Вряд ли кто-то знает точно факторы, определяющие долголетие человека. Я, например, уже превысил среднюю продолжительность жизни японцев. Судя по анамнезу, не должен был дотянуть до такого возраста. Теперь я остался один из семьи. Отец погиб на фронте в возрасте сорока четырёх лет, мать умерла около восьмидесяти, старший брат жил восемьдесят, сестра - восемьдесят четыре, младший брат умер в семьдесят лет.
По словам мамы, я не был исключением и, как все младенцы, переболел детскими болезнями. Но первое заболевание, которое я помню уже сам, случилось в четырёхлетнем возрасте. Мама заметила, что малыш не может встать на ножки, не может ходить. Местный фельдшер выписал направление в больницу, которая находилась в селе, в двенадцати километрах, и обслуживала около десятка населённых пунктов.
К этому времени фронт Отечественной войны прокатился над районом и ушёл на восток. Колхоз ещё не был расформирован, хотя власть уже исчезла. Оставшийся бригадир выделил подводу двум женщинам, которым нужно было отвезти несколько мешков подсолнуховых семечек на маслобойню, как раз в то село, где находилась больница. Мы с мамой поехали с ними.
На пол пути нам встретилась подвода с мужчинами в цивильном и в военной форме. Никто ещё не видел немцев, но не трудно, было догадаться, что это были оккупанты и полицаи. Тревога нарастала, но что было делать? Остановились, пропуская встречных на спуске в балку, а те поравнялись, поприветствовали и весело поехали дальше.
В больнице нас встретил врач (потом стало известно, что его фамилия Зуб), сообщил, что персонал разбежался, лечить нечем. Мама слёзно умоляла взять ребёнка на лечение. Он уступил, тяжело вздыхая. Поместили меня в одну единственную палату вместе с мальчиком пяти лет, у которого на ногах было по шесть пальцев, и беременной женщиной на сносях. Женщина родила ночью, и её увезли, мальчику на следующий день сделали операцию, и он тоже уехал. Со мной ничего не делали. Доктор только спросил:
-Когда придёт мама?
Я не знал, и сказать ничего не мог. Меня покормили какой-то кашей, (подозреваю, что это доктор или единственная санитарка принесли из дому). Доктор как-то вызвал маму (тогда телефонной связи ещё не было, наверное передал через кого-то).
-Больницы больше нет. Наверное, здесь будет военный госпиталь,- с печалью в голосе сообщил он.- У ребёнка воспаление седалищного нерва. Возможно, простудился на сырой земле. Понаблюдайте. (?).
Так я оказался снова дома. Ничем меня не лечили. Ждали, что будет. Но произошло чудо. Через месяц я встал на ноги, а потом пошел и даже стал бегать.
Через два года фронт снова прокатился над нами, но уже на запад. Возобновила свою работу семилетняя школа. В положенное время я начал учиться в первом классе. Но привязалась новая напасть. У меня появилась боль в брюшной полости в области желудка. Два-три приступа в день, доводили до изнеможения. Лечения никакого не было, да и никакого медпункта в селе еще не было. В часы, когда боль не сильно донимала, я дурачился перед ровесниками, демонстрируя, как умею выдувать живот вперед, влево или вправо. Кроме того, с наступлением весны, мы ели стебли какой-то травы (у нас её называли буголовина), щавель, дикий чеснок, луковицы подснежников, головки калачиков (местное название травы, которая росла во дворе),,,, Может благодаря этому, боли прошли. А много лет спустя, когда я уже был преподавателем Ленинградского (филиала)Областного педагогического университета, один врач спросил меня:
-У вас были боли в животе? Гастроскопия показала, что на стенке желудка имеется характерный рубец, какой бывает после язвы.
Вот так мне стала известна природа болей в брюшной полости.
Недолго пришлось радоваться жизни. Появилась жуткая боль в левом плече. Особенно обострялась она при перемене погоды. Зимой и весной приступы случались часто. Летом бывало легче, но со сменой времени года, боль возвращалась. И так продолжалось около двух лет. Закончилось тем, что в подмышке образовался свищ, который со временем вскрылся и из него сочился гной. Через какое-то время рана затянулась, но такая же открылась на голени чуть выше голеностопного сустава. А зимой такой же свищ образовался на тазобедренной кости. Со временем они затянулись, но ноги слушались плохо. Пришлось обращаться в районную больницу за сорок пять километров.
Сначала шли пешком семь километров, потом ехали на,так называемом, рабочем поезде около трёх часов. Меня госпитализировали. Определили в палату туберкулёзно больных , так как полагали, что у меня туберкулёз кости. Наложили гипс на правую ногу от пальцев до паха и на область таза. Около трёх недель я был прикован к постели. Появились пролежни. И вдруг, в один день сняли гипс и перевели в другую палату. Врач (помню фамилию - Конограй) срочно через сельсовет вызвал мать.
-У мальчика нет туберкулёза. У него остеомиелит. Это легче, но, возможно, ему придется всю жизнь ходить с костылями, или пользоваться коляской. У нас нечем лечить такое заболевание. Я напишу обращение в Райздрав, чтобы больного направили в санаторий под Одессой, где лечат грязями Куяльницкого лимана.
На следующий год пришла путёвка в детский санаторий Холодная балка. Мама отпросилась у председателя колхоза. Собрала деньги на два билета в один конец. На обратную дорогу хватило только на один билет ей самой, а сумму на мой билет оставила в бухгалтерии санатория и просила отправить меня домой по истечении срока лечения. Приехать за мной у неё средств не хватало. Я принял 12- 13 грязевых аппликаций на нижние конечности и таз.
Милая сотрудница по имени Шура, отвезла меня на попутной машине, гружённой ракушечником из катакомб, в Одессу, купила билет, посадила в вагон, поцеловала, и попросила пожилого попутчика опекать в дороге, помочь при пересадке. В одиннадцать лет я впервые ехал самостоятельно поездом. Меня распирала гордость, хотя немного было страшновато. Всё началось с небольшой неприятности. Соблазнительно было ехать на верхней полке. Но какой-то дядя не очень нежно обратился ко мне:
-Эй, щенок, а ну слезай, я хочу спать.
Соседи по купе промолчали. Я со страхом слез, забился в уголок на нижней полке и не шевелился до самой пересадки.
Утром мой опекун предложил идти за ним, так как нам предстояло дальше ехать одним поездом. Он же подсказал, где сойти, и я направился домой, чувствуя себя героем.
После этого, мать ещё какое-то время парила меня в разных настоях (фелильника, лопуха, крапивы), согласно советам знающих людей. Постепенно боли утихли, и к восемнадцати годам я считал себя уже совсем здоровы.
Настолько здоровым, что захотел служить на флоте. Военкомат пошёл навстречу, правда, мне пришлось обмануть медкомиссию.
-Что это за шрам у вас на ноге? – спросил, кажется, хирург.
-А, это я поранился во время разгрузки досок с подводы, - ответил я, и это было почти правдой, так как однажды мне действительно чесанула по ноге длиннющая доска, когда я работал в колхозе во время школьных каникул.(Эту легенду пришлось повторить и при поступлении на службу в органы госбезопасности). Врач поверил, и я попал на Черноморский флот. Первые два года уповался службой моряка, мне нравилась специальность радиста, но случилось непредвиденное.
Однажды, во время учений у меня на голени появилось рожистое воспаление. Фельдшер объяснил это возможным ушибом на трапе, отправил в инфекционную больницу города Вилково, невдалеке от высадки нами условного десанта. Что-то там со мной делали, и через пару недель я вернулся в строй. Забегая вперёд, отмечу, что рецидив этого недуга повторился лет через сорок, когда я был заведующим отделения Московского колледжа. Пришлось какое-то время ходить с тростью. Но вылечился.
А пока,на третьем году службы, у меня появилась сильная изжога. Порой были невыносимые боли. Врачи определили, что это из-за очень высокой кислотности. Толком ничего не сделали. В это время вооружённые силы сокращались на один миллион двести тысяч, но радисты не подпадали под демобилизацию. Таким образом и я остался продолжать службу на флоте, несмотря на заболевание. Приходилось терпеть боли, порой гасить приступы пищевой содой, или нейтрализовать мелом. Этот недуг сопровождал аж до зрелого возраста. Со временем я научился унимать боль свежими овощами и фруктами, стал регулировать диетой. И только спустя тридцать пять лет, в Институте Питания, когда я работал преподавателем Московского Нового юридического института, врачи определили, что причиной изжоги является Хелико-Бактер, о котором раньше и не слышали. Антибиотиками и другими современными средствами изжогу убрали. Вот уже несколько лет у меня нет этого недуга.
Где-то в тридцатилетнем возрасте, когда я служил в Измаильском отделе КГБ, у меня появилась опухоль в районе лодыжки левой ноги. Хирург городской поликлиники однозначно определил, что это результат нечаянного ушиба. Я не исключал такой вариант, так как согласно положению, офицеры раз в неделю играли в волейбол для поддержания физической формы. Назначил парафиновые компрессы и массаж. Сестра- массажистка отказывалась делать массаж:
-Я не хочу, чтобы пациент умер у меня от тромбофлебита.
Но врач настоял. Тогда она согласилась на оду процедуру, чтобы увидеть, что получится. В результате оказалось, что это таки тромбофлебит. Хирург испугался. Дал какое-то лекарство для разжижение крови, какого не было в аптеках. Предупредил, чтобы не было открытых ран, ато невозможно будет остановить кровотечение. Заверил, что через дочь, работающую в Облсоврофе, достанет путёвку в санаторий для реабилитации. Вскоре отёк спал, восстановилось нормальное кровообращение в нижней конечности. Никто больше не возвращался к разговору о путёвке.
К пятидесяти года у меня стал проявляться остеохондроз плечевого пояса, появились боли в кобчике и шпоры в пятках. Ни сесть, ни встать, ни идти. Часто болела голова. Превозмогая боль, я старался двигаться. В это время на работу в Совместное российско - итальянское предприятие "Технопарк", мне приходилось ездить в район ВДНХ в Москве. Питание было не регулярное. Обычно, завтракал, перекусывал бутербродом в обед, и ужинал дома. Много двигался. В результате, в течение года похудел килограммов на пять. Однажды осознал, что не болит ни спина, ни кобчик, ни пятки, почти не стало головных болей. Какое-то время поддерживал такую форму, являясь помощником Народного депутата Верховного совета СССР.
Не долго пришлось наслаждаться здоровой жизнью. Просто случайно обнаружилось онкологическое заболевание. Как пенсионер органов госбезопасности, я обслуживался в медучреждениях ФСБ. Однажды заметил, что родинка на правом плече стала мокнуть, вокруг неё появился красный ореол. Дерматолог, к которому я обратился, рекомендовал понаблюдать, не смачивать место, придти к нему через две недели. Когда я пришёл в назначенное время, оказалось, что врач ушёл в отпуск. Проходя по коридору поликлиники, я увидел кабинет онколога. Очереди не было. Зашёл проконсультироваться. В результате этого на следующий день меня госпитализировали с меланомой 1-2 стадии. Через неделю, после обследования, сделали операцию под полным наркозом. Биопсия показала рак кожи 2-3 стадии. Таким образом, своевременно принятые меры продлили мне жизнь. Вот уже около двадцати лет живу на белом свете.
Но неожиданно заболел пневмонией. Госпитализировали и применили интенсивную терапию. Вылечили, а в это время в отделении пульмонологии умерли четыре пациента с таким диагнозом.
Я продолжил радоваться жизни, но вскоре уролог обнаружил простатит. Выписывал всякие лекарства, которые были только в известных ему аптеках, направлял на консультацию к профессору в мединститут.
-Платить не надо. Дадите три тысячи рублей, и хватит, - доброжелательно советовал он.
Обследование и консультации давал не профессор, а аспирант. Лечащий доктор объяснил:
-Так это хорошо. Профессор уже имеет имя, ему не надо стараться. А аспирант должен зарабатывать авторитет.
Лекарства не помогали, тогда доктор дал направление на операцию. Поставили на учёт и велели ждать вызова. Прошёл год, пошёл второй. Так и не дождался. Похоже, простатит сам законсервировался. Вот уже около года нет чётко выраженных симптомов.
Но, наверное, Бог решил не дать медицине забыть обо мне. Однажды я почувствовал боли в груди. Стало трудно дышать, слабость порой была такой, что я не мог пройти двести-триста метров. Оказалось, что это нестабильная стенокардия. Срочно госпитализировали,пару дней подержали в реанимации Центрального Военного госпиталя ФСБ, а затем имплантировали два стента в восходящую аорту. Направили на реабилитацию в санаторий. Ещё около пару лет я чувствовал временами недомогание, но постепенно всё нормализовалось. Теперь нет проблем с сердцем, хотя эхограмма показала, что у меня когда-то был инфаркт. А я и не знал об этом, работая в колледже, а затем в университете. Зато, оставив работу, наверное стал прислушиваться в своему организму, обнаружил букет болячек.
Артроз и коксоартроз мучают уже несколько лет. Никакие медицинские препараты и процедуры, типа, лазерные, магнитные, грязевые, не помогают. Инъекция репарта, заменяющего синовиальную жидкость, тоже оказалась бесполезной. Одни врачи предлагали заменить суставы на имплантанты (особенно усердствовали в этом частные медицинские центры), а другие высказывали сомнения в их целесообразности. Приходится передвигаться на двух костылях в надежде, авось, как-то доживу.
А тут добавилась ещё одна напасть – акклюзивный тромбоз нижних конечностей. Теперь вся надежда только на лекарство варфарин, разжижающий кровь. Регулярные тесты МНО пока соответствуют допустимым нормам.
Есть проблемы с зубами, со зрением, с кровяным давлением. Зато не стало герпеса, давненько (тьху, тьху) не болел гриппом и ОРЗ( наверное помогают ежегодные прививки).
А остальное всё хорошо. Пережил голод в 1947 году, уцелел во время холеры, находясь в её эпицентре в 1970 году в Одессе, бывал в Припяти сразу после аварии на Чернобыльской АЭС. Надеюсь, переживём и короновирус.
Рядовому читателю, возможно, покажется эта публикация неинтересной. Но, вдруг на неё наткнется кто-то из медиков или причастных к науке. Может кому-то она сослужит полезную службу. Однажды, на приёме у врача, я даже высказал своё пожелание использовать моё тело после смерти для обучения студентов.
А для автора – это занятие в период самоизоляции, в связи с пандемией COVID-19.