В майский заполдень

Николай Васильевич Нестеров
   День  разгулялся -  светлый, солнечный, каких в мае  было  уже  много.
Солнце  в лесу особенное – золотое, перемешенное с  зелёным, чёрным, серым, всё  строго и  торжественно.
Берёзы, сосны, осины, большие и  малые, как – то сразу  отошли  от холодов, взбодрились. И  запах  леса иной – прели, хвои, коры, молодой листвы, шелковистой  травки. 
Среди  сосновых  стволов постелен светло – жёлтый  ковёр, лимонный, местами слегка   зеленый, с пробелами   изумрудного мха, как  солнечная дорожка. Красиво, загадочно, таинственно!
Молодая  кукушка  звенела в чащобе. Сосны с медной  корой, прямы, высоки, кудрявые верхушки, стволы  медово  блестят на  солнце.
Я думал, что  только соснам дано сверкать под  солнцем. Глядь, под её сосновым навесом- куст  можжевельника! И не  приметил его, да  тоже  украшен  сверкающими бусинками  росы. Горит,
ликующе сверкает на  солнце, словно приглашает: и на меня  обратите внимание.
  На  сосне  захлопал  крыльями  рябчик, тотчас отозвался с соседней сосны, фырканьем выводок – рябчиковая  семейка. 
Заслышав   в тишине  мои  шаги, у  самки вышло особенное « Квох, квох», и целый  выводок  стремглав перелетел в  другое  место.
 Вот  кто – то шумно  ломится  сквозь  бурелом, прямо на меня – кабан. Секач, увидев  меня,  бросился со  всех  ног  в орешники.
Из русла  речки  Пекши поднялась утка, закрякала с испуга, словно её  схватили за хвост.   
 А  счастливый  селезень взлетел и стал  делать  благодарственный  круг.  Утки   шумно  пролетели вразнобой к  бочагу.   
У самой  воды бегала по  песку  трясогузка и  трясла  хвостиком.
Запела свою чудесную  песенку  пеночка, тонко – тонко попискивая.
Синее  зеркало  завораживало глаз. Под  навесом  густых  ивняков на чистом плёсе приманчивые  зелёные кувшинки, как ладошки.
Речка  Пекша была  залита  потоками щедрого  солнца. Воздух  в лесу казался жирным, застывшим. Роем вьётся комары – к теплу.
Пролетела бабочка в сторону  деревни  Напутново. Над  тропинкой, в трёх  местах  зелёный  коридор смыкается над  головой – побеги дикого  хмеля с огромными  листьями, перекинулись с левой стороны на  правую. 
Лесной  полумрак ельника поглотил поясок  тропинки. Полосы  солнечного света  падали непрерывно, запутывались в лапах шатровых елей, рассеивались, гасли, не достигнув хвойной  мантии.
Слышался  сварливый стрекот сорок. Тихие  шелесты  берёз,  доносились из  залога, балки, звучали в  лесной  тиши  аккордами  какой – то  неведомой  симфонии.
Березы  одна к одной, рослые, ветвистые, девушки на выданье. Солнечные блики плавно прогуливаются  по шелковистым стволам. 
-  Здравствуйте, берёзы. Вот и снова встретились, шепчу я и замираю  на месте. 
Когда я пристальным взглядом охватил  всю  куртину, случилось, словно  чудо: березы от зачернённых комлей до  самых  маковок осветились  мягким  зелёным светом. Березы разнежились, закудрявились  на майском  ласковом  солнце, стоят, словно девушки в хороводе. -
Солнце  припекало. Времени было уже  за полдень. Взгляд влево, взгляд  вправо. Всё  понятно: рыжая  белка  резвится на своих  зелёных  этажах.   
- Покажись,  покажись! – шепчу  я. 
Тишина   ельника  в  ответ.
Галдёж  сорок  кончился.  У  сырого  комля сосны  густо  зеленел  брусничник. Я  обошёл вкруговую ствол, как  медный  сосны и  увидел клочок серо – бурой  шерсти, на ребристом выступе  коры, лось чесался и оставил  улику. 
Прислонил  руку, ладонь к стволу – нагрелась  кора.
Журавли  курлыкали в болоте, а я стоял на краю, подняв  лицо к небосводу, к  удаляющимся    журавлям. И  обожгла  радость – летают  ещё журавли.