Глава 25. Лис
Я ждал его с нетерпением и в то же время с некоторой неуверенностью: точных инструкций как держаться с этим типом мне не дали. Уклончивого «действуй согласно собственному разумению и по обстоятельствам» было мало, но я понимал, что это, вероятно, лучшее, что мог посоветовать Дагне. Тем более, что это было косвенное признание моих способностей и не могло не льстить мне и я охотно наполнился некоторой гордостью.
Однако, это интервью мне предстояло провести на свой страх и риск без всякой подготовки и оплошать было нельзя.
И всё же он пришёл! Это была почти победа. Теперь предстояло выудить золотую рыбку в этом мутном источнике.
Вернее, серебряную.
Ведь главным интересом Дагне было серебро. Откуда Салангай берёт столько серебра? Кто ссужает ещё недавно нищему, разбитому в войне и деморализованному государству такие огромные суммы? Под какое обеспечение? И ссужает ли?
Всё, что знает этот хитрец, должен знать и я.
Я едва сдержался, чтобы не вскочить ему навстречу.
Салангаец, наконец, закончил отряхиваться, неспешно обвёл всё помещение ленивым взглядом и «приметил» мой столик у камина. Так же небрежно лавируя, он приблизился, учтиво поклонился и спросил:
— Не будет ли благородный сеньор против приятной компании?
Взгляд его масляных салангайский глаз был так безмятежен, что я на секунду замешкался.
Чёрт! А вдруг это не он? Приметы, данные мне, были так расплывчаты, что любой приличного вида господин мог под них подойти. Но никого другого я не замечал. Какие-то мизерабли с въевшимися в грязные пальцы чернилами хлебали поодаль своё пивко, жадно поглощали порции рагу, компании мастеровых за длинными столами перешучивались и хохотали над своими шутками, хлопали друг друга, как будто в преддверии драки, но всё же по-приятельски. Он был здесь один — "такой", особенный.
— Конечно, присаживайтесь. Буду рад.
— Я вижу, — сказал он, сворачивая аккуратно свой плащ и укладывая на спинку крепкого трактирного стула, — Вы пьёте вино с западных склонов Ферегонды.
У меня отлегло от сердца. Это он!
— Да, верно, — я невольно расплылся в улыбке, — прекрасное вино, урожай 1708 года. Я считаю его лучшим.
— Удачный год, прекрасный выбор. Я заказал пирог и фрукты, позвольте Вас угостить. Вы ведь госсть в Салангае? Это видно по загару. У насс, видите ли, — он говорил с присвистом и шипением, типичным для салангайской речи и я вдруг вспомнил то семейство на корабле — быть может они молчали потому, что стеснялись этого своего акцента? Но какая разница. Теперь уже это всё позади. Моя новая реальность сидела передо мною.
— У насс ссолнце даёт чуть желтоватый оттенок, потому ссалангайца легко отличить. Мы все немного сс… лимонной корочкой.
Он улыбнулся какой-то лисьей улыбкой, аккуратно отвернул манжеты и вооружась ножом и ложкой, вилки отчего-то были здесь не в ходу, принялся за еду.
Губы у салангайцев длиннее обычного и может быть от этого производят впечатление пасти. В эту самую пасть мой визави охотно утянул кусок пирога, закусив его без всякого почтения рагу succoso. Очевидно, ему душа Салангая была в привычку.
Я машинально отщипнул из поданной вазы.
Что-то мне подсказывало не спешить с главным разговором.
Передо мной сидел тот ещё выжига. Не просто плутишка, мелкий мошенник, нет, — в нём чувствовалась чиновничья выучка, привычка к какой-то странной извилистой дисциплине. Это был хищник — мелкий, но уверенный в себе и готовый к бою.
— Позвольте представиться: Синио Ларра, — он улыбнулся своим длинным тонким ртом, царапнул неожиданно острым взглядом. Ленца в сонных с поволокой глазах тоже оказалась обманкой.
Меня взвесили, раздели, оценили, но тем не менее игра шла и я назвался:
— Леазен Тенье, негоциант.
Вымышленное имя, взятое на время поездки, впрочем, так же как и его, наверняка.
Я чувствовал в нём двойное, а то и тройное дно. Знал ли он сам, кому служит? В каких играх он запутан и каких верных сведений можно ожидать от такого субъекта?
По всему он был типичным салангайцем. Даже в одежде, такой старательно-неброской, тёмной, неприметной, он не смог удержаться от многоцветного яркого жилета, который сейчас пылал в отсветах камина золотым и шёлковым шитьём всех цветов радуги. Но я не мог не признать, что эта диковатая пестрота очень шла к той самой "лимонной корочке" его физиономии. Волосы его, кудрявые, как у большинства салангайцев, отсвечивали рыжиной, что тоже было обычным здесь, но редко встречалось у нас, на севере. Что же роднит его с Шеалой? Отчего он пошёл на сотрудничество?
Чем-то он напомнил мне встреченную сегодня гадалку.
Масляные зыркающие глаза. Взгляд труса — уклончивый, скользящий по окрестным предметам… если бы не странные промельки: на долю секунды он становится жёстким, острым, прямым. Где же ты играешь, дружок? Когда юлишь или когда твёрд?
Не дождавшись от меня первых слов, он обстоятельно утёр губы и, разглядывая то камин, то стеклянную вазу, напомнил:
— Кажется, нам есть что обсудить?
— Несомненно, сударь, — согласился я.
— Вам мог показаться странным мой интерес к давно ссзабытым ишториям, — (он старался говорить без акцента, но в длинной речи сбивался на шипящие. А может быть, это было признаком волнения?) — но мы ссздесь, на Юге, любим иногда постращщать себя. Вот и ишш… история о таинственном убийстве…
Я решился интуитивно: расколоть такой орешек до ядрышка мне будет непросто, а сейчас есть шанс увидеть его истинную реакцию. Я впился взглядом в его одутловатое лицо, сонные ускользающие глаза и проговорил очень чётко:
— Полно, сударь, какое убийство? Графиня Нейшталь жива-здорова, обретается в монастыре, в трёх лье от Нима.
< предыдущая – глава – следующая >
http://proza.ru/2020/04/09/1756 http://proza.ru/2020/04/14/1922