Наша троица образовалась случайно. Поросенков, я, и Кодрарь, собрались на весеннюю охоту пострелять перелетных гусей и уток. Антон Сергеевич, который Поросенков, и Анатолий Борисович, тот, что Кодрарь, друг с другом знакомства не водили, а имели они по отдельности приятельские отношения со мной.
Первый заседал со мной в одной общественной организации, а второй был сосед по даче. Все мы были уже на пенсионном довольствии. Поросенков, в прошлом, был директором завода, я научным сотрудником, а Кодрарь служил сантехником в аварийной бригаде.
Мы с Антоном Сергеевичем, удовольствия нести трудовую повинность уже были лишены, лишь изредка, заседали в ветеранском совете, переливая из пустого в порожнее. А Анатолий Борисович еще трудился официально в двух организациях, и одновременно подрабатывал на условиях вызова в трех, не платя налоги государству. Последнее возможно было справедливо, поскольку аварии случались часто, вызывали его чуть ли не двадцать четыре часа в сутки, а за переработку никто не платил.
Дичь летит через Россию тысячи километров, и на всем пути, начиная от Астраханских плавней и, заканчивая большеземельной тундрой, ее сопровождают канонады выстрелов. Охотничий азарт всеохватен. Стреляют в лёт, стреляют в сидячую, на озерах, реках, песках, полях и болотах. Азартнейшие из азартных успевают сопровождать птицу с юга на север в нескольких регионах, перемещаясь для этого за улетающими стаями на машинах, вертолетах и самолетах.
Сразу оговорюсь, что наши запросы были скромнее – Антон Сергеевич, в километрах двадцати от города имел на возвышенности за рекой охотничью избушку, рядом с которой было поросшее хвощем озеро. В ранневесеннюю пору, еще по насту, позволяющему перемещаться свободно, мы проводили подготовительные работы. Оборудовали караулки, привозили и рассеивали в конце озера золу для более быстрой протайки льда.
В начале мая, вокруг еще лежит снег. В это время вспученный синий лед, без снежной присыпки бывает сухим только по середине реки. Вдоль береговых линий образуются забереги, полосы чистой воды, шириной от пяти-шести до несколько десятков метров. Для их преодоления с собой мы тащим волоком легкую лодку. Пересаживаемся в корму, поднимаем нос лодки, заезжаем на лед, двое тащат за борта, лед потрескивает и гнется под ногами. По ночам минусовая температура высушила дневную влагу с поверхности болотистых берегов озера, и мы, преодолев реку, заняли в караулках исходные позиции.
Часть охотников, таким же способом добиралась на острова, поросшие густыми прутьями желтой ивы, находящиеся по середине реки. Они также размещали на них караулки. Отрывали в песке маскировочные ямы, расставив профили, ожидали подлета гусей и грохочущего ледохода. При резком заторе, напирающие друг на друга льдины, могли легко стереть их хлипкие укрытия. Безрассудно храбрые верили в удачу и свою сноровку. В случае обострения ситуации лавировать на маленькой лодчонке между потоками льдин могли только экстремалы.
Для России они не редкость, кто-то на льдине с удочкой в Финляндию плывет, кто-то по Охотскому морю в Японию. За рубежом экстремалы тоже есть – испанцы бегают перед быками, американцы в Ниагару в бочке прыгают, но там единицы, а у нас тысячи. Кто-то и погибает.
Ширина реки больше километра. С берега видят, идет человек по весеннему льду, рюкзак за спиной, за плечом ружье. На охоту собрался. Идет по льду, и, вдруг проваливается, одежда зимняя, сапоги бродовые, груз за спиной, шансов на спасение почти нет. Течение мощное, затягивает под лед в считанные минуты. Азарт, авось и пренебрежение к ценности собственной жизни – основные компоненты из которых варится «холодец» такого поступка.
Наш выбор был безопаснее. Возвышенность, на которой находилась охотничья избушка тоже была за рекой. Но ее затапливало гораздо реже, чем острова. Чаще всего могла ее накрыть прибыльная вода лишь после того, как пройдет ледоход. А по чистой воде спасться безопаснее.
Продовольствие и боеприпасы мы завезли заранее. Поросенков был вооружен дорогим импортным ружьем, я – старенькой пятизарядкой «Иж», а Кодрарь имел на вооружении двустволку горизонталку с отремонтированными стволами. Когда-то их разорвало от несоразмерного заряда, хотелось человеку подстрелить птицу подальше, но его друг, такой же как и он мастер на все руки сумел их аккуратно сварить.
Вооружение было различным, но, как оказалось, от его разновидностей шансы на меткий выстрел не зависели. Пока было светло, стреляли в приближающуюся и улетающую дичь не жалея патронов. В одиночной стрельбе, пальбе залпами, легко опустошались патронташи, у меня и у Поросенкова. Кодрарь старался выцеливать наверняка. Мы то сидели в старых автомобильных креслах, чуть дальше от воды, а Борисович свою подставку-доску с металлическими штырями втыкал ближе к озеру.
С первыми сумерками начались осложнения. Дичь летела кучно, партия за партией, воды в окрестностях было еще мало, а вот готовности встретить ее дружными залпами не оказалось. Чувствую как здесь морщатся защитники природы.
- Господа, посмотрите видеоролики в Интернете, о том, как охотники без промаха, как на конвейере, укладывают меткими выстрелами утку за уткой, гуся за гусем, - просмотров сотни тысяч, интерес зашкаливает.
У нас все было иначе.
- Слышишь сели, стреляй – они заплыли под берег в темноту, - я их не вижу.
- Я тоже.
Или:
- Видишь, - подплывает к манихе.
- Вижу, вижу.
- Давай стрелять на раз, два, три одновременно.
- Три.
- У-у-ух. Улетел заряд. Красно-желтая вспышка выстрела на доли секунды осветила темноту.
- Попал?
- Попал, попал, - голову оторвал. Придется новую маниху покупать.
Двум охотникам из нашей компании зоозащитники могли поставить плюс. А вот Кодрарь, имея такое же как и мы, слабое зрение, умудрялся стрелять на звук. Глядя как на утреннем рассвете, маленький щуплый Анатолий Борисович проворно собирает подстреленную дичь в своем секторе обстрела, высокий грузный Поросенков пошутил:
- Ты, наверное, Борисыч, на запах стреляешь? Нюх у тебя тонкий.
- Конечно, конечно, - воспринимая шутку, согласился тот. Для сантехника запах – главный ориентир, особенно в темных подвалах старых домов, там черт ногу сломит.
Надо заметить, что человек он был компанейский, тертый жизнью. Называл себя блудным сыном молдавского народа. На часто задаваемый вопрос:
- Скучает ли он по родине? - неизменно отвечал:
- Родина у нас всегда с собой, вот тут, - он показывал рукой на сердце.
Молдавию он покинул в восемнадцать лет, по призыву в армию.
Служил в стройбате, в Казахстане. Приобрел навыки плотника, каменщика, сантехника, электрика, то есть стал мастером на все руки. Зря, зря когда то смеялись «два солдата из стройбата заменяют экскаватор». Это ж по современному был World Skils мирового уровня. А после службы, по комсомольской путевке (тогда модно было командировать молодежь в медвежьи уголки) приехал к нам на север. Здесь было множество леспромхозов, в которых молдаване заготавливали древесину для отправки на юг. Да так и остался, обзавелся семьей.
Каждый год он ездил в отпуск на историческую родину, помогал родне - спонсировал строительство колодца в деревне, в доме сестры провел водопровод, а сюда привозил домашнее вино и виноградную водку ракию. Угощал соседей по даче продуктами виноградной лозы.
Наступил долгожданный рассвет, утренний лет закончился. Полусонные, местами проваливаясь по пояс в снег пошли на дневной отдых. Мы уже подходили к своей избушке, когда Кодрарь закричал:
- Стреляй, стреляй, он на нас идет.
Три выстрела прозвучали одновременно. Результат был неожиданным. Одиноко пролетавший лебедь вдруг спикировал на стрелявших. Мы едва успели отскочить, как двадцать килограмм живого веса упали к нашим ногам. Конечно, если б это была пара лебедей, вряд ли бы мы стали по ней стрелять. Но получилось то, что получилось. Удачу принято отметить.
Охотничья избушка была сколочена из доски сороковки. Внутри ее спартанская простота на входе стояла железная печь. Слева, вдоль глухой стены, располагались нары, наши спальные места. А справа окно и стол с длинной скамейкой. За ним мы и разместились. Антон Сергеевич, развязав рюкзак, достал сухое красное вино, свой любимый сербский «Вранац».
- По чуть-чуть, чтоб быстрее уснуть. Через три часа уже лет начнется. Красное сухое полезно для сердца. Выпьем как лекарство.
- Сухое, мокрое, какая разница, - высказал свое суждение Анатолий Борисович. Все наливается из одной бочки. Когда-то я калымил на ликеро-водочном заводе, еще в советские времена. Мы там, втихаря заправляли грелки вином, чтоб пронести под рубашкой. Так я сам видел, что с одной цистерны было два шланга. Из одного наливаешь одну марку вина, а из другого другую.
- Ты это брось поклепы возводить, такое быть не может – возмущенно возразил Антон Сергеевич. Я же был директором ликеро-водочного завода. У нас в те времена был жесткий контроль. Не дай бог схалтуришь, вызовут в райком на разборки. Может что то ты путаешь?
- Да что мне врать. Помните у вас случай был, когда крыша гаража полыхнула, и человек чуть не сгорел?
- Что-то припоминаю.
- Так это был я. Жена моя в те дни уехала с детьми в отпуск. Я планировал вечером гульнуть. А мы как раз в то время с моим напарником, тоже молдаванином, Коляном, подрядились на ремонт крыши гаража ликеро-водочного завода. Затащили наверх рубероид, горелку, работающую на солярке.
Все было спланировано. Договорились с шофером, работающим на развозке вина. Он нам за ведро солярки подогнал в грелках шесть литров вина на вечер, по три на брата.
- Как сейчас помню, ботинки у меня были рабочие, вместо шнурков скручены проволокой. Нашел какой-то оранжевый комбинезон, натянул его сверху, чтобы не запачкаться. Рубашка у меня оставалась еще армейская, пуговицы все застегнул, на голове был шлем строительный, похожий на танковый, такой с толстой ватной подкладкой - он показал пальцами толщину.
- Как получилось, теперь уже не совсем помню. Может от того, что торопились, а может не доглядели, что шланг был с трещиной. Шланг лопнул, меня обрызгало соляркой. Крыша и одежда на мне загорелись. Напарник был на другом конце. Когда увидел, прибежал, стал мне помогать, потянул меня из зоны огня, а ботинки прилипли к битумуму. Расстегнуть их проволока не дает. Он меня за рубашку, а она не снимается на всех пуговицах. Не помню уже, но кое как с огнем справились. По дороге домой я в «запорожце» Коляна сознание потерял. Но ничего, на больничной койке повалялся, как видите, жив остался.
- Да, да, - помню этот случай, - согласился сочувственно Антон Сергеевич. Немногие тогда соглашались на ремонт этой кровли. Высоко залезать надо было. После происшествия разборки были основательные, комиссии шли одна за другой. И все же уточнил, - но, чтобы два шланга с одной цистерны не помню, не было такого.
Ледоход прошел за неделю. Далеко на побережье Арктики открылись реки и озера, караваны птиц потянулись туда, минуя местные охотничьи угодья. Стали возвращаться домой и мы, загорелые до черноты от отраженного снегом солнца, измученные недосыпом.
На берегу реки нас ждали три машины. Моя серебристая «Шкода», черная «Мицубиси» Поросенкова и старенький оранжевый «Фольксваген» Кодраря, внутри которого были убраны кресла для более удобной перевозки груза.
Он уже лет двадцать перевозил в нем инструменты и запчасти для ремонтов. Заказчиков у него было много, поэтому нужен был мобильный запас. Впрочем, Анатолий Борисович, мог подъехать и на «Лексусе», но за неделю до охоты, на день рождения внука подарил его сыну. Почти новенькую машину, купленную с рук по сходной цене, он отдал без лишних сожалений.
- Дети – будущее. Что эта машина? Сегодня это «Лексус», а завтра не нужная железяка.