Село Ильинское Мишу поразило. Уж на что Бемышево – село большое, а Ильинское – ещё больше. И церковь выше, и улицы широкие, все двухсторонки, не как у них.
Детский дом располагался в старом двухэтажном здании, покрашенном в грязно-голубой цвет. Обшарпанные стены явно свидетельствовали о том, что ремонта здесь давно не было.
На крыльце приехавших встретил какой-то мужик неопределённого возраста с огромной связкой ключей.
– Откуда прибыли, – грубовато спросил он Тихона Семёныча. – Сколько ему?
– Скоро одиннадцать. А приехали из Бемышева, – робко ответил Миша, не глядя на мужика.
– А-а, заводские, значит, с Осокинского посёлка? – уточнил тот, продолжая стоять на пути. – Чо, никого что ли у мальца нет?
– Нету, – коротко ответил Тихон Семёныч. – Ты сам-то кто тут будешь, что допросы чинишь?
Ему надоел этот бессмысленный разговор, и, взяв Мишу за руку, он решительно двинулся вперёд. В кабинете директора никого не оказалось, но в соседней комнате разговаривали громко и решительно.
Ждать пришлось недолго. Дверь внезапно распахнулась, и в коридор вышли двое. Молодой мужчина с большой сумкой быстро двинулся к выходу, а другой повернулся к приезжим.
Директором детского дома оказался пожилой человек невысокого роста, одетый в поношенный костюм серого цвета и тёмную рубашку. На носу еле держались старые очки, которые он то и дело поправлял указательным пальцем.
– Ко мне? – кинув косой взгляд в сторону приезжих и не дожидаясь ответа, директор пошёл в свой кабинет.
Пока взрослые разбирались с документами, пока суть да дело, Миша разглядывал небольшую комнату, где в обшарпанных шкафах кипами лежали бумаги, а на стенах висели какие-то инструкции и циркуляры.
Наконец Тихон Семёныч поднялся, обнял крестника и тихо шепнул:
– Ну всё, Мишань, будешь теперь жить и учиться здесь. А мы с девчонками постараемся тебя почаще навещать.
Отвернувшись, он подозрительно быстро вышел, смахнув непрошенную слезу. Не хватало ещё расплакаться при мальце.
А Миша, понимая, что здесь придётся остаться надолго, старался держаться. Да и директор, как нельзя к стати, пришёл на помощь.
– Ну что, Михаил Корнилович, пойдем в спальную комнату. Обживайся, привыкай. У нас в детском доме учатся всякие ребята: постарше тебя есть, есть и малыши.
***
…Привыкал к новой обстановке долго. Часто вспоминал своих бывших друзей, а главное, – родных.
Зато в школе ему всё понравилось. Там обучались не только ильинские и детдомовские ребята, но и ученики из окрестных деревень. Приходили они в пятый класс, окончив в своей деревне начальную школу, и учились до седьмого.
Учиться Мише нравилось. Если в Бемышеве все четыре года у них был только один Михаил Фёдорович, то сейчас по каждому предмету был отдельный учитель.
Особенно по душе пришлись новому ученику уроки литературы. Пожилая Надежда Васильевна была строгой, но справедливой. Она требовала выразительного чтения, заставляла учить наизусть не только стихи, но и отрывки из рассказов и повестей. А на уроках русского требовала даже переписывать упражнения, если нерадивые ученики второпях допускали помарки и ошибки. За ошибки доставалось многим. Хотя все правила учили наизусть, при письме они часто забывались. Тогда учительница говорила: «правило должно сидеть в руке».
Сначала было непонятно: как это – в руке, но со временем Миша понял, что всё надо учить так, чтобы потом, не задумываясь, писать правильно, без ошибок.
А сколько книг перечитал маленький ученик!
С математикой проблем тоже не было. Михаил Фёдорович заложил хорошую основу. Теперь на базе тех знаний Миша продолжал дальше развивать свои способности.
Правда, немолодой, полноватый и немного неповоротливый Владимир Анисимович уроки вёл монотонно, не очень интересно, многие ученики просто-напросто списывали примеры и задачи у тех, кто успевал лучше. Приходя на урок, он иногда записывал на доске номера – целый столбик заданий из учебника, а сам отходил к окну. Ученикам было непонятно, чего он рассматривает так внимательно, рисует на стекле какие-то рожицы, стирает их, спустя время вновь начинает что-то изображать. .
Первому, кто решал всё правильно, он ставил пятёрку, остальным – как получится.
Миша решал быстро, успевал помочь соседу, а потом учитель давал ему дополнительные задания.
Конечно, ему очень хотелось решать интересные задачи, не только из учебника, но учитель довольствовался малым – тем материалом, что был в учебнике.
Больше всего Мише не нравилась ботаника. Может, сам предмет был и ничего, но занудная Полина Васильевна никогда не ставила выше четвёрки. Хоть в лепёшку разбейся, хоть всю ночь учи-переучи. Четыре – и точка.
Тогда Миша пошёл по другому пути. Прочитает параграф, что-то запомнит, а потом садится в уголок с любимой книгой. Троек ему не ставили, а четвёрки ровными рядами украшали журнал.
Позднее ему полюбилась химия. Может быть, потому что учитель был его тёзкой. Высокий, стройный с гладко зачёсанными назад чёрными волосами Михаил Петрович был всегда одет с иголочки. Хорошо отглаженный костюм, светлая рубашка, обязательно – галстук, до блеска начищенные башмаки – внешний вид химика надолго остался в памяти Миши.
Приехал учитель откуда-то издалека. Поговаривали, что он начинал учиться в медицинском институте, но по неизвестным причинам перешёл в педагогический. И правильно сделал. Это был настоящий педагог и воспитатель. Объяснял всё понятно, с отстающими занимался после уроков, для тех, кто успевал хорошо, вёл кружок. А на уроках была строжайшая дисциплина.
Нередко приходил в общежитие, и с ним можно было пообщаться на разные темы.
Уроки уроками, но была у Миши в душе и сердце тоска по родным местам, по друзьям, с которыми он пуд соли съел, по доброму Михаилу Фёдоровичу, который всегда по-отечески относился к ученикам, по Марии Тимофеевне, с которой он очень сдружился, и которая выдавала ему самые интересные книги.
Была у него боль по своим рано ушедшим родителям. Перед сном он часто вспоминал маму, её ласковые слова, прикосновения и объятия. Перед глазами являлся отец, который учил его разным мужским премудростям.
Иногда во сне приходила бабушка Анисья. И обязательно с гостинчиком.
Никак не укладывалось в голове Миши, как могла пропасть бабушка Наталья. Разные догадки терзали сиротскую душу, вопросы накатывались один на другой, как снежный ком. И кто бы мог дать ответ?
Кормили в детдоме три раза в день, но растущему организму всё время хотелось добавки. Утренняя каша и стакан чая с кусочком хлеба усваивались быстро, и к обеду в животе урчало так, что, казалось, в классе было слышно.
В столовую бежали наперегонки, чтобы занять своё место и успеть к раздаче хлеба. Все ждали, что горбушка попадёт именно ему. Считали, что она больше и сытнее.
Вечером, как всегда, была та же пшённая каша или тушёная на постном масле капуста. Вместо чая иногда давали кисель с баранкой. Но и это счастье длилось недолго. Съедалось всё на раз-два.
Порой ребят навещали родственники. Не часто, но два-три раза в год бывали. Миша с завистью смотрел, как им привозили домашнюю еду, как гладили счастливчика по голове, как тайком, чтобы не видели другие, совали в карманы леденцы или пряники.
Тихон Семёныч приезжал иногда один, несколько раз – с Тоней и Лидой, которые к тому времени подросли и собирались поступать в Можгу. Раз наведалась тётка Варвара – крёстная Лизаветы. Миша её совсем не помнил, поэтому откровенного разговора не получилось. Молча посидели в саду, Варвара задала пару вопросов, поплакала, утираясь узгачком шалёнки, потом крепко обняла сироту и передала ему большой узел с гостинцами.
– Ты уж прости, Мишенька, что не приезжаю к тебе. Стара становлюсь, всё дома больше бываю. К тебе-то по пути заехала. Сват в Малой Пурге живёт, захворал совсем, просил приехать. Вот и вырвалась. Посмотри, что он тебе послал, Егорыч-то наш. Мёду корчагу да сыру самодельного.
Мише невтерпёж как хотелось скорее в свою комнату, развязать тяжёлый узел, удивить друзей да полакомиться всем миром. Но смирнёхонько стоял рядом с незнакомой ему тёткой и терпеливо ждал, когда закончится свидание.
Продукты, которые ему привозили, Миша всегда делил с друзьями по комнате. Так было заведено. Поэтому через день-два от той вкуснятинки и духу не оставалось. Да и как могли остаться шаньги или пироги, что пекла Елена Артемьевна. Их аромат привлекал друзей даже из соседних комнат.
Так же быстро разошлись пироги, творожные наливушки и сыр, привезённые крёстной. Вот только мёд решили сразу не есть. После ужина приносили в спальню по кусочку ржаного хлеба, тонким слоем покрывали их медком и блаженствовали…
Однажды к Ваське Бабинцеву, упитанному неповоротливому толстяку, из деревни приехала бабка. Она и раньше приезжала. Привозила внуку деревенские гостинчики. Только никто не знал, куда Васька их прятал. Ни в спальне, ни в кладовке, куда все складывали свои вещички, привезённых продуктов никто не видел. Все догадывались, что он прячет и ест тайком, но застукать жадину никому не удавалось.
На этот раз бабка отвела Ваську в самый дальний угол двора, где под раскидистой липой стояла видавшая виды скамейка, достала из котомки связку калачей, ковригу хлеба, бутылку молока, плотно заткнутую скрученной бумажкой, небольшой кусок солёного сала и ещё что-то увесистое.
В какой-то невероятно замызганной плошке она привезла творог, за который Васька сразу же и принялся, не забывая уминать калачи и запивать молоком.
Бабка о чём-то спрашивала внука, он утвердительно кивал головой, не переставая жевать и оглядываться по сторонам. Когда творог закончился, Васька принялся за мёд. Оказывается, в большом свёртке были медовые соты.
Закончив с трапезой, он вытер губы и оглянулся ещё раз. У крыльца стояли друзья-детдомовцы и внимательно наблюдали за едоком.
– Ты, Васька, хлеб-то припрячь. Тебе дня на три хватит. Ешь экономней. Да смотри, чтобы как в прошлый раз не получилось. Сопрут опять, останешься с носом и будешь на казённых харчах жить.
Бабкины уговоры сытый Васька уже не слушал. Довольный он сидел на скамейке и думал о том, что продуктов осталось много и теперь их должно хватить надолго. А куда припрятать, он знал. Было у него одно заветное место.
Когда бабка вышла со двора и направилась в соседнюю лавку, Васька решил разобраться со свои богатством, а потом выйти во двор к друзьям.
Ребята, будто поджидая его, двинулись навстречу.
– Вась, дай немного хлеба. Вон у тебя сколько. Целая коврига, – первым выдвинулся вперёд Вовка Баранов, невысокого роста щупленький паренёк. Было удивительно слышать просьбу именно от него. Ел он мало, столовской еды ему хватало. Бывало, что в его тарелках оставались и суп, и каша, чему всегда радовалась Лушка, помощница поварихи. Все остатки она таскала домой на откорм свиней.
– Ага, для тебя привезли, разевай рот шире, – огрызнулся Васька, но сразу замолчал. Из-за Вовкиной спины показались ещё трое.
– Давай, давай, раскошеливайся, жмот несчастный. Все делятся, один ты такой куркулистый. – Венька Губанов, по прозвищу Губан, приблизился к Ваське. – Куда в прошлый раз заныкал харчи, а? Все делятся, один ты – барыга.
Действительно, как-то повелось: всё, что привозили родственники, ребята ели сообща в спальне после ужина. Правда, по-честному: хозяину долю выделяли побольше.
Миша стоял в толпе ребят и мечтал о том, как ему перепадёт горбушка хлеба. Именно горбушка, как он и любил. А если Васька даст и медку… Ну, хоть ложечку, хоть сотинку, чтобы тонким слоем размазать по горбушке или немного подержать во рту. Он ещё помнил домашний мёд: дед Степан держал за огородом несколько ульев.
Тем временем Ваську продолжали уговаривать и стращать, но он стоял на своём. Знал, что бить не будут. За это в детдоме наказывали строго.
Когда обладатель съестных припасов понял, что делиться придётся, он неожиданно предложил:
– Отдам хлеб тому, кто выпьет целый чайник воды.
На эту тему ребята спорили не раз. Вечером в спальню дежурные приносили чайник с водой. Чтобы не бегать всякий раз в столовую.
Иногда рассуждали, можно ли насытиться водой и можно ли выпить за раз целый чайник?
Вот Васька и вспомнил эти разговоры.
– Ну, кто выпьет? – оглядываясь по сторонам, спросил он. – Что, нет желающих?
Желающих не было. Пробовали подростки и не раз, но больше двух-трёх кружек осилить не могли.
«А что, если попробовать, – мелькнуло в голове, – попытка– не пытка».
Миша вышел вперёд.
– Я выпью. А с тебя – хлеб и мёд, – произнёс он решительно. – И без обмана.
– Только пусть попробует. – Губан поднёс Ваське кулак под нос. – Вот. Видел? А ты, Миш, как? Сможешь?
Миша не ответил. Он не был уверен. Но решимости ему было не занимать.
– Давай, неси.
Кто-то из пацанов ринулся в столовку и притащил чайник. Чтобы убедиться, сколько в нём воды, Васька поднял крышку.
– Давай.
Чтобы не привлекать внимание посторонних, все отошли к забору. Васька чувствовал себя хозяином положения. Скрестив руки на груди, он уставился на Мишу.
Первую кружку испытуемый выпил махом, вторая пошла так же легко. Третью пил мелкими глотками.
Друзья стояли рядом и наблюдали.
«Надо выпить, надо, – желание выиграть целый каравай домашнего хлеба было нестерпимым. – Вот уже меньше половины чайника осталось».
Миша видел, какими глазами смотрели на него друзья. У всех было одно желание, чтобы он выиграл, чтобы доказал этому жадине Ваське…
Последние глотки давались с трудом. Всё! Победитель перевернул кружку и бросился в дальний угол двора.
Через пару минут вернулся, и его покрасневшее лицо выдавало, как нелегко пришлось страдальцу, через какое испытание довелось пройти. Но он победил! Он выиграл целый каравай свежего ржаного хлеба.
Друзья радостно обнимали его, хлопали по спине, и только Васька Бабинцев с сожалением поглядывал на бабкин гостинец, с которым ему приходилось расставаться.
Хлеб поделили поровну, а Мише досталась большая горбушка, о которой он так давно мечтал.
Этот случай из детдомовского полуголодного детства Михаил вспоминал не раз. Уже став взрослым, заимев семью и детей, он не мог забыть того чувства, которое испытал тогда, будучи сиротой.
***
Три года пребывания в детском доме подходили к концу. Пятнадцатилетний Миша уже твёрдо знал, куда пойдёт учиться дальше. Только в Можгу в лесохимическую профтехшколу. Он уже знал, какие предметы будет изучать, сколько лет там надо учиться, какие специальности получают выпускники школы.
Михаил Петрович был доволен успехами своего ученика, которому предмет давался легко. Он и посоветовал продолжить учёбу именно в Можге. Даже на будущее помог определиться. В соседней области был лесохимический техникум. Там можно было получить среднее специальное образование, Можгинская школа его не давала.
Встреча с таким педагогом, данные им знания, его мудрые наставления помогли Михаилу определиться в жизни на многие годы вперёд.
На снимке: Пророко-Ильинская церковь в с.Ильинское Мало-Пургинского района
Удмуртии
Продолжение:
http://proza.ru/2020/04/10/1947