Про живых художников Монмартра

 
                1
           ПРО ХУДОЖНИКОВ НА МОНМАРТРЕ ПОСЛЕ ВТОРОЙ ВОЙНЫ И ИХ ПРИТЕСНЕНИЯХ
фото 1

    Площадь Тертр. Place de Tertre. Одно из самых легендарных и посещаемых мест в мире, на которую люди мечтают приехать из самых дальних уголков планеты, которое известно больше, чем Диснейленд и музей Дорсе, ипподром Лонгшан и все актёры французского кино, вместе взятые. С его славой может сравниться только Лувр и Эйфелева башня, а по оживлённости и естественности ничто вообще! Ну может быть только бордо и шампанское.
  Она знаменита своими художниками и нетронутой веками атмосферой в первую очередь. Деревенской идиллией, огромным белоснежным собором, висящим над ней и всем Парижем, тусовкой на лестницах перед ним, уймой музыкантов в туристических уголках  и уютными ресторанчиками и кабаре,  которые сохраняют дух богемы уже около ста лет. Обычный турист проходит,  задерживаясь на пару минут и не особо задумываясь, что же и кого же он увидел. А вот если остановиться и осмотреться, то увидишь целый мир. Моя остановка тут затянулась на 25 лет...

  Что представляет собой эта малюсенькая площадь Тертр, имеющая такую притягательность для туристов со всего мира? Тут можно поглазеть на рисующего художника на улице, сравнить живые таланты, прицениться к картинам и заказать портрет, который делается за полчаса, а силуэт или карикатура за пару минут, не сходя с места. Многие её видели вживую, большинство видело хоть раз на фотографии или слышало это магическое имя.  В представлении и самих французов, и туристов, который век подымающихся на эту вершину, она знаменита именно художниками. И даже весь холм Монмартр на самом деле имеет в умах людей идентификацию с этой площадью и просто узкими улочками вокруг неё. Да, на них много чего есть замечательного, но без самой площади художников все остальные мелкие достопримечательности потеряли бы своё обаяние и привлекательность. Они слились бы по ощущениям с остальными старинными и тихими кварталами Франции.
   Это небольшой, примерно 60 на 60 метров, квадрат городского пространства, выложенный после Второй Мировой брусчаткой с равномерно высаженными высокими акациями. Акация — дерево интересное. Оно распускает листья позже других деревьев, и тогда художники на площади нежатся ещё под нежарким весенним солнцем, а опадает позже других, сохраняя надолго ощущение неушедшего до конца лета. Вокруг площади старинные живописные жилые домики, на первых этажах которых ресторанчики. Близкие стены защищают нас от ветров и жгучего летнего солнцепёка. А также не дают слишком распыляться публике, которая здесь очень кстати для нас концентрируется и задерживается. Эта площадь- самое высокое место холма Монмартр (и всего Парижа), который довольно обширен до своих подножий, но традиционно почти во всех языках Монмартр ассоциируется с богемными художниками, которые в течение последних 100-150 лет назад рисовали тут полупейзанскую идиллию  или делали наброски в кабаре с певиц, танцовщиц и известных персонажей, а потом мало-помалу сгруппировались на этой площади. Чтобы туристы их лишний раз не бегали и не искали, стоят тут ежендневно. Но остались и те, что сидят по мастериским.

  Монмартр — самое высокое естественное место Парижа, и с него открываются чудесные виды на весь город и даже на окраины.
фото 2



   Сразу по краю площади вы попадаете на проходную улицу Норвэн, соединяющую несколько миров. Она начинается перед церковью Сан Пьер, проходит по верху площади Тертр и идёт вниз к булочной(теперь уже бывшей),и через взгорок со стенами домиков и оградой мрачноватого Замка Туманов (Щато де Бруйар)приводит к знаменитой мельнице «Мулен де ла Галетт», в которой Ренуар писал свой бал (тогда уже мельницу переоборудовали в зал танцулек и кабаре). Сейчас там со стороны фасада хороший ресторан, а с другой стороны- театрик.  Сан-Пьер, церквушка в начале улицы- ровесница города Москвы. По площади Жана Маре перед ней  бродят художники в поисках зазевавшихся туристов, чтобы сделать с них набросок, по сторонам поют и играют музыканты, а в ней самой теплится дух Святого Дионисия, до сих пор не поборовшего языческого бога Меркурия, которому в античные времена стоял именно тут алтарь. Основательно переделанная , конечно, но практически одна из самых древних церквей в Париже. Какие-то службы в ней идут, но иногда там устраиваются концерты, на которых частенько поют русские и цыганские песни наши эмигранты (например рыжеволосая Наташа с акомпанементом гитар и балалаек), а в зале при церквушке идут выставки. И тоже на афишах мелькают наши люди,- Анимаев, Тутунов, грузинские деятели культуры...Основные же мероприятия всё равно связаны с заботой о пастве, как во Франции и Европе, так и о гонимых христианах Ближнего Востока.
фото 3
фото 4


  Церквушка живенькая, хоть и крошечная по сравнению с белым вычурным,но несколько бездушным колоссальным собором Священного Сердца (Сакре-Кёр), построенным и в память освобождения и от немцев в 1871г, и от своих коммунаров. В саду у Сан Пьера устраиваются «кермессы»,- маленькие праздничные ярмарочки, а на погосте лежат две выдающиеся русские женщины,- княжна Варвара Голицына под своим гордым родовым гербом и жена генерала Свечина (русская Мадам де Севинье), уехавшая в Париж с мужем(бывшим Петербургским генерал-губернатором)  при воцарении Александра Благословенного. Погост «Кальвэр» (Страдания) открывается для посещений только раз в году. Внутри его стен вечный покой у заросших могил, а вокруг них царит праздник круглый год.
фото 5
фото 6
фото 7

  Уютные переулки заполнены ресторанчиками, магазинчиками сувениров и художественных материалов, а малюсенькие площадочки не пустуют,- на них выступают музыканты, клоуны, фокусники и сидят китайцы со своими «напишу ваше имя» по-китайски или делают массаж плеч.
фото 8
фото 9
фото 10
 
  Лет 800 назад все эти места занимало хозяйство монастыря, выстроенного Людовиком VI Толстым и выращивавшим в ту эпоху виноград и фрукты с овощами к монастырскому столу,  разводившим коров и коз(есть ещё люди на горе, помнящие, как их бабушки носили им парное молоко от коров с Монмартрских лугов).
  Сады и огороды занимали все склоны, для дворов места было мало, и имевшиеся тогда здания теснились в струнку, образовывая одну улочку, вторую, третью. Дома прижимались друг к другу, чтобы экономить на тепле, которое могло бы уходить больше через открытые ветрам стены. Самая первая улочка сохранилась и по сей день  несёт имя сподвижника Св.Дионисия, Рустика. Перед входом в неё даже повесили табличку с обозначением даты её основания. Эта улочка соперничает по древности с признанными старейшинами в центре Парижа. Собственно, Монмартр был присоединён официально к Парижу только в 1860 году, и его история уже в этом году представляет для нас седую старину.
  Мы будем больше всего говорить о времени после 2-й Мировой, которое, как ни странно, наименее известно и не удосуживаемо вниманием историков и исследователей. Они больше вспоминают Тулуз-Лотрековское и Ренуаровское времена, когда те имели мастерские в доме с садом, где теперь музейчик Монмартра. Или чуть более поздние времена «классической богемы»- Сюзанны Валадон и её забубённого пьяницы сына Утрилло,а также Пикассо, Модильяни, Бранкузи и прочих знаменитостей, которые однако проживали все вместе ниже по склону в Корабле-Прачечной(Бато Лавуар). До сих пор среди художников ходит байка, что Дали из своей тут мастерской неоднократно прогуливался среди уличных художников на горе, ведя на поводке чёрную пантеру. Если это было так, то я думаю это было защитой от  свободных художников, которые могли насмерть засмеять мэтра, угождавшим вкусам извращённой буржуазии.
  Художникам милее их собрат мазистый эксперессионист Жен Поль, который творил в мастерской на ближайшей улочке Монт Сени и та же Сюзанна Валадон, мастерскую которой показывают в музее Монмартра на улице Корто. Именно в этом помещении, унаследованном от Ренуара, она и жила. Легндарная мастерская легендарных мэтров живописи.
  И в 19-м, и в самом начале 20-го века не было на площади Тертр ничего такого примечательного, что могло послужить прямой причиной  для того, чтобы тут накрепко обосновалась художественная богема, о которой так чувственно пел Азнавур, не раз тут бывавший. Однако, будто предчувствуя будущее козырное место, понемногу почти все первые этажи зданий вокруг площади заняли ресторанчики, заменив собой жилые комнаты, овощные и бакалейные лавки. Сейчас они раскинули свои шупальца дальше, в виде террасс, потеснив бедных художничков на тёплое время года к обочинам. Были кабаре(ниже площади) и кабачки, в которых сиживали певцы Паташу, Брассенс, а до этого Тургенев и позже Аристид Бриан и прочие монмартрские знаменитости, но художники, облюбовав площадь Тертр из-за её уюта и защищённости от ветра, уцепились за неё и всеми правдами и неправдами закрепились на ней навечно. А рестораны, которых в начале и не было,(были лавки сыра и мяса, забегаловки и бары с одной кривой стойкой, в которых кофе стоило 10-20 сантимов, а стакан вина 50 сантимов в 1960-е гг, а до этого мамаши домохозяйки просто в каждом доме наливали редкому прохожему рюмку кислого монмартрского вина за медный грош), так вот эти питейные и обжорные заведения, процветавшие и процветающие за счёт артистов в широком смысле этого слова, стали вместо помощи и бесплатной кормёжки, пренебрегать своими прктически благодетелями и оттеснили их своими мозолистыми локтями. В результате бистро и обжираловки оттяпали себе почти всю площадь, оставив художникам несколько десятков или пару сотен квадратных метров в летнее время. Причём вне пилощади работа артистов считается ещё менее возможной. Гарсоны этих кафе на нас смотрят свысока, частенько высмеивают и оскорбляют, как вечный Леон, жирная оверньская свинья в "Клероне". Они наших клиентов практически присвоили, без «консомасьона» стараются не пускать нас даже в туалет(вблизи общественных отдельных туалетов нет как будто специально, чтобы заставлять людей идти в рестораны и что-нибудь там покупать), и вечно строят планы, как бы ещё забрать метры свободной от их стульев площади под терассы. Почему же так произошло, почему художники это позволили с собой сделать, надругаться, можно сказать, и не ушли в другое место? Почему они сопят, но терпят?
фото 11

  Серб Рада, силуэтист, рассказал мне свою версию истории насильного закрепления художников на площади. Надо учитывать, что он плохо говорит по-французски до сих пор и, в силу необразованности и вообще типичной сербской туповатости, плохо понимает смысл происходящего и в мире, и у себя под носом. Появился он на Place de Tertre в 1973г. Он стал, как он выражается, 103-м по счёту югославским художником на горе. Видимо, кто-то из них обосновался тут ещё до войны, а когда Тито открыл свои границы, сюда хлынуло немало безедельников, почувствовав лёкий заработок. Тогда они «всё держали в своих руках» и кого хотели, пускали работать, кого не хотели- прогоняли, даже коренных французов. Мафия так сказать. Арабов, за исключением двоих-троих, и вообще  мусульман, они тогда гнали взашей. Правда, что и до сих пор они выполняют роль заслона от множества желающих поживиться на тощей художественной ниве, и поэтому их более-менее терпит полиция. Юги в отношении напористости, наглости и бездарности в Европе вне конкуренции.
  В ту эпоху на всём квадрате площади было 4 фонаря посередине каждой стороны у обочины и 5 лавок двусторонних,- 4 под фонарями и одна в центре. На них раньше художники и сидели, как мне и описывал испанец Ромо, работавший как портретист  тут с 1954г. Старее его был(а) Марсель с изменённым полом, которую я хорошо помню- работавший(ая) карикатуристом и вечно ворчавший(ая) с 1953г. Они кажется,  практически первые потретисты и карикатуристы, которые стали тут же, на месте  рисовать редких зевак. При этом тогда  свободное творчество поддерживалось даже хозяевами кафе, и разрешалось в непогоду завести клиента в кафе (в основном Chez Eugene и Cremailliere) и там рисовать. Хозяин первого ресторана часто угощал художников напитками и изредка даже подкармливал. Это продолжалось до начала 80-х, когда рисующих лица было только пара десятков. Но в основном художники писали прямо на улице свои незатейливые картинки и продавали с мольбертов. Но и это в то время было формально запрещено(Libert; понимаешь!). А в 50-60-е годы гонения были серьёзные. Полиция как будто на уличных художниках вымещала злость за недавнюю оккупацию страны немцами. Художники всегда становятся первой жертвой всякого режима держиморд...  Эти несчастные, человек 7, кучковались в самом углу площади и высматривали, с какой стороны на них нагрянет полиция, которая отнимала мольберты и картины и тащила в околоток часа на три-четыре.

  Толп туристов, как сейчас, раньше, по его версии, не было. Говорят, начало паломничества положил фильм «Если бы Париж нам был рассказан», в котором в последний год своей жизни играл(или о себе рассказывал) самого себя Морис Утрилло. Он был в своё время одним из наиболее таскаемых монмартрцев в околоток из-за своего свободолюбия, ну и пьяных дебошей. И самым ранним из нас,- лет с 17, то есть этак с самого начала 20-го века. Об этом написано масса баек. Например та, что когда его закрывали в том участке, что около метро Абесс, тамошний начальник, большой любитель дешёвого, даже дармового искусства, заставлял Утрилло написать ему пейзажик и только после этого отпускал.
  Эти съёмки фильма об Утрилло с Сашей Гитри перед «Маскоттом» помнит Клод Дюколле, о котором я ещё расскажу ниже. Собственно все эти нетрезвые мазилы так бы и канули в вечностиь, если бы не экономический подьём после Второй Мировой, когда лишние деньги стали вкладываться во что попало, в том числе и в Утрилло. У всех уже стояли примером невиданный скачок цен лет 40 назад от тех событий на постимпрессионистов, когда сначала из картин Сезанна мастерили курятник в Авиньоне, а потом продавали за те же суммы, что Коро и Делакруа. Во времена юности Утрилло стали раскручиваться авангардисты,- Кисслинг, Ван Донген и конечно Пикассо. Потом "Парижская школа" во главе с Шагалом. Поэтому повальная охота за новыми неизвесными пока никому мазилами шла постоянно до начала 80-х, когда охотники немного остыли и поняли, что игра тут идёт без их участия...
фото 11
фото 12

   В 50-е и 60-е художники, многие из которых были очень немолоды, из тех, кто уже наверное отчаялся пробиться в галереях и  пытались хоть что-то заработать на туристах, стали кучками появляться на площади и рядом с ней, чтобы продавать свои произведения туристам непосредственно. Они жили почти все тут же, в самом дешёвом районе Парижа.  Турецкий курд Франк, пришедший на площадь в 1973-м 20-летним парнем, помнил роящийся улей бородатых стариков, которые на его глазах буквально лет за 5 все поисчезали навсегда... А в активной стае  в 70-е и начале 80-х художники уже были  в большинстве молодыми, энергичными, шустрыми. В наши дни, в 2010-е. когда я это пишу, они опять постарели, и им минимум по 60 лет. А тогда тут был просто карнавал! Проклюнувшиеся в сексуальную революцию раскомплексованные девицы часто ходили покрутить любовь с богемой в весёлой обстановке постоянного поэтического и художественного тумана. Вилльям, сириец,  рассказывал, что иногда он за один день  заводил к себе в ателье на rue Chevalier de la Barre одну за другой пару- тройку девиц. Причём всегда инициатива исходила от слабого пола. А следующая поклонница поджидала уже его в другом конце Пляс де Тертр. Художники бегали от некоторых, наиболее настойчивых. И таких историй с дюжину вам понарасскажет каждый седовласый и растолстевший(или скорее высохший) почтенный старец. Половина художников приходила не столько работать,- деньги тогда начали плыть в руки сами, без особого напряжения, а чтобы подцепить какую-нибудь приехавшую на недельку покрутить любовь провинциалку или небедную иностранку. Париж был столицей любви. И не очень доведённых до совершенства, мягко говоря, искусств...
  Алан, француз, один из первых хиппи в Париже, про конец 60-х рассказывал, что при цене кофе в ресторане 20-50 сантимов, он зарабатывал в день по 500 франков. Тогда было не принято ходить, как на работу, рисовать каждый день. Казалось, что такая беспечная и привольная жизнь будет всегда. Некоторые , кто умел подкопить, покупали себе Ролексы и спортивные  Порше, самые расчётливые — квартиры или мастерские. Но последних было немного. Транжирили направо и налево, не думая о завтрашнем дне. Ну и молодость... К тому же до 1980 г во Франции художники не платили налогов со своих трудов, что не обременяло их ещё больше.
  Поэтому тогда, проработав удачно 2-3 дня, художник уматывал куда-нибудь в St Tropez, новомодное тогда местечко, типа современной Ибицы или Марбелли,  где ему этих денег хватало на пару недель разгульной  жизни.
  Алан начинал, как живописец,- «пэнтр», и писал только три бесконечно повторяющихся мотива с площадью. При этом часто у него выхватывали ещё только начатые картинки и туристы даже переплачивали, лишь бы побыстрее заполучить его мазню. Он просто устал от этой гонки и однообразия. И перешёл на портреты, рисовать которые его учила  сама не очень умелая в этом деле полька Марья, тёща Марселя, прямо тут же, как говорится, на коленке. Потерял в деньгах, но стало поспокойнее. И одно время полиция их оставила в покое.
  Но уезжали на месяца на своих иногда спортивных машинах тоже и от проблем. Люк рассказал вчера, что флики их тогда  опять  стали хватать по нескольку раз в день и таскать в в участок внизу, удерживая там часами, заводили анкету и нудно расспрашивали: «Где живёте?» Проверяли адрес, вызванивая в местный комиссариат. «Имя отца, имя матери?» «Кем работаете?» «Да вы же прекрасно знаете, сами же притащили с рабочего места!» «Так, значит artistе-peintre»... И ещё с пару десятков вопросов, на которые знали ответы, но лишь для того, чтобы отбить охоту рисовать на площади, повторяли их снова и снова, как будто других проблем у полиции не было. он до сиз пор очень удивляется, почему же так гоняли, не разрешали продавать свои картины, выслеживали и томили в комиссариате. Художникам приходилось вести своих, не всегда согласных на это, клиентов в мастерские. Менты (флики) следовали по пятам. Как это напоминает жизнь "неофициальных" художников в Советском Союзе в те же 70-е и 80-е годы! Насколько полиция везде одинакова, оказывается! А борьба за свободу трудна и неблагодарна. Завоевания свободы захватывают очередные прохвосты и устраивают понемногу всё по-старому.
  Но художники упорно отвоёвывали своё право рисовать и продавать, где хотят, тем более, что место было очень удалено от бойкого Парижа и вообще обычной жизни города с его офисами, присутственными местами, шумного транспорта, торговли носками, обуви, фруктами и письменными принадлежностями. Тут редко днём появлялись снобы из дорогих кварталов, чиновники в костюмах с портфелями и деловыми залысинами, зато полудеревенские обыватели жили в соседских улочках очень по-простому, консервативно и живописно, без всяких новостроек и супермаркетов. Пока цены в этой городской деревне не поползли вверх, буржуа тут не селились, а сейчас они, как и везде, подсушили свежий деревенский дух, с несрываемым высокомерием оглядывая всю эту шумную сутолоку и нас, её виновников. Зато сюда стали всё больше и больше тянуться туристы, которые искали художественной романтики, которой они насмотрелись в фильмах, и самих носителей этой романтики.

  Собственно площадь и Монмартр в целом как-то давно, с начала 20 века, стали одним из  центров бурной и открытой артистической жизни, где публика участвовала в экстравагантных спектаклях-экспромтах с юмористами, музыкантами и танцовщицами. а также могла видеть, как творятся художественные произведения,- как смешиваются краски, наносятся на холст, подправляются изображения, врисовываются персонажи или объекты, делаются быстрые наброски во время спектаклей или основательные уличные пейзажи. Ведь обычно художники творят неприлюдно, очень уединённо, и почти никто никогда их за работой не видит. Даже когда художники выходят на пленэр пописать живую природу или городской пейзаж, люди до сих пор этому удивляются и даже остерегаются. Один из самых мастеровитых французских художников Сергей Тутунов рассказывает, что много раз, когда он выезжал на пленэр  и расставлял мольберт рядом со своим грузовичком, хозяева близлежащих деревенских домов вызывали жандармов, выгоняли его или даже спускали собак. И это всё в окрестностях Барбизона и Милли Ля Форе, излюбленного места пейзажистов с 19 века! Аборигены уже забыли славные времена Коро и барбизонцев... На самом деле на воздухе в последние десятилетия художников практически не встретишь, а подавляющее большинство галерейных пейзажей сдуто с фотографий и представляют собой гордое отчаяние дилетантизма.
  Но собственно галерей как раз на самой площади и не было никогда по причине live-ателье на ней самой. Тут же писалось, тут же и продавалось. Был, кажется единственный эксперимент в течении двух-трёх лет с «Клероном» (название ресторана переводится, как «охотничий рожок»), когда в ресторане (ещё при Борде, в 70-е) одновременно существовала и галерея, и ресторан. Видимо, примерно с тех времён или позже, чтобы сгладить отсутствие привычных картинок на стенах, испанцу Маноло была заказана фреска с видом Парижа(или любого другого города по выбору вашей фантазии, так мазисто и небрежно она написана). Сухопарый Маноло практически на самой площади не рисовал, но всё время имеет где-то поблизости мастерскую, и гуляет тут почти каждый день, как и многие художники из своих галерей. Все его друзья и знакомые — это либо богема с площади, либо из располагающихся ниже по склонам  кафе, куда турист не попадает, и где цены и порядки поэтому ещё божеские. В этом году «Клерон» возобновил старую практику, вывесив в террасе пару картин,- одну, изображающую каких-то толстых (под стать самой художнице,- польке Мише) лесбиянок, а вторую с пейзажем какого-то  приморского городка грека Жоржа. Потом поменяли на другие. Ресторан с одной стороны привлекает картинами посетителей(обычно официанты-зазывалы атакуют проходящих, всучивая им меню), а с другой- отгораживаются заборчиками и вот этими картинами от конкурентов.
фото 14
               
  Так вот, Радин рассказ. Поняв, что вся наша артистическая тусовка накрепко закрепилась на этой площади, рестораны задумали окончательно приватизировать часть площади, чтобы увеличить оборот. Начали не все, а три ресторана, принадлежавшие одному педику по фамилии Борд (я его застал,- он при своём богатстве и положении облизывал ложку от мороженного, которой накладывал всем клиентам в своём дорогом ресторане), одиноко жившему в огромном собственном доме с рестораном Patachou (это вторичное название. Первоначальный, настоящий с тем же прославленным именем, принадлежавший самой этой певице, был совсем в другом месте, где-то в доме 7 по рю Монт Сени, но тот закрылся уже к 1975 году. Борд просто украл это название). Борду принадлежал Clairon de chasseures, и,  как его называли художники на своём жаргоне, Сafane (вместо «кафе»). В расцвете своего ресторанного могущества Борд имел два Роллс-Ройса,- один старый, и один новый. А когда за три дня до смерти в больнице у него за долги продали «Паташу» и описали всё имущество, он даже не знал, куда он выйдет из больницы. Предпочёл испустить дух в больничных стенах. В какой-то момент он продал Кафан, но перед тем, как продать, устроил одну акцию, которая увенчалась приватизацией большой площади под  постоянно огражденные террасы ресторанов в летнее время без права проникновения туда художников со своими мольбертами. Намерение захватить себе площадь под террасы у ресторанов было давно, но они не решались изменить традицию, когда столики ставились в свободное от художников места, которые и считались главными пользователями площади с довоенных времён.
  Вообще, многих французов сейчас возмущает этот cantine, столовка, обжираловка на тысячи мест на небольшой площади, но раз художники сами молчат, то и публика открыто не выступает. А замолчали вовремя, как сказал Рада, три самых горластых  художника, которым тот ресторатор-педрилло Борд подарил по новенькой машине -одному Фиат Пунто, другому — Опель Корса, третьему- Фольксваген Поло. То есть сработал элементарный подкуп.
  Почему так коварно надо было действовать? Вообще террасы ресторанов не имеют право находиться на другой стороне улицы по какому-то ветхому закону, который существует во Франции, но о котором делают вид, что забыли, а тогда ещё кое-кто вспоминал. Но столики и стулья ставили на площадь уже может быть в середине 50-х, но мало. Не было столько посетителей, и художников одновременно могло быть разве два-три десятка от силы с мольбертами и на лавках. И то по выходным. Так что смысла высаживать клиентов далеко от ресторана не было. И художникам места хватало. К тому же дождь мог пойти в любую минуту, и клиент встать и, не расплатившись с зазевавшимся гарсоном, смыться. Надо было так огородить столики, чтобы клиент не мог уйти, минуя официантов. К середине 70-х сулья и столы на площади стали системой, и даже захваченные места огораживали от художников и их клиентов длинными кадками с высокой растительностью. По ночам художники переворачивали и разбивали керамические горшки, благо все жили практически или на площади или в 2-х минутах ходьбы от неё. Жильё было доступным и по цене, и по возможности выбора. Да они и не были очень требовательны. Художникам сдавали легко, потому что знали их лёгкие заработки.
  Надо сказать, что сейчас на верхушке горы кроме булочной (и та перепрофилировалась совсем недавно) и аптеки никакой другой общегородской коммерции не осталось. А в 60-е сразу за Consulat'ом висели окорока, на месте Синдиката инициатив продавали туристам и местным жителям сыры и вино. И т.д. Сувенирные лавки и закусочные теперь всё это вытеснили. А в прошлом году даже мерзейший Старбак пролез сюда со своими литровыми вёдрами пойла, называющимися почему-то кофе.
               
  Так вот, со временем на горе образовалась орава художников, которая получила официальное разрешение тут на работу. А в 70-е, когда количество югославских "художников" вместе с вьетнамцами, итальянцами и японцами стало угрожающе расти, площадь под мольберты с табуретками с утра занимали кто где захочет или успеет.  Портретисты были всегда в глубине площади, а «снаружи», ближе к проходной улице Норван, те, кто продаёт картины. Рада продавал свои акварели до тех пор, пока не решил одновременно заняться силуэтами, а на продажу акварелей поставил шустрого тунисского паренька Медани, который рисовать никогда не умел и не научился до сих пор, хотя нынче именно он- главный представитель художественных ассоциаций в мэрии 18 округа и самое официальное лицо на площади. Он в те времена женился на чехословачке и у них было двое детей. Потом развёлся и теперь женат на немке, имеет квартиру прямо на площади на 3-м(по-русски) этаже над Sabot Rouge с окнами прямо на своё место на площади(об этой квартире отдельный будет сказ). Вот этому Медани Борд и купил первому машину, потому что тунисец завёл дружбу с Аланом Жюппе, только выбранным тогда правым мэром 18-го округа Парижа, к которому относится Монмартр. А через него и со многими другими политиками. Через Жюппе, который остаётся и до сих пор одним из самых влиятельных фигур Франции и которому прочат кандидатство в президенты, и протащили все эти злополучные
нововведения с нумерованными местами по квадратному метру на художника и огороженными от них террасами ресторанов. Потом Жюппе сделался мэром Бордо и премьер-министром, а сейчас является одним из самых левых правых, или самым правым из левых. В общем очень большим человеком. Кажется, что в принципе даже очень себе государственный и умный господин, но многие считают установленный им порядок для богемы хуже прежнего беспорядка. Хотя на время напряжение ослабло, но вольный дух пропал...

  Второй в той истории с подкупом был Аристид, грек, человек, до 50-ти лет работавший зазывалой в стриптиз-баре на Пигале, а потом выгнанный оттуда и устроившийся на площади продавать какие-то картинки, которые никто не покупал. Он из-за этого всё время громко ворчал, как теперь по его примеру македонец Александр. Но в отличие от Аристида, Александр продаёт неплохо и вообще симпатичный малый. К тому же по вечерам и ночам Аристид  играл в карты в заведениях на Пигаль, потом спал полдня и приходил на площадь, когда все лучшие места были уже заняты, и это его бесило. Он вместе с ещё одним греком, Жоржем (у которого до сих пор карта с номером 1)
фото 15

 и который до сих пор возглавляет одну из площадных ассоциаций(и не раз битый по любому поводу художниками на моих глазах), лоббировал установление номерных мест для художников, которые бы они занимали независимо от времени появления в течении дня на рабочем месте.
  Третий был итальянец Джино, которому тоже купили машину, Пунто. Чем он так был важен, я не знаю, но факт, что скряга Борд просто так и чашечку кофе никому бы ни налил. Они втроём активно поддержали идею оград террас ресторанов и номерные места на оставшейся куцей территории. Штука вышла так, что пронумерованнные места установили, и тем самым выбросили половину свободных художников за борт и стали их опять преследовать и гнать с площади. Сначала номера (по квадратному метру на место, что уже является издевательством для здравого смысла, потому что пару стульев и мольберт нельзя уместить на этом пространстве) мест(emplacements) нарисовали грубо краской прямо на камнях сквера, а уж в 1983-м вбили латунные «пробочки» с номерами и ограничительные такие же латунные шайбы. Как раз в этом году омечают 30-летие номеров,- грустный юбилей отнятия площади художников у самих художников(им теперь тут и трети террритории не принадлежит в сезон)...Главное ведь получить номер, а какой ты художник, дело десятое. Но этот заветный номерок является пропуском в местный раёк, как себе представляют люди, не имеющие вообще никаких талантов и заработков. Впрочем так и есть. Здесь зачастую лучше продаются совершенно дилетантская мазня, чем профессионально нарисованные вещи. Но делать нечего,-  и профессионалу от искусства в современном мире часто некуда податься, кроме как выйти на улицу...Востребованность искусства сейчас больше в туристических покупках, как неких традиционных сувениров, а вовсе не в прежних салонах, конкурсах и галерейных выставках, потрясавших общество "старого режима", как принято говорить во Франции, имея ввиду времена Наполеона Третьего и Третью Республику.
фото 16
 
  Другой рассказ о введении номерков на места потомка эмигрировавших русских князей Рышковых-Тарусских, Ани Рышковой. Но сначала о ней самой и её роде.
фото 17

  Собственно феодальных владений их род лишил ещё Иван 3, дед Грозного, в середине 15-го века, для того, чтобы их родовые богатые городки Рышков и Тарусу передать своим сыновьям. Потом кажется Грозный за какие-то мнимые провинности запретил их княжеское достоинство и вроде бы хотел всех Рышковых-Тарусских даже истребить. Наверное не успел и с тех пор потомки князей называли старших сыновей  в течение столетий поочерёдно то Александрами, то Николаями. Возможно в честь каких-нибудь их спасителей от царского гнева. Так что получилась бесконечная череда Александров Николаевичей и Николаев Александровичей.

  По семейному преданию один из Рышковых-Тарусских получил Георгиевский крест из рук самого Кутузова на Бородинском поле. Золотой с белой эмалью крест и до сих пор хранится в семье. Княжеское звание вернуло им только Временное Правительство за подписью князя Львова, но быстро стало незначительным и ненужным в вихре последующих событий. В результате её бабушка и дедушка оказались во Франции с малолетней её будущей мамой и имели совсем не княжеское существование. Я имел счастие общаться с Аллой Шабро, мамой Ани, и она рассказывала массу забавных и не очень случаев из эмигрантской жизни 30-50 гг и даже написала мне историю своей жизни.

    Аня появилась на площади художников в 1972 году, совсем ещё юной. Ей не очень понравилась обстановка, когда  художники ставили свои стулья и образцы  и спокойно ждали клиентов (и полицию, которая часто ко всем привязывалась и забирала вместе с мольбертами, картинами и стульями в участок). И она рассказывает, что власти никогдана её памяти не терпели на площади художников и прочих стихийных уличных продавцов или развлекателей публики. Мели всех, держали по 3 часа в полиции, отпускали, а через час-другой забирали опять. И так до 3-х-4-х раз в день! И это в 18-м окпуге, самом криминогенном среди всех французских областей! Это вынужденное упорство в отстаивании своего права зарабатывать себе на жизнь вольным художеством  непосредственным образом, стОит, чтобы его запечатлели памятником. Не какого-то мифического страдальца Шевалье де ля Бара (на бывшей улице Розье) или забытого также всеми художника с палитрой на рю Голанкур, а героическую толпу артистов, постоянно заталкиваемую грязными лапами фликов в машину, а потом в околоток !
  В старых заметках о Монмартре эти безобразные сцены упоминаются ещё с 20-х годов, когда их таким же образом задерживали, забирая из кабачков или просто с улицы, где они писали свои немудрёные пейзажики, по-существу унижая и мешая жить и зарабатывать. Самое главное, в полиции никогда не предьявляли каких-то жалоб от клиентов и даже жильцов окрестных зданий. Рестораторы тоже более-менее понимали, при всём их показном презрении к людям с папками и картинами, что их собственное благополучие зависит именно от этих праздношатающихся субьектов, приманивающих толпы со всего мира. А в начале века, даже кормили задаром, выставляя чан с горячей едой то в "Проворном кролике", то наливая вина за счёт заведений. Мода на туризм и туристические места с конца 60-х годов стала захлёстывать мир, и все, кто оказывался на пути лбопытных туристов, стали получать от них ощутимую материальную выгоду.

  Когда я в 1986 году организовывал свободный Арбат, я не знал о противостоянии на Монмартре. Наоборот, у нас в головах была совершенно идиллическая картина вольной жизни и свободной художественной атмосферы Парижа. Монмартр, о котором мы кроме самого этого слова ничего не знали, стоял для нас далёким недостижимым идеалом, к которому стремились, как мученики к раю. Слово "Монмартр" было основательным аргументов в споре с московскими властями, которые точно так же запрещали, разгоняли, отнимали, выписывали штрафы, звонили на работу и родителям, одним словом преследовали. А оказывается тут было всё, как у нас...Только улица Арбат в сотни раз длиннее и вмещала гораздо болше художников и коммерсантов сувенирами на подоконниках магазинов.. Но эти появились потом, переместившись на нами, московскими хиппи, отвоёванные пространства из Измайлова и с Битцевской аллеи. На Арбате было то преимущество, что было больше подворотен, куда можно было скрыться, но наша борьба была более открытой и уверенной, а власти, наоборот, были не всеглда решительны, не зная чего ждать от Горбачёва и его Перестройки. В результате Арбат для художников и вольной торговли, а также поэтов и музыкантов мне отстоять удалось на долгие годы. Но в последнее время Путин с Собянином провели и тут полную зачистку от свобод  и независимой от властей деятельности. Художники с Арбата почти исчезли, а музыканты выступают тут только по вечерам. Публика постепенно забывает об этом некогда самом большом в мире вернисаже и концертном зале на открытом воздухе...

   Но вернёмся к первоисточникам, монмартской истории.
 Так вот, впервые же дни своей портретной карьеры Аня Рышкова заметила, что один из портретистов (суровый мазила без малейших признаков таланта), Пьер Дюрио,не сидит на стуле и не ждёт клиентов, как все, а
фото 18

 ходит своим тяжёлым мерным шагом вдоль террас на тротуаре прямо вдоль кафе и беззастенчиво предлагает сидящим там свои услуги (оказывается он так работал с 1963 года, как потом сам мне рассказал). Многие охотно поддавались, ленясь или стесняясь подойти к художникам и сесть на лавку для позирования. Им импонировали учтивость,  басовитый голос и жесты сильных рук в процессе рисования, но получали после четвертьчасовых усилий и разговоров какие-то детские неумелые каракули. И ТЕМ НЕ МЕНЕЕ РАСПЛАЧИВАЛИСЬ С «НАСТОЯЩИМ МОНМАРТРСКИМ МАЭСТРО». Пьер стриг купоны с равномерностью конвейра.
  Аня действовала, как Пьер,- просто вставала перед «Кремайер» и рисовала портреты без всяких усаживаний на складные стулья или лавки. Молодость, красота русской принцессы, а также бойкий и весёлый нрав имели успех. Потенциальные клиенты уже сидели на стульях кафе и не собирались уворачиваться от портрета. И из художников никто не возражал,- большинство, по её словам, было в годах, и просто сидели на площади между столиками и проходами для публики, не имея сил ходить и кланяться туристам. Пожилой возраст большинства художников подтверждает и вьетнамец Коломбо, появившийся впервые на площади в 1974 году(хотя им, 18-20-ти летним все 45-55-летние уже могли казаться стариками). Жан-Жак Дювержес рассказывал, что они в 70-е, небольшая кучка 10-15 молодых «пэнтров» стояли в самом углу с мольбертами, на которых у каждого было только по ОДНОЙ картине и, делая вид, что продолжают наносить мазки на давно законченные картины, озирались, ожидая злобных флики по их души...Это при всём том, что сам Жан-жак родился и жил тогда прямо на площади !
фото 19

  Но и "сидельцы", часто в непогоду, когда верер и дождик поливал их стулья и лавки, да и просто, чтобы размяться и поболтать с интересными туристами в кафе на улице под навесами, прохаживались вдоль них и сами сидели в этих кафе. Хозяевами  «У Эжена» были обожавшие художников супруги Канон, которые не только терпели, когда художники в непогоду приходили к ним рисовать клиентов и спасаться от полиции, но и частенько угощали промёрзших или поиздержавшихся творцов чем-то горячим или горячительным. В «Кремайере» хозяева были тоже радушными,- матушка Ивонн и отец Антуан (они все и были вторыми родителями для богемы). Художники сидели тут за шахматами,- Стефан 1-й, Ремо и те, кто был из поколения постарше(как сейчас иранцы Аман(Садер) с Шароком или грек Коста),
фото 20

слушали игру пианистов и певцов, выпивали по маленькой красного или розового и шумно обсуждали шахматные ходы, коллег и скачки. Сидели и в «Клэроне»- Кафане, и в Богеме, и в других кафешках на прилегающих улочках. В бывшем «Маскотте», теперь «Кадет де Гасконь» тоже. Частенько клиенты, ходившие между стульями и мольбертами на площади, и не найдя маэстро на месте, начинали искать художников по ресторанчикам, чтобы купить картину или заказать портрет или шарж.
 
  Но вообще обстановка на всей верхушке холма в 1960-1970-е была ещё более оживлённая, чем сегодня. Буквально на каждом шагу какие-нибудь прихиппованные юноши продавали какие-то фенечки или тексты, играли и пели. Молодёжь зарабатывала, чем могла. Революция хипппи и молодёжный бунт в Сорбонне перетрясли все культурные устои общества на планете и заставила пересмотреть способ существования. Множество молодых людей любым способом отказывались от рутинной карьеры или традиционной работы их родителей в пользу случайных заработков и постоянных дальних путешествий.
  На самом деле в эти годы,- с середины 70-х, как раз и началась борьба за места «под солнцем" на самой площади из-за наплыва эмигрантов из Югославии, Польши, Вьетнама, Ирана и курдов из Ирака. Вдруг стало тесно. Художники стояли и держали места не только с утра до утра, но порой и в непогоду. То есть буквально около мольбертов кто-то ночевал или в машине, или прямо на месте. Но и туристов стало значительно больше, они тут тоже бывали почти круглые сутки.
  Творцы вообще народ был раскованный, мог загудеть в кафе или у кого-то в мастерской до утра. Никто, как сейчас не рассчитывал свой день до минуты и не усаживался после трудового дня намертво перед телевизором(а сейчас больше интернетом) с 7 вечера и пока не захрапишь. На телевидении это тогда понимали, и главным редактором единственного канала(в 1950-е годы) назначили отца моего совсем немонмартрского знакомого, который был поэт и ничего, кроме своих стихов знать не хотел. Франсуа Таконе мне рассказывал, что в начале 60-х на огромном  столе  в директорском кабинете у его отца лежала только тетрадка и карандаш для стихов, а своё подопечное телевидение он почти и не смотрел.
   После войны ведь ещё по вечерам и ночам было шумно в городах. На улицу высыпали все после работы, особенно по выходным, и много пели и танцевали прямо на мостовой под аккордеон или гитару, флиртовали и много шутили и
смеялись. Жан-Жак, родившийся в одном из домов на площади вспоминает,
фото 21

 что раньше итальянцы- строительные рабочие во время работы постоянно пели свои чудесные песни...В какой-то день в году, осенью, даже не в день музыки, который проходит во всей стране летом, на Монмартре ещё при мне по старой традиции в центре площади становился оркестрик или просто группа традиционных инструментариев и играли, чтобы люди танцевали. Среди наших было несколько танцоров, например прекрасный знаток литературы, мировой и особенно восточной культуры и истории Жоэль  Дюсюзо (но совершенно бездарный, как художник)
фото 22

и аргентинка Наташа(по мужу, между прочим, маркиза Даву), которые могли немного повальсировать или танцевать танго между портретированием.
фото 23



 А среди «гостей» ходил каждый год один француз, бывший консульский работник в Москве, который страдал от неумения партнёрш танцевать.

  Появившиеся примерно в то же время или чуть позже Анны Рышковой некоторые молодые «волки» - французы Шабанн, Жан — Пьер, Аджимон(этих я совершенно не знаю лично и не здороваюсь), рисовали сначала, как все, сидя, а потом, устав от этой мороки с нумерованными местами, стали, как Анна, тоже рисовать на ходу или прямо в кафе, благо они не старались и всегда это делали очень быстро и кое-как. Клиенты частенько приглашали художников подсесть к ним и продолжать рисовать, особенно таких молодых и видных ребят и девушек, а в кафе, как в частной собственности, полиция уже по закону ничего не могла сделать против артистов. Да и вообще в кафе было уютнее и раскованнее.
  Было ещё кафе «Пишет», которое в этом году переделалось в Старбак, и тоже с историей. Перед переделкой в американскую сетевую закусочную, перед ним проходили каждый день пикеты двухсот-трёхсот человек против разрущения традиционной атмосферы, но огромные СРСники(ОМОН французский) каждый раз преграждали им место манифестаций под предлогом, что тут запланирована акция поддержки именно в это же время. Власть везде одинаково лжива, лицемерна, бездарна и труслива перед свободными людьми ! Как говорит Аня,- «Во Франции всё запрещено! Всё функционирует только путём дачи взяток. В Париже один год несут конверты в мэрию, второй — в префектуру полиции. Они ненавидят людей, проникнутых духом свободы ! А художников гоняли абсолютно всегда, но хуже всего при социалистах,- Миттеране и теперь, при Холланде!» Один случайный француз месяц назад мне сказал гениальную фрвзу: « Во Франции запрещено всё, а то, что не запрещено, обязательно к исполнению!»... Социалисты, по отзывам самих французов, вообще не выносят неконтролируемых людей, настоящих людей искусства, а не своих карманных экстравагантных и экстремальных попутчиков, которым позволяют иметь дорогостоящие заказы от минкульта и мэрий, которые так уродуют города.
  Дошло именно в эти дни, когда я пишу,- начало лета 2013, что теперь «неуставных» художников не рассматривают, как художников, а просто как нелегальных торговцев и на первый раз выписывают им штраф 3600 евро, а на второй -тот же штраф и ещё 6 месяцев тюрьмы ! Вы представляете себе, что хулигана-араба или чёрного, который разобьёт вам морду в метро и ограбит, могут  из ложной социальной жалости оправдать или дать срок условно, а вас, за то, что вы рисуете на улице или просто взяли в руки кисти и поставили перед собой холст, посадить?! Дикость и произвол ! Но кто сопротивяется? Повыветрился боевой дух, многие умерли, многие состарились и начали болеть, многие просто опустили руки перед чередой жизненных проблем...
 
 
  Когда пришёл социалист  Миттеран к власти, освоился, развернулся, стали ещё более усиленно заламывать руки, тащить на несколько часов в участок, отбирать и ломать материалы, выписывать штрафы за то, что художники заговаривали с проходящими туристами или рисовали вне зоны своих мест. Штрафы за приставание к прохожим и нелегальную деятельность выписывались, чтобы отбить у художников дурацкую охоту рисовать и этим зарабатывать деньги, а казне пополняться для всяких идиотских проектов. Странно вообще, как возможно, тем более в колыбели искусства- Париже, запретить таким образом или регламентировать художественную деятельность! Срать в пробирки и продавать в галереях под видом произведений можно, а рисовать портреты уже нельзя... За сотни тысяч государственных денег приволочь и установить ржавую железяку на перекрёсток - хорошо, а продать на углу скромную акварель — проступок со штрафом. Изуродовать старинный городской пейзаж дикой граффити или бетонным бесформенным блоком за деньги налогоплательщиков — это Арт, а карикатура за 50 франков стоя за 5 минут, без всякого ущерба для людей и зданий - 4 часа в участке и штраф. Ну да, этот штраф в числе прочих пойдёт на оплату "творцу" бесформенной глыбы...Пещерная селекция, пещерные селекторы! Интересно, народы когда-нибудь перестанут пускать во власть питекантропов, у которых единственный инстинкт запрещать и не пущать? Поглядите на всех этих "политических деятелей" и чиновников! Людей с такой внешностью нельзя допускать до решения ни малых дел на уровне своей коммуны, ни наверное государственных. Административная озабоченность, которая написана на их лицах, есть часто забота важностью собственной персоны и выстраивания таких отношений с окружающим миром, чтобы поднять свою роль любой ценой и заодно не забыть свой карман. У них на рожах написано, что они ничего в жизни, кроме подсчётов сумм не понимают, поэтому их единственная задача,- что бы такое запретить, чтобы получить ещё деньги.

   В 1983 году всех тех, кто отлично знали по спискам в полиции, как злостных рисовальщиков, загнали в общее стойло. Созданный в это время «Дом художника», организацию типа советского Союза Художников, но с совсем другой задачей, а именно не создание здоровых условий жизни художников и всяческой им помощи за счёт заказов, а обязанием их с 1981г(задним числом)  всех  платить свою медицинскую страховку, взносы на общую и дополнительную пенсию, налогов для учёта их заработков. Это для всех, кто декларировал свою деятельность, как артистическую. А на площади Тертр ( а потом и во многих туристических местах типа Сан Мало)вели нуменованные места и плату за них, которую взимала мэрия. Просто их приравняли к торговцам рыбой и лвощами на рынках... Контроль и бюрократическое регулирование! Большинство с площади Тертр безропотно подчинилось, увидя в этом закрепление за каждым своего места, которое он мог занять в любое время дня, не заботясь о его резервации и охране. Но некоторые продолжали работать по старинке, презирая всякие там установления временных правителей(они ведь все временные, только введённые ими законы становятся, чёрт возьми, практически постоянными!).

   На следующий год (1984) надо было идти опять в мэрию менять карту разрешения  на новую. Аня пришла, не зная даже своего номера, и где он на площади находится, и подала мадам Гозард свою старую карту. Эта дама потребовала отчёта тут же на месте о всех положенных выплатах, чтобы выписать новую карту. У Ани всё было в порядке. Тогда эта административная бестия стала ей пинять, что Аня не соблюдает правила работы на площади и не сидит на своём месте. Аня, получив всё-таки новую карту, тут же её разорвала, сказав, что «не нуждаюсь ни в вас, мадам, ни в вашей карте, чтобы зарабатывать себе на жизнь». И вот эти мародёры всевозможные гозарды, которые живут за счёт налогов Ани и прочих бедных артисов, чувствуют и ведут себя, как повелители их душ, не понимая, что они являются всего лишь нанятыми управленцами, нанятыми этими самыми художниками !
  Без новых карт осталось опять какое-то количество местных художников. И вообще весь вопрос упёрся в разрешительные карты, а не в художественные достоинства артистов или вообще в возможности им зарабатывать на хлеб. И никак не в в организацию самого места работы на площади. Ведь всё, что сделали с тех пор, когда на площади с 40-х годов стояли 4 лавки и один фонарь посередине, это были снос лавок и установка новых 5 фонарей, которые к тому же зажигаются позже всех остальных в Париже, и от этого публика уже успевает разойтись. Видимо, рестораторам этого и надо, чтобы публика пошла вечером к ним, а не борясь с поджимающим желудком, садилась к портретистам или выбирала себе акварельки.

  В 80-е-90-е была организована и успешно функционировала ассоциация художников ,  которая называлась ADAPT.
  Надо отметить , что во Франции существует только два типа объединений,- коммерческое, созданное для получения прибыли,- сосьете (фирма) и ассоциация, то есть не нацеленная на прибыль, организация. И вот эта АДАПТ довольно успешно, но долго и нудно, так как нужно было проходить невероятно екеспешные суды, боролась с госконтролем и наездами всяких полицейских и проверяющих. В результате выиграла часть претензий и утвердила право работать свободно в определённых местах на Монмартре. Власти , конечно, продавливали тотальный запрет вне номерных мест, но сказался давний принцип римского права, что нельзя запретить всё полностью(во времени и пространстве), нужно оставить лазейку. То есть, попросту говоря, людям, привыкшим зарабатывать каким-то, пусть и относительно нелегальным способом, нельзя полностью это запретить. Надо поставить им условия, которые станут легальной формой их существования.

  В 1970-е потретистов было может быть меньше даже сотни, человек 70-80 максимум, и работали они не все в одно и то же время, однако всё-таки в хорошую погоду и в выходные их могло быть одновременно больше 40 человек.
  Именно через разграничение места для рисования эти самые рестораторы сообща протащили идею постоянного ограждения своих террас не на тротуаре у ресторанов и кафе, а непосредственно на площади, через дорогу, проходящую по периметру, отняв 80% территории у художников на весь тёплый сезон.  Как это случилось, до конца всё-таки непонятно. Но очевидно, что не без участия рестораторов в мэрии ограничили место для художников, максимально его урезав целиком и ещё разделив на мизерные метры для каждого. Добродушная Аня Рышкова считает, что история с подкупом автомобилями от Борда полная чушь. Может быть они просто более-менее одновременно купили себе машины, и нововведения совпали с этим по времени...
  Но всё же кое-кто считает, что этот Борд вкупе с остальными рестораторами сыграл-таки решающую роль в изменениях.

  Третье свидетельство или версию я услышал вчера, 9 авг 2013 г от Фади, что перед всеми этими реформами приходил на площадь мэр округа, будущий министр Алан Жюппе и просто так сказал,- что мол, мы ничего сделать не можем для вас, если вы не можете сами солидаризоваться и выработать какие-то единые конструктивные предложения. Художники так и не смогли, а вот рестораторы очень даже смогли и все с удовольствием присоединились к инициативе Борда о заборах вокруг своих столиков. И у них прекрасненько это получилось !
фото

  Кстати ретивость того педика (Борда) была катастрофична, как я написал, и для него самого, несмотря на большое состояние и бывшие когда-то связи в мэрии, куда пришли уже другие люди. Подвела его страсть всё грести к рукам. Он выстроил на склоне принадлежавшего ему дома по другую сторону от площади, в своём частном владении, но без разрешения мэрии, подобие балкона или терассы, на котором у него было продолжение ресторана. За незаконно выстроенные террасы он платил по 150 тыс франков в год штрафов, но всё равно рвался занять ещё кусок площади под террасу для «Паташу». Собственно и за незаконное присвоение имени ресторана без разрешения прежних владельцев ему тоже в 70-е гг присудили штраф под миллион франков, что соответствует теперь наверное 5 миллионам евро. Ведь когда старик владелец первого «Паташу» умер, сын его не захотел продолжать утомительного ресторанного дела и держал долгие годы ресторан закрытым, и только потом переделал его в какой-то магазин. Но все права названия(это имя очень известной певицы наравне с Пиаф) оставались за ними. И Борд назвал своё заведение этим именем, надеясь использовать его славу. Но при всех стараниях этого облезлого типа, новый «Паташу» стоял всегда пустым.

  Но Борд не сдавался. Только СПИД подкосил его рвение, чему художники очень обрадовались. Сейчас всё здание купил за 35 миллионов евро(!) теле- и радио-ведущий Наги, закрыл ресторан, открыл там Galerie de Montmartre, где почти ничего из экспонатов с подписями «Дали» и «Пикассо» не продаётся, но экспозиция подозрительно меняется. На месте незаконных строений Борда он построил свои наверное законные, и огородил 6-метровой стеной  круто спускающийся сад, внизу которого стоят его несколько сверхдорогих по парижским меркам автомобилей. Забор  сейчас ещё сверху живописно зарос вьюнами и кустами. Наги это Наги... Связи и влияние решают все проблемы!


    По свидетельству Ромо (умершего буквально за месяц до написания этих строк в мае 2013), испанского художника, работающего на площади с 1955 или 56 года, который имел сначала мастерскую там, где теперь вечно неработающий банкомат у ресторана Пульбо, а потом на 3 рю Мон Сени (получилось, что одна ежедневно прогуливавшаяся дама на площади сдала ему, когда они разговорились), на площади при нём старейшими художниками были:
-бельгиец Адольфо, который кажется сделал теперешнюю вывеску для «Кремайера»,
-силуэтист на площади Клод Маран, 
-один живописец с незапомнившимся ему именем  из Сеговии
-и работавший «с руки», т.е.без мольберта Гастон Тико, имевший привычку поднимать юбки девицам своей тростью и умерший в Японии. Тико был живой легендой Монмартра, но теперь его мало, кто помнит.


   
  Рада рассказал, что при нём в 1974г было много французских художников, которые тогда работали на площади. Гораздо больше, чем в наши дни. Один из них всё время сокрушался, что  немцев выгнали из Парижа («что вы все имеете против немцев, я не понимаю?»,- говаривал он) потому что во время оккупации он ходил с папкой  по Пигаль и рисовал в кафе и барах немцев с их подругами. Платили просто бешенные бабки, так что художник раздавал толпившимся у него перед входом в дом мальчишкам всем без разбора от щедрот по 10 франков. До сих пор работает один художник, выставляющий подкрашенные акварелью печатные листы(но по словам соседей, тот "70 лет на площади, и никогда его нет на месте"! т.е. он ставит этюдник, вешает работы и сматывается к себе домой за угол, зная, что соседи, если появится клиент, продадут его картины), который свою первую акварель продал именно офицеру  окупационной германской армии в 44 году,- Клод Дюколле.

  Он кивает головой на то место, где продал тому немцу- на углу улицы Сан-Рустик и площади перед Сан Пьером. Он родился в этом же здании, где теперь внизу ресторан «Богема», а раньше был наверху отель. И это кафе писал Ван Гог. Прямо у себя перед входом в 5-этажный отель Клод и продал ту акварель. Клоду под 90 лет, но выглядит он точно так же, как я его знал 20 с лишним лет назад. И при этом его возраста ему не дашь ни за что! Мало того, когда он показывает один фотоальбом 1964 года со своей крупной фоторграфией на площади за работой, кажется, что он сейчас просто немного остепенился, но совсем не растерял молодость... Так вот на вопрос, кто работал ещё на площади в 1944-45-46-47 годах, он удивляется, и говорит, что, кроме него, никого и не было в самом начале. А в конце 40-х собиралось человек 5-6 с этюдниками на углу напротив современного Синдиката Инициатив, а тогда какой-то лавки, и писали каждый свою картину. Ну, я думаю, привирает для своей значительности или подзабыл многое. Живёт он сейчас прямо тут же, в доме, где и старый Драган с изменённым носом, за углом от живописного ресторана «Ше Плюмо», посреди террасы которого растёт громаднейшая глициния со стволом толщиной в тясячелетнюю сикомору. На пером этаже у них «Пространство Дали», а 30 лет назад был двухэтажный магазин материалов для художников и маленькая выставка.
фото
фото
фото

  Первым, кто стал постоянно рисовать именно на площади, как мастерской, а заодно и магазином-галереей, где он и продавал свои пейзажи, считается Морис Утрилло, сын модели и потом художницы Сюзанны Валадон, который был посредственным художником, но создавший славу и ауру  именно классической монмартрской богемы площади на века. Эту славу монетизировали современники,- мажь, что хошь, всё равно найдётся восторженный клиент и купит ваше «видение реальности» за какие-то небольшие сравнительно деньги. И эти деньги богемные творцы тратили в основном в шумной компании таких же художников, поэтов, гуляк, музыкантов и  боевых подруг. Азнавур видимо не по наслышке знал те компании и страсти... Интерес всегда тут взаимен,- и богеме не умереть с голоду, и простому туристу, какому-нибудь фермеру из Айовы, удаётся получить удовольствие от контакта с живым  художником, которого он в своей обычной жизни видит только в энциклопедиях или по телевизору. В начале своего творческого пути Утрилло всё-таки ещё очень старался, и  на последней его выставке в Пинакотеке в Париже (по мнению поляка Марека Ванека)
фото

 экспонировались какие-то совсем нелохие работы Утрилло из частной коллекции.
 
  Как я и говорил, и это невозможно опять обойти, многочисленен был всегда табун югов.
  Из югославов первым или одним из первых на памяти сегодняшних его соплеменников, появившемся на площади, называют Hubert Passero, словенца, который удрал из титовской Югославии в 1949 г, попал во Францию в 1950, а с 1954г писавшего картины на площади. Кстати, возможно, что он поменял свои настоящие имя и фамилию, опасаясь и во Франции от преследований отечественных коммунистов.
  Был ещё Слободан Спиридон, неплохой югославский живописец. И Ступар, который до сих пор держит в начале улицы МонСени галерею. Но наверняка и до войны тут были какие-то проворные южные славяне.
  Курды стали появляться на площади ещё задолго до войны Ирака с Кувейтом в 1992г, а вьетнамцы, которых тоже с десяток, примерно в начале-середине 80-х (Вьетнам был  колонией Франции под именем Индокитай).
  Естественно, что художников с образованием или талантами практически никогда не оседало тут надолго, но как раз бездарей, просёкших, что только на этом месте продаётся абсолютно всё и за хорошие деньги, было всегда достаточно. Мне старый Драган,  акварелист, изображающий на своих акварельных "портретах" всегда примерно одну и ту же рожу полуразложившегося синего трупа, говорит : «Эта площадь,- золотой прииск!», подразумевая, что ты хоть задницу с копытами нарисуй вместо лица, всё равно большинство туристов её купит. И действительно, этот скряга накупил уже десяток квартир и полдома на Монмартре для сдачи внаём, плюс  огромную квартиру над «Пространством Дали» для себя с семьёй, не пропуская ни одного дня, чтобы не выйти и не урвать копеечку. Он никуда не ездит практически, никуда не ходит, одевается в одну и ту же одежду уже 30 лет, держит жену и дочь в чёрном теле и интересуется только политикой в духе вот как бы россия нагадила Америке. Недавно старуху жену тоже заставил зарабатывать на площади потретами, к которым она видимо и в молодости была не способна.
  Это «Пространство Дали» было когда-то музеем восковых фигур Греван, который переехал лет 25 назад на Большие Бульвары. В музее был подвальчик с магазином материалов для художников, в котором художники тоже умудрялись либо рисовать моделей, либо затаскивать девушек, чтобы потискать их. Те, скорее всего, были в восторге. Художники сияли в зените популярности, а век сексуальной свободы был в разгаре...
               
  Сейчас все поблекли. И этот Драган в своей неизменной выцветшей розовой курточке, и Клод в такой же нараспашку бледно-голубой. Как и 80% остальных художников, практически не меняющие верхнюю одежду десятилетиями. Со времени моего появления на горе в 92-м, в точно такой же одёже их вижу и по сей день. Из тех, кто дожил до наших дней. Удивительное постоянство!
фото

 Всё, да не всё. Люк, ещё в детстве помнящий Драгана на площади, говорит, что тот имел ранее огромный орлиный нос. «Азнавуру вот испортили операцией нос, а этому болвану сделали хорошо. Вот ведь несправедливость!»- посмеивается Люк. Драган тут, как сам мне сказал, с 19 февраля 1964 года. У него странная манера,- под конец рисунка, который он делает сидя, приподниматься в полный рост и доделывать стоя, при этом сам строит совершенно злобную рожу и постоянно упрекает модель, что она не сидит неподвижно. Наверное, чтобы избежать в случае чего, удара по башке...
фото

   Клод Дюколле, как и некоторые другие, никогда не носит шапку, несмотря на ветер, холод и дождь. Ему лучше совсем уйти домой, чем надеть шапку. То же зимой и вообще с одеждой. Большинство стойко мёрзнет, но не могут взять в толк, что надо одевать зимнюю обувь со стельками, специальное термостойкое бельё и тёплую одежду, защищать перчатками руки и толстыми носками ноги, а голову шапкой, закрывающей уши. Все круглый год ходят в чём-то демисезонном, получая зимой сизые носы и с несгибающиеся пальцы. Европа, Средиземноорье, потепление климата... И туристы, особенно женщины, сами садятся на ледяные камни покурить, и детей своих сопливых водят без шапок и колготок по морозам. Странные люди !
               
  Есть ещё один примечательный человек,- югослав Ташко,
фото

который хоть и не с нацистских времён сидит, и пишет так себе, но тихой сапой прикупил себе настоящий замок в Дордони, где и живёт. Странное постоянство его покупателей,- при всём различии привычек, образования, присутствия или отсутствия вкуса, не говоря о разности стран и эпох, его абсолютно бездарные мазюльки идут нарасхват. Успех феноменальный, сродни тому, что имеют "портретисты" Ремо или не имеющему никакого понятия об анатомии и обьёме Витторио. Но о них в своё время.
  Его соседи по Дордони и по площади,- два брата-грека из Египта. Стоят чуть поодаль на горе и редко друг с другом разговаривают. У обоих поместья, сельхозугодья с утками, коровами, овцами, лошадьми и прочей скотиной. Никогда родные братья друг к другу в гости не ездят и по телефону не общаются. Да и тут редко перекидываются словом. Жорж
фото

 и Пабло
фото


при этом страшно общительные с остальными, милые и юморные мужички. Жорж раскатисто смеётся, подпевает своему айфону греческим или арабским песненкам, поливает из брызгалки в жару проходящих туристов тайком в дырочку между своих  картин. Баловник и актёр,- как нахмурит свои кустистые брови, как заблестит глазками, усы распушит, прямо чёрт из преисподней !
фото


  Высокий тёмнолицый Билли- суданский копт из богатой хартумской семьи. С одной стороны- вечно читает по-арабски священные тексты, с другой- танцует в свои 60 с лишним на дискотеках до утра и вообще имеет вид выдающегося балбеса и добряка. Время от времени покупает коробку конфет и разносит её по площади, угощая художников.
фото
  В 60-е и 70-е зарабатывалось всем легко, Билли собирал антиквариат и хранил его тут же, на площади, на балконе своей квартиры над рестораном. Теперь всё ушло,-и квартира, и коллекции. Живёт у подруги в квартире в ста метрах от Лувра и вспоминает те дни, когда отец его отстроил большую суданскую  школу, улицы вокруг неё обставил магазинами, а доход с этих магазинов шёл школе. И те времена, когда были такие друзья, которые дарили ему старинный Роллс-Ройс, а он отказывался. А лет 15 назад на дискотеке у Ле Аля они с двумя видными молодыми сербами Эриками зажигали с принцессой Монако Стефани и прочими миллионершами и миллиардершами, наследницами знаменитых фамилий и торговых марок.

  Если говорить о стародавних временах Монмартра, то можно к слову вспоминать Ивана Тургенева, жившего с Полиной Виардо в доме 50 по улице Дуэ, Илью Репина с Валентином Серовым на улице Трёх братьев, художников Алексея Боголюбова, Марию Башкирцеву, Игоря Грабаря с князем Сергеем Щербатовым и многих других. До сих пор на малюсеньком кладбище у Сан-Пьера покоятся бывший военный губернатор и комендант царского дворца во времена императора Павла Петровича Николай Сергеевич Свечин с супругой, а поодаль княжна Голицына. Из 110 примерно захоронений 3 русские, что немало! А на Монмартрском кладбище и Сен-Винсене русских ещё больше, и ещё более именитые, такие, как княгиня Салтыкова(Потоцкая) и Вацлав Нижинский. Там же Стендаль,Генрих Гейне и Эмиль Золя, Жан Оноре Фрагонар, Александр Дюма-сын и жан батист Грёз, братья Гонкур, Альфред де Виньи и адьютант Александра 1 и создатель первой российской военной Академии барон Жомини...

   Но и наши люди, уже советской закалки, оставили свой нехудожественный, но громкий след на горе.
   Как мне рассказывали разные люди, году в 1994-м двое здоровенных русских бандитов, Олег Трофимов и  Бекетов, уехавших из России и не нашедших тут заработка, решили «подняться» на Монмартре. Заставить всех художников себе платить, как это они делали с коммерсантами в России, им было не под силу, а вот поставить тут свою бригаду художничков можно было попробовать. Первая кандидатура в бригадиры попалась легко,- это был тоже буйный тип, приезжавший ежегодно на заработки на Бобур с Волги, Дмитрий Алфёров. Десантник, каратист и очень общительный человек, он любил и порисовать, и погонять на машине, но себя по-настоящему он находил в драках, которые затевались вокруг него, где бы он ни находился. Естественно, по пьяному делу. Он был задирист и на авантюру с Монмартром согласился легко, предвкушая миллионные прибыли по россказням «бывалых» бездельников.
  Встав на площади перед Сан-Пьером, предшествующей Тертр, Алфёров начал было рисовать потреты, но ещё до появления полиции он попался на глазам нашим «братушкам». Они, как  заведено, объяснили ему, что просто так приходить и работать тут нельзя, и они сами попросту могут донести на него в полицию. Тут уже вылезли из машины братки, каждый под 120-130 кило, и вразвалочку подошли к конфликтующим и начали объяснять правила хорошего поведения на свой лад. Юги очень удивились, и один из них, неплохой, кстати, художник, Войя, приблизившись, резко ударил лбом в переносицу самому борзому Трофимову. Второй был настроен не так решительно, но драка уже успешно началась, в неё включился и Алфёров, и какие-то приглашённые со стороны югов арабы(в этом они им были милые братья), пошли в ход стулья и столы из ближайшего ресторана «Богема». Численный перевес был не на российской стороне, и несмотря на полностью разбитый в осколки ресторан и героическую оборону, плацдарма отстоять не удалось. И хотя я потом неоднократно общался с персонажами этого дела, русские участники никогда не упоминали о героическом поражении на площади, хотя все знали, что я — единственный русский, который там работает более-менее постоянно. Весь «русский Париж» и монмартрское сообщество были в курсе этих событий, а я узнал об этом только года через два-три случайно и в нескольких различающихся версиях. Долго я не мог понять, почему художники с площади обходят стороной «Богему» и почему, когда я туда заходил, официанта надо было полчаса ждать...

   Но русские в целом всё же оказались ярче наших бандитов. Их вспоминают с теплотой. Я уж не говорю про благодарных русских туристов, которые своей щедростью и постоянством поддерживают кризисный упадок художественных промыслов.
  До меня на площади рисовал свои чудесные цветные портреты Николай Любушкин, не имея официального разрешения, и держась своим художественным и человеческим авторитетом. Но у него рано появился рак горла, и он, только-только утвердившийся во Франции и проведший кое-какие выставки, вынужден был лечиться. Но именно он меня направил на площадь. Ему я обязан этим напутствием, которое позволило мне найти там друзей и начать зарабатывать на жизнь для моей многочисленной семьи на столь славном месте.
  В 1965-70гг знали ещё одного симпатичнейшего крупного(размерами тела) и «маститого» русского художника, Николая Рябова, абсолютно офранцузившегося маэстро, который рисовал один и тот же сюжет с одним и тем же персонажем. Раньше не было принято выставлять целые стенды картин, на мольберте стояла только одна работа, а к ножкам этюдника могла была приставлена ещё парочка шедевров. У Рябова картина стояла одна единственная, и чтобы изобразить благородный и беспрерывный Процесс Творчества, он её постоянно лакировал слой за слоем. Его жена Валентина, тоже высокая особа, рисовала тут же портреты на складных стульчиках. Потом он, по словам Лейвы, испанца из Марбейи, уехал в Сан-Тропе и открыл там галерею. Но сестра жены продолжала на Монмартре семейное дело какое-то время. О ней вспоминает Кики, художница на площади во втором поколении(а сама она тут уже 30 лет, причём каждый божий день!),- у неё тут трудились и отец, и мать. Она сидит слева на второй фотографии в самом начале моей «летописи».
  Семейственность пустила корни по-разному,- то братья с сёстрами, то родители с детьми, а то и зятья с тёщами, как в случае с поляком Марселем (его бывшая тёща, тоже полька, минюскульная Мария  делит место с Кики)... Жан- Марк Ламбер— тоже сын художников с площади. И брат его работал тоже тут.

 

 Про русских ещё есть какие-то смутные сведения. До Рябова появлялся на площади другой бородач, который жил где-то поблизости, и к 1970-м уже тут не работал.
   Сейчас можете увидеть также русского во втором поколении(мать у него испанка, но это никак не отразилось на его чертах лица), Мишеля Арафелова.
фото

 По-русски он почти не понимает, говорит совсем чуть-чуть, но про него всё равно все говорят,- « Мишель, этот русский, чума!» Он часто рисует очень задёшево даже тех клиентов, которые запросто могли бы дать вдвое больше его цены. Он пытается выпутаться по жизни и на работе, навести отношения с коллегами, но всё это получается жалко и не совсем удачно. Это всё потому, что у него в жизни куда ни глянь, везде разлад, вернее всё, что сложилось при его деде, очень богатом нефтепромышленнике из Баку, ко времени Мишеля разладилось. К тому же постоянно выкидывают фокусы не совсем душевноздоровые жена и две дочери, и он не знает, к кому кинуться просить совета, как быть. Поэтому он советуется со всеми подряд. Если вы ему попадётесь под руку, он и вас загрузит по полной программе фактами своей несуразной жизни. Но даже если вы вникните во все детали и дадите сколько угодно дельных советов, он никогда ими не воспользуется, будьте уверены. В следующий раз повторится то же самое. А ещё он занят опровержением теории относительности, абсолютности скорости света и законом сохранения энергии. Разносторонни наши люди !
  Он рисует не лишённые сходства и привлекательности портреты, только волосы всегда изображает в виде пука соломы,
фото

и очень задёшево. А когда-то были времена, когда его дед выстроил мраморное палаццо в Ницце в Квартале Композиторов и никогда в нём не жил. Всегда останавливался подолгу в «Негреско», где проигрывал ежедневно в казино сумасшедшие деньги. Собственно богатство семьи появилось, когда прадед Арафелов, розничный торговец, купил в Баку большой участок земли, который оказался крайне богат нефтью и на неё начался спрос. Ещё говорили, что этот прадед осветил Китай, куда продавал нефть для светильников. После революции это богатство никуда не исчезло, так как его дед, видимо, в отличие от большинства патриотов, хранил деньги в союзной стране и очень удачно продал скважины Ротшильду в период кавказской независимости 1917-23 гг. Вряд ли Ротшильды реально завладели нефтью, и это наверное один из тех редких случаев, когда их крупно надули (вольно или невольно, не знаю). В 20-е и 30-е годы в эмиграции дед Миши из унаследованных богатств от прадеда выделил более 300 стипендий для того, чтобы бывшие офицеры выучились какой-нибудь гражданской профессии во Франции и покупал много для них квартир в Париже, особенно в 15-м округе, который в 30-е годы так и звали,- «русским». Может быть такое большое количество русских потянулись в Париж в том числе и из-за того, что тот Арафелов расточал средства для поддержания их жизни и образования на чужбине. Так что роль этого человека ещё предстоит оценить в истории русской эмиграции. А отец Миши  был игрок до последних дней, пока его не взяли под опёку, и всё равно он не смог всего проиграть. После отправки отца в старческий дом огромную квартиру на бульваре Батиньоль и всё остальное имущество продали за копейки (видимо сами себе, опекуны со товарищи), и Мишель остался с носом. Не совсем правда. Потому что отец при разводе с матерью оделил его ещё в юности огромным домом в провинции, в котором только окон 50 штук, и некоторой суммой как раз на замену этих окон. Для него этот дом, несмотря на размеры и возможности хранения нескольких сот Мишиных пейзажей, является огромной обузой, так как и налоги уход за ним требует больших расходов, потому что знаменитый мэр его городка Мелль, Сеголен Ройяль, в силу своего зверского социализма, дерёт с владельцев три шкуры. А продать его можно, со слов Мишеля, только за цену маленькой квартиры в Париже...
 
  Ну вот, я уделил столько внимания Мише Арафелову, хотя на площади этот седой человек в какой-то старой и неопрятной одежде совершенно неприметен. Такие яркие портретисты, как вьетнамский китаец Туан
фото
 , курды Аджар и Рафаэль
фото
фото

, которые то вместе пропускают по рюмочке, то почти доводят дело между собой до драки ; сербский еврей Стефан
фото
 ;эффектный неаполитанец, в прошлом укладчик кафеля Витторио
фото
; безумно скандальная, как продавщица на рыбном базаре, рыжая Маленькая Мартина (есть ещё Большая Мартина, несколько мужчинистая, но прекрасно рисующая француженка),
фото


 столь же громогласная и резкая хорватка Марина Фортунатович (Фортуна- слово, означающее удачу, и оно к Марине очень подходит)
фото

 и множество прочих персонажей создают неповторимый шарм этого места.
   Когда приходит Маленькая Мартина на площадь, часа в 2 дня, её сразу слышно на любом конце площади, потому что с места в карьер она начинает скандалить со всеми соседями без разбора. Ей все уступают, потому что не хотят влезать с ней в разборки. Только тихо восклицают: «О-ла-ла ! Опять эта Мартина!»
  С этой Мартиной старожилы вспоминают случаи из её юности, когда та устроила настоящую охоту самки в поисках партнёра на многих художников. Она их брала приступом, как Суворов крепости, одного слабака за другим. Когда-то на площади над Сабо Руж жил художник, Жан Редис. И вот он узнал, что у него неизлечимая форма рака. Стал устраивать отходные праздники, вечеринки и гулянки каждый день. У него все собирались после работы и во время неё, пили и веселились. Зазывал он и женщин. Когда это узнала Мартина, она решила и тут отметиться. И отметилась. И как ! Днём она приходила к Жану, выгоняла от него весь народ, затаскивала его в койку, открывала окна и начинала стонать и кричать на всю площадь. Вся публика и художники стояли, задрав головы... Потом у умирающего Жана купил  квартиру Медани Редер. Вот он теперь в этом окне красуется.
фото

 Старый сербский еврей Стефан(назовём его №2, так как был №1 по кличке Пикассо, а пару лет назад появился ещё один, молодой изящный француз Стефан №3), наверное самый знаменитый из-за своей внешности и придуманного им трюка со своим автопортретом в клошарской шляпе и с горящей трубкой в руке(популярный тип картинки в разном исполнении, который хорошо продаётся уже сто лет, воплощённый им в жизнь). И хотя и портрет нарисован  ещё более неумело, чем первый, который тут на фото, продался он  уже давно и за неплохие деньги. Персонаж на листе изображён с глупым смещением лица в нижний угол, но легко узнаётся из-за большой седой бороды и горящих сквозь очки злобных глазёнок, который все порываются фотографировать. Как-то недавно я его спросил, какой по счёту этот твой автопортрет ? Он считал, считал, 27-й,- говорит...
  Он на всех громко орёт и не позволяет себя фотографировать. Исключения составляют его клиенты. Но, несмотря на то, что он довольно недавний персонаж,- на площади менее 10 лет, его мерзкая физиономия торчит во всех современных путеводителях и статьях о Монмартре. У него грубая манера громко и нагло приставать к проходящим. Он выучил на всех языках мира по нескольку фраз, и определяя с ходу, как и все мы, национальность туристов, начинает им что-то талдычить, типа: «Арстике мое, хут, мой мейшиш»(голландцам) или «Нигоэйка тодеска?»(японцам) или «Наташа, иди, я тебя нарисую !» В общем, шутовство ему помогает навести контакт. А контакт- это залог добыть клиента. Но бывают сбои. Однажды он попал на какого-то серба, что-то ему сказал, и серб оттаскал его за бороду по всей площади и надавал ещё хороших тумаков. Стефан на время притих, постриг слегка бороду, но через некоторое время опять стал каркать из своего угла. Он так достал всех соседей, что теперь рядом с ним никто не хочет стоять, тем более, что он ещё дымит своей вонючей трубкой или сигарой. Рисует кирпичного или болезненно охристого цвета лица и всегда с подчёркнуто опущенными уголками глаз. Умеет только фас, но с фотографий животных сдувает довольно сносно.Его примеру нарисовать на рекламе себя повторил бывший его постоянный сосед грек Христос, рисующий несравненно лучше Стефана. Потом Стефан, видимо от ревности, перестал стоять рядом с сербом и разговаривать с ним. Христос потом рисовал долго в и удачно в паре с Мариной, но временами тоже на неё обижался. Его легко вычислить, потому что он постоянно что-то жуёт за этюдником.

  Вообще эта манера привязываться и приставать к прохожим очень навязчива и неприятна и присуща очень многим сидящим на своём метре портретистам. Особенно ей отличался Стефан №1 Меленич по кличке Пикассо. Тоже серб.
фото

  Он тоже был с седой бородой , стоял впереди за два метра от своего места и ловил всех солидных господ и претенциозных дам, останавливая их локтём и удерживая сильным, натренированным мезинцем, говоря им на 6 знакомых ему языках: «Подождите, подождите! Какая красивая дама! Это ваша дочь, мсье? Ха-ха, я шучу, я вижу, что это ваша жена. Вы любите Пикассо или Модильяни?» Все эти богатые идиоты безусловно любили Пикассо и Модильяни, и Стефан начинал им показывать какие-то прожухшие старые фтографии своих рисунков, которые он лет 25 назад подклеил сзади на свой картон. Он изгибался весь и, всячески нагнетая значимость своих угловатых рисунков, объяснял, как это всё - образцы великого искусства, и будет просто гениально, когда он нарисует именно этим стилем вашу спутницу. Усаживая модель высоко на стул, он сам спускался со своим стулом на мостовую, и, глядя буквально из-под юбки клиентки, рисовал её ломанными линиями и треугольниками, бессмысленно обводя свои простые и однообразные линии раз по пять широкикми взмахами руки. Все прохожие, естественно, обращали внимание на работающего седовласого маэстро, останавливались и, подчинившись стадному чувству, через 15 минут занимали место первой модели. И получали точь-в точь такие же тругольники и квадраты. Частенько «Пикассо» приглашали в кафе его барственные клиенты, но особенно он распускался с русскими, которым он пел старые русские песни и рассказывал несмешные сербские или французские анекдоты по-русски. Клиенты дипломатично усмехались, зато Стефан заливисто смеялся. Надо сказать, что русские, неизбалованны любовью у себя в стране и просто плывут, когда встречают такую неподдельную любовь к себе заграницей. Вот только вчера один проходящий русский турист вспоминал со своими спутницами, как они со Стефаном веселились тут и пели.
  Закончил он жалко,- жена, на имя которой он купил две большие квартиры, развелась с ним и ничем с ним не поделилась. Стефан уехал в свою Сербию, нашёл там моложавую русскую подругу, приезжал пару раз с ней в Париж, но нелюбезно встречаемый на площади, уезжал обратно и в конце концов слёг от рака.
   Нелюбезность эта происходила и от того, что югославов всех оттенков считают бичём божьим на Монмартре(видимо в наказание за то, что почти никто из них на площади рисовать толком не умеет, но имеют непрошибаемую наглость), и за то, что Стефан в работе был жёстким эгоистом, не считаясь со своими соседями нисколько, чтобы заполучить клиента. Часто дрался с соседками. Один раз я видел, как ещё один такой же «неподарок», его соплеменник Любо, метал в Стефана стулья и хватал его за глотку из-за этого.
фото

  Любо постоянно курил и любил танцевать. Подхватывал какую-нибудь проходящую дамочку, когда у террас играл аккордеон или гитара, и начинал её кружить. Боевой был до старости, словно чечен какой-нибудь. Невзирая на пол и возраст, тоже мог садануть по морде кого угодно, если что-то не нравилось. Какие-нибудь тихие итальянцы, Паоло и Франческа (Франсуаза во французском переводе), могли получить просто рикошетом, поэтому всегда держались подальше от таких соседей.
фото
фото

  Паоло — почти аристократ, по крайней мере по привычкам, склонности к дорогим вещам типа мотоцикла Харлея и всякой дорогой одежде. Но всё это благодаря очень богатому брату, который по примеру брата Ван Гога, Тео, содержит его всю жизнь. А сам он незатейливый мелкоконструктивный  чертёжник, которому кажется, что сплетённые линии и непонятные трубки есть искусство. Зато у него подкупающие манеры хорошо воспитанного, хотя и изредка вспыльчивого тоже южного человека.

  Паоло приезжает на площадь не от крайней нужды, как все, а просто поразвлечься, посмотреть на молоденьких девочек и посмеяться в хорошей компании. Уходит он обычно часа через три после того, как приехал, ещё днём.
  Год назад прихожу под вечер и вижу стоящий мольберт Паоло со стульями. Его самого нет час, два, потом заявляется. Рожа красная, на ногах еле держится. Рассказывает: «Ох, славно погуляли! Русский богатый посадил свою подругу рисоваться. Она нехотя села. Потом пригласил меня с ними в ресторан. Сидим, заказываем бутылочку шампанского, самого дорогого у них. Пьём, но девица мало того, что не принимает участия, но и вообще старается в нашу сторону не смотреть. Пьёт воду и молчит. Ну мне-то что, я за ней не ухлёстываю, да и девица, хоть и русская, но дурна собой. Вот у таких и бывает скверный характер! Одним словом, почили мы и вторую бутылку шампанского, а девица встала, и ни слова не говоря, ушла. Ну мы тогда стали пить всерьёз. Взяли ещё пару бутылок лучшего коньяка. Упились, как видишь, в хлам, но весело поболтали на английском. Представь, счёт — 2500 евро! А этот русский ещё чаевых 500 евро им дал, лучше бы мне !»
   И вы знаете, вот таких широких натур часто приглашают, а каких-нибудь серых мышек ветнамцев или беспомощных в рисовании французов и француженок(типа Алана, Кристиана, Мари-Ноэль или клошардиссимо  Илиану),- никогда.
фото
фото

   Второй видный (его сразу замечаешь в рядах) неаполитанец Витторио, не был первым художником даже в детстве в своём родном селе. Но приехав в Париж работать плиточником, он разузнал, что на Монмартре люди без всяких почти усилий могут заработать за день столько, сколько он на плитке не мог за неделю. Надо сказать, что он также, как Стефаны №1 и №2,  умело разыграл карту своей внешности,- к огромному носу отрастив пышную шевелюру и «художественную» бородёнку клинышком. К этому прибавлен  волообразный («вол, исполненный очей» ) взгляд, который он отрабатывал перед зеркалом целыми днями, плюс какие-то шарфы, художественные пальто, небрежные жесты и ужимки. И никогда неопрятных джинсов. А только широкие дорогие брюки и   неплохие  ботинки. Вся эта бутафория  играет  глупой публикой каждый день бенефис Витторио. И когда Витторио (я его зову Конарио, от слова «конар»- козёл в русском значении) своим блеющим голоском выкрикивает : «Мадемуазель, ву зет шуази ком модель!(вы выбраны на модель )», или блеет: «Ху из некст?», эти впечатлительные дуры чуть не падают ему в объятья... И это мелкое ничтожество малюет какие-то грубые подобия лиц, совершенно неузнаваемые и бестолковые, размахивая карандашом, как Незнайка кистью. Или как дирижёр на Патетической симфонии. Комедия, выстроенная на внешности и манерах Артиса,а также сочетанию сангигы на желтоватой, под старину, бумаге(это эффект немногоболее удачно взяли на вооружение два армянина, но тоже утоноли в трафаретной стандартности и пережаривании теней). Тут на фото ещё довольно старательно и удачно. Но в конце он перечёркивает верхнюю часть головы на рисунке эллипсами и называет это построениями...
фот

 Неважно, что у вас нежное и молодое лицо. Будете как все, т. е. чёрти чем! Художники потешаются, но за Конарио уже стоит очередь желающих. Причём всё люди обеспеченные и бывавшие наверняка во всяких музеях и галереях в культурных столицах. Поразительно, но факт,- чем богаче и претенциознее люди, тем легче они попадаются на удочку шарлатанов.  Таких, как Стефаны или Витторио. И это было всегда. Вспомним Мольера !
   Когда-то такой же и ещё больший эффект производил полнейший дилетант, и даже чемпион среди дилетантов, бывший сапожник или чистильщик труб, Ремо, который и модели выставлял ужасные, и внешность у него была наипролетарская, чуть не клошарская, а рисовал он так, что мы заходились от хохота. И каждый день аншлаг ! Сейчас у него сильнейший диабет, и он просто слоняется целыми днями по Монмартру, где и живёт. Довольно музыкально посвистывая, подсмеивается над нами. Некоторые до сих пор его ненавидят за прошлое,- он громко в своё время обзывал туристов, которые не хотели к нему садиться и вообще был самоуверенный хам. Но любил играть в шахматы, и тогда успокаивался на долгие часы.
фото

  Лейва, который рисовал сначала два года по прибытии с 1964 г  портреты ещё с 20-30 коллегами(тогда их было гораздо меньше, чем сейчас, а оставалось до глубокой ночи летом в самый «раскалённый» период не более десятка), причём это делал в особенной лихой свободной манере, точно так же сокрушался, что клиент дурак, и его надо постоянно зазывать, что это унижает и утомляет, его надо дурачить какими-то жалкими трюками, а это недостойно настоящего художника.
Перейдя в живописцы, он 50 лет писал штук 10 одних и тех же пейзажных мотивов разных размеров, но постоянных по своему крепкому исполнению, и в ус не дул до последнего времени. Он обожал эффект мокрого асфальта, где по низу можно было мастихинными мазками всобачивать яркие краски отражений от машин, зданий и прохожих. У него вырос сын художник, симпатичнейший и очень живой Хозе, который приехал из своей Малаги помочь отцу, который из-за своей постоянной сигары получил-таки инфаркт и получил болезнь глаз. Сын стал на место отца и вот недавно продал за один день 10 картин на 13 тыс евро. Обаяние, притягательные чёрные глаза из-под обмякшей артистической шляпы и следование манере живописи отца сделали из него хорошего коммерсанта. В отношении этих отца и сына можно сказать, что они имели совершенно заслуженный спрос.
фото

   Вообще психология клиента и его умственные и зрительные способности всегда для нас загадка. Почему он покупает гораздо чаще явную лажу и ещё горячо благодарит мазилу, который сам в глубине души понимает, что продаёт чёрти что,- глаза получились на разном уровне, и на глаза модели не похожи, и нос не тот, и форма головы, и вообще он понятие о рефлексах, бликах и  тени имеет очень слабое...И, главное, НЕПОХОЖЕ! Бывает, что ребёнок рисут, очень неумело и наивно, но похожесть улавливает. А тут...И в то же время другой такой же дурак-клиент задирает придирками крепкого реалиста камбоджийца Лима, который может быть, только в каких-то лёгких деталях чуточку промазал и то только оттого, что условия не совсем подходящие для серьёзной работы,- другие туристы отвлекают модель, соседние художники и модели переговариваются или курят.Про картины я вообще не говорю, потому что самые затрапезные творения наших бывших консьержек и дворников всё равно выглядят более презентабельно чем всякие целковы, кабаковы, поллаки и дюшаны.
фото

  А турист, как муха, имеет свойство клеиться к тому, который уже рисует и неважно как, лишь бы шёл процесс. И даже лучше будет, если на его глазах мажут  страшную пачкотню,  тогда турист из любой страны и любого имущественного уровня и общественного положения, как зачарованный на подобную неразьяснимую загадку, садится следующим и даётся себя тоже изобразить таким же чудовищем. Феноменально и непонятно, но факт! Ремо это доказывал каждый день, причём он страшно гордился своими "щедеврами"... А вот картины под "авнгард" тут практически не продашь.
  Раз я помню (даже сделал фото одного поразительного по мягкости, общей эстетике и похожести портрета француза и негритянки) случай, когда после работы суперпортрета Лима, эта сука возьми и привяжись, что это не она! Да чтоб ты сдохла, тупица диковыведенная!- хотел я ей закричать. Тогда приятель Лима, Тан, вьетнамец, редкая бездарь, но удачливый коммерсант в нашем деле, взял его лист и всё безбожно испортил. Вообще-то у нас переделывать никто не позволяет другим, но подавленный Лим просто уже хотел порвать рисунок, и Тан решил его выручить. Что вы думаете? эти дебилы заплатили Тану и дали ещё 20 евро чаевых. Тан отдал деньги Лиму. Лим собрал вещи и поехал домой.
фото

  А этот мелкопуперный Тан, всегда в одной и той же кепочке, всем без исключения, что узколицым, что широколицым, что чёрным, что белым, что носом картошкой, что с горбинкой, рисует ОДНО И ТУ ЖЕ РОЖУ, как под копирку. Меняет только цвет волос со светлого на тёмный, в зависимости от модели. Во всём остальном внешность позируемого значения не имеет, спустя полчаса путём героических усилий получается то же самое изображение, что было не только у предыдцщей и препредыдущей модели, но и как у той любой, что была перед ними... Отбоя нет ! Причём, криворукий, не умеет даже удобно поставить мольберт, всё время рисует накосо и именно загораживая рабочий угол зрения... Каждй раз, всматриваясь в модель, он как бы выныривает из-за мольберта, извивается, как уж, и лепит всем так же, как у предыдущего заказчика. Вопросов и отказов не бывает НИКОГДА ! Вот он, секрет успеха ! Помню, раньше в советские ещё времена фотографы на пляжах ставили картон с изображением какого-нибудь кавалериста с прорезью для физиономии, и нужно было подставить в прорезь рожу. Сейчас наоборот,- рубашечку нарисуют и в клеточку, и в полосочку, а вот о роже не обессудьте,- на всех одна. И все довольны! Наверное это и есть "монмартский стиль",- Ремо, Витторио, Тан и ещё несколько десятков "умельцев"...
фото

  Меняются эпохи, люди,- каждый день ведь не одни и те же приезжают, а совершенно разные, но в подавляющем случае,-но у 99,9 %  ментальный тип и формула поведения одинаковые. Я уж не знаю, что они с этими портретами делают дома. Вешают в раму и годами обсуждают, что что-то там есть, или за шкафом свёрнутыми держут, не знаю. Но факт остаётся фактом,- чем хуже, тем для публики лучше. То же и с картинами. Покупают чаще совершенно беспомощную мазню, но всё-таки не абстрактную, а добротные свежие вещи обходят стороной...
   Когда мы рассуждаем на эту тему, каждый раз вспоминаем цветного пастелиста англичанина Мориса, скромнейшего и тишайшего человека,
фото

 который делал довольно удачные и очень цветные светлые портреты, которыми восхищались сами художники. Очень редко у него была очередь и иногда ему удавалось за день сделать 4-5 портретов, после чего он от усталости не приходил 2 дня. Но чаще он сидел в  уголочке, положив ногу за ногу и тихонько курил. Никто ни на него, ни на модель не обращал никакого внимания. Изредка к нему кто-то садился, и даже люди сзади стояли, смотря, как он рисует. Но чаще всего, несмотря на явные художественные достоинства и схожесть, остальные расходились и никто следующий не садился. Летом он ещё мог подчиниться погоде и прийти в шортах, но зимой он никогда не надевал ни перчаток, ни шапки, и совсем редко я его видел , накинувшем куртку на свой неизменный свитер. Красный сидел, как рак, от холода, но не одевался. И никакого успеха, хотя был настоящим академическим импрессионистом, если можно так выразиться.
  Тогда ещё многие рисовали на самой площади без официальных разрешений, и когда большинство «беспаспортных» получили разрешение тут работать, Морису стало одиноко прятаться и отбиваться от полиции, и он уехал к своим туманам навсегда. Все хорошие художники с сожалением говорят, что он не остался и не  разцветил наше мутное и серое болото своими свежими и чистыми красками.


  Одним из лучших был мой старый приятель Вим, с большой умной лысиной, который обладал невероятной обаятельностью, юмором, большой общей культурой и терпимостью. Все его любили. Но он был ещё талантлив и рисовал в собственной мягкой манере, идя от общего к частному, как никто на площади. Поэтому ему одному удавались композиционно парные портреты, особнно когда он ставил модели спиной друг к другу. У всех остальных это были два или более лиц, вставленные в свободное место на листе. Коллаж.
   Вим был голландец, но совсем не всегда говорил с голландцами по-голландски, только когда была настоящая симпатия и взаимопонимание. Тогда он много шутил, смеялся и собирал около себя большую толпу. Но со временем я стал замечать, хотя возможно и придумываю себе, что Вим стал неравнодушен к тому, что совершенные бездари или просто корявые художники рисуют и рисуют, и на них есть постоянный спрос, а он всё чаще стоит без дела. И, несмотря на общие футбольные интересы(команда наших моложавых старичков ездила по воскресеньям одно время в Булонский лес играть в футбол, и часто гоняла там мяч с командой полицейских из Парижа), стал ходить всё реже и наконец совсем пропал и перестал даже звонить знакомым. Общая стоячая атмосфера мандража, чтобы заполучить клиента, зависть и связанная с ней внутреняя недоброжелательность друг к другу не могли быть ему приятны. Ну и чувство несправедливости. Говорят, летом его видели рисующим на пляже Ля Рошели, где он начинал ещё по приезде во Францию 30 лет назад. «Не перенесла душа поэта!..»
фото

  Надо сказать, что голландцы- вообще очень многочисленны как туристы во Франции и являются для нас буквально спасителями,- очень часто рисуются, в половине случаев не торгуются и имеют очень приятные, схожие с северославянскими лица. Фигуры у молодых голландок просто модельные, и они очень выигрышно смотрятся по сравнению с представительницами всех остальных стран. Почти, как лучшие из русских.
фото

  Второй или даже первой важнейшей нацией являются американцы. Доброжелательные открытые люди, уважающие ваш труд и талант, оень легко поддающиеся на ваши уговоры и вообще ценящие живой контакт, эта нация по праву считается самой радушной, желанной и платёжеспособной. Среди художников тоже есть американцы,- таричок, этнический француз и этнический немец Стив.
  Когда в конце 90-х стали приезжать группами диковатые южные корейцы, они рассаживались все по художникам, ни слова не говоря, только на пальцах уточнив цену. До них японцы были вторыми покупателями на художественном рынке, но после кризиса 98 года японцы стали гораздо бережнее относится к своему кошельку. Сейчас идут китайцы, наиболее хитролицые и недоверчивые из всех. Но суетящиеся вокруг них французские гиды всё улаживают и решают все проблемы. Англичане в совокупности с австралийцами, канадцами, новозеландцами и ирландцами составляют тоже весомую часть заказчиков. Они чаще других выбирают качсетвенное творчество.
  Тем не менее азиаты при всей их многочисленности не составляют и половины всех иностранцев-туристов. Кроме перечисленных европейцев, много, естественно, бельгийцев, итальянцев, которые когда при деньгах — просто мечта художника и ресторатора, ещё испанцев(скорее южноамериканцев), немцев и швейцарцев.
   Раньше зимой вы видели ещё издалека приближение итальянцев,- дорогие до пола шубы курящих женщин и громкая речь. Итальянцы вообще не умеют тихо говорить. Когда вы в Италии, все говорят в полный голос везде и всегда. Для сравнения,- если же ты находишься почти прижавшись, как это бывает в часы пик, к любому коренному французу в бесшумном метро, то невозможно разобрать ни одного слова, когда он говорит по телефону в противоположность выходцам из Африки, которые трубят, как слоны в саванне. Эта скрытность французов сводит с ума. Они никогда не скажут, сколько зарабатывают, и от этого совершенно непонятно, сколько вообще люди во Франции зарабатывают,  как живут и на что. Они никогда не сходятся настоящей  дружбой ни с иностранцами, ни сами с собой, особенно в зрелом возрасте. Болтают много, но больше о потитике, кино,других культурных областях и любят позубоскалить в адрес общих знакомых. Но зато их никто и никогда не достаёт теми навязчивыми отношениями, когда к вам без всякого предупреждения вваливаются в дом за полночь  ДРУЗЬЯ и ведут себя там хозяевами, или звонят ни свет ни заря в выходные и взваливают на тебя свои дела. Я имею ввиду россиян и вообще советских.

   На площади почти никто из французов не был в гостях друг у друга. И не только у французов. Все имеют отношения тут и только тут. Если надо пообщаться поближе, идут в ресторанчик и пропускают пару-тройку стаканчиков. Ну кроме, может быть, многочисленной семьи югославских полуцыган, которая в полном составе режет силуэты посреди улицы, останавливая вас не только локтём, но и размахивая перед носом острейшими ножницами. Гордостью семьи этих македонцев, как они себя называют, является член их семьи, один  самоуверенный мазила, Эли, фото которого время от времени помещает в монмартрском журнальчике Медани. Журнал имеет может быть 30-40 страниц, где полно фото, но совсем не редкость, когда в трёх номерах подряд вы не прочтёте ни строчки и не увидите ни одной фотографии хотя бы одного художника с площади. Какие-то булочники, аптекари, агенты по продаже недвижимости, ряженные «представители независимой коммуны Монмартр» и тому подобные персонажи с дурацкими вечеринками в ресторанах или их поездки заграницу с неизменными  с Медани и голубым Мишу. Далее статьи про уличные фестивали колбасников из Авейроны или виноделов Юго-Запада вокруг площади Тертр и т.д., но редко-редко про нас. Из-за этих чёртовых праздников, которые длятся по неделе и кормятся за счёт наших туристов, невозможно найти место для машины, а через месяц опять какой-то праздник, потом съёмки фильмов, потом автопробег или марафон, который обязательно должен заканчиваться на холме... Не забывая постоянно огороженные части парковок под ремонты, которые никогда не начинаются, и так же никогда не заканчиваются. Успевают только собирать штрафы за неправильную парковку!
  Обо всех этих неудобных и ненужных художникам мероприятиях художников никто не спрашивает, несмотря на представителей от них в мэрии 18-го округа, введённых несколько лет назад. Один Медани только в курсе всего, но именно он-то никогда не против, а наоборот, в каждом мероприятии в кучке организаторов собирает лавры. Ну может быть ещё деньги на журнал. Почему нельзя все эти безобразия проводлить на гораздо более удобном бульваре у Анверса или ещё где, совершенно непонятно !

  Сейчас Монмартр, как и встарь, самый оживлённый и демократический уголок Парижа и может быть всей Франции даже без всех этих искусственно притянутых сюда меролприятий. По заведённому давно порядку тут с 8 вечера играют и поют в нескольких ресторанах и кабаре,- «Ше Эжён», «Клерон», «Мер Катрин»,  «Ла Петодьер», «Ла бонн Франкет» и ещё парочке-тройке прочих. Но есть и почти деревенские по уюту, без всякой музыки, где можно посидеть, поговорить или тихо целоваться в уголке. В "Богеме" в 70-е собирался десяток интеллектуалов,- литераторов и поэтов. Ну, естественно, и художников.
   Когда-то, лет 8-10 назад в арабской пиццерии «Ля Петодьер» играл по вечерам молдавский гений Женя Тамасликяру. На пианино западало три клавиши, одна отсутствовала уже лет 20, пианино было не то, чтобы плохо настроено, а абсолютно раздолбано, как от двадцати переездов с пьяными грузчиками. Женя одновременно играл, разговаривал с вами и читал учебник пилота на месте нот, не забывая покурить. И народ сбегался толпами ко входу просто послушать. Иногда и заезжие профессиональные пианисты оставались на весь вечер, давясь блинами и пиццей, чтобы только подивиться игре этого гения. И в перерывах устраивали шумные овации, схожие с чествованием Чайковского в Париже, разве только на руках не носили. И все спрашивали, а за сколько ты тут пашешь? И когда он отвечал, что за 70 евро за вечер, все просто падали со стульев. "Сколько, сколько ???!..Мы- самые известные на западном (восточном) побережье клубные пианисты. Мы так виртуозно, как ты, не умеем и не будем уметь никогда, а берём не менее 500 (1000, 5000) долларов в час. А если бы мы умели играть, как ты, мы бы претендовали на миллион за одно выступление!.."
  Женя- прирождённый импровизатор, настоящий творец, который КАЖДЫЙ раз играет по-разному. Он терпеть не может разучивать чужие концерты, сочинения №... и прочую стандартную обязаловку и старательно, высунув язык, всю жизнь это повторять. Это же не ИГРА ! Это скучное следование одних и тех нот, пауз и силы ударов по клавишам. Просто рабство, как копирование работ "старых мастеров" не для учёбы, а на усладу публики для живописцев! С абсолютным слухом, подхватывая мелодию на лету, Женя, как Моцарт, тут же делал из неё конфетку, усиливая главную тему, переводя её на похожую, потом варьируя с другой, всё это сочетая своими приправами и добавками, от которых музыка звучала ещё ярче и вкуснее. И она могла не заканчиваться по полчаса и часу, когда он был в ударе и чувствовал, что освоил правый поворот на низкой высоте с форсажем и технику посадки на неровный грунт. Ибо, да, Женя в душе был пилот. Музыкантом он был как бы само собой, и в этом он не видел никакого особого достижения или заслуги себе. Он просто дышал музыкой и не более того. Он сам себя, как музыкант и не особенно ценил. Этим пользовался владелец « Ля Петодьер»,- мрачный, басовитый и тупой, как арабский верблюд, Мустафа. Всегда в костюме и при галстуке, этот бывший легионер предполагал, что он стал Мсье, господином, обзаведясь таким бизнесом, костюмом с галстуком и небольшим новым «мерседесом». И будучи патологически жадным, этот тип, естественно, не удержал ни Женю, ни собственную жену, которая при том, что у них был ребёнок-инвалид , не могла вынести этого урода. Пусть и в галстуке...
  Женя был у нас абсолютным гением. Я водил слушать его всех, кого мог. Восхищались все. И интересное дело то, что он мог завлечь слушателей любой подготовленности и музыкальной культуры до полного восторга и чуть не до пляса, слёз, бутылки водки и признаний в любви !
  Он мог поговорить и о музыке, но очень простыми и ясными словами и, конечно, понимал, что в прежние времена он мог бы быть звездой концертных залов и любимцем самой изощрённой публики. Ведь раньше ещё люди искали инстинктивно музыку мелодичную, чтобы можно было напеть и слушать «в голове» и ценили виртуозов. Люди внутренне следовалли мелодии, и, повторяя её, развивали свой слух и память.

 
  В «Клероне» играют вечером после 8 французские цигане на гитарах и бренчат устало одну и ту же «болтанку». Но когда кто-то действительно цепляет бумажку 5 или 10 евро на шнурок или собирается певческая компания типа итальянцев или испанцев, они разворачиваются, как тяжёлая артиллерия, из всех стволов! Особенно в ночь на Рождество и Новый год все рестораны полны до отказа, и бывает, что кроме ресторанных певцов поёт весь зал, и это так замечательно, ведь настоящий праздник только тогда, когда все поют вместе! Ещё и танцуют. И бывает, подыгрывают на своих инструментах. К дуэту гитаристов просто так присоединяются музыканты «с улицы» или клиенты, и получается замечательный джим-сейшн. То саксофонисты (был раз Вася Живаев, который сейчас водит туристов, а до этого сидел в метро и дул в свою дуду ; другой раз играл у фуникулёра ставший почти звездой в Москве Толя Герасимов, ныне покойный), то скрипачи, то флейтисты. А один раз я им привёл любителя-балалаечника, который сначала робко играл, а потом разыгрался, вошёл в струю, и так понеслось! В два часа ночи еле оторвал, потому что ресторан закрывался. Он был счастлив. Сам он граф Арно Модзалевский, но ходит, как Толстой в дедовых армейских сапогах, косоворотке в мелкую полосочку с туеском и картузе. По-русски почти не говорит, но русский до мозга костей. Живёт неподалёку. Также по-русски не говорит внук русского эмигранта Андрэ, наш силуэтист и напарник македонских цыган. Я его долго учил произносить хотя бы "здравствуйте"...
   Знакомые музыканты часто приходили просто ко мне в гости на работу. Года два по разу в неделю  появлялись братья Михайлюки, родом из Днепропетровска, игравшие неподалёку в русском ресторане цыганщину и всякий блатняк для новых русских. Там пели за деньги, а у меня на площади они оттягивались для себя. Покупали две авоськи вина, бутербродов и начинали потренькивать и распеваться прямо сзади меня, не дожидаясь, пока я закончу портрет. Потом подходили сербы Стефан Пикассо и Любица,
фото


подпевавшие и даже подплясывавшие, появлялся мой незадачливый друг-краснодеревщик Мойше Борисевич, и вся наша компания гуляла под «Ручееёк» и «Отвори ты мне калитку», «Очи чёрные» до последней капли в бокалах...Заканчивали в два ночи, когда никого уже на площади не остаавлось, и гасли огни в кафе.
  Такое бывало, говорят, порой и раньше, и до войны, и в 50-е, и в 60-е и позже. Артистизм полощади Тертр проявлялся во всём, и художники любили себе устраивать праздники. А какие праздники без музыки? Бывает, что и художники сами берут в руки гитару или саксофон, как Гастон или жан-Поль. Гастон, курд, живущий сейчас в Бордо, Помнит массу всяких историй и персонажей тут и очень охотно обо всём этом рассказывает. Интересно. что все курды на площади прекрасно говорят по-французски и даже между собой при людях предпочитают общаться по-французски. Впрочем и арабы, которых тут единицы, так же.
 
   Поют тут много, в сезон через каждые 10 метров стоит музыкант. Один исполняет оперу, другой вытворяет завывающие звуки на пиле, третий рычит, как Джонни Холидей, четвёртый поёт куплеты собственного сочинения под аккордеон. Румынсик аккордеонисты бреют, обходя террасы.
   Раз, помню, захотел купить сэндвич, зашёл за угол, пока выбирал,  прошло минут десять. Возвращаюсь и слышу какое-то чУдное, негромкое пение, доносящееся непонятно откуда, издалека. Иду к себе на место, а пение всё звучнее, и так точно и чисто, как райские гармонии, когда не разбираешь слова, но они поются внутри тебя самого. Я разволновался, и тут вижу, стоит на ступеньках замурованного одного подъезда небольшой человечек и поёт. В темноте этого угла, закрыв глаза, пел под гитару лысый пожилой человек со старым, некрасивым, но одухотворённым лицом. И голос, который как звучал за 200 метров, так и звучал тут, ни тише, ни громче, разве что стали яснее слова итальянских арий и неаполитанских песен. Такой красоты голоса я не встречал больше никогда ни вживую, ни в записи. Простой певец сицилианской оперы, бедный, никому неизвестный человек, просто не мог не выразить свой восторг, не спев. Он подарил нам праздник.
фото
 
   В середине 90-х приезжал божьей милостью скрипач Борис из Одессы. Приехал он и в этом году со своей дочерью, которая акомпанировала ему на гитаре. Каждый вечер разная программа и разные стили даже, но как виртуозно и живо играл ! Вот такая игра отличается от официозно-концертных, академически выверенных исполнений, где артистизма музыки уже никакого нет. А тут свобода и вольное прорыв таланта ! Такая музыка пелась и игралась народом в старые времена во Франции, и Италии, в России и особеннов Испании. Почитайте путевые заметки Немировича-Данченко об Испании 1880-х годов, как на карнавал приезжие крестьяне из разных провинций и пели свои бесподобные песни, и как королева Изабелла, разволновавшись, просила их повторять по нескольку раз!

  Я это ощутил прошлой осенью, когда несколько дней перемещаясь с места на мето,  пел мужской хор из Хорвати, Вокалисты Салони. Я, во-первых, не представлял, насколько хорватская музыка, имевшее сильнейшее влияние со стороны Австрии, которой она принадлежала, выгодно отличается от «сербятины». У сербов вся музыка примитивна и однообразна, так и осталась по сути туретчиной, без красивых мелодий и только с какими-то диковатыми визгливыми выкрутасами, голосовыми «ухами» с неимоверным занудством для подпрыгиваний и ритмичных приседаний.
  У хорватов и бесконечное богатство напевных мелодий, и виртуозное владение мощным природным инструментом-голосом, и невероятная красота вариаций, и включение в наиболее напряжённый момент самого высокого из голосов, поддержанный мощными басами. Просто высочайшая музыкальная хоровая культура! И, главное, песни все такие позитивные !
  Пели они целыми днями напролёт, нигде не сбившись и не спев ни одной неинтересной песни. Репертуар просто необыкновенно могучего творчески народа. Cкажу честно, после них с трудом слушаю современные англоязычные бездарности, которые днями и ночами звучат по радио всех стран,- что в Германии, что в Голландии, что в Бельгии, что у нас во Франции...
  Так вот на примере этих солистов я в который раз убедился, что в жизни они поют все интеренее, чем на сцене. Их песню «Три сулара су» я слушал с самозабвением вживую, а в интернете с их и прочих концертов это было жалкое, робкое и совершенно неинтересное исполнение, в котором тот шедевр был еле узнать. На Монмартре под бокал- другой пива, вольно расссевшись и, не обращая внимания на публику, они ПЕЛИ. На сцене- блеяли...
  Наверное сцена вообще сковывает и иссушает музыку. Был такой же случай с моим знакомым московским «духовным» хором «Сирин». Поют какую-то чудовищную мутотень на сценах под Парижем. Ради заработка, понятное дело. По нотам, партиям. Но публике, которая о духовности напридумала себе разных глупых штампов, вся эта растянутая тягомотина очень в жилу идёт. Руководитель хора, тиран и деспот для певцов, и страшный матерный порно-анектодтчик(по типу антисоветчика) по совместительству, Андрей Котов, уловил эту слабинку публики и всячески её эксплуатирует. Ездят они постоянно на гастроли по Франции и другим странам, и каждый раз я вижусь с ними благодаря моему другу Паше Куничу (фамилия хоть и сербская, но сам- чистый русак). Так вот, праздновали они в отеле на Галлени раз день рождения кого-то из хора. Для них праздник- это не только выпить-закусить. Это настоящие большие артисты, им надо попеть. И пели они «Почему так быстро вянут розы», казачий романс. Какое мощное и красивое было пение! Как говорят, после этого можно умирать. Нигде и никогда я подобного исполнения не слышал, и наверное, уж не услышу. Свободное от сцены вдохновение тогда создало мимолётный шедевр...


  С картинами, мне кажется, не так, как с музыкой. Картины производят впечатление дважды,- когда на них бросаешь первый взгляд, и когда долго рассматриваешь. Но если сразу, мгновенно картина не впечатлила, трудно ждать, что она понравится и в дальнейшем. И хороших картин немало, хотя ежедневно пишущие люди утверждают, что хорошая картина у них получается только раз в год. По уличным портретам, пожалуй, можно с этим согласиться. Музыка совсем другое дело. Она обволакивает и звучит постоянно внутри. Те, кто целыми днями «слушает» в наушниках, этого не поймут. Для меня самое большое впечатление- это живой голос. Потом уже инструменты и потом только изображения. То есть хорошая картина менее производит впечатление, чем хорошая инструментальная мелодия, а та в свою очередь, меньше, чем красивый голос. Из инструментов, как ни странно, очень большое впечатление на меня произвела балалайка при близком знакомстве. Как сказал бог этого инструмента, Коля Кедров, живший четырьмя улицами ниже площади на швейцарском телевидении,- « Очень простой инструмент, всего три струны» Потом помолчал и добавил,- «Причём две из них одинаковые». Представить трудно, как на ней можно такое сыграть! Послушайте, как Коля играет в Русском культурном центре в Париже «Московскую польку» другого гения, семиструнника Сергея Орехова, и вы поймёте, что пределов этому инструменту практически нет!
  А в живописи мне нравятся сейчас Цорн, Семирадский и Соройя, у которых много солнечного света и цвета, много красоты и настоящего земного очарования. Тот самый Маноло, что размалёвывал «Клерон» гордится, что он- ученик ученика Соройи, хотя я сомневаюсь, что у него остался хоть один процент таланта праучителя... Ромо тоже под конец жизни при упоминании этого гения только разводил руками в восхищении. Зато просто входил в исступление, когда называли имя Пикассо. Он с удовольствием подхватил для Стефана старого наше монмартрское прозвище Пикассо- Пичкассо(Пичка- по сербски означает женский орган). Ромо много горевал, что лучшие годы своей жизни отдал формалистическим «поискам», и начал заново писать реалистически только в старости. У него где-то сын, где-то дочь, и никто из них не приехал его поддержать в последние дни жизни...
  К нашим художникам почему-то крайне редко приходят их дети. То ли художники стесняются этого места работы, то ли дети стесняются, то ли у всех не очень сложились отношения, я не знаю. Хотя есть несколько художников, чьи предки тоже работали тут или работают.
 Среди пэнтров самые большие и хорошо сделанные картины время от времени продают грек Жорж, который только зимой выносит один и тот же пейзаж залитого солнуем каменного переулка со стенам. увитвми плющом и цветами. и молодой македонец с гиперреалистичными ретроавтомобилями. Большие и не очень лёгкие симпатичные акварели продаёт непрерывно их тут рисующий по памяти(совершенно феноменальной) драчливый француз Жан Марк Ламберт. У него, кстати, пятеро детей.

  У нас трудится для многих, особенно женщин, очень неприятный, персонаж, мощный старик Жорж Мостовой, который вообще-то никакой не художник, а экс-чемпион мира по шашкам, которые просто не приносят, в отличие от шахмат, денег. Причём родился он во Львове, и родители перед Второй Мировой увезли его оттуда, а чемпионский титул он получил как представитель Франции, в Сухуми, на территории Советского Союза, чем очень гордится. Его конёк,- это фотография Жака Ширака рядом с его мольбертом в бытность последнего мэром Парижа. И самое главное,- у него очень длинный и липкий язык. Он так им обволакивает жертву, обычно молоденькую девушку, что она ему и деньги отдаёт за отдалённое подобие изображения не её лица каким-нибудь блёкло-жёлтым  карандашом, и ещё поцелует на прощанье. Или он её, если особо неподатливая попадётся.
фото

  Но и на Мостового нашлась грозная управа. Тоже еврей, с одержимым взглядом, одетый очень бедно и с неизменной сумкой-портфелем, он неизвестно за что преследует Мостового повсюду. То они столкнутся в Люксембургском саду, то в метро, то где-нибудь в другом месте. В последнюю зиму чудак стал появляться на Монмартре и ходить кругами вокруг стульев бедного Мостового. Надо сказать, что и рукопожатие, и вообще физическая сила у Мостового просто феноменальные, но тут он явно перетрусил. У них был незначительный конфликт, и преследователь привёл полицию. Те составили акт, пригласили Мостового для объяснений и окончательно сломили сильного человека. Он стал вместо работы советоваться целыми днями со мной и просил пойти заступиться за него и дать свидетельские показания. Потом вообще перестал появляться на работу, а в те два последние раза, что появился, сидел, как на иголках и, забыв про юных прелестниц, всё крутил головой в поисках антипода. С прошлой зимы практически пропал и Мостовой, и его преследователь. Наверное, настиг чемпиона...
   Мостовой- единственный, который продаёт почти чистый лист, причём часто дороже добротного портрета. Он рисует на желтоватой бумаге жёлтым карандашём. Жёлтый карандаш — сам по себе экзотика, а уж на жёлтой бумаге...в общем его портрет больше смахивает на водяной знак...
 У нас есть венгр Ласло- Поль, страшный антисемит, подозревающий всех и вся в еврействе и ищущий исторические корни венгров в каких-нибудь мифических народах и с мифическими фактами, верящий во все басни интернета о раскрытии исторических тайн и существовании всех возможных заговоров всех против всех. Он рисует шаржи и портреты  синим карандашём за 5 минут, смотря на вас своими косыми глазами. Синим. Говорит на 6 языках, проработал в Японии на карикатурах года 3 и сейчас приглашаем на недельку-другую на какие-то японские празднества. Вообще этот вид приработка,- «суарэ», то есть рисование на вечеринках и праздниках некоторым счастливчикам даёт такой заработок, что они почти перестают появляться у нас, «на воздухе».

   Очень хороший художник полуангличанин-полумалаец Дэвид, который по заштрихованному в тень коричневому портрету набирает света с помощью светложёлтого, этак густым светло- кадмиевым цветом, да ещё на пергаментового цвета  бумаге вытягивает точную форму. Прекрасный эффект выцветшего, но очень эффектного и обьёмного изображения столетней давности. А в цвете, пастелью, он просто чемпион на сегодняшний день.
  Недавно скончался ещё один наш чемпион. Чемпион Франции по боксу в среднем весе Дени. Я его видел за три-четыре дня до смерти, рисующим, высунув  по обыкновению язык, и постоянно подшучивая, свои карикатуры и весело зазывающим клиентов. Он был очень подвижный художник, и в течении дня постоянно перемещавшемуся с места на место, где, как ему казалось, лучше пойдёт работа. Такие же непоседы Витторио и Виллим. Все остальные сидят, где сели, с утра или того момента, когда пришли.
  Дени был очень добрым и приятным человеком, и настоящим джентльменом, несмотря на грозный взгляд близко посаженных  косящих  слегка глаз и своё боксёрское прошлое. Он рассказывал, как его однажды по выходе из метро стал преследовать какой-то злобный тип и всё порывался ударить его кулаком. Дени показал на вьетнамце Туане, который мнит себя совершенным бойцом в кунгфигистском стиле, как он отбился от придурка. Быстрые, как у мухи , удары ноги по передней самой болезненной косточке ноги противника, и тот без всяких хуков лежит уже на земле и корчится от боли. Туан пытался много раз повторить быстроту движения, при этом отмахиваясь от ударов, но был вынужден признать, что ему до Дени далеко.
  Кстати один этот удар, но совершённый другим человеком, избавил нас от одного очень претенциозного и неудобного в работе француза, Патрика. Дело было так. Внизу у фуникулёра, стала промышлять грабежами отвязная шайка отсидевших безумных наркоманов, которые отличались большой жестокостью. И вот раз, поднявшись к нам, они стали как-то нас задирать и хамить. Вмешался маленький Мустафа (большой был ещё тогда жив), который тоже любит махнуть кулаком. Подошёл к ним и я. Стали их успокаивать и говорить, что тут территория искусства, и мы бы не хотели, чтобы они мешали нашему бизнесу. Они вроде согласились и пошли своей дорогой. Но по пути им попался на глаза Патрик, который имел неосторожность бросить на них презрительный взгляд. Один из подонков кинулся у нему с бранью и ударил мыском ботинка по «футбольной» косточке. Патрика подкосило, мы еле его откачали. И он больше на горе не появлялся. Хотя у него тут же рядом мастерская, он больше на площадь даже не заходил поинтересоваться, как идут дела. Я его встретил после этого года через два, и мы очень хорошо поболтали. Он сказал, что ему помогают родственники, что он рисует в своей мастерской и так живёт.
  Однажды я привёл к нему в мастерскую очень красивую юную русскую модель, и мы рисовали её портрет до пояса. Патрик всё уговаривал её, лучше меня говорившую по-французски, обнажить грудь, но она только смеялась и показала красный лифчик под блузкой, вчера только купленный на распродаже на Елисейских полях...
  А почему Патрик был неудобен в работе, и почему никто не сожалеет, что он пропал? Дело в том, что он так настойчиво и без оглядки на соседей зазывал клиентов, что рядом с ним невозможно было работать. Очень часто он этак по-дружески тебя спрашивал,- «Какую цену ты предложил?» и тут же отошедшей подумать клиентке сбивал цену у тебя на глазах. Метод совершенно мерзкий. Правда, и клиент хорош...Он был большой эротоман, писал порнографические книги, издавал их и ходил по всяким таким заведениям в компании с Камилем, который за счёт своей смешливости имел там всегда больший успех, чем Патрик.
  Но писательская и вообще гуманитарная натура часто брала верх у него, и когда подруливал ещё один  интеллектуал, Жоёль Дюсюзо, фото которого я показал выше, они сцеплялись в споре о какой-то ерунде и спорили часа три кряду, не обращая внимания на полную темень вокруг и туристов...
фото

  В 1870-е годы на Монмартре жил и работал вместе с Валентином Серовым Илья Репин. Здесь он написал самую (и может быть едиственную) свою романтическую картину «Садко в подводном царстве», которую увидел и купил будующий царь (наследником был его брат, умерший в Ницце) Александр 3 . Репин жил на улице Трёх Братьев, где сейчас  в малюсенькой комнатушке живёт  художник из Тамбова Виктор Романов.(портрет Репина не показываю)
фото

 Как раз под его окнами та лавка, где снимали фурорный фильм «Амели Пулан». Виктор Романов лет 10 рисовал пейзажи акварелью, потом рисовал портреты на площади, потом пропадал несколько лет и недавно вышел опять.
  В своё время тут Виктор пытался уговорить нарисоваться Михаила Горбачёва, но тот увильнул под руку своей моложавой спутнице. В тот же 99-й год Виктор стал уговаривать одного мордатого тёзку сесть, но тому не дали телохранители из-за вечной занятости и спешки деловых людей, несмотря на их желание совершить что-то человеческое. А вечером, когда Романов включил телевизор, увидел этого персонажа по новостям. Схватил его визитку,- точно он, Виктор Черномырдин.
  Перед этим был случай, когда подошедшая поздно компания раздала шестерым оставшимся художникам одну и ту же фотографию. Виктор рисует и чувствует, что сзади кто-то подсматривает. Оглянулся,- девица с фото. Он её усадил и вживую нарисовал. Остальные портреты были оплачены, но забракованы. Девица оказалась мексиканской кинозвездой. Предложила написать её портрет в рост маслом. Виктор потом с этим портретом летал к ней в Акапулько и был щедро вознаграждён.
  Один марроканец вспоминает, как лет 20 назад тут проходил со свитой в мундирах и фуражках Борис Ельцин и как он был симпатичен, здоровался со всеми за руку и шутил.
   
  Русский турист во Франции встречается в самом глухом туристическом и не очень углу, а вот эмиграция современная русская идёт больше в Германию. Там слышишь в любом вагоне любого метро, поезда или автобуса сразу пару телефонных разговоров на русском. Не по-туристически, а по-местному. Во Франции вопреки нашим прежним представлениям  по отношению к другим нациям наша диаспора из последних по количеству. Хотя русские любили всегда Францию. И французы к русским в большинстве относятся хорошо. Есть как будто сведения, что ещё борис Годунов посылал полдюжины способных юношей учиться сюда. Никто не вернулся обратно...

    На площади Пигаль во второй половине 70-х годов 19 века  была мастерская модного русского портретиста Алексея Харламова, большого друга Тургенева. Вряд ли они не заходили на площадь прогуляться. Тут и мельницы наверху были, и единственная церковь в округе, и вид чудесный на город. Может встречали по пути пишущего этюд Ван Гога, и так отечески похлопывали по плечу, ободряя дилетанта...
  Была ещё знаменитейшая Мария Башкирцева, но вот она скорее всего не поднималась на холм, увлечённая до одурения живописью и аристократами на левом берегу Сены. Да и здоровье у неё было немного, умерла от чахотки в юном возрасте.
   После революции русские эмигрантские художники были тоже большей частью на левом берегу Сены в таких артелях, как «Улей» и Русская академия живописи, просуществовавшая пару лет всего, ходили в Монпарнасские кафе, там же имели мастерские и варились в своей среде. Хотя литераторы имели больше славы, художникам удавалось лучше пристроить свой талант, так как он не требовал отличного знания французского. Поэтому многие русские, поднаторевшие ещё в императорских театрах, продолжали театральную карьеру как оформители и участники спектаклей. Были и книжные иллюстраторы(как Фёдор Рожанковский, ставший классиком детской иллюстрации в Америке, но начинавшим в Париже эротическими картинками в книжках), и чистые художники, как Коровин, писавший набитой рукой ночные бульвары(или набирые бульвары ночной рукой..). Были и медальеры, как Феликс Разумный, переехавший во Францию ещё до революции и успешно работавший на Монетном Дворе и модельеры (мир моды), как великиая княжна Мария Павловна и княжны Юсупова, Оболенские и Трубецкая. Зинаиде Серебряковой повезло, она нашла мецената, который ей заказывал натурные картины из североафриканского путешествия и портреты своей семьи. Многие занялись иконописью в отсраиваемые для обширной эмиграции храмы, другие занялись кино и дизайном. Но всё же "чистых" живописцев и рисовальщиков были сотни, если не тысячи, устраивавших и персональные, и групповые выставки. Однако выплывали больше одиночки, как Савелий Сорин, Чехонин, Ларионов, Альтман, Леон Бакст, Александр Бенуа, Иван Билибин, Мстислав Добужинский, Александр Яковлев или Анри Ланской. Между прочим, мне удалось открыть одного художника с крайне интересной судьбой. Алексей Васильевич Витковский,год рождения, указанный в интернете как 1813, неверен. По личному делу художника (РГИА ф.789, оп. , ед.хр. В-101, л.3) родился он в 1822г в селе Преображенском Орловской губернии. И крепостных, дворовый человек князя Б.А. Куракина. С 1839г обучался в Художественном классе в Москве. В 1842г участвовал в выставке Императорской Академии Художеств. В 1845 получил вольную. В 1846 от ИАХ получил звание неклассного свободного) художника акварельной живописи. С 1847г жил в Париже, работал у знаменитого О.Верне сначала учеником, затем помощником. В 1863г исполнил живописный портрет О.Верне (ГРМ), преподнесённый художником императору Александру II, который пожаловал портрет в дар ИАХ. Живописец, акварелист, портретист. Умер 5 мая 1868г в Париже. Его работы крайне редки на рынке, да и в музеях.

   Я помню, как в Друо, когда продавали «парижскую школу» 20-50-х годов, в зале в первом ряду сидел совершенно замшелый дед, и когда он, всматриваясь в продаваемую картину, поднимал руку, в зале вставал лес рук.  А когда он пропускал лот, то почти никто за него не боролся. Вадим Нечаев, президент нашей ассоциации русских художников во Франции, спрашивает меня,- «А ты знаешь, кто этот дед? Он был сторожем в «Улье» и знал всех художников, ставшими легендой, как облупленных. Он им и помогал по жизни, и для некоторых был единственным другом. Все эти Сутины, Кислинги, Шагалы, Бранкузи, Модильяни, Цадкины и Диего Риверы постоянно одалживали у него денег и приходили погреться к нему в привратницкую. И оставляли картины, как залог, прося их пристроить. Так что если он руку поднимает, значит это точно оттуда!» Кстати, этот «вечный сторож» несколько дней назад появился на площади, и когда я ему что-то сказал, по поводу его верного глаза, он мне ответил, что всё хорошо помнит и всех до сих пор отличает, а вот ходить уже почти не может...А лет прошло с его сторожения уже около 80-ти !

  У нас внизу на площади Эмиль Гудо стоит реплика когда-то знаменитого художтвенного строения,- вроде бы обыкновенный сарай с цинковой крышей. Это восстановленная после пожара развалюха- «Бато лавуар», где были мастерские одной из ранних групп «Парижской школы», в которой Пикассо подсматривал новые тенденции у всех остальных художников и после этого выдавал на гора свои «новации». И вообще это была родиной нескольких -измов, направлений в живописи и пристанищем для совершенно бедствующей художественной богемы самого начала 20-го века. Без отопления и водопровода И, скорее всего, без канализации...
  Художники — вообще такой народ, ужас ! И  подозрительны к другим талантам, и часто завистливы, и непомерно горды, и вечно бедны...Богатство художника в наше время есть верный признак бездарности и непорядочной проворности.
  А на том же уровне,что Бато Лавуар, но ближе к лестницам от Сакре Кёр есть дом с большими окнами под крышей. Внизу маленькая табличка, что это тут была первая мастерская Пикассо. На самом деле он просто въехал сюда на время, в мастерскую своего земляка, который уезжал на пару месяцев домой. Пикассо за время проживания тут участвовал своими тогда ещё приличными картинами во Всемирной выставке. В этом доме на первом(французском, т.е. 2-м русском) этаже лет 5 жили Аньес и Дэвид Лим(тот, что рисует удачно коричневым и светлым на жёлтой бумаге), и как-то на Рождество они зазвали меня к себе. И мы отметили с ними этот тёплый зимний праздник. Аньес — датчанка венгерского происхождения, портретистка, обожающая
живой розовый цвет в пастели, и неуёмная работница. Если она пришла на работу, она должна унести максимально денег. Это как бы её принцип. Они поздно сошлись с Дэвидом, и у них не было детей. Они взяли приёмного мальчика Эрнеста, который сейчас увлекается музыкой и играет на нескольких инструментах. Дэвид его не отговаривает, и считает, что дети должны сами выбирать себе дорогу в жизни и не обязательно стремиться к карьере, сидя в бюро. У него самого отец был адвокат в Малайзии и работал с утра до поздней ночи и не мог свободно вздохнуть всю жизнь. И постепенно просто спивался... Дэвид поэтому всячески превозносит достоинства нашей работы,- никакой обязаловки,- приходи когда хочешь, уходи, когда хочешь ; работа на свежем воздухе(правда зимой он иногда черезчур свежий), достаточный заработок, чтобы прожить, и возможность  общаться с людьми со всего мира, не отходя далеко от дома.
  ДЭвид Лим(есть при этом другой ДАвид- турецкий армянин  карикатурист и ещё один Лим, о котором я уже писал, камбоджиец)- единственный, кто стал пропагандировать нас в интернете. Он снял несколько роликов и завёл было даже ютюбканал, где сами артисты рассказывают о себе, о своём видении настоящего искусства и непосредственно творят портреты под некоторые комментарии Дэвида.
фото

  Всё-таки, что ни говори, но сейчас работа на площади — суховатая проза скучноватых людей. То ли дело было в 60-е! Наверное самой яркой личностью и одновременно самым точным, быстрым и талантливым художником был Гастон Тико. Про него уже не многие и старожилы-то помнят. Именно он вытащил на площадь работать Жан-Жакак Дювержеса. Гастон имел настоящую фамилию Тиковский и был польским евреем, эксцентричным и запоминающимся персонажем. При этом проявлялся он очень оригинально.
  Были тогда и другие неординарные личности. Один, громаднейшего роста типаж с Канарских островов писал метровыми кистями, да ещё отступая на несколько шагов. А в нарисованной картине проделывал посерёдке дырочку и через неё подглядывал за клиентами перед мольбертом. Другой персонаж по имени Дельвальган, сам похожий на обезьянку, работал с мартышкой на плече постоянно. Третий, ежеминутно подкреплявшийся бужоле в баре рядом с «Пише», получил прозвище Мсье Бужоле. И никак иначе его и не звали. Четвёртый был без одной ноги и рисовал портреты (!) либо стоя, либо присаживаясь на лавочку, которых тогда ещё было несколько штук.
  Гастон Тико носил большой круглый значёк, на котором было написано «Silance ! Genius at work !”. Как-то он пришёл перед Оперой Гарнье в черкесске с газырями и чьими-то наградами и долго там стоял, отдавая честь.
  В Сан Тропэ он нарисовал портрет с натуры Пикассо, и видимо так хорошо нарисовал или написал красками, что Пикассо в ответ нарисовал Гастона. Художники на площади, когда узнали про такую чесь, повалили в Сан Тропэ искать Пикассо. Сидят, ждут. Подъезжает на осле Гастон с огромной сумкой с кистями и красками. Его впускают на виллу мэтра, и ворота перед остальными захлопываются. Привратник всех отогнал, и сколько потом толпа жаждущих поообщаться с знаменитостью ни ждала и ни просила, пришлось убираться восвояси.
  Потом Гастон припёр на площадь здоровенный, в натуральный рост, портрет Де Голля и экспонировал его тут  несколько дней.
  Раз привёл модель необыкновенной красоты в скромном пальто. Публика, которая толпилась на площади в большом количестве и художники залюбовались на девушку. И тут он дал ей знак, и она распахнула пальто, под которым оказалось обнажённое прекрасное тело, которое она с улыбкой всем показала. Этот случай напомнил мне огромную картину Генриха Семирадского из Русского музея «Фрина на празднике Посейдона», когда одна греческая красавица обнажилась на празднике, представ в виде Афродиты. Её за это осудили тогдашние лицемеры. А картина эта остаётся моей любимой картиной не только в русской школе, но и практически во всём мировом искусстве...
 Одной из красивых выходок Гастона было его появление в Риме в костюме римского центуриона, когда он вытащив меч из ножен, стал кричать, что он — племянник Цезаря и прощает тут всех по причине своего отличного настроения. Тогда его повязала полиция и отправила в сумасшедший дом. Теперь-то перед Колизеем, где высадился Тико, дежурят бездельники в форме римских легионеров в кожаных панцирях, с касками, щитами  и бутафорскими мечами, отдаваясь под объективы туристов за деньги. А в те годы Гастон произвёл фурор задаром. Его в конце концов убили где-то в Японии за что-то совсем неимоверное, и тело его не нашли.
  Пару лет назад, незадолго до своей собственной смерти, один из последних «могикан» пляс де Тертр, рисовальщик «с руки» Бернар(не наш бретонец), нашёл на помойке внизу Монмартра какие-то интересные картины. Обратился к Николь, дочери грека Жоржа. Она распознала подпись Гастона Тико и посоветовала Бернару походить по местным галереям или коммерсантам, чтобы продать хоть за какие-то деньги шедевры местночтимой знаменитости. Кому-то он их таки неплохо загнал. А пейзажи по словам Николь были невероятно точно нарисованы и живо схвачены. Все сюжеты с  Монмартра ...
 
  Другой легендой был Христо Стоев, болгарин. Будучи  интеллигентом, умным и широким человеком, которому было скучно и противно в рамках коммунистической скучищи, всеобщей подозрительности и двоемыслия, он покинул тоскливую родину и попал на полулегальное положение во Франции. Приходилось уезжать в Бельгию жить, а сюда приезжать на полощадь Тертр зарабатывать. Это был настоящий талант, ищущий и многогранный.
  Писал свои пейзажи он очень быстро, лихо, мастеровито и поражал монмартрских дилетантов своим профессионализмом и талантом. Он научил Жан Жака Дювержеса хоть как-то рисовать и подтолкнул его в момент большой профессиональной непределённости присоединиться к монмартрской богеме на площади.
 Рисовал он много, но как-то у него не сложилось, и последнее время он жил почти клошаром. Его убили в Индии.
  Но что всё о грустном?!
 
 

   Бывают тут и знаменитости. Но я вообще плохо знаю мир известных, мелькающих на ТВ и в глянцевых журналах, людей, и если даже около меня пройдёт какая-нибудь звезда, если она чем-то не примечательна, не обращу даже внимания. Но иногда кто-нибудь из ребят локтём толкнёт,- «Смотри, там Ван Дамм!» Кстати, он раньше часто по пути из Штатов домой в Бельгию заезжал на пляс де Тертр, но смешно смотрелся этот супергерой с двумя охранниками по сторонам. Как будто тут сплошные головорезы...  Или придёшь после обеда, а тебе Бобас, польский карикатурист говорит,- «Только что рисовал вашего популярного певца». «Как зовут?» «Не знам, как зовут, но бабы у него просто с ума сойти! Смотри фотки !» Смотрю. Николай Басков...

  Бывший тогда премьер-министром Лионель Жоспен, единственный довольно умный и честный социалист, без всякой видимой охраны обходил как-то зимой площадь. А у одной  нашей болгарки, которая в Болгарии была преподавательницей математики в школе, был день рождения, и стояла пара бутылок вина на этюднике со стопкой пластиковых стаканчиков. Вокруг друзья. Увидели Жоспена,- «Выпейте за день рождения!» Он с удовольствием чокнулся и отхлебнул, пообщался с разношерстной компанией.
  Четыре дня назад я рисовал председателя парламента Иракского Курдистана, на которого было несколько покушений, и отрывало даже части тела его охранникам. А лет десять назад рисовал братьев Бирс, которые, узнав, что я — русский, выдохнули,- «У вас в России самые лучшие бриллианты, и...девушки !» Хотя рядом с ними тоже первоклассные модели сидели...
  В начале 90-х глубокой ночью подкатил премьер Латвии с 23 вооружёнными охранниками и стал осматривать оставшихся портретистов, чтобы посадить кому-то свою жену. Вьетнамцы сразу просекли оружие у охраны, и чтобы не вляпаться в историю, загнули 4 цены. Кто-то всё же нарисовал её, но охрана стояла с руками во внутренних карманах. Прямо такая важная фигура, с ума сойти ! А спроси публику и художников, 90% бы не смогло бы вспомнить вообще этой страны на карте мира.
  Кстати, первое время прибалты на вопрос откуда они, безуспешно пытаясь объяснить, в конце концов сдавались и говорили: «Советский Союз». Сейчас прибалтов очень мало , но зато наши художники немного поднаторели в географии и уже на слово «Литва» или «Латвия» кивают головой, потому что когда-то уже что-то такое слышали.
  Рисовал я депутатов парламентов Северной Кореи, Ирана, Турции, Египта, Германии, представителя Чечни при Путине...Позавчера рисовался профессор истории Каирского университета, а ныне депутат антиисламистского парламента, с которым мы сошлись в правильности недемократических методов по устранению исламистской угрозы.
  Кстати с депутатами иранскими,- я не приминул их поддеть, когда они сидели в «Клероне» полвечера и выпивали вино и пиво. А был к тому же рамадан, и наша местная опора ислама марокканец Мустафа меня замучил своим нытьём, что вот он не ест и не пьёт. Я иранцам и говорю,- «чёй-то вы, мол, такое делаете? У нас тут некоторые почти подыхают, не едят и не пьют.» Они мне в ответ: « А пускай подыхают!» Я им,- «ну, рамадан же!» А они,- «Пусть у наших аятолл будет рамадан, а нам начхать!»...
  В 90-е несколько раз бывал Борис Ельцин, и один раз его видели пресекающим площадь зимой совсем одного, без охраны. Джон Керри был раз или два, его карикатурист Богдан фотографировал. Американских президентов многих видели,- кто Рейгана, кто Буша, кто ещё Никсона ,который скупал много наших картинок. В мае 1982г был Клинтон. Японский президент Юи(?) рисовался у поляка Петра. Аллан Жюппе, Жак Ширак и Деланоэ, будучи мэрами в Париже, бывали тут. Актёров и певцов знаменитых тоже целый рой. Вернее рота. Ричард Бартон, Питерс Боснан, Роджер Мур,
 которые Джеймсы Бонды всех серий. Это мне всё наши бывалые понарсказывали, вспоминая молодость.  Шарль Бронсон сидел в Клероне, а Джек Паменс напротив. Адриано Карамбо, комик Эрик Антуан, Ван Дамм, которого рисовал Бобас один раз, а один раз за 2000 франков старый Стефан «Пикассо»(«А почему других всех рисуют за 300 франков, а меня за 2тыс?»,- «Ну не все рисуют Жан Клода Ван Дамма!»).Ричард Бартон был с Элизабет Тейлор в 1972 году. Рисовался у курда Рафаэля актёр, игравший в «Запрещённый визит». Поляк Пётр рисовал под запись японского телевидения чемпиона суматори Кошики, 284 ккг, которого я хорошо помню. Все тогда боялись за стул, и суматори посоветовали позировать стоя. Жил тут и дружил с художниками довоенный французский и голливудский актёр Жан-Пьер Омет. Далида, которая жила рядом, бывала тут очень часто,-гуляла, рисовалась на портретах и сидела в кафе с племянницей постоянно в начале 90-х. Чуть ниже в своём доме по авеню Жуно живёт Клод Нугаро, у которого наш марокканец Бруно даже провёл всю ночь в пирушке с другими нашими художниками. В 80-е и 90-е часто бывал тут Бельмондо, живший на рю Лепик. А очень обходителен с художниками был Жан Марэ, каждое утро прогуливаясь и здороваясь за руку со всеми  артистами, и его с огромной теплотой вспоминают старожилы. Он тоже жил на верхушке холма, в доме Фоли Сандрин, бывшем первым парижским сумасшедшем доме 19-го века, где лечились брат Ван Гога и актёр Филипп де Нерваль. Свою знаменитую скульптуру, «Человек,проходящий сквозь стены» Жан Марэ делал со своего любимого Жана Кокто, а руку сделал в мельчайших деталях повторяющую руку Кокто вплоть до капилляров, которые теперь стёрлись от многочисленных пожатий туристов.
   Появлялся Ален Делон в былые годы. А Клод Лелуш и сейчас живёт рядом с Мулен де ля Галлет. На Лепик живут телеведущий и шоумен Кристоф Шабанн и актёр Ришар Берри. На авеню Жюно жил ещё Марсель Эме, знаменитый писатель, по названию романа которго Марэ и сотворил скульптуру чуть выше по улице. Мишель Полнарев и Шарль Азнавур начинали свою певческую карьеру в Кремайере, Тирбушоне и других кабаре Монмартра. Мишель Полнареф даже тут на улице играл в 1967 году и пел, пока его не взяли в какой-то бар. Тоже французский певец Паскаль Омисо. А современная звезда Заза начинала тут по вечерам при мне.
  Самым забавным событием была шуточная свадьба с переодеваниями и буффонадой знаменитейшего комика Колюша с другим актёром Лё Лораном в теперешнем Синдикате Инициатив, а тогда «мэрией коммуны Монмартр».
  А самым трагическим было самоубийство в 1987г замечательной франко-итало-египетской певицы Далиды(Иоланта Кристина Джильотти), бюст которой стоит на одноимённой площади. При этом Жан Жак не может себе простить, что видел её за несколько часов до самоубийства, вечером, когда она совершенно потерянная и страдающая пришла на нашу площадь возможно за тёплым словом или улыбкой, а он её можно сказать не узнал, подумав, что это какая-то сумасшедшая, которая загримировалась Далидой. Так она была на себя не похожа...На следующий день, узнав о её самоубийстве, он просто не находил себе места и переживает до сих пор.
   При этом многих не могут уже и вспомнить, а многие знаменитости смогли избежать участи быть узнанными. Кто за большими тёмными очками, кто пробежкой (как вице-премьер Козак в спортивном костюме при мне. Я ему-"Стойте, я вас знаю!», а он в ответ,- «Это не я!") или скорой походкой, скрывшись в толпе, а кто просто без того «look», грима или узнаваемого образа...
  Рафаэль рисовал президента Гватемалы с женой. Президент Ливана рисовался, Амин Джуметль. Министр внутренних дел Испании рисовался у него же. Да и прочие министры, депутаты и партийные и национальные лидеры. Самым знаменитым посетителем Монмартра в 20-м веке надо наверное назвать безумного Адольфа Алоизыча, который обозревал прекрасный город с самого высокого в нём природного места...

  Да-да, любят они, эти политические фигурки вдохнуть иногда вольный монмартрский воздух и с людьми без галстуков пообщаться. Но потом окунаются опять в своё ведро с помоями на службе и начинают по новой прессовать художников, музыкантов и прочих граждан у себя на родине. Видимо, у них комплекс , который они реализуют в то, что "нам-то можно свободой подышать, а вам, баранам,в стойло !"

   У Жан Жака Дювержеса, который родился на соседней улице Габриель, отец был издателем известнейшего французского писателя Селин, который часто бывал в их доме. Бывали знаменитые певцы «4 брата Жака», которые были сосвем не братья и носили даже разные фамилии, писатель Мишель Симон и скульптор 3-го Рейха Арно Бреккер. Бывал у них и один загадочный русский, разыскиваемый всю жизнь всеми спецслужбами, носивший аристократическую фамилию и родом с Волги.

  У нас можно целый взвод набрать беглых иранцев. Самый симпатичный и работящий, Аман, действительно пошёл на конфликт со своими бородатыми извергами. Он был уважаемым преподавателем в академиии художеств, а бородачи превратили все гуманитарные заведения в идеологические прислужницы и заставляли Амана на собраниях что-то такое про Аллаха и главную бороду вставлять. А он всё про своё, художественное, говорит. Они ему проработку. Аман лишился в результате работы, а потом и страны.
фото

  Другой случай был с добрейшим и милейшим Мори, который преподавал в архитектурном институте и на выходные пошёл на прогулку со всеми учениками в ближайшие к Тегерану горы, чтобы порисовать и пообщаться. Назавтра его ждала проработка от идеологического аятолького отдела, ревнителей исламского благочестия, мать их за ногу, где ему сказали, что нельзя мальчиков и девочек одновременно водить гулять. Мори им ответил, что они идиоты и уволился. У Мори есть родной брат, Садер, который ещё при мне лет 5 рисовал на горе портреты, но потом окончил строительный институт и стал работать независимым агентом по продаже недвижимости. Теперь он просто счастлив, что ему удалось вырваться из нашего болота. Во Франции нельзя кому не попадя заниматься этой недвижимостью. Существуют ограничения для открытия своего дела. Разрешения выдаются только людям со специальным образованием или проработавшим некоторое время наёмными работниками в этой сфере, и то не всегда.
  Вообще множество иранской интеллигенции живёт в изгнании, ждёт-не дождётся, когда эти убожества наконец-то исчезнут с политической сцены и молятся на США, чтобы помогли свергнуть бородачей. По поводу атомной бомбы не верят, что Иран сам докумекал до неё. Говорят: «Весь исламский мир, не только Иран, иголки сами сделать не могут, а тут такая технология !..Ваши русские дураки им помогли наверняка. И себе на голову, потому что голова эта не варит !»

 Ну да не будем о политиках и политике, всё одно взорвут они когда-нибудь нашу несчастную планетку в каком-нибудь междусобойчике, и никто уже во всей вселенной не будет рассуждать ни о Монмартре, ни об истории того-сего, ни о самой вселенной...

  Пара иранцев- этнические азербайжанцы,- высокий Реза
фото

 и совсем коротенький Надер, а ещё пара— иранские курды,- Насер и Намо. Намо— человек неутомимый в учёбе. Ему уже за 50, а он всё какие-то докторские защищает, причём сразу по двум или трём языкам. У него было штук 5 жён, все разных европейских стран, и как человек, очень способный к языкам, он многими владеет в совершенстве. Но сердце его не выдерживает таких эмоциональных нагрузок...
фото
  Насер фото


ходит на работу, как заведённый, каждый день. Приходит в 3 часа, после того, как   поживописует в своём ателье. И каждый третий день его достаёт его сосед, иракский курд Камий.
фото
 

  Они немножечко поругаются, потом помирятся, и каждый остаётся при своём мнении о другом.
  Насер — несостоявшийся боксёр, несколько грубоватый художник, но обожает нашего Пластова, выставку которого видел в Тегеране в 70-е годы. Умеет довольно живописно и импрессионистски изобразить портрет с фотографии или фигуру на фоне красивого пейзажа. Это маслом и очень подолгу. Но всякий раз заказчики портят его произведения, а у него самого фото тех работ стираются при перезагрузке телефона, так что о том, какие это были замечательные картины теперь знают только двое,- я и он. Как говорится, нет шанса.
  Кстати про любимых художников, Дэвид по камеру когда-то спрашивал всех,- кто у них любимый, и чуть не упал, когда наш Тео, сингапурский замшелый пень(в том смысле, что он нигде последние 40 лет не бывает, кроме, как на площади) назвал Илью Ефимовича. Один раз я его разбередил и подбил съездить хотя бы на родину. Он, приехав оттуда, был счастлив, как там хорошо был принят и даже удачно провёл выставку своих работ. Так вот, этот Тео назвал любимым Илью Репина. Малаец Дэвид его спросил в крайнем удивлении,- а откуда он вообще про Репина знает? Тот ответил с высокомерием(хотя Дэвид тоже не первой молодости), что он любил Репина, когда Дэвида ещё на свете не было!
  Тэо вообще незлой, но довольно жадный, как и большинство наших «артистов». Не особо нуждаясь в деньгах, он в любую погоду приходит на гору и, чтобы не уходить пустым, в самые безлюдные периоды хватается сделать рисунок даже за полцены и очень ревниво подсчитывает, кто, сколько и почём сделал портретов. Стоит, стоит, не уходит. Очень терпеливый. Он попал на площадь в 1974 году и работал только вечером и ночью под фонарём, который был на тротуаре около дома №3, в конце тротуара-террасы «Клерона». Я ему вчера стал жаловаться, что народу мало, не идёт, а вот в ваше время было полно. Он осмотрелся, и говорит,- да нет, и раньше было так же...
фото

  Очень интересен камбоджиец Тэнг,
фото


 который в последние годы зарабатывает совсем копейки, потому что привык приходить часов в 5-6, чтобы найти место для машины, и чтобы было не тесно и то только в тёплое время года. Но, тем не менее, он держит ассоциацию по поддержке жителей своей родной деревни. Собирает пожертвования и с камбоджийцев- эмигрантов, и с прочих площадных художников. Потом отчитываясь по этому подписному листу показывает фото и видео, что он на эти деньги соорудил колодец, купил игрушек детям, какие-то медикаменты и протезы старикам, сделал кусочек дороги и т.д.
  Путешествовавший по Камбодже мой приятель француз Бруно всех в один момент разочаровал. Говорит, на побережье там царят теперь новые русские, которых он презирает, как настоящий благородный анархист кропоткинского духа. Эти чёртовы нувориши подкупами приобрели весь берег, сносят все деревни и даже вырубают леса, выгоняют жителей и строят бетонный туристический «рай». «Дэголясс !» (отвратительно!),- морщится он.
фото Бруно

   Когда-то, уже при мне и раньше, когда туристы поле 8 вечера приходили на гору табунами и отарами, при свете электрического фонаря многие, в том числе Тэнг собирали сотни любопытных позади себя и заканчивали работу иногда на рассвете. Так много было желающих. Начинал Тэнг всегда с левого глаза, что очень возбуждало толпу и потихоньку-полегоньку вырисовывал всё лицо с шеей и плечами, заканчивая лихими штрихами растрёпанных пышных волос. По цвету они всегда были «жаренные» ,т.е. с множеством тёмной  и красной охры в тенях и золотистой на свету. Глаза обязательно, что у мужчин, что у женщин были старательно подведены. Это делалось, чтобы даже современное близорукое поколение издалека видело самую главную деталь портретов. Тэнг начинал в 60-е как художник кинотеатров, делая афиши к кино со всякими ковбоями, красотками и мчащимися автомобилями. Но к кистям и краскам он поледние лет 25-30 не притрагивался, да и раньше был не особо к ним склонен. Вроде бы ещё делал копии с фото картин старых мастеров в ранней молодости.
  Копиисткой себя считала почившая в бозе мадам Чичи,
фото

китаянка, которая говорила так невнятно, что ничего понять было невозможно. Но, громогласно втюхивая свой толстющий альбом с фото своих работ туристам,тыкая пальцем на портет Ширака и на себя, она их почти силой усаживала на стул. Но те и сами плюхались от удивления, что портретиска самого Миттерана и самого Ширака стоит тут на площади и вот так запросто за какие-то несчастные 500 франков может нарисовать в цвете их посконные рыла. Она сделала в Лувре несколько копий, в основном пейзажей, удачных или нет, не столь важно. Мы с ней тоже рисовали ещё на Бобуре, поэтому считались давними приятелями. Портреты президентов она писала по фото, и послала им в подарок (метод  российского Никоса Сафронова), чтобы получить всяческие бенефиции и заодно хвастаться всем подряд. Но несмотря на намеченный высокитй полёт, Чичи не устояла перед тем, чтобы не утащить мой большой зонт из общей кладовки. Я его искал полтора года, потом плюнул и купил новый. Я смотрел его у всех на площади, но никогда мне не приходило в голову осмотреть зонт у неё. Я уже забыл про эту историю, когда она перед самым отъездом в свой Шанхай, где она купила квартиру, мне сама не отдала этот зонт и со своим всегдашним дурацким смехом сказала, что это она меня так долго дурачила и водила за нос. Вот ведьма ! Правда в Шанхае она умерла буквально через год, не успев как следует попользоваться собственным жильём.
  Зато и над ней все издевались, особенно Насер, когда она похрапывала на сиесте, прикрывшись своей широкополой шляпой. Насер подбирался к ней и не своим голосом спрашивал - «Комбьен са кут, мадам?» Та тут же вскакивала, когда вопрос касался денег, но увидев лыбящуюся рожу Насера, орала на него- «Мувэ гарсон, мувэ ! (плохой парень, плохой !)» Почему-то эта забава понравилась всем и её стали повторять и Гастон (Гасан),и Салах ( иракский курд),
фото Гастона
фото Салаха
фото Омара

 и даже мирнейший уругваец Омар. Над ней потешались даже сами китайцы и обычно очень сдержанные вьетнамцы. Надо было видеть, как она атакует клиентов,когда она была в форме, стараясь их усадить ! Альбом был козырной картой у неё. Некоторые просто не верили, что дама с обложки и эта старушенция — одно и то же лицо. Или просто не хотели рисоваться .
  Вообще мы привыкли рассматривать то, что туристы садятся на портрет или покупают картины как их обязанность, и очень удивляемся, когда они этого не делают. Но возмущению нашему нет предела, когда они, пройдя все наши «лучшие» ряды, попадают в лапы(лучше сказать, пасть) крокодилов. Крокодилами мы называем тех, кто по-старинке рисует стоя, то есть обходя «рыбные места» по кругу и вылавливая жирного леща или даже осетра. Или перегораживая своим телом подходы. Бросаясь на амразуру, можно сказать. Особенно среди них популярен хорватский то ли цыган, то ли мусульманин Идрис. «Маэстро» огромного роста, очень вызывающе одет то в запачканные специально красками штаны, то в дорогом чёрном пальто под стиль Аристида Бриана с алым шарфом и берете, он производит на туристов очень художественное впечатление, несмотря на рожу законченного убийцы.
фото
 

  Он раньше и в самом деле со своим приятелем Марком, тоже югом, крепко поддавали(как и большинство их соплеменников и некоторых колхозных поляков) и ходили вниз драться с арабами. Как их ножичком не пырнули, не понимаю. Теперь оба не пьют, от них ушли их жёны, и теперь они зарабатывают деньги без драк и конфликтов, причём Идрис это делает очень оригинально,- на огромном листе лощёной бумаги он широкими фломастерами диких фломастерных цветов делает сорт плакатов, в общих чертах опять-таки повторяя одно и то же заученное изображение. Как вы и догадались, имеет успех... Зовётся Максимом. Ещё с одним новоприбывшим неандертальцем они организовали даже интернет-сайт, где оба красуются чаще всех остальных, видимо с целью совсем разогнать туристов. Есть ещё человек-гора, которому мы дали прозвище Кинг-Конг, очень неумелый и неумный серб, обвешанный пакетамии и зонтом.

  Такие же невероятно рослые и могучие у нас македонцы,- Тино, Генто, Эрик и ещё парочка, имена которых не помню. Раньше прямо бригада таких богатырей ходила, так что не удивительно, что их боялись.
  Я, когда появился первый раз на горе, в 1990-м году, встал как ни в чём ни бывало на портреты и, когда пошёл искать туалет, был атакован такой группой, которую возглавлял матёрый драчун и негодяй словенец Борис. С бородкой и очками, как у Чехова, этот подонок постоянно устраивал раньше драки и вообще имел тенденцию к мафиозности. Чтобы диктовать свои условия и запугивать «сидячих», банда «ходячих» или «стоячих» конфликтовала и сама с собой, и с «сидячими». Не трогали только туристов, но всё равно этот вид разбойников действовал отчаянно. Я своими глазами видел, как в 7.30 утра один из них выловил японца на автобусной остановке, на которой тот сошёл со своим могучим фотоаппаратом и ещё не видя ничего на горе, был атакован рисовальщиком с горящим взором и очень острым карандашом. 5 минут вынужденного позирования, и оп !, цена 3500 франков( «по дружбе, нормальная цена 5000, вот написано на картоне»). И орёл летит домой, сделав недельный план...

  Другой раз сижу зимой перед «Клероном». За столиками на улице сидит русская пара. Заметно, что ещё не женаты. Подходит к ним этакая жердь с орлиным носом, молодой и очень нахальный сын сербки В;сны и афганца Амера и начинает их рисовать. Те отказываются, но он по-французски и по-английски заверяет их, что рисует для себя. Подключается мамаша. Два ужоса за 10 минут. Оба поколения ни в глаз ногой насчёт рисунка. Протягивают свёрнутые трубочкой «шедевра». Цена? 500 евро/шт. Мужичок отбивается, смеётся, трясёт головой и даёт  300 евро на двоих. Но те ещё стоят 20 минут, канючат, но ничего больше не получают. Я потом спрашиваю русского, когда он сел рисоваться с подругой ко мне за 100 е,  зачем он платил жуликам и так много? Он мне ответил, что цену ему назначили, увидев у него на руке часы за 70 тыс, а заплатил потому, "что у нас такой приятный вояж, и мы просто не настроены на отрицательные эмоции"...
  Но и среди крокодилов есть свои таланты и чрезвычайно оригинальные и симпатичные люди, как тунисский еврей Франсуа, который довольно-таки мощно рисует и при этом мастер галантного общения с моделями. Многие становятся его поклонницами с полуслова. Маг и чародей !
фото


  Да, начал я про Бориса и его наезд с компанией на меня. Я тогда особо не испугался, потому что во-первых, ничего ещё по-французски не понимал, во-вторых их всеръёз не воспринимал, а в-третьих, они и сами замешкались, когда узнали, что я — русский.
   Но тот момент я запомнил. Вообще, если хотите отомстить, не надо ничего делать специально, может выйти криминал. Надо просто подождать. Подходящий случай представился спустя много лет. И очень забавный. В принципе к тому моменту мы уже здоровались, Борис сильно постарел,
фото Бориса

 и его бандитскую спесь неожиданно для всех сбила одна французская силуэтистка. Было это на моих глазах, причём в тот момент я появился на горе в качестве туриста выгулять семейство.
   Идёт довольно плотная толпа, заполняя собой от края до края мостовую. Справа на углу стоит французская пара, которая днём режет силуэты, а вечером играет в театре. Очень милые, приветливы люди, Жозетт и Кристиан.
фото 

  Перед ними маячит Борис со своими ножницами и, прилепляясь к их клиентам,тоже вырезая силуэт, начинает  им сильно мешать. Кристиан его одёргивает восклицанием,- « Eh, que m;me !»   Борис начинает вместо извинений свой обычный наезд и толкает его. Тот падает, и совершенно неожиданно в схватку вступает, как львица, жена, небольшая ростом Жозетт, бросившись на дылду с кулаками и пару раз очень чувствительно врезав ему по роже. Очки слетели, он стал озираться, и тут она ему ещё пару ударов так, что уже Борис упал на землю и стал пятиться лёжа ! Конец засилью варваров! Ха-ха-ха! На самом деле его время просто уже прошло, Акелла промахнулся...
   Года через два после этой битвы примерно, в холодное время года сижу я опять перед «Клероном» и смотрю на этого старого придурка, который дефилирует передо мной. Туда- сюда, туда- сюда. Клиентов ноль, делать нечего, и он со мной начинает о чём-то заговаривать. Как всегда эти юги помешаны на политике, причём в таком ключе, что надо, чтобы было так, чтобы Россия атаковала и неприменно Америку и Израиль, а ещё лучше Европу.  Без их советов никак, а главное,никак неясно, чем им эти страны так опасны...
  В общем что-то он проворковал, помахал для выразительности своими длинными пальцами, я ему кивнул, и, чтобы отвязаться, говорю- дорогой, мы с тобой кто, чтобы мировые проблемы решать? Мы тут, у себя на площади не можем толком ужиться. К тому же мы — иностранцы, так что давай ближе к телу, и будет тебе счастье.
  Этот осёл удивлённо приподнял брови, и в этот момент одна линза из его роговых очков выпадает на землю, вернее на брусчатку, не разбиваясь Его мысли тяжело переваривают услышанное, и он не замечает этого факта. Я не слежу глазами за падением линзы, а просто с удовольствием рассматриваю его физиономию. Борис бурчит себе что-то под нос и удаляется. Я поднимаю неразбившуюся линзу и кладу в карман. Борис через 20 метров спохватывается, снимает очки, начинает шарить глазами вокруг себя. Потом обходит свой маршрут и занимается этим следующие два часа. Я, отодвинувшись от мостовой, тихо угораю. Я знаю, что зрение у него разное в обоих глазах, как у меня, и  полноценно видеть перед собой с одной линзой он не может. Поэтому Борис нагибается всё ниже и ниже, соответственно тому, что день начинает уже тускнеть. Под конец он передвигается уже почти на карачках, упуская немногочисленных клиентов. Те с удивлением смотрят на здоровенного деда в шляпе с козлиной бородкой, который уже бормоча себе под нос всякие ругательства и ещё всякую дребедень на всех доступных ему языках, ползает по площади. Тео, который терпеть не мжет Бориса, и отродясь с ним не произнёс ни слова, подходит с другого конца площади и спрашивает меня : «Que сe que fait lui?»  Я говорю,- не знаю, может быть он сошёл с ума, но в принципе ему уже давно пора. Тео тихо ржёт и уходит. Под конец, уже в темноте, я, окликая совершенно уже стёршего колени Бориса,- "а что ты ищещь-то? Денег там уже с утра нет, мусорщики подмели".
  Он мне с рыданиями в голосе,- «Да чёртова линза запропастилась куда-то! Была ещё днём, я помню, что всё видел хорошо, когда тут ходил, а потом раз, и нету...»
  «Ай-яй-яй, какая беда-то»,- отвечаю я ему тоном Куравлёва в «Иване Васильевиче». Даю ему поползать уже в полных потёмках,в самый чёрный момент до включения фонарей, причём советую повыгребать слежавшийся веками мусор в глубине между брусчаткой, где самый цимес, ну а напоследок протягиваю ему линзу с радостным возгласом,- нашёл ! Вы бы видели Бориса ! Чуть не слёзы благодарности и зацелованные руки! Хорошо, что в перчатках был. С тех пор при виде меня он даже шляпу снимал, проходимец!
  Я до сих пор думаю, что эта радость была от его патологической жадности. Купить у воров дорогую оправу за пятую чась цены, поставить хорошие стёкла и изображать из себя аристократа,- это понятно. Но вот чтобы разориться второй раз ещё на одно стекло,- это уже перебор...Причём у него, старика, уже нет обузы в виде детей, на внуков тоже он особо не тратился, ходил в одной и той же, пусть и приличной когда-то одежде, десятилетиями...Чёрт его знает, что за жадные тараканы в голове?

  Это поколение югов 70-х очень любит хвастаться, как они жили в лучшие времена. Человек у трёх в то время было по Поршу, у половины водились Ролексы, и они закатывали гульбу в ресторанах до утра. Ну во что-то ещё можно поверить,особенно в пьянки, конечно, но не во всё.
  Один из этих персонажей по кличке «Американо» из Черногории рассказывал, как на встрече с Хрущёвым в конце 50-х у себя на родине почему-то  понравился нашему Президенту (так он его называл). А когда Хрущёв узнал, что Американо- художник, тихонько отдал ему все свои 500 долларов, приговаривая, что художникам всегда плохо живётся. Через несколько лет этот любитель искусства, правда, другого моего знакомого художника, Бориса Жутовского назвал неприличным словом и разогнал выставку модернистов. Но, если честно, с высоты прожитых лет, будь я на месте Хрущёва тогда, то тоже разогнал бы полчище претенциозных бездарей, как бы обаятельны и умны не были...

  Как-то раз я решил подсчитать, сколько и какие национальности есть на площади. Вот, что вышло (список не полный, но уж что вспомнил):
фрацузы (присутствуют, и больше половины,- всякие бывшие консьержи, булочники, водопроводчики и прочие «художественные специалисты» из ближайших подворотен, которые соблазнились большими заработками художников)
итальянцы,
испанцы,
поляки,
югославы всех мастей,до десятка
американцы (2 -один немецкого происхождения, Стив из Калифорнии
фото Стива

 и француз Морис, получивший ещё и американское гражданство)
3-4 венгра
 румыны (1-2)
 болгары
 греки,

 египтяне (сейчас-то,пожалуй, и не осталось),
 марокканцы,
 алжирцы,
суданец,
вьетнамцы,
 лаосец,
камбоджийцы,
сингапурцы,
малайец-англичанин,
австрийка,
чехи,
бельгийка Стефани,
канадец Мишель,

аргентинцы (Наташа и ещё кто-то из картиночников),
чёрт знает ещё кто, то есть и сами не знающие, кто они,
уругвайцы,
мексиканка,

колумбийцы,
мексиканец
тунисцы,
кубинец,
японцы,
 афганцы
китайцы,
пакистанец,
персы + азери,
иркские, иранские и турецкие курды,
турки,
 иракцы и ливанцы,
сирийцы

норвежец Рольф с красной рожей просоленого моряка,
армяне турецкие



Адин
 и советские,
евреи,
полу-датчанка, полу- венгерка,
кореянцы (южные),
наших ещё трое, но все из бывших республик,
ну и ещё наверное с десяток наций и племён наберётся, если всех хорошо потрясти.
   С одной стороны это небывалый образец мультинациональной единой культуры, и это действительно так, ведь туристы, приезжающие сюда даже не сомневаются, что это всё и есть Монмартр без разделения на страны и народы. С другой, такое большое количество иностранцев играет на руку властям, которые знают, что сброд иностранцев особо выступать против притеснений не будет, и они слабо организуются в политически-протестном плане. Разрешения работать поэтому как-то так получается чаще дают иностранным выходцам, но конечно постоянно проживающим во Франции. То есть манипуляции проходят легче и незаметней для широкой французской публики, которая потом только руками разводит и считает, что если сами артисты не возмущаются, когда урезают их права и места, то и они за них возмущаться тоже не будут. Поэтому властям удалось из площади художников сделать площадь ресторанных терасс в окружении художничков, как приманки. И ведь стоят все 300 душ вокруг заборчиков, а внутри заборчиков вкусно пахнет, и туристы пожирают свои эскалопы и дорады, самодовольно озираясь на стоящих к ним спинами голодных художников. Тем приходится, естественно ютиться на своём квадратном метре и делать вид, что их ничего не волнует. Тихонько грызть свои сандвичи, и ещё платить за места !
фото

  Бернар,
фото

французский акварелист, более стилист, чем классический портретист. На нижнем фото Тэнг и Бернар. Бернару  Мадеку 20 лет назад одна арабка спасла своим уходом его полиемелитные ноги. Он женился на ней, воспринял очень много чего(внешнего, ибо настоящий бретонец всегда останется бретонцем!) из североафриканской культуры. Купил себе дом в историческом центре Мараккеша с внутренним двориком и проводит там несколько месяцев в году. Как художественная натура, он что-то пытается наворотить вычурное, но дальше традиционной абстрактной безвкусицы у него не получается. Очень колоритен и отличается разнообразием всяких присказок и прибауток, когда общается с клиентами и коллегами. Знает их великое множество, этакий ходячий справочник поговорок и анекдотов. Но по-бретонски строг и выдержан, когда изображает туристов на бумаге. вообще говоря, почти все пожилые французы постоянно интересуются, знаешь ли ты такую или сякую их поговорку, и что означает этакое выражение. Иногда бывает такое ощущение, что даже между собой половина их общения заключается в пересказе этой  народной мудрости друг другу и иностранцам.
фото

 Странных людей много было есть и будет в артистической среде. У нас их хоть отбавляй.
   На днях  один приятель курд  Паскаль (каждый иностранец  во Франции при получении гражданства имеет право поменять имя и иногда даже фамилию, чем он и воспользовался)  рассказал мне, что был один негр с берега Слоновой Кости (Кот д'Ивуар), который однажды попросил не называть негров не то, чтобы неграми, но даже чёрными. Паскаль оторопел и сказал: «А как же их, то есть вас, называть тогда? Неграми не надо, чёрными не надо, африканцами не подойдёт, потому что во Франции половина чёрных с Антильских островов около Америки. Ну как?» Тот ответил, помявшись,- «цветными». Ну ладно, согласились. Негр продавал тоже акварели, кажется, как и Паскаль.А воздействия влаги очень пагубно сказывается на такие нежные творения. И работал без зонта. И вот к вечеру стали надвигаться тёмные, не предвещавшие ничего хорошего тучи. Паскаль подошёл к иворианцу и говорит:  «Ты знаешь, буть аккуратнее,- цветные тучи надвигаются...» Вот такой французский юмор...
   Кстати, сам Паскаль- прекрасный аккордеонист, и не только прекрасный, а стал победителем какого-то крупнейшего в мире конкурса аккордеонистов на пару со своим братом. Он называет эту победу на спортивный манер,-  «мы с братом -чемпионы мира по аккордеону »... При этом меня просто поражают его акварели, которые он продаёт на Монмартре. Ну ничего парижского и монмартрского ! Никаких тебе Эйфелевых башен, Сакре-Кёров и Нотр-Дамов с баржами на Сене или хотя бы на каналах Венеции (тоже есть один, который только Венецию и насилует). У Паскаля типично русские пейзажи,- зелёные берёзовые рощицы с ручейками или такие же рощицы, но без листьев, покрытые сугробами. И продаются сугробы летом очень хорошо ! Я никак не могу понять его мотивацию в выборе тем, тем более, что он начал их писать, когда русских покупателеспособных туристов ещё не было, сейчас они такоее не покупают, а самое главное,- он в своём Ираке таких пейзажей в глаза НЕ ВИДЕЛ !..
фото

  О старых временах площади Тертр и ближайших кварталах Монмартра идёт сейчас выставка в мэрии 18-го. Надо бы заглянуть. Это именно «к 30-летию победы» над здравым смыслом. Один из видных борцов за права художников в прошлом, Мишель Килевик, так и говорит,- « Признаться, все эти закрепления мест для художников  и номера,- сплошной маразм!»...
  Я вот думаю, будет ли на этой выставке именно про легендарные времена,- послевоенные годы и до 1958,-даты войны в Алжире и начала туристического бума? Один серб, владевший до 1954-55  года кабаре «Трубадур» где-то пониже площади, рассказывал, что они в лучшие годы в его маленьком кабачке каждый вечер открывали по 120 бутылок шампанского, и посетители требовали не дешёвых сортов ! 
  Художников любили и уважали в обществе(хорошем). Они до 1981-1982 года вообще не платили никаких налогов, я имею ввиду прямых, подоходных. А некоторые косьвенные, «общественные»,  общество разрешало не платить. О каком уровне общества я говорю, вы поймёте из рассказа того же Клода Дюколле. Ещё в молодости несколько раз его пытались грабить, но, узнав, что он ХУДОЖНИК, грабители снимали шляпы и говорили; « Наше почтение, мсье артист! Мы художников не грабим!» Это потрясающе, потому что грабители грабили даже своего брата грабителя... Какое уважение и высота положения, недоступная ни капиталисту, ни министру !
  На самом деле это только сейчас художники из-за всех этих  шулеров и мошенников от искусства, как  Клее, Пикассо, Малевич , Поллак, и прочие мазилы, стали социальным ничтожеством или жалкими, хотя иногда и богатыми, коммерсантами, создающими не искусство, а сорт постоянно растущих акций... В античные, средневековые  времена и Возрождение, поэты, музыканты и художники с архитекторами были не только освобождены от налогов, но всячески поощрялись и ценились выше, чем кто бы то ни было в обществе. Тогда это были настоящие творцы, соперничавшие в силе воздействия на слушателей, читателей и зрителей на равне с мифическими религиозными чудесами! Выше всего золота и бриллиатов ценились картины и скульптуры выдающихся творцов. Например когда Филлипу IV, испанскому королю, докладывали. что он потерял пару провинций во Фландрии, тот с улыбкой отвечал, что это всё пустяки, ведь он вчера приобрёл замечательного Веласкеса...  А однажды, когда захватчики осаждали Самофракию, город, где находилась Ника, они предложили жителям снять изнурительную осаду и удалиться, если они отдадут всего лишь эту статую. Жители ответили, что предпочтут погибнуть, но со статуей добровольно не расстанутся!

  Турист падок на дешёвку. Неважно что, неважно как, главное, что сбил на 5 евро цену...Получил вместо добротной вещи полную дрянь. Но удовлетворение, что в камане осталась мелкая бумажка, перевешивает всё. И все эти убогие, ни когда до площади не державшие карандаша в руках, на подхвате. Вы туристам предлагаете портрет за 70 евро, а картину за 300. А эти мондавошки — за 40 и 150. И все туристы БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ ведутся...Те, кто западает на качество и не доверяет дешёвке стали редки, как лох-несский аллигатор. Лучше бы он деньги просто выбросил. Ан, нет, даже перекособоченную собственную или своего ребёнка рожу, абсолютно непохожую, но зато вдвое или даже на 5 евро дешевле,чем у приличного художника, он несёт домой с счастливым воодушевлением...

  Типичный представитель того паразитического племени, малюсенький юркий старикашка-вьетнамец по прозвищу «Коломбо» с полуспущенными штанами и кроссовках 46 размера.Приходит каждый тихий летний вечер.
фото


  В неизменном плаще и белой панаме он своим громким и чётким голосом зовёт семью туристов нарисоваться и подзывает к себе поближе. Тут он меняет голос на полушёпот,- «Э! нормальная цена на большой формат 60 евро. Я вам сделаю малый формат для вашей дочки за 25». Турист-отец млеет от удовольствия,что на дочери сэкономил целых 35 евро, а потом 45 минут ждёт, как худозницек мажет-перемазывает белой пастелью безжизненно-нечеловеческое лицо на серой мятой бумаге, оставаясь почти на том же этапе, который был в начале...Под конец, измучившись переступать с ноги на ногу, или сидеть на бордюре с поджатыми ногами, турист готов отдать и 40 евро и унести какой угодно «портрет» с этой площади, где он устал, отупел, оголодал и ничего не понял в рисунке...

  Этот Коломбо тоже не прост и даже имеет родственные связи с Россией. Непрост, потому что лет 20 преподавал в Кот де Ивуаре в школе математику, а связан с Россией по своей бывшей супружнице Москаленко, у которой отец был русским генералом. Она жила в Аркашоне, недалеко от Бордо. У них с Коломбо двое дочерей, которым, наверное, уже обеим под 40, но этот изобразитель неевклидового пространства даже не ведает, где они сейчас, стал ли он дедом или уже прадедом.
 
  Из тех, что я знаю, на площади 5 человек, у кого 5 и более детей. Или можно так сказать,- из тех детей, о которых сами художники знают. Жан-Марк Ламберт- 5, Мирек Ковальски-5, Мустафа малый — 7 от 3-х жён, которые его все выгоняли ; один неразговорчивый вьетнамец, имя которого не помню,- 5 (ушёл от них в тихую вечернюю жизнь на площади, где он спокойно слушает радио, читает газеты и тренькает на гитаре, когда ждёт клиентов), и я с 6.

   Кстати, вспомнил историю появления Мустафы «Маленького» на площади. Он закончил художественное училище с самыми лучшими оценками у себя в Морокко, но не усидел на месте и решил уехать в Европу. Было это в 1970 г. Его оставляли преподавателем, что было неплохо, но он рвался в новую жизнь. Посоветовал взять вместо себя одного своего бездарного, но тихого приятеля. Того взяли в преподаватели,  потом тот стал профессором. А Мустафа ,приехав в Европу, устроился на предприятие по расточке цилиндров из тугоплавких металлов для вхождения радиоактивных стержней в атомных реакторах. Отличный специалист, нашедший себе жену в Бельгии, хорошая зарплата. Кажется, жизнь удалась. Но нет, у Мустафы всё не так, как у людей. С женой разругался так, что своих детей пришлось красть у неё с помощью подруги на машине, бежать с ними в другую страну, устраиваться на новом месте,возвращать детей, и в конце концов попасть на площадь. Он узнал, что его двоюрный брат, Мустафа «Большой» рисует портреты в Париже. Но там у него какие-то проблемы с какими-то неверными, т.е. сербами. Малый Мустафа подговорил одну шайку разбойников из Дункерка, на севере Франции, где он тогда жил, привезти его на площадь на шикарной машине. Гангстеры вышли с ним, позвали Большого Мустафу и этих сербов в «Клерон» и стали их спрашивать, хотят ли они по паре пуль в лоб вот из этих игрушек? И достают свои стволы. Сербы, хоть и неробкие ребята, связываться тогда с этой серьёзной компанией не стали, только поставили условие, чтобы больше никаких арабов сюда не приходило. Мустафам и самим свои соплеменники тогда особо не были нужны, и они согласились. И Мустафа Маленький застрял тут поначалу на несколько лет. Потом познакомился с австрийкой, женился, нарожал с ней ещё троих детей, и опять не ужился. Вернулся в Париж, нашёл тут макрокканку, женился, поимел с ней 5 детей, развёлся и разделил с ними деньги от продажи дома, который они с женой брали в кредит. Потом нашёл при мне какую-то долговязую француженку Мириам, обратил её в ислам, почти женился, но неуспокоенная душа (!) нашла себе ещё каких-то толстомясых подруг в Марокко. Теперь уж и Мириам его попёрла, несмотря на заверения Мустафы, что в исламе многожёнство просто обязательно... И тут он встретил того друга, которого он оставил на своём (почти) месте в художественной академии. Тот никуда не прыгал, сто раз не женился, жил на скромную по французским меркам зарплату преподавателя, но был всегда окружён молодёжью и умел завоевать себе авторитет, имея очень скромные таланты. Теперь у него большой дом в Касабланке, почёт и любовь нескольких поколений марокканских художников. Крепкая семья. И почуствовал Мустафа себя у разбитого корыта...
  Но не надолго. Его неуёмная натура не позволяет ему хандрить больше двух минут. Он опять на коне, или сам , как конь, закусив удила, успевает делать какие-то ремонты в квартирах, рисовать на Монмартре и, уезжая по делам недвижимости или автомобильных запчастей в Морокко, заводить себе там подруг, исключительно по «мусульманским соображениям»,- «мужчине ведь нельзя терпеть, когда он подолгу не дома»!
фото

   Марроканцам, алжирцам и тунисцам было легко приежать во Францию,- их сюда звали на тяжёлую неквалифицированную работу с их французским языком и отчасти менталитетом, как жителей бывших колоний,как сейчас узбеков и таджиков в Россию.
   Другое дело Восточная Европа. Тут было всё, как известно, сложней. Самыми первыми получили паспорта и разрешение выезжать где-то в 1963 году югославы. Но они потихоньку утекали и до этого, без всяких паспортов. До 1963 г тут был, например, некий Кос, прозвище которого произошло от его фамилии Костич. Он работал, как портретист в 50-е гг и, говорят, жив до сих пор.
  До войны приехавшие сюда чехи, словаки,поляки, юги, венгры и румыны не могли намолится на того бога, который помешал им уехать обратно до советской оккупации. Во время войны и особенно в 45-м тоже вольная и художественная богема больше тянулась к Парижу, чем к Москве или Берлину...
   В 90-е скрипели ещё довольно бодро две сербские старушенции,- Живка и Кринка. Две подруги с довольно-таки богатым прошлым и претенциозными манерами. Особенно Кринка, по виду прокисшая дама света 20-х-30-х годов. Пальцы в кольцах, масса ожерельев на шее, сигарета в мундштуке, выразительный голос и обилие краски на лице. Одежда из тех же 30-х...Она жила в Швейцарии до второй войны и во время неё благодаря большому достатку своих родителей в Югославии. После войны и прихода к власти коммунистов они всё потеряли, но Кринка, эффектная в своё время дама, тем более с хорошим образованием и привычке жить в светском обществе, нашла себе пару- придворноного портретиста Тито. Безграничный правитель благосклонно предоставил им неограниченный бюджет для постройки особняка- ателье, и они использовали эту возможность на широкую ногу. Светская львица спала со всеми министрами и легко оставила мужа, перееехав после падения Титовского режима в Париж. Лёгкокрылая(а на деле горбатая прокуренная сыроежка) дама остановилась на Монмартре, стала рисовать довольно плохие портреты и не хотела и думать возвращаться в Белград, даже на уговоры приезжавшего мужа. Тут ей было легче дышать (хотя с постоянной сигаретой в зубах одинаково повсюду), и жизнь не зависела от прихотей правителей.
фото

  Именно прихоти правителей в одночасье изменили всю жизнь другой дамы, Живки, когда они на вопрос какого-то журналиста ей и её мужу,- кто важнее в их жизни,- Сталин или Тито, опрометчиво ответили по привычке, что, конечно, Сталин. Поворотный момент уже произошёл в отношениях двух стран, и югославы перестали безоговорочно слушаться Москву и заученно боготворить усатого грузина. А эта пара чуточку подотстала в тенденциях, и роковым образом всё у них рухнуло. Живка и её муж, посол в Канаде , тут же были отозваны в Белград и посажены в тюрьму. Было это в 1948г. Не помогли старые заслуги, когда она с мужем была в партизанах, а потом сражалась вместе с Красной Армией против нацистов. В 1951 г умер её муж, и в 1963 г, когда все могли получить загранпаспорт, она его взяла, уехала в Париж и больше никогда обратно не возвращалась, в отличие от большинства экономических эмигрантов последующих годов. В этом они с Кринкой сошлись накрепко. У Живки навсегда осталась большая теплота к русским, советским людям,с которыми вместе добивала фашистов в Югославии, и она часто заговаривала с нами о нашей жизни и о событиях в России с большой заинтересованностью на хорошем русском языке.         
  Большой её друг был Ринат Анимаев, работавший несколько лет портретистом на площади, а потом, после серъёзных гонений, не выдержавший и пустившийся в свободное плавание пейзажиста, жанриста и портретиста по следам выставок своего однокурсника Сергея Тутунова.
фото
 
  На Монмартр в 60-70е годы  поднимался откуда-то снизу из своей мастерской громадный серб Божко со своей метровой бородой, которую он завязывал бантиком или узлом , чтобы не мешала ходить. Прямо Карабас-Барабас такой. Он после окончания Белградской академии в 1934 году получил стипендию из Фонда Королевы и отправился жить в Париж. До самой смерти так тут и остался. На площади он никогда не работал, просто гулял. Так он удивлялся, когда ему говорили об ужасах войны во Франции и лишениях.  «Какая война?! Мы тут жили, как у Христа за пазухой ! Немецкие офицеры покупали картины за бешенные деньги. Мы просто купались в деньгах!» То же говорил некий Франсуа, примерно 1915 г рождения, пейзажист. Говорил, что немцы приходили на площадь, чтобы найти художников, как самых весёлых и раскомлексованных людей и  увести их на Пигаль, где гудели с ними до утра, и где они могли нарисовать пару танцовщиц для плезиру немцам и тоже за хорошие деньги. И так почти каждую ночь. Немцы-то приезжали в отпуск от службы, за которую им хорошо платили, чтобы через неделю- другую опять во вшивые траншеи под огонь миномётов и пулемётов. Какие уж тут экономии в Париже...
   А после немцев новыми клиентами стали надолго амертиканские солдаты. Пока их Де Голль не попросил, собака... До сих пор в тех местах, где были американские базы  во Франции, и откуда янки ушли, районы не могут оправиться от постигшего их экономического упадка и не знают, как встать на ноги. В одном месте китайцы купили место этой базы, только потому что там осталась могучая взлётно-посадочная полоса. Они хотят привозить транспортными самолётами кусочки изделий, чтобы тут на месте их сшивать и выдавать за MADE IN FRANCE...

  На площади каждый божий день в течение последних 40 лет стоит скукожившийся старичёк около двух стендов с картинами. На одном стенде обнажённые женщины, то моющиеся в каком-то душе с грязно-голубыми стенами, то озарённые оранжевым закатным солнцем. Лицо старичка всё абсолютно в морщинах, и кажется, что он помнит ещё казаков атамана Платова, когда они подгоняли гарсонов со своим «Быстро!» в кафе матушки Катрины. Тем более это приходит на ум, когда дедуся понимает, что вы — русские и произносит какие-то фразы по-русски (раньше просто просил водку).Одежда на нём та самая, которую вы видите про фильмы о второй войне, она практически оттуда. Прямо исторический монумент !
фото
 
  На самом деле дедок-грибок 1942 года рождения, и его сверстники (например тот же Ташко) выглядят вполне моложаво
фото

, и уж точно намного моложе российских пенсионеров. Зовут его Сиви (почти что Сивый), он — македонец, но очень странный,- по-польски говорит лучше, чем по-македонски. Дело в том, что во время гражданской войны в Греции много детей из приграничных с ней территорий вывезли из Македонии в Польшу и некоторые другие страны соцлагеря. И именно оттуда он попал сюда во Францию, где устроился просто продавцом чужих картин. Обнажёнки пишет завсегда навеселе задиристый и всегда сильно под шафе югослав  Заран. Пишет быстро, тут же, штук 5 сразу, а потом удаляется на 2-3 дня пить кислое вино. А Сиви стоит... Но стоит не просто так, знает свою выгоду. Ещё в конце 70-х прищёл Сиви в нотариальную контору покупать квартиру по объявлению. Узнав цену (тысяч 300 с чем-то франков), он не стал торговаться , смотреть квартиру, придираться и канючить, как все порядочные французы, а хлопнул на стол мешок денег. Русских сейчас этим не удивишь, но тогда, да и сейчас во Франции это просто фантастическая выходка ! Нотариус стал ему говорить, что это невозможно, что надо иметь счёт в банке, с него перевести ему, нотариусу, деньги, потом после всех процедур перевести на счёт продавца. На это Сиви сокрушённо ответил, что деньги у него есть, и он достанет ещё, если надо, а вот счёта в банке нет (обычно тут всё наоборот!). Нотариус спустился с ним на первый этаж, где как раз располагался банк, помог ему открыть счёт, положить деньги (тогда было просто, а сейчас положить столько денег почти невозможно) и в конце концов купить квартиру...

  В продолжение истории Живки, можно сказать, что не только политические уезжали из своих стран прямо из тюрьмы. У нас есть один выразительный «крокодил» болгарин Костя.
фото
 

  Он по-бандитски горбится и недобро высматривает вокруг. Константин был вором у себя в стране, сидел, но подняв бунт в тюрьме и, захватив оружие, а заодно и заложника-тюремщика, добился, что ему дали возможность выехать из Болгарии на Запад.

  Были ещё интересные персонажи, которые всегда приходили работать на площадь в сопровождении своих жён. Видимо страшненькие, но ревнивые, они боялись, что их сокровище могут увести более молодые и интереные дамочки, которые то и дело садились на портреты к их мужьям. Это было небезосновательное опасение, потому что всяких историй с соблазнительными блондинками и страстными брюнетками может рассказать практически каждый из художников.
  Одной такой парой были пожилые японцы, причём муж-трудяга отличался тем, что при всяком отсутствии способности и обучения, когда начинал, имел очередь желающих, которые не могли устоять перед его манерой рисовать стоя и яростно размахивать руками во время процесса. Он всегда мнил себя живым классиком, устраивал во Франции и на родине выставки с бесмысленными и неуклюжими парижскими пейзажами и в конце концов оставил площадь лет 7 назад. Его жена кивала головой в такт его порывистым движениям и сияла всегда счастливой млеющей улыбкой.
фото

   Ещё раньше их ушли с площади муж и жена сербы, которые говорили даже между собой на довольно плохеньком французском, общались с очень ограниченным кругом знакомых на площади и выделялись своей внешностью. Он был громадный человек с пузечком и бородёнкой и прикрытой какой-то панамой плешью.
  Она- высоченная жердь с огромным носом, на шпильках. В шляпке и перчатках, платье всегда чёрного цвета и затемнённых очках , она производила впечатление заморенной вороны, сгибавшейся от невозможности прямо ходить на шпильках по булыжникам. Постоянно что-то трещавшая мужу через веер или перчатку, она нас раздражала неимоверно, тем более, что мы подозревали, что она ему наговаривает на нас  какую-то чушь. Но вот большой человек и посредственный художник умер, и мы остались во временном покое.
фото

   Кстати, семейные пары работают и сейчас. Вьетнамские китайцы, обшарпанные и неумелые, имеют клиентов благодаря отличным моделям, которые не они, наверное, и сделали.
фото

  Есть ещё дикие люди,- болгарин  Николя (ставший во Франции то ли Жаком, то ли Жаном)
фото

 и его французская жена. Страшный ужас в портретах и безмерная зависть и злоба во взглядах на коллег. Ну и страх потерять место из-за непрофесионализма. Поэтому строчат всякие жалобы на всех и подлизывают задницы начальству из мэрий. Их никто не переностит, но управы на таких «деятелей искусств» пока не придумано...
  После ухода или заката одних  коммерсантов от искусства проявляются другие персонажи, в особенности женщины, и новые конфликты между зажатыми, как в консервной банке художниками, начинают скрашивать наши однообразные дни...
   Кстати о женщинах-художницах. Им отдаются туристы с большей лёгкостью, без различия того, хорошие или плохие портреты получаются. Это касается бельгийки Стефани, польки Нины(Ядвиги)
фото

, хорватки Марины (являющейся сейчас абсолютной чемпионкой по заработкам на площади среди портретистов),  и множества прочих, даже клошарки Лилиананы. Сейчас у нас появилась одна страхолюдная мексиканка, с ужасной моделью, но которая просто не успевает обрисовать всех желающих её кошмарного творчества ...Дураков, как известно, не убавляется на белом свете...Такая же была легендарная Аврора, которая только последние годы ставила стульчики в уголочке и рисовала за довольно дорого, но тоже не бог весть как. В последний год она могла помочиться под себя, но туристы только умилялись. Однажды какой-то хулиган ударил её в лицо, когда она очень поздно ночью возвращалась к себе домой. После этого она выползла на площадь с повязкой на пол-лица. Под ней огромный синяк и заплывший глаз. И тут она познала очередной виток популярности и славы. Мы могли все сидеть без работы, а её, как мухи, облепливали туристы и безпрестанно фотографировали её с моделью, которую она в тот момент рисовала. Стояла какая-нибудь рослая немка или бразильянка, в миру директор какого-нибудь фармацевтического крупного подразделения или журналистка, или адвокат в обнимку с обтрёпанной, беззубой старухой с головой, обмотанной грязным полотенцем, и фотографировалась с избытком эмоций... Нам было даже стыдно, и мы уходили из поля этих фотографий, а туристом просто жуть как весело, прямо до визга и поцелуйчиков с нашей почившей уже ведьмушкой...
фото

    Когда она была молодая, то жила в квартире-мастерской, которая находилась прямо на площади у Сан-Пьера, и которую потом заняло кафе «Коместибль», сохранив при этом на стенах её рисунки и картины. Сейчас его закрыли и открыли сувенирную лавку. Другое кафе она разрисовывала на площади, где пекли блины и делали кебаб. Но сейчас оно перешло к другим владельцам и все росписи сбили и всё переделали. А в «Сабо руж», где мы теперь клубимся и днём и особенно после работы, наоборот, после смены владельца, крикуна и скандалиста португальца Маню, новый владелец, Анри, который с начала 80-х работал в «Клероне» и помнил все его лучшие времена, открыл старые росписи 50-х годов. Там на одной стене, например, изображена какая-то процессия,скорее всего марьяж, и все персонажи очень уморительно изображены. Именно благодаря симпатии Анри и его молодого и приятного персонала к нам, художники предпочитают, как в старину, именно это кафе остальным.
фото
фото

  Это кафе знавало в своих стенах, говорят, начиная от  Ренуара намало художников, имена которых некоторые пролавились, а большинство ни о чём не говорит даже сверхзнатокам этого периода на Друо и в музеях... Уходят их картины иногда дешевле стоимости рам...

  Одним из самых коммуникабельных и одновременно работящих художников был Жан-Поль, тунисский еврей,
фото

 который буквально никогда не выпускал карандаша из рук. Для него было важно начать. Зазывал он клиентов очень мягко, разговаривая тоже на нескольких языках и блистал юмором и находчивостью. Он всегда старался встать на бордюр, подальше ото всех, чтобы могла скапливаться толпа, которая после этого принадлежала только ему. С утра и до заката он рисовал свои довольно большие физиономии, очень близко приткнувшись носом к бумаге. Всегда под зонтом, всегда одновременно с  рисованием он беседовал с моделями, не забывая вовлекать в свой круг зевак и потенциальных клиентов. Шутки, анекдоты, случаи из жизни, всё служило развечением (и привлечением) окружающих. Вот один случай из его жизни, который он, по-моему, почти никому не рассказывал.
   Он мальчиком ещё переехал из Франции в Израиль и очень увлекался музыкой. Выучился играть на саксофоне и поехал в Лондон осмотреться и поискать себе работу в оркестре или джаз-банде. Было это ещё в середине 60-х. Остановился в каком-то отеле на окраине. Внизу стоял бильярдный стол, и Жан-Поль по вечерам спускался на нём играть с каким-то тощим и обаятельным персонажем. Однажды они разговорились и обнаружили, что они оба музыканты. Только тощенький играл на гитаре и такую музыку под названием рок, которую Жан-Поль со своим классическим образованием не мог воспринимать всеръёз и почти ничего о ней не знал. Но парень стал его уговаривать сходить к нему на концерт, но Жан-Поль решил поберечь свои уши и уклониться. Когда же через несколько лет он стал периодически встречать своего партнёра по бильярду на афишах почти везде и очень часто по телевизору, то узнал, что это был лидер «Роллинг-Стоунз» Мик Джаггер...
  Потом он ещё раз столкнулся с этой группой, но на этот раз без Джаггера. Как-то раз Жан-Поль ехал автостопом где-то на юге Франции, держа свой любимый саксофон в руках. Остановился ярко раскрашенный автобус, и его пригласили подвезти. Когда он поднялся внутрь, то костлявые англичане бурно приветствовали собрата по музыке, а когда узнали, что он встречался несколько лет назад с их лидером, напоили его почти до смерти и стали приглашать пробовать играть с ними. Бедный Жан-Поль мог бы попасть в большие люди (и музыка у Стоунов была бы побогаче может), но он так надрался, что просто мотал головой и говорил «нет!», имея ввиду то, что пить больше не будет. С музыкой особо не вышло. Потом он узнал про площадь, вспомнил, что в детстве у него неплохо получалось срисовывать с шоколадных обёрток всяких красоток, и он заделался здешним портретистом.
  Кстати, он первым начал усовершенствовать французские переносные мольберты (или,как у нас говорили,- этюдники), заменяяя многие узлы и ножки на латунные детали для крепости ежедневных испытаний ветром, дождём и сбиванием прохожими так, что некоторые стали пытаться следовать его примеру. Но ни у кого толком ничего не получалось, и он бескорыстно брал чужие этюдники и доводил их до ума в самых разломанных местах. Дело в том, что очень часто и из-за ветра, и дождя, и солнца приходится работать под большими рыболовными или садовыми зонтами, а они при порывах ветра имеют адскую парусность, и этюдник при зазевавшемся хозяине обычно летит на несколько метров, ломая себе все ноги, скрепы и швыряя вашу прекрасную модель мордой о мокрый и грязный камень. Так что у большинства художников мольберты латанные-перелатанные, со сменёнными много раз ногами и креплениями, а модели с подозрительными синяками на лице и груди...
   
  Про Джаггера ещё одна байка. Недавно совсем рисовался на карикатуру один англичанин у Саида. Так вот , говорит, что почти ежедневно пьёт с Джаггером утром кофе в одном лондонском ресторане, так как оба живут неподалёку.

  Другой седовласый англичанин, подходя к моей модели три дня назад, спрашивает,- «Кто это нарисована? я её знаю, но не могу вспомнить имя » Я ему,- «Тебе незачем знать, больно ты беден, старичок». Он так руками стал плескать и доказывать, что это совсем не так, и нечего судить, не зная людей. А я нарочно посмеиваюсь, чтобы его побесить. «Да я знаю её лично, но кто именно, мне ррудно вспомнить. Скажи, как её зовут!» Так, когда он узнал, что нарисована Кира Найтли, то говорит,- «Точно! Но есть одно,что не похоже, я её знаю в жизни,- у неё очень плохая кожа, а ты ей нарисовал , как у младенца.» Мы свои модели-то сдуваем с фотографий и часто это подретушированнные и запудренные знаменитости, которых люди узнавают и восторгаются нашим мастерством.
 Три дня назад (уже в 2014-м) были у меня клиенты из Лондона,один из которых учился с Кирой в одной школе двумя годами старше её и говорит, что в школе никто на неё не обращал внимания.
фото

  Собственно художники у нас делятся на тех, что рисуют картины,- пейзажи, сценки, персонажей и остально - силуэтистов, портретистов и карикатуристов.
  Самый древний силуэтист это Гавайи, вьетнамец, который, как я говорил, по сей день на рабочем посту по крайней мере с 1962г, хотя с того времени он и в Академии преподавал, и плакаты для Каннского фестиваля делал и даже создавал скульптуры, которые устанавливали где-то на юге Франции, где у него другое жильё. Но все эти почётные художественные труды приносили ему дохода гораздо меньше, чем на Монмартре. Тут он постоит 4 часа и по 10 евро наваяет штук 100 силуэтов и хорошь! А высокопарные труды оказались с большими затратами времени, материалов и усилий, а производительность , растянутая во времени,- пока добъёшься заказа, пока материалы купишь, согласуешь, исполнишь, исправлениями тебя замучают...,в общем, всё остальное тягомотней и не так для него доходно.
   У него была жена — краснощёкая здоровенная баба, как будто бы русская по происхождению, Ольга. Так они, когда на пару раньше работали,- она в толпе, он на месте, то только успевали складывать деньги а пачки, пересчитывать тайком и домой относить. Квартира  у них в белом доме напротив виноградников.
фото
фото
 
  То место одно из самых престижных на холме, потому что и домики там изысканной архитектуры, и вид открывается замечательный. Живут люди достаточно состоятельные, но вы об этом, увидев их, не догадаетесь. Одеваются, как мелкие ремесленники или крестьяне на воскресную мессу...
 Ольга с Гавайи иногда носили деньги ещё в одно место поближе, в дом, где до недавнего времени было совсем почти непосещаемое кабаре, где входв квартиры в совершенно неприметную дверь. Главное, мы ходим каждый день по этой улице Норван по нескольку раз, и никто этой двери не замечал, так как и окрашена она в цвет красной стены, и просто сюда никто никогда не входил. Гавайи очень скрытный, необщительный человек и сейчас разговаривает только с турком, своим соседом и молвит две-три фразы слабым голосом с клиентами, приглашая их сесть на свой стул и правильно держать голову, чтобы лучше был виден профиль. Я не знаю, что его в своё время подвигло на откровенность со мной, но он как-то несколько недель много общался со мной и рассказывал довольно подробно свою жизнь.

   Из карикатуристов на моей памяти самым ярким был француз Фриз, который не имел времени особенно общаться с другими художниками, потому что сразу, как только приходил, он сажал кого-то на карикатуру, и потом толпа не расходилась до самого вечера. Ярким он был и по своей румяной роже, и по совершенно артистической манере бурлить и смешить модель и публику. И картинки свои он всегда подкрашивал в яркие цвета, как в журналах, в общем-то делая сорт комикса. Он как-то внезапно ушёл. Причиной был, говорят, развод с женой, которая то ли не хотела разводиться, то ли развелась так, что у него пропало всё веселье. Обычно когда такие удачливые персонажи исчезают, все вздыхают с облегчением, потому что во время их работы остальные себя чувствуют беспомощными статистами в театре одного актёра. И подобные ухватистые таланты всё время возникают вновь и вновь, не считая остающихся старых. Работать с ними рядом невозможно, если сам не начнёшь громко зазывать, как на базаре, клоуничать, тянуть за рукав и прочее в том же мерзопакостном духе, что на самом деле тоже не всегда тебя спасает. Безумный коммерческий успех имели Ремо, Фриз, Адриана, Жан-Поль, а сейчас это,-из крокодилов Максим(Идрис), тот, что в специально запачканных штанах, из сидящих -  Марина, Витторио, одна китаянка из новых, имени которой не знаю и ещё некоторые типа Дэвида и Аджара. Где и как они достают своих клиентов, когда все остальные беспомощно озираются по сторонам и не видят даже пробегающей мыши, никто понять не может, особенно в безлюдное утро или холодный ветренный день. А какой-нибудь совсем  не бездарный Ящу,
фото

 мой большой друг поляк, из тех культурных европейцев, которые обожают русскую культуру и язык, мог сидеть по 10 часов на месте и иметь только пару клиентов и то за счёт вдвое уменьшенной цены, невероятных уговоров и подачек от соседей. Он можно сказать боялся клиентов, и от этого стресса не мог толково рисовать,хотя и провёл на площади 40 лет и никогда не имел успеха, ни дня. А те шельмы, которых бог должен бы метить, только успевают листы закручивать и деньги по карманам распихивать. Ящу  никогда не гулял по площади, сидел во всякий день на своём плохоньком стульчике с плохоньким картоном, нога на ногу в плохонькой одежде и стеснительно упрашивал слабым голосом прохожих. Потом у него произошли одно несчастье за другим, умерла жена, потом умер единственный сын, и его, рыдающего на могиле сына парализовало... Сейчас он как-то отошёл, может самостоятельно ходить, но на работу уже, естественно, наплевал. Это была одна из самых трагических историй среди художников. Мы мало говорим и о чужих, и о своих несчастьях, так как на работе надо иметь настроение,тонус чтобы тебе ничего не мешало.
  Остальные ловили клиентов очень шустро вокруг него, но Ящу был единственным, который не переживал об этом. Просто констатировал факт своей невезучести. И привык к этому. Например его многолетний сосед Мирослав, чья смерть стала для всех большим облегчением (этакая злорадная у нас публика!), сидел, как муррена, затаившись и неподвижно. Но когда проходил какой-нибудь колеблющийся клиент, он вскакивал и, не обращая ни на кого внимания, начинал уговаривать и усаживать на портрет. Если этому вздорному старику кто-нибудь мешал,- просили отодвинуться например или отстать от чужих клиентов, он мог и железным стулом звиздануть по физиономии коллеге. Такой был хмурый, надутый и неприветливый человек. Ну а клиентам он раздвигал свой щербатый рот, или скорее пасть и что-то там мурлыкал про сит даун и даже плиз... А начинал он своё художество экзотично,-на пляжах Австралии, причём рисовал женской помадой...
фото
 

  Деньги в основном, ну ещё глупость и бездарность, делают людей завистливыми, злыми и подозрительными везде, и тут в частности. Неважно, что люди искусства, вроде самое что ни на есть возвышенное творчество. Когда твой сосед, которого ты и в грош не ставишь, да и если ставишь, работает без остановки, вы думаете кто-то из коллег подойдёт и скажет ему с чистосердечной радостью «Браво, маэстро!»? Исключительно редко, причём только такие стоические персонажи, как грек Коста, который может по неделе не нарисовать ни одного портрета или милейший Люк, хотя он тоже, как истинный француз, любит позубоскалить за спиной. Зависть съедает каждого на площади и, думаю, даже дома не даёт спать спокойно...
  Кстати о греках. Я считаю, что самый феноменальный портретист у нас- это Дмитрий, однорукий правша, который волею случая сделался левшой в возрасте 10 лет, когда подорвался на мине в Греции, оставшейся с гражданской войны. Имея такой телесный ущерб, он тем не менее стал даже скульптором очень реалистической направленности, но со временем погрузился в пучину(он говорит- «в клоаку») Монмартра, чтобы ежедневно иметь деньги на еду своим двум сыновьям. Дети, эти кровососы и ненасытные вымогатели,- губители талантов и самих жизней родителей, особеннго творческих и самих постоянно нуждающихся! Эта площадь пообтрепала его почище морских эгейских бурь, и он приобрёл некоторые черты доброго Вельзевула.
фото


  Надо сказать, что с Грецией, со своим островом Тинос он не порывает, и даже выстроил там сам себе одной рукой пару маленьких домиков в последние годы. Он, как бывший сторонник левых идей в диктаторском фашистском государстве тоже любит русское и советское, зная безусловно все преступления Сталина и прочих негодяев. «Сталина отчизна, правда коммунизма!» ,-знает он по-русски. Камий добавит, непрестанно шмыгая переделанным носом и поглаживая высаженные кустики волос на голом черепе,- «Комсомольская правда, мадемуазель.»
  Да, тут больше половины, если не две трети иностранцев. Но и в 65-м, и 75-м французов было тоже мало. Одни иностранцы чуть не со времён Ван Гога, Пикассо, Киса Ван Донгена, Сутина, Шагала, Гончаровой  и позже Дали. Но то известные и в результате часто богатые(не про Сутина и Модильяни, конечно, речь!), а тут люди бедные и только совсем немногие с достатком, позволяющим им жить в собственном жилье и не считать последние сантимы. Да и то, часто подспорьем служит постоянная работа второй половины в семье. Но что их привело сюда? Не всегда мечта о воле и безмятежной монмартрской жизни среди богемы, красного вина и красивых женщин. Чаще это были неурядицы на родине и невозможность пристроиться к традиционной професиональной колее художника, которая, надо сказать стала стремительно угасать практически для всех ещё после первой Мировой.
  В 1963-м, как я упоминал, юги получили паспорта и появилась возможность покинуть коммунистический отстойник. На площади пошла чёрная волна,вернее Девятый вал буйных пьяниц и задир, буквально отгрызавших весь возможный заработок у прежних художников. Их в одно время была половина из всех рисующих.
  В 75-м пошла волна вьетнамцев после нападения Северного Вьетнама на Южный. Стайка трудолюбивых, дружных  и шустрых вьетнамцев заняла свой уголок на площади.
  В 81-м - иранцев  после исламской революции. Но не все убежали из Ирана после падения шаха(тот, кстати, тоже перебрался в Париж с шахиней. Она до сих пор в 16-м, самом дорогом округе города, живёт), много тех, кто тут учился и не захотел возвращаться.
  Курды из Ирака, Сирии, Ирана и Турции появились в основном после бомбардировок и удушением газом их семей в Ираке войсками Саддама. В остальных государствах их тоже не любили.
   Поляки пришли после победы «Солидарности» или даже чуть раньше.
   И к 1980-м общее число промышлявших относительно лёгким артистическим заработком  стало так велико, что художники стали драться из-за мест на площади, занимать с раннего утра и даже сторожить их по ночам. Ну и мэрия, как я рассказывал, чтобы навести порядок, разметила часть спорной территории на квадратики для нас, не забыв отхватить у деятелей искусства львиную долю площади под огороженные террасы, превратив её из площади художников в площадь террас. художники с горечью констатируют, что установленный размер их мастерской на свежем воздухе 1 метр квадратный, что впятеро меньше тюремной и вдвое кладбищенской мер...

  Что художники думают о клиентах? Сложный вопрос. Самыми вредными традиционно считаются ливанцы и евреи, особенно из Израиля. Ливанцев выдаёт довольно-таки благородная внешность, взявшая лучшее с Ближнего Востока. Но торговля и склонность к бесполезной в нашем случае экономии делают их просто врагами. изматывающие художников понижением цен до унизительного уровня, придиркам после работы даже на превосходные портреты и вообще это вечное канючание и какое-то презрение к нам, смешанное с прилипчивостью. Про израилитян говорить сложно на столько же, на сколько неоднозначен этот великий народ. В единственном случае он сильно мельчает, когда проявляется как клиент на Монмартре. Обычно евреев побаиваются и облегчённо вздыхают, когда те не садятся. Вроде во всём одарённый  народ, но вот изобразительное искусство мало кому из них далось.
   Самыми последними устрашениями для артистов оказались русские, но прямо по противоположной причине. Есть, само собой, простофили, которые умиляются «шедеврами» Керима и вьетнамцев, но большинство имеет глаза и некоторое понятие, что примерно должен представлять собой  портрет её чада, жены или мужа. Тут надо отдать должное образованности в этом вопросе и безбоязненности отстоять своё справедливое мнение. Хотя в последнее время стало среди некоторой молодёжи модой на любое своё изображение со свинячим восторгом кричать- «Да это не я совсем!» при этом  радостно выхватывать работу и доказывать друзьям, насколько она на портрете вышла лучше или наоборот... Обычно русские очень несдержанны, и редкий не позволяет себе влезть в процесс и не начать размахивать руками перед носом артиста, показывая, что и губы не такой кривизны, и глаза не такой голубизны. Но и те, кто молчит, молчит очень красноречиво и придирчиво, и только в двух из пяти случаев удаётся расположить к себе заранее и не вызывать приступы подозрительности у русских. Но их сравнительно мало, может быть до 10 рисующихся тотально на всей площади за самый плодовитый день, так что погоду они не делают. Но они единственные, кто в своё время взорвал мозг нашим художникам. Когда у русских появились деньги перед 1-м кризисом, они, не спрашивая цену, объявляли : «Хорошо нарисуешь, хорошо заплачу». Это была революция,- такие условия не ставил никто и никогда на аншей памяти. Но потом потихоньку-полегоньку всё возвратилось на некие общие круги, и русские, наученные туристическими путеводителями, стали больше похожи на всех прочих, только вот безудержно любят высказывать своё мнение о твоей работе...

  Естественно, что не всё из того, что я пишу, происходило на моих глазах. Очень много того, что мне рассказывали старожилы. Но приходится себе дать отчёт в том, что и своё, и чужое восприятие несколько изменяется со временем в памяти. Некоторые события и персонажи кажутся забавными и важными, то это было смешным, а на самом деле … уже и не знаем, как оно там было-то в сугубой точности, но свои и чужие мемории всё же доведём до пытливых читателей, чтобы не исчезли сами эти имена и лица и их истории, какими бы негативными они не оказывались в действительности. Что было, что помним, что услышано и запомнилось, то и расскажем. Чтобы и дух площади послевоенной и современной не пропали в памяти и имена создававших его были не только в сухих списках номеров карт разрешений на работу. Официальные власти сделали всё, чтобы задушить и вытеснить художество с площади, желая видимо оставить только для приманки с десяток артистов. Но, как говорится, жизнь идёт не благодаря, а вопреки...
  Например афганец Амер, из бывшей королевской семьи этой страны, хоть и одного со мной возраста, появился лет за 15 до меня на горе. И на его памяти в то время было очень много японцев,- «Настоящие якудза были! ». А по поводу того, что говорят о преобладающем присутствии югов в 70-е, он даже удивился. Хотя его жена была сербка Весна, и они все были на виду, он говорит, что их было не так много. «А остальные появились со строек, когда они приходили навещать земляков на площадь , и видели, как легко те зарабатываюют. Брали в руки картон с карандашём или ножницы для силуэтов и бросались в бой без раздумий, забыв о всех своих стройках!»
фото

  В 1969-70-м годах появился Жан-Клод Гидо и произвёл среди портретистов революцию. Он изобрёл теперешний самый распространённый стиль,- «эстомп», то есть выбеливание рельефа на серой бумаге с последующей растушёвкой, Успех был у него такой, что все остальные портретисты, работавшие по старинке карандашём на белой бумаге, отходили от него подальше и завистливо наблюдали огромную толпу, которая могла стоять вокруг Гидо сутками и записываться в очередь на рисование. Потом Мустафа большой освоил этот метод,за ним остальные, и он стал доминирующим на Монмартре. Проработал Гидо лет 7, и по рассказу Бруно, купил себе замок в Долине Уазы, вырыл длинный грот и устраивал там выставки картин своих и друзей. Но в 1976 году внезапно умер...Вообще он был необычайно даровит и в 11 лет закончил Школу Лувра.
 
Властям помогают люди, которые живут в домах, окружающие площадь.
фото

  Если бы я тут жил, я наверное был бы на их стороне, не знаю. Живёт тут, правда, совсем немного и художников в том числе, как например Душан и его жена-танцовщица из Екатеринбурга, каждое утро выпархивающая из подъезда по своим делам и почти не замечающая художников. В крайней сверху квартире над «Клероном» жила долгое время бабуся, которая тоже выставляла свои незамысловатые творения у себя под окнами. Ей помогал сын. Потом над самим подъездом №7 есть квартира, где художники за определённую плату оставляют свои вещи, а Марсель, когда отдыхает там, смотрит в зеркальце, которое ровно настроено на его место, не подошли ли клиенты к его мольберту.
фото

 Но многие квартиры в двух домах сдают понедельно (что недавно запретили законом). Всё время входят-выходят новые лица. В одном доме в квартире живёт Жан-Клод, владелец «Клерона» и «Шез Эжен», который ходит круглый год без носков. Начинал он барменом в «Клероне», но как-то ухитрился выкупить у Борда Кафан. Некоторые официанты, понаблюдав, как и что народ продаёт, сами встраивались в поток, и наравне с бывшими консьержками и водороводчикми, официанты и незадачливые повара становились художниками с официальной картой. То есть с картой он художник, а без карты?...

  На прилежащих улицах довольно много давно выстроенных мастерских художников, которые часто располагаются под крышами домов, обладая громадными окнами вместо стен. Их можно видеть и тут, и там. Но это в 19-м веке художники могли себе позволить на свои средства отстраивать большие помещения с прозрачной стеной или потолком. Правда, что какая-то часть зданий изначально строилась для экпозиций Всемирной выставки конца 1880-х годов.Но и творили они не картиночки, а полноценные картины, которые при жизни входили в историю искусств человечества и которые истинные знатоки съезжались смотреть со всего мира. Потом пошли Сезанны и Гогены, которых скупали лавочники и купчики, а восторгались мелкопуперные спекулянты с блошиных рынков и дельцы из подворотен...И эта вот мазня затмила и отправила в небытие лучший век живописи человечества...
 
  С десяток мастерских в округе, наоборот, приютились на наземном этаже и функционируют, как галерейка с открытой дверью круглый год. На улице Лепик через окна видно, как художники живописуют прямо при вас. Есть целый тишайший квартал старинных, 19-го века, мастерских в закоулках холма, куда почти никто не заходит,ни турист, ни прохожий. Там тишина круглые сутки, если не считать кочачьи позывные по весне. На улице Орденер есть огромное здание (по парижским меркам) из красного кирпича, похожее на фабрику, которое заселено несколькими сотнями художников. Это недавно построенные мастерские от города Парижа с умеренной квартплатой. А есть целый артистический прекрасный особняк напротив памятника Далиды, сплошь состоящий из мастерских, которые сейчас непонятно чьи, но бывший до войны собственностью коллектива художников.
Возможно сейчас там обитают совсем и не художники, не знаю.
фото

  Даже во времена Борда мы рисовали на тротуаре перед его рестораном «Паташу» между специально против нас поставленных каменных клумб. Сейчас мерзейшая «Галерея Монмартра» с педеристическими на вид своими сотрудниками , крышующаяся в доме известного журналиста и защитника прав притеснённых и разоблачителя проходимцев Наги , вытеснила нас полностью с этого тротуара. Наги не слезает с экрана и торчит в  радиоэфире на множестве станций весь день со своими передачами, где он разбирает конфликтные ситуации и подтрунивает над всеми, а до нас его взгляд (который только через тёмные очки, кода он идёт домой и прячется от своей известности) никак не доходит. По звонку галерейщиков и окрику тут же появляется полиция, которую обычно и не на всякое убийство  прибывает с такой скоростью. То есть художники, не поместившиеся на своём квадратном метре в силу того, что сменщик (не забываем, что на одном метре записаны два художника, а поместиться на метре вдвоём нельзя уж никак) пришёл не в свой день или наоборот, соседи агрессивные и т.д.,и разместившиеся на пустующем тротуаре перед галереей, расцениваются властью, как злейшие, чем грабители и насильники, преступники...Сам же Наги — какой-то мошенник. Как телеведущий мог найти для покупки огромного здания за 35 миллионов евро, как при этом набрал парк роскошных машин типа Мазератти и проч, 5 штук которых стоят у него во дворе, как появилась сверхроскошная Ауди в добавку к гибридному дорогущему Лексусу, развозящая шофёром ( Во Франции не все высшие чиновники имеют шофёров !)по магазинам его жену с детьми по городу ?  Всё это остаётся загадкой. Известно только, что сразу после покупки он спалил крышу и последний этаж, видимо для получения большой страховой суммы.
   
  Интересно, что множество работавших,целые поколения, на площади умерли, причём глубокими стариками, а, так сказать, Альфа Площади  Тертр,  Клод (Claude Ducollet) в свои 83 года  продолжает  почти 70 лет назад своё профессиональное пребывание на площади. Он видел смены вывесок, интерьеров и хозяев кафе и ресторанов, самой обстановки на площади и поколений артистов, смены режимов и президентов, которые раньше частенько сюда заглядывали...А Клод так и стоит, вернее отсутствует, поставив свои картины и уйдя к себе домой... Его стенд присутствует 70 лет ...
фото


  Но продолжим про остальных современников.
  На углу перед «Сабо руж» с утра работает пухленький белобрысый карикатурист Бобас, поляк.
фото

  Раньше была целая бригада карикатуристов поляков, горьких пьяниц, сидевших в ряд и громовым голосом зазывавших туристов. Сейчас все разъехались и стали зарабатывать большие деньги в Польше, Германии и Америке. Остался Бобас один. От одиночества бросил пить и стал философствовать. Например он обожает играть на гитаре, мечтает об участии в какой-нибудь попсовой группе «поющие трусы» обязательно из России, где масса потрясающих девок. Как-то я его привёл в последний хвостовский скватт на улице Паради(Рай), в подвал со множеством русских и прочих бездельников. Бобас провёл там двое суток, и вышел оттуда , как из рая исторгнутый на грешную, пустую и неинтересную землю. Ему так там понравилось, что он постоянно просил меня опять его привести в какое-нибудь такое русское место. «Чёрт, я 30 лет во Франции и НИКОГДА я так не веселился ! Проклятые французы, жизнь у них - скука. Вот русские, они умеют поддать жару!..» С закрытием «Симпозиона», где Алексей Хвостенко председательствовал, и царила, скажем так, разнообразная артистическая атмосфера, Бобас окончательно загрустил и потерял интерес даже к заработкам.

 Но ходит по старинке на гору, чтобы оплатить насущные фактуры.

  Это молодежь (50-60 лет). А есь , наряду с Клодом, ещё несколько величественных тысячелетних сикомор. Морис,  француз и американец, молчаливый , с хитринкой и веселинкой, пейзажист. Недавно продавал свои акварели по 50 евро, датированные 50-ми годами. Жаль, у меня денег не оказалось. Он обязательно прославится, и картины вырастут в цене раз в 100 и больше.
фото
фото


  Подавляющее большинство художников — неверующие и часто «воинственные атеисты», несмотря на то, что в течение нескольких последних тясячелетий религия давала много работы художникам. Сейчас мы освободились от этого назойливого заказчика, хотя чрезвычайно редко заказы от неё бывают. Дэвид Лим мне показывал 4-метровое изображение Мадонны, которое он по приезде во Францию писал за приличные деньги в какую-то церковь. Церкви стоят тут пустые и часто за долги продаются или пускаются на слом для паркингов или другого строительства. Произведения искусства из них выставляются на аукционы недорого или в лавках старьёвщиков. Зато сама жизнь стала ближе к христианским ценностям и вежливость и незлобие большинства французов притягивают ранимые души со всего мира.

  Многие художники привлекают своими автопортретами в виде рекламы,как например вот этот турок Кем(Кемаль).
фото

 Из года в год такие не заботятся об обновлениях моделей, так как их автопортреты работают очень хорошо. Клиенты даже не задумываются, что у некоторых художников эти автопотреты-рекламы- единственное, что у них в жизни получилось похожим и приемлемым. В этом случае, чтобы заранее загладить негативное впечатление о результате работы художник шутит, разговаривает с клиентом, располагая к себе. Неважно, что модель не говорит на французском или английском, Кем употребляет либо международные слова, либо начинает подхалимничать и сравнивать сидящую модель с Бриджит Бордо или ещё какими-нибудь знаменитостями. Это льстит всем, и они уже более снисходительны и к результатам, и к цене.
фото

  Вокруг художников крутятся и существуют всевозможные персонажи, которые тоже составляют неповторимый колорит этого места. Например продавцы картонных трубочек. Полиция гоняет и их, как нелегально промышляющих неразрешённым бизнесом (во Франции любят погонять и позапрещать). Но при этом когда продавцы с декларированными доходами идут в преффектуру полиции, им продлевают карты на жительство и впоследствие даже дают гражданство. Сейчас картонные трубочки, в которые вставляют скрученные портреты, продают три пакистанца и изредка аргентинец Пьеро.  А придумал этот бизнес лет 30 назад болгарин Тео, между прочим выпускник французской школы инженеров аэронавтики. Тут он на фото с одним стародавним сербским  художником Миленко, который очень любил распевать краноармейские песни, когда видел меня. Всё его детство сербские партизаны обожали петь эти песни, так же, как до войны сербы заслушивались песнями наших белоэмигрантов. К сожалению, никакого влияния на их примитивную музыкальную культуру это влияния не имело...
фото
 
   Отдельная песня — это клошары. Был какой-то из них знаменитый в 70-е годы, который спал на лавке на площади и которго все рисовали. Была какая-то замухрыга с короткой шерстью на голове, стоптанных кроссовках 45 размера, которая всё время ходила скукожившись и постоянно почёсываясь. Теперь такими персонажами русских не удивишь, но я был в 92-м сильно удивлён присутствием подобных неухоженных товарисчей на улицах столицы государства, провозгласившего равенство и справедливость своим девизом. Ну и как потомков всяких там Людовиков с их Версалями и замками Луары. Ещё в 90-е была Грета, неизменно в тёмных очках. Какая-то у неё была необычная история, сейчас уже и не упомню какая. Эта была более-менее  «в себе» и, несмотря на своё жалкое положение, даже как-то нас жалела. Очень добрая была женщина, хотя и не искала и не имела с нами общения.
фото

 

   Про музыкантов я уже рассказывал. Есть ещё пара тёток забавных. Одна по выходным выкатывает на площадь  между «Богемой» и Сан-Пьером шарманку с винтажным мотороллером и поёт под неё народные французские песни. Потом, устав петь, играет на пиле, а потом ещё художественно свистит, как соловей, подпевая шарманной музыке.
фото

  Другая, молодая и очень красивая, стоит ближе к Сакре-Кёр, уставив угол искусственными цветами, весь день играет на аккордеоне народные и какие-то особенные, трогающие душу мелодии. Я поражаюсь её спине и вообще выдержке, терпящей такую нагрузку. Например, один латиноамериканский мим, довольно сухопарый мужчина, изображающий статую и никакого груза не несущий, спину себе сорвал уже давно. А она с такой тяжестью,как аккордеон и обладая ещё достаточно объёмным бюстом, выдерживает  каждый день часов по пять и сияет румяным лицом.
фото

  А перед Сакре-Кёр года три на одном из столбов чеканит мяч один ловкий негр, который даже умудряется не упускать его, когда залезает на фонарь и переворачивается кверху ногами. Обезьяна, чёрт возьми ! Жонглёр мяча выделывает самые невероятные трюки наверху столба, и его фотографируют туристы со всего мира. Его приглашали даже на какую-то передачу в телевизор, но почему-то в Пари Сен Жермен он так и не попал.
 То, что перед самым большим и красивым собором в Париже по вечерам и ночам играют на всяких инструментах нас особо не беспокоит. А вот то, что в последние годы стали ходить в любую погоду голые по пояс бразильские мускулистые танцоры капуэры и вечером и в течение часа прыгать и трясти задницей прямо пред терассами у нас на виду, при этом гремя в тамтамы и улюлюкая, достало донельзя.
 
  Отдельно хочется вспомнить тех художников, которых никто уже и не помнит или о которых не вспоминают. Слишком много людей идёт перед глазами, чтобы помнить тех, кто давно навечно успокоился. Ушёл художник, или давно не появляется, и забывают его. Редко кто упомянет его в разговоре. Все разговоры о дне сегодняшнем ,- кто сколько заработал, или какие лошади прибежали в каком порядке, кто когда собирается в отпуск и куда, какие козлы соседи или сколько надо заплатить в Мэзон дез Артист или у кого какие проблемы с машиной, или в крайнем случае со здоровьем или детьми...Где уж тут за 20 минут кофе припомнить того, кто несколько недель или лет назад был твоим конкурентом? Но не все должны пропасть в небытие !
  Вот один, Бернар, спившийся раскрашиватель напечатанных парижских пейзажей. Бывший хиппи с конца 60-х, проехавший раз двадцать из Парижа в Катманду и прочую Индию-Америку автостопом и морестопом и помнивший всех, с кем он когда-либо встречался, разговаривал, все населённые пункты и расписание отправления автобусов в каком-нибудь пригороде Кабула в 1974 году...Очень интересный и своеобразный был тип, что и говорить.
фото

  А это серб Динко, долговяцый, громадный и неуклюжий. Очень с одной стороны подозрительный тип, с другой — по-детски наивный и доверчивый. Женился на американке и уехал к ней. Работал на площади года три в начале нулевых.
фото

 Был очень коммерчески счастливый иранец Мути, с большими чёрными усами и вечно непокрытой головой. Рисовал портреты в технике эстомпа в 80-90е. Умер от рака. От рака перед ним умерла Мерседес, писавшая не помню уже какие картины.
  Был египетский копт Фара в парике, котоый выставлялся с одним русским авангардистом и благоговевший перед ним. Сейчас занят своим авандуризмом дома.
фото

  Был очень задиристый малаец или китаец Сэм, никогда не трезвый. Был полуслепой испанец Видаль, который в свободное от Монмартра время творил громадные скульпьуры в виде черепов и вообще воспевая культ смерти, как древние. Его астрашенные скульптуры даже какие-то мэрии устанавливали в общественных местах. Наверное, чтобы отпугивать воров и бандитов...
 Был старичёк — армянин из Турции Адин, миляга и скромняга.
фото

 Был большой Мустафа, марроканец, тоже умерший от рака чуть не на наших с Мустафой маленьким (Эль Хараджи) руках .У меня только одно с ним фото,где Мустафа Большой спиной, но зато подписывает свой портрет.
фото
 Работал он последние лет 10 исключительно по вечерам и ночам, чтобы и он никому не мешал, и ему никто. Очень отрицательно относился к религиозным речам своего родственника Мустафы Малого и вообще старался с ним не общаться. Долгие годы жил в самом задрипанном отеле, но было время, когда он зарабатывал по 500 евро ежедневно и всё пропивал...
  Тут на заднем плане ещё один из забытых,- в голубой панамке Доминик, парижский еврей, всегда приходивший пешком из дальнего конца Парижа. Приходил он часам к 10 вечера, был неприхотлив к клиентам и запрашиваемым ценам. Замшелость его (с густой шерстью в ушах) делала его чем-то похожим на Энрике, взбалмошного коротышку эквадорца.Однажды он мне похвалился, что за всю жизнь ни разу не кушал в ресторане и никогда не ездил на метро. Из экономии поначалу, а потом наверное из страха. Вот такие экзоты.
  Был смешной болгарин из Мичурина Николай, забыл фамилию, очень болгарскую. Он тут спиной сидит.
фото

 Сезонный был тварищ, приезжавший из своего Черноморья на Монмартр на пару-тройку месяцев.
   Был чудак Жильбер, куда-то неведомо задевавшийся. Был очень подвижный бельгиец Патрик, которого я даже как-то встретил на площади в Брюсселе и он очень тепло ко мне отнёсся. Там портретистов было всего пару человек и тройка карикатуристов.

   Был итальянец Бруно в начале 90-х. Был один высокомерный турок, который постоянно жевал жвачку и играл в шахматы, а рисовал все лица кирпичным цветом с зелёными тенями. Так он стал заниматься живописью и сделал, говорят, недурственную карьеру.
фото
 
  Был большой говорун Паскаль и многие, многие другие, которых я не застал либо попросту забыл. Не все были яркими, запоминающимися личностями. Было и много серых тихиъ мышек.
  Во времена расцвета, в 70-е, хозяином «Сабо Руж» был некий Орбек, а патроном «Клерона» некий Роллан. Их помнят ещё не совсем старички, и рассказывают про них всякие забавные истории. Как раз при Орбеке там сидел частенько Брассенс с компанией. А услуживал ему будущий патрон Сабо Руж Маню.
  Были и есть тут какие-то ежедневные приходимцы, которые нас почти ежедневно посещали и разговаривали. Например каждый день приходил некий Жак с дрожавшей от старости охотничьей собакой и продавал нам самодельные сэндвичи. Одет он был всегда в этакий костюм цвета хаки, очень напоминавший стройотрядовские и непременно в резиновых коротких сапогах, даже в летний зной. Постоянно шныряют и сейчас фотографы, воришки, любители случайных туристических знакомств, клошары, "знатоки" истории и живописи, коллеги из других миров и просто любители поговорить с кем угодно. Да что говорить, особый мирок, который со временем просто меняет своих персонажей !
   
 
  Опять оговорюсь, почему я пишу так детально о каждом человеке и каждом случае. Просто иначе НИКТО И НИКОГДА это не напишет. Мои записки будут почти единственным первоисточником, кроме сухих канцелярских книг учёта творческих персонажей в парижской мэрии. Но и там не все будут включены, потому что я пишу и о бескарточных, тех у кого не было авторизации. Они были и есть, их принимает артистическое сообщество, если они достаточно социальны и симпатичны, но не признаваемы официальными инстанциями. И всё из-за этих распроклятых террас !
  Да, многие из художников с радостью бы поменяли своё собачье, как уличные псы, существование на пребывание в тепле и стабильную зарплату. И поменялись бы местами с посетителями ресторанов, которые в течение шести месяцев сидят у нас перед глазами или за спиной. Поменяли бы жизнь на другую сторону перегородки,- туда, где беззаботно чавкуют и смеются, обнимаются и чокаются.

  Но так случается крайне редко. Я знаю только два случая. Один — это один из силуэтистов Эриков (их было два), который женился на богатой македонке, своей  давней знакомой. И второй  - это Садер, брат Мори, который закончил институт и стал успешным продавцом недвижимости.
  Были некоторые удачи и у других. Пару раз крупно выигрывал на скачках (тут он с Мариной Фортунатович в Сабо Руж) египтянин Афтар.
фото

  Рассказывали про одного марроканца, рисовавшего стоя, что он выиграл миллион франков на скачках, купил целый дом пониже площади, но умер на следующий год... Гастон бордосский выигрывал 30 000 франков, но сколько они потратили, играя каждый день?.. Рада рассказал случай, и таких было несколько на памяти каждого игрока, когда он заполнил карточку, забыл или не смог её зарегестрировать и выпали именно на них большие выигрыши. У Рады раз должно было 120 тыс евро...Но случайные удачи никогда не покрывают постоянных проигрышей и неверной жизненной стратегии...

  Было пару раз, когда Мишель Ноттон на блошинке находил то пейзажик Камиля Коро, то рисунок Ван Гога, но в конечном итоге это его не переместило по ту сторону ресторанной перегородки. На вырученные от находок деньги купил, а потом продал домик в Довиле, не избавив его от ежедневных финансовых проблем. К тому же единственная дочь упала под поезд...
фото

 Я когда-то рисовал одного венесуэльского нефтяного инженера- миллионера, у которого было 13 взрослых сыновей.
фото

  Он мне заказал свой портрет маслом, но, к сожалению, потом приехать за ним не смог (приезжал один из сыновей), и так и не продолжил семейную галерею, на которой бы я купил себе, наверное, новую , с конвейра, машину. Его раздосадовало, что в тот приезд в Париж у него свалились с руки золотые часы Ролекс, личный подарок венесуэльского президента. Огорчился.
  Однажды после удачного пастельного цветного портрета своей невесты, меня пригласил в Москву один из российских нефтяных промышленников, чтобы я написал большой портрет маслом. Что я и исполнил за очень приличный гонорар. Но на новый микроавтобус Т4 так и не хватило, не говоря уже о перемещении «по другую сторону баррикад» на постоянку.
   Зато я от разных людей слышал о случае с художником, правда не монмартрским, который сильно помог ему выбраться из нужды. Дело было в Каннах. Художника звали Витя, малохольный длинноволосый блондин со случавшимися наверное запоями. Рисовал он сухой китью на полном (прим 80 на 65 см) листе, причём так, что листа ему на одну только голову не хватало. Уши и часть волос оставалась за кадром. Губки всем делал тёмные, бантиком, глаза- с полблюдца, вместо носа пара носопырок. Это, как вы понимаете, самый востребованный тип портрета в туристических местах Вообще понятие портрета очень расплывчато для разной публики. Кому-то нужен красивый, пусть и с отдалённым сходством, кто-то ценить схваченное характерное сходство, кто-то мастеровитость и лёгкость, а большинство предпочитают этакий китч, как у Вити.
 Удивительно то, что КАЖДЫЙ кретин без исключения, хоть доценты из московского института стали и сплавов, хоть лабазники с базара в порту Находки вам будут в лицо смеяться над Леонардо и почти с возмущением вопрошать,- «Ну что в этой Джоконде красивого нашли?» А вот вити им всем по душе и восхищению витями, ремо, витторио, и несть числа прочим бездарям  у них нет предела...
  Так вот, села к Вите восточная дама в вуале, потом её сестра, а потом , выпучив глаза от восторга, подошёл отец семейства. И пригласил Витю приехать погостить и порисовать его домочадцев. Тип оказался то ли султаном Брунея, то ли Базрейна, то ли ещё каким султаном. Вите выделили полдворца, обслуги с дюжину, неограниченный бюджет на удовольствия и совсем не обременяли работой. Прожил он в этом раю со своей семьёй месяцев 8 и запросился обратно. Щедро наградил его  монарх так, что Витя купил в Ницце квартиру и БМВ с небольшим километражом...
  А по сравнению с Витей подавляющее количество наших горе- портретистов- академики ! Но «на вкус и цвет...»  султанов не напасёшься ...

  Собственно критерии того, что же есть хороший портрет и что плохой, что есть хорошая картина, а что нет, очень неопределённы. То есть для людей с развитым вкусом и хорошим общим образованием, более-менее всё ясно. А вот например для людей, которые попали в мохнатые лапы всего т.н. «модернистского», а точнее упрощённого до полного примитива изобразительного процесса, для них многие реалистичные и точные картины есть китч. Может быть такая точка зрения — самозащита, чтобы тебя не посчитали отсталым и ограниченным, не знаю. При этом все выставленные в наших коммерческих галереях китайские потуги на реализм признаются всеми без исключения как безоговорочный китч. И это справедливо. Вроде небольшие нюансы между французом Богро(19 век) и этими китайцами...но на самом деле пропасть бездонная, которую ни один компьютер не определит.
 Как мы сами относимся к своим портретам ? По-разному, особенно они огорчают нас, когда мы много времени спустя видим их фото. То рот криво посажен, то затылок перекошен, то глаза на разном уровне...ну что скажешь,- условия работы, когда мы делаем лица слишком большими (за исключением Дэвида Лима, или своеобразного рисовальщика венгра Габора), и нет возможности встать, отойти назад, прикинуть в целом...Клиент, кстати, не поймёт ни исправлений, ни твоей задумчивости, подумает, что художник сомневается и не доволен работой, значит надо или паниковать, или отказываться...
   Всегда, когда туристы покупают этот китч, или многие портреты наших плохих художников, это удивляет, неужели они себя узнают? И неужели , даже если не очень похоже, качество рисунка их устраивает? И наоборот, иногда нарисованные качественно и даже похоже портреты приводят в ступпор покупателей , и они начинают пятиться и отказываются. То ли их надо убеждать и униженно что-то подправлять, то ли высокомерно сразу посылать к Макару и телятам, не всегда ясно. Позавчера двое тёток, нарисованные Аджаром в очень мягкой и красивой манере, вполне на себя похожие, стали выпучивать глаза и отпираться. Минут пять всё «не я», да «не мы». Мне это надоело, и я грубовато так прикрикнул, чтобы они платили и убирались со своим замечательным портретом куда подальше, и что это не те деньги, чтобы тут выкаблучиваться. Они, вместо того, чтобы возражать и меня самого посылать, сразу меня спросили, не русский ли я. Дело было через два-три дня после удачного путинского хода по контролю за сирийским химоружием, так что о русских заговорили все с опаской, плюс эти тётки оказывается были в России и узнали по моему акценту коренного русака. Так что после моего утвердительного ответа, они, к моему изумлению, полезли за деньгами и вдруг стали нахваливать Аджара за портрет. Но так бывает крайне редко. Или денег что ли жалеют , одумавшись, и совсем не хотят платить, или дискаунта ждут под конец, или и правда, не узнают. Но ведь бывает , что люди себя и на фото не узнают. «Ой, это кто? я, что ли?!» Недавно рисовал с телефона дивной красоты девушку, с пышнейшей невообразимо уложенной шевелюрой . Думал, что актриса суперизвестная. Оказалась та самая замухрыга, которая сидела в кафе рядом с заказчиком-мексиканцем. Две жиденькие короткие косички, всё лицо в рытвинах и невыразительный взгляд. Ничего общего, кроме носа, даже губы нарисованы и брови. Вот тебе и фото !..
  А в конце лета две симпатичные русские молодые женщины позировали для гитерофилиста(штангиста в прошлом) Керима. Вот результат.
фото

 Как вы думаете, что сказала последняя модель, когда увидела вот это ( я бы ни за что не определил бы даже кто изображён слева, а кто справа) ? Нет, не то вы подумали. Она молвила,- «какая же я красивая!»... Занавес!..
 Ладно, пока оставим портретистов и портретируемых. Замечу только, что появился талантливый китаец Юань, который столкнулся с проблемой талантливых художников. Рисует хорошо, похоже и не особо дорого, а портретируемым иногда не нравится. Пример с нашим соотечественником откуда-то из Сибири.
 Портрет вывзвал массу возражений и подозрений. Еле я их уговорил, что портрет высококлассный и очень похожий.
фото

  А вот совсем новый энергичный молдаванин Пётр, подкупает сразу и безупречной, шедевральной рекламой, и втрое дешевле ценой. А рисует блин, чистый фас до ттго бездарно, что начинают терзать сомнения, он ли сделал рекламу ?

   Вот всем этим место на самой макушке холма Монмартр и притягательно. Последнее время корейцы взяли моду отмечать свадьбу в Париже, тем более, что многие из них католики.
фото


  Сидят перед шарманщицей, слушают, как она поёт и свистит, и счастливы, что их мечта попасть сюда в свадебное путешествие исполнилась. Для них это экзотика, как и для большинства туристов со всего мира, которые больше привыкли видеть в Париже модный шик, Лувр, заведённых манекенов в «Мулен Руж» (особенно после фильма с Николь Кидман), Эйфелеву башню и красное вино с сыром или устрицы с белым. А тут художники (причём в такой концентрации, в которой они не встретятся даже на кладбище), при вас рисуют, продают картины недорого и ещё с вами любезничают.

  Картины, которые вы видите на площади и с первого, и со второго раза поражают разнообразием стилей. Для того, чтобы вам всё это надоело, надо годами сюда ходить и присматриваться. Впрочем при таком подходе, я думаю, вам приестся и Третьяковка, и Лувр. Картины тут, естественно, не рассчитаны на меценатские запросы королей и богачей, наоборот, наш клиент - среднестатисический турист, часто просто мечтавший давно купить на Монмартре картину. Это же лучше, чем магнит или напечатанная картинка китайского умельца. Наверное сложился какой-то монмартрский стиль,
фото

поэтому каждый раз удивляешься, когда выставляются картины, отличающиеся своей добротностью.
фото


P.S. Пишешь,пишешь, а люди исчезают прямо на глазах. Только говорил с человеком, а его раз и больше нет...15 сентября 2014 г. внезапно умер Клод, наш незаметный Мафусаил. До этого исчез в больницу с раком простаты однорукий грек Димитрий. Не пощадила смерть Мишеля Килевика, синдикалиста и отстаивателя хоть какой-то справедливости в волчьем мире чистогана, как у нас говорили . Самая же странная смерть постигла сингапурца Тео. О ней два раза писала газета Паризьен. Грабители проникли к нему в дом, и зная, что он прячет дома большую сумму наличных, пытали его в поисках этих денег...
фото

  Ужасы нашего сообщества. Не хотелось об этом писать, но увы, это та правда, которая заставит других задуматься, надо ли всю жизнь копить и для кого? Для воров? И где селиться. Тео жил в одном из самых неблагополучгых районов Подпарижья, в Курнёве, и даже решётки на окнах его не спасли.

  Когда на колокольне Сакре Кёр протяжно бьёт 19-тонный самый большой колокол в мире «Савойард»(настоящее имя «Franсoise Marguerite» ), лично я вспоминаю наших ушедших художников.
  Неожиданно дух Стефана 1-го приземлился опять на площади и опять неудачно. Его последняя подруга, сербка, устроила в Сан Пьере выставку его картин, на которой ничего не купили, и никто из художников не пришёл смотреть, но у неё украли прямо с выставки сумку с кошельком, всеми деньгами и документами... У моей дочери тоже после этого украл сумку со всем важным содержимом, когда она, придя поздно вечером показать подружке Монмартр, закинула её мне на этюдник за перегородку, на которой мы крепим бумагу. Естественно, что ни я, ни позировавшая в свете фонарей моя модель на сумку не смотрели, были сосредоточены друг на друге. И пара воров мимоходом захватили добычу...
 Наступление коммерции на художников продолжается. Единственный свободный угол в глубине площади, который оставался с его тротуаром нам, отбирают. Владелец первого этажа дома, около которого этот тротуар, решил переоборудовать первый этаж в закусочную с продажей бутербродов и с несколькими столиками как раз на этом тротуаре. Почему наши вольные люди не могут собраться, разворотить все эти терассы и столики на тротуарах и не заставить уважать себя рестораторов и полицию с мэрией, чтобы они не влезали на площадь со своими мерзкими установлениями, я не понимаю...
  От старой гвардии осталось в живых только с десяток-другой старичков. Среди портретистов- Алан и Бруно, начинавшие в 1969-70 году. Мирный пенсионер Ремо, прогуливающийся без дела вокруг площади, а когда-то драчливый даже с неугодными туристами страшный мазила. Он начал в 1965г и так ничему в искусстве и не научился. Да и зачем ему было учиться, если его безумную тошнотворную мазню, разбирали, как пирожки с чёрной икрой... Карикатурист Жан-Бран начинал в том же году.
фото

  В те же годы начинал умерший года три назад мазила Дорио, уезжавший на несколько лет с картинами в Америку.
 Среди «пэнтров», то бишь продавцов своих картин, самый старый сейчас наверное Морис, до сего дня выставляющий  масло по нескольку сотен и акварельки по 30-60 евро. Он плохо слышит на одно ухо, а недавно упал, когда открывал дверь в свой дом. Я его поднял. К счастью он ничего не повредил при падении. Протянет ли он ещё несколько лет тут на ветре и жаре, стуже и духоте? Вопрос. Ему сейчас, в январе 2015-го исполнилось 91 год, и он помнит ещё, первых немецких офицеров, в 1940 году поднимавшихся на холм и рисовавших акварелью его живописные улочки. Помнит и то, как другие немцы гнали его и отца его,тоже художника, на работы на восток Франции. Хорошо ещё не взяли старика деда, который был тоже художником и гравёром. Фамилия у них Мозелье. Но вообще смена былой богемы идёт быстро, и заменяется на трудолюбивых и усидчивых ремесленников, причём в основном китайцев. Так что в ближайшие лет 20 может произойти окитаивание площади ,что неизбежно уменьшит интерес и к площади, и к покупке картин и портретов на ней. Но хочется верить в лучшее ! Пусть найдутся коренные французские и европейские силы в традиционной уже уличной живописи,- одно из немногих живых развлечений парижской и туристической публики, чтобы продолжить или даже сломить это положение на площади в пользу какого-никакого искусства!