Здесь меня зовут Джо. Я решил поменять даже имя. На всякий случай.
У меня был магазин оптики, который приносил достаточный доход, я был женат почти 15 лет. У нас была тринадцатилетняя дочь и свой домик с садом. Я не ждал многого от жизни, может чуть больше денег, которых всегда не хватает.
За границей я был только один раз - вместе с женой в Париже в свадебном путешествии, и последние несколько лет мы мечтали отправиться в круиз, даже паспорта были уже готовы. Но потом достаточно было малейшего препятствия, типа тёщи, которая вдруг заболеет, или дочери, которой нужен горный воздух, и все планы круиза переносились на следующий год.
В тот период в нашем городке были мелкие рэкетиры, которые, однако, не создавали больших проблем, если ты не позволял себя запугать. Чувствовалось присутствие полиции и государства, пусть и непостоянное. Потом было затишье, и я не заметил, что в это время пускала корни сильная мафиозная группировка, и когда какой-то тип пришел требовать у меня дань, я выкинул его пинками из своего магазина. Каюсь, у меня аллергия на подобных типов, не могу сдержаться и становлюсь ещё более жестоким, чем они. Ничего смертельного не произошло, и я думал, что всё закончилось тем, что этот мелкий преступник пошёл зализывать себе раны.
И вот, однажды утром я, как обычно, выезжаю на машине из гаража, нажимаю кнопку пульта управления и замечаю, что двери гаража не опускаются. Разрядилась батарея, думаю. Выхожу из машины, иду в гараж и опускаю жалюзи изнутри вручную. Я сразу понял, что кто-то пытался дверь взломать и ночью залезал внутрь для какого-то тёмного дела. И в самом деле, как только я опустил жалюзи, машина взорвалась...
Меня спасла дверь гаража. Закрывая её изнутри, я оказался как бы за щитом и не пострадал от взрыва. Дверь не обрушилась и не сорвалась с петель, и я вышел из гаража цел и невредим. Для тех, кто покушался на меня, я, конечно же, должен был находиться в машине, точнее в той груде металла, которая от неё осталась.
Это не было предупреждением, они могли бы просто разгромить мой магазин, когда в нем никого не было. Они хотели совершить убийство, чтобы сразу показать всей округе, что всё очень серьезно, и с этого момента они хозяева города, кто осмелится выступить против - кончит плохо.
В бешеной спешке я забрал все наличные из дома, запихнул самое необходимое в рюкзак и убежал, не дождавшись даже, когда моя жена вернется из магазина. Я только черкнул ей пару слов и оставил записку на кухонном столе: «Дорогая, не волнуйся. Со мной всё в порядке. Я позвоню тебе, как только смогу».
Выйдя из дому, я сразу позвонил в банк и предупредил, что должен снять со счета значительную сумму, и сел на первый же автобус, который уезжал из города. При первой возможности я позвонил жене и постарался убедить её как можно скорее приехать ко мне в Рим, в дом моего брата, который он обычно сдавал, но в тот момент он оказался, к счастью, пуст.
Она была в шоке - у гаража моя развороченная машина, дом кишит полицейскими. Но моя жена никак не могла осознать смысл происходящего и принять правильное решение. Она даже думала просто переехать к своей сестре, жившей в нескольких километрах от нас. Вот уж точно, у них не было бы проблем отыскать её там…
Утром, в Риме, выхожу из квартиры моего брата, спускаюсь на лифте на первый этаж, открываю дверь и вижу напротив физиономию, которую узнаю в ту же секунду. Я не дал ему времени вытащить пистолет. Я сам удивился, до чего я быстро отреагировал, а ведь в спортзал не ходил уже многие годы. Я схватил его за шею так, что он чуть не задохнулся, и стукнул несколько раз головой о стеклянную дверцу лифта. Наверное, страх и отчаяние превратили меня в Рэмбо. Потом я быстро вышел и убедился, что за воротами был еще один на мотоцикле, несомненно сообщник. К счастью, на улице было полно прохожих, и я быстро растворился в толпе.
Значит, они разузнали адрес моего брата. Ну, тогда и на Луне мне было не спрятаться от них. Похоже, я устроил что-то из ряда вон выходящее! Позже я узнал, что отправил в больницу одного из сыновей босса местной мафии. Я сломал ему несколько ребер.
После этого я не мог больше надеяться на скорое воссоединение со своей женой, она тоже была в опасности. Пока же я только и делал, что звонил ей и уговаривал закрыть магазин и как можно скорее уезжать из дома. Мы могли бы оставаться на связи через родственников или друзей, а потом встретиться в каком-нибудь укромном месте.
Жена настаивала на том, чтобы я обратился в полицию, но я не доверял никому. Я был поражен быстротой развития событий. Единственное, что я хорошо понимал, так это то, что надо стать неуловимым и убежать как можно дальше от этих бандитов.
Я решил перевести некоторое количество денег в Швейцарию. Я мог бы попросить отправить мне их из Италии, но если банк знает, куда их отправлять, это узнает и полиция и, конечно же, мафия, так как у них везде есть информаторы. Я был в состоянии сильной паранойи и повсюду видел информаторов, преследователей и мафиози.
Я решил, что лучше перевезти деньги самому. Конечно, был риск, что на границе отберут наличные, которые превышают разрешенные двадцать миллионов лир. Мне пришлось подождать пару дней, пока один из римских филиалов выдал мне деньги. Все это время я спал в пансионате для иммигрантов. В установленный день утром я пошел в банк, снял наличные, сел на автобус, потом на поезд и прибыл в Киассо. Оттуда я добрался до Швейцарии, пройдя пешком по горе Монте Дженерозо, что в долине Валь д’Интелви, рядом с озером Комо. Один мой школьный друг, переехавший в Милан, подсказал мне, как это сделать.
Я поднялся на гору после двухчасовой прогулки, если можно так выразиться, и нашел линию и знак на земле, который указывал: Италия-Швейцария. Там не было таможни, не было ничего. Только ресторанчик и станция поезда, по-моему, нарочно расположенные на швейцарской стороне.
Моя жена не хотела приезжать ко мне. Приводила смешную причину: дочка должна была участвовать в школьном спектакле – они не могут сейчас уехать. А потом я не смог с ней связаться. Я узнал, что жена и дочь вошли в систему защиты свидетелей и всё. Я даже не представлял, в чём она заключается, эта защита. Некоторое время они не могли давать о себе знать. В тот момент было слишком опасно высовываться.
Один друг, который имел кое-какие связи с преступным миром, посоветовал мне постоянно менять местонахождение, так как эти бандиты могли вычислить меня через телефонные разговоры. Покинув Швейцарию, после разных перелетов и пересадок я, сам не знаю как оказался в Джакарте в Индонезии. Европейские страны я отбросил из-за дороговизны и большей вероятности быть обнаруженным.
Индонезия - одна из самых густонаселенных стран в мире, в ней 200 миллионов жителей, только в Джакарте живет 9 миллионов. В Индонезии примерно 12000 островов, даже мафии не по силам осмотреть все.
Тем временем из обрывочной информации, которую мне удавалось добыть из телефонных разговоров с родственниками, я понял, что вроде бы моя жена и дочь должны были поехать в какое-то местечко в Соединенных Штатах, где жил один из родственников, и где мы могли бы воссоединиться. Насколько я потом понял, для таких случаях, как мой, есть соглашения между США и Италией.
***
Джакарта: бесформенный поток бетона между более-менее приличными домами и лачугами. Грязь и сумасшедшее движение на дорогах. В метро нет освещения. Когда въезжаешь в туннель, оказываешься в полной темноте. Некоторые залезают на крышу, чтобы не платить за билет. У вагонов нет дверей. Всё нараспашку. Попрошайки проходят один за другим. По вагону все время идут дети с переносным караоке, слепые, калеки. Хуже, чем в метро в Риме. Есть квартал с дешевыми гостиницами, куда приезжают немногочисленные туристы, Джалан Джакса, но это ни что иное, как перекресток с четырьмя интернет-кафе. Там есть море, но очень грязное. Напротив – острова. Вот острова красивейшие!
Через несколько дней я переехал в Богор, небольшой центр примерно с 800.000 жителей в 80 км от Джакарты. В Индонезии города обычно намного населённее. Здесь было хотя бы легче передвигаться, пешком или на мопеде. Я сразу же пошел в банк, завел сберкнижку и попросил сейф. И затем я нашел себе спокойную комнату в маленьком пансионе, где даже готовили еду, и всё было очень дёшево.
За исключением Джакарты и некоторых туристических мест, в Индонезии нет дорожного освещения. Нужно ходить с фонариком или приходить домой до темноты. Движение есть только пока работает рынок. При свете фонарика я видел только людей, спящих на картонных коробках.
В Богоре я мог думать о том, чтобы остаться надолго, поскольку от моей жены не приходило ничего определенного. Это одно из тех мест, где делаешь покупки, возвращаешься в комнату, ешь и выживаешь. Однако и там я выдержал недолго. Вместе с туристами, с которыми познакомился на месте, я арендовал микроавтобус с водителем, чтобы пересечь Яву от северного побережья до южного. Я представлялся как Джо и изображал из себя такого же туриста, как они. Я рассеянно раздавал улыбки и участливые взгляды и делал вид, что слушаю комментарии гида.
В микроавтобусе мы поднялись на высоту свыше 1000 метров и оказались на полдороге между северным и южным побережьем Явы, в деревне под названием Гарут с термальными источниками возле вулкана. Здесь я попрощался со всеми и оставил их продолжать путешествие без меня. Просто был не в состоянии делить компанию с отпускниками. Их вопросы действовали мне на нервы: «На сколько дней остановишься? Кем ты работаешь? Почему путешествуешь один:». И потом, чего я не выношу совершенно, так это того, что за границей, как только говоришь, что ты итальянец, тебе сразу отвечают «мафия». Мафия является частью Италии, как пицца и спагетти. Мы на это уже даже не обращаем внимания. Мы замечаем терроризм в чужом доме, но никто не замечает, что уже больше 60 лет в Италии мафия устраивает бойни и теракты.
Я провел в Гаруте почти месяц. Днем я бывал в термальных бассейнах с купающимися мужчинами в одной их половине и женщинами в другой. Я даже не знал, что в Индонезии почти всё население - мусульмане. Вечером я принимал термальные ванны в своей комнате. В каждой гостинице были комнаты с горячей вулканической водой и ванной. За всё - 5 долларов за ночь. Естественно, мне приходилось беспокоиться о деньгах, которые я тратил, ибо я не знал, сколько продлится моё бегство.
Комнатка в Гаруте не была верхом роскоши, она была совершенно пустая, не было даже сеток от комаров. Я решил подождать с месяц, а потом попытаться воссоединиться с моей женой. Меня пугала мысль о том, что я нахожусь в 12000 километрах от дома. Я сидел в ванне часами потому, что это помогало мне снять напряжение. Пытался привести в порядок мысли, но я ещё не вышел из того кошмара. Слишком сильным и неожиданным был мой отрыв от привычной среды, от семьи.
Ещё я совершал очень долгие прогулки, чтобы успокоить нервы и снять стресс, накопившийся со дня моего побега. И даже пейзаж, казалось, был создан для расслабления, глаз, что называется, отдыхал: повсюду один и тот же ландшафт - посадки риса и вулкан, отражающийся в топях.
Контакт с моими родными осуществлялся только через общих знакомых, каждый раз новых. Однажды до меня дошло известие о том, что моя жена не хочет больше жить вдали от дома. Вместе с дочерью они храбро, а скорее безрассудно вернулись домой. Впрочем, жена не думала, что эти преступники предпримут что-либо против нее из-за нанесённой мной обиды. Это не была разборка между кланами, это было личное дело - моё и сына босса, который не смог забыть избиения.
Полиция гарантировала ей защиту и присутствие патруля перед домом. Но, несмотря на это, однажды к ней подослали мальчишку, играющего неподалёку, и предупредили, что счеты со мной ещё не окончены. Видимо, мафиози соблазнили его каким-либо подарком, чтобы он произнёс фразу, смысла которой даже не понимал.
Но в такой ситуации стараешься жить тем, что есть. Потеря связи с семьей повергла меня в самую черную тоску, иногда мне казалось, что я не выдержу. Я испытывал бессильную ярость. Что делать? Вернуться в Италию и жить под специальным присмотром? Я подверг бы большему риску моих родных, и мы бы жили в постоянном страхе взлететь на воздух все трое.
Мне ничего другого не оставалось, как только ждать, но я сам не знал, чего и когда. Время само должно было подсказать мне решение. Но пока – полная темнота.
Разлука с семьёй и невозможность хотя бы предположить, когда её увидишь, так подсекли меня, что я впал в глубокую депрессию. Я чувствовал бессильную ярость, но должен был смириться с необходимостью продолжать жить в этой абсурдной ситуации. Кто только знает, сколько?!
Конечно же, я не дал никому адреса своего пребывания. В случае чего звонил сам. Я был на другом конце света. Станет ли моя жена ждать меня или найдёт себе любовника? Это было возможно, потому что она была очень привлекательна. Я начал изводить себя, думая о возможных претендентах, о наших знакомых, которые могли бы воспользоваться ситуацией. В конце концов я приходил к мысли, что любой мужчина мог её утешить с удовольствием, поскольку я был в ссылке и неизвестно, когда бы вернулся, учитывая факт, что мафия ничего не забывает и не прощает.
Выброшенный из привычного круга и в условиях изоляции, человек начинает набрасываться на себя самого и причинять себе ещё большую боль. В паранойе и измышлениях твой рассудок работает сам по себе и часто против тебя, и ты создаёшь себе самые настоящие ментальные фильмы, которые переживаешь очень болезненно.
«Моя жена меня возненавидит, - думал я, - она проклянет меня за то, что я устроил». Я спровоцировал серию ужасных последствий, за которые всё ещё чувствую свою вину. Моя дочь наверняка получила психологическую травму. Если бы я смирился, как многие другие, сейчас я бы был дома и помогал ей делать уроки, и оплата дани мафии была бы ценой за спокойствие семьи, еще одним из многочисленных налогов на мирную жизнь.
Я проводил целые дни, закрывшись в номере пансиона, и не видел и не слышал ни души. Однажды мне даже показалось, что я слышу голос жены и дочери в соседней комнате. У меня почти начинались галлюцинации!
Я мечтал начать все заново с того дня, как мы расстались, что бы ни произошло во время разлуки, так, словно этого кошмара никогда не было. Время как бы остановилось для меня в момент взрыва. Как фильм, я прокручивал свою жизнь назад к тому моменту, когда ни о чём не подозревая за несколько секунд до взрыва я выходил из гаража, чтобы ехать на работу. Думал я и о том, что моей жене неплохо было бы немного посидеть на диете. В общем, все мои мысли крутились возле того небольшого участка улицы,от моего дома до магазина, откуда я сбежал и куда хотел скорее вернуться. Мне было наплевать на Индонезию с её вечным летом, морем, островами, вулканами, с её природной красотой.
Я узнал, что от нашего дома в Италии отозвали машину наблюдения, потому что полиция посчитала, что пока я не вернусь, мои близкие не подвергаются опасности.
Кроме всего прочего, существовала проблема, как занять время, чтобы не сойти с ума. Практически неограниченное количество свободного времени. Иногда я присоединялся к какому-нибудь туристу. Думаю, он сразу чувствовал во мне что-то странное. У меня не было той энергии туриста, который попадает в необычное место и с энтузиазмом проживает всё, что ему встречается.
К счастью, чтение помогло мне занять дни, хотя частенько я читал, а мысли были в другом месте. Я подбирал итальянские книги, оставленные проезжающими туристами, и книги на английском языке. Я прибегал к помощи словарика и иногда тратил две недели на одну книгу. И бывало, не понимал ничего даже после прочтения.
Мне не хочется перечислять одно за другим места, где я побывал. Несколько раз я был в Малайзии. В моем распоряжении всегда была приличная сумма, которая позволяла мне неожиданно покидать страны. Я разъезжал без цели, был вынужденным туристом. В такие моменты лучше жить тем, что тебе встречается, иначе впадёшь в такую апатию, из которой и не выбраться.
Ты должен создать себе жизнь и здесь, завести друзей, придумать развлечения и интересы, даже если и страдаешь, от того, что оторван от своей среды и семьи и от мысли, что и твоя жена могла бы точно так же создать себе жизнь без тебя.
Меня душила ревность, но в то же время мне не хватало женщины из плоти и крови, простого физического тепла. В Малайзии об этом нечего было и думать. Религиозная полиция охотится за теми, кто ходит налево. Особенно за замужними женщинами, которые изменяют мужьям. Некоторые даже кончают жизнь самоубийством, только бы не попасть в руки этой полиции. Как-то раз я побывал в купальном центре. Одни мужчины! Немногочисленные женщины, одетые в черное, ныряли полностью одетые, и даже туристки обматывали полотенце вокруг талии, потому что чувствовали себя неловко.
Место, где я оставался дольше всего - это Пандагаран, на южном побережье Явы, в Индонезии. Население здесь спокойное. Зарабатывает немного на местных туристах. Приличный пляж. Море чистое и есть много мест, где можно дешево спать и есть. Полупансион за 3 доллара. Там было агентство, куда я отдавал паспорт, и через несколько дней он возвращался ко мне с визой, продленной ещё на 2 месяца. Вообще-то этого нельзя было делать, но поскольку я был европейцем, особенного контроля не было. Предполагалось, что я турист. И потом - я платил!
В долгие солнечные дни я рыбачил в бухточках. Заплывал на лодке в лес по реке и иногда натыкался на каких-нибудь иностранных туристов. Там есть только маленькие бары, где можно выпить немного пива, и больше ничего. Нет дискотек или чего-нибудь подобного. Кроме пляжей, здесь ничего нет. В первое время я спал ужасно много. Или часами смотрел на летающих чаек. Иногда спал в лодке, стоящей на якоре в бухте. Утром я просыпался с чайками и видел из лодки восходящее солнце.
Там я смог оценить эти вещи, ведь ничего другого не было. Какое удовольствие видеть, как восходит солнце!
Я ходил на рыбалку один. Иногда я дарил рыбу какому-нибудь ресторану и ел в нем бесплатно. Каждый день я ел рис и рыбу. О свинине здесь говорить не приходится.
В здешнем воздухе было что-то такое, что я не могу объяснить. Я почти потерял ощущение времени.
В конце концов, я почти выучил индонезийский язык! Он очень легкий. На нем говорят и в Малайзии. Читается так же, как и пишется, как в итальянском. Грамматика очень простая. В нем нет будущего и прошедшего времени. Прошедшее время образуется с помощью слова «до», будущее с помощью слова «после». Они создали простой официальный язык для страны, где говорят на 50 разных языках.
Люди, которые там жили, всегда обращались со мной хорошо, приглашали на все свои праздники и свадьбы. Во время праздника они веселятся вовсю, из них брызжет такая энергия и радость, что иногда мне даже становилось неловко. Я чувствовал себя чужаком из страны, где люди недоверчивы и неспособны испытывать простые чувства и радоваться даже самому малому. А в местных жителях ощущаешь наивность, простоту и детскую невинность, а может быть, доверие к миру и к людям, которое мы утратили. Они вовсю старались развеселить меня и вовлечь в их группу. Мне принесли поднос с жареными бананами и какой-то домашний пирог из яиц, кокосового ореха и корицы. Типа фаршированного омлета. И всё время задавали мне вопросы, чтобы я не чувствовал себя одиноким.
Гостиница, где я поселился, как будто вышла из Диснейленда. Сад со сказочными сооружениями, одно не похоже на другое. Из своей комнаты я входил прямо в бассейн, сделанный из камня со стеклянными фонариками в форме бабочек. Унитаз в туалете выглядел как стул в стиле либерти. Я не сразу смог его найти в этом камуфляже! А в другой раз я сел почитать в саду под навесом, тут же пришла горничная спросить, что я бы хотел поесть. Это был ресторан!
В этой гостинице я тайно встречался с одной вдовой, 34-летней мусульманкой, которая работала дежурным администратором в гостинице. Поскольку она была вдова, ей дозволялось разговаривать с другими мужчинами. Конечно, она не могла гулять с мужчиной по пляжу рука в руке, но мне было хорошо и без этого. Она носила джинсы, майку с длинными рукавами и на ногах - сандалии. Роста немного выше среднего, с большими чёрными глазами, почти как у индианки, ведь она тоже была смешанных кровей, с плавными движениями, как у всех восточных женщин, но всегда с покрывалом на голове и шарфом на шее, который иногда закрывал половину лица.
Меня принимали за сумасшедшего, когда я говорил, что живу здесь уже многие месяцы, потому что, в конце концов, каждый турист устает от этой экзотики, проживает свои три дня и сматывается. Но я не был туристом, который тратит всё напропалую за пару недель своего пребывания. Я должен был рассчитывать свои средства. В Пантагаране туристов меньше, так что там я тратил самую малость и жил очень даже неплохо.
Мое состояние трудно объяснить. Я был катапультирован за 12000 километров, прочь от моей семьи, которая до сих пор была моим единственным смыслом жизни.
И всё-таки в определенные моменты мне было хорошо. Я почти стыдился этого.
Местные нравы все же меня удивляли: одна австралийка вызвала скандал, потому что ходила в бикини даже в супермаркет. Её заставили прикрыться. Здесь туристку, которая гуляет одна, могут остановить и, если она не замужем, спросить, почему она ходит одна. Для них одиноко путешествующая женщина уже достойна порицания. И уж конечно та, которая входит в бикини в супермаркет. Эта австралийка просила меня сопровождать её в Пантагаране. Она не чувствовала себя свободной ходить, куда захочет.
Потом мне пришлось сбежать ещё раз. Не от мафии. От Пандагарана. Однажды вечером вдова пришла вся запыхавшаяся и сказала, что я должен немедленно бежать. Она очень серьезно поспорила с братом своего покойного мужа, поэтому нам грозило быть арестованными. Кто-то раскрыл нашу связь. Я тут же понял, как сильно рисковал. Я ведь был ещё и христианином, неверным в их глазах. Моё слово здесь ничего бы не стоило. И закон был на их стороне.
У нас были только мимолетные, быстрые встречи. Мы почти не знали друг друга, и нам было не о чём говорить. Иногда она делала мне массаж или стригла ногти на ногах. Я бы предпочел смыться один. Но она, рыдая, умоляла меня взять её с собой. Она боялась жестокой мести мусульманина. Он, возможно, убил бы её, издевался б или отправил бы в тюрьму, поэтому я не смог оставить её. Однако и я рисковал погибнуть, так как становился соучастником побега.
Настоящая насмешка судьбы – убежать от мафии и оказаться прибитым мусульманином. Мы бежали глубокой ночью в направлении Йогиакарты, которая находилась в 200 километрах. День путешествия на микроавтобусе, три часа на катере по реке и ещё один автобус.
Йогиакарта - это место, довольно часто посещаемое туристами, в этом анклаве ты забываешь, что находишься в мусульманской стране. Вечерами мы ходили ужинать в ресторан у основания храма Борободур, уникальное, прекрасное место, охраняемое Юнеско, там каждый вечер устраивают театральное представление.
У моей женщины все время был печальный и покорный вид. Я задумывал бросить её под каким-нибудь предлогом, но знал, что потом бы почувствовал себя последним мерзавцем. Я прекрасно понимал её драму. Как и я, она оказалась выдернутой из своего мира, из своего дома, из привычного хода вещей. Я должен был бы испытывать чувство единства с ней, а я иногда просто ненавидел её из-за того, что она была у меня камнем на шее, и из-за неё я вновь был в бегах. И ещё больше я ненавидел её за то, что она принадлежала тому миру мусульманской ментальности, который заставлял меня бежать. Я еле её выносил.
Она, очевидно, чувствовала, что из-за нее я серьезно рисковал и до сих пор рискую. И она делала всё, чтобы не быть мне в тягость. Но за её видимой пассивностью чувствовался далеко не покорный характер. Стоило только сделать ей малейшее замечание, посоветовать быть более раскованной, более спортивной, более открытой и менее «мусульманкой» и снять, наконец, этот платок с головы и надеть шорты, чтоб не выделяться из толпы туристов, она сразу обижалась и замыкалась в себе. Я ненавидел эту её закрытость. Любая другая женщина, видя во мне своего спасителя, вела бы себя более покладисто. Мы общались с ней, как общаются две стены, больше жестами и взглядами, поэтому наши беседы с ней не отличилась особым блеском.
Если бы мы были в полной безопасности, я бы избавился от неё. Я только ждал подходящего момента. Я думал, дам ей выходное пособие, а там пусть сама думает, как жить. Я должен был позаботиться о себе самом. Не хватало ещё и за других переживать…
Однажды вечером в гостинице мы услышали, как кто-то возбужденно разговаривал возле стойки администратора. Она узнала голос деверя. Как, черт побери, он отыскал нас? К счастью, управляющие пансиона не позволили ему подняться.
Тогда я предложил ей поговорить с ним. Может быть, он перестал бы нас преследовать. Иначе он вечно наступал бы нам на пятки. Я увидел её подавленное лицо. Это было бесполезно. Я был тоже впутан в это дело и не мог оставить её на милость рассвирепевшего психа.
С помощью администратора мы в 2 часа ночи вызвали такси без номеров, и ждало оно нас на другой улице. С третьего этажа мы перебрались на крышу гаража и оттуда, рискуя переломать кости, спрыгнули на улицу, к счастью, отделавшись лишь лёгкими ссадинами.
Мы решили уехать на Бали. По крайней мере на Бали индуизм и меньше ограничений. В Индонезии есть только два немусульманских места. Одно из них - Бали. Второе - печально известный христианский Восточный Тимор. В многолюдном месте нас было бы труднее обнаружить. Кроме того, в обществе иностранных туристов мы могли чувствовать себя более защищенными.
На следующий вечер мы прибыли на остров Бали и оттуда на автобусе доехали до Куты, самого известного селения на острове. От парома до гостиницы, примерно 120 км, автобус шел 5 часов! После ночи и дня путешествия мы приехали обессиленные и зашли скорее в первую же гостиницу, даже не оглядевшись.
Утром мы пошли завтракать, но к нам не подошел ни один официант. Мы попытались выйти, но нам преградили путь. Всё закрыто! Кухня тоже была закрыта! Запрещено идти в бассейн. Шторы в комнатах задернуты. Никакого движения на улицах. Призрачное молчание. Полиция получила задание контролировать, чтобы никто не выходил из гостиниц и домов. Даже международный аэропорт был закрыт.
И всё это из-за того, что один раз в год злые духи возвращаются на Бали, и чтобы они ушли, нужно заставить их поверить, что остров необитаем.
С ума сойти. Один из служащих гостиницы сжалился над нами и приготовил нам простой рис без приправ. Мне казалось, я попал в мир сказок, в примитивный и заколдованный детский мир.
На следующий день - воскресение! Повсюду всевозможные развлечения. В воздухе полным-полно бумажных змеев. На Бали постоянно дует ветер. Смотришь в небо, а там кружат бумажные змеи. Бали - это непрекращающийся праздник. Ничто в мире не может с ним сравниться.
В тот вечер мы увидели толпу людей, которые любовались закатом на пляже Куты. Мне никогда ещё не доводилось видеть, как кто-то лез на дерево, чтобы увидеть закат.
Иностранцев, приезжающих сюда, сразу захватывает эта атмосфера, этот любопытный симбиоз между природой, магией и людьми. Это индуизм. Для них всё живое, даже растения, имеют душу.
На Бали правят духи. Дух дождя, дух птиц, моря, дерева. И значит, каждый день праздник. Утром видишь девочку из гостиницы, которая собирает банановые листья, начинает их сворачивать, делает корзинки, готовит сладости, потом готовит напитки, кладет сверху цветочек и предлагает в дар маленькому храму. Так она отгоняет злых духов и …привлекает мышей, чувствующих съестное.
Для каждого события есть своя церемония. Они всего опасаются, потому что всегда найдется какой-нибудь дух, готовый устроить им веселенькую жизнь.
В индуизме народ подчиняют с помощью системы каст. Высшая каста – это каста браминов, которые для контроля над другими кастами используют духов, как пугало.
Моя спутница сразу же поменяла удостоверение личности, купив водительские права с другим именем. 20 долларов! А ведь она не умела ездить даже на велосипеде. В гостиницах она регистрировалась под новым именем: Ни. Она стала балийкой. Поначалу она всё время чувствовала себя немного не в своей тарелке. Ещё и потому, что впервые оказалась вне мусульманской среды. Говорила она всегда очень мало.
Но я её почти не узнавал, когда она надевала короткие брючки (в конце концов я смог убедить её!), мы шли гулять и разглядывали витрины магазинчиков, передвижные лотки с безделушками местных ремесленников.
Странно, но раньше я не замечал, какие у неё красивые ноги, как она изящна, и какие у неё изысканные манеры. Мне казалось, что она стала гораздо красивее, и, конечно, более непринужденной. Мне нравилось ходить с нею рядом.
На Бали я как будто в первый раз увидел её. Я никак не мог взять в толк, как могло произойти с ней это превращение, похожее на чудо. Видимо, в её среде я приравнивал её к другим мусульманским женщинам и относился предвзято.
В ней, однако, была одна странная черта. Я мог бы сказать даже, две личности в одной. С одной стороны, эта её строптивость, о которой я уже упоминал, с другой стороны, невероятная чувствительность. Она легко воодушевлялась по пустякам и так же легко впадала в уныние. Я начал смиряться с этой особенностью её поведения, которая, по всей вероятности, была ничем иным, как формой защиты ее гордости и внутреннего мира.
Иногда, поскольку мы жили вместе, я почти путал её со своей женой. Особенно утром, когда в дрёме я чувствовал её тело рядом с моим. И тогда ко мне возвращалось чувство вины...
Мы были парочкой, каких много. На Бали девушки-мусульманки ведут себя довольно свободно. Они без проблем общаются с западными туристами. Часто они образованны и сбегают из своих стран, полных всяческих запретов.
Однажды вечером на пляже, в нескольких метрах от нас мы увидели еще одну пару. Ей под 50. Стройная женщина, ещё привлекательная, была в компании молодого человека, который мог бы быть ее сыном. Они начали целоваться с таким увлечением, что казалось, вот-вот займутся сексом.
Ни испытывала неловкость, но не осмеливалась протестовать. Если бы она могла решать, мы бы сразу ушли оттуда. Но поскольку до сих пор я подстраивался под исламские обычаи, теперь была её очередь уступить мне и, мы остались. В моих глазах эта сцена на фоне моря и пляжа на закате выглядела довольно поэтично.
Потом мы подружились с этой парой и они пригласили нас на свою виллу в Убуде, местечке в глубине острова, где все обитатели - люди искусства.
В Убуде есть курсы всего: резьбы по дереву, скульптуры, живописи. Можно научиться делать бумажных змеев и благословлять их. Приезжие живут в гостиницах, которые нетрудно спутать с храмами, окруженные рисовыми полями. Эту панораму можно наблюдать из баров со столиками на деревьях.
Французская пара, наши новые знакомые, жила на вилле в балийском стиле. Большое крытое патио без стен и огромные кровати с сетками от комаров. Казалось, что дом разбросан по саду. Тут комната, где-то там - кухня. Был даже небольшой искусственный ручей, который пересекал комнаты. Наши хозяева использовали маленькую модель лодки, на ней они посылали друг другу записки из одной комнаты в другую. В конце сада на склоне, были расположены уступы для выращивания риса, и там по ночам загоралось освещение в воде, прямо между ростков риса!
В одном из уголков виллы я увидел девять женщин, которые шили. Хозяйка дома придумывала различные модели одежды из куска полотна и двух цветков, женщины это шили, она платила им 40 долларов в месяц. А потом отправляла готовую коллекцию во Францию, где многократно возвращала свои затраты. За цену одной портнихи в Париже она имела работников и виллу на Бали.
Сюзет была стилисткой моды. Она ходила в простом парео, которое открывало часть груди. Она имела вид женщины, привыкшей к уважению. Несмотря на свой возраст, она была очень сексуальна. Пьер, широкоплечий, с длинными русыми волосами, завязанными в хвостик, в свободных брюках из шелка и открытой рубашке, из-под которой виднелась татуировка дракона, каждое утро делал в саду в течение часа китайскую гимнастику.
Я и Ни стали жить на вилле. Мы шутили, как подростки, рассказывали друг другу обо всем. Разные глупости, которые обычно крутятся у тебя в голове, но вслух их не высказываешь. Пьер готовил, как бог. У него был диплом шеф-повара. Особенно хорошо он готовил морковные пирожные. Он пичкал ими нас в любое время.
Каждый вечер мы ходили на дискотеку. Ни была единственной, которая никак не сливалась с танцующей толпой, потому что никак не могла полностью расслабиться.
Как-то вечером, в знак солидарности с нами, а может, просто потому что, что не могла сказать «нет» или не хотела казаться изгоем в нашей компании, да и мы все жутко настаивали, она выпила виски. Уже после пары-тройки рюмок у неё закружилась голова, она возбудилась и начала хохотать до упаду над рассказами Пьера о любовных похождениях, когда он работал официантом на борту круизного судна.
Она казалась другим человеком. Совсем немного алкоголя хватило, чтобы подорвать всю её «систему защиты», её гордость, стыдливость и её страхи.
Рассказы Пьера казались позаимствованными из «Тысячи и одной ночи». Он явно привирал. В его байках был и голубой, который ожидал его в спальне с кроватью, усыпанной стодолларовыми бумажками, и полуголая замужняя дама с мужем в шкафу. Пьер принадлежал к тому типу людей, которые только и умеют говорить, что о самих себе, но он умел заставить себя слушать и захватить ваше внимание.
Мы болтали, смеялись и пили спиртное и чай с морковными пирожными в два часа ночи. Музыка без конца. И мы вчетвером, танцующие на этой террасе у бассейна. Взятые по отдельности, мы не имели ничего общего: ханжа-мусульманка, скрытная и замкнутая; стилистка моды, сноб, властная и чувственная; накачанный и самовлюблённый парень и я, изгнанник, бывший отец семейства и примерный семьянин.
В другой ситуации мы едва удостоили бы друг друга формальным приветствием. Но за пределами привычных жизненных ситуаций ты входишь в согласие с людьми, с которыми никогда не стал бы общаться в своей стране. Жизнь, которую проживают вместе, становится связующим звеном.
В путешествии отпадают многие формальности, роли и различия, и ты лучше узнаёшь людей. Вдали от дома все сразу становятся более открытыми и раскованными, более естественными и свободными. Ты, может, видишь некоторых людей всего дней десять, но эти дни самые насыщенные.
У Пьера была куча записей лучших песен Фреда Бонгусто, при том, что сам он никогда не был в Италии. В тот вечер Ни наконец раскрепостилась в танце. Она танцевала очень сдержанно, так красиво и плавно двигая бёдрами, что я завороженно смотрел на неё. Сюзет была просто вулканом, а Пьер был неотразимым танцовщиком. Под музыку на всю громкость и сливаясь с ней, он исполнял танец живота невероятно пластично и очаровательно. А затем Пьер и Сюзет слились в каком-то странном танце, состоящем из телесных касаний. На Сюзет была чёрная дырявая блузка и коротенькие джинсовые шортики, обнажающие ягодицы. А Пьер был в розовой майке без рукавов, в плавках и бейсболке. Танец становился всё более неистовым, их возбуждение нарастало. Лицо Сюзет было разъярённым, и она принялась рвать на Пьере майку и казалось, что ничем хорошим это не закончится. Чуть раньше она устроила Пьеру сцену ревности, потому что ему позвонила его бывшая подруга.
На самом деле вся эта сцена была лишь составной частью танца и больше напоминала игру. Игру с разными ролями. Они были мастерами мелодрамы. Даже сцены ревности были для них игрой, возможностью повыделываться, маленькая пьеса, единственными зрителями которой были я и Ни. Потом они отдались страсти и начали дико целоваться. Ни была расслабленна, и это её забавляло. На самом деле мы просто напоили её до потери пульса. Это было не очень честно с нашей стороны, но по крайней мере она была спокойна, и в лице её появилось выражение очарованности и заинтересованности, сменившее обычное непроницаемое выражение отрешённости и неловкости.
Объятия между Пьером и Сюзет, казалось, закончатся порноспектаклем, но внезапно он превратился в бесконечно нежную сцену ласк и поцелуев. Пьер ласкал Сюзет у края бассейна, а она извивалась и таяла в его руках и говорила голосом маленькой девочки.
Без сомнения, даже ситуация, в которой живёшь, и стиль жизни делают нас более свободными в общении и приближают друг к другу. Не знаю, почему, но иногда у меня было смутное ощущение, что мы все четверо окажемся в одной постели, это было бы естественным следствием магии места, той уникальной атмосферы, жизни без расписания, жизни вне мира. Как будто нет больше ролей, и воспитание, сопротивление всему новому начинают ослабевать. Конечно, это была только одна из причудливых идей, которые проскакивают в твоей голове, и ты даже и подумать не можешь, чтобы осуществить это на самом деле.
Мы ездили по острову на мотоцикле. Ездили и на остров Лембонган, который ещё называют островом черепах. Мы видели, как время от времени грузовичок загружал черепах по 50-80 килограммов. Они были связаны металлической проволокой и явно предназначались какому-то ресторану. Мы проехали по следу грузовика и обнаружили прямо в море ограду из тростника с сотнями черепах. Именно там их и разводили.
На Бали есть даже древнее индуистское племя, которое не поддерживает контакты ни с индуистами, ни с мусульманами. Они не хоронят мертвых, не сжигают их, а привозят на маленький островок посреди озера, подвешивают их на дереве и так оставляют. Потом прилетают стервятники и объедают их. Однажды мы съездили посмотреть на этих мертвецов, похожих на лохмотья человеческой плоти, подвешенных на милость птиц-мародеров. Ритуал достойный, пожалуй, Хичкока и Дарио Ардженто вместе взятых. Но, видимо, для этого племени это не сцены ужаса. Они видят, что происходит с трупами животных и поступают так же с членами племени, в полном согласии с законами природы.
Вдоль дороги встречаешь людей, которые купаются в речушках, женщин на рисовых полях, они собирают рис и улыбаются тебе. И на батиках они изображены в шляпах и с оголенной грудью во время сбора риса. Они всегда были такими – они Инду.
А потом сюда приехали арабы. Столкновение двух цивилизаций: индуистов - счастливых и спокойных людей, которые поют за работой и ходят полуобнаженными, и мусульман, которые устанавливают запреты и ограничения.
Мы ездили на рыбалку. Мы видели, как прибывали лодки с двумя, тремя балансирами, разноцветные, с головами драконов, будто 100 лет назад, с корзинами, полными рыбы. Мы видели фрегатов. Это черные птицы, которые на лету хватают рыбу, выпрыгивающую из воды и спасающуюся от преследования гигантских тунцов с открытыми ртами. Казалось, они договорились о встрече. Бесценное шоу на красивейшем море с этими разноцветными лодками!
И я даже раз чуть не утонул! Плавая и завороженно наблюдая за таким представлением, я неожиданно увидел, что берег пропал из вида. Я хорошо плаваю, но тут я недооценил волны. А волны были такие! Они поднимали меня и отбрасывали назад на 20 метров. У меня никак не получалось подплыть к берегу. Потом я почувствовал, что у меня горят руки. Они были покрыты кровью. Дно в этом месте не было песчаным, оказалось, я плыл над коралловым рифом.
Вдруг появился Пьер с ластами и маской. Он крикнул мне: «Stop, come back, I go check». («Стой, вернись, я иду проверить»). Я рывком отплыл ещё дальше от берега, чтобы не поцарапаться о кораллы. Пьер нашел место без кораллов, где под водой, на глубине 2 метров, выращивали водоросли.
«Follow me here». («Следуй за мной»). Он дал мне одну из ласт, и я последовал за ним. Когда мы добрались до берега, я обнял его. Пьер спас мне жизнь.
Море здесь небезопасное. Волны могут накатить и увлечь тебя с собой. Нужно очень много сил, чтобы справиться с ними. Можно конечно поплавать в какой-нибудь бухточке, но и там легко нарваться на черепах, акул или на рыбу-камень, у которой в шипах плавников сильнейший яд. Их выбрасывает волной на берег, и они зарываются в песок, ожидая следующей волны. Если наступить на торчащие из под песка шипы такой рыбки, ещё неизвестно, чем это может для тебя закончиться - ведь яд у них, как у кобры.
Признаться, иногда я забывал обо всем, даже о том, что у меня есть семья в Италии, но потом, будто вспышки, меня пронзали воспоминания. И они были похожи на укусы, на заново открывшиеся раны. Моя жена и дочь были так далеко, я боялся, что они меня забыли. Я осознал, что провел слишком много дней, даже не пытаясь им позвонить. Но я не хотел звонить с Бали. Обычно, чтобы позвонить, я уезжал как минимум на 200 километров. И все разговоры заканчивались тем, что я слышал одни и те же новости и никогда напрямую от жены. Я опять пообещал себе поехать как можно скорее в Сингапур, который был недалеко от Бали, и позвонить оттуда напрямую жене.
Между Ни и Сюзет, между двумя самыми противоположными существами, которые существуют на этой планете, зародилось магическое взаимопонимание, даже сообщничество. Они вместе готовили, ходили за покупками. Ни начинала отдаваться на волю чувств. Она чувствовала себя гораздо непринужденней, хотя и сохраняла свою немного отчуждённую манеру, впрочем меня это не беспокоило. Как бы то ни было, она уже теряла понемногу эту свою строгость и излишний стыд, привитый воспитанием.
А потом ещё эти комнаты без стен, представляете себе, что это было ночью!
Она вела себя как настоящая жена и становилась всё более убедительной.
Я стал её мужчиной во всём. Даже чем-то большим, чем партнёр или любовник. Я чувствовал в ней привязанность, не присущую обычным парам. С момента, когда она решила, что я мужчина её жизни, она жила в соответствии со всеми моими желаниями. Покинув свою среду, и ничего не имея в мире, кроме меня, она привязывалась всё больше и больше. И потом я всё-таки спас ей жизнь, защищал её и обеспечивал ей приличное материальное существование.
Однажды вечером она даже встала между мной и каким-то пьяным австралийцем, который из-за какой-то ерунды бросился на меня с бутылкой в руке.
Как-то раз я вошел в магазин, полный книг. Там был столик и 2 стула. Как обычно все сделано с очень большим вкусом. На потолке были чайки из белого полотна в качестве светильников. Неожиданно появился огромный мужчина с топором. Я почувствовал себя в ловушке. Мусульманин сумел нас найти. На мгновенье меня охватила паника! А потом оказалось, что я был в лавке у мясника. Хозяин вышел из холодильной камеры: металлическая дверь была с рельефом в виде толстого гонга.
Бали весь такой. Не знаешь, находишься ты в ресторане или у дантиста. Тут все художники. Здесь человек чувствует, что реализовался, когда он в состоянии сделать что-нибудь красивое, а не когда он богат или стал инженером.
В Италии или в Америке домик и сад с машиной это цель, финиш, до которого нужно добраться. Здесь конечной целью является умение украшать статуэтки или писать картины. И потом, всё сопровождается ритуалами. Даже восход солнца приветствуется подношениями. В каждой гостинице есть служащая, ответственная за обряды. Это образ жизни уникальный для нашей планеты!
***
Я наконец-то восстановил телефонную связь с женой и дочерью. Мы плакали все трое. Скоро мы снова обнимем друг друга. С той мафиозной группировкой в Калабрии покончено. Было убито множество людей. Полиция провела кучу облав, операций и арестов. Теперь там другая мафиозная группа.
В конце концов, я же никого не убил и не был нежелательным свидетелем. Никто не окажется за решеткой, если я вернусь. Историю можно считать завершенной.
Закрыв глаза и подложив руки под затылок, я растянулся на кровати, чувствуя жуткое изнеможение. У меня даже слегка дрожали ноги, как если бы я сейчас разом ощутил все напряжение, накопленное со дня моего побега. Скоро я снова буду жить с женой и дочерью! Я мысленно повторяю это, как какую-то мантру. Но всё это остается только словами в темноте, как будто у меня никак не получается свыкнуться с этим.
Для Ни я открыл маленький киоск по торговле лепешками. По крайней мере, я оставлю ей хорошее воспоминание и возможность прокормить себя. Может быть, кто знает, однажды я вернусь сюда как турист, если жена позволит…
Всего через несколько дней на Бали произошел теракт на дискотеке Сари Клаб, где Ни, Сюзет и Пьер погибли, а Джо чудом остался в живых. Это было 12 октября 2002 года. 202 погибших.