Праздник детства.
Ну, вот, наконец, они едут в тайгу ставить покос. В тракторной телеге, до половины заполненной сеном и всяким походным скарбом, лежал Колька, закинув руки за голову. Смотрел на редкие облака, на проплывающие вверху ветки деревьев, на копошившихся рядом двоюродных братьев. Тетка Катя изредка отрывалась от разговора с матерью Кольки и вовсе не властным голосом пыталась урезонить расшалившихся почти взрослых детей. Увещевала, что, мол, на транспорте нужно быть осторожными. Ребята озорно хохотали, им, наверное, тоже было хорошо. У тетки детей шестеро. Двое взрослых Виталий и Надя учатся в городе, по теткиным словам, получают профессию. Володька, третий по возрасту, служит в пограничных войсках. А Сережка, Колька и Лешка вон здесь затеяли опять бузу. Нарвали стручков семян акации, растущей рядом у дороги. Нашли в сене стебли какого- то трубчатого растения, и давай плевать в мимо проходящих пацанов и девчонок из соседней деревни. Те в ответ грозили кулаками. Обещали на обратном пути поймать их и оторвать им головы. На это братья только громче хохотали.
Колька любил теткиных сыновей, они все были старше его, веселые и добрые по характеру.
Вот облако, похожее на голову злого великана. А это - на лошадь, пьющую воду. Солнце мелькает в кронах высоких сосен, слепит глаза. Колька щурит то один глаз, то другой. То прикроет глаза так, чтобы солнце светило сквозь ресницы, разноцветные радуги играют в глазах. Ему здорово. Ему даже не хочется плеваться акацией, не хочется делать свистульки из них.
О покосе Коля думал с той минуты, когда отец спросил его:
- Ну, что Колька поедешь на сенокос?
- Конечно, поеду. А когда?
- Скоро, может быть, через недельку.
С тех пор он с нетерпением ждал, когда же… Кольке нравилось быть на покосе, возить копны на лошади, очень нравилось, когда все работают гурьбой. А наработавшись за день так, что все косточки ноют, лежать возле костра после сытного ужина, пить густо заваренный чай из чаги, слушать разговоры старших, слушать байки старших двоюродных братьев, о своих похождениях.
Работали ударно. Собрали в копны на целый зарод.
В обед отец сказал Кольке, чтобы он сводил к речке и напоил коня. Небольшая таежная речка под названием Лебедиха. Речка больше похожа на большой ручей: три метра шириной, да и глубина по колено.
Серый конь старый, потому, может быть, и осторожный. Медленно спустился по крутому спуску. Так же медленно стал пить ледяную воду, складывая в трубочку чувствительные губы. Время от времени его холка потрясывалась. Как будто говорил телом, что вода - то холодная. Но прикрытые огромными ресницами большие глаза явно выражали, какое лошадиное удовольствие он получает.
Колька сидел на корточках возле речушки. Смотрел то на Серого, то на быстрое течение, на ослепляющие солнечные блики, колыхавшиеся на поверхности прозрачной воды, на небольшие стайки гольянов, шныряющих в кристально чистой воде в поисках чего либо. Звуки безмятежности наполняли округу. Весело и озорно теплый ветер взъерошивал верхушки берез и черемух, увешанных гроздями спелой ягоды. Постоянный шелест листвы иногда прерывался, и в наступившей тишине птичьи голоса звучали еще звонче.
Серый, кажется, напился вдоволь, стал копытом бить по воде. Колька потянул за удила и с нарочитой грубостью пробурчал.
- Ну- ну, давай, холера тебя возьми, перестань брызгаться. Ладонью загреб воды, плеснул в морду Серого. Конь дернул морду вверх так, что повод выдернул из рук ездового.
- Но-но, строго сказал Колька, подхватил удила и потянул вверх от реки.
До шалаша было недалеко. Коля шагал, взяв под уздцы Серого, прислушиваясь к кукушке. Он замучился считать, сколько ему осталось жить. Юркая ящерица пробежала наискось тропинки. Из под ног коня, шагающего по разнотравью, выпрыгивали кузнечики. Их стрекот порой заглушал все остальные звуки.
Таёжные поляны с сочными травами и немыслимыми цветами благоухали, щекотали ноздри мальчика.
Повсюду на цветах пчелы и шмели, жужжат, трудятся, как говорится, в поте лица. Беззаботно порхают бабочки. По голубому небу плывут, плывут, причудливые облака.
Колькина душа пела от переизбытка чувств. Ему хотелось плакать. Плакать от невообразимой красоты и умиротворения.