В дверь постучали, и я проснулся. Немного повернулся, уткнув лицо в подушку, чтобы провалиться в очередной часовой кошмар позднеутреннего сна. Но понял, что всё: дальше уже не спится. Голова не болела, но состояние опухлости внутри лица, сушняк и мерзкий вкус во рту напомнили о вчерашнем гулянии допоздна. Снова раздался стук, и по звуку я понял, что стучат по косяку открытой двери уже внутри комнаты. Я повернул голову, высвободив один глаз из складок подушки, и разлепил веки.
В дверном проеме была видна Олина головка с каре кудрявых темных волос – она заглядывала из коридора, почему-то не решаясь войти целиком.
– Ну вставай уже, обед скоро. Надо тебя подстричь. Ты такой заросший, для торжества не пойдет.
– Ла-адно, – пробормотал я тихо, скорее себе самому. И чуть погромче для Оли: – Иду.
Олина голова исчезла, а я тихо встал с большой двухспальной кровати, стараясь не разбудить Силке, но, кажется, она уже проснулась. По крайней мере, заворочалась. Также старательно, пытаясь не шуметь, с трудом удерживая равновесие я направился в ванную, плотно затворил дверь и залез под душ. Теплая вода потихоньку успокаивала кожу, раздраженную излишком алкоголя. Почистив зубы и язык я скоро избавился от гадкого состояния, а пока неспеша брился, окончательно пришел в себя.
Вернувшись в комнату, я обнаружил что Силке уже встала. Она молча обошла меня, направляясь в душ, и струйки воды звонко ударили в древнюю железную ванну. Натянув треники с футболкой я спустился в большой зал старинной гостиницы, которую мои друзья арендовали под торжество бракосочетания. Хозяева привели зал в порядок после наших вчерашних возлияний, вынесли столы, оставив лишь несколько кресел и стульев по периметру комнаты. Оля сидела в кресле на колесиках, уставившись на пейзаж за окном. Когда я вошел она встала, и я увидел, что она в одном лишь коротеньком шелковом кимоно и тапочках. Оля катнула кресло на середину комнаты, безмолвно пригласив меня усаживаться. Прошла к стене, взяла стул, поставила его рядом с креслом, и разложила на нем большой бокс с инструментами. Взъерошила волосы на моем затылке, разглядывая, как закручивается макушка, и обошла меня, встав прямо передо мной. Когда она переступала через мои вытянутые ноги – я тут же подтянул их – я увидел, что под кимоно на ней ничего нет. Полы короткого кимоно прихваченные свободно болтающимся поясом расходились при каждом её движении, и коротко стриженный треугольник темных волос захватил все мое внимание, хотя ежесекундно наталкиваясь взглядом на него, я каждый раз отводил взгляд. Но лишь на мгновение – и снова возвращался. А она порхала вокруг так, словно специально делая движения, чтобы он не исчезал из поля моего зрения. Я, не шевеля опущенной головой, поднял глаза, чтобы посмотреть на её лицо. Но она продолжала меня стричь с невозмутимым видом. Как это понимать – для меня сейчас было загадкой. В голове еще стояла тяжесть от выпитого, хотя это похмельное состояние и трансформировало каждое Олино движение в разрастающееся похотливое ощущение у меня в паху. Мне вдруг неудержимо захотелось протянуть руку и погладить её по внутренней стороне бедра, повести вверх, и… Словно прочитав огненные буквы, вспыхнувшие у меня над головой Оля в ту же секунду пошла к стене, взяла еще один стул, села у меня за спиной, и принялась за затылок.
– Что-то я не поняла, что у вас с Силке. Вы вчера словом не обмолвились. Сидели порознь за столом, не разговаривали друг с другом, каждый на своей волне.
– Блин… – пробормотал я. – Мы расстались три месяца назад.
– Совсем? – Оля немного передвинула стул вбок. Краем глаза я видел движение сбоку, но она сама оставалась в слепой зоне. Она работала неторопливо, не так как стригут в салонах. Словно занималась любимым хобби, очень старательно. Было понятно, что она могла втрое быстрее, но намеренно замедлилась, превращая стрижку в процедуру утреннего приема гостя.
– Да, совсем. – Я едва сдержался чтобы не кивнуть головой: так мне самому надо было подтвердить свои слова.
– А зачем тогда… почему вы тут вместе?
– Да блин, – опять пробормотал я. Похмелье мешало мне складывать слова в нужной последовательности, я мучительно выбирал их, чтобы оформить мысль. – Это Отто налажал. Он нас обоих пригласил. Он не знал что мы разбежались…
– Ну, когда отправляют приглашение для пары, то обычно кому-то одному. И это как правило друг, а не его женщина. Ты мог бы её не звать.
– В том и дело, что они с Отто знакомы раньше. Он отправил приглашение на её адрес, а она сообщила мне. Это же он нас познакомил, на своем дне рождения.
– Когда это было?
– Три... нет, четыре года назад.На съемках.
– Что за проект?
– «Жестокий эксперимент», немецкий фантастический триллер.
– О, так я же тоже с ним там начала работать. – Оля передвинулась так, что скосив глаза я опять попался на темный треугольник. Я поднял взгляд выше, и, богом клянусь, успел заметить, как блеснул хищный огонек в её глазах. Вот этот-то неуловимый, какой-то опасный отблеск меня вчера и смутил. Мы сидели за столом, много пили и громко орали, наперебой рассказывая радостные новости о своих успехах. Я несколько раз невольно задерживался на Оле, её стройной фигуре, точеных ногах, обтянутых темно лиловыми леггинсами, в черных коротких тяжелых сапогах, и на длинной шее, уходящей в угловатое коромысло ключиц, открытых распахнутым воротом белой джинсовой рубашки. А потом столкнулся с ней взглядом, и что-то меня насторожило. И еще Силке тут… Мы уже продолжительное время не общаемся, совсем, но я почувствовал какое-то неудобство…
– Как же так получилось, что мы там не виделись? – продолжила Оля. Она встала во фронт передо мной, обрабатывая макушку. Я увидел её небольшие красивые груди, они то исчезали за отворотами кимоно, то снова появлялись. Треугольник уже отчетливо стоял передо мной. Я усилием воли трансформировал его в знак «кирпич», но не удержал образ, он расплылся, и превратился в «тупик».
– Я отщелкал весь материал за первые десять смен. Дальше продюсеры зажались, сказали что материала для продвижения хватает…
– А, понятно, я как раз пришла в районе двадцатой смены, вместо молоденькой девочки которая постоянно проебывалась. Оля сделала шаг, и окинула свою работу серией коротких придирчивых взглядов, я видел как её зрачки скачут от макушки к виску, потом другому, на лоб. Кимоно по всей длине закрылось, и я внутренне выдохнул.
В зал, потягиваясь одной рукой, и прикрывая другой зевающую пасть, вошел Отто. Он упал в кресло, и вопросительно и повелительно взглянул на Олю.
Ни звука не прозвучало, и Оля не отрывала от моих бровей взгляда, подравнивая их ножницами, но она сказала:
– Две минуты, Отто, я почти закончила.
Отто удовлетворенно кивнул, прикрыл глаза и вытянулся в кресле, досыпая. Тут в комнату вошла Силке. Она потрепала Отто по голове, вырывая его из дремы, плюхнулась рядом, и закинула на него ногу. Отто склонил голову и улыбнулся ей.
– Господи, Отто! Я так рада за вас – Силке сказала очень тихо, но неподдельную радость было хорошо заметно. Отто утвердительно кивнул, улыбнувшись.
– Да, дорогая моя, я знаю. – Он взял её за щиколотку, и подушечками пальцев стал водить по стопе. Силке зажмурилась и расплылась в кресле.
В комнату вошли хозяйки отеля: старая-престарая старушка, и её чуть мене старая дочка, две сухие седые самки богомола. Лица их были очень суровыми, но, странным образом, в то же время сквозь эту суровость проглядывала приветливая добросердечность.
– Мы не стали готовить завтрак, полностью занялись подготовкой к торжественному ужину, – сказала старшая, фру Дихсен, – поэтому кто проголодался, может пойти на кухню, и что-нибудь перехватить из холодильника. А еще есть маленькая кофейня за углом, там Линне вас угостит потрясающей выпечкой и кофе.
Часто работая с европейскими кинопродакшенами я уже немного понимал норвежский, хоть и говорил пока с трудом. Отто сменил меня в кресле у Ольги, а я отошел к окну. Силке из под полуприкрытых век наблюдала как Оля кружит вокруг него, и было заметно, хоть она и старалась не показывать вида, что ей не нравится этот спектакль. Старушки вообще никак не реагировали на её откровенный экстерьер.
За окном простирался осенний пейзаж маленького городка, скорее деревни, среди темно-серых базальтовых круч. Из под свинцовых облаков изредка проглядывало солнце и тогда городок, окруженный лесом, переливался всеми оттенками теплых тонов. Желтым, красным, оранжевым, светло- и темно-коричневым, и зеленью хвойных деревьев, дарящей надежду на то, что осень не вечна, и за зимой снова вернется весна. Хоть и не скоро. Здесь, в трехстах километрах от столицы, было спокойно как в вечном сне. На улицах городка ни одной машины, ни одного человека.
– Хорошо тут у вас, – я отвернулся от окна и заговорил с хозяйками. – Тихо так, спокойно. Я бы тут пожил какое-то время. Может мне переехать сюда…
– Это еще зачем? – сурово спросила старшая. – Вам что, дома плохо живется? – Её доброжелательность как будто пропала.
– Суета достала. В Москве миллионы людей, постоянное движение, толкотня, всё бегом. Метро битком, люди недобрые, нервы у всех на пределе. Хочется отдохнуть от этого.
– Вы здесь не найдете того покоя, который ищете, – сказала фру Дихсен. – Уверяю Вас.
– Вы просто не знаете, каково жить там, где я живу.
– Вы просто не знаете, каково жить здесь – резко ответила фру Дихсен. – Не придумывайте ерунды. Прогуляйтесь до Линне, посмотрите на городок – этого вам будет достаточно, чтобы всё знать о нем, и все понять. Завтра вам тут уже станет скучно, и каждый следующий день будет похож на этот, или еще скучнее. Это глупая затея, я точно Вам говорю.
– Ладно, – сказал я. – Пойду прогуляюсь. – Я был смущен неожиданным отпором. Старушка открыто защищала свой раёк от меня. Да что я ей такого сделаю?
– Возьми Амира с собой – Отто посмотрел на меня из-под бровей наклоненной вперед головы. Оля обрабатывала его затылок. Она как-то незаметно подтянула поясок и больше ничего не было видно.
– А ему не надо к Оле?
– Не, ты же знаешь Амира, он каждую секунду будто только от Оли.
Я поднялся на второй этаж и постучал в дверь. Амир открыл. Он видно, недавно закончил марафет и собирался спуститься вниз.
– Амир, пойдем позавтракаем.
– А что народ?
– Отто стрижется, потом будут Силке красить-укладывать, короче надолго, часа два-три еще.
– Пойдем. Сейчас, возьму куртку только.
– Да, две минуты, я тоже переоденусь.
Амир легкий на подъем, всегда за любую движуху, лишь бы не скучать. Он классный, но что-то меня в нем настораживало. Двадцатипятилетний красавчик, весельчак, всегда готов на любую помощь, но была в нем какая-то хитрожопость. Мне иногда казалось, что с Отто он только потому, что тот стал звездой. Если бы не это, его бы уже и след простыл.
Мы с Отто познакомились пять лет назад, работая на британском блокбастере про войну на Фолклендах. Это была его первая звездная роль, благодаря ей он перебрался в Голливуд. Во время работы мне приходилось много его снимать, и я никогда бы не догадался, что он гей – в нем не было ничего, что могло бы выдать его: ни в манерах, ни в имидже, ни в поведении. Смахивающий на молодого Колина Ферта, он был любимцем всей площадки, а поскольку меня кидало с проекта на проект, то виделись мы нечасто, и за то короткое время, что были знакомы, не успели как следует сблизиться, чтобы узнать об интимной стороне жизни друг друга. Так что я был сильно удивлен, когда однажды при встрече он познакомил меня с Амиром.
Я много работаю с портретной съемкой, и внешне лицо для меня давно перестало отражать суть человека. Я научился сразу, с первого взгляда проникать под маску и понимать, кто передо мной. Вот и Амира я узнал сразу. Умелый парень. Мимикрирует как дышит. Но Отто, в свою очередь дышит на него, и я даже рта не открыл, чтобы что-то сказать ему. И вида не подаю. Пусть сам, пускай это будет его опыт. Он молодой, справится. А может быть Амир изменится, окутанный его любовью. А может быть, я просто ошибаюсь. Хотя второе и третье – очень вряд-ли.
Но, при всем этом, стоить признать что общение с Амиром налегке вполне комфортно. И претензий по существу у меня к нему вообще никаких.
Мы спустились вниз, прошли через зал – Амир захотел поцеловать Отто – и вышли на улицу через дверь, которая открывается прямо на улицу, без всяких коридоров и прихожих. У отеля есть обычный вход через прихожую и маленькую конторку с гостевой книгой, но этой дверью пользуются во время торжеств. Отто сказал что этот отель славится своими тайными бракосочетаниями, и его передают друг другу как великий инсайт. Закрывая дверь я кинул взгляд на Олю, и заметил, что именно в этот момент она успела проводить нас взглядом, и отвернулась. Черт знает, что с этим делать. Она огонь, но я её боюсь!
На улице стояла прекрасная погода. Сухо, градусов десять, воздух свежий и пахнет как снег, хоть он еще и не выпал, даже высоко в горах. Старые ледники лежат, они вечные, но свежих шапок нет, хотя по ощущениям, это случится со дня на день.
По узкой мощеной улице мы прошли пару десятков метров и увидели кофейню. Звякнул колокольчик над старинной застекленной дверью. Внутри тишина. Никого. А запахи такие, что у меня слюна пошла, я еле удержал её, даже щеки втянул, и чмокнул, чтобы не протекла на подбородок. Амир покосился на меня, и как-то двусмысленно подмигнул. Тут из внутреннего помещения появилась девушка, и я совсем обалдел: всё в этом месте было идеально – и красивая дверь, и нежный звук колокольчика, и стеклянная витрина с какой-то невозможно красивой, словно искусственные образцы для съемки, выпечкой. И девушка. Блондинка, но с рыжеватым оттенком, как бы и не рыжая, и не блондинка, а где-то посередине. Лет двадцать, наверное, не больше. Глаза большие и серые, блестят как подсвеченные сзади хрустальные шарики. Я понял, что уставился на неё прямо до неприличия, и опустил взгляд в витрину. Амир цыкнул щекой, снова покосившись на меня, и усмехнулся.
– Дайте нам два кофе, э-э-э… большой капучино и… – он толкнул меня локтем, – ты что будешь?
– Латте. И круассан с кремом.
– Два круассана, – подытожил Амир.
– Садитесь. – Девушка улыбнулась, показав округлые белоснежные зубки. – Сейчас принесу.
Мы сели за единственный столик рядом с витриной, девушка скрылась. Загудела кофе-машина.
– Я, пожалуй, всё-таки останусь здесь на какое-то время, – сказал я самому себе, но получилось вслух.
– О чем это ты? – Спросил Амир. Я рассказал ему о разговоре с хозяйками. Через минуту девушка вернулась с подносом, на котором стояли две высокие чашки из тонкого фарфора, с изогнутой ручкой, похоже старинные, и круассаны на тарелочках из комплекта к чашкам. Она переставила всё на столик, положила поднос на прилавок, выдвинула из угла еще один стул и подсела к нам, поставив локти на стол, и положив подбородок в чашечку из ладоней. Я уже успел взять круассан, но такой поворот меня озадачил, и круассан остановился на полдороге.
– Привет. Я Линне.
Мы представились.
– Вы чего тут делаете? Бракосочетание?
Амир кивнул. Я смотрел на её щеку с персиковой кожей.
– Странные вы. Не похожи на пару.
– И тем не менее. – Амир издевался. Он умело пудрил мозги, и ни одним мускулом лица не выдавал этого. Его семья давно уже жила в статусе беженцев в Осло, и он хорошо говорил по-норвежски.
– Да врёшь ты всё. – Линне улыбнулась. Она вдруг быстро заговорила, так что даже Амир, судя по лицу, не сразу понял, но он быстро включился, и они обменялись несколькими фразами. Я из их разговора ни черта не понял, но по её интонациям догадывался, что она выводит Амира на чистую воду. Он сдался. Линне рассмеялась.
– Понятно. Ну и куда вы сейчас.
– Да просто, погулять вышли. Хотим окрестности посмотреть. Я хочу пристреляться на завтра, что поснимать.
– Отлично, тогда я с вами. – Она встала, обошла витрину, и сняла с вешалки зеленый даффлкот.
Мы с Амиром переглянулись.
– А магазин? – спросил я.
– Да тут всё-равно кроме вас никого нет. Ну, из покупателей. Местные приходят за выпечкой по утрам. Если кто и зайдет – ничего, я оставлю дверь открытой. Сами возьмут чего надо.
Мы шли молча несколько минут, потом Линне с Амиром разговорились. Я рассматривал живописные стены почти вертикального склона, нависавшего над нами слева. Дорога плавно поднималась уходя в поворот за скалу налево, а справа всё лучше открывался вид на городок. Еще немного подняться, как раз до поворота, и будет смотровая площадка, с которой, наверняка, можно увидеть великолепный пейзаж.
Наверху дорога резко уходила за скалу. Мы подошли к краю, и нам открылась удивительная картина: внизу, позади нас действительно расстилался пейзаж деревеньки, достойный кисти и масла, но еще левее, и это можно было увидеть только с края площадки, оказалась еще одна долина. Примерно километр в ширину и около пяти в длину, она была полностью занята гигантских размеров заводом. По всей долине были разбросаны стальные вышки, на которых на большой высоте проходила пара рельс для вагонеток. Высились длинные прямоугольные, в несколько десятков метров высотой, белые кучи кварцевого песка, ярко-желтые – серы, зеркально поблескивал сколами черный кокс. Там и тут были разбросаны кирпичные корпуса зданий. В крышах некоторых зияли огромные дыры, а на некоторых крыши совсем провалились вниз. Основное скопление строений, однако, находилось с нашей стороны долины, слева от нас. И прямо из-под наших ног вниз на несколько метров уходили высеченные в базальте ступеньки, которые заканчивались площадкой с механизмом и пассажирской вагонеткой. Двойной трос уходил в сторону скопления строений.
Я оглянулся на Амира – ну, он как всегда, за любой кипеш. А Линне закусила нижнюю губу. Я осмотрел механизм, он блестел смазкой и, хоть имел следы ржавчины, было понятно, что за ним ухаживают. Я провел пальцем по валу – солидол был не выработанным, как будто устройство на консервации. Понятно, что вниз вагонетка едет сама, а вот чтобы ехать вверх, её надо заблокировать, и запустить механизм, но вот работает ли он – сто процентов что нет. Я подошел к краю, и посмотрел налево. Было хорошо видно, как дорога, петляя языками, спускается к заводу. Километра два. Полчаса ходьбы.
– Прогуляемся? – Я показал на дорогу.
– Зачем? – спросила Линне.
– Очень хочу посмотреть. Для съемки – самое то.
– Это опасно.
– Охрана?
– Нет. Просто завод древний, всё ветхое. Может прибить какой-нибудь штукой, или провалишься.
– Мы осторожно. Пойдем там, где очевидно не провалишься, ничего трогать не будем…
– Поехали на вагонетке! – сказал Амир, и, перескочив борт, открыл дверцу изнутри.
– Ну вот. – Линне сделала жест ладонью в сторону Амира и снова прикусила губу. Она это делает так, что можно голову потерять. Я пожал плечами.
– Давайте! – Амир задрал голову, рассматривая трос, потом встал на лавочку, влез на борт и потрогал его пальцами. – Он смазан, не ржавый и без задиров, погнали.
Он спрыгнул вниз и покопался в вагончике, высунулся: – Тормоз тоже в хорошем состоянии.
Я показал Линне глазами на вагончик, она вздохнула и пошла к дверце. Амир дернул рычаг стопора, и вагонетка поползла вниз. Уклон троса был небольшим, и она медленно набирала скорость, но через несколько секунд уже неслась. Я смотрел на Линне, её волосы развевались на ветру, маленький носик с круглым кончиком, розовые пухлые губки, ладная невысокая фигурка…
– Линне, ты замужем? – Она оторвалась от индустриально пейзажа и внимательно посмотрела на меня. Покрутила головой.
– А парень есть?
Она снова отрицательно ответила подбородком.
– Врёт. – Сказал Амир по-русски. Вообще он курд, но в Осло его семья дружит с чеченской общиной, и он говорит по-русски. – В таких маленьких городках такая красота не останется без внимания. Уж я знаю. Сто процентов, у неё есть ухажер. Но она, кажется, выбрала тебя. Но это может быть проблематично, ты смотри.
Мы еще с минуту мчались вниз. Садясь в вагонетку я думал, что буду рассматривать завод, вон те огромные двигатели, что высятся вдалеке, кажется судовые. И точки съемки высматривать. А я не мог оторвать от неё глаз: на фоне контрастной пестроты желто-красного леса по склонам, оттененного свинцовыми облаками, она выглядела потрясающе.
Вагонетка замедлилась, попав на провисающую часть перед встречной площадкой, и мы медленно подкатились к станции. Амир предусмотрительно выжал тормоз. Мы вышли на площадку. Прошли несколько пролетов гулкой стальной лестницы, и оказались в огромном пустом цехе. Пол загажен дикими голубями, облюбовавшими потолочные балки. Я стал высматривать ракурсы и точки для съемки. На жизнь я зарабатываю портретной съемкой звезд, и документированием работы на съемочных площадках в кино, но моя настоящая страсть это «индастриал». Бетон и сталь, стекло и ржавчина, черные глубокие тени и длинные перспективы, пересекающиеся конструкции, болты и заклепки, нерушимые вечные монолиты разъеденные какими-то десятилетиями запустения.
– Что это за место, Линне?
– Немецкий машиностроительный завод, с войны. Здесь делали всё... сталь, детали. Обшивка и двигатели для кораблей, пушки, снаряды, наверное. – Она пожала плечами. – Больше я не знаю, надо у старух спросить, может кто чего и помнит.
Где-то внизу под нами раздался еле слышный гулкий звук. Я повернулся к ней:
– Здесь что, кто-то работает еще?
Она как-то непонятно покачала головой: то ли да, толи нет. У Амира скорость в два раза выше моей, ему быстро стало скучно, он бежал впереди, иногда возвращался, подгоняя меня. Постучал пальцами по часам:
– Антон, пошли обратно. Уже час ходим. Гости наверное уже подъезжают. Завтра придем сюда, нагуляешься еще.
Мы направились в сторону ворот, которые видели из вагонетки. Огромное полотно сваренное из гигантских листов висело на рельсах, покоящихся на двух бетонных башнях. Оно застряло на трети пути. Через эту «щель» могли разъехаться два танка.
Амир опять исчез впереди, маячил в конце длинного полутемного коридора, ведущего через административное здание. Мы с Линне проходили мимо черного провала – входа в какое-то помещение. Мне хотелось найти какой-нибудь артефакт: может изделие с символикой, может еще что нибудь, что-то на память об этом месте. Я придержал Линне за рукав, и шагнул в темное помещение, но что-то заставило меня не опустить ногу и не перенести вес тела: я почувствовал, что впереди пола нет и отшатнулся назад, остановившись на самом краю небольшого квадратного колодца. Глаза уже привыкли в темноте, и я успел его заметить. Но его вполне можно было обойти по сторонам. Я достал телефон, и нажал кнопку включения экрана. Тусклый свет выхватил какое-то еле заметное движение: мне показалось, что впереди кто-то есть. Я сделал шаг вперед и вытянул руку.
В слабом свете моего новенького Nokia 8850 я различил фигуры на полу у самой стены. Внутри у меня всё напряглось, но любопытство взяло верх и я осторожно, на цыпочках, сделал еще пару шагов.
Одетые в промасленную, пропитанную угольной пылью и сажей робу сталеваров из толстого брезента, они неподвижно сидели и лежали, привалившись к стене в десяти метрах от входа. Вглядевшись я заметил, что он как будто в трансе, сидели опустив головы, некоторые, похоже, жевали… Их лица были огромны и ужасны. Один из них медленно поднял голову, и посмотрел в мою сторону, его стеклянные глаза, словно кошачьи, отразили свет моего телефона. Его лицо... это скорее была звериная морда – маленькие глаза прятались под тяжелыми надбровными дугами, огромный мясистый нос свисал к губам, засаленная черная кепка сидела на самой макушке головы размером с ведро, поверх которой был надвинут капюшон робы. Верхняя губа, подрагивая, поползла вверх, обнажив здоровенные клыки, и он тихо заурчал.
Я невольно опустил руку, и сделал шаг назад, повернувшись к Линне.
– Е**ть, тролли! – тихо пробормотал я, ошарашенный этой картиной. Только потом, вспоминая всё это, я понял что тогда подсознание само выбрало подходящее слово, а когда я его произнес и услышал, то понял, что оно не ошиблось.
– Пошли! – без звука, одними губами сказала Линне, и показала головой на выход. Я снова поднял телефон и навел вперед. Среди фигур началось медленное движение. Они зашевелились, активнее заработали челюстями, задвигались кисти огромных рук. Тот, что сидел в углу, медленно поднял руку, покоившуюся на груди, повел тыльной стороной кисти по стене, и остановил её на пожарном топоре, прислоненном к стене.
Я выключил телефон, резко развернулся и подталкивая Линне перед собой, быстро пошел вперед, стараясь не греметь ботинками. За нами вернулся Амир.
– Ну что вы там застряли, – спросил он во весь голос, уже явно нервничая. Из-за какой-то старой рухляди он мог опоздать на собственную свадьбу, а это скандал. Я шикнул на него, и быстро пошел, подталкивая их обоих впереди, так, что он, легконогая серна, еле поспевал переступать копытами.
Мы сбежали по лестнице, выскочили на улицу и, миновав ворота, пошли в гору по дороге. Метров через пятьсот Амир затормозил.
– Подожди-подожди, дай дух перевести. Ф-фу-у-у-у. Ты что там такое увидел?
Я мотнул головой, стряхивая видение, и повернулся к Линне:
– Это кто такие были?
Она посмотрела на меня честными глазами.
– Я не знаю.
Взгляд её был таким чистым, что я понял: варианта два – либо она и правда, не знает, либо она знает, и ни за что не скажет. Я повернулся к Амиру.
– Работяги какие-то. Грязные, спят вдоль стеночки.
– Может нелегалы, прячутся?
– Не похожи на нелегалов. По одежде похоже, что тут работают.
– А, ну и ладно. Идем скорее. Мне Отто пишет, что уже пора переодеваться. И что почти все подъехали.
– Идем. Напиши ему, что мы через полчаса будем.
Я смутно помню официальную часть. Работая, я отключаю свою память, доверяя историю памяти фотоаппарата. Когда веселье было в разгаре я подошел к Отто – он что-то выяснял с фру Дихсен. Мне не давала покоя мысль о Линне. Так захотелось залезть к ней в трусики. Оля по-прежнему строила мне глазки, делая вид, что не строит. Но я всё-таки остерегался её огня.
– Отто, я там с девчонкой познакомился. Она классная. И наверняка, скучает. Может я схожу, позову её к нам? Ты не против?
– Не надо. Местные здесь не уместны. – Вмешалась фру Дихсен.
– Послушайте, фру Дихсен – возмутился я, – да что вы всё надзираете тут. Мы взрослые люди. Сами разберемся, кто уместен. Это наш праздник, вы сдали нам помещение, и на этом ваши услуги закончились…
– Повторяю вам, – она повысила голос. – Никаких посторонних из местных. Это мое условие.
Отто взял меня за руку, и отвернул в сторону:
– Антон, да ну её. Завтра найдешь свою девчонку, и потусим вместе. Ты говорил про завод. Вот и сходим, погуляем. А там, еще что-нибудь придумаем. Не суетись, ладно? Вон Оля скучает. Займись же ей.
Я посмотрел в угол, где сидела Оля рядом с Мэтью, симпатичным оператором из компании Отто. Они оживленно о чем-то говорили, и Олина рука постукивала кончиками пальцев по столу в сантиметре от кулака Мэтью с дымящейся сигаретой. Я приуныл: скоро полночь, еще час-другой и все расползутся продолжать развлекаться в своих альковах, а я пойду спать, или останусь напиваться в компании… м-м-м… либо полного придурка Паоло, пустого и никчемного франта, либо Кристины, которая не смогла привезти свою подружку, и теперь злилась. Кристина резкая и нетактичная, а пьяная она точно расскажет мне обо мне всё, что я не мог представить даже в самых лютых кошмарах.
Амир встал из-за стола, и пошел в угол, где к усилителю и пультам подключен его CD-плеер. Видимо решил поставить музычку повеселее. Рядом со столом, заставленным оборудованием, фру Дихсен беседовала с Кристиной. Фрекен Дихсен давно ушла спать.
Я наблюдаю за фру Дихсен. Мне кажется, она какая-то странная. Все эти её резкие выпады, они как будто имеют какую-то особенную причину, а не вызваны старческим маразмом. А минуты две-три назад, когда в собранном Амиром саундтреке пошел плавный и мягкий танцевальный бит, мне показалось, что где-то неподалеку заскрипело, словно поехала колодезная цепь на валу из бревна. И я в этот момент смотрел на фру Дихсен. Так вот, она вдруг резко присела. Так вот: раз – и ушла вниз сантиметров на десять. Но тут же выпрямилась, и подозрительно осмотрелась. Она не заметила, что я за ней наблюдал, а я решил продолжить.
Отто встал в полный рост со стаканом в руке. Другую руку он повел от себя, набрав воздуха, чтобы начать длинный красивый тост, и в эту секунду высокая входная дверь в зал, которая располагалась ровно напротив места, где стоял Отто, резко отворилась. В дверном проеме застыл среднего роста поджарый,очень немолодой мужик с всклокоченной седой шевелюрой и такой же бородой, в сером свитере, сапогах и замасленных брезентовых штанах. В руках он держал немецкий автомат. На поясе с двух сторон висело по подсумку с магазинами, и еще здоровая сумка висела на ремне через плечо. Боковым зрением я увидел, как фру Дихсен бухнулась на пол. Я повернулся к ней. Она была была в порядке и в сознании, просто улеглась на пол одним стремительным движением. Они с мужчиной обменялись многозначительным взглядом.
– А Гутфрит? – спросила она. Мужчина грустно покачал головой и оглянулся за спину, на улицу. – Быстро все по машинам! – крикнула она, не вставая с пола. – Быстро! Бегом!
Мужчина опять покачал головой:
– Они уже на дороге. Я выз…
В этот момент раздался громкий хруст, и голова мужика распалась на две половинки. Он упал вперед, на пол зала. Позади него стоял мой сегодняшний знакомец, тот что тянулся к топору, когда я его осветил телефоном. Он ринулся вперед, словно паровоз, но ударился широченными плечами в края дверного проема. Развернувшись боком, он ввалился внутрь. В зале все сидели, стоял лишь Отто напротив него, и Амир с Кристиной в углу около сидящей на полу фру Дихсен. Она схватила Кристину за руку и потянула вниз.
Тролль прыгнул вперед, приземлившись на стол, отчего он сломался пополам. Его туша, потерявшая из-за этого баланс, всем весом впечатала Отто в стену. Тролль вскочил на ноги, сминая грудную клетку Отто, схватил его за голову, и, дернув резким движением на себя, оторвал от туловища. В дальнем от нас углу закричала Силке, а сидящий рядом с ней Паоло вскочил на ноги. Тролль заметил его движение, выронил голову Отто, резко развернулся, раскидывая обломки стола, и прыгнул на него.
Я растерялся. Признаюсь честно, я так растерялся, что если бы в тот момент мой мозг вывели на экран осцилографа, он бы показал ровную линию. Или вообще ничего. Но больше всего меня удивил Амир.
Он одним прыжком пересек расстояние от своего угла до двери, выдернул из мертвых рук седого мужика автомат, уверенным четким движением рванул затвор, и всадил в спину тролля весь магазин. Тролль, громко застонал от боли, и упал вперед, придавив всей тушей Паоло, и рукой – Силке. С улицы его стону вторил могучий рев одного голоса, который через секунду подхватили еще несколько.
– Ложитесь! – шепотом, хрипя горлом закричала фру Дихсен. – Все ложитесь на пол!
Амир окинул взглядом зал, на долю секунды задержавшись на обезглавленном теле Отто, и глаза его влажно блеснули.
– Антон!
Я услышал свое имя, но очнуться еще не успел.
– Антон! – рявкнул Амир. – Вставай! Пошли.
Пока я выбирался из угла он успел снять ремень с подсумками с трупа, и тяжеленную сумку, которую передал мне. Она была набита гранатами на длинных деревянных ручках. Амир выскочил на улицу сразу же дал несколько быстрых коротких очередей, последняя была куда-то вниз. Я снова застыл.
– Антон! – крикнул он мне. – ****ь, да проснись же! Идем!
Я кинулся за ним. Оказавшись рядом я посмотрел вперед и вверх по дорожке, куда смотрел Амир. Навстречу нам мимо кафе Линне топали три громадные тёмные фигуры.
– У этого говна прицельная дальность никакая, и убойная сила тоже так себе. – сказал Амир. – Доставай гранаты. У них задержка семь секунд. Откручивай крышки на ручке. Подожди когда до них останется метров десять-пятнадцать. Резкой дергай за шарик , считай до трех и бросай в них.
Я посмотрел на него удивленно.
– Не тупи, Антон! Дай мне одну. Готовь вторую.
Он бросил гранату в приближающуюся троицу, раздался взрыв. Одна фигура медленно осела на землю, двое других отскочили назад – один из низ присел и завыл, держась за раненую ногу.
– Кидай!
Граната стукнулась о брусчатку точно между троллями, слегка подскочила и взорвалась. Тот что стоял, упал на мостовую, а второй еще сильнее сник, и захрипел. Амир в несколько прыжков преодолел расстояние, отделявшее нас от них, и всадил короткую очередь в огромную кривую башку. Тролль завалился набок. Амир подошел ко второму, и дал короткую очередь в него. Наверху у поворота появилось еще несколько теней.
– Готовь еще! – сказал Амир, и отбросив пустой магазин, перезарядил автомат. Откручивая крышку на ручке гранаты, я кинул взгляд на окна второго этажа дома Линне. Там горел тусклый свет. Я заметил как качнулись шторы.
– Они близко. Не жди, кидай! – крикнул Амир, и начал стрелять короткими частыми очередями. Я кинул одну за другой две гранаты. Из дверей кафе выскочила Линне в пижамной кофточке и коротких штанишках.
Граната взорвалась прямо перед троллями в тот момент, когда они миновали её. Они попадали на мостовую. Один остался неподвижно лежать, а второй пополз в нашу сторону. Взорвалась вторая граната, но бежавших следом еще троих не задело. Один из них на бегу размахнулся какой-то палкой, и метнул её в нас как биту в городках.
– А-а-а, шайтан! – зарычал Амир. Автомат у него в руках вдруг заело, и он несколько раз стремительно дернул ручку затвора. Вскинул ствол, и в этот момент железный лом плашмя ударил его под автомат поперек туловища. Я услышал хруст, и увидел, как Амир сломался пополам в пояснице. Я кинул последнюю подготовленную гранату, и шагнул к Амиру. Его лицо медленно вытягивалось, превращаясь в застывшую маску. Налитые кровью глаза остекленели. Когда я выпрямился с автоматом в руках, прозвучал взрыв. Один из троллей упал, оступившись на исчезнувшей вдруг, непонятно куда, половине ноги. Второго и третьего я расстрелял почти в упор. Я стрелял без остановки, куда глаза глядят, но они были на расстоянии двух метров, и такие огромные, что промахнуться у меня не было шансов.
Линне схватила меня за руку, и потащила обратно к отелю. Число машин на небольшой площадке уменьшилось. Мы вбежали через парадный вход, и прошли через коридор к конторке. Фру Дихсен сидела на полу в углу за конторкой.
– Дайте противогазы, фру Дихсен. – Сказала Линне. Сверху послышался шум, и над перилами со второго этажа показалась голова Оли. – Иди сюда – махнула ей рукой Линне. Оля спустилась вниз. Глаза её были огромными от ужаса, рукой она сжимала сумочку, перекинутую ремнем через плечо, так сильно, что кулак побелел.
– Противогазы, фру Дихсен, – повторила Линне.
Но фру Дихсен вздернула подбородок и устремила взгляд в верхний дальний угол комнаты.
– Дай противогазы, старая ведьма! – Рявкнула Линне, резким и грубым, не своим голосом, отчего фру Дихсен подпрыгнула, и испуганно посмотрев на неё, потянулась вверх и открыла шкаф, в котором висело полтора-два десятка сумок защитного цвета. Она, не глядя, вытащила три сумки, и бросила на конторку.
Линне потащила нас на улицу. Вдалеке послышался гортанный рев нескольких глоток. Мы пересекли улицу, спустились по длинной каменной лестнице и побежали по узенькой тропинке через сады, дворы, между домами и старинными кирпичными заборами. Через пять минут мы стояли на площадке фуникулера. Выходит, тот мужик, приехав с завода, подогнал нам вагонетку.
– Лезем, лезем! – Линне нас подталкивала в вагонетку. На площадке сверху появились две темные фигуры. Из вагонетки хорошо просматривалась дорога, и в свете луны было видно, что по ней вверх к повороту идет несколько десятков огромных горилл в блестящих масляными пятнами брезентовых робах. Поминутно среди них раздавался громкий рев, который сразу подхватывали остальные. Линне дернула рычаг, и вагонетка поползла вниз, медленно набирая скорость. Одна из фигур на площадке прыгнула к нам, но не долетела, и покатилась вниз по склону, с громким треском ломая молодые пушистые ёлки, которыми он был покрыт.
Вагонетка уже начала набирать скорость, когда Линне выжала рычаг тормоза, и мы повисли на десятиметровой высоте над склоном. Издалека послышался какой-то странный прерывистый стрекот.
– Летят. – Линне вытянула шею, привстав в вагонетке.
– Кто летит? – Спросил я.
– Вояки.
– Что тут происходит, а? – Оля дернула меня за руку. – Антон, спроси у неё, что тут, ****ь, такое происходит?
– Мы подняли троллей за два года до срока. – Линне по интонации поняла о чем вопрос. Я перевел её ответ.
– До какого еще срока? – уставилась на неё огромными глазами Оля.
– Примерно каждые двадцать лет у них гон. Всё время они находятся в полусонном состоянии, и только работают, едят и спят. А когда у них гон, они просыпаются, и идут в деревню совокупляться…
Из-за горы вдруг резко ударили мощные прожекторы, и над нами зависли два вертолета. Один пролетел чуть дальше, и стал шарить лучом по деревне, а другой завис над нами. Пробежал лучом по нам, развернулся, высветив прожектором толпу на дороге. Сверху загрохотал пулемет, и на нас посыпались гильзы большого калибра. Толпа на дороге заревела и тролли бросились врассыпную, укрываясь от пятна света прожектора и настигающих их пуль. Один схватил с обочины дороги камень размером с баскетбольный мяч, и метнул его в вертолет. Раздался громкий удар камня о металл, машина закрутилась в воздухе, и пролетев в каких-то пяти метрах от вагонетки, разбилась о скалы внизу и загорелась.
Через несколько секунд вернулся второй вертолет, и с него полился огонь. Но тролли уже разбежались по дороге в разные стороны. От вертолета отделился сноп пламени и в сторону небольшой группы на дороге полетела ракета. Она ударила выше них в вертикальную стену над дорогой, раздался взрыв, и на бегущих троллей обрушилась лавина камней. Но спустя мгновение второй вертолет тоже был сбит куском скалы, пущенным метким броском с другой стороны дороги. Он ударился о стену, упал на дорогу недалеко от площадки и вспыхнул, освещая ярким пламенем фигуры троллей, которые побежали к нему, в ярости забрасывая его камнями. Последовал взрыв, раскидавший слишком близко подошедших чудовищ.
– Блин… – Оля села на пол вагонетки. Мы с Линне тоже сползли вниз. – И что теперь делать?
– Не знаю, – Линне пожала плечами. – Вообще-то я рассчитывала на газ. Старухи говорят, что когда тролли поднимаются до срока их усыпляют специальным газом.
– Хм, до срока… – пробормотала Оля. А если в срок?
Вагонетка вдруг заходила ходуном. Придерживаясь руками за стенки я высунулся и увидел, что несколько троллей столпились на площадке у механизма фуникулера, а один взобрался на канат, и перебирая руками двинулся в нашу сторону. Он прошел несколько метров, когда один из тех, что стояли у механизма, подошел к краю, схватился за канат, и стал дергать его. Тролля, висевшего на канате, стало мотать из стороны в сторону, наконец он не удержался, и с ревом улетел вниз. Тот, что дергал за трос, поднял руки, уцепился за канат и повис. Из толпы выскочил еще один, и пнул его в поясницу. Руки его не выдержали, и он, долетев до склона, покатился вниз, сметая елки.
На краю площадки вспыхнула ожесточенная драка. С диким ревом они рвали друг друга, ломали кости и пробивали черепа огромными камнями. Через пять минут площадка затихла. Среди лежащих тел остался стоять лишь один. Я узнал его. Это был тот самец в кепке и капюшоне. Он выплюнул литр крови с пригоршней зубов, подошел к канату, схватился за него, и медленно перебирая лапами, двинулся к вагонетке.
– Блин! Какого хрена они такие неуемные? – Оля посмотрела на Линне.
– Это из-за меня. – Ответила Линне. Я перевел.
– Из-за неё? – Олино лицо перекосилось от злости. – Бля, ты посмотри на неё, принцесса! Ну конечно, из-за тебя, из-за кого же еще?! Да они нас сожрать хотят! Всех, твою за ногу!!!
Линне покачала головой:
– Они не голодные. У них гон, говорю же. И они меня чуют. Не вас. Меня, по запаху.
Оля приблизила лицо к Линне и обнюхала её плечо и шею.
– Врешь ты всё, овца! Ничем ты не пахнешь, вообще. Поехали вниз, что мы тут, будем ждать, пока он приползет?
Тролль миновал середину расстояния, отделявшего нас от верхней станции. Оставалось метров десять.
– Там их внизу еще пару сотен. Они медленно просыпаются. Это были первые. Но если начали, то встанут все.
– Будем отбиваться. – сказал я. Не дадим ему влезть в вагонетку. Пока он на тросе, он уязвим. Давайте раскачиваться.
Мы стали качать вагонетку, но он все понял, и начал перебирать лапами с утроенной скоростью. Через несколько секунд он схватился одной лапой за край вагонетки. Я вскочил на скамью, и в неловкой позе, придерживаясь рукой за край стал бить по его кисти острым краем каблука своего нового лакированного ботинка от Гуччи. Тролль пыхтел и морщился, но руку не убирал. Внезапно он перехватился одной рукой за край вагонетки, а вторую оторвал от бортика, и схватил меня за лодыжку. Он чуть подтянулся, и перехватил мою лодыжку зубами, ухватившись второй рукой за край вагонетки. Боль была такая страшная, что я заорал. Оля взвизгнула. Она рывком открыла сумку, и достала баллончик с лаком. Перегнувшись через край поднесла его к самой морде, и выпустила мощную струю прямо ему в глаз. Тролль застонал от жгучей боли, но челюстей не разжал. Я упал навзничь на лавку, головой вниз, моя нога в колене оказалась перекинутой через край вагонетки, и он повис на ней всеми своими тремястами килограммами. В моем колене словно взорвалась граната. Все вокруг залил на секунду белый свет, я лишь успел увидеть, как Оля снова потянулась к нему вниз и чем-то ткнула. Потом наступила темнота. Да. Вот так я и потерял ногу.
– Как же вы спаслись? – Виталий закурил, и потряс головой, словно отгоняя страшные картинки, стоявшие у него перед глазами.
– Оля попала ему в глаз пинцетом для бровей. Тролль содрал зубами все мышцы мне с лодыжки, и улетел в пропасть. Я потерял сознание, и Оля тут же перетянула мне ногу ремешком от сумочки. А буквально через минуту прилетели штурмовики, и закидали долину бомбами с газом. Еще минут через пять подоспел спасательный вертолет на помощь тем, погибшим. Среди экипажей вертолетов никого не осталось, а нас с Олей сразу отправили в госпиталь. Там я провалялся месяц. Между операциями пришел высокопоставленный полицейский чин, взял с меня подписку о неразглашении и банковский счет. Через день на него поступила сумма…
На веранду, где мы сидели, вышла Оля. Кивнула моему гостю.
– Здравствуйте. Дорогой, я за Лорой. Скоро вернусь, будем ужинать. А Вы останетесь у нас?
– Нет, – Виталий покачал головой. – Мне утром надо сценарий занести в офис. Большое вам спасибо. Может в следующий раз.
– Ну хорошо, обязательно. – Она подошла и поцеловала меня.
Я мягко придержал её за шею, и поцеловал в ответ :
– Оль, захвати пивка по дороге.
– Ладно.
Она ушла с веранды, а Виталий наклонился ко мне и спросил тихо:
– Оля? Это она? Но Вы же сказали, что остерегались её?
Я кивнул и задумался, затягиваясь сигаретой.
– Эти события так вас сблизили? Ну, это, в общем, понятно.
– Ну да, разумеется. – я кивнул. – Ну и знаете… я ошибался на её счет. Там в больнице мы были уже как дома. Весь этот сложносочиненный флирт отвалился, осталась голая суть. Узнав её поближе я понял, что очень сильно ошибся в своих умозаключениях на её счет.
– Да, это сплошь и рядом у нас. – Сказал я. Он посмотрел в пол.
– Но знаете, больше всего я ошибался насчет Амира. Всё то время, что мы были знакомы, я думал что он этакий мотылек, с цветка на цветок. Нежная, ранимая и пустая душа: вечеринки у бассейна там, салоны, шмотки и визажисты... там всякие… А Оля его знала лучше всех, даже намного лучше Отто, ведь Амир каждый день у неё то укладку делал, то бровки, то ноготки. Она мне рассказала, что Амир воевал с тринадцати до восемнадцати лет без единого дня отпуска. Однажды, оказавшись в окружении турецких войск он с группой два месяца безвылазно просидел в пещере. У него оказался такой опыт… Но он ни словом не обмолвился об этом Отто. Боялся что его сердечко не выдержит такой боли. Берег его от всего.
– Да-а-а. – Мой гость был явно доволен. – У меня получится отличный сценарий. Огромное вам спасибо. И Особенно спасибо Дженни за то, что нас представила. Ну это уже я ей сам… проставлюсь. Ну и конечно… Вот, оказывается куда сгинул Отто. А то ведь таблоиды писали о том что он пропал без вести.
– Да уж. Ну, я рад, что Вам это пригодится. Я Вам вот что скажу, – я понизил голос. – Но об этом уже никому. Отец Амира стал его разыскивать после того, как прошла новость о том, что Отто пропал без вести. Через пару месяцев он меня нашел каким-то образом. Я приехал к нему… и не смог это держать в себе, всё ему рассказал. Он нанял своих друзей чеченцев. Они похитили того высокопоставленного полицейского чина, который приходил ко мне, и за пять минут достали из него всё.
Выяснилось, что правительство с войны присматривает за троллями. Их обнаружили немцы в подземных пещерах, когда строили завод. Они переловили их, и стали обильно кормить, сдабривая еду специально разработанным препаратом, делающим их... ну не то чтобы вялыми, менее резкими, что-ли. И они становились неопасны. А работают за десятерых и на самых опасных участках – в шахтах, литейных цехах и везде, где нужна нечеловеческая сила. Но раз в двадцать лет у них начинается гон, которого ничем не перебить. Тогда они выходят на поверхность и убивают мужчин, попадающихся на пути. И женщин, которые оказывают сопротивление. А с теми, кто не оказывает, совокупляются. Так они поддерживают свою численность. Говорят даже, что они нежные любовники. Их наследственность передается странным образом. Девочки рождаются как обычные девочки, а мальчики – чистые тролли. И после рождения мальчика мать никогда не выживает – он слишком крупный. Они забирают мальчиков с собой в пещеры. Немцы не застали гона, поэтому уходя они оставили двух пацанов из местного отделения «гитлер югенда», просто бросили их там, а те несколько лет охраняли завод в пустой долине, даже не зная, что война кончилась. Запасы наркотиков и жвачки из прессованных водорослей с минеральными добавками – пайка для троллей, у них были огромные. А потом их нашло правительство, и оставило дальше охранять завод и троллей.
Поэтому, зная обо всём этом, правительство платит женщинам той деревни, чтобы они поддерживали исчезающий вид.
Всё это чеченцы передали отцу Амира. Он пошел по родным и друзьям, собрал внушительную сумму, и снова нанял их. Они вернулись в долину с двумя фурами жидкого гексогена в бочках, залили его в каждую щель в том заводе, и поставив детонаторы, уехали. А через пять минут там открылся вход в геенну огненную. Там сейчас ни малейшего намека на долину или завод. Что-то похожее на ущелье времен сотворения мира. Вообще жизни нет, хаотичное нагромождение щебня и камней.
– Позвольте спросить… э-м-м… а откуда вот это всё Вы знаете? Вы же встречались с отцом Амира до всего, что было потом. Вы снова виделись?
– Ну... Это всё, больше ничего не могу рассказать.
– Что–же. Еще раз, большое Вам спасибо. Мне, пожалуй, пора. А то не успею.
– Да, я Вас провожу.
Мой гость уехал. До Олиного возвращения еще есть время. Я взял телефон и вернулся в кресло на веранде. Открыл мессенджер.
– Здравствуй, милая, как вы себя чувствуете?
– Ой, наконец-то! Я так соскучилась!!! Чувствуем себя прекрасно, зубы режутся один за другим! Все соски мне изгрыз!
– Ах он злодей, совсем тебя не жалеет.
– Нееет, он милый)))) Очень на тебя так похож!
– На меня? Вообще-то я конечно понимаю, все родители говорят, едва ребенок родится, «вот, на папу похож», или на маму. Но где там у малыша можно разглядеть, на кого он похож, они же маленькие все одинаковые.
– Ну не скажи. Вылитый ты, я же вижу)
– М-м-м, как приятно. Хотя, конечно, лучше бы на тебя. Ты такая красавица.
– Ну, и на меня тоже, немножко. Но больше на дедушку.
– Да как, где ты там разглядела дедушку))))
– Ну как, как? Ушки там, носик… не перепутаешь.
15.10.2017 г.