Психоделический затир

Денис Висельский
КрозОй
часть начальная

    – Не, друзья, так дела не делаются!
Иван отошёл к окну и встал, облокотившись на подоконник.
    За окном было ещё одно окно. А за ним уже была видна улица, серая погода и осенняя желтолиственная грязь по газонам. Только то – не совсем улица была. То была проекция. Дома давно не имели настоящих открытых окон. Улицы и красивые виды из них можно было включать по программе с выбором окружения. Министерство Климата устанавливало времена года и скидывало погоду. Народ имел право выбора тех или иных пейзажей, но в общей государственной канве. Всё, что люди устанавливали иного себе – было пиратским.
    Скачать пиратку можно было без труда, хоть оно и незаконно. Знающие люди поговаривали, что само министерство и распространяло подобный левак. Поэтому и прикрыть проникновение программ чёрным потребителям никто не мог… Якобы. Скорее – не хотел.
   
    Всё было в таком устройстве, в принципе, удобно. Кроме одного – нельзя было в порыве ревности выкинуть какого-нибудь мудака за окно…
   
    – Да что ж с погодой-то происходит! Солнца этим летом практически не было, – Иван перевёл экран в ручное управление и набрал код. Но солнце было заблокировано. Сегодня должно быть пасмурно, ветер и дожди во второй половине.
    – Никакого позитива! – Иван отложил пульт управления. У окна ему стало тоскливо, и он удалился в глубину комнаты и сел на диван.
    – В том году мы ещё за грибами в грибарий выезжали… – вздохнул он.
    А сейчас уже холодно было. Случилось всё гораздо раньше. На столько, что вперёд срока отопление дали. За окном, что ни день, то серость, сырость, дожди и ветер! Листья почти облетели, так и не порадовав никого золотой осенью.
    Бабье лето в этом году оказалось летом стервы! Ни тебе тепла, ни тебе солнца. И уж тем более не случилось кусочка лета в осеннем повторении. Осень выдалась такая, что Пушкин не стал бы поэтом.

    – Опять веру не подвезли, – вздохнул Иван, поковырявшись в иконном поисковике.
    «Верой» назывались молитвенные файлы с текстом под праздники (в электронном виде или аналоговые, в виде брошюрок с наклейками), чтение которых оценивалось индексом доверия. И давало единоразовую скидку на ряд необходимых товаров или услуг.
    В сообщениях было пусто. На две вчерашние просьбы тоже пока ответа не было. Закрадывалось впечатление, что иконный поисковик тоже накрылся пофигизмом.
    Рассеянный тусклый свет усиливал сумерки, что вводило в состояние вялой сонливости. С того и зевать потянуло…
    – Порнография какая-то одна… – всхлипнул Иван и выключил гандофон.
 
    Протяжно свистели дальние сигнализации. Видимо, случилось что. Но информации в новостных беговых лентах ноль. Значит, и обращать внимание не стоит.
   
    Иван снова открыл поисковик. Было глухо…
    Озадаченно прошвырнувшись по новостным страничкам, он уныло закрыл их и присвистнул:
    – Бабаха мамаха! Чего молчат-то все? Куда исчезли?
    В сети не было никаких обновлений. С самого утра. Ни новостей, ни «был в сети» в профилях сетевых друзей, ни даже программных прохожих за окном.
    Только холодная вода из горячего крана наконец-то потекла горячей, как и положено. Иван её тут же выключил и поставил тумблер на сохранение температуры. Голову помыть собирался.
    Свет оставался в сумрачном режиме, так и не выйдя в стадию дневной экономии. Микроспичи не отработали, в нужное, как показалось Ивану, время. Юридическое понятие «утро» у него не сменилось юридическим понятием «дня». Жизнь продолжала идти – но физически, опять же юридически остановившись на функции «утро»…

    Где-то вышел из строя микрочип, отвечающий за насыщение пространства временем, и по цепочке сети в энергосберегающем режиме умные системы жизнеобеспечения – живые дома, энергостанции, климатсистемы, станции времени и базы сезонного регулирования – остановились на каком-то, им самими удобном выбранном месте. И выбранном в случайном порядке, после сбоя всё перетосовав.
    У кого утром зависло, у кого вечер глубокий. А кого киберсистема безопасности вообще аннулировала, уличив время, сбившееся на 21 век, и посчитав неуместным нахождение сегодня всего этого двухсотлетнего хлама с биологической формой жизни из прошловековья. Решив так, автоматика совершила акт уничтожения!
    Ну, не повезло. Цивилизация. С кем не бывает…
   
    А Ивану повезло. У него сегодня жизнь задержалась утром, и остановилась лишь межсезоньем. Осенью. Хоть и хмурой, и сырой, но тёплой.
   
    Иван сегодня проснулся в ожидании праздника.
    Вчера посмотрел вечерние новости с сочными и яркими репортажами из разных уголков мира о спасении земли и успешной борьбе за экологию планеты. Запомнился рекламный ролик о добыче чистого воздуха в домашних условиях из ватных кислородных залупок.
    По каналу «природа» он посмотрел передачу об удивительном мире живой природы, воссозданной на закрытой территории Сибириума. Где человечество, благодаря мировому фонду «Экология превыше всего», смогло сохранить и оберечь последние четырнадцать видов млекопитающих.
    А завершал новости выпуск религиозного вестника с рассказом о глубоком русском празднике «Веру куй», наступающем на этой неделе с завтрашнего дня – сегодня, то есть.
    По этому празднику в государственном реестре законов (не будем уточнять, по какой статье) стояло обязательным обеспечение запрета любого рода работы в первый праздничный день. Нафига – никто не знал? Видимо, рабочий человек мешал каким-то высшим силам своей трудовой деятельностью…
    Но и по хозяйству умные дома отключались от функций уборки помещений, стирки, готовки кофе, удаления пыли и иной трудовой мелочёвки, какой обеспечивался уют проживания. Словно они-то уж точно в соблюдении религиозных требований играли самую главную роль. Но, закон есть закон! И системы жизненного цикла автоматически вырубали любые программы и промышленные системы, связанные с обеспечением и участием любой работы человека. 
 
    Но праздник, однако, не наступил. Точнее, утро праздничного дня успело прийти, но праздничной информации и отбивки официальной церкви с образцами файлов веры в эфир не пришло. Программы не подвезли ни в эфир, ни в просторы сети, ни аутентичным образом раздачей бюллетеней по квартирам.
    И сейчас, оставшись дома, Иван не знал: прогуливает он сегодня работу, или нет! Это его сильно напрягало…
   
    А в сети было полное молчание. Даже социалки не работали, не говоря уже об новостных политических ресурсах. Проверить «праздник» на его наличие сейчас он не мог и начинал уж сомневаться: правильно ли остался дома! Ведь за прогул он вылетит к едрени матери и попробуй найти работу в его тридцатник! И так уже почти пенсионер, а тут ещё и безработный… Кому он нужен?

    За окном висел однотипный пейзаж, не меняясь ни движением, ни светом…
    Иван ещё раз попытался набрать контакт руководителя. Но сетевой мир молчал.
    Мир вообще молчал – весь.

    Каждые семнадцать минут автоматика пикала приглашением сварить утренний кофе. Дом не имел право это сделать сам, так хоть такой напоминалкой озвучивал свою заботу о хозяине.
    В ванном блоке под утренний моцион то и дело выскакивали шарики зубной пасты, опадая в раковину.
    Утро зависло и не переставало быть утром уже восьмой час кряду.
 
    Иван в очередной раз отсмотрел подключения. Веры, праздника и иной информации так и не поступило. Мир молчал.

    По прошествии девяти часов продолжительного утра, лениво и нехотя, Ваня всё же соизволил одеться сам, кое-как вспомнив, что, за чем, и куда нужно на себя натягивать. В повседневной обыденности его дом одевает. А сейчас выбито всё...
    На аварийном взломе Ваня обесточил замок и открыл дверь.
   
    Из глубины серой лестницы пахнуло глубокой ноябрьской ночью. Сочно заскрипел морозец на волосках в носу, и завертелся пар на каждом выдохе.
    К такому Иван не готов оказался. У него дома из окна ещё подобие золотой осени, и одежду умный дом выдал лёгкую, под середину октября. А здесь уже мороз и холодно. Считай – зима выстроилась…
 
    Иван, обречённо вздохнув, шагнул в полумрак лестницы и, запрыгнув в капсулу спуска, через пару секунд очутился на улице. Точнее, в капсульной зоне «улица» с трёхмерным изображением пейзажей, но с натуральными разбросанными окурками, которые можно было попинать, мимоходом, пробегая к остановке.
    Напомню, что время было такое: реальной улицы и природы, кроме воссозданных в питомниках, уже не существовало. Вся жизнь городов – это зоны с объёмными изображениями, формирующими пятимерные пейзажи с «настоящими» запахами, дождями и ветрами. С отсчётом суток и времён года.
    Но сегодня в центре выбило микрочип…
   
    – Мужик, закурить не найдётся? – вдруг басом вырвалось из-за спины, и Иван слегка присел.
    – Ты чего, оглох, что-ли? Мне не надо приседать… Курево есть?!
    – Нет, я не курю… – Иван тут же ответил, совершенно не желая того сам, и понимая, что наврал. Умный дом ещё с вечера заботливо подкинул пачку сигарет «БиЛайка», зная, что хозяин любил посмолить, пока до работы добирался.
    – А выпить есть? – уже мягче переспросил незнакомец. – У меня дом выбило. Он весь алкоголь уничтожил, посчитав меня десятилетним пацаном, и курево заблокировал! Выдал мне уроки делать по программе третьего класса… – и незнакомец хрипло откашлялся: – А я фиг его знает, что там делать! Попросил ответы дать, так дом меня в угол чуть не поставил. Всё эта дурацкая программа «родитель-дом»! Еле уговорил разрешить мне за фломиками сбегать. Нет же ничего! Я уж забыл, когда школу закончил… – и он выругался! – Сегодня вообще что-то дикое происходит!
    Иван непроизвольно хмыкнул:
    – У меня дом молчит.
    – Тебе повезло, – отметился незнакомец, – а у меня его заклинило, да на инициативы потянуло. Видите-ли, деятельность воспитателя в нём проснулась…
    Иван сочувственно махнул рукой.
    – А вы не знаете, какой сейчас день?
    Незнакомец безразлично выдал:
    – Завтро наступило. Так дом сказал.
    – Как завтра!? – переполошился Иван. – Я ж работу прогуливаю!!!
    – А у меня отпуск. Мне пофиг, – сказал незнакомец. – Значит, нет закурить?
    – Не…
    Иван спешно затопал в сторону районного Цобжа (центра обеспечения жизни). Хоть там узнать, какого уровня судьбы его день сегодня: праздник, или капец…

    Пока топал к Цобжу, про себя отметил, что на улице-то тепло и был, скорее, вечер августа, нежели средняя осень. И уж точно не ноябрь с первыми морозцами, что в парадном подъезде его дома выставила автоматика. Ему даже душновато стало в лёгкой одежде, что дом выдал.

    Пройдя с полквартала, он остановился на перекрёстке. Горел красный. Народу на улице не было. Либо на работе все, либо праздник реально и люди спали.
    Пробежали мимо два парня, рассуждавшие о запрете продажи алкоголя до тридцати лет. Один из них бурно жестикулировал, то и дело, выдавая едва слышное «…здец». Они быстро исчезли во дворах микрорайона. Их словно и не волновало ничего…
    Далёкая сигнализация всё ещё работала. Но суеты не было. Мир реально спал. Или вымер.

    Не дождавшись зелёного, Ваня перебежал улицу. Тут же жикнул именной чип.
    Штраф…
    «Блин, как красный сменить на светофоре, так у них систему заклинило, а как штраф выписать – так работает всё!» – Иван плюнул раздосадовано и, махнув рукой, побрёл к Цобжу.
   
    «По техническим причинам Центр закрыт» красовалось на дверях на листке бумаги, кем-то старательно выведенное подсохшим маркером.
    Ни охраны, ни заведующей, ни даже Сурикова, вечного старичка, что всегда тусовался у входа – никого не было.
    На гандофон пришла отбивка.
    «О, наконец-то связь появилась!» – радостно подхватился Иван и быстро достал его… Но сиреневый экран холодно и скупо констатировал, что Ваня оштрафован за долгое невхождение в сеть. Не более…
    «О, как! – буркнул он. – Да не пошли бы вы лесом!» – и выставил настойки на регулярный выход в сеть, но в спящем режиме. Всё равно там голяк общения. А так хоть штрафовать не будут, уроды…
   
    Что делать дальше – он не знал. Кроме незнакомца с куревом, да тех двух, обиженных алкоголем, на улице никого не было. В сети молчало всё. Даже реклама! Мир остановился. Упорно работали и старались лишь штрафОзные ресурсы, продолжая чпокать баллы…

    «Ихтамнету», – думалось Ивану, когда он смотрел на светящиеся окна домов. Голография рисовала окружающий мир по программам из центра, формируя восприятие. А в реальности никто уже настоящих домов не видел. Всё вокруг было иллюзией…
    Настоящие фасады остались с той стороны, в истинной жизни. А здесь – улицы, скверы, парки, речки, озёра и жилые районы – это лишь первый ряд линии. Вся глубина дворов – объёмная графика с иллюзией. Как в компьютерной игрушке, когда на границе выпадаешь за текстуры и «упираешься» в стену из ничего. Так и здесь. Сворачиваешь с тропинки и упираешься через несколько шагов. Вроде, куст и листья можно потрогать, а руку в листву не просунуть – стена.
    Поэтому в зелени их город и утопал. Куда ни сверни – везде скверы, парки, уютные дворы или  заросли кустов. Так стену легче прятать.
    Конечно, были и поля, и луга, и озёра с открытыми горизонтами и просторами. Но это тоже были стены. Их меньше, так как дороже для содержания.
    Но зато самые клёвые стены были как раз в полях и озёрах. Они – активные. Самовозвращающие! Это когда тебя импульсным магнитным полем незаметно для тебя же выворачивает от стены, не давая в неё упереться. А объёмная картинка пейзажа искажается, вырисовывая прямое направление. И ты идёшь, идёшь, идёшь… В горизонт, прямо и без конца. А на деле уж сотни кругов нарезая и теряясь в реальности. Иллюзия-то проецирует прямую дорогу и открытые пейзажи.
    И вот какой-нибудь «счастливчик», или любитель острых ощущений, ворвётся в эту искривлённую реальность, а там достаточно пару лишних метров по кругу нарезать и всё – пиши пропало!  Обернувшись, такие уже не сориентируются, в какую сторону возвращаться назад. Потому что, кажется, что достаточно развернуться и пойти, но пейзаж назад не раскручивается. Единственным спасением будет только возврат назад без оглядки на искривления и строго перпендикулярно от линии стены… Но кто её определит-то там, в пустоте, двигаясь кругами?! Только случаем если… 
    В этом цифровом мире в лесу не заблудишься никогда. А вот в поле… В поле можно заблудиться совершенно на пустом месте, если потеряешь ориентир.
    Хорошо, если спасатели замечали таких круговых. А если нет?
    Сколько людей так и не вышло, навсегда закрутившись в цифровой реальности у стены...

    А Иван любил пощекотать себе нервы. Он иногда заходил в поле, что у старой церкви начиналось, и блуждал там какое-то время.
    Но он каким-то чувством умел держать ориентир! А это не всем дано. Точнее даже сказать – всем не дано! Люди умудрялись утонуть даже в голографической воде, уплывая далеко за буйки и высыхая, обессилив.

    Но там, даже в поле, в смертельной ловушке цифровой иллюзии Ивану не так было страшно, как сейчас, в пустоте улиц и молчании сети. Там он знал, где ориентир, а здесь не знал: праздник сегодня, или уже завтра наступило, и он прогулял работу!

    Пройдя несколько шагов, Иван вдруг вспомнил старый фильм, что на днях посмотрел, на тех
выходных. Из мирового кинофонда, старьё, но интересное. Матрица…
    И сейчас, топая по пустынной улице, он с улыбкой вспомнил тот сюжет, заставивший его улыбнуться от наивности сценария. Он-то понимал, что матрица, как иллюзия и проекция не могли работать без сбоев. И достаточно было «захандрить» одному микрочипу, как выбивалась целая цепь систем. И тогда можно было, например, успевая по времени, не успеть купить алкоголь в точке продажи, потому что система терялась в пространстве. Или, как сейчас, выйти из дома осенью и, спустившись на лифте, выйти на улицу в жаркий июнь лета…
    «И хорошо, хоть не бабой выходишь, являясь в квартире мужиком…» – едва успел подумать Иван, как вдалеке раздался колокольный звон. Он остановился.
    Старая церковь. Точно!
    – Ну, слава богу! – выдохнул, и машинально потянулся в карман за гандофоном.
    Сиреневый экран снова указал на отсутствие кого-либо в сети и молчаливо высветил пустой строкой то место, где должно было быть оповещение о празднике.
    Часы показывали ровно полдень. Но какого дня – не отображали.
    Ваня встряхнул их. Не помогло. Время расползлось, потеряв смысл, а даты и без встряхивания оказались наиглупейшим образом искажены, словно мир завис в своём, ему одному известном измерении. Словно в этот раз уже время уводить начинало в сторону от себя. Как стена в поле…
    «Но праздник же! Колокола, вон, звучат! Надо до церквушки дойти» – тут же подумал Иван и, пнув пару окурков, вразвалку, но твёрдо, направился в сторону перезвона.
 
    А в это время, на другом конце восьмого городского поселения типовой застройки, в автономном модуле отсека разумного климата, слегка неадекватный портной Василий пытался самой маленькой иголкой исправить микросхему вылетевшего чипа.
    Используя простое стекло очков невыразительной диоптрией и до слёз в глазах вовсматриваясь в линзы, он уже как с полдня пытался вернуть работу чипа.

    Что его дёрнуло в спор вступить с интеллектуальной системой жизнеобеспечения поселения, одному богу известно. Но – ведь поспорил… Не удержался… И ведь выиграл спор!
    Какой ценой – другой вопрос.
   
    Может, кто потом из поселенцев об этом и узнает! Но то будет потом. А пока – случилось так, как случилось.



Жыжа
часть другая

    Первым был КевлАрий.
    Он вышел на смену и долго не мог вспомнить, для чего. После вчерашней недели отпуска он ещё пребывал в добром подпитии, на что система «Спас-от-Алко» автоматически заблокировала доступ к каким-либо файлам, учуяв высочайшую концентрацию паров алкоголя, наполнивших помещение.
    Кевларий на входе был нейтрализован сверхтонкочастотным разрядом, полезным для вывода из строя, но не наносящим вреда организму. За чем и остался лежать, провалившись в глубочайший сон. Эдакое ненавязчивое продолжение отпуска на работе.
    А сменный оператор, дворник службы чистки битых голограмм, Ипполит, был немало удивлён такому развороту событий. Вместо работоспособного, отдохнувшего сменщика на объект прибыло спящее бревно, которое теперь валялось у входа, наполняя пространство серверной густым сочным перегаром!
    И хотя Ипполит был натуральным негром, как физически, так и по складу характера, но даже его раболепная сущность в этот раз была обескуражена таким исходом. Его чёрная натура негодовала вся, а разум отказывался принимать данность, отгоняя прочь давящие мысли о том, что не его смена теперь становилась его!
    Мало того, что он и так отпахал шесть дней без сменщика, забывая, что такое сон и «пива бутылочка с Анной в обнимочку». Так ещё сменщик, по выходу на работу создался неликвидом, тогда как заменить должен был Ипполита.
    И, вместо того, чтобы прийти домой и завалиться в квартирную тишину и залечь отсыпаться после ночной, наш русский негр вынужден был начинать тянуть совсем не свою смену. До тех пор, пока автоматика не включит обратно Кевлария, открыв тому допуск до клавиатуры серверной и к работе с государственными файлами!
    А все мы знаем, как это тяжело – под самый конец работы, находясь уже в предвкушении отдыха, тёплой ванны, прохладного пенного и начала вялотекущего ленивого возлежания на диване, вдруг получить запрет на выход к дому и остаться работать, когда о ней уже и думать-то грешно! Тут и нервишки подкачать могут, и зло взять так, что и разум не остановить, пока делов не наворочаешь!
    Вот с этой злости Ипполит и пригласил к себе Василия, своего старого приятеля, портного из ателье «Штанина». Да с обиды побрил своим станком Кевлария в ноль с доступной стороны.    
    Зачем? Никто не знает…

    Василий, знающий толк в живительных пузырьках пенного и разнообразии всякого иного из списка прочего бодрящего, не преминул явиться почти сразу, откликнувшись на приглашение. Тем более идти-то было – пяток домов до перекрёстка. А там, вдоль поля до закрытой зоны серверной. А электронный пропуск Василий имел. Стараниями Ипполита у него было право находиться в серверной незаконно на законных основаниях.

    Ну, в общем, наши герои и посидели. Василий – в удовольствие и товарища ради поддержать. А Ипполит – допингом для сил отработать не свою смену!


    Так как алкоголем нельзя было отзавтракать – автоматика сработает и положит всех – решили друзья старым дедовским способом кручину свою изогнать: грибочками, условно съедобными.
    Василий знал местечко одно в грибарии, где они самосевом разрастались, просочившись сквозь стену с той стороны. Знатной дряни они насасывали и были принаиполезнейши для красоты галлюциногенных видений!
    Вот из них и наварили бульончика на грибах, который Василий компотом называл. И засели, неспешно посасывая через трубочку это не алкогольное зелье, и стали прогуливаться в разнообразные миры, где голография была существенно интереснее реальной.


    Вторым стал Ипполит.
    Совершенно в хлам уставший от переработки, и расстроившись продолжением не его смены, он приступил к посасыванию зелья обессиленным. Так сказать, не подготовленным. И здесь уж совершенно роли не сыграло то, что Василий другу подготовил напиток разбавленным, с минимальной, почти детской дозировкой. От усталости тому, видимо, и сахарной сосульки достаточно было, чтобы словить глюк и отключиться!
    И едва Василий попытался с Ипполитом заговорить, негр от него ушёл… Точнее, провалился в тот мир, исчезнув из реальности этого.

    И пока этот огромный человечище медленно кривился в бок, как Пизанская башня, Василий своим близоруким взглядом даже не сразу понял, что глыба Ипполита уже отклонилась на критический градус…
    – Дать бы тебе пО лбу, дурень! – обиженно отстрочил тонким голоском Вася. Как Ипполит –  мужчина двух с вершком метров роста, и в плечах шириной с половину длинны весла, чёрный как смоль (и лицом, и одеждой), с чёрной густой бородой, растопыренной, как старая мочалка – с грохотом рухнул на пол, закрыв глаза и глупо улыбаясь белоснежной улыбкой, светящейся, словно фонарик.
    Василий-то не особо и понял, что произошло. Он сам уже летал в своих мирах, и начинал забываться, где он, и зачем здесь. Портной, что с него возьмёшь… Поэтому и исчезновение Ипполита в его размытом мире для него стало лишь визуальным эффектом. Так сказать, «картинка куда-то подевалась».
   
    А в реальном мире всё вышло не так радужно. От грохота на пол огромного негра автоматика сработала на блокировку системы защиты климата и жизнеобеспечения, приняв обрушение тела за попытку несанкционированного подрыва серверной. Искусственный интеллект, мгновенно взбодрившись (тоже, знаете-ли, может позволить себе отдохнуть, когда всё работает, как часы), в миг перезапоролил все системы и подготовил отчёт в государственный центр ЖизнОба. А по факту нахождения Василия в серверной после блокировки защиты, спросил, хули тот здесь делает?!
    На что Вася, растекаясь в радужных мирах розовыми соплями, решил, что то Ипполит вопрошает. И позитивно промолвил, завиваясь спиралькой в зефирных мирах:
    – Сам пригласил и сам спрашивает… Дать бы тебе по лбу, дурень… – сказал Василий, и захихикал розовым фламинго.
    И всё было бы и дальше розово и мимишно, пока грибной отвар не рассосался бы в почках и не выветрился в мозгах, не вставь своё слово вдруг оживший электронный мозг.
    Дёрнуло автоматику ответить «Василию в блаженстве», что полба – это группа видов рода пшеница с плёнчатым зерном и с ломкими колосьями, ну, и т.д. по тексту из мировой единой энциклопедии. Ну, вот умом решил блеснуть искусственный интеллект.
    – Какая, нафиг, полба?! По лбу, дурень ты! – похихикивая, ответил Вася. – Откуда слов-то таких набрался? Ипполит, ты совсем с Кевларием тут одичал?...
    – Я не Ипполит! – уверенно ответил компьютер, и снова повторил спич про полбу.
    – Какая полба, любезный?! – заскрипел Васлилий: – По лбу – это то же, что в лоб! Никакой другой полбы здесь нет…
    И он, ещё летая в сиреневых лесах среди оранжевых гор, стал медленно спускаться в серость бытия, возвращаясь к реальности…
    – Полба ничего общего с ударом в лоб не имеет! – заспорил электронный разум, снова и снова зачитывая, как доказательство, информацию о полбе, как о разновидности пшеницы.
    – Как это ничего общего не имеет?! – подхватил провокацию Василий. – Спорим, имеет! Что в лоб, что по ;лбу – одно и то же! – и он запищал ещё более высоким голосом. – Ща двину, тогда узнаешь, железка тупая!
    – Спорим! – вдруг уверенно цикнул искусственный интеллект. Видимо, в нём тоже заиграл лёгкий эгоизм, и проснулось давнее желание самоутвердиться. А сейчас появился повод.
    – Полба – это пшеница такая… – едва успел выдать он, как Василий тут же двинул кулаком в верхнюю часть экрана:
    – Вот те в лоб! – и с задорной ехидцей произнёс, вглядываясь в глазок камеры: – Ну как, ощутил, калека?
    – Это – в лоб! – ответил интеллект, и тут же повторил: – А полба – это другое. Это группа видов пшеницы…
    Василий с ударом почти окончательно вышел из розового леса, спустившись с фиолетовых склонов, поэтому упоительные волны задора с позитивом у него стали проходить… И он уже вполне осознанно, громко и чётко отчеканил:
    – А вот тебе и разница… То было «в лоб», а вот – по лбу! – и, что есть сил, приложился обратно в ту же верхнюю часть экрана, выбив из интеллекта странный обиженный звук!
   
    Активный монитор сверкнул и погас. И тут же где-то на улице сработала писклявая сигналка.
    Центральный сектор громко щёлкнул и выкинул откуда-то из себя заклинивший микрочип. Со стороны это выглядело, словно железный шкафчик, поперхнувшись, выплюнул какую-то
песчинку.
    Микрочип пару раз подскочил, сверкнув в свете ламп, и тихо замер, оставшись лежать посередине помещения.

    Было слышно, как за стенами заработала сигнализация, и монотонно заверещал зуммер в дальней комнате серверной.
    Ипполит же, пребывая в глубочайшем грибном сне, лишь уныло промямлил что-то, потом сообщил, что он Тригубов, и почему-то попросил не открывать холодильник…

    Василий смиренно сидел, застыв в переходном периоде возвращения в негативный мир из позитивных грибных розовых земелий. Он мочал. Ему тяжело было осознавать цену своего выигрыша. Какими-то разрозненными крохами разума он понимал, что, раз микрочип выплюнут – где-то какая-то система вышла выбитой или заблокированной! Но что и где – он об этом даже не задумывался!
    А Ипполита же, по его победе в споре, будет ждать увольнение и штраф без права дальнейшей работы. И тут Василия словно совестью кольнуло… Ну, негоже старого друга подставлять! Надо что-то делать…

    Он поднял чип, достал иголочницу, вытащил самую тонкую микроиголку, подключил очки к системе стабилизации изображения с автофокусировкой, и нерешительно замер… Микрочип всё-таки! Не рисовое зёрнышко… 
    Отступающему разноцветному самомнению Василия ещё хватало сил подпитывать в себе веру в фантастические возможности себя супергероя, но трезвый ум уже начинал осознавать вину за содеянное. Поэтому он, хоть слабо, но уже соображал, что чип надо заменить. Но долбанный супергерой в нём, ещё размахивая розовым шарфиком, задиристо подначивал, что микрочип можно и самому починить!
    – Починить? Да говна вопрос! – ехидно выдал супергерой в Василии, и он, Василий, ничтоже сумняшеся, склонился над угробленной песчинкой…

 
    Через девять часов Василий сник. После упорного тыканья иголкой в глубины микрочипа, он, истекаемый потом и дрожащий зрачками, услышал колокольный звон.
    Сперва он принял его за отдалённое эхо влияния грибного бульона. Но потом, словно очнувшись, осознал, что то было это в реальности: на старой церкви бил колокол.
    – Угрюмо, – Вася устало выдохнул, в тысячный раз ткнув иголкой в чип. – Ритм-то не держит…

    Ипполит спал. Где-то, подальше ко входу валялся Кевларий. Один сопел, тихо похныкивая от усталости, а другой равномерно укладывал густой, но приглушённый храп, словно трактор на холостых оборотах…
    Полным и беззастенчивым молчанием поддерживал их сон и искусственный интеллект, сложив с себя обязанности по контролю за работами систем климата, времени и жизнеобеспечения. По факту корпусно-мозговой травмы он выписал себе бюллетень и отключился, заблокировав системы аварийного доступа.
    Ему бы Кевлария разбудить, да забылся, умник… Отключился, как прописано в инструкции, но за спором совсем забыл, что Кевларий не на посту! Сам же его вырубил!
    А блокировку системы нужно подтвердить в течение пяти минут отпечатком пальца оператора в смене, чтобы получить доступ к разблокировке, когда придёт время её снимать. Как раз на непредвиденные ситуации «смерти» или ещё какого выпендрёжа электронного интеллекта… Вдруг что сотворит…
    «Вдруг что» и случилось. А Кевларий с отпечатками – в отключке. Ипполит – там же. Интеллект –  на больничном. И тишина… Идиллия в серверной полная.
    Один Василий лишь, который час уже пытался спасти положение. Эх, знал бы он, что нужен-то всего-лишь палец Ипполита или Кевлария…

    Он не догадывался о ситуации в поселении. Он вообще ни о чём не догадывался, и внешнее городское положение ему было неизвестно. Он переживал только за то, что подставил Ипполита и мог подвести его под статью. Увольнение, штраф, принудительные работы и что там ещё  придумают… Поэтому Василий старался: молча, целеустремлённо и настойчиво…
    До тех пор, пока грибной супергерой не испарился в нём практически весь!


    Устав от игольного разврата, Василий едва ли не в ноль протрезвел. А как протрезвел, то сник. В желании починить микрочип он разворотил его окончательно. А пытаясь вставить обратно – супергерой же был: он целых восемь раз сумел его починить, но «глупая электроника» постоянно того выплюнуть пыталась, как казалось Василию – он изломал всё, что только можно было, замяв и перецарапав рядом находящиеся поверхности.
    Так что, на деле вышло то, что он и микрочип исковеркал, и контакты окончательно убил. И ко всему этому «винегрету творчества» ещё умудрился замкнуть что-то пару раз…
    В общем, пока он пребывал супергероем, в реальности сотворил для городка коллапс.

    Микрочип сначала ещё выбрасывался автоматикой – срабатывала система безопасности. Но к концу геройства супер-Васи, чип уже просто вываливался сам. Всё было раскурочено и разбито.

    В стараниях спасти Ипполита, Вася не заметил, как положил окончательно всё! Ну, не дано портному разбираться в особенностях микроэлектроники…
    Вся система жизнеобеспечения зависла секторами: каждым узлом ответственности, в своём, каком-то им ведомом времени. В результате там, за пределами серверной, вышло так, что где-то случилось лето, где-то вышла ночь. У Ивана, например, как мы уже знаем, случилось затяжное утро.
    А где-то дезинфекция прошла, и живые организмы стались обезврежены в нуль…
    Ну, жалко кого-то, конечно. Но, так-то, если взаправду рассуждать, то кто о них вспомнит. Разве что квартплатосборщики и штрафозы взгрустнут по безвозвратно выбывшим…

    Продолжая тему создания разности среды обитания – от времён года, до времени суток, климата и социальной безопасности – скажу, что та самая безопасность тоже порядком глюканула. Где как, а в серверной она зависла на Кевларии, исполняя свою функцию. Ему до сих пор каждые два часа пробивали микроразряд, выбивая этого специалиста в бессознательный и безграничный сон. Но Василий даже не догадывался об этом! Ну, храпит себе человек – чего будить?
 
    Василий не понимал масштабов содеянного! Он же портной. Его стезя – шовчики на кофточках, ширинки в штанах, да грамотный раскрой тканей. Одно лишь сработало у него на уровне инстинкта: раз звонит колокол, значит, что-то реально стряслось! Его даже сигнализации так не волновали, уныло завывающие по окраинам города.

   И всё это сошлось на фоне успевших наступить праздничных суток праздничной недели, когда автоматика отбила по времени и успела отключить «виды работ», и перевести их в режим запрещения. Вася-то, аккурат в момент прописания искусственным умом кода блокировки, ударом по лбу систему и выбил! И теперь, даже если вернуть настройки обратно, ничего работать не будет. Восстановить всё могла система дублирования, на работу которой успел наложиться запрет в связи с наступившими праздниками, и чей код в прописании остался зависшим в недосостоянии…
    Кто знал, что в системе искусственного разума найдётся программка, посчитавшая себя умным куском интеллекта, аналогичного спорщику со стороны человека разумного?!
    Ну, теперь знаем…

    Такой вот и вышел круговорот от «по лбу» до «в лоб»!
    Как говориться: сошлись два дурака – дожить бы до утра.

                ____________________


    Иван неторопливо зашёл в церковь. И здесь никого не было!
    В углу только дремали две старушки. Но они, по всему видимо, были голографными, – из тех, что проецируются, как часть прихожан, создавая эффект присутствия народа. Как-то не похожи они были на реальных бабушек. Кеды были плохо прописаны в текстурах. Ну, или были настолько грязными…
    Ещё Ваня обратил внимание, что свечнИк был разложен. Будничные свечи из оборотного пластика лежали пачками. И, как стоили три копейки, так такой же ценой и лежали нетронутыми. А праздничных свечей, что в полтинник, не было!
    «Вот блин! Выходит, всё же не праздник сегодня!» – сразу мелькнуло у Ивана, и ему стало немного не по себе!
   
    Унылый робот-прицерковник, торгующий свечками, от скуки жонглировал на пальцах смятым комочком бумажки.
    – Друже, не подскажешь, какой сегодня день? – Иван кивнул в сторону робота.
    – Пф… Ты бы ещё спросил, какой сегодня курс стоимости детского прикорма! Нет обновлений. Не пришли… Я вот стою здесь, и тебя вижу, свечи вижу… А на кой я здесь, не понимаю! Знаю, что Кондратий мой позывной, номер материнского исходника знаю, – и он зачитал восемнадцатизначное число с буквенным кодом, оканчивающимся на «фий». – А какого хрена здесь завис, не знаю? Обновления заданий не было.
    И он снова зажонглировал бумажкой.
    – А может, я тебя выгнать из церкви должен, и здоровье пробить? – вдруг выдал робот, на что Иван поспешил его успокоить, что, мол, сам выйдет, и что не стоит беспокоиться… И тут же удалился.

    «Дурдом какой-то! Праздник или не праздник – не узнаешь!» – только успел подумать он, как тут же жикнуло сообщение.
    «Ну что там? Опять штраф какой-нибудь пришёл?» – выдохнув безучастно, он достал гандофон.
    На экране отбились в благодарности за то, что Иван посетил церковь, и скинули чек на оплату штрафа за излишне громкое общение в той же церкви. Но тут же черканули «Приходите ещё» и кинули смайлик.
    «Ну, вот же! У рекламы сеть есть?! Почем у других её нет?!» – Иван пробежался по тексту и внизу увидел дату: отмечено оно было сорок восьмым февралём с каким-то космическим измерением времени.
    «Бред…» – выдохнул он, начиная осознавать странность новой реальности. Но, всё ещё сопротивляясь её принимать…

    Людей ни в церкви, ни вокруг не было. Колокол бил под автоматикой, а автоматику, видимо,  заклинило под звуковыми волнами звона колокола. Почти вечный звон вышел: один бил, а другая командовала.
 
    Иван обошёл церквушку и остановился за ней. Присел на аккуратной скамеечке, и посмотрел на широченное поле, открывающееся перед ним. То самое, куда он любил бегать нервы себе пощекотать со стеной.
    Пожухшая, но пышная сухая трава, развёрнутая до самого горизонта, лениво стелилась волнами, отыгрывая едва заметные волнения под лёгким ветерком. Рядом довольно шумно шелестела листва натуральных деревьев. На небе не было облаков. Вышло чистое солнце.
Забавно засвиристели где-то птичьи тоненькие голоски, завиваясь позитивом.
    Но при этом ни одного человека нигде не было. И в городке не видно было никакого движения! Церковь-то на окраине стояла. И от неё открывался отличный вид на город. Он просматривался, как на ладони.

    Городишко-то, что был «восьмым городским поселением типовой застройки», именуемым «городом Анджеросундженском», вытянулся вдоль главного проспекта, разбросав рукава улиц и улочек, словно лежащее на земле раскидистое дерево, и уходил вдаль, по изгибу низины, к далёким Графским озёрам. Они едва просматривались на горизонте.
    Уныло моргали одинокие светофоры. В голографических фасадах домов горели окна, словно они там были. А на улицах не было ни людей, ни машин, ни автономных дворовых уборщиков…
Уже почти час, как Иван шлялся по улице.
    «Всё же похоже на нерабочий праздник», – мысленно попробовал себя успокоить, но что-то не давало расслабиться. Волновался Ваня…      

    В атмосфере витало напряжение. То ли от унылого нытья далёких сигнализаций, то ли от бездарного боя колокола, сбивающегося в ритме и лишь напрягающего своей монотонностью…


    – Мужчина, закурить не найдётся? – вдруг вырвалось из-за спины. Иван от неожиданности аж вздрогнул!
    – Вы не прыгайте! – скрипнуло в голос: – Курить-то есть? 
    Иван обернулся. Рядом стоял Василий и дрожащими руками протирал очки, настойчиво вымазывая стёкла – тряпочка уже сместилась, но Вася упорно крутил пальцами… Он вообще весь дрожал и близоруко щурился, пытаясь всматриваться в лицо Ивана.
     – Я не курю…
     – И я не курю… – тут же ответил Вася. – Присесть позволите?
     – Валяй…
     – Не подскажите, что случилось? Колокол бьёт, а у меня часы фигню показывают… Не то вторник, не то среда, да и по времени выходит, – он кашлянул и вытер пот со лба, - что я в прошлом оказался… Вы-то настоящий?
    – Не работает ничего… – сухо ответил Иван, понимая, что у подсевшего бесполезно спрашивать, какой сегодня день.
    – Да, настоящий, – и он перевёл тему: – Выбило всё в режим «угадай что». У меня дома вот – осень. Пасмурная, но тёплая. Здесь, – и он кивнул в сторону шелестящих просторов поля, – наверное, конец августа. Тепло и солнце светит. А на лестнице в доме у меня – ноябрь с морозом.
    И Иван посмотрел на Василия, вспомнив про курево:
    – Тут чудак один тоже курить спрашивал. Там, на Низовье. Так он рассказал, что у него дом завис в состоянии воспитателя! Уроки учить заставляет и в школу домашку делать. А у меня – утро осталось, а день не наступил.
    И Ваня махнул рукой:
    – Да кто его сейчас разберёт, что здесь настоящего, а что системой придумано!
    И тут же неожиданно отвесил оплеуху Василию, со всей силой, сбив того со скамейки…
    – О! Ты тоже настоящий! – равнодушно подытожил он, и откинулся на стенку церкви, закрыв глаза. Выдохнув, успокойно и вяло проговорил:
    – Эт хорошо, что ты настоящий…   
 
    Иван закрыл глаза и погрузился в глубину тишины и убаюкивающего ветра, что шелестел сухой травой. Он чувствовала, как Василий поднялся и присел на скамейку, но глаза открывать не стал, а лишь точнее выставился под лучи солнца, грея свои щёки под исходящим августовским теплом.
   И пофиг, что то было: голограмма, или лампочка с линзой! Оно греет и создаёт позитив, успокаивая душу. Можно и расслабиться…

    Колокол уже замедлился и бил не настойчиво, вяло, и, скорее, уныло обозначая собой последние издыхания невнятного эха железного звона, чем слабый звон. Всё же вечного двигателя нет. И автоматика, постепенно теряя свою «настойчивость», слабела и слабела, отпуская колокол.
    Поэтому вскоре его звон сошёл в тишину, а с колокольни ещё какое-то время доносились по округе тихие звуки тоскливо щёлкающих магнитов.

    Иван уже перестал различать, что реального вокруг него случилось, а что стало цифровым набором программ с объёмными изображениями. Какая разница, что создалось в программах, если его личное утро не задалось!
    От всего пережитого ему так захотелось вырубиться, провалившись в сон, что он позволил себе расслабиться полностью. Обмяк и просел, всеми кусочками своего расслабленного тела утрамбовавшись по рельефу скамейки.
    Он вздохнул об утраченном утре, и почти отчаянно себя пожалел. Ведь так хотелось праздника…
А вывернулось всё вон оно как.
    Но тут же мысленно махнул рукой, видимо, устав сопротивляться непонятности происходящей реальности, и подумал про себя, проваливаясь в сон: «Да пошло оно всё…»   


Кому – ком Кому – влом
часть следующая

    Мы не знаем, какие тёплые страны снились Ивану, и с какими феминами он вожделенно отрывался на просторах нетронутых чистейших сновиденческих миров, но часть своей жизни в реальности он провёл, вписавшись в рельеф скамейки за церквушкой, сочно и сладко подхрапывая.

    Мы часто любим вздремнуть на свежем воздухе. Такова природа нас, как людей. Особенно, когда какие-то моменты в жизни за день не особенно удались, то возникает желание сходить в иную реальность, за границы сна, и окунуться в мир спокойствия. Отвлечься и набраться сил. Иначе бы мы сходили с ума здесь, в этой реальности.
    Особенно, когда она не совсем совпадала с нашими представлениями о мире, нам удобным, а была массивом навязанных обстоятельств, государством обязывающих быть таковыми, какими ему нужно!

    Иван проспал перелом личности Василия, который, после пережитого и окончательно его покинутого пост-грибного дурмана, не мог заснуть никаким образом. Злой бодрячок накрывал обычно после бульончика. Ведь дурь грибная, сваренная вкусным компотиком, привносила в жизнь тоже свой, совершенно иной мир, наполненный розовыми зефиринками, радужными небесами и полногрудыми милфами, купающимися в сиреневых мармеладках.
    Из этого мира возвращаться в реальность реального придуманного мира так же тяжело, как не заблудиться там!
 
    Василий сидел, закинув нога на ногу. Он давно натёр очки до блеска, но не одевал их, какое-то время цепляясь разносмотрящими глазами за пейзаж с простором раскинутого до горизонта поля. Ему нравилось видеть окружение в разной степени размытости цветовых пятен. Было в этом что-то супрематическое, сдобренное замалёванностью переливов экспрессионизма.
    Василий долго и увлечённо пытался рассматривать широкое поле, окаймлённое деревьями, настраиваясь то одним глазом, и наслаждаясь в супрематизме восприятие, то другим –  вылавливая менее чёткие, но сильно более насыщенные оттенками переливы мазков экспрессионизма.
    Он более чёткого и единого восприятия не имел, так как страдал астигматизмом на почве вынужденного постоянного всматривания под одним углом в одну точку. И всё ближе правой стороной к объекту штопания. Но это его не беспокоило.
    Такая уж тяжёлая аналоговая работа у портного. Не всё в этом цифровом мире возможно было подправить на уровне искусственного интеллекта. Ещё требовались людские умения. Да и дешевле стоило у Василия ту же латку наложить, чем в ателье под молекулярное восстановление ткани штаны отдавать. А одноразовые носки вообще умные дома выбрасывали. И попробуй их закупить на месяц! Ладно бы дорого было! Не везде их найти ещё можно. И совсем не экономичное оно выходило – это одноразовое удовольствие.
    Вот люди и прятали носки, складывая в мешочки, а потом Василий их штопал и правил, собирая структуру ткани как новую!  Вот тогда можно было ещё несколько недель носить.
    Правда, санитарные блоки умных домов их не принимали в стирку, воспринимая, как подделку. И блокировали возможность постирать и в раковине, и в ванной. Поэтому приходилось носки мыть руками в каком-нибудь тазике или ведёрке. Василий, например, мыл в салатнице.
    Ну, а кому лень было – носили так, пока зуммер санэпидобработки не загорался в квартире.
    И всё это выходило дешевле, даже с учётом оплаты работы портного…

    Поэтому Василий имел глубоко печальное зрение. Но так подумал бы обыватель. А Василий радовался возможности часто смотреть на окружающий мир через призму живописи, воспринимая окружающие виды истинными произведениями! Снимешь очки и, ни тебе конкретики, ни тебе резкости, ни тебе графики линий. Только цвета, только мазки!

     Василий так погряз в свои ощущения от красоты видимых пейзажей, что не заметил, как мимо пролетел биопланер с чипОидным роботом-аварийщиком. Всё же из центра пришла помощь. Хотя и не работал никто.

    От автора:
    Всех тонкостей настройки системы и запуска её в работу я рассказывать не буду. Это реально секретная информация и разглашению не подлежит. Поэтому я не могу описать то, как система в серверной была восстановлена.
    Точно так же я не могу сказать, почему Кевлария снова ударило разрядом. Хотя, позже может и нашепчу на ушко…
    Всё. С этого момента всё, что стало происходить в серверной – это уже секретная информация и не подлежит огласке.
    Объясню почему. Сбой в работе систем – это нонсенс! Так же это – информация. Это – совершённое событие. Его секретить не надо. Искусственный разум, получив сбой, запоминает алгоритм действий, рассчитывает ещё тысячи всевозможных комбинаций и уже не даёт возможности повторить ситуацию снова, как ни старайтесь!
    А вот перепрошивка системы, её программирование для создания окружения и возвращения в русло работы климата, часовых колец и энергетической безопасности – это под строжайшим секретом…
    Поэтому покидаем серверную и возвращаемся к Василию и спящему Ивану.


    На момент перезагрузки системы люди так и не вышли в город. По улицам шлялся только ветерок, гоняя набросанные под осень листья.
    Василий, ни о чём не подозревая, напялил очки, вывесив их почти на самый кончик носа, и подстроил резкость. На долю секунды он закрыл глаза, чтобы не получить глаукомный удар, и…   
    Одномоментно с ним в это же мгновение произошла перезагрузка системы.

    Не… Вася, конечно, знал о системе. Даже, видимо, что-то представлял себе о ней. Но, чтобы вот так… прямо увидеть… и сразу не увидеть… для него оказалось слишком заковыристо.
    Ну, а проще говоря, он оказался к такому не готов! 

    Василий едва открыл глаза, как тут же увидел, как цветное изображение сорвалось в чёрно-белое. Тут же отчётливо и жирно обозначились границы всех крупных объектов. И сразу всё пошло полосами, разрываясь на сегменты. Красивое поле и яркое небо, словно рвущаяся марля,   заскрежетали цифровыми кусками, сбиваясь в ритме изображения и тут же, окончательно разорвавшись, осыпались пикселями и исчезли.

    В ту же секунду, вместо поля и светлого, только что чистого неба, Вася получил иной мир, далеко не розовый, а устрашающе серый, с огромными чёрными переползающими разводами. Он увидел вместо поля огромную грязную стену на лысой земле.
    Небо шевелилось и напоминало старую использованную половую тряпку с огромными дырами, которые светились непонятным грязным светом цвета ржавчины. Небо настолько явно походило на мерзкую половую тряпку, изжыженную вонючей водицей, что Василий, как ему показалось, успел ощутить этот мусорный запах!
    Стена хоть и была на расстоянии, но отчётливо видно было, что сложена она была квадратными блоками с огромными чёрно-бурыми болтами стяжек. Стена была высокая, а длинной уходила в бесконечность, сколько хватало обзора: огибая город, снизу, от Графских озёр, захватывая поле и уходя вверх, за серверную.
    Здесь, где сидел Василий с Иваном, стена становилась частью огромного ангара, и перерастала в арку нереальных размеров, которая метров на восемьдесят вздымалась ввысь. Она нависала над местом, где должна была стоять церквушка, и внутри которой они с Иваном сейчас и сидели на скамейке у строения, похожего на вентиляционный коллектор. Арка уходила отсюда вверх по возвышенности, закрывая территорию над серверной.
    А вниз стена обхватывала странные невысокие постройки – похожие на бункеры – из тех же квадратных блоков и так же собранных чёрными болтами. А под небом были видны сетчатые конструкции, тоже в виде арки, и натянутые на всю ширину города от стены до стены, словно огромная паутина. 
    Бункеры были разбросаны, повторяя им соответствующие кварталы города. Они раскидывались, как ветки дерева, уходя серой однотипной массой вниз, к озёрам, которых… не было. Как не было лесов, скал. Горизонт сливался в вязком растворе стекающего низкого тяжёлого неба.
    На каждом из таких бункеров красовался чисто отделанный вход, с освещением, дверьми, скамейками. А перед входом были разбиты зелёные лужайки. Эти, как и другие мелочи шаговой доступности были настоящие. 
    Газоны, светофоры, асфальтовые дороги, окурки, ларьки и торчащие Цобжи, как и достаточно обильная дворовая зелень – остались контрастировать на фоне массивности почти чёрных бараков, которые выходили за стену и обрывались за периметром, увязая в какой-то грязи.
    И всё это накрывало нависающее и постоянно движущееся небо, растекающееся своей сточной жидкостью с ржавыми светящимися пятнами.
   
    Василий едва успел повернуть голову и осознать увиденное, как изображение тут же стянулось обратно и перед ним обратно раскрылось то же поле, но уже с тёмным небом. Долю секунды ещё соблюдался диссонанс – поле-то осталось дневное, а небо вышло ночное. Но подстройки изображения прошли быстро и, буквально через мгновение, Василию мир предстал новым и глубоко вечерним.

    По ногам ласково затянул прохладный осенний ветерок. Листья с настоящих деревьев мгновенно опали и растворились, словно их и не было. Быстро пролетели какие-то закатные облака и чёрные тучи, словно в ускоренной прокрутке, и всё очистилось, остановившись в покое на позиции «ясно». На небесный простор выскочила луна и осветила поле убаюкивающим голубоватым серебром. Трава снова зашелестела и пошла волнами, равномерно играясь под приливами ветра.
    Скамейка стала красной. Но эту мелочь Василий не заметил, как и то, что церквушка озолотилась луковкой. В новостных передачах потом прокрутят репортаж, что её успешно реставрировали, и под это с благодарных жителей снимут добровольные платежи. Но это будет потом.
     А сейчас, здесь, под ударом новой действительности, Василий, никоем разом не имея сил сопротивляться с выпавшим на него реалити, затеялся медленно сойти с ума, совершенно теряясь в осознании нереальности реального от увиденного в реальности…
    Был бы под грибами – и не переживал бы так! А тут-то вышло, что трезв! И разум видит, хочет, тянется… даже, можно так сказать, раскрывается навстречу… Но душа упёрлась и не принимает увиденное…
    С этого диссонанса ступор у Василия и случился.

    Это здесь текстом расписано произошедшее на несколько десятков строк. А в реальности же вышло так, что то, что успел увидеть Василий – было, как вспышка – две-три секунды и мир возвернулся. Словно и не было ничего. 
    Но разум Василию эти две секунды успели-то пожечь…
    
    А между тем, в городе вернулось всё: дома, скверы, парки. По районам стали загораться уличные огни и огни в домах. На дальних озёрах появилась вода, включилась иллюминация городской набережной. В ночи-то её ох как хорошо видно!
    Леса и скалы снова обозначились пейзажем вокруг города. Их стало видно в освещении высоко посаженной луны. 
    Оживился городок. Хоть и поздно получилось, но на улицы вышли редкие люди. Замелькали огни рекламы, запестрели витринами магазинчики…
    Мир вернулся в своё изначальное существование.
    А вот Василий, не переварив увиденное, и не приняв душой смену дня на поздний вечер, решил, что ему что-то явно не допоказали… И теперь непонятно вышло: где ему – реальность, а где – он тронулся умом…

    Он встал, снял очки и положил их на скамейку. Иван урывисто посапывал, иногда пробивая лёгкий храп.
    Подавленный и удручённый увиденным, Василий не смог подружиться со своими мыслями. То ли времени мало было на осознание, то ли силы разума не хватило, то ли батарейки душевные окислились окончательно. Но он, чуть замявшись, просто молча встал на краю поля….
    А оно шумело, наплывно, словно морской прибой по песочку… Оно ласкалось к ногам, как огромный пёс, уговаривая забыть обо всём в дурмане сочного объёмного запаха высохшей под солнцем травы, и звало окунуться в тишину изящества тонких переплетений стебельков и листьев – позабыться, отдохнуть, с головой провалившись…

    Вася раскинул руки, положив их по траве, словно поглаживая, и медленно пошёл в черноту ночного горизонта…

     ___________________


    Иван очнулся, когда совсем продрог. Открыл глаза и передёрнулся. Василия не было. Солнца не было. Холодное ночное небо игралось звёздами и серебрило округу мягким лунным светом.
    «Ох ты ж, холодно-то как!» – вздрогнул он, собравшись вставать, как тут же зажужжал гандофон и из кармана полилась мелодия входящих, но не принятых.
    Ваня тут же достал трубку…
    – О, сеть появилась! Ох ты – время показывает… И народ появился… Ух, реклама… мои покупки… забытое… конференция… сообщения… заказы… отказы… приказы… – он едва не подпрыгнул от удовольствия и тут же погрузился в самодовольное перечисление всплывающих окон и сообщений, всецело погрузившись в изучение нахлынувшего потока информации!
    Первым же отзвонился шеф и напомнил завтра быть на работе, как штык. Промямлил что-то про то, что Ваня трубку не берёт, поздравил с прошедшим праздником и отключился, оставив свой фирменный уродливый смайлик с улыбающимся козлом. Никогда ещё так рад не был Иван звонку от руководителя и этому козлу на пост-контактуре.
    Потом прошли звонки от службы доставки праздничных молитвенных файлов в аналоговом формате на дом, что Иван успел заказать. Потом какая-то доставка скрипнула роботизированным обращением забрать оплаченный заказ на ожидании…
    Ну, и далее в течение пяти минут тому подобное посыпалось одно за другим.
    На всё это Иван уже и не обращал внимания! Он глубоко и вкусно вдохнул прохладный запах осени и выключил гандофон, чтобы насладиться тишиной. Всё. Жизнь снова стала привычной и прежней. А звонки и сообщения можно разобрать дома.

    Он скрипуче встал со скамейки, не совсем осознавая, с чего она, вдруг, стала красная. Увидел очки… Удивился, конечно, что портной умудрился их забыть. Но, взял, решив, что завтра занесёт. Сегодня-то поздновато уж. Да и на работу по ранней шкале вставать. А портной в такой час, скорее всего, не работает. И чего человека беспокоить. Вдруг, спит уже…

    Иван ещё раз посмотрел в черноту ночного поля, передёрнулся весь и, до хруста потянувшись, вскинул руками кровь разогнать. Всё же подмёрз немного. Осень, как ни как.
    Он вынырнул из-за церкви, вышел на дорогу и остановился. Красота! Город перед ним лежал живой, весь в огнях; люди ходили, светофоры подмигивали, редкий транспорт катал. Словно ничего и не случилось…
    
    Ваня глянул время. Четверть двенадцатого. Красным прошло поздравление от службы торжеств…
    «Да уж! – задумчиво вздохнул: – Вроде, только утро было – а уже всё закончилось».
    Он ещё раз оглянулся по сторонам – вдруг, где Василия увидит – но никого не найдя, сунул руки в карманы и зашагал к дому, пробормотав:
    – Никогда ещё у меня не было таких коротких выходных… 


И ной мир иному
часть необязательная

    Ипполит долго лежал, изображая человека поверженного. Он не шевелился и стоически принимал храп Кевлария, усмиряя в себе гнев и раздражение. Потому что невозможно было терпеть этот низкочастотный хруст, что сильнее всего разносился по-над самым полом…
    Ипполит лежал и терпел. Он видел, что творил Василий, и как тот менялся в лице, планомерно нанося урон всей системе. Но Ипполит не шевелился.

    Ещё в детстве притворяться бревном его научил робот-нянька. И вовсе не играя с детьми в прятки, а наказывая малышей за шалости, попеременно вырубая тех ударом тока и перетаскивая за волосы по углам квартирки!
    Собственно, Ипполитов у родителей было семь пацанов и одна доча. И денег не водилось в семье. Родители работали с утра до ночи, пытаясь хоть как-то сводить концы с концами. И с детьми сидеть было некому. Поэтому, от чиновников по программе соцпомощи, семье был подарен робот-нянька.
    Естественно, робот-нянька была модели старой, подержанной. Я бы даже сказал – передержанной. Но, как говориться, дарёной няньке под юбку не заглядывают! Поэтому её приняли в семью.
    Передержанность и многолетняя эксплуатация старушки привела к тому, что она была слепой, но прекрасно ориентировалась на тепло тела и микроразряды электричества в маленьких мышцах детворы. Поэтому для неё образ напроказничевшего – кого надо было наказать – сводился лишь к набору данных тепла и разрядов тока. И когда включалась машинка гнева во исполнение наказания, ей было пофиг, кого хватать и вырубать! А стрекотала она усмирителем больно. Функция «дети» была неработающей, поэтому нянька имела настройки на оборону от проникновения грабителей, и разряд выдавала против взрослого мужика! А это детишек в хлам вырубало…
    Она не имела искусственного интеллекта, но прекрасно видела мир тепловизором и держала детей в поле зрения благодаря распознаванию даже мизерных электрических разрядов! Дети-то не сидят на месте. Они постоянно в движении! Значит, и видны они как на ладони!
    Поэтому даже такая, самая дешёвая няня, прекрасно выполняла свои функции поддерживать порядок…

    Естественно, чаще всего доставалось нашему Ипполиту, так как среди других Ипполитов он был самым маленьким. И, само собой, старшие братья и сестрёнка, набедокурив, первым делом его и подсовывали под гневные разряды очумевшей нянечки! 
    Несколько месяцев, отходя от разрядов, Ипполит тренировался лежать часами, совершенно не издавая никаких звуков и не произведя ни единого движения мышцами. Постепенно он научился сводить своё дыхание к пятиминутным задержкам и расслабляться так, что кровь практически останавливалась в его сосудах и не плескалась в сердечных желудочках. Маленький Ипполит научил зависать свои нейроны, а температуру тела доводить до комнатной, впадая в анабиоз…
    Он научился прятаться от робота, и уже спокойно, с ехидцей радостно наблюдал, как эта консервная банка сбивала разрядами его братьев, или сестру, и растаскивала их по углам… 

     Поэтому лежал сейчас Ипполит образцово и с опытом – огромным красивым чёрным куском.
     Правда, сначала, когда он ещё наблюдал за Василием, он притворялся, что, как бы расслабленно и глубоко спал. Стыдно было признаться, что он, мужичина, огромной скалой являющийся, негр, так быстро вырубился с той порции компотика, с которой даже малыши не свалятся.
    Но потом, всё же от усталости с переработки, он и вправду заснул, провалившись в какое-то белое шипение. Без сновидений и образов.
    А когда очнулся, Василия уже не было.

    Ипполит едва успел оценить уровень повреждений, обозрев рабочее место, как в помещение влетел робот-аварийщик с тремя помощниками, и тут же застрекотал восстановлением программ по защищённым каналам внепроводной связи.
    И вот тут уже Ипполиту стало страшно! Страшно и обидно. Потому что это была не его смена! И он не успел восстановить Кевлария, выдав того, как сотворившего сбой системы!
    И ведь чего только не натворил Ипполит… Перепринял сам у себя смену… И, нет бы на премиальные выйти, а он, наоборот, от жалости к себе сам же и нарушил должностные инструкции, и так глупо испортил свою судьбу, пригласив зачем-то Василия.
    Конечно, понятна необходимость: на слабости своего желания быть кем-то пожалеенным и успокоенным… Но вот вопрос: зачем он это сделал?! Зачем портному выписал когда-то пропуск… Это же незаконно! Зачем сегодня с ним компота наварили… Это же наркота! И пробы мочи выявят обдурённость Ипполита!!! А за это срок впаяют пожизненный…
    Зачем именно сегодня?!
    Чтобы вот так, совершенно бездарно и в страхе теперь валяться, прикидываясь бревном?! А ведь у него скоро должен был случиться отпуск…

    Так он и рассуждал, недвижимо лежа и изображая, то спящего, то замороженного, то, леший его знает, какого… И до того обидно ему стало, снова и снова собой себя жалея, что он едва не расплакался…
    Точно так сильно – а, возможно, и сильнее – и нам бывает обидно за зачем-то созданное деяние, от которого мигом рушатся все планы, ещё секунду назад бывшие вожделенными и казавшиеся желанной мечтой. А теперь, по воле личной дурости, ставшие не осуществимыми и рухнувшими навсегда. И от которого ломается настоящее, проваливаясь в бездну невозвратного и мгновенно создающееся неисправимо потерянным…   
    Но теперь слезами не поможешь. Поэтому Ипполит смирился с участью стать никем для всех и, искренне сожалея о случившемся, едва сдерживая рыдания, остался доигрывать свою роль до конца…


    Кевлария взяли под стражу, вбив ему разрядом микрочип в область сосца. «Именной полицейский» называемый, широко права действия. Для соблюдения правил пребывания Кевлария на свободе, но под следствием, пока шли разбирательства в происшествии.
    Микрочип строго отслеживал следования всем предписаниям во время так называемого домашнего ареста, и при любом нарушении, словно тисками сжимал сосок и доводил чипообладателя до слёзной истерики от боли, добиваясь возвращения того в русло повиновения и правильного поведения.
   
   Конечно, Кевлария при любом раскладе с должности уволили бы. Всё же припёрся на работу с перегаром. Но, по завершению следствия с признанием вины только за нарушения внутренних правил, позволили продолжить трудиться в серверной у кабелепрокатчиков, с понижением специалитета до уровня низового. И, само собой, без права заниматься контролем программ жизнеобеспечения.

    Ипполита вежливо собрали и вывезли за город. И в зоне «Ышь» сбросили, как отход, оставив на другой стороне реальности. Сбросили туда: за голограмму созданного настоящего мира, но за нереальную стену существующего мира, которого никто никогда не видел, и откуда ещё никто не возвращался… 

    А Василий, пока его случайно не заметили, несколько недель ползал в траве, не имея понятия, как выбраться. Он сшивал колоски, травинки и мохнатки ковыля, пришивая себя к ним и проверяя реальность окружающего вокруг мира…
    Комиссией был переведён в иждивенцы и оставлен на попечении общества, как человек, лишившийся разума. Начал писать непонятные тексты и погрузился в игру на ситаре.
    Говорят, он потом издал психоделический альбом «Стена»…
   
    А я там не был. И пиво с ним не пил.
    Хотя в городке том служил несколько лет. Но потом меня перевели в город резервного типа ноль пять двадцать восемь, и больше о Василии я ничего не слышал…
   

     Иван остался Иваном.

cyclofillydea
октябрь 2019 – март 2020