66. Про страх

Галина Одинцова
Память. Малонадежное хранилище событий, произошедших в прошлом. Мы многое помним, но и многое забываем. Наша память, как сито, отсеивает то, что сегодня не пригодится. Но она умеет, иногда, настойчиво, возвращать нас  в прошлое.  Она беспощадна. Память живая. Вырисовывает все события так, как будто это было вчера.

За неделю до страшных событий окружающая атмосфера, воздух, каждый предмет, разговоры, а их становилось всё меньше и меньше, были насыщены тревогой, неопределённостью, безысходностью.
Люди стали сторониться друг друга, меньше общаться,  улицы города опустели. Не стало той оживленности, что была ещё несколько дней назад. В воздухе витала необъяснимая напряженность. Он стал густым до такой степени, что дышать стало тяжело. Из розетки местной радиоточки постоянно слышалась азбука Морзе. Это напрягало, пугало. Никогда такого не было! Муж постоянно в наряде. Молчит. Ничего не рассказывает.

Выпавший накануне обильный снег начал удивительно быстро темнеть, затем, как-то внезапно растаял.  Декабрь. Необычайно  холодно. Накануне событий я купила себе шубку из искусственного меха. Производство Франция. Белая, нарядная. Мне она очень нравилась. В ней стало невыносимо жарко. Жарко! Что происходит?  И, вдруг, я поняла- этот жар шёл от страха. Откуда-то изнутри. И не только у меня. От всех! Страх! Источник высокой температуры. Было такое впечатление, что декабрьский воздух раскалён.  Что-то должно произойти! Это уже понимали все. Позвонил муж:
-Готовность номер один, - быстро отчеканил он, и… телефон отключился. Не стало телефонной связи. Совсем.  И я  с двумя детьми осталась одна. Не понимая, что происходит.

Утром позвонила  в дверь к  соседке, молодой женщине, родившей недавно ребенка.
- Забери моих детей, в школу страшно что-то отпускать, а мне на работу надо. Что-то такое начнется, непонятно еще. Но что-то будет. 
 Трамвай подошел  к остановке неуверенно и как-то кособоко. Салон почти пуст. Несколько мужчин у окна испуганно смотрят на нас.
-Женщины, идите домой! – вместо названия остановки объявила водитель.
-Там такое творится! Лучше не ехать в центр.
Там… Это в центре города. Отца Яблок! Алма-Аты! Там - в столице Казахстана!
Когда мы уезжали из Москвы по назначению в Алма-Ату, нам завидовали многие."Вы едете в рай", говорили нам.               
Алма-Ата в то время и была настоящим раем. Климат, изобилие фруктов, овощей, горы, природа. Нам нравилось всё! И работа, и люди…

До работы  доезжала на трамвае за десять-пятнадцать минут. Трамвай – удобный транспорт. Во всяком случае для меня. Всё моё детство прошло в поездах. Трамвай мне  напоминал их. Я любила ехать на трамвае, прижавшись к окну. Размеренно, не спеша, солидно. Он прекрасно смотрится в городе,украшает его. А дребезжание и позванивание - такое приятное, уютное, как таблетка валидола, которая успокаивает и чувствуешь себя комфортно и спокойно. Вагончики уверенно движутся по своему маршруту и ничто их не сдвинет с него.  Но в этот день  трамвай двигался неуверенно. Короткими перебежками. Постоянно позвякивал, дребезжал. Вместо пятнадцати минут я провела в дороге более часа. Пробки. Их никогда не было в этом городе. Места на дороге хватало всем. Да и машин в те годы было не так уж много. А тут-пробки. Всё стоит. И мы не знаем – почему стоит транспорт. Никто ничего не может понять. Все напряжённо молчат. Не смотрят друг на друга. В вагоне и русские, и казахи, и корейцы,но нет того спокойствия и раскрепощенности. Все напряжены, словно готовы вот-вот сделать прыжок.
А было начало дня. Утро. В  институте усовершенствования учителей, где я работала, в тот день никто не сидел в кабинетах. Обсуждали, что происходит и чем это кончится. Все стояли у входа в институт. Коллеги разных национальностей.

А по улице мимо нашего института пошли танки  в сторону главной площади города…

Директор института, потрясающе умный,  тактичный,  добрейший человек, еврей, Бенцион Яков Соломонович, отдал распоряжение: 
- Друзья, мы ещё не знаем, что происходит в городе.  Но творится что-то невероятное. Меняется власть. А это всегда чревато последствиями. Поэтому, всем, у кого есть дети, разрешаю идти домой! 
 Одиннадцать часов утра. Коллега, Галина Андреевна Кретинина, схватила меня за руку и потащила на выход.
-Пока отпускают, давайте, Галина Леонидовна, уходить. У меня тоже дети одни дома, переживаю очень.

Транспорта не было видно, мы побежали на проспект, может быть троллейбус подойдёт.  Завернули за угол. И… троллейбус!  Он лежал на боку, а из него через разбитые окна выбирались люди. Крик, переполох, толкотня.  Не останавливаясь,  в шоке понеслись дальше. Машины с разбитыми окнами, магазины с выбитыми витринами, хаотично бегающие  люди, паника, суматоха. И это всё случилось буквально за два часа. Ведь я проезжала по этой улице на трамвае - ничего такого не было!  Впереди  чёрная толпа молодчиков раскачивала  голубой троллейбус с людьми. Палками били стекла, стучали по крыше троллейбуса. Кошмар! Мы ринулись на другую улицу.  Но и оттуда  бежали  люди и кричали:
- Не ходите туда! Там страшно!

Помчались в обратную сторону. Навстречу нам новая толпа людей в черных куртках и шапках.  Мы  бегом назад. Навстречу такая же толпа возбужденной молодежи с палками и криками.  Мы - во двор жилого многоэтажного дома. Несколько человек ринулись за нами, размахивая палками и что-то крича. Заскочили в подъезд. Нас уже не двое. Человек десять! Женщины, мужчины. Напуганные. У меня дрожат ноги, руки, в голове стучит. В горле пересохло. Хочется пить. В моей беленькой шубке так жарко, по спине ручьём вода. Я задыхаюсь, почти теряю сознание. Мчимся по лестнице вверх,  стучим во все двери квартир, но никто их  нам не открывал! За дверьми тишина гробовая. И у нас тишина. Ни звука. Только дыхание, дыхание, дыхание!
Добежали до девятого этажа и по узкой металлической лестнице забираемся на чердак. Пыль, грязь, доски, кирпичи, отовсюду из балок торчат гвозди. Все тяжело дышат. Темно. Впереди чердачное окно. Женщины всхлипывают, причитают. Мужики мчатся вперёд, отталкивая женщин, матерятся. Добираемся до окна. Видим, что толпа, громко скандируя лозунги, медленно двигается вперёд. В сторону площади. Немного успокоившись, отдышавшись,  я огляделась и увидела, что весь чердак набит напуганными людьми. Кто-то молится, кто-то плачет, кто-то сидит тихо, закрыв глаза.   
Часа через два, когда улица опустела, мы стали медленно спускаться вниз. Истерик не было. Все молчат. Выходим из подъезда во двор. Крепко держась за руки,  шеренгой, выходим на улицу. Из дворов выбираются такие же напуганные люди, как и мы. Бежим.

Вокруг тихо и спокойно. Издалека слышны крики и скандирования. Темнело. Заканчивался день, но не заканчивались неприятности.  По обочинам дороги разбитые машины, горы мусора, стекла. Люди бегут. Бежим и мы. До дома ещё далеко.
Из-за угла вывернула "Волга". И остановилась рядом с нами. Я постучала в окошко:
- Довезите до дома, там дети, одни, под замком! А мы уже полдня добираемся. Помогите.
- Садитесь. Только начальника подождем.И поедем. Весь день развожу напуганных женщин. Не переживайте. Начальник разрешит. Садитесь.
Водитель русский. Сели в машину, стали ждать. Это лучше, чем шарахаться по улицам. После получасового ожидания дверца машины открылась и солидный мужчина в чёрном пальто сел в машину!
-А-а-а! – завопили в один голос мы.
- Не волнуйтесь, я кореец, - сказал спокойно начальник, - вас домой довезти? Сейчас меня высадим, а там мой водитель вас доставит к месту, успокойтесь!
Машина развернулась и мы поехали в сторону событий, откуда несколько часов выбирались. Выехали на главный проспект. Мы держались с коллегой за руки, крепко, до боли. Страшное напряжение! Ужас! Впереди – толпа. Молодчики палками разбивают проезжающие мимо машины, бросают в них камни. Наш водитель набрал скорость и рванул вперед. Как танк. В гущу толпы. По крыше автомобиля забарабанили.Мы с Галиной сползли от страха  на пол. А  кореец  гордо сидел на переднем сидении  и успокаивал нас. Разбитое переднее стекло его не смутило. Попросил шофера остановить машину. Вышел и что-то начал кричать хулиганам на казахском языке.  Хулиганы отступили. Наконец-то подъехали  к дому начальника.  Кореец, а может быть и казах, мы уже ничего не понимали, пожелав нам добра, ушел.
- Мой друг вас довезет. Все наладится, берегите себя, не все люди враги друг другу. Всё наладится, – произнёс то ли кореец, то ли казах на прощание. Темно. Страшно. Ничего не понять.

Мы с Галиной, обнявшись, плакали. Не знали, что с нашими детьми дома! Успокаивали друг друга! Надеялись, что ЭТО творится только в центре. Прошло уже семь часов, как вышли с работы, и добираемся домой. К своим детям! На улицах никого. Отъехали от центра города. Здесь город замер. Сначала высадили Галину, затем водитель довез и меня до дома. Тишина. Покой. Как будто в этом мире только так. Я смотрела на окна своего дома. Горит свет. Тени людей. Всё как всегда. Только воздух. Воздух напряжённый, густой, чужой.
Зашла в подъезд. Поднялась на второй этаж. Толкнула дверь соседки. Она была открыта. У нас всегда двери были открыты. Мы никого не боялись!  Всегда жили открыто, одной семьей!

Пахло блинами. В комнате смеялись дети, звучала музыка. Я села на банкетку у  двери  и заплакала. Рыдала все громче и громче. Меня трясло. И не было сил встать. Вышла Марина. Включила свет.
- Галина! Что с вами ? Что случилось?- воскликнула она и схватилась за голову. Напротив  - зеркало. Посмотрела в него и не узнала себя: осунувшееся испуганное лицо, землисто-серого цвета, расширенные зрачки , грязь от слёз и пыли. Моя белая французская шубка вываляна в грязи. А на меня смотрела абсолютно незнакомая женщина, замученная, с седой прядью волос… Это было 17 декабря 1986 года. Мне тридцать четыре года.