Была большая и Великая страна. Её ни разу никто не побеждал.
Победили её,и,как фарфоровую чашку, разбили на осколки, неаккуратные свои же обитатели. Осколки разлетелись вокруг, и стали мелкими и средними странами, самостоятельными и, как будто независимыми, в основном от бывшей Великой страны, которой не стало. И каждый осколок стал строить в своих пределах свое государство. Самая большая часть великой страны не стала осколком, от неё откололись другие, а она сталась целой и невредимой.
С тех пор прошло тридцать лет. Все осколки перестали быть осколками, построили свои государства, определились с территориями и границами, приняли конституции, гимны, флаги и гербы, наладили отношения с другими, теперь уже бывшими, осколками, кроме одного, который раньше уже был склеен из нескольких частей не очень умелыми мастерами. Было всё хорошо, когда он не был осколком великой страны, а составлял с ней одно целое, а когда отвалился, стал хрупким. И все почувствовали, насколько не крепки швы между его склеенными частями.
Но все равно было бы хорошо, если бы не прилетели в эту страну не просто гости заморские, а учителя из-за многих морей, и стали учить её вождей, куда смотреть своими глазами, а куда смотреть через перекрестия прицелов. При этом обучаемые руководители получали от учителей поощрительную мзду, что-то вроде стипендии. Власти этой страны оказались прилежными учениками, быстро усвоили теорию, и стали постепенно применять её на практике. А тех, кто не осилил заморскую грамоту, быстро заменили успевающими.
Но не всё шло гладко, как того хотели заморские учителя и их выпускники. Дело в том, что страну населяли жители, которые условно назывались одним народом, но в действительности там было два народа (если не считать прослойки представителей других народов, когда-то по своей, и не по своей воле туда прибывших, и осевших). Когда-то давным-давно они были действительно одним народом, говорили на одном языке. Но иноземные племена в многочисленных войнах разделили его на два народа, и повредили язык. Один так и остался языком, а второй стал мовой. Но всё равно в языке и мове было много общих, оставшихся с древних времен, слов и понятий. Изменились только ударения, произношение и правописание.
Одни писали «корова», а произносили «карова», а другие как писали, так и произносили. Одни говорили Пётр, а другие – Петро. Даже одну и ту же реку одни называли Днепр, а другим больше нравилось Днипро. Но всё равно о-кающие и а-каюшие понимали друг друга, хотя и язык, и мова засорялись (другие говорят - обогащались) иноземными словами, которые вносили некоторую разноголосицу. А-кающие продолжали говорить «мел», а о-кающие предпочли употреблять «крэйда» (мел по-немецки). И наоборот: а-кающим понравилось иноземное, слегка подстриженное «фильтр», а о-кающим больше по душе древнее привычное «цидыло».
Эти два народа всё время называли друг друга братьями, постепенно смешались, переженились, породнились, и не обращали внимания, если жена о-кала, а муж а-кал, и наоборот. А в школах их дети вообще все стали писать на классных доках и мелом и крейдою. Слово «брат» было единственным незаменимым, синонимов ему не было ни у о-кающих, ни у а-кающих.
О-кающие были, в основном, землепашцами, хлеборобами. С ранней весны до поздней осени у них работа, а зима – отдых и развлечения. Кто волам хвосты крутил, кто эти хвосты им к рогам прикручивал, а кто подавался в дальние края – в основном за деньгами, и на мир посмотреть.
У а-кающих привычки были другие. Они работали круглосуточно и круглый год без перерыва. Такая у них была работа. В дальние края уезжали, уплывали или улетали только на короткое время – восстановить силы и подышать чистым воздухом.
О-кающие делились с а-кающими плодами своего труда, а те отвечали им не плодами, а результатами – орудиями и приспособлениями для пахоты, посева и сбора урожая. И те, и те были довольны, и было всем хорошо.
Так было до появления в этом государстве иноземных учителей. Им такая языково-мовная толерантность не подходила. И по их совету (иные говорят - приказу) новые вожди постановили всем, как один, обитателям-обывателям пользоваться только мовой, всем о-кать.
И а-кающие кое-где не подчинились. Им трудно было на мове варить сталь, добывать уголь, заниматься наукой, которая взмыла вверх с невероятной скоростью. А смотреть куда-то через перекрестия прицелов им и вовсе не хотелось
Задумались новые вожди, как решать эту проблему.
Способ подсказали учителя. Они рекомендовали ввести в мову одно иноземное слово, страшное, но испытанное на других племенах и народах. А слово это – «террор» (ужас по латыни).
«В начале было слово». Это слово – террор, тоже было в начале. А началом стала война, которая продолжается и ныне. Слова имеют свойство материализоваться в дела. Так и это слово не однажды материализовалось – в зверства, в смерть, в руины и настоящий, иногда животный, чаще в человеческий, страх. О-кающие наводят страх, а а-кающие его преодолевают. И много уже пролито крови.
Далеко на западе страны впервые о-кающие поставили на колени гвардейцев прежних вождей и заставили их просить прощения за исполнение служебного долга. Бывшие гвардейцы подчинились, но не забыли.
А о-кающим уже понравился террор. Далеко на востоке страны они двести а-кающих мужиков под прицелами оружия вывели в чистое (теперь его а-кающие называют поганым) поле, приказали раздеться догола и стать на колени. Мужики, скрипя зубами, выполнили приказ. Они боялись не за себя, а за жен и детей, которых орда о-кающих держала в заложниках. О-кающие прочитали им наставление и разрешили встать и одеться. Мужики встали, и как те гвардейцы, тоже не забыли. Не забыли этого и их, ставшие теперь врагами, бывшие соотечественники. только у а-кающих мужиков страх прошел, и жены стали любить их больше, а у о-кающих он появился - животный зоострах.
Много таких дел вбивается в память всех живущих, ничто не проходит бесследно.
Язык и мова живут параллельно, иногда пересекаются, как и прежде, рождаются одни слова и появляются новые. А одно слово, которое одинаково пишется и произносиится на языке и на мове, и не имеет ни одного синонима, потому, что оно – корень, оно СОКРОВЕННОЕ, исчезло надолго, если не навсегда.
Когда оно случайно звучит, занесенное ветром или эхом, у тех и у этих руки тянутся к топорам. У одних от ненависти, у других – от страха перед неминуемым возмездием за содеянное.
Это слово – БРАТ.