«Объявление:
Проживу одни сутки с вами вашей жизнью.
Условия:
- слушаю;
- поддерживаю;
- не критикую.
Без интима.
Звонить: 741-54-29.»
Я наткнулся на это объявление серым дождливым воскресным утром. Если точнее, наткнулся я на него в прямом смысле – порывом ветра листок с объявлением бросило мне в лицо. Однако то, что было написано на листке, настолько привлекло мое внимание, что я забыл разозлиться на произошедшее, и не допустил привычной для меня мысли о том, что со мной опять случилось какое-то несчастье. Сейчас, вспоминая происходящее, я понимаю, что ничего во Вселенной не происходит случайно, и что описываемые мной события – единственная возможная нить, связывающая «до» и «после», чтобы жизнь сохранила свою логику.
В то утро мне было холодно и безразлично. Такое безразличие приходит взамен очарованию и после одиночества, спустя много месяцев, когда любые отклонения стрелки на измерителе настроения в сторону от «дела нормально» связаны с малейшим происшествием, которое нормальный бы человек и происшествием не назвал, будь то грубый продавец в магазине или улыбнувшаяся не тебе девушка, но так, будто бы тебе и ты в это веришь. Безразличие в этих случаях и становится «делами нормальными».
Дождь шел и до, и после, и вовремя того, как я читал объявление. Дождь тоже был мне безразличен. Одежда высохнет, высохнут волосы, кожа. Единственное, что мне было не безразлично – это текст объявления, я ощутил легкое отклонение стрелки настроения в сторону «переживания», когда понял, что капли дождя размывают текст на листке. Я зашел под крышу ближайшего дома – серой девятиэтажки, стены которой уже было ничем не отмыть, ведь их запылило само время, а, как известно, над временем ни у кого нет власти.
Мгновения между тем, как листок прилетел мне в лицо и тем, как я набрал номер телефона, указанный на нем – лишь мгновения, они ничего не значат, все значащее происходило после.
Я позвонил, голос ответил мне:
– Алло.
– Здравствуйте, – сказал я. – это странно, но я нашел Ваше объявление и… меня заинтересовало предложение. Вы ведь оставляли объявление?
– Да, Вы внимательно его прочли?
– Трижды, думаю, мне все понятно, хотя не совсем понятно, что именно Вы предлагаете. У меня есть предположение, что это что-то вроде знакомства вслепую, но не такие, как обычно между мужчиной и женщиной, у Вас даже и написано «без интима», а скорее как между двумя людьми, которые ищут компанию.
– Все верно, если Вы поняли это так, значит все так.
– А как это происходит? Что я должен сделать?
– Вы же не против встречи, раз позвонили? Она предполагается, хотя бы, чтоб обсудить детали.
– Да, конечно. Когда Вам удобно?
– Мне удобно тогда, когда и Вам.
– Тогда может сегодня, Вы далеко живете? Я нахожусь на Северной улице.
– Мне добираться 15 минут, можем встретиться через 20.
– О так скоро… А хотя давайте, не думаю, что меня сегодня ждет что-то более интересное. Знаете красный почтовый ящик посреди этой улицы? Ориентировочно напротив дома 15.
– Да.
– Встретимся у него?
– Хорошо, тогда через 20 минут я там буду. Держите объявление в руках, и я Вас узнаю. До встречи?
– Да, спасибо. Тогда до встречи, буду ждать Вас.
Это был странный разговор. В самом разговоре, конечно, ничего странного, он был странный только для меня, потому что обычно я не звоню ни по объявлениям, ни незнакомым людям, ни тем более не договариваюсь о встрече. А красный почтовый ящик? Как я вообще о нем вспомнил? Я ни разу не опускал почту в этот ящик, хотя, конечно, ящик красный, легко запоминается и действительно находится посреди улицы Северная. Так что ничего удивительного в этом удивительном разговоре нет.
Я пошел к ящику, он был в трех домах от меня, и еще 15 минут я ждал.
Ровно в назначенное время ко мне стала стремительно приближаться фигура. Пока я не видел лица, но видел серый длинный плащ с широким воротником, черную вязаную шапку, в тон шапки шарф, спускающийся снаружи плаща, небрежно, но тепло окутывающий горло. Походка была быстрой и в меру шаткой. В этой фигуре не было ни изящества, ни грубости, она была как силуэт с картины, будто бы неподвижный, но переданный художником так, что в нем все же считывается движение и выходящая наружу энергия.
Фигура подошла, и я увидел лицо. Лицо отличалось от плаща, оно было типичного городского цвета, сочетающего в себе несколько оттенков от телесного до темно-розового. Мне показалось, что я видел подобные лица тысячу раз, будто бы я знаю несколько человек, носящих такое же лицо. Ничто не было примечательным, ни единой родинки, ни шрама, ни выступающего подбородка, ни носа картошкой – сплошная повседневная нейтральность.
– Здравствуйте, вот и я. – сказала фигура.
– Здравствуйте. – я понял, что во время разговора по телефону я никак не представлял себе человека, с которым собираюсь встретиться. Обычно при разговоре я рисую у себя в голове образ исходя из интонации голоса, но сейчас – полное отсутствие каких-либо воспоминаний образа из разговора, случившегося 21 минуту назад.
– Обсудим детали?
– Простите за неловкий вопрос, но я не могу понять, Вы женщина или мужчина?
– Я Вам не скажу.
– Почему же? Мне это важно.
– В ближайшие сутки я буду женщиной или мужчиной в зависимости от того, в чьей роли Вам будет нужен спутник. Ведь именно для этого Вы меня нанимаете. А роль зависит от того, чем мы будем заниматься.
Меня это удивило и разозлило. Каким-то слишком заумным и высокомерным мне показался этот ответ. Но немного подумав, я понял, что если бы я наверняка знал, что это – женщина, то действительно некоторые занятия я бы ей не предложил, равно как и наоборот – мужчине.
– Ладно. А на каких условиях происходит это… общение?
– Первое, что нужно сделать – дать свое согласие, простое устное согласие. Но учитывайте, согласившись, Вы не сможете отказаться. Целые сутки мы проведем время так, как Вы будете хотеть, но Вы не сможете от этого отказаться, пока сутки не закончатся. С момента Вашего согласия я ставлю таймер на сутки и время пошло. Вы можете не называть мне Вашего имени, не рассказывать ничего личного, но можете и рассказать все. Все будет зависеть от Ваших желаний. И да, в объявлении было сказано без интима. Это означает только самую последнюю стадию, если Вы понимаете, о чем я, однако мы можем пролежать в обнимку эти сутки или провести романтический вечер. Думаю, с этим все понятно. Как только сутки закончатся, я уйду. Я не буду инициатором действий. Все происходящее будет зависеть только от Вас, а я лишь буду это поддерживать, участвовать и помогать. Я не буду упоминать в будущем Вашего имени или описывать Вашу внешность, не буду рассказывать детально, чем мы занимались, кто бы меня об этом не спросил. Своего рода полная конфиденциальность гарантирована, но как уже было сказано, Вы можете не сообщать никакой личной информации. Все Ваши расходы – на Вас, свои я оплачиваю самостоятельно.
– А сколько это стоит, сама услуга?
– Это бесплатно.
– Зачем Вам тратить целый день своей жизни на кого-то незнакомого бесплатно?
– Мне нужно это не меньше, чем Вам.
– И как давно Вы этим занимаетесь?
– Ищу клиентов почти год, но мало кто соглашается. На удивление, когда речь заходит об условиях, все хотят каких-то гарантий, некоторые даже предлагали заключить договор. На сегодняшний день за год у меня было всего десять клиентов.
– И кто это был, если не секрет?
– Как было сказано в условиях, гарантируется полная конфиденциальность. В общем-то, это единственная гарантия, которую я могу дать. Могу сказать лишь, что это были и мужчины, и женщины, разных возрастов. Кроме их одиночества у них ничего не было общего.
– То есть Вы хотите сказать, что если я к Вам обращаюсь, это значит, что я одинок?
– Это не я хочу Вам сказать, Вы это сами сказали.
Я замолчал, нужно было все обдумать.
– Так, ну хорошо. А как это работает?
– Я думаю, что я буду для Вас своеобразным зеркалом. Наверное, Вы часто ощущаете, что многое в жизни не делаете, потому что боитесь осуждения, потому что не получаете поддержки, потому что думаете, что настоящим Вас никто не полюбит. В ближайшие сутки я не буду осуждать, в том числе бессловесно, полностью буду поддерживать и участвовать во всем, в чем захотите, и это действительно будет ощутимо, а уж как именно – моя забота, и буду Вас за все это любить, по-настоящему любить.
– И как же вы будете меня любить, не зная меня? Будете делать вид?
– А разве нам так много нужно, чтобы мы ощущали чужую любовь? Нам скорее нужно быть кому-то интересными и не бояться этого кого-то спугнуть своей натурой. Именно это я и делаю: даю Вам ощутить, что я люблю Вас настоящего, Ваши качества, которые Вы обычно скрываете и все это мне действительно интересно.
– Вы по образованию психолог?
– Для Вас я по образованию человек.
– Глупее ответа я не слышал.
– Почему же? В наше время, чтобы быть настоящим человеком, нужно немалому научиться. Считайте, что эта услуга – моя преддипломная практика.
– А как же моральные устои? Мало ли что я захочу делать, Вы пойдете на все?
– На все, в этом и суть услуги. Моральные устои вещь относительная, здесь скорее вопрос в Вас, действительно ли истинный Вы в эти единственные сутки безграничных возможностей захотите пойти нарушать закон, подрывать моральные устои или же все же есть что-то более желанное.
– Я Вас, кажется, понял. То есть у меня вроде бы есть безграничный выбор, но все же он ограничен, потому что на самом деле я должен определить более ценное и желанное, что бы я хотел совершить в эти сутки?
– Если Вы поняли это так, значит это так.
– А это не так?
– Это так как Вы поняли, мы будем жить Вашей жизнью, а не моей, поэтому я не выношу суждения, не делаю выводы, не навешиваю ярлыки, не ставлю барьеры...
Я перебил:
– Все, я понял, понял. Все зависит от меня, и я делаю, что хочу, но должен понять, что хочу настоящий я. Глубоко, глубоко… Это интригует.
– Так Вы согласны?
– Да, давайте попробуем. Сутки, начиная с этого часа, 12:08.
– Отлично, тогда распоряжайтесь.
Я сказал «пошли» и мы пошли вперед. Впереди нас ждал парк. Дождь кончился, появилось солнце, и теперь весенний воздух делал прекрасным все вокруг. Не хотелось разрезать словами теплую патоку этого воздуха.
– Я хочу, чтобы Вы полюбили мой образ в эти сутки.
– Это я смогу, но какой он? – ответил спутник.
– Мой образ это то, кем я не являюсь, но кем хочу быть. На самом деле думаю, что я им и являюсь, и нет одновременно. Где-то внутри меня живет определенный человек или даже несколько. Он выглядит так, как мне хочется, говорит то, что мне на самом деле хочется, ведет себя так, как я на самом деле себя хочу вести. Задача сложнее, чем кажется.
– Ничего сложного, именно такого результата и должна достичь оказываемая мною услуга.
– А как Вы все это поймете? Образ – нечто бестелесное, живущее только здесь, в моей фантазии и изредка проявляющееся во внешнем, но не значительно.
– Порой незначительности достаточно, чтобы постичь суть вещей, ведь именно в деталях скрыт весь смысл.
– Именно, как Вы уже это поняли. Это то, что я пытаюсь постичь в самом себе – детали, скрывающие суть за маской ежедневно одинакового лица, привычек и шаблонов поведения. Каждому кажется, что он не такой как все, но не каждый понимает какой он на самом деле. А я хочу понять и прожить себя настоящего хотя бы один день. Поэтому и позвонил Вам, по Вашему объявлению мне показалось, что мы чем-то похожи, по крайней мере, мне показалось, что я увижу хотя бы еще такого же ищущего как я сам.
– Во мне Вы найдете все, что хотите увидеть, без притворства.
– Вы понимаете меня с полуслова, даже если это и притворство, оно довольно приятное.
Я обратил внимание, что вокруг бегали дети. Фокус переключился с разговора на их безмятежность. Почти зачарованный я сказал:
– Побежали. Я хочу убежать из города. Всегда хотел.
– Побежали.
– Вам будет удобно бежать?
– А от чего нет?
На моем спутнике были надеты кроссовки. Они были в тон одежды – черно-серые. Удивляться было нечему, кроссовки – удобная обувь, особенно, когда не знаешь, чем будешь заниматься в течение дня.
Мы пробежали весь парк, несколько улиц, почти сшибая прохожих, оббегая припаркованные машины и внезапно возникающие из асфальта фонари. Через какое-то время все это: машины, люди, фонари – как и сам город, осталось позади. Теперь мы бежали по сырой земле, вокруг начиналось поле, переходящее в лес. Вскоре мы уже оббегали деревья, прокладывая собственную тропинку, пока дорогу не перегородил ручей.
Я остановился первым:
– Фуф, да… давно я так не бегал. Хотя не скажу, что устал, сейчас отдышусь только.
– Да, свежая бодрящая прогулка.
– Бодрости мне давно не хватает, когда то и дело сидишь на работе, дома, в транспорте, забываешь, что мышцы человека созданы для чуть больших нагрузок, чем мы им даем. Выработка эндорфинов, спорт и все такое…
– Стало радостнее?
– Немного. Я рад, что убежал оттуда, где все остались. Приятно ощущать себя на воле по собственному желанию. Нужно обойти ручей, пойдем глубже в лес, где-то там есть заброшенный завод, туда пойдем, там красиво, я покажу.
– Обожаю кирпичные стены и замшелые плиты.
– Ради этого и идем, все детство провел в подобных местах, а когда сюда переехал начал здесь искать подобные, чтобы периодически поддерживать свою тягу к прекрасному.
– Мне кажется мы можем перейти через ручей по тому поваленному дереву. – спутник показал налево.
– О, отлично, идем. Давно я здесь не был, уже и забыл. Раньше так и переходил, хотя это дерево вроде свалилось недавно.
Широкий ствол позволил без происшествий перебраться на другую сторону. Да и ручей был не очень широким. Когда становишься старше, величие окружавших нас всегда предметов иссякает, и предметы обретают незначительность вплоть до незаметности.
– Вообще с детства люблю бегать. Вы любите?
– Да, хотя, как и Вы, редко бегаю.
– Можете обращаться ко мне на «ты».
– Тогда и ты тоже.
– Хорошо. А где вообще твое детство прошло?
– Ммм, в окружении таких же как я.
– Какой-то странный ответ. Такие как ты – это какие?
– Скажу так: такие как я – это раса.
– То есть ты не из этих мест? Из другой страны?
– Совсем не из этих. Страной, конечно, назвать это место тоже будет не правильно.
– Что-то я не понимаю, если ты про какие-то страны и места, которые перестали существовать после развала СССР, то так и скажи.
– Нет, но я чувствую, что эту историю мне лучше рассказать в более людном месте, чем лес.
– А в ней что-то страшное есть?
– Нет, но я чувствую, что тебя она испугает.
– С чего это вдруг? Мы только познакомились, не нужно строить из себя экстрасенса, я нормально реагирую на любые истории, тем более сам согласился идти с тобой. Вообще это мое желание – хочу услышать правду о вашей расе, по твоему же выражению.
– Хорошо, – спутник остановился. – тогда смотри.
Лес исчез, под ногами появилось ничего. Точнее это ничего было какой-то черной пустотой, будто бы я стоял на стеклянном полу над бездной. Вокруг и сверху все выглядело таким же черным и отсутствующим. На самом деле для осознания этого вида мне потребовалась всего пара секунд, а дальше вид резко сменился локацией, которая была похожа на ускоренное видео: будто бы показывали кадры природы, жизни, космоса, развития технологий в быстрой перемотке. Я замер в ошеломлении. Спутник заговорил:
– Мы – древняя раса и всегда выживали благодаря нашей способности адаптироваться под окружающий нас мир. Нашу планету можно увидеть только, если о ней знаешь и хочешь ее увидеть, а истинное обличие нашего вида забыто даже нами. Мы подстраиваемся внешне и внутренне под тот мир, в который попадаем, под каждое существо, с которым находимся рядом, мы телепатически считываем наполнение мира и конкретных существ и далее наша генетика не позволяет действовать иначе – мы меняемся в соответствии с тем, что считали. Мы разбросаны по всей Вселенной, потому что уже давно не можем узнать друг друга. Мы можем жить как на кислородной планете, так и в открытом космосе, на газовых планетах, под водой, среди метана – в совершенно любой среде. Мы можем выжить в любой войне, в центре любого конфликта, потому что подстроимся под тех, кто в них участвует, сможем манипулировать их отношением к себе, но не специально, а лишь таким образом, что не будем вызывать раздражения и желания убить, наоборот, будем казаться самыми близкими друзьями. Поэтому мы можем быть и мужчиной, и женщиной для вас, не можем мы быть только собой. Хотя то, кем мы становимся, и есть часть нас, потому что так устроен наш генетический код.
Все время, пока я слушал рассказ, я смотрел на спутника и почти не моргал. Когда я пришел в себя, мы уже были в лесу и я резко сел. Видимо я упал, пытаясь отшагнуть назад.
– Все в порядке? – спросил спутник.
Я посмотрел на него еще раз, все было так, как несколько минут назад, до моего путешествия непонятно куда и во что.
– Д-д-да… Наверное, а что это было?
– Это – моя история, очень короткий вариант, но по ощущениям, именно такой вариант тебе подойдет, чтобы не убежать и чтобы понять, кто я.
– Убежать… да, убежать хотелось… Подожди, а что там было про телепатию? Ты внушаешь что-то людям? То, что я видел, это что, внушение? Что-то типа гипноза?
– Нет, это не внушение. Мы были в моем мире, точнее, в моем сознании, в воспоминаниях.
– То есть? Как это может быть?
– Простая телепатически связь. Мое и твое сознания в каком-то смысле объединены. Ты сам дал на это согласие, когда согласился на мою услугу. На целые сутки мы телепатически связаны.
– Я не с этим соглашался, не было ни слова про телепатию и тем более про связь сознаний. Ты что, меня захватить хочешь?
– Я не могу тебя захватить. Я могу делать лишь то, чего хочешь ты. Ты хотел узнать о моей расе, именно это и произошло, ты узнал, а как это показывать – мое право. Но скажи, разве тебе не понравилось? Разве сейчас тебе страшно или ты все же заинтересован?
Я отвел взгляд. Впервые с того момента, как я сел на землю, я ощутил ее сырость. Руками я сжал листья, палки и все, что попалось в ладони. Это вернуло меня в реальность. Я ощутил, что я нахожусь там же, где и был. Я ощутил, что несколько минут назад я был действительно не здесь, по крайней мере, мое сознание было не здесь. Еще один глубокий вдох, и я понял, что страшно мне не было.
– Нет, мне не страшно. – ответил я. На самом деле я был в восторге от увиденного. – Я не могу понять, еще раз, что именно произошло?
– Моя раса может устанавливать телепатическую связь с теми, кто дает на это свое согласие. Ты согласился с этим, когда согласился с услугой. Для согласия достаточно волеизъявления быть вместе какое-то время – так это понимается у нас. Когда ты попросил меня показать, что я имею в виду под расой, это и произошло. Через телепатическую связь наши сознания объединились, чтобы транслировать в твое сознание из моего картинки и историю нашей расы. Попробуй вспомнить, сейчас ты действительно знаешь ту часть истории о нашей расе, которая находится и у меня в голове.
Я зачем-то закрыл глаза. Я видел четко свою жизнь, свои воспоминания, но теперь было что-то еще. Я подумал о своем спутнике, и тут же замелькали чужие картинки. Я резко открыл глаза.
– Поразительно. Я действительно помню… Будто это было со мной, хотя этого со мной не было, но помню я это так, будто бы я везде там присутствовал, наблюдал со стороны. Подожди, сколько же тебе лет?
Спутник улыбнулся.
– Я не знаю, слишком давно мы все разбросаны по Вселенной, неизвестно, как и с какого момента исчисляется наше время…и не известно кончится ли оно когда-нибудь.
- Так… а вы что… вот ты лично, неужели можешь быть в любом месте во Вселенной? Как ты туда попадаешь?
– Да, фактически в любом, но точнее в тех, о которых я знаю. То есть я не могу оказаться в точке Вселенной, которую не могу представить у себя в голове. Например, вашу планету мы изучали в рамках образовательной программы нашей расы. Не помню уже почему, может быть ваша галактика недалеко от нашей. Мне запомнился ваш цвет: синий и зеленый. Не все планеты такие. Поэтому погуляв по Вселенной какое-то время, однажды вспомнилась именно ваша планета. А само перемещение происходит очень просто – концентрируешься на месте, в которое хочешь попасть, представляешь его себе во всех деталях и в итоге к этому месту подключаешься. По результату – перемещаешься. Не знаю, как еще объяснить, просто считай, что это как двигаться по навигатору, только навигатор у тебя в голове, а дорога – космическое пространство.
– В целом я представляю… – очень медленно сказал я. – И что же, тебе тут настолько понравилось, что никуда больше переместиться не хочется? Как давно ты здесь?
– Достаточно давно, чтобы заметить развитие вашего вида. По-моему ваш вид тогда впервые в космос полетел, как-то так совпало. А переместиться… хочется иногда, но я не могу.
– Это еще почему?
– На этой планете оказалось слишком сильное телепатическое поле. Вас слишком много. Это держит меня здесь.
– Мне нужно пройтись, подумать. – сказал я.
– Идем.
Мы пошли вперед, по-прежнему по направлению к заводу. Я спорил внутри себя, не был уверен, что увиденное мной и рассказ моего спутника – правда. Но в те моменты, когда я был готов окончательно разувериться в происходящих событиях, в моей голове всплывали новые и новые не мои воспоминания. Все было правдой. Мне было проще поверить в то, что это правда, чем в то, что за секунду меня одурманили, загипнотизировали и внушили какую-то сомнительную идею. Да и зачем? Зачем кому-то делать подобное? У меня не было ни денег, ни недвижимости, ничего такого, на чем можно разбогатеть, а в остальном гипнотизировать кого-то и незачем, кроме как для наживы. К тому же было весьма заманчиво обрести такого необычного знакомого. Я начал думать о собственной выгоде.
– Скажи, а ты всегда путешествуешь в одиночестве? – спросил я. – Ну, тебе нельзя взять кого-то с собой, если ты представишь себя и кого-то где-то в точке Вселенной, вы перенесетесь туда вдвоем?
– Я понимаю, к чему ты клонишь, но я не смогу исполнить это желание. Я здесь взаперти, ты же слышал.
Мне стало неловко. Конечно, я не мог не попробовать напроситься на космическое путешествие. Но сначала, видимо, нужно было решить проблему с возможностью путешествий как таковых.
Я спросил:
– А что значит «слишком сильное телепатическое поле» или как это называется?
– Слишком много чужих мыслей и эмоций, которые приходится считывать. Фактически я нахожусь в постоянном вторичном подключении ко всему окружающему.
– Что значит во вторичном?
– Ну, смотри, ты – согласившийся с услугой – первичное и основное подключение. А все остальные на вашей планете – вторичное подключение. Понимаешь, проблема в том, что на большинстве планет во Вселенной плотность населения значительно меньше. Не в обиду, но большая часть рас и жизни во Вселенной, как и я, находятся в постоянном перемещении и путешествии, потому что могут себе это позволить из-за уровня технологий. При меньшей плотности населения не попадаешь в такое сильное телепатическое поле. Если ни с кем не вступаешь в первичный контакт, вторичные подключения рвутся легко при их малом количестве.
– То есть мы – твоя проблема?
– Не совсем. Вы, конечно, проблема, но это ведь не специально. Однако как решить эту проблему я не знаю. Пугает то, что привыкаешь к нахождению здесь… В моем рассказе, если помнишь, было сказано, что наша раса прекрасно адаптируется к среде и уже забыла как выглядит, так вот, мы не просто забываем как мы выглядим и кем мы были, мы забываем и то, что прилетали на какую-то планету. Через какое-то время, если мы не избавляемся от подключений к населению планеты, нам начинает казаться, что мы были на этой планете всегда, что мы – часть ее естественной жизни.
– И чем же это так ужасно? У нас здесь все есть, очень красивые места, пища, вода, вполне нормальная экология, животные, люди совершенно разные, если не нравится кто-то конкретный – всегда можно найти другого.
– А ты представь: передо мной целая Вселенная, полная приключений и загадок, а я просто забуду, что могу побывать там лишь подумав о таком путешествии. Я буду просто изо дня в день ходить по вашей планете, есть вашу еду, общаться с вами, смотреть в небо и только лишь мечтать, что возможно, когда-нибудь мы, а точнее вы, построите такой межзвездный корабль, который увезет в космос. Но только помимо своих мечтаний я буду знать, что вряд ли доживу до этого дня, и что в лучшем случае мои дети улетят посмотреть на иные миры.
Слова моего спутника меня обидели. Я понимал, что у моего спутника совсем другое мышление, что увиденные им миры не могут замениться одним нашим, но все же моя планета была для меня единственной, и мне было сложно ощутить тягость подобной безысходности.
– Помимо этого, я просто окончательно забуду кто я. – продолжал спутник. – Мы встретились с тобой, и ты сказал, что хочешь, чтобы тебя видели таким, какой ты есть, видели твой образ. Пойми же, если я перестану быть собой хотя бы внутри себя, от меня не останется ничего и я стану навечно телепатическим зеркалом для кого-то из людей с вашей планеты и только.
После этих слов я почувствовал прилив некой эмпатии. Действительно, наша встреча, звонок, который я сделал, найдя объявления, то, что я рассказал спутнику – все это было для того, чтобы не утратить себя в серой рутине одинаковых внешне людей. А сейчас я обижался на то, что существо, находящееся со мной, отказывается стать еще одним таким же одинаковым как все мы человеком.
И тут мне пришла идея:
– Так получается, помощь нужна скорее тебе, а не мне. Что ж, тебя обрадует, что наши желания совпадают. Остаток дня я хочу провести в поисках способа помочь тебе покинуть эту планету. Признаюсь честно, надеюсь, что ты возьмешь меня с собой. Хотя бы в одно путешествие.
Простая земная, но одновременно с этим причудливо-инопланетная улыбка засияла на лице моего спутника.
– Давай только договоримся, чтобы я называл тебя как-то по имени. – сказал я. – Какое имя тебе нравится больше?
– Чувствую, что подойдет имя Бет.
Я чуть усмехнулся:
– Ну, хорошо, значит Бет. А почему Бет?
– Потому что из всех созвездий твое самое любимое – созвездие Ориона с яркой звездой Бетельгейзе. И еще это женское имя.
– Наша телепатическая связь меня начинает пугать. – сказал я с улыбкой. – Тогда, Бет, смотри, это – старый заброшенный завод.
Мы подошли к заводу вплотную, ввысь уходили выгоревшие на солнце кирпичные стены. Их неоднородный цвет напоминал разводы на болотной грязи – от коричных до черных оттенков с примесью песка и гниющей от влажности травы. На лице Бет отражался восторг. Я всегда с большим наслаждением посещал подобные места. В такие места не суются псевдо-любители искусства, которые могут наслаждаться только хорошо отреставрированными дворцами, не находя красоты в разрушении. Любое разрушение – часть жизни, и если ты не понимаешь этого, ты не понимаешь саму жизнь, а если не любишь это, то не любишь жизнь целиком как она есть.
Мы вошли внутрь завода. Большую часть оборудования давно растащили, но несколько особо крупных станков осталось. Они поржавели и напоминали надгробия на кладбище машин: огромные монолитные плиты из железа, шестеренки в которых – имя и фамилия усопшей техники.
– Раньше здесь разрабатывали разные металлические детали. – я решил рассказать Бет чуть большое о заводе. – На полу до сих пор валяется металлическая стружка, так что аккуратнее. Завод закрыли лет 15 назад, не так много времени, конечно, прошло, но состояние ты и так видишь. Много ценных металлов растащили сразу, постепенно и оборудование. То, что осталось – хлам, который никому не нужен. А я, как ни странно, прихожу сюда с этим хламом общаться…
Мое откровение немного смутило меня. Я действительно приходил сюда, чтобы иногда узнать, как дела у этих ржавых железяк.
– Ты дал им имена? – спросила Бет.
– Да… Вот тот огромный станок – я показал рукой в дальний правый угол – Марс. На нем раньше отливали разные медали, знаки, какие-то вещицы под заказ. В общем, он большой, красный от ржавчины, как Марс. А Марс еще ко всему прочему говорят бог войны, так что медали и знаки здесь в тему.
– Интересно, а вот этот? – Бет показала на длинный конвейер, от которого мало что осталось.
– Это Вера, ну или Вероника. На этом конвейере длинные прутья прокатывали, в конце станка раньше валики стояли, но их стащили. Как-то раз я представлял себе работу за ним, и подумал, что прутья как волосы, вспомнил легенду о волосах Вероники, которые тоже стащили, а Веронике сказали, что на самом деле ее волосы боги забрали в небо, в туманность. Кстати, только сейчас заметил, что назвал все в космической тематике. Может нас поэтому с тобой и свело? – я улыбнулся.
Подул прохладный ветер, воздух запах озоном, по макушкам деревьев ползли черные тучи – приближалась гроза. Природа слишком стремительно вносит коррективы в нашу монотонную жизнь. Мы с Бет не успели бы убежать из леса до начала дождя, поэтому пришлось прятаться на территории завода. В той части цеха, где стояли заброшенные станки, почти не было крыши. На территории было еще три здания, в двух из которых наглухо заколочены окна и двери, и нужно было бежать к третьему, самому дальнему. Третье здание находилось на противоположной стороне территории, за двумя пожарными прудами. Пока мы с Бет шли к зданию, полил дождь, и вовсю началась гроза. Мы побежали, земля стала скользкой практически мгновенно, дождь лил так сильно, что впереди лежащую дорогу было трудно разглядеть, капли попадали в глаза, сбивая с курса. Вдруг я услышал всплеск – Бет упала в один из пожарных прудов.
Видимо, ее нога соскользнула с мокрой земли и она не удержала равновесие, но я ее не видел, Бет будто бы исчезла в воде.
– Бет! – крикнул я, но за шумом дождя мне не было слышно самого себя.
Я подбежал к краю пруда и посмотрел в воду. Капли дождя на воде создавали безостановочную рябь, ничего не было видно. Бет все еще не вынырнула, хотя должна была. Я знал, что пруд не глубокий, но он был давно заброшен, никто не знал, что происходит на дне.
– Бет! – крикнул я еще раз и ударил рукой по воде – безрезультатно.
Я начал нервничать: кто знает, может инопланетная Бет совсем не умеет плавать. Я понимал, что нужно было нырнуть на дно пруда, несмотря на рябь на поверхности под водой спокойно. Была одна проблема – я тоже не умел плавать.
Я посмотрел по сторонам, нужно было быстро принимать решение. Неподалеку валялась длинная палка, я взял ее и опустил воду, практически мгновенно упершись в дно. Палка была длиной метра два с половиной или три, значит, пруд все же не глубокий. Оставив палку опертой на край пруда, чтобы благодаря ей выбраться обратно, я аккуратно слез в воду. Было жутко, меня пугало неизведанное подо мною пространство, я не знал, что я там встречу, но все же не мог не спасти Бет. Сделав глубокий вдох, я нырнул.
Под водой я открыл глаза. Передо мной ничего не было, кроме мутной немного зеленоватой воды. Я посмотрел вниз и ничего не увидел – дна все еще не было видно, пришлось опуститься глубже.
Я опустился еще примерно на две трети своего роста и уперся ногами в дно, под ногами разошлись круги от взболомученного песка и ила. Я посмотрел на них и вдруг заметил, что круги начали стягиваться куда-то назад. Внезапно ледяное сильное течение сбило меня с ног, оно пронеслось на уровне лодыжек с такой силой, что я не смог ему сопротивляться. Ноги будто связало невидимой водяной петлей и тащило назад, руками я пытался плыть вперед, пытался за что-то ухватиться, но все мои попытки были бесполезными, хвататься было не за что, меня куда-то затягивало. Я мельком взглянул наверх: бурлящая от капель дождя вода оказывалась все дальше и дальше, а это значило, что меня тащило все глубже. Еще через минуту вокруг меня стало так темно, что я уже не видел ни бурления, ни зелени, дыхания стало не хватать, я ощутил, что задыхаюсь. Я хотел схватить воздух, но его не было, в итоге я потерял сознание.
Я открыл глаза, Бет лежала передо мной. Ее одежда была мокрой, как и моя. Сознание немного прояснилось, я резко вскочил и посмотрел наверх: над нами была выемка, похожая на люк, видимо так мы сюда попали – через отверстие в пруду нас затянуло вниз. Я огляделся. Мы находились в мрачной земляной пещере. Как ни странно, воды вокруг не было, хотя водоворот, затянувший меся сюда, был мощным. Видимо, пока мы были без сознания, вода утекла, а отверстие в пруду – закрылось.
Я ринулся к Бет – она лежала на боку – и стал трясти ее за плечо. К счастью, она очнулась.
– Что случилось? – спросила она.
– Я не знаю. Ты помнишь, как ты упала?
– Да, я хотела выбраться, но меня тянуло на дно, а потом была темнота и… больше ничего. Где я?
– Я не знаю. Я нырнул за тобой, меня тоже затянуло, потом мы очнулись здесь.
Мы огляделись вокруг, пещера как тоннель уходила вправо и влево, концы обеих сторон освещал желтый тусклый свет. Я подошел ближе к стенам и дотронулся – земляные стены пещеры оказалась очень холодными и жесткими. На моей руке остался оранжевый отпечаток.
– Это похоже на ржавчину, ну-ка, пойдем. – сказал я.
Мы пошли налево, ближе к свету. По мере приближения я заметил, что стены очень гладкие и ровные, значит это не земля? Освещение позволило мне рассмотреть стены ближе – поверхность стен была покрыта ржавым металлом. Кто-то построил этот тоннель и видимо не хотел, чтобы стены обвалились, поэтому укрепил их металлоконструкцией. Мы пошли дальше, нужно было понять, где мы и найти выход.
– Какой-то пугающий тоннель, зачем он нужен под территорией завода? Может здесь проводились какие-то секретные эксперименты?
– Что-то не так. – сказала Бет.
– Конечно не так. Как мы вообще сюда попали, это же какой-то бред, упасть в пруд, оказаться под землей в металлических тоннелях. Кто-нибудь вообще о них знает? А если нас тут не найдут?
– Я не об этом. Я больше не чувствую нашу телепатическую связь.
Я остановился и посмотрел на Бет:
– Что ты имеешь в виду?
– Я больше не понимаю, что ты ощущаешь, твои желания, твои мысли. Ты не ощущаешь этого?
Я попытался вспомнить то, что мне показала Бет в лесу, и все вспомнил:
– Воспоминания все еще в моей голове, которые ты показывала, ничего не исчезло.
– Очень странно. Такое ощущение, будто что-то блокирует нашу телепатическую связь. Я действительно не вижу ничего, кроме своих мыслей.
Тем временем тоннель закончился, и мы попали в большой зал. Зал был круглой формы, в его стенах больше не было входов, да и в самом зале почти ничего не было, только пара столов с какими-то старыми бумагами. Мы подошли к столам.
– Такое странное чувство, – продолжала Бет. – будто бы я потеряла что-то очень важное, забыла о чем-то, но при этом сейчас мне очень легко, в голове какое-то свечение.
Я стал рассматривать бумаги. Я брал лист за листом, все листы были старые и желтые от времени, но их объединяло одно – на всех листах были рисунки.
– Бет, посмотри, здесь какие-то иллюстрации. Вот это, кажется, космос, а здесь планета, чем-то напоминает наш Юпитер, только она вся голубая. А вот какие-то поля, камни, растения, я таких не видел раньше, что-то тропическое может?
Бет подошла ко мне и взяла в руку рисунок с тропическими растениями.
– Это рамонные поля на Энтрее, нам рассказывали об этом месте в рамках нашей образовательной программы, кажется… Хотя нет, погоди, мне кажется, что я была на Энтрее лично.
– Энтрея? Что это?
– Это планета, находящаяся за триллион световых лет отсюда, в неизвестной сейчас для вашей планеты галактике. Ее главная туристическая достопримечательность – огромные поля, засеянные местным растением рамон. Оно выглядит как на этой картинке – большие голубые листья с заостренными краями, расположенные вокруг центральной чашечки. В период своего цветения растение ядовито, так как каждая чашечка растения наполняется ядовитым для большинства существ химическим составом, но для туристов, которые смотрят на растение с безопасного расстояния, это растение – чудо. На восьмой день цветения по календарю Энтреи яд в чашечках начинает излучать сияние, чем-то похожее на свечение кучи светлячков. Этот вид завораживает, многие приезжают на него посмотреть, ведь длится он всего лишь пять энтреианских дней. Потом яд растения вступает в свою наиболее активную фазу и растворяет само растение как в кислоте. В итоге то, что остается, служит удобрением для следующего поколения рамон. Но… почему я забыла об этом? Я вспоминаю это только сейчас.
– Бет, тебе нужно увидеть и это. – я протянул Бет лист бумаги. – Я не знаю этот язык, Бет, но я смог прочесть, что здесь написано.
Бет взяла лист:
– Я тоже понимаю, что здесь написано. Потому что это язык моей расы.
Она резко взглянула на меня:
– Видимо знание языка передалось к тебе по телепатической связи еще в лесу, но это означает, что здесь был кто-то из моей расы.
– Но Бет, если это так, значит, возможно, твоя раса и создала это место, но зачем?
– Я не знаю, пытаюсь вспомнить, но не могу… Что-то вертится в голове, что-то… Про кристаллические решетки.
– Металл! Бет, дело в металле. Так может быть?
Бет снова резко подняла голову, но в этот раз смотрела куда-то в стену:
– Может. Я вспомнила.
Ее лицо выглядело грустным и безразличным одновременно.
– Что ты вспомнила?
– Мы прилетели сюда, на Землю, группой. Мы остались здесь, потому что телепатическое поле вашей планеты было очень разнообразным и интересным, и начали подключаться к тем, кто согласен. Мы помогали развивать вам науку, понемногу телепатически передавая вашим ученым информацию о более высоких технологиях. Нам было это интересно, ведь в большинстве случаев мы телепатически ощущали в ответ сильную благодарность и радость. Истинные ученые, великие умы – им хотелось сделать вашу планету лучше, мы не могли им не помочь.
Я стоял, держа в руках несколько рисунков, и, замерев, слушал Бет.
– А со временем, как я и рассказывала, мы поняли, что телепатическое поле слишком сильное и ваши мысли замещают наши собственные. Мы поняли, что стали забывать иные планеты и галактики, но самое главное, мы поняли, что не можем переместиться, потому что нас удерживает общее телепатическое поле всего населения планеты.
Бет наконец посмотрела на меня:
– Я говорила, вас оказалось слишком много. Когда мы ощутили, что больше не можем путешествовать, мы испугались и решили что-то предпринять. В рамки нашей образовательной программы входила теория о том, что металл разрывает нашу телепатическую связь с существами, какой бы сильной она не была. Мы решили попробовать. Сначала мы создали металлические шлемы и короны, но этого оказалось недостаточно. Следующим шагом уже был этот бункер. По нашим расчетам толщина металла, способная разорвать телепатическую связь, должна быть не менее трех земных метров. Тогда мы и построили завод, на котором были с тобой сегодня.
Я был ошеломлен, от волнения я неосознанно мял листы в руках, но продолжал молча слушать.
– Мы вырыли тоннель и сделали в нем двойные стены, таким образом, между стенами остался запас пустого пространства, которое нужно было залить металлом. Думаю, как ты уже догадался, металл мы заливали через трубы, скрытые под пожарными прудами. Нужно было максимально все скрыть, чтобы никто не обнаружил нас. Когда металл был залит, мы заполнили пруды водой. Сейчас, видимо, какая-то из труб не герметична, раз нас сюда затянуло через нее, но тогда мы все закрыли надежно, оставив только основной вход. План заключался в том, что мы должны были собраться всей группой в тоннеле, разорвать все телепатические подключения и переместиться отсюда, продолжить путешествовать.
– Но что-то пошло не так… – я наконец перебил Бет.
– Да, что-то пошло не так. Нас обнаружили. Как оказалось, не все мысли человека мы можем понять, даже находясь фактически в его голове. Может кто-то испугался, либо просто предал нас ради выгоды – я не знаю до сих пор, но нас поймали, и всех разлучили. Бункер так и не нашли, никто точно не знал, что именно мы делаем, но было очевидно, что куда-то делось огромное количество металла. Ну а дальше, после того, как нас разлучили, с каждым из нас провели беседу, или будет правильнее сказать – допрос. Как ты помнишь, в момент опасности самым безопасным для нас будет подключиться к противнику, что каждый из нас и сделал… и видимо никто, кроме меня, так и не смог отключиться.
– А почему ты не вернулась сюда после того, как разорвала телепатическую связь с тем, кто тебя допрашивал?
– Эта телепатическая связь продлилась 15 лет. Я просто забыла обо всем, что сейчас тебе рассказываю.
Я молчал, пытался подобрать нужные слова, но ничего не приходило в голову. Какие слова могут поддержать инопланетянина, утратившего свою расу, свои воспоминания и почти утратившего себя? Я думал обо всем, что рассказала Бет, мной все еще двигало желание ей помочь. И вдруг я понял:
– Но Бет, как бы ужасно ни было все, что ты рассказала, сейчас мы здесь, и ты – свободна.
Бет будто бы и об этом забыла. Ее взгляд замер на мне, а после она расплылась в улыбке.
– Ты прав. Как же я сразу не подумала об этом. Поток воспоминаний был настолько сильным, что я упустила главное, я могу отсюда переместиться. Так, ну-ка, дай мне эти рисунки. – Бет показала на мою руку. Я протянул все рисунки ей.
– А что это за рисунки? Ты так и не рассказала. – спросил я.
– Ооо, это – наши подсказки! Когда мы достроили бункер, мы первым делом нарисовали все те миры, о которых смогли вспомнить. Наша память возвращалась к нам постепенно и вернулась бы полностью, если бы мы смогли переместиться отсюда. И вот, на всякий случай, чтобы ничего снова не забыть, мы зарисовали все. Эти рисунки позволят мне представить место, куда я хочу переместиться.
Бет схватила и оставшиеся рисунки со стола, села на пол и начала их раскладывать.
– Так, теперь все, что мне остается – выбрать место, куда отправиться. А хотя… выбери ты!
– Вот это. – я не раздумывая ткнул пальцем в один из рисунков.
Бет взглянула на рисунок:
– Потрясающе! Это фонтаны Авиока, что-то вроде вашей долины гейзеров. Только представь, что каждый выброс подсвечивается разноцветными огнями. Планета Авиок находится недалеко, в соседней от вас галактике, она не заселена, открыта лишь для туристов, состоит в основном из твердых пород и пробивающейся фонтанами жидкости, на которую все и прилетают посмотреть. Атмосфера на Авиоке очень слоистая и поэтому, когда жидкость выбрасывается, элементы из каждого слоя атмосферы окрашивают ее в свой цвет.
– Так ты отправишься туда?
– Конечно, ты же сам выбрал это место. Рисунки нужно взять с собой, память еще не скоро восстановится, а долго на Авиоке делать нечего.
Бет собрала рисунки в стопку, сложила и убрала в карман плаща.
– Вставай. – сказала Бет и сама встала. – Нам пора. Ты думал, я забыла? К тому же наши сутки еще не закончились.
Я продолжал сидеть, меня охватила паника. Настоящее путешествие в космосе? Это невозможно, не здесь, не со мной.
– Как? Куда? Мы не можем просто взять и переместиться. – нервно проговорил я.
– Еще как можем, ты хотел именно этого, я помню, считай телепатические воспоминания. – Бет широко улыбалась.
– Но как мы можем путешествовать без всего? Как же скафандр или корабль? Я же могу умереть в чужеродной атмосфере.
– Ты не умрешь. Мы подключимся друг к другу снова, после того, как выберемся их железного бункера, и ты обретешь мою способность подстраиваться под окружающую среду.
Я колебался. Даже если принять тот факт, что мое путешествие в космосе возможно и что я не умру, как я мог вот так взять и покинуть свою планету? Ведь люди должны что-то сделать, прежде чем покинуть планету: завершить дела, кому-то сказать о том, что собираются покинуть планету, взять с собой какие-то вещи.
Бет протянула мне руку:
– Поверь мне, тебе не нужно ничего. Идем.
Я осмотрелся вокруг, потом посмотрел на Бет, она все еще улыбалась. Мне вспомнился испытанный мной в лесу восторг после того, что показала Бет. Я встал и сделал глубокий вдох, улыбнулся Бет в ответ и взял ее за руку. Бет закрыла глаза. В следующий миг мы перенеслись на Авиок.