Всё намного проще в заснеженной России

               
               
Коренной  техасец  Джон  Тэтчер  на  окончательный  поворот  своей  судьбы,  осмелился  решиться  только  к  сорока  годам,  хотя  загадочной  Россией  почему-то  в  полном  смысле  бредил  с  самого  детства.  Может  быть,  в  генах  причина  кроется,  в  предках  его,  когда-то  живших  там?  За  эти  годы  он  перечитал  уйму  литературы,  просмотрел  все  попавшие  под  руку  русские  фильмы,  какие  сумел  достать  во  времена  существовавшего  запретительного  советского  «железного  занавеса».  Джон  еще  со  школы  на  специальном  курсе  изучил  русский  язык  и  с  удовольствием  довольно-таки  сносно  изъяснялся  с  российскими  туристами. Да.  Таким  путем  тренировался,  готовился,  к  возможной  когда-нибудь  поездке  к  пределу  своих  мечтаний,  в  заветную  Россию.

А  после  загадочной  для  всего  мира,  очередной,  последней,  недавно  произошедшей  российской  революции,  и  последующей  затем  длительной,  неимоверно  сложной  перестройки  экономики  страны,  (а,  самое  главное,  душ  ее  граждан!),  он  познакомился  с  некоторыми  россиянами  даже  близко.  Да.  Джон  сошелся  с  только  что  «навсегда  теперь  осевшими»  на  новой  американской  родине,  российскими  господами.  Ну,  конечно.  С  так  называемыми  «новыми  русскими».  В  глубине  души  Джон,  откровенно  говоря,  презирал  их,  считая  совершеннейшими  моральными  уродами,  так  как не мог понять  одного.   Для  чего  совершили  переезд  в  чужую  страну?
Ну,  каким  глупцом   нужно  быть,  чтобы  за  некоторое  улучшение   своих  жизненных  условий,  попросту  вот  взять  и  оставить  исконную  Родину,  великую  Россию,  родившую  и  воспитавшую  их?  Да,  еще  ведь  и  покинуть навсегда эту загадочную, таинственную Русь, называвшуюся  когда-то Великой  Гиперборей?!  Ведь,  согласно  историческим  данным,  славные  потомки  гиперборейцев,  оставшиеся  в  России,  никогда  и  никем    не  были  побеждены,  и  покорены  многими  воинственными  племенами.  И  в  любом  их  количестве!

А  взять  хотя  бы  самых  последних,  наиболее  известных  истории,  так  называемых,   «горе  покорителей»  Святой  Руси  в  лице  хана  Батыя,  императора  Наполеона  и  фюрера-Гитлера.  Эти  помешавшиеся  на  своих  победах  уроды,  завоевывать  русский  народ,  называется,  пошли… Ну,  и  где  сейчас  эти  хваленые  татары,  французы  и  немцы?  Первые,  азиаты,  попросту  «рассосались»,  пропали  на  необъятных  российских  просторах.  А  европейских  «смельчаков»  озлившиеся  русские  гнали  вплоть  до  их  собственных  столиц.  Парижа  и  Берлина.   И  что  еще  очень  интересно  и  занимательно,  не  в  пример  помянутым  опозорившимся  «завоевателям  России»,  несказанно  щедрыми  оказались  сами  триумфаторы.  Да-да!  Сами  русские.  Так  как  они  великодушно  отказались  от  претензий  на  «заработанную  кровью  и  потом  Победу»  в  ответ  на  агрессию  вероломных  врагов.

А  ведь  на  правах  победителей  воспользоваться  русские  могли  бы  запросто.  А  почему  нет?  Ведь  взяли-то  в  бою?  Просто  русским  людям,  в  отличие  от  названных  уже  ранее  «покорителей»,  никогда  не  нужно  было  брать  чужое.  Почему?  А  потому!  Русичи  извечно  знали  одну  важную  вещь: ни  к  чему  не  приведёт  добро,  украденное  из  чужого  дома,  и  силой  у  кого-то  отнятое!  Им,  русским,  извечно  и  своего-то  девать  некуда.  И  вот  из-за  этих  уникальных,  необычных  в  сравнении  высоких  качеств,  Джон  и  мечтал  непременно  хоть  разок  побывать  в  славной  Православной  России.  Он  много  слышал  и  читал  о  широкой  русской  душе.  Якобы,  всепрощающей  и  милосердной.

Перечитал  Джон  всего  Достоевского,  Толстого,  Гоголя,  Пушкина,  Солженицына,  Шукшина  и  многих  других  русских  классиков.  А  особенно  восторгался  теми  писателями,  кто  писал  преимущественно  о  Великой  русской  Сибири.  Этот  край  буквально  завораживал  и  манил  к  себе  Джона: ну, хотя  бы  краешком  глаза  глянуть  на  затерянную  таежную  деревушку,  кержаков,  староверов  и  охотников,  из-за  собственного  престижа  еще  ведь  и  до  сей  поры  бьющих  соболя  и  белку  только  в  глаз!  Да.  Чтобы  шкурку  не  испортить.  Над  Джоном  подтрунивали,  предлагая  смотаться  в  Канаду,  или  в  ту  же  бывшую  когда-то  русской,  Аляску.  Мол,  а  какая  разница?  Та  же  тайга  и  чаща  непролазная.
 
Но  Джон  только  этак  скептически  усмехался.  И  отвечал  он  им  русским  блатным  выражением,  которое  ему  понравилось.  Мол,  не  надо,  мужики,  «пургу  гнать»!  Да.  Ездил  он.  И  отнюдь  не  единожды  в  названные  ими  «таежные»  края!  Послушал  он  болтунов  и  насмотрелся  на  них  воочию.  Там  почти  везде,  куда  ты  ни  сунься  (и  даже  вроде  бы  в  самой настоящей глуши!) – везде дошла цивилизация,  автоматизация,  механизация  и  компьютеризация.  Повсюду,  куда  ни  ступи - мелкие  и  крупные  компании.  А  вокруг  везде  один  только  голый  бизнес,  и  ничего  больше!  Деньги,  деньги,  и  лишь  только  деньги!  Ни  одного  человека  не  встретил  он  с  открытой  нараспашку  душой  Джон,  к  сожалению.  И  где  он  только  не  искал  её,  эту  родственную,  добрую,  человеческую  душу!

И  после  упомянутых  бессмысленных  поездок  Джон  еще  больше  затосковал  о  России.  Наконец,  Господь  услышал  его  мольбы.  В  России  произошло  то,  что  ожидалось  уже  давно: Горбачев, потом Ельцин, затем  Путин.  И  вдруг  произошло  совершенно  неожиданное  и  очень  важное  для  него  событие – получение  богатого  наследства  от  внезапно  умершего  родственника.  Ах,  как  кстати  оказались  полученные  халявные  доллары  для  воплощения  в  жизнь  давней  мечты  Джона!  А  еще  замечательнее - любимая  супруга  еще  со  дня  их  свадьбы  была  в  полном  курсе  его  духовных  чаяний.  Да-да.  Она,  жена,  молодец  у  него!  Супруга  всегда  сочувствовала,  жалела  своего  мужа  и  при  малейшем  улучшении  их  экономического  положения,  никогда  не  препятствовала  в  его  поисках  дороги  к  заветной  России.

И  Джон  воспользовался,  не  упустил-таки  момент,  рванув   туда,  в  Россию,  немедля,  сразу  же  после  Рождества.  Но,  к  неописуемому  удивлению  супруги,  уже  через  десяток  дней … вдруг  вернулся.  Крайне  удивленная  половинка  была  в  полном  недоумении:  что-то  подозрительно  быстро  «открестился»  её  любимый  от  дотоле  боготворимой  им  России  и  с  нетерпением  ждала  объяснений.  Но … их  не  последовало.  Почему?  А  потому,  что  из  занесённой  снегами  «Гипербореи» вернулся  практически  «другой  человек»,  что  мудрая  жена  поняла  уже  через  несколько  минут.

Ее  супруг,  до  уезда  ласковый,  веселый,  разговорчивый,  вернулся  молчаливый,  строгий. Но  особенно  непонятны  были  его  практические действия.  По  дому  родному  пронёсся  он  подобно  некоему  урагану.  От  переизбытка  пока  ещё  неведомых  супруге  чувств,  до  того  времени обычно  спокойный  Джон  начал  вдруг  швырять  в  настежь  раскрытое  окно  всё,  что  попадалось  под  руки,  а  сам  при  этом,  как  заведённый,   жёстко,  зло,  приговаривал: «Ну,  лишнее,  ненужное  оно!  Как  ты  не  поймешь?  Кому  надобен  уродующий  человеческую  душу  «вещизм»?  Все  непотребное  и  мешающее  нормальной  жизни – всё  вон,  всё!  Только  целесообразный  минимум!  Теперь  у  нас  всё  должно  быть  намного  проще,  и,  примерно  так,  как  там,  в  благословенной  великой  России,  наследнице  легендарной  Гипербореи!».

У  жены  вначале,  было,  аж  сладко  защемило  сердечко  от  мысли: наконец-то,  дошло  до  любимого,  и   решил-таки  он,  наверное,  обновить  все  старые,  давно  надоевшие  вещи  в  доме  по  типу  увиденного  им  там,  в  загадочной  России!  Да,  конечно,  из-за  появившегося  неожиданного  наследства… И  радостно прикидывала,  и предполагала: мужу,  наверное,  шикануть  захотелось,  завидущим  соседям  пыль  в  глаза  пустить  каким  либо  нововведением.  Однако,  присмотревшись  к  его  действиям,  супруга  изрядно  перепугалась  и  начала  подумывать  об  обратном: о  сумасшествии  благоверного… Но  до  поры  пока  все  равно  молчала,  не  понаслышке  знакомая  с  тяжёлой  рукой  и  иной  раз  весьма  крутым  нравом  хозяина.  Особенно,  когда  его  кто-нибудь  до  кондиции  доведёт…

Тем  более,  сейчас,  человека  теперь  уже  не  простого,  а  богатого.  И  жена  тайком  только  тихо  плакала  в  передник,  ожидая  пояснений.  Она  не  встряла  и  не  перечила,  даже  когда  Джон,  супруг  её  венчанный,  неумолимо  тащил  по  двору  на  верёвке  большой  настенный  телевизор  вместе  с  микроволновой  печкой  прямо  к  мусоросборнику.  Выкинув  последнее,  по  его  словам,  самое,  что  ни  на  есть  им  ненужное,  (по  его,  видимо,  новым  понятиям),  на  совершённом  действе  он  вдруг  и  успокоился.

Вечером  за  ужином,  приняв  сто  граммов  русской  водки,  хозяин  с  удовольствием,  и  в  присутствии  жены,  отужинал.  Поблагодарив  и  даже  поцеловав  жёнушке  ручку,  только  после  стола  пригласил  супругу  в  спальню  «для  очень  и  очень  серьезного  разговора».  Уложив  её  на  спину,  Джон  несколько  минут  молчал,  скользя  по  ней  взглядом,  и  оценивающе,  прямо  как  вещь,  изучал  свою  половинку.  Как  вроде  бы  видел  её  так  близко  впервые  в  жизни.  То  и  дело  вздыхал,  задумчиво  скрёб  в  затылке,  потом  снова  присматривался.  Чувствовалось,  он  что - то  прикидывал,  и  жена  даже  с  тревогой  вдруг  вспомнила похожий  момент: именно  так  он  вёл  себя  не  столь  давно  при  покупке  у  фермера  жеребца  для  верховой  езды.

И  супруге  стало  как-то  неуютно  под  чересчур  уж  пристальным  взглядом  мужа,  и  она  на  всякий  случай  ближе  придвинула  к  себе  тяжеленную  хрустальную  пепельницу.  Странным,  однако,  мужичок  её  вернулся  из  криминальной  России…  Да,  и  от  другой  мысли  также  страшновато  ей  вдруг  стало: а  уж  не  бросить  ли  её  вздумал  богач  новоиспечённый? Ибо  более  молодого  и  престижного товара  вон  ведь  сколько…  Стоит  ему  только  свистнуть -  как  они  тут  же прибегут  и  в  очередь  встанут…  Наконец,  Джон  спокойно  улёгся  рядом  и  попросил  ни  в  коем  случае  не  перебивать,  и  не  сбивать  его  с  основной  мысли.  Да,  уверенно  сказал  Джон,  он  любит  её,  безмерно  дорожит  ею  и  сейчас  поведает  всё  случившееся  с  ним  подробно,  и  без  утайки.

Поездку  свою  в  Россию  считает  он  чрезвычайно  плодотворной,  а  дальнейшие  события  ожидаются  для  них  совсем-совсем  неплохие.  А  даже  прекрасные.  Да,  он,  Джон,  к  счастью,  нисколько  не  ошибся  в  своих  вековечных  прогнозах  и  устремлениях,  так  как  в  лице  России  он  нашел,  в  конечном  итоге,  их  с  женой  золотой  Клондайк!  И  что  еще  более  важное  и  просто  замечательное: он,  её муж  Джон,  в  конце-то  концов,  обрел  душевное  равновесие.  Пару  раз  оглянувшись, а  не  подслушивает  ли  кто  посторонний,  он  совсем  понизил  голос.  Мол,  открывается  прекрасная  возможность  за  счет  безбрежной  российской  тайги,  богатой  и  не  только  лесными  ресурсами,  очень  нехило  пополнить  еще  и  их  семейный  бюджет.  Если,  конечно,  им  хорошенько  постараться.

Да-да!  И  непременно  только  с  её,  родной  жены,  помощью,  которой  он,  Джон,  доверяет  всецело!  А  с  кем  же  еще,  как  не  с  ней,  с  любимой  его  женщиной  столь  нужное  дело  проворачивать?!  В  очаровавшей  его  России  подготовлено  шикарное  место  и  для   супруги.  Что  за  сомнения?  Ну,  куда  он  без  её  умных,  и  всегда  однозначно  дельных,  советов?!   Вне  всякого  сомнения,  Джон  знал,  чем  покорить  и  как  быстро  убедить  жену,  и  окончательно  успокоившаяся  супруга  вся  превратилась  в  слух.

Словом,  на  самолете  до  Москвы  долетел  Джон  мигом.  Целых  полдня  походил,  поездил  по  ней,  старинной  красавице,  и  гиперборейская  столица  буквально  потрясла  его  своей  необыкновенностью.  Вот  теперь  он  в  корне  согласен  с  великими  прорицателями  Эдгаром  Кейси,  бабой  Вангой  и  другими.  Да!
 
 Несомненно!  Так  оно  и  есть,  и  именно  от  Москвы,  от  великой  России,  скорее  всего,  и  пойдет  новое  обновление  всего  до  предела  испорченного!  Не  где-то  в  паршивой  Италии,  а  как  раз  в  Москве  вполне  заслуженно  и  находится  настоящий  «третий  Рим».  И  лишь  они,  россияне,  достойны  того,  чтобы  им  идти  «впереди  планеты  всей»,  потому  что  столь  тяжёлый  груз  больше  никто  не  потянет.   Поэтому  её  Джон  не  ошибся  в   выборе. Нет  и  нет!

А  вот  до  истинно  таёжной  деревушки  в  сибирской  глухомани  добирался  Джон  с  величайшими  трудностями:  целых  трое  суток!  Но  ни  в  коем  случае  не  сожалеет  об  этом.  Ни-Ни!  Хваленые  Канада  с  Аляской  пускай  «отдыхают»,  ибо  сравнения  между  ними  и  российской  глубинкой  нет  никакого  даже  и  близко!  Где  был  её  Джон - на  сотни  верст  вокруг  необыкновенная  тишина,  покой  и  умиротворение.  И  хотя  ничего  экстравагантного  пока  не  произошло - на  душе  его  установилась  целых  сорок  десятков  лет  ожидаемая  благодать.  И  это словами  не   выразить,  а  нужно  попросту  увидеть  воочию  и  ощутить.  Да!  Это  как  раз  то,  что  он,  Джон,  столько  времени  мучительно  искал!

А  теперь  все  по  порядку. Подойдя  к  крайней  деревянной  избе,  увидел  он  внезапно  вынырнувшего  из  тайги  человека  очень  большого  роста.  Таежник  быстро  приблизился,  подкатившись  к  Джону  на  коротких  широченных  лыжах,  обтянутых  лосиной  шкурой.  За  спиной  у  него  висело  длиннющее  ружье,  а  за  могучими,  крутыми  плечами – еще  и  громадный  рюкзак.  Рядом  с  человеком,  изредка  хрипло  взлаивая,  неспешно  следовала    большущая,  под  стать  хозяину,  собака,  росточком  не  менее, чем  с  крупного  телёнка.  И  с  болтающимся,  почти  уже  оторванным  ошейником.

Познакомились  они  запросто,  словно  бы  расстались  только  вчера.  По  радушной  улыбке,  лучащимся  добротой  и  искренностью  серым  глазам,  седой,  окладистой  бороде  и  охотничьей  экипировке  Джону  большого  труда  не  составило  понять,  кто  находится  перед  ним.  И  надо  же  было  так  повезти  ему  с  первым  же  встреченным  им  сибиряком!   Что  когда-то  прочитал  Джон  об  этих  людях,  или  ранее  где-то  слышал,  видел  с  экранов,  самопроизвольно  сопоставилось  и  не  противоречило: перед  ним,  американцем,  в  образе  явившегося  охотника  стоит  во  всей  красе   именно  она,  вроде  бы  и  настежь  открытая,  но  вместе  с  тем  пока  еще  загадочная  для  Джона  та  самая  русская  душа!

И  он  с  глубоким  удовлетворением  отметил,  вспомнив  многих  встреченных  им  в  Канаде,  Аляске  и  где-то  еще  людей.  Что  да!  Они,  те,  ни  в  какое  сравнение  со  встреченным  аборигеном  даже  и  близко  не  идут.  Джон  увидел,  он  попросту  нутром  почувствовал,  как  вполне  искренне  обрадовался  неожиданному  появлению незнакомый  русский  ему, неизвестному  господину,  говорящему  с  акцентом,  одетому  не  в  местную  одежду  и  вооруженному,  на  зависть  Антипу,  многозарядным  охотничьим  оружием  с  лазерным  прицелом.  Не  скомандовав,  а  просто  кивнув  понятливой  собаке  в  сторону  двора,  и  не  задавая  лишних,  (как  он  позже  пояснил,  «никому  в  тайге  не  нужных  вопросов»),  Антип  засуетился,  и  гостеприимно  распахнул  никогда  не  закрывающуюся  на  замок  входную  дверь,  милостиво  пригласив  «мистера  Джона»  войти.

Извинившись,  хозяин  свистнул  «друга  Полкана»,  налил  в  большую  миску  его  любимого  супа  и  тут  же  пояснил.  Да.  Помощник  его  уважает  супчик  глухариный,  с  мягкими  косточками.  И  совсем  не  зло  укорил  пса  за  его  сегодняшнюю  очередную  несдержанность,  самоуправство  и  порванный  ошейник.  Снисходительно  потрепав  за  пораненное  ухо,  с  улыбкой  поведал  об  их  возвращении  с  охоты.  Мол,  уже  по  дороге  домой,  не  спросивши  разрешения  у  хозяина,  пес  потихоньку  напал,  было,  на  стаю  волков.  Просто  отогнать  хотел,  чтоб  не  приставали  к  ним,  не  мешали  домой  идти.  Но  «тихо»  у  Полкана  не  получилось,  так  как  много  их  было.  Поэтому  вышло  очень  даже  шумно.  Чуток  не  учёл  пес  обстоятельств  и  не  додумал  башкой своей  хоть  и  умной,  но  все  равно  ведь  собачьей.

Зимой  же  все  волки  голодные,  злые.  Двух-то  его  громадный  пес  в  один  миг  придушил,  даже  пикнуть  не  успели,  не  впервой  ему.  Но  здесь  трое  волков  сзади  налетели,   и  Антипу  поневоле  пришлось  помогать  ослушнику,  и  заваливать  обнаглевших  зверей  уже  самому.  Остальные  от  страха  разбежались.  И  зачем  только  пёс  этакую  возню  ненужную  затеял?  Теперь  вот  завтра  придётся  ему  туда  самому  на  лошади  с  санями  съездить.  Хорошо,  хоть  недалеко,  всего  верст  пятьдесят  будет, почти  рядышком.  Ведь  тех  пять  волков  Антип  на  деревьях развесил,  иначе  зверье,  да  и  сами  волки,  обглодают  за  ночь.  Мол,  зима  же,  холод  вон  какой,  поэтому  медвежий  тулуп  брать  придётся…

Слушая,  Джон  только  удивленно  охал  и  ахал,  а  для  таёжника,  с  улыбкой  сказал  Антип,  произошедшее  сегодня – рядовой  случай.  Как  бы  в  порядке  вещей.  Так,  мелочь.  Мол,  под  Новый  год  небольшой  фурор  в деревне  был,  когда  к  ним  тигр  с  тигрицей  непонятно  откуда  забрели.  Это  было  уже  интереснее.  Видать,  аж  с  уссурийской  тайги,  из  дальней  дали такой, «моряки» пешком заявились. Можно,  конечно,  и  поразмыслить,  зачем  и  почему  пришли  они.  Видно,  хозяев  тайги,  медведей,  не  было.  Они,  косолапые,  зимой  обычно  в  берлоге  почивают  и  лапу  сосут.

Наверное,  мол,  потому-то  тигры  эти  на  воле  и  разбегались  по  чужой  для  них  территории.  А  кто  против  тигра  пойдет,  если  мишки  на  отдыхе?  Расшалились,  шатаются,  где  их  не  просят.  Ничего,  тайга  всех  прокормит.  Прогулялись  кошки  полосатые  по  ночной  деревне,  и  ни  одна  собака  даже  не  тявкнула.  Почему?  А иначе  тут  же  вычислить  могут,  и  наказать.  Есть-то  тиграм  охота.  Все  псы-собаки,  как  один,  примолкли.  Чтоб  «истинные  цари  лесов»  их  не  услышали.  Только  глупцы  пишут,  что  у  зверья  сознания  нет.  Неправда!  И  Антип  за  девять  десятков  лет  не  раз  убеждался:  всё  у  них  есть.  И  сознание,  и  умишко,  и  эмоции  тоже.

А  «моряков»,  ну,  тигров,  трогать  нельзя,  потому  как  они  под  защитой  «Красной  книги»  и  штраф  за  них  большой.  Как  говорится,  «овчинка выделки не стоит».  В  принципе,  неплохо  бы  подобную  «жёлтую  тельняшку»  под  ножки  себе  подстелить.  Ну,  а  если  уж  Джону  так  сильно  хочется,  то  можно   потихоньку  дело  это  устроить.  Как  он  посмотрит?  Джон,  конечно  же,  кратно  отказался. Не  затем,  мол,  он  в  этакую  даль  приехал.  Антип  помог  ему  раздеться,  разуться,  а  потом  затопил  печь.  Правда,  вначале  поинтересовавшись,  какие  поленья  гость  предпочитает.  А  для  запаха  в  избе.  Ведь  у  каждого  вкус  свой. Мол,  вот  лично  для  Джона  какой породы их  положить?  Березовых,  кедровых,  сосновых,  лиственничных?  К  примеру,  он,  Антип,  баньку  для  них  кедровыми  поленьями  сейчас  подтопит.  Если,  конечно,  гость  желает.

Джон  в  недоумении  пожал  плечами.  Антип  для  избы  выбрал  сосну.  А  потому,  мол,  что  она  быстрее  и  жарче  горит.  Руки  они  перед  едой  помыли  из  висящего  на  цепи  старинного медного умывальника.  Пока  Антип  «метал  на  стол»,  Джон  с  интересом  оглядывал  жильё  коренного  сибирского  охотника-таёжника  и  всё  более  убеждался.  Да.  Ведь  и  вправду.  Абсолютно  всё  человеческое  жилище  сделано  было  исходя  из  удобства  и  целесообразности. И  именно так,  как  описывали  её  русские  классики: ширь,  простота,  удобство,  прочность  и  близость  к  матушке-природе.

  Деревянный  домина - из  толстенных  лиственничных  бревен  и  с  тесовой  крышей.  Внутри – огромная,  и  вправду  прямо  «под  хозяина»  печь  с  широкой  лежанкой.  Две  уютные  спаленки,  а  наверху – широкие  полати  для  всякой  оказии  из  кедровых,  для  запаха,  и  тоже  толстенных  досок.  В  сторону  двора  прорублена  специальная  дверь  для  удобного выхода  в  неплохо  утеплённое  отхожее  место.  На  стенах - никаких  обоев  и  прочих  премудростей, а  лишь  пара  потемневших  от  времени  рамок  с  пожелтевшими  фотографиями.

Некрашеные  полы  из  лиственничных  плах  подогнаны  без  единой  щелочки и  до  белизны  выскоблены  огромным  ножом  типа  мексиканского  мачете,  который  хозяин  с  улыбкой  назвал «косырём». Немалых  размеров стол - кедровый, чистый  и  тоже  добела  выскобленный  ножом,  и  краски,  чувствуется,  также  никогда  не  ведавший.  Вдоль  сооружения  для  приёма  пищи - две  широкие  скамьи  и  поистине  «вечные»,  тяжеленные  стулья  со  спинками,  сделанные,  выструганные,  выточенные  из  цельного  ствола,  и  ошкуренные  до  блеска.  На  стене  висят  старинные  часы-ходики  с  гирями  и  кукушкой,  на  столике  радиоприемник  первых  выпусков  и  патефон.  В  переднем  углу – икона  с  горящей  лампадкой  и  вышитые  рушники,  а  у  обширной  деревянной  кровати  на  полу  красовалась  величественная  шкура.  Да.  Ответил  Антип.  Мол,  иногда,  используется  им  в  виде  тулупа  при  дальних  поездках  в  крепкие  морозы.

На  вопрос  гостя,  чья  же  она,  эта  шкура,  Антип  задумчиво  почесал  затылок.  И  усмешливо  ответил  ему.  Она,  мол,  бывшая  «одёжка»  нашего  любезного  Михаила  Потаповича.  Медвежья.  Ну,  а  чья  же,  мол,  еще-то?  Кто-то  из  бестолковых  «горе-охотников»  студёной  зимой,  наверное,  додумался  и  разбудил  тихо, мирно  спящего  мишку.  А,  может,  медведю  попросту  самому  неимоверно  жрать  захотелось,  и  он  проснулся?  Кто  знает?  Встал  он  злой,  конечно! Но  какую  живую  добычу  столь  тяжёлый  на  ногу  косолапый  увалень  по  такому  глубокому  снежищу  настигнет?!  Изюбря?  Какой  из  мишки  зимой  охотник?

Он,  скорее  всего,  ввиду  этого  испокон  веку  и  спит  в  берлоге,  так  как прокормить себя не  в  состоянии.  В  зиму  же  нет  ни   ягод,  ни  грибов,  ни  его  мёда  любимого  нет.  Посему  и  притопал  косолапый  зверь  к  мясным  овечкам поближе.  А  он,  Антип,  как  раз  в  то  время  козу  свою  доил.  Вернее,  уже  заканчивал.  Увидел  заходящего  в  овчарню  на  своих  задних ногах  воришку и для защиты хвать  то,  что  ему  под  руку  попалось.  И  получилось - кнут!  Ну,  он  и  давай  стегать  охочего  до  чужого  добра.
Медведь,  он  же  ведь  всё-всё  понимает.  Что  воровство  в  тайге – большой  грех.  И  любому  пойманному  на  таком  неправедном  деле  товарищу  в  первую  очередь  сразу  же  по  наглой  морде  бьют.  Ну,  а  он,  Антип,  мишку  просто  отстегал.  Да.  В  воспитательных  целях.  Для  острастки  и  вразумления.

  Антип-то  рассчитывал,  поймет  неправоту  свою  зверь.  Увидев  живого  хозяина  двора,  он  уйдет  восвояси.  В  тайге – да.  Там  он,  мишка,  хозяин.  Вот  «у  себя»  он  пусть  и  ловит  и  ест,  кого  хочет,  и  сколько  хочет.  А  на  чужое  ему  нельзя  замахиваться.  Не  по  закону  это.
Но,  видать, не  понял  Михаил  Потапович,  или  просто  не  захотел.  И  заупрямился.  Снова  встал  на  дыбы  свои.  Против  человека,  да  еще  и  хозяина  своей  огороженной  территории.  Захорохорился,  заерепенился,  что-то  там  по-своему  угрожающе  проревел,  и  прямо  на  него,   Антипа  вразвалочку  пошел.

  Эка  невидаль!  Напугал!  Да,  видал  Антип  борцов    этаких!  Бессовестно,  значит,  ворвался,  с  таким  трудом  надоенное  и  дефицитное  козье   молоко  он  пролил,  нравоучительного  стеганья  кнутом  вообще  не  понял… Ну,  и  что  Антипу  оставалось  делать  со  зверем  не  совсем  разумным?  Да.  И  пришлось  дурня  останавливать  строго.  Каким  образом?  А  очень  просто: вилами  трехрогими  заколол,  да  и  все  дела!  Не хотел лесной шабёр  по-хорошему,  по-соседски?  Тогда  и  нА,  получай!   Не  будешь  более  хулиганить  не  в  то  время,  и  не  в  том  месте.

Они,  люди  деревенские,  ещё  издавна  привыкли  к  визитам  мишек  косолапых.  Особенно  летом  они  лазают.  И  больше  по  задам.  Надоели.  Как  говорится,  в  их  деревне   они,  бездельники,  прямо  «толпами  ходят».  Главное,  детей  и  собак  пугают,  и  все  время  сладенькое ищут.  Фельдшер  сказывал.  Мол,  ведь  только  у  медведей  диабета  не  бывает.  Он  ведро  мёда,  мешок  сахара  зараз  слопает – и  хоть  бы  хны!  Да,  ведь  само  слово  медведь,  если  прислушаться,  что  означает?  Мед-ведь.  Правильно,  что-то  с  мёдом  связанное.  Верно  же?  Не  послушался  Михаил  кнута  Антипа?  Теперь  и  лежит  на  полу,  и  ноги  хорошим  людям  греет…

Потом  Джон  с  хозяином  в  горячую  баньку  пошли  и  там  тремя  видами  веников  попарились: березовым,  пихтовым  и  ивовым.  А  после - трижды в ледяной проруби окунулись. И  о  чудо!  У  Джона - даже  насморка  никакого!  Сам  Антип  сию  «весьма  пользительную»  процедуру  окунания  в  ледяной  озерной  воде  принимает  ежедневно.  Давно  уже.  Привык.  А  по  приходу  в  дом,  уже  сам  американский  гость,  то  есть  он,  Джон,  организовал  невиданный  для  Антипа  ужин.  Он  все-все  из  своего  мешка   на стол выложил. Там  были  всяческие высококачественные  заокеанские,  конечно,  пищевые   деликатесы.  Из  «питья»  были  виски,  водка,  шнапс,  коньяки,  вина.
 
А  завершили  богатый  стол  поданные   на  стол  хозяином  Антипом  знаменитые  сибирские  пельмени.  И  вправду,  как  и  пишут,  величиной  «с  лапоть».  Очень  большие  они.  А  фарш  в  них,  якобы,  включает  в  себя  лосятину  с  медвежатиной,  и  с  добавкой  нежного  мяса  поросенка.  Ах,  как  хорошо  они  посидели!  И  тут  Антип  подтвердил  догадку  Джона.  Да,  действительно,  он,  Антип,  еще  с  малых  лет  охотник.  Можно  сказать,  он - добытчик  прирождённый,  воспитанный  таёжниками  отцом  и  дедом.

Предок  Антипа  Петровича  сослан  был  царём  Иваном  Грозным  на  вечную  каторгу  вместе  с  родственниками.  И  аж  до  четырнадцатого  колена!  Да.  За  участие  в  покушении  на  царя-батюшку.  Сильным  глава  их  рода  был.  Одним  ударом  кулака  быка  с  ног  валил.  И  кроме  каторги  взбешённый  царь  приказал  ещё  вдобавок  и  ноздри  ему  вырвать.  И  как  считает  образованный  Джон?  Может  быть,  мол,  из-за  этого  постоянно  нос  был  забит  и  у  Антипа,  и  у  отца  его,  и  у  деда  тоже?  Но  это  он  так,  просто  к  слову,  спросил…  А  ледяные  купания  Антип,  несмотря  на    хронический  насморк,  всё  равно  не  пропускает.  Хорошо  «подогретые»  всевозможным  спиртным  набором,  на  вопрос  Джона  о  содержимом  его,  Антипа, огромного  охотничьего  мешка-рюкзака, хозяин  пренебрежительно  махнул  рукой.  Стоит  ли  вываливать  содержимое?

Мол,   да,  не  особо  удачно  получилось  в  этот  раз.  Мелочишка  там  одна,  даже  и  говорить  стыдно.  А  показывать  возле  стола - и  тем  более.  Срам  один!  За  целых  три  дня  охоты - всего  десятка  полтора  соболей  и  только  пять  из  них – с  дефицитным,  особым,  голубоватым  отливом  меха.  Это  личный  заказ  жены  для  её  двоюродной  племянницы.  И  вот  еще  незадача: уж  больно  привередлива  супруга  в  охотничьем  пушном деле!  Конечно,  обнаглела  она...  Всю  их  с  ней  жизнь  всегда  просит,  чтобы  соболЯ  с  голубоватым  отливом  убиты  должны  бы  быть  выстрелом … именно  только  вот  в  левый  глаз!  Ну,  такая  уж  у  неё  странная  прихоть  ещё  со  времен  молодости…

Ибо,  по  её  мнению,  если  попал  Антип  в  глаз  левый  -  очень  хорошая  примета.  Об  этом  ей  еще  бабка  не  раз  упоминала.  И  все,  вроде  бы,  сбывается  до  сих  пор.  И  Антип  шел  ей  навстречу.  А  ему  какая  на  хрен,  разница,  куда  пулей  бить?  В левый,  в  правый… Не  все  ли  едино?  Главное,  чтоб  зазря  не  ворчала.  Затем,  расстроенный,  Антип  поскреб  голову  и,  печально  вдохнув,  рассказал.

От  почти  независящих  от  него  обстоятельств: ветерок  помешал  ли,  снежок,  чуток  водка,  но  двенадцать  пуль  «положил»  Антип  в  левые соболиные  глаза.  А  вот  три,  к  сожалению,  «ушли»  в  глазки  правые… Хитрющая  супруга  в  момент  ведь  все  вычислит.  Она  сибирячка.  И  может  обидеться,  и  даже  не  принять  подарок,  так  как  подумает,  что  её  Антип  опять  лишку  спиртного  на  охоте  врезал.  А  зачем  зря  говорить?  В  этот  раз  он  вообще  чуток  выпивки  с  собой  в  тайгу  брал.  Ну,  мол,  сам,  Джон,  подумай?  Что  такое  на  целых  полных  три  дня  каких-то  полтора  литра  спирта  и  всего  лишь  два  пузыря  самогона?!  Что?  От  такой  сущей  мелочи  рука  его  может  дрогнуть?!  Раньше  он  всегда  в  два  раза  больше  брал - и  ничего!  Всё  было  нормально.

Потом  он,  Антип,  ведь  еще  десятка  четыре  белочек  настрелял,  да  куниц  с  десяток.  Ну,  этих  ладно,  с  ними  проблем  не  было,  он  их  в  любой  глаз  бил.  Там  тьма-тьмущая  их!  Так  что,  спрашивает,  друг-Джон? Вывалить  шкурки  из  мешка?  Показать?  Это  нетрудно,  только  вот  запашок  неприятный  пойдет  от  них,  сырых,  не  к  столу  будь  сказано… Да,  ещё  и  перед  сном.  Теперь  уж  завтра  обрабатывать  он  их  будет,  с  ними  же  возни  ох,  много.  Джон  спрашивает,  почему  столько  зверья  пушного  расплодилось?  Да,  всё  просто!  До  пушного  промысла  народ  неохоч  стал.  Лень-матушка.  Да  и  труд  сей  тяжелый.

Им  бы,  молодым,  где  нефти,  золотишка,  алмазов,  по-быстрому  хапнуть!  Чтоб  сразу  и  в  олигархи.  Как-то,  года  два  назад,  он,  Антип,  охотился,  а  к  вечеру  на  тихую  таёжную  речушку  направился.  Ушицы  свеженькой  к  ужину  захотелось.  За  пять  минут  он  тайменя  крупного  вытянул  и  от  тяжести  аж  крючок  разогнуло.  Жор  пошёл.  А  чем  крючок  обратно  согнуть? Под  рукой - ничего.  Камень  нашарил,  подобрал  его,  постукивать  им  стал,  выправлять.  И  вдруг  что-то  весьма  странное  ему  показалось.  Да-да.  Вроде  бы,  несвойственно  тяжеловат  камушек…

 Потёр  его  Антип,  помыл  и – на  зуб.  Вот  тебе  и  нА!  Оказывается,  самородок!  И  ведь  не  маленький!  Разволновался,  разохотился,  удочку  в  сторону - и  искать.  И  еще  несколько  штук  нашёл!  Про  место,  конечно,  никому  ни  гу-гу, молчок.  Иначе  понаедут  ухари  и  тайге  моей  тогда  полный … песец. Куда золото дел? А  тайно  сбагрил  «кому  надо».  Есть  здесь  люди.

А  на  какие  же,  мол,  шиши  он,  Антип,  хоромы  такие  отгрохал?!  На  самородки,  конечно.  Правда,  он,  грешник,  еще  разок  сходил  туда: с  крышей  дома  закончил,  а  тут  жене  на  юбилей  захотелось  шубёнку  соболиную  справить.  Да,  чтобы  она  с  капюшоном,  от  непогоды.  И  на  этом  все,  не  ходил  туда.  Уж  больно  велик  соблазн!  Затянет  золото,  и  не  выберешься.  Бывали  здесь  некие  любители  халявы  и  добром  они  не  кончили… Да,  и  для  чего,  гость  дорогой,  в  глухомани  деньги  лишние?  Всего  и  так  хватает.

  Посмотри  кругом.  Всего  хоть  попой  ешь!  Охота,  рыбалка,  грибы,  ягода,  свобода,  здоровье!  Чего  тебе  ещё  надобно,  друг-человек?  Ну,  чего?  Совершенно  обалдев  от  услышанного,  Джон  только  восхищённо  таращил  глаза  на  Антипа,  и  ошалело  молчал,  переваривая  информацию  о  местном  Клондайке.
Но  чуть  позже,  однако,  Джону  стало и ещё более интересно. После  принятых  двух  бутылок Антип окончательно  разоткровенничался. Скромно  потупившись,  он  со  вздохом  тихо  признался:  из-за  доли  его  охотничьей,  частых  отлучек в  тайгу,  жена  только  мешает. И,  как  иногда  выражаются,  она  у  него  попросту «под  ногами  путается».  А  дело  вот  в  чем.

 Супруга  Антипа  уже  давно,  лет  с  77,  живёт  с  престарелой  тёщей  его.  Ну,  да.  С  мамочкой своей,  которой,  примерно,  лет,  наверное,  115.  С  грустью  глядя  в  тёмное,  заиндевелое  окно,  Антип  сознался,  что  в  вопросах  постельной  близости  с  женой  крайне  не  повезло… Ну,  так  уж  в  жизни  получилось. На  восьмом  десятке  лет  супруга  что-то  артачиться  начала  с  этим  весьма  необходимым  житейским  делом…  Ну,  перестала  хотеть  мужика - и  все  тут!  Ни  его,  Антипа,  и  никого другого.  Ей  он,  якобы,  и  на  дух  не  нужен!  ВорОтит! 

Поэтому  Антип  особо-то  и  не  перечил  уходу  её  под  бочок  к  тёще.  Если  не  устраивает  Антипа  «бочок»,  правильно  же?  Снова  низко  опустив  голову,  он  смущённо  шепнул  Джону  (и  только  ему  одному!):  в  свои  девяносто два  он,  Антип,  регулярно,  разика  три  в  неделю,  ещё  посещает  её,  сорокалетнюю  Марусю.  А  если  реже – она  обижается,  и  ревнует  Антипа … к  супруге  собственной!  И,  временами,  Антип  даже  подумывает  сойтись  с  Маней  официально,  по  серьёзному.  Здесь,  в  благодатной  тайге,  у  них,  у  многих  мужиков,  по  интимному  делу  подобное  в  порядке  вещей.  Наверное,  сказывается  спокойная  жизнь,  экология,  питание,  корни  жень-шеня,  сильная  наследственность…

На  столь  щепетильном  моменте  Джон  приостановил  повествование  и  с  минуту  испытующе,  с  укором,  смотрел  на  жену.  И  та,  не  выдержав  и  согласно  закивав  головой,  что  всё,  всё,  мол,  она  поняла,  смущенно  потупилась… На  вопрос  Джона,  можно  ли  ему  тут  переночевать,  хозяин  расхохотался. Затем показал на  сервированный  заокеанскими  деликатесами  стол  и  ответил  словами  какого-то  дворника  из  книги  «12  стульев».  Мол,  «а  по  мне  хоть  всю  жизнь  живи,  раз  ты  хороший  человек!».  И  Антип  с  улыбкой  сказал,  что  ему  очень  даже  нравится  главный  герой  романа,  непревзойдённый  Остап  Бендер,  сын  турецко-подданного.  Но  он,  мол,  достоин  быть  примером. И  тут  Джон,  на  секунду  прервавшись,  попросил  жену  потом  глянуть  в  Интернете,  кто  же  такой  этот  Бендер?
 
А когда  они  с  Антипом  укладывались  спать,  весь  переполненный  необыкновенными чувствами Джон  упросил  хозяина  уступить  ему,  гостю,  и  разрешить  накрыться  настоящей  медвежьей  шкурой.  На  вопрошающий  взгляд  Антипа  он  ответил  вполне  определённо: мол,  может  быть,  сама  шкура  хозяина  тайги,  запах  её,  всколыхнут,  взбудоражат  кровь,  и  это  растормошат  «память  предков»?  И  он,  Джон,  хотя  бы  во  сне  увидит  охоту  на  медведя,  или  ещё  что-то  подобное,  первобытное  и  необычное?  Антип  понимающе  развёл  руками,  улыбнулся  и,  разумеется,  позволил.

На  заинтересованные  слова  перебившей  супруги,  а  видел  ли  он  чего во сне, Джон ответил,  но  чуть  сконфуженно.  Да,  было,  мол,  дело,  конечно,  было… Только,  к  сожалению,  сон  был  почему-то  совершенно  без  участия  медведя…  А  всю  ночь  ему  в  честь  чего-то  снилась  одна  и  та  же  странная  картина.  Значит,  большая-пребольшая  овечья  отара  и  сопровождает  её  оборванный,  босой  седобородый  пастух  с  огромным  сизым  носом,  и  с  собакой.  Потрясая  длиннющим  кнутом,  он  носится  по  полю  и  постоянно  орёт  во  всё  горло  одно  и  то  же: «Куд-да  пошли!  Наз-зад!  Вот  я  вас!!  Фас,  Каштанка,  фас  их!!!».
 
Мол,  жена  спрашивает,  что  же  по  поводу  «овечьего»  сна  ответил  таёжник? С чего-то вдруг встревожившийся, было, Антип  немного  подумал,  потом  улыбнулся  и  недоумение  Джона  по  поводу  странного  сна  тут  же  развеял,  объяснив  всё  очень  просто.  Мол, пару  недель  назад  обладатель  лежащей  на  полу  шкуры,  этот  шатун  косолапый,  утащил  у  соседа  Антипа  овечку,  задрал  её  и,  сильно  оголодавший,  сожрал  её  не  только  вместе  с  потрохами,  а   прямо  с  шерстью!  Торопился,  видать,  спешил  утробу  набить. 
Медведю,  видимо,  халява  понравилась,  и  он  полез  «отужинать»  ещё  в  его  овчарню.  И  когда  Антип  таки  вынужден  был  заколоть  наглеца  вилами,  и  потом,  естественно,  освежевал,  то  воочию  встретился  там,  в  утробе  его  и  с  овечьей  шерстью,  и  с  другими  принадлежностями  безвинно  погибшей  овечки.  И  именно  из-за  шерсти,  наверное,  медведь  насквозь  и  пропах  овцой  этой!   Скорее  всего,  отсюда,  мол,  и  запах  овечий  идёт  от  шкуры  медвежьей.

К  тому  же,  когда  косолапый  появился  вдруг  перед  доящим  козу  Антипом,  он  же  вон  как  отстегал  воришку  кнутом.  Вот  он  и  кнут,  увиденный  во  сне  Джоном!  Мол,  разве  может  такая  жестокая,  хотя  и  нравоучительная  экзекуция  в  памяти  зверя  не  остаться?  Они,  зверьё,  только  силу  и  уважают.  И  кнут,  видишь,  помнят.  Мол,  вот  отсюда  у  него  и  эти странные  видения  овечьи.  И  Джон  поистине  восхитился.  Вот,  что  значит  таёжник  он!  Все  непонятные  нюансы  Антип  буквально  по  полочкам  разложил,  и  суть  сна  пояснил!   А  уже  наутро  Джон  спешно  засобирался.  Зачем  ему  без  толку  занятому  человеку  надоедать?  Всё  на  их  общее  будущее  у  них  с  Антипом  решено  и  серьёзно  обговорено.
 
  Подлечившись  коньячком,  наняли  они  трактор  и  доехали  до  райцентра.  А  дальше  Джону  до  областного  аэропорта  добираться  нужно  было  на  такси.  На  прощанье  крепко  обнялись,  троекратно  облобызались  и  от  избытка  чувств  оба,  и  одновременно,  даже   и  крепко  прослезились.  Каждый,  конечно,  из  лично  своих  соображений… Ведь  следующую  зиму  побратавшиеся  таёжники  поклялись  провести  в  обновлённом  зимовье  Антипаэ  Да-да.  Все  полгода  проживут  они  в  непролазной  глухомани!

Вот  уж  там-то  друзья  отведут  истосковавшиеся  по  нетронутой  природе  души!  И  если,  мол,  пожелает  его  супруга  (тут  Джон  остановил  речь  и,  вопросительно  вздёрнув  вверх  левую  бровь,  выжидающе  стал  смотреть  на  жену),  то  Антип  милости  просит  приехать  и  её.  Если,  мол,  ей  покажется  скучновато – тогда  она  может  у  его  Маруси  и  остаться.  Та  только  обрадуется  гостье  заокеанской.  И  Джон  снова  воззрился  на  жену.  Ну,  как,  мол,  его  половинка  на  все  это  смотрит?  А  за  лето  и  осень  Антип  подремонтирует  зимовье  и  подготовится  к  приезду,  встретив  их  хорошо  подготовленный,  с  распростёртыми  объятиями.  Так  согласна  ли  его  законная  супруга?  Словом,  на  обдумывание  ей – целая  ночь.

…После  отъезда  нежданного,  к  тому  же,  ещё  и  впрямь  «дорогого»  в  полном  смысле  этого  слова  гостя,  перед  Антипом  стала  постепенно  вырисовываться  истинная,  так  сказать,  реальная  картина  произошедшего  с  ним  всего-то  лишь  за  одни  сутки.  По  приезду  из  райцентра  на  тракторе,  он  ещё  раз  глянул  на  оставленную  приходившей  во  время  его  отсутствия  «прощальную»  записку  жены.  В  сердцах  плюнув  и  матерно  выругавшись,  срочно  понёсся  во  двор  по  самым  неотложным  делам. 

И  на  первом  месте – Полкан  этот  проклятый!  Давно  заготовленным  и  на  деле  проверенным  зельем  нужно  сейчас,  немедленно  загубить  этого  ненавистного  пса,  в  последнее  время  отравившего,  доконавшего  всё  его  существование!  Потом  Антип  вдруг  остановился  и  на  минуту  задумался: вообще-то  теперь  деньги  у  него  есть…  Может,  пока  простить  пса?   Всё-таки,  столько  лет  они  вместе… Ладно.  Пусть  живёт!

Из  принесенного  вчера  рюкзака  Антип,  теперь  уже  не  жадничая,  сыпанул  свиньям  комбикорм,  чтобы  хотя  бы  на  время  снять  гнев  истошно  орущих  поросят.  А  уж  позже  заварить  для  них  еду  настоящую.  Их  визг,  наверное,  и  на  тот  край  деревни  доносится,  и  жена  с  тещей  осуждающе  слушают,  проклиная  его,  Антипа,  за  издевательства  над  невинной  скотиной.

  Изголодавшимся  курам  тоже  бросил,  только  уже  пшеницы,  также  украденной  им  вчера  на  колхозной  животноводческой  ферме.  Махнув  рукой  и  накормив  собаку,  он  ещё  раз  перечитал  меморандум  супруги,  но  уже  внимательнее.
«Пишу  тебе,  урод,  алкаш,  в  последний  раз.  Если  ты,  падаль  такая,  и  сейчас  пропьёшь  уворованный  тобой  комбикорм,  оставив  несчастных  животных  подыхать  с  голода - пощады  не  жди!  Ноги  моей,  тварь,  в  твоём  поганом  доме  не  будет!  Теперь,  жадина,  сам  скобли  ни  разу  в  жизни  не  крашеные  полы  из-за  неимоверной  скупости  своей.

 Косырём  ли,  топором  ли,  лопатой  ли, «прибором»  ли  своим,  пригодным  только  лишь  для  выпуска  похмельной  мочи – мне  всё  равно!  Даже  мыла  нет  у  тебя.  Все  на  пропой  идёт.  А  с  меня,  пенёк  старый,  хватит!  Даю  тебе,  сволочь  ты  этакая,  двое  суток,  понял?  Ответа  жду  прямо  здесь,  у  своей  матери,  завтра  вечером.  И  только  от  трезвого!  Если  всю  память  ещё  не  пропил - ей  завтра  будет  восемьдесят  лет.  Юбилей.  Всё!.  Более  шутить  не  собираюсь,  и  твоё  отсутствие  у  мамы  восприму  ответом  сугубо  отрицательным!  Пока  прощай,  чудо  пьяное  и  уродливое…».
   
  Антип  допил  остаток  вчерашнего  виски,  отобедал  деликатесами  и  прилёг.  Заложив  руки  за  голову,  он  скорбно  и  очень  надолго  задумался,  прикидывая  все  «за»  и  «против»… Вот  уже  как  с  полгода,  как  заключил  Антип  договор  с  председателем,  устроившись  на  ферму  сторожем.  И  с  личным  оружием.  Ибо  только  там  удавалось  ему  отсыпать  «излишки»  фуража  у  этих  бедных,  и  без  того  полуголодных,  коров.  А  таких,  как  он,  Антип,  воришек,  в  кормовой  цепочке  хватало  и  без  него.  Факт  достаточно  печален,  но  за  всё  время  его  оной  «охранной  деятельности»,  экспроприированный,  изъятый  у  скотины  корм  до  конечного  пункта  назначения,  до  дома,  доставить  Антип  сумел  всего  несколько  раз…

   А  всё  из-за  не  им  лично  придуманного  маршрута,  так  как  идти  ему,  вору,  ввиду  обязательной  конспирации,  таясь,  приходилось   только  сзади  изб.  То  есть,  по  задам.  И  вот  поэтому-то  бедному  Антипу  ну,  никак  нельзя  было  миновать  дом  самогонщицы  Фимы.  Да-да.  Той,  у  которой  скотина … тоже  имела  привычку  покушать.  И  Фима  всегда,  паразитка  этакая,  как  бы  невзначай  поджидала  бедного,  и  безотказного  Антипа.  И  бартер  «фураж – пузырь»,  происходил,  по  сути  дела,  почти  помимо  его  слабой  воли.  Но  огромный,  непоправимый  вред,  как  это  не  печально  звучит,  приносил  Антипу  первый,  основной  его  «помощник».  Да.  Так  сказать,  правая  рука,  пёс  Полкан.  Он!  Он  самый!  Вроде  бы,  и  принятый  им  еще  со  щенков,  с  рук  кормленный,  и  слишком  строго  никогда хозяином  не  наказываемый… А  сейчас  вон,  что  творит,  скотина!

В последнее  время  его  сумасшедший  пёс  стал  прямо-таки  чудить!  Может,  ввиду  его  глубокой  собачьей  старости?  Потому  что  у  его  пса  вдруг,  ни  с  того,  ни  с  сего,  совесть  прямо  человеческая  пробуждаться  начала… Коровок,  его  любимым  хозяином  обворованных,  стало,  видите  ли,  очень  жаль  ему.  А  забыл  он,  грешник  бессовестный,  не  единожды  сожранных  курочек  соседских?  И  вовсе  не  с  голода,  а  за  просто  так,  забавы  ради?  А  не  забыл  он  огромный  свинячий  окорок,  унесённый  бессовестным  с  колхозного  склада?  И  кто,  в  итоге,  за  все  эти  делишки  расплачивался?!  Он,  Антип!  Это  надо  же  творить  подобное?!

Значит,  он,  хозяин  собаки  Полкана,  весь  дрожа  от  страха  быть  в  любое  время  пойманным  с  поличным  за  спиной, постоянно  оглядываясь  кругом,  воровски,  дрожа,  отсыпает  корм?!  А что  делает  в  это  время  собственноручно  вскормлённый  им  пес  неблагодарный?!  Вместо  того,  чтобы  как-то  охранить  хозяина,  тварь  поганая  тут  же  начинает … лаять?!  И  ведь  не  просто  так,  чтоб  по-собачьи  скромно  бы,  деликатно,  ненавязчиво,  для  приличия  лаять,  а  он  до  туберкулёзного  захлёбывания!  До  хрипоты  самой,  до  изнеможения  полного  хрипит-гавкает!

Хотя  прекрасно  понимает,  зараза  такая,  что  на  ферме  в  это  время,  кроме  них  и  вообще  нет  ведь  никого.  И  поддержать  собачьи  моральные  поучения  «не  брать  чужого» - попросту  некому!  А  чтобы  «помочь»  тут  же  с  поличным  и  поймать  за  неблаговидным  делом  своего  хозяина.  Но  ведь  ни  хрена  пес  не  думает, чем  же  потом  посаженный  в  тюрьму  Антип  поможет  ему?  Кто  сумасшедшей  собаке  кусок  хлеба  подаст?  И  на этом  еще  не  все!  Что  вы!   Он  продолжает  «топить»  родного  хозяина.

Дурной  пес  Полкан,  считая  задачу  свою  по  поимке  Антипа  на  территории  фермы  до  конца  невыполненной,  и  топая  за  ним  в  сторону  своего  уже  ведь  дома,  всю  дорогу  усердно  продолжает  истеричный,  захлебывающийся  лай.  Ведь  идет,  гад,  рядом,  гавкает  и  как  бы  кивает  народу: а  ну-ка,  гляньте,  гляньте-ка  в  его  рюкзак  трёхпудовый,  люди  добрые!  Ну,  остановите  же  расхитителя  народного  хозяйства!  Вот  он,  ворюга  колхозный,  и  обидчик  коровий!  Ату  его!  Правда,  в  последнее  время  прямо  хорошо,  приятно  стало  на  душе Антипа. А,  наконец,  охрип  Полкан совсем, переусердствовал, голос  сорвал  и  изнемог,  бедный,  от  бессильной  ярости.  Короче,  «догавкался»  и  поделом  сыну  собачьему!

Да-а… А  все-таки  славный  американец  попался!  Антип  же  его  сходу  вычислил  по  глазам  наивным  и  бесхитростным.  Вначале  даже  подумал,  что  он  непроходимо  глуп  и  на  самом  деле.  Богато  одетый,  при  хороших  вещах  и  продуктах,  совсем  один  в  тайге  с  иноземным  акцентом. Ещё  когда  стояли  на  улице,  Антип  всё  прикидывал,  Джон  притворяется,  или  вправду  верит  его,  Антипа,  сущей  болтовне?  Даже  что-то  барона  Мюнхгаузена  вспомнил.
 
А  в  выкрутасы  Остапа  Бендера – и  тем  более.  Но  скоро  Антип  убедился уже досконально: в  преподносимую  им  полнейшую  ахинею  и  враньё  приблудившийся  богатый  американец  верит  стопроцентно!  Он,  видать,  все  подряд  впитывает,  прямо  всасывает  в  себя  безоговорочно!  Но,  ведь  Антип  никак  не    ожидал,  что  у  них  с  Джоном  всё  до  такой  степени  посерьёзнеет  и  поначалу  даже  не  раз  Михаила  Николаевича  Задорнова  вспоминал  из-за  его  юмористического   отношения  к  американской  тупости.  Но  потом  он  сам   же  и   оправдал  себя.

Мол,  подожди-ка.  А,  собственно,  в  чём  ему,  Антипу,  каяться?  Лично  он  американца  не  приглашал,  тот  добровольно,  припожаловал,  и  прямо  тут  же,  сходу,  назвал  Антипа  охотником-таежником  тоже  лично  сам.  А  почему  ему,  Антипу,  от  не  хрена  делать  и  не  подыграть  чуток?  Особенно,  если  его  об  этом  сильно  просят?  И  подумал:  да  пусть  себе  стародавние  деревенские  байки  слушает,  коли  ему  нравится.  Кому  плохо  от  его  трёпа  пустопорожнего?  Во-первых,  весело  Антипу  смотреть  на  такого  славного  товарища,  буквально  в  рот  ему  смотрящего!  А  верить,  или  нет  чему – личное  дело  каждого.  Правильно  ведь  он  рассуждает?  Вольному – воля. Антип  ничего  у  гостя  не  украл!

Главное,  как  завистливо  цокал  американец  языком,  с  ястребиной  зоркостью  разглядывая  и  обнюхивая  знаменитый  на  весь  район  мушкет  Антипа.  Ружье  старинное.  Не  он  один  примеривался,  дивился,  щупал  прапрадедовское  наследство, изготовленное  неизвестно  в  какие  времена.  Один  из  приезжих  и  продвинутых  утверждал,  что,  скорее  всего,  еще  в  «допетровские». А Джон откровенно поражался, дивясь мастерству  владения  этакой тяжеленной «мортирой»   уже  «девяностодвухлетнего»  Антипа.

Ведь  надо  же  быть  такому: умудриться  попасть  ужасно  вёрткому,  необычайно  подвижному  соболю  в  глаз!  Да,  ведь  еще  и  им,  Антипом,  заранее  для  цели  избранный  глаз  зверька.  И  попасть  в  левый,  или  в  правый!  Чтобы,  значит,  ценнейший  мех  его  не  повредить  и  крайне  привередливую  супругу  этим  ублажить.  Антип  недоуменно  пожимал  плечами: ну,  какими,  блин,  куриными  мозгами  нужно  обладать,  чтобы  серьёзно  поверить  в  подобную  откровенную  чушь  собачью?!  А  когда  вспомнил  подробности  рассказанной  им,  пьяным,  об  «охоте»,  он  же  буквально  ужаснулся  до  появления  мурашек  на  коже.  И  его  откровенно  забавляла  столь  глубокая,  непререкаемая,  вера  Джона  в  его  рОссказни.  И хорошо, что только он  слушал   эту  поистине  фантастическую  историю!

Надо  же,  что  сумел  и  изловчился  сотворить  «охотник-зверолов  Антип»  всего  лишь  за  три  коротких  зимних  денька!  Ему  сейчас  даже  и  вспомнить-то  стыдно… Ведь  подумать  только!  По  слышанным  Антипом  рассказам  знакомых,  самых настоящих  промысловых  охотников,  за  одним  хитрым  соболем,  постоянно  путающим  свои  следы,  приходилось  бегать  им  иногда  целый  день!  А  много  ли  в  его  немолодом  уже  возрасте намотаешь  с  этаким  пудовым  «ружьишком»  за  плечами? 

Сколько  раз  к  нему  из  музеев  приезжали  и  просили  уж  не  в  дар,  а  за  хорошие  деньги  продать – не  согласился  он  прадедовской  памяти  лишаться!  С  ним  ходил  и  ферму  сторожить.  И  все  в  деревне  давно  говорят:  именно  только  из-за  столь  внушительного  внешнего  вида  его  «орудия»,  председатель  и  согласился  на  договор  с  Антипом.  А  в  деревне  лишь  дети  малые  не  знают,  что  за  страшное  «чудище»  висит  у  него  за  спиной…

Но  чтобы  избежать  каких-либо  шуточек  в  отношении  «постоянной  боеспособности его мортиры»,  пару  раз  в  год  он  специально  действо  её    демонстрировал  воочию.  А  для  достижения  вящего  эффекта – делал  это  всегда  неожиданно  для  всего  деревенского  населения.  Дабы  не  забывали  о его, Антипином, существовании.  Насыпав  на  полок  специально  немного  больше,  чем  положено,  пороха,  он  производил  выстрел.  На  страшный  грохот  и  клубы  дыма  немедленно  бежала  вся  деревня,  предполагая  нечто  ужасное: взрыв  газового  баллона,  гранаты, или  чего  ещё  хуже!

Разумеется,  Антип  никому  не  докладывал,  сколько  времени  вместе  с  чисткой  ствола  необходимо  ему  для  приведения  его  «ружьишка»  в  состояние  «полной  боевой  готовности»,  а  особенно  остерегался  самого  председателя.  Ибо  узнай  тот  о  целых  семи  минутах  подготовки  её  к  стрельбе – договор  о  защите  коров  был  бы  непременно  аннулирован  в  момент показа ввиду его бессмысленности…  А  кому  нужен  такой  сторож?
 
А  о  чём,  хотелось  бы  Антипу  узнать,  думал  заокеанский  гость,  услышав  об  общем  количестве  поверженных  им  из  его  «мортиры»  на  «охоте»  пушных  зверьков … в  целых  семь  десятков  голов?!!  Подумать  только!  Всего  лишь  за  три  коротких  зимних  денька,  да  ещё  всё  это  время постоянно  находясь  в  состоянии  немалого  алкогольного  опьянения,  но,  тем  не  менее,  снайперски  поражённых  именно  только  лишь… в  орган  зрения!  К  тому  же,  из  такого  тяжеленного «орудия»?! Что?  Его  полоумный  гость иноземные  мозги  вообще  не  включал?  Или  их  нет там?

 И  Антип  еще  раз  горестно  вдохнул: рассказанное  им  Джону  даже  и  вообразить-то  трудно…  Если  пофантазировать,  что  выискивать  хитрых  пушных  зверушек  в  непролазной  чаще  тайги  совсем  и  необязательно,  а  они  сами,  в  добровольном  порядке,  все  вместе  чётко  явились  бы  «на  сборный  пункт»  к  его  зимовью.  Да,  еще  и  построились  бы  в  один  ряд – значит  не  сказать  ничего!  А  если  допустить  и  более  сказочное?

        К  примеру, даже  если  будут  стоять  зверьки  ценной  пушной  породы  рядком  по  стойке  смирно,  каждый  покорно  ожидая  своей  горькой  участи? То,  интересно  бы  знать,  сколько  времени  потребовалось  бы  на  поочередный  «расстрел»,  словно  в  тире,  двух  взводов  зверьков  из  его,  к  сожалению,  единственного  «мушкета»?!  Да-да?  В  расчете  семи  минут  подготовки  его  «мортиры» к бою? И  даже  если  бы  Антип  взял  себе  в  помощники специального товарища: заряжающего  ружьё,  и  со  стоящим  рядышком  ведром  пороха,  и  свинцовым  боевым  припасом  самодельных  пуль?  Да-а… Это  не  так-то  просто  посчитать…

И  пришлось  Антипу  встать,  и  для  собственного  интереса  взять  бухгалтерскую  «считалку»  в  помощь.  О-го-го!  Что-что?!  Получается … должно  быть  не  менее  девяти  часов  непрерывной  пальбы?!  Без  обедов,  перекуров,  и  даже  без  необходимого ожидания  остывания  перегревшегося  ствола после выстрела?!  Это  же  с  ума  сойти  можно?!  Тут  Антип  криво  усмехнулся: в  реальности  трудно  и  представить,  что  бы  «осталось»  от  бедного  пушного  зверька,  попади  он  и  вправду  самодельной  пулей  этакого  большого  калибра  в  любой,  и  без  разбора,  глаз…

 Ведь  и  башку  бедного  зверька  в  мелкие  клочья  разнесет,  да  и  саму  тушку  потом  не  сразу  сыщешь…  Но  тогда  что  же?  Подобная  заготовка  пушнины,  по  идее,  теряет  весь  свой  смысл? А  если  еще  вообразить  трехдневную,  практически  безостановочную,  поистине  громовую  дымную  канонаду  при  «расстреле»  бедных  зверьков?!  Да,  тогда  бы  от  страшного  грохота  вся  промысловая  тайга  точно  бы  на  уши  встала!

Пожалуй,  даже  мирно  почивающий  в  берлоге  Михаил  Потапович,  жутко  матерясь,  покинул  бы  свою  «квартиру»,  от  страха  вынужденный  податься  в  бродячие  шатуны… И  ошалевший  от  шума  медведь  с  горечью  подумал  бы: ну,  нашли  же  тупые  охотники  хреновы,  где  своё  учебное  стрельбище  организовывать!  Прямо  посреди  тайги  промысловой!  Антип  снова  страдальчески  покачал  головой.  Ведь  для  розыска,  отлова  и  убиения  более  двух  полнокровных  взводов  пушного  зверья,  на  самом  деле потребовалось бы … не менее  двух  месяцев?!  А  он,  Антип,  шустрым  оказался,  управившись  всего-то  лишь  за  три  денька!

Да,  кстати,  он  еще  не  посчитал,  упустив  из  виду  время,  надобное  для  качественного  свежевания  тушек  и  разделку,  затем  натяжку  столь  немалого количества шкурок…Да-а…Что  и  говорить.  Однако,   он,  Антип, переборщил  и  не  только  с  «охотой»… Он,  бессовестный,  и  «с  толпами  гуляющих  по  деревне  медведей  и  тигров»  сказанул  для  словца  красного.  Ему  аж  до  сих  пор  стыдно… Да,  откуда  им  тут  взяться?!  Старики  рассказывали,  забредали  мишки  иногда.  Только  давненько  это  было.  А  если  признаться  как  на  духу,  то  сам  «таежник-охотник-зверолов»  Антип  настоящего, живого,  медведя  видел однажды.  И  то  в  областном  зоопарке.

Правда,  в  далеком  детстве  был  он  в  глухой  тайге  с  отцом.  Всего  один  раз.  И  лишь  только  там  удостоился  великой  чести  увидеть  свежие  медвежьи  следы,  и  ещё  теплые  его  экскременты.  Но  зато  он  как  сейчас  помнит  насторожившегося,  вжавшего  голову  в  плечи  отца  с  ружьём,  с  взведенным  курком  и  подготовленным  жаканом  в  стволе.  А  также  его  проникновенные  слова,  что  с  живым  хозяином  тайги  лучше  никогда  бы  не  встречаться  даже  и  с  оружием  в  руках… Зато  сыночек  его,  Антип,  «отличился»!  Вон  ведь  как  запросто  кнутом  хозяина  тайги  охаживал,  уча  его  уму-разуму… Ох,  и  стыдобушка!
 
И  ведь  поверил  ему  Джон  бестолковый!  Даже  и  в  то,  когда  он,  таёжник  Антип,  словно  легендарный  Д. Артаньян,  этак  совершенно  спокойно,  как  бы  от  не  фиг  делать,  «взял»  на  свои  трёхрогие  вилы    многопудового  медведя!  И,  якобы,  вот  эта  валяющаяся  под  ногами  шкура – и  впрямь  его.  Мол,  пускай  не  хулиганит  мишка  в  жилой  деревне… И  надо  же  ведь!   Антип  по-пьяному  делу  и  «дырочки  от  вил  нашёл», и  Джону  под  нос  глянуть  сунул!  И  ведь  гость  ахинее  поверил!?

 Все  правильно.  А сколько  их,  мелких  дырочек,  имеется  на  старом,  полусгнившем уже,  овчинном  тулупе?  И  без  вил  всяких?!  И  гомерически  хохочущему  в  душе  Антипу  еще  как  понятен  был  навеянный  противно    пахнущей  овечьей  одёжкой  сон  гостя  об  отаре  и  пастухе!  Поверил  ведь  он  и  в  голодного  сумасшедшего  медведя,  съевшего  овцу  прямо  вместе  с  шерстью,  и  поэтому … овечьим  духом  пропахшего  насквозь?! И  со  сном  Антипу  всё  предельно  ясно.  А  что?  Что  же  еще-то  могло  присниться  бедному, доверчивому  Джону,  с  головой  накрывшемуся  старым  облезлым  овечьим тулупом  с его отвратительным запахом  полуистлевшей  овчины?!  Ну,  только  не  медведь  же,  мужики,  правильно ?!

Да и с возрастом своим ещё как перемудрил  Антип… И  с  сексом  ох,  как переиграл…Короче  говоря,  наворотил  он,  чудак,  «семь  вёрст  до  небес  и  все  лесом».  Додумался  же?!  Завтра  теще – 80  лет,  а  Антипу,  зятю  её, … все  92!  Нехило,  правда?  Получается,  он  старше  и  не  только  жены… Словом,  барон  Мюнхгаузен попросту  «отдыхает»!  И  он,  Антип,  ко  всему  прочему  ещё  и  до  сих  пор…«половой  гигант»,  и  к  Маруське  сорокалетней  вприпрыжку  бегает… Если  уж  честно  сказать  и  сознаться,  где-то  еще  ведь  с  срока  пяти  лет  проблемы  у  него  «с  этим  делом»… Ехидная  половинка  ещё  в  то  время  сказала  аксиому,  прямо  глядя  в  его  красные  похмельные  глаза.  Что  рожденный  пить … «другое  дело  делать»  просто  не  способен,  и  удивляться тут нечему… И  винить тоже некого. Только себя одного  и  водку-самогонку  свою проклятую…

Ладно,  все  сейчас  понятно,  как  в  песне.  «Что  было,  то  было,  закат  заалел…».  Но  как  все-таки  быть  с  вновь  приобрётенным  другом?  Со  своей  пьяной  болтовней  он  при  возможной  встрече  с  ним  как-нибудь уж отбрешется перед Джоном,  но   вот  что  делать  с  его  серьёзным,  деловым  предложением?  Они  напоследок  крепко,  дружески  обнялись,  расцеловались,  даже  прослезились…  Джон  ведь  перед  полётом,  уже  в  аэропорту,  вытащил  бумажник  и  вручил  остолбеневшему  от  тихого  ужаса  Антипу,  «коренному  таёжнику-охотнику-зверолову»,  100  тысяч…  И  ведь  не  рублей,  а  зелёненьких  долларов,  себе  на  обратную  дорогу  оставив  только  лишь  сотню!  Ну,  не  полный  ли  глупец  он,  скажите-ка  на  милость?!  Может  и  впрямь  прав  М. Н. Задорнов?

И  все  финансы Джон  повелел потратить … на ремонт зимовья.  Да.  На  то,  которого на  самом  деле … никогда  у  Антипа  и  не  было… Затем  Джон,  чиркнув  ножом  по  руке  и  проделав  то  же  с  рукой  Антипа,  он  по индейскому обычаю  «кровно  побратался»  с  ним,  поклявшись  приехать  к  следующей  зиме.  Мол,  об  оружии,  различной  охотничьей  и  прочей  амуниции  просил  вообще  не  беспокоиться: всё это скоро получит  он  контейнером  из  Америки.  Его,  Антипа,  дело -  лишь  подновить  и  подготовить  к  работе  хотя  бы  одно  из  «трёх  своих  зимовий»…

И  это,  мол,  всё,  что  от  него,  Антипа,  пока  требуется.  А  после  ремонта  там,  в  глуши,  вдали  от  цивилизации,  проведут  они  четыре-пять  счастливых  зимних  месяцев  и  славненько  поохотятся!  Заказчиков  для  мехов  можно  не  искать: у  них  в  Штатах  сделать  это  много  проще  и  прибыльнее.  И  Джон  с  улыбкой,  этак  снисходительно  хлопая  Антипа  по  плечу,  проговорил: мол,  если  уж  полупьяный  Антип  Петрович  от  не  хрена  делать  за  каких-то  три  зимних  коротеньких  денька  «навалял»  столько  пушного  зверья  один,  то  что  они  вдвоем  могут  наворочать  за  зиму?!  Правильно  он  говорит?!
 
Но,  заметив  немедленно  поникшее,  было,  лицо  Антипа,  его  Джон  сразу  успокоил.   Нет-нет!  Просто  Антип  не  так  понял  его,  Джона!  Лично  для  него  совсем  и  не  в  деньгах  дело,  а  в  самом  процессе  охоты,  рыбалки.  А  наиболее  важно  во  всём  этом – в  достойном  их  отдыхе  после  проведённого  трудового  дня  в  спокойной  таёжной  тишине.  И,  что   существенно - подальше от людской суеты, и надоевшей пустопорожней  толкотни…
 
Долго,  ох,  как  долго  лежал  и  прикидывал  Антип!  Вначале  даже  запаниковал  и  с  немалыми  денежками  хотел  всё  бросить  и  рвануть  к  «своим  корням»,  на  Волгу,  к  родственникам.  Конечно,  заманчиво,  но - опасно.  Паспортные  данные  его - у  Джона.  Контейнер  уже  скоро  придет  сюда,  на  его,  Антипа,  имя.  Ну,  сбежит  он.  А  вдруг  разыскивать  начнут?  К  тому  же,  и  возраст  у  Антипа  отнюдь  «не  бегучий»… Значит,  отставить.  А  если  действовать  по  их  с  Джоном  уговору – то  Антипу  неимоверно  жаль  навсегда  ведь  распрощаться … со  своим  пьянством  и  свободой.  Да.  Вольной-волюшкой.  Пускай  и  эфемерной,  хреновой,  но  не  хотелось  ему  столь  быстро забыть  привычный  разгульный  образ  жизни...
 
Однако  и  с  Джоном  расставаться весьма  огорчительно,  так  как  до  глубины  души  тронул  Антипа  потешной  простотой,  поистине  детской  наивностью,  и  искренностью  этот,  как  с  неба  свалившийся,  чуднОй  американец!  А,  была,  не  была!  И  Антип  резко  рубанул  воздух  рукой.  А  попробует  он  второе!  Но …  тогда  ведь  совет  держать  придётся  с  женой.  Непременно.  Такие  деньги,  да  еще  и  доллары,  в  их  глуши  считаются  очень  большими,  и  с  ними  надо  быть  ох,  как  начеку.  И  одному  ему  не  справиться,  нет.  Поэтому  идёт  он,  пожалуй,  к  супруге.  На  примирение.

Еще  раз  смотался  он  в  райцентр  за  подарками  и  вечером,  трезвый  как  стёклышко,  явился  Антип  к  дому  своей  тёщи  на  тракторе.  Но  перед  выходом  из  кабинки,  обратившись  с  просьбой  к  водителю  как  можно  громче  возвестить  о  своём  прибытии: и  в  деревенской  вечерней  тишине  попросил  трижды,  во  весь  мах,  и  подольше,  надавить  на  клаксон.  И  только  после  исполненной  «музыки»,  Антип  гордо  вошёл  в  избу  к  уже  собравшимся  гостям  в  честь  именинницы.
 
Галантно,  совершенно  несвойственно  для  себя  самого,  он  вдруг    облобызал  сморщенную  тёщину  ручку,  и  вдруг  всем  на  зависть  вручил  немедленно  всплакнувшей  имениннице  сногсшибательный  для  их  нищей  деревни подарок, бережно  накинув  на  плечи  дорогущий,  и  большущий,  кипенно  белый,  оренбургский  пуховый  платок. И  со  специально,  нарочно  не  оторванным  ценником. А  пусть  позавидуют!  Затем  Антип  с  поклоном  вручил  мамочке  ещё  и  воздушные  варежки  из  козьего  пуха,  сопроводив  их  преогромным  букетом  живых  цветов.

Стол  же  встретил  его  неожиданное  появление  не  удивлённым,  а поистине  ошарашенным  гробовым  молчанием.  А  всё  потому  что  вначале  Антипа  даже  и  вообще  не  признали  в  только  купленном  им  шикарном  белом полушубке, таких же унтах, в норковой  шапке  и  с  диковинной  зарубежной  винтовкой  с  лазерным  прицелом  за  плечами.  Мало  погодя,  когда  страсти  улеглись,  они  с  супругой  ушли  пошушукаться  в  закуток,  откуда  уже  через  десяток  минут  к  его  благоверной  жене  была  срочно  вызвана  фельдшерица.  Благо,  что  жила  она  в  соседях.

Обалдевшие  гости,  глядя  на  расфранченного  вчерашнего  алкаша-Антипа,  вполголоса  озадаченно  интересовались  друг  у  друга: интересно  бы  узнать,  а  целы  ли  охраняемые  им  коровы  на  колхозной  ферме?  Или,  может,  Антип  кого  в  тайге  с  золотым  самородком  ухайдакал? С него,  мол,  станется… А  вдруг  клад  где  нашел?  Глупым  людям,  всегда  везёт…
 
Сам  же  Антип  тем  временем  стоял  в  укромном  углу  и  пытался  в  мельчайших  подробностях,  и  поскорее,  доложить  жене  о  произошедшем  событии,  а  слыша  её  утвердительные  поддакивания,  и  в  такт  этому  покачивания  головой  вверх-вниз,  плюс  видя  её  недоверчивый  взгляд,  волновался  ещё  больше.  Мол,  давай,  трепач-Антип,  болтай  и  дальше…  И  не  такое  я  от  тебя  выслушивала.  Чеши,  «гони  пургу»,  продолжай… Но  когда   внезапно,  прямо  как  с  неба  получив  непосредственно  в  свои  немедленно затрясшиеся  руки  весьма  солидную  пачку,  нет,  даже  кучу,  «зелёненьких»,  она  в  полном  смысле  потеряла  дар  речи. Вжав  голову  в  плечи,  ежесекундно  оглядываясь,  супруга  по  бесталанности  вначале,  было,  попыталась  сунуть  её,  кучу,  за  лифчик,  за  пазуху.

Потом,  видимо,  опомнившись,  вдруг  со  всего  размаха  бухнулась  перед  Антипом  на  колени,  у  которого  от  сладостного  предчувствия  мгновенно  заколотилось  ретивое.  Да, неужели  она  вот  так  сразу,  одним  махом,  моментально,  простила  все  его  прегрешения,  и  сейчас  сама  кается  за  кинутый  по  дурости  семейный  очаг,  и  такого,  на  самом-то  деле,  очень  даже  славного  мужа?!  Но  ошибся  он,  однако…  Шустрой  змеёй  скользнула  вдруг  суженая  под  мамочкину  кровать,  но  кованный  по  углам  старинный  сундук  с  пудовым  замком  ей,  неимоверно  спешащей,  поддался  не  сразу.
 
И  пасть  свою  бездонную  раскрыл  не  тотчас,  ввиду  появившегося  сильнейшего трясения передних верхних конечностей  открывающей  сундук  «новой  русской»  сибирской  богачки.  И  только  кое-как  свершив  дело,  и  спрятав  деньги,  выползла  она  на  свет  Божий.  Только  вот  супруга  вдруг  стала  уже  совсем-совсем  другим  человеком.  И  Антип  лично  убедился,  когда  увидел,  чтО  за  одну  секунду  может  сотворить  с  ранее  нищим  человеком внезапно  свалившееся  ниоткуда  богатство!  Его жёнушка  стояла  с  бледным  лицом,  до  невидимости  упрямо  поджатыми  посиневшими  губками, этаким отрешённым  от  всего  мира надменным  взором,  и  с  требованием немедленно, прямо  сейчас  же,  вызвать  деревенскую  медичку.

И  таким  вот  образом,  прямо  с  именинного  дня,  жизнь  Антипа  резко  поменялась.  Светящаяся,  как  начищенный  медный  самовар  супруга  нарадоваться не могла  на  круто  изменившегося  в  положительную  сторону  мужа  и  даже … ревновать  начала,  ибо  причина  тому  вдруг  нашлась.  А  потому  что  совершенно  неожиданно  потянуло  Антипа  к  близости…

Но,  что  самое  главное,  помня  об  уговоре  с  Джоном,  времени  зря  Антип  не  терял.  Закупил  массу  всевозможной  литературы  об  охоте,  рыбалке,  о  тайге.  Доллары  быстро  помогли  ему  сойтись  с  лесничими,  настоящими  профи-охотниками  и,  пока  была  зима,  прошёл  он  с  ними  самую  настоящую  четырёхмесячную  «стажировку»  непосредственно  в  промысловой  тайге.  Много  претерпел  Антип,  но  желание  и  гордость  за  себя  пересилили,  и  он  многому  относительно  быстро  научился.  Сибиряк  же  он,  все-таки,  ё-моё,  а  не  так  себе!

Антип  стал  мастерски  ставить  капканы,  силки,  распутывать  следы  зверей,  птиц,  ориентироваться, хорошо стрелять  и  тому  подобное. Закупив  всё  необходимое  для  стройки  и  оформив  нужные  документы,  нанял  он  специалистов,  которые  отгрохали  для  него  шикарное  зимовье  в  глухой  промысловой  тайге  со  всеми  пристройками: банькой, сауной, бассейном  и  другими  подсобными  помещениями.  За  мизерную  зарплату  Антип  даже сторожа бездомного нашёл.  Короче,  сделал он  все,  чтобы  заокеанскому  гостю  понравилось,  а  уже  в  конце  ноября  получили  они  с  женой  долгожданную телеграмму.

И  буквально  через  недельку,  глубокой  ночью  проснулись  супруги    от  странного  по  шуму  мотора.  Выйдя  во  двор, увидели  въезжающие  американские  аэросани, и пошли навстречу  дорогим,  в  полном  смысле  этого  слова,  гостям.  Улыбающийся  Джон  вводил  в  сени  разодетую  в  меха  миловидную  женщину.  Супруга  Антипа  с  поклоном  распахнула  дверь  и  приглашающим  этаким  широким  русским  жестом  «до  земли»,  взмахнула  рукой,  а  гости  моментально  и  оторопели.  Да,  и  было  отчего!

На  ярком  свету  удивлённая  иностранка  выхватила  взором  всё  сразу: тёплое,  просторное,  деревянное  помещение  без  приевшихся  обоев,  выскобленные  до  слепящей  белизны  полы,  и  такой  же  необычный  стол,  уже  сервированный  к  их  приезду  знаменитыми  крупными  сибирскими  пельменями.  Да,  и  не  только  ими,  но  и  разнообразными  изысканными  кушаньями-соленьями  собственноручного  производства.  Кстати,  большой  стол,  конечно  же,  был  без  скатерти.  А  для  чего  она?  Чтобы  мешаться?  А  ведь  всё  верно!  В  этой  Великой,  огромной  по  размерам  заснеженной  и таинственной Гиперборейской Руси - России  абсолютно  всё  и  впрямь    намного  проще,  чем  где  бы  то  ни  было! Она  согласна,  прав  её  Джон.

Post skriptum.

Уважаемый писатель-читатель!
Этот же рассказ, с таким  же названием, опубликован внизу с незначительными изменениями, отнюдь не меняющими его суть-смысл. Отзывы-рецензии к нему прилагаются в конце оной публикации.