Алиса Алисова
НЕНАЧАВШИЙСЯ ДОЖДЬ
Первый весенний дождь пытался идти. Точнее — пытался начаться. Она сидела на окне и в приоткрытую щелку нюхала помокревший холодный воздух, который пах чем-то близким к раскрывающимся почкам. Редкие капли падали на подоконник со стуком. Казалось, вот-вот — и начнется настоящий дождь, распахнется навстречу ему окно, вздохнется совсем иначе — и уйдет томительность этих непонятных времен; все освежится, отряхнется, очистится и оживет. Но этого не случилось. Даже дождь не начался. И редкие капли оказались не предвестниками дождя, а какой-то болезненной и неудачной попыткой, заранее и очевидно обреченной на провал. Она этого не поняла — и безмятежно отошла от окна — «не начнется сегодня — случится завтра; но непременно будет!» В другое время это, пожалуй, умилило бы и тронуло как нечто детски-прелестное. Но сейчас казалось наивно-глуповатым, а потому немного — совсем немного! — раздражало. Никогда и ничего не случится и не произойдет, а ее неосознанная вера — нет, не вера, а какое-то знание, что ли, — что прекрасное всегда сбывается (потому оно и прекрасно!), вызывали слегка неприязненное чувство — так смотрят на дурака, которого по доброте душевной предостерегают от надвигающегося монстра, а он только смотрит на вас и улыбается, — и, конечно же, он пропадает в лапах непонятного чудовища — все с той же ничего не понимающей улыбкой. И только последняя, предсмертная, гримаса искажает вдруг его недоуменное лицо. И на немой вопрос «за что?» — хочется зло бросить: «да дурак потому что!». Она вздохнула. В глубине комнаты было тепло и уютно, словно светило обещанием. Она подошла к компьютеру — он тихонько шуршал, как живое существо. Она села рядом и слушала. Но в этой монотонности ничего нельзя было услышать. Ей стало грустно. Она задремала. Уже всякие мечтания, вера или как угодно неназываемое — перестали ее тревожить и тихо уплывали вдаль, растекаясь легким туманным облачком, сливающимся с горизонтом. Сердце успокоилось, и воздуха на вдохе уже хватало. И она, такая смирная и смиренная, снова казалась себе милой, чудесной и даже любимой. Она почувствовала перемену настроения — и согласно и равнодушно посмотрела наискось. Однако окна не было видно, и она переместилась, но в другое место: к окну, открытому на застекленную лоджию с уже выставленными на нее закручивающейся спутанными тонкими и высокими стволиками драценой и прочей цветочной зеленью. Никакого начинающегося дождя не было. На лоджии было хорошо, и вдруг ощутился дом. Она успокоилась совсем — и мысли потекли ровно, бесконечно повторяя один и тот же ритм. «Дождь, конечно же, еще будет. Надо подождать — может быть, несколько дней. Или недель. Но ведь в этом нет ничего необычного или, уж тем более, трагичного.» И она была совершенно права. И странные чувства, вызванные неначавшимся дождем, исчезли — будто и не бывало их. И только она знала: на самом деле их смыл холодный дождь, который незаметно, но верно сделал свое дело, а потому ему совершенно не было необходимости проявляться явно. Не все явное — суще. И не все сущее — явно. И от этой мудрой мысли ей стало легко и свободно, и она почувствовала, как прохладный и мокрый, с весенними дразнящими ароматами, воздух вливается в грудь, наполняет легкие, тело — и она вдруг, потеряв всякое земное притяжение, выпорхнула в приоткрытое окно — навстречу прекрасному холодному дождю, заждавшемуся ее.
И за окном хлынул первый настоящий весенний дождь.
….