаж длится год, а я через полгода перевелся на дневное обучение. Рекомендаций в институте я не мог получить, так как прошло мало времени. Пришлось специально приезжать в управление, чтобы там получить рекомендации. Три полковника мне их дали. Правда, эти полковники знали меня тоже не больше трех месяцев, но никто этого не знал. При приеме в партию в институте вопросов не было, видимо, сработало чинопочитание.

Анализируя эти два года работы непосредственно с заключенными, с одной стороны, я иногда думаю, что, как говорят, это хорошая школа, но лучше ее закончить заочно. Конечно, были неприятности. То тракторист на тракторе после ремонта без кабины проедет, то станок раскуроченный уговорят на баланс принять, а потом откажутся его списать, то пообещаю лично главному инженеру управления выполнить план, и приписать несколько десятков шпал, хотя сырья для их производства не было. В общем на производстве всегда случаются какие-нибудь неприятности, но всегда находились люди, которые помогали мне преодолевать эти неприятности.

С другой стороны, я понимаю, что хорошо, что такая школа была. Грязь лагерей ко мне не пристала, а я стал лучше разбираться в людях, научился с наименьшими потерями выходить из критических состояний. Конечно, в зоне всякие люди есть. Сами заключенные говорят, что нашего брата надо процентов двадцать расстрелять без суда и следствия, а остальных выпустить на волю. Они не опасны для общества. Вопрос только в том, как рассортировать этих людей.

Преступный мир, это жестокий мир. Но и в самом плохом надо находить что-то хорошее. И у преступников есть чему поучиться. Например, у них слово – закон. Пообещал, умри, но выполни. Это хорошее и перенял начальствующий состав. У них не было протоколов, стенограмм и прочей ерунды.

Мое обостренное чувство справедливости и умение держать свое слово создали уважительное к себе отношение заключенных. Меня не убили и ни разу не побили. Характерен случай, который произошел со мною уже после института.

Я, как представитель управления, поехал с ознакомительной поездкой по предприятиям. На одном подразделении строгого режима я обходил цеха и выслушивал жалобы заключенных. Один из них стал агрессивно жаловаться на администрацию. Я, как положено, предложил ему прийти вечером на планерку, там буду представители администрации, и мы во всем разберемся и примем меры. Он продолжал препираться, дескать, все Вы обещаете, но ничего не делаете. И вдруг откуда-то появляется заключенный вальяжного вида и накинулся на скандалиста.
- Ну ты, заткни свое хлебало. Этот не такой, этот если сказал, то сделает.
Я удивился:
- А откуда Вы меня знаете?
- Ты работал в Певью?
- А вы, что там срок отбывали?
- Нет, я все время здесь.
- Так откуда же Вы меня знаете? Тем боле, что пять лет прошло.
- Наше радио все знает, а срока у нас большие.
Это была хорошая рекомендация мне, как представителю вышестоящей организации.

Другой случай произошел несколько позже. На этом же предприятии забастовала бригада. Не хотят переходить на новую технологию. На старой легче было использовать «мертвых душ», которые не работали, а деньги получали. Местные власти знают причины, и знают кто за этим стоит, но ничего не могут сделать. Уже и пахана посадили в БУР (карцер), а бригада все равно не работает. Пришлось выезжать мне на место разруливать ситуацию.

Со мной вместе совершенно случайно оказался в одном номере гостиницы начальник оперативного отдела управления. Специалисты знают, что в оперативных отделах простые офицеры не работали. Там подбирали людей особых. Вот такую особенность и проявил начальник отдела.

В тот день появилась тревожная информация, что один заключенный буйствует. Забаррикадировался в бараке, машет топором, кому-то угрожает. Начальник срывается с места и бежит на место ЧП. Распоряжается разобрать баррикаду, открывает дверь и безоружный входит в комнату. Дебошир с топором бросается на него. Одно движение руки оперативника, и дебошир рухнул на пол, как мертвый. Вот такие люди работают в оперативных отделах.

Когда мне рассказали об этом, я решил воспользоваться ситуацией, и попросил начальника лагеря поговорить с паханом в БУРе. Сначала он и слышать не хотел: не положено. Но я уговорил его.
- Ладно, пойдешь с надзирателем.
Пошли. Пахан наотрез отказался разговаривать в присутствии надзирателя. Я попросил его постоять за дверью. С неохотой согласился. Спрашиваю пахана:
- Вы знаете, кто я?
- Да, знаю.
- Вы знаете, что случилось сегодня в зоне?
- Да, знаю.
- Вы знаете кто разрулил ситуацию?
- Да, знаю.
- Так вот с этим человеком я живу на одной лестничной площадке и сейчас живу с ним в одном номере. Одно мое слово, и Вас сегодня же отправят по этапу к черту на кулички, откуда Вы не сможете руководить. Половину бригады посадят, остальные пойдут работать. Вам это надо? Наверняка, нет. И я не хочу этого делать. Хочу договориться с Вами по-хорошему. Я максимально смягчу условия работы бригады, а Вы снимаете свой запрет. Договорились?
- Договорились, начальник. Я тебе верю. Другому бы не поверил.
На следующий день бригада вышла на работу в полном составе и работала нормально.

Что мне нравилось на Севере, так это дружелюбная атмосфера. Сотрудники на работе разругаются вдрызг, а вечером вместе пьют пиво. Ни подсиживания, ни подзуживания, ни злорадства там не встретишь. И полное отсутствие анонимок. На партсобрании можно как угодно критиковать начальство, и никаких оргвыводов не последует. На себе не раз испытал. Позже в Киеве никак не мог привыкнуть, что все наоборот. Так что на Севере есть что позаимствовать.