Я не охотник, но пару раз довелось поучаствовать в этой забаве. Мой друг Костя, то ли на четверть, то ли наполовину – татарин. Есть у него родственники в одной из татарских деревень в Курганской области. Не раз мы с ним ездили туда перед Новым годом за мясом. С заморозками и первым снегом татары резали скотину, гусей, кур и уток. Замороженную и ощипанную птицу складывали в сенях, как дрова. Мы ездили, спрашивали желающих продать нам телку на мясо. Потом договаривались и те уже при нас резали ее, разделывали на куски, взвешивали. Еще парное мясо грузили в машину. Потом пили обязательный чай, как правило, с молоком, разговаривали, прощались и ехали уже, на ночь глядя, домой в Екатеринбург.
Такие поездки случались почти каждый год. В деревне почти у каждого хозяина была своя лошадь, а то и две. Дети у татар к труду приучены с детства. Они послушны и с большим уважением относятся к своим родителям. Запомнился парнишка старшеклассник, пришедший со школы и помогавший отцу при забое телки. Наверное, у него своих дел было полно, но на его лице я не увидел никакой досады или недовольства. Принимал все как должное. На пару с отцом они очень быстро управились, и верилось, что он с такими навыками и без отца мог сделать тоже самое. Я то помню свое детство и свою реакцию на просьбы матери сделать что-нибудь по дому, поэтому и удивлен был.
Со временем стали просить у татар прокатиться верхом, или в санях на лошади. Они не отказывали. Всем было весело: им смотреть на нас неумех, ну и нам все в диковинку. А что? Зима, снег, пар изо рта, из под копыт снежки летят. Мы же русские люди. А какой русский не любит быстрой езды?! В ходе общения заходили разговоры об охоте. Ну и напросились мы с Костей специально приехать. Со своей стороны обещали овса для лошадей привезти и патронов для охотничьих ружей.
В то время у меня была гладкоствольная сайга с укороченным стволом. Вещь совсем не охотничья. Покупал больше для забавы. Была возможность это сделать без лишних хлопот, вот и воспользовался. Ну и эта запоздалая мальчишеская страсть иметь оружие. Друзей слушал: «Купи, да купи, не помешает». А больше других уговаривал знакомый, у которого родственница в разрешительной системе работала. У самого у него целый арсенал дома был. Сам он бывший вояка. Александром его звали. Стрелок отменный. Вот мы втроем и поехали.
Ночевали в избушке татарина по имени Гази. Он был вдовый и не совсем типичный для остальных аборигенов. Порченый. Очень увлекался спиртными напитками. За своим хозяйством не следил. Чувствовалась разруха не только в голове. Гази был одинок, слегка презираем соседями и очень был рад нашему приезду. Понятно, что выпили, поели картошки с солью в мундире и спать. Сон был тревожный, неуютный какой-то. Так всегда бывает, когда дома не спишь. А тут Костя лежит рядом. Храпит как лошадь, да еще спросонья ногу на меня старается закинуть и губами чмокает. Изо рта – как из помойной ямы. Немного все же поспал. Встаем по будильнику. Быстро перекусываем, пьем чай. По договоренности нам пригоняют трех коней. В детстве мне случалось еще ездить верхом, но без седла. Вес у меня в норме. Моим товарищам похуже. Оба они по сто килограмм и почти никакой практики по верховой езде. Пока мы еще не знаем о последствиях многочасовой поездки в седле.
Никто из нас самостоятельно с земли взобраться в седло не может. Одеты по зимнему: на ногах валенки, бушлат, несколько штанов в паре с теплым нижним бельем, шапка-ушанка; за плечами ружье. Садимся с чурбана по очереди. Гази нас торопит. Вслед за ним едем рысью. Пока приспосабливаемся. Хлюпаем задницей о седло, стараемся не упасть. Мороз за тридцать. Холодно. Солнце еще не встало. Сопли под носом не просыхают. На ресницах иней. По пути заезжаем во двор к знакомому Гази Данияру – молодому парню лет тридцати. Молодой-молодой, но уже имеющий авторитет в деревне и как хозяин подворья и как охотник. Дальше он уже руководит нами. Выезжаем за окраину деревни и там ждем остальных. Мы никого не знаем. Похоже, не все остальные участники знают о нашем участии.
Солнце еще не взошло. Из темноты один за другим появляются конные фигуры, как призраки. Всего собралось порядка пятнадцати охотников. Татары почти все как один сухопары, подвижны, легки в движениях. Глаза хищные, стреляющие в нашу сторону с любопытством и как бы оценивающие: «Посмотрим, посмотрим, что вы за охотники!» Одеты они ладно. Как-то все у них подогнано, ничего не выпячивается, не болтается. В сёдлах сидят, как влитые. Все движения рациональны, выверены. Зимняя экипировка не делает их грузными. Шапочки вязаные, шерстяные. Шеи и лицо прикрыты либо шарфом, либо воротником от свитера до самых глаз. Не помню среди них курящих.
Татары говорят на своем языке. Изредка, что касается нас, переводят. В этот раз охотники собрались из нескольких деревень. Я не посвящен в тонкости охоты и пока не понимаю ее сути. Мне тревожно и радостно, что я нахожусь в такой непривычной для себя обстановке. Мое воображение рисует картину далекого прошлого, когда степи и лесостепи населяли кочевники тюрки – потомки тех татар с кем сегодня я нахожусь в одной связке. Вот точно также давным-давно они собирались группами для совместной охоты. И для них это не забава, а способ выживания. Многие из них в значительной мере обеспечивают себя мясом на всю зиму, а территорию вокруг своей деревни на многие километры воспринимают как свои угодья. То, что сейчас у них за плечами гладкоствольные ружья, а не колчаны со стрелами по сути ничего не меняет. Цивилизация мало коснулась их образа жизни. На три четверти они кормятся со своего хозяйства. Они не умрут после какого-нибудь катаклизма. Быстро приспособятся к изменившимся реалиям.
В сумерках наш отряд выдвигается в лес. Вместе с нами увязывается свора деревенских собак. Они путаются в ногах у лошадей, рискуя быть раздавленными. Охотники их не прогоняют. Они будут помогать выгонять на стрелков зверя. По дороге четверо татар отделяются от нас – это загонщики. Их задача выгнать косуль и другую дичь на ранее обговоренное место. До этого они уже провели разведку и знают где у косуль лёжка. После разделения мы еще рысью проходим километра три вглубь леса. Впереди главный на время охоты татарин. Ему лет сорок. Молчалив. Со временем стал объясняться только знаками. Остановится и, не поворачиваясь, следующему за ним всаднику показывает жестом место засады. Дошла и до меня очередь. Костя – следующий. Косте на время охоты Александр свое запасное ружье доверил.
Я слезаю с лошади и привязываю ее к кустам. Сам располагаюсь на пеньке между кустами. Закуриваю, жду. Мне все еще кажется, что это игра. Я допускаю возможность, что кто-нибудь, возможно, кого-то и подстрелит, но точно не я. Я перед охотой даже сам магазин с пятью патронами зарядить не смог, помогли. Все патроны у меня с картечью. Сказали, что самое то для косули. Минут через двадцать послышался нарастающий вой на очень высокой ноте. Вой, перекликаясь вширь по всему фронту, как я вскоре догадался, исходил от загонщиков. Вой как будто с примесью визга: «И-и-и-и-и-и-и-и-и, и-и-и-и-и-и-и-я-я!» Пронзительный, протяжный. От такого воя-визга по нарастающей, не то, что косули – медведи сломя голову поскачут. Никогда раньше таких звуков, исходящих из человеческой глотки не слышал. Может раньше их предки с таким протяжным визгом набеги совершали?
Передо мной довольно большая поляна с редким кустарником и одинокими низкорослыми деревцами. Вижу нарастающую точку. Как будто большая волна с белым гребешком катит. У косули большое белое пятно на заднице. Но почему я его только и вижу, когда она огромными скачками приближается в мою сторону? Растерялся, и она проскакала мимо меня метрах в двадцати. Стрелять по линии с другим охотником было удобно, но нельзя. И вот она уже сзади. Я нажимаю курок, почти не целясь. Стреляю, ни на что не надеясь, только для того, чтобы потом не слышать в свой адрес упреков: «Почему не стрелял?» Потом иду на всякий случай в сторону выстрела и вижу, убитую мной косулю. Какая милая и ангельская мордочка. Подъезжает загонщик, осматривает и не может найти рану. Удивляется и делает предположение, что где-то картечина все-таки должна быть. Он накидывает петлю на шею убитой косули и привязывает к хвосту своей лошади. С первого загона убито три козы.
Едем дальше. Саня подшучивает надо мной и вспоминает случай из своей милицейской практики: «Был у нас такой же стрелок, как и ты. На стрельбищах ни одного очка выбить не мог. А тут как-то, при задержании убегавшего бандита, сделал всего один выстрел и на приличном расстоянии попал прямо в затылок». Глаза у Александра горят при виде убитых косуль, а мне неловко, как будто украл я его счастье. Он едет впереди. По тропинке вниз, с пригорка, его лошадь встала, и резко, наклонив голову, потянулась зубами за торчащим из под снега пучком травы. От неожиданности Саня ныряет головой в сугроб. Сугроб около метра и только две ноги после его полета беспомощно описывают кренделя по воздуху. Татары хохочут. Потом один из них помогает Сане выбраться и снова забраться на лошадь. Я сочувствую ему: «Вот он, отличный стрелок, с нарезной сайгой, в масхалате, но без добычи, да еще с лошади так нелепо упал. А самолюбия у него вагон и маленькая тележка.
После двух загонов - обед. Татары быстро организуют огромный костер, после чего удобно расположившись на сосновых ветках, достают «тормозки». У всех куски вареного, либо в виде тушенки мяса. Один из охотников угощает нас кабаньими нарезками, очень вкусными. Наверное, не все татары ревностные мусульмане. У нас тоже припасена копченая колбаса, делимся, пьем из термоса чай. Пока без водки. Нельзя. Помогая друг другу, с трудом залазим в сёдла. В отличие от татар никто из нас самостоятельно с земли, покрытой снегом, этого сделать не может. После обеда делаем еще несколько загонов. Косте тоже удается убить одну косулю. Счастлив как ребенок. Уже в конце Александру удалось подстрелить не какую-нибудь там косулю, а целого лося. Пора заканчивать. Лося к хвосту лошади не привяжешь. Все съезжаются в одно место, и начинается разделка туш. Татары к этому делу привычны. Косулю они подвешивают за задние ноги к веткам дерева и вдвоем, орудуя острыми, как бритвы охотничьими ножами, быстро стягивают шкуру. Потом избавляются от внутренностей. Для собак пиршество. Они знали, зачем шли. Кругом на белом снегу большие пятна от свежей крови. Не помню количества убитых косуль. Достаточно, чтобы считать охоту удачной.
Когда мясо порублено и разрезано на куски, татары делят его на кучки, равные числу охотников. Один из них отворачивается в противоположную сторону, а другой, показывая рукой на долю, спрашивает: «Кому?», - «Данияру!». «Кому?»,- «Ахмету!». Потом каждый упаковывает свое мясо в заранее приготовленные мешки и приторачивает сзади седла на две равные части для равновесия. В сумерках возвращаемся домой. У каждого из нас ноют от усталости ноги, и огнем горит задняя точка. Скорей бы это все закончилось. Хочется есть и спать. Перед въездом в деревню один из охотников едет на разведку: «Все ли спокойно, не караулит ли их егерь из соседней деревни». По его знаку мы разъезжаемся по домам.
В этот раз ночуем не у Гази, а у Данияра. С трудом сползаем с седел и на непослушных ногах, в раскорячку, разводим по сараям лошадей. Дома Данияра и нас, троих гостей, ждут женщины и дети. На столе полным-полно готовых пельменей. Топится печь. Тепло. Нам предлагают сходить в баню, но сил нет. К пельменям припасена водка - холодная, прозрачная и разговоры, разговоры.
Местные рассказывают за свою жизнь. От них узнаем некоторые подробности о их взаимоотношениях с местным егерем и новыми русскими, приезжающими с лицензиями на отстрел косулей, кабанов и лосей. Отношения враждебные. Над егерем и приезжими охотниками посмеиваются. Егерь на весь район один. Живет в соседней деревне за десять километров. Русский. Татар не ставят. У егеря «нива» и снегоход. О всех его передвижениях они быстро узнают от соседей по телефону. Лошади у егеря нет, а значит, и поймать их в лесу он тоже не сможет. Снегоход далеко слышно, да и не проедет он там, где лошадь пройдет. Ловить он может только приезжих. Охотников на крутых джипах местные очень не любят и вредят им при первой возможности. С их слов ни одна машина без проколотых колес не остается. Они знают все дороги, где чужие охотники могут ездить и расставляют шипы. Если обращаются за помощью – не помогают. Всю живность в округе, равно как и рыбу в близлежащих озерах, татары считают своей собственностью, переходящей им по наследству от своих предков.
Сон наступает мгновенно. Утром прощаемся с гостеприимными хозяевами. Желаем друг другу всего хорошего. Договариваемся о новой встрече. Уезжаем с незабываемыми впечатлениями.