Святогор 1

Андрей Агафонов 4
Давным-давно, в эпохи такие древние, что память о них сохранилась лишь в былинах и сказках, на земле обитал народ волотов. Волоты были высоки, сильны и могучи. Сердца их не ведали страха, а помыслы были чисты от жадности, зависти и корысти. Направляемые промыслом богов на протяжении долгих веков вели они войны с черными ордами подземного пекла. Но эхо битв и кровавых сражений отгремело и затихло. Ни одна из сторон не смогла одержать победы. На земле воцарились затишье и хрупкий мир, нарушаемые лишь короткими приграничными стычками да угрозами, коими не жалеючи, обменивались меж собой враги и соперники.

     Боги выбрали для себя заоблачные высоты. Их младшим союзникам волотам достались земные просторы, а демонам пекла темные подземные пещеры да еще северная снежная шапка мира, где в вечном холоде, среди ледяных торосов возвели они железную, неприступную цитадель, корни которой уходили в океанское дно, а шпили, похожие на кривые, козлиные рога, цепляли проплывающие в небе тучи.

     Шли годы. Подлунный мир готовился к решающей схватке.

     Царь волотов Святогор напряженно глядел на посланца богов Китовраса.

     – Еще не время, – в который раз повторял Китоврас. – Ты недооцениваешь могущества и хитрости властелина пекла Кащея. Предстоящая война должна стать воистину последней. Ведь мы хотим не поранить, а добить зверя в его логове. Для этого мы собираем силы.

     – И долго же вы будете их собирать, – угрюмо произнес Святогор, – мои полки готовы, кони оседланы, мечи наточены и уже извлечены из ножен.

     – Нужно подождать еще немного, –  мягко молвил Китоврас.

     – Вам легко ждать, – выкрикнул Святогор и  в сердцах ударил каменным кубком о край стола, - ведь это не ваши, а мои войны стерегут северные границы, это мои братья гибнут в дозорах от вражьих отравленных стрел и копий!

     – Наберемся терпения, ибо…

     – Терпение, – не дав договорить посланцу богов, Святогор вскочил на ноги, – терпение слишком дорого обходится моему народу!

     Неожиданно входные двери распахнулись настежь, и в дворцовый зал вбежал молодой волот в изрубленном, покрытом запекшейся кровью панцире и в сером от дорожной пыли плаще.

     – Мой царь, – обращаясь к Святогору, громко проговорил ратник, – кремль на северном побережье разгромлен, гарнизон перебит, враг начал войну.

     – Враг начал войну, – словно зачарованный, повторил Святогор и вдруг рявкнул так, что от голоса его зазвенела слюда в окнах. – Мы выступаем! Мы принимаем вызов черной стаи и не станем больше ждать помощи!

     – Разгром одной крепости – это не война, – по-прежнему рассудительно и спокойно начал Китоврас, – это лишь побуждение к войне. Кащей затевает какое-то коварство и хочет, чтобы вы вторглись в его земли.

     – И мы сделаем это, – упрямо бросил Святогор.

     – Мои слова не убеждают тебя, – вздохнул Китоврас, – что ж, тогда я передам тебе предостережение самого Сварога – отца богов. Сила твоя, Святогор, неодолима, но там, во тьме и холоде преисподней ты можешь столкнуться с тем, кого встретить совсем не ожидаешь, с тем, против кого ты будешь бессилен, с тем, кому покоришься и станешь его рабом.

     – Замолчи, – грозно выпалил Святогор, – ни один волот еще никогда не становился рабом. Ступай к Сварогу и передай ему – если он хочет принять участие в этой последней войне и покрыть свое имя славой, то пусть выступает следом за нами. А если нет – то мы и без него обойдемся.

     Целый день армия волотов, словно громадная, клубящаяся от гнева и грохочущая громами туча, продвигалась на север. Быстроногие кони несли своих всадников по густым лесам и зеленым долам, высокие горы перескакивали, широкие реки да озера меж копыт пропускали.

     На ночь остановились на широком лугу, часовых выставили, спать залегли.

     Смежил веки Святогор, накрылся покрывалом сна. И явился к нему во сне Див – огненный дух, забормотал, запророчил:

     – Возвращайся назад, царь волотов. Погубишь ты и войско свое и себя. Ратники твои все, как один, в землю лягут, а ты в мертвый камень превратишься.

     – Пошел прочь! – крикнул Святогор. – Судьба наша в наших руках.

     Грустно вздохнул Див, заструился зыбким маревом и исчез.

    На следующий день к полудню добрались до холодного Северного моря. На берегу, на могильном кургане сидел ворон старый Карга. Увидел ворон волотов, закаркал зычно:

     – Не дури, Святогор, не совладаешь ты с силой Кащеевой. Иди домой, дожидайся, что тебе старший твой брат, Сварог, укажет. Не то заберет вас всех к себе мать – сыра земля.

     Закипела кровь в жилах у Святогора. Сорвал он с шуйцы* своей перчатку кольчужную весом в сорок пудов и метнул ее в ворона. Зашибла перчатка Карге левое крыло. Рассердился ворон, закричал:

     – Попомнишь мои слова, только поздно будет!

     Едва поднялся в воздух и улетел.

     Приложил Святогор ладонь к надбровью, оглядел морюшко. Далеко, далеко над неспокойной, пенной ширью небо, словно черным дегтем намазано. Там вечная ночь и вечная зима. Там начинаются владения Кащея. Там, в темноте, таятся злобные, лиходейские твари. Там неприступная железная цитадель. Махнул рукой Святогор и скакнул на своем коне прямо в море. А дружины его за ним последовали.

     Так с островка на островок, с льдинки на льдинку, а где и вплавь, добрались волоты до вражеской стороны. Опустилась на них ночь. А вместе с мглой кромешной напали на волотов гады морские – слуги Кащеевы: тысячерукие гидры, могучие кракены, громадные раки. Бились, бились с ними волоты, наконец, порубили всех. А тут сверху на головы богатырей посыпалась другая нечисть: крылатые, огнедышащие драконы и нетопыри-кровососы. Но и над этими волоты верх одержали. Одолев две напасти – воздушную и водяную – вывел Святогор свою армию на твердую землю, на скользкий лед и у подножия стен железной цитадели с третьей напастью встретился.
 
     Сам Кащей на бой с волотами не вышел, а послал своего верного слугу – Яму – черноликого демона, обитающего в преисподней и питающегося сырой мертвечиной. Вместе с мощным Ямой из нор на битву выползли целые тьмы менее могучих демонов, вурдалаков, оборотней и навей. Оскалил Яма песью пасть, зарычал, поглаживая да почесывая свое брюхо:

     – Хо, обед сам ко мне на стол пожаловал. Будет, чем полакомится, будет, чем и моего владыку темного угостить.

     Воинство Ямы превосходило армию Святогора своей численностью чуть ли не в сто раз. Но силой и смелостью волотам не было равных. Сколько продолжалась кровавая сеча – день, или, может быть – месяц – неведомо. Управились волоты-молодцы и с этой напастью, а Святогор самому Яме черную башку отсек, в морские волны бросил и сказал:

     – Не хвались, собачий сын, прежде времени.

     Сокрушили волоты железную цитадель, обломали с нее кривые, козлиные рога, в подземные пустоты и извилистые лабиринты спустились, чтобы самого хозяина пекла отыскать. Ходили, ходили, искали, искали – нет Кащея.

     Заглянул Святогор в одну пещеру и вдруг увидел девушку красоты невиданной. Очи у нее синие, ясные, лицо бледности молочной без румянца, а сарафан вовсе белый, словно саван. Сидит девица и кудельку прядет. Вошел Святогор в пещеру, зябко плечами передернул, так холодно было здесь, и спрашивает:

     – Кто ты, милая? Какою судьбой-злодейкой попала в чертоги Кащеевы.

     Отвечает девица:

     – Я дочь Сварога – Марена. Кащей лютый у батюшки моего из сада светлого меня выкрал и в пещере этой ледяной заточил. В темнице маюсь, жду освободителя.

     – Я твой освободитель, – с жаром произнес Святогор, поднял девицу Марену на руки и вон из темницы вынес.

     Полюбил Святогор Марену, а, полюбив, спросил:

     – Пойдешь за меня замуж, милая?

     – Возьмешь, так пойду, – вздохнула Марена.

     Повоевал Святогор всласть, удаль, силу свою свету белому показал, а теперь всем сердцем своим и всей душой своей был одержим иной страстью – любовью.

     – Эх вы, предсказатели судеб, Китоврас, Див огненный да старый Карга, – радостно повторял Святогор, – земле сырой ни я не предан и не богатыри мои, а басурмане Кащеевы.

     Собрал царь своих волотов, посадил в седло пред собой суженую и отправился в обратный путь. Недосуг ему стало в грязи и смраде ковыряться – Кащея искать. Перемахнули волоты через море. Глядь – а оно за их спинами ледяной коркой покрылось. Поскакали по лугам, по полям, обернулись – а лед следом за ними движется.

     – Отчего это? – спрашивает у Марены Святогор.

     – А оттого, –  отвечает молодая красавица, – что проклятый Кащей на меня заклятье наложил, кровь мою в лед превратил. Куда я иду, туда и зима за мною. А где лето да тепло – там я жить не могу – как сосулька, растаю.
 
     – Ну что ж, это ничего, – покачал головой Святогор.

     Скоро вернулись волоты к своим родным очагам. Стали свадьбу царя своего Святогора и девицы Марены справлять. Как за свадебные столы сели, первую неделю пили, вторую неделю ели, а на третью в пляс пошли. Пляшет Святогор, пляшет его молодая жена, пляшут волоты-богатыри. Дрожит, звенит под их ногами мерзлая земля. С горных вершин снежные лавины в пропасти сходят. А в дремучих лесах столетние дубы, как трава от ветра, по земле стелются.

     Взглянул Святогор вниз – что за диво? У самых ног его по сугробам какая-то мелкота переваливается, бредет куда-то, саночки крошечные за собой тянет. Принагнулся Святогор, подцепил крошку за воротник полушубка, поставил к себе на ладонь, поднес к глазам, спрашивает:

     – Ты кто такой, откуда и куда путь держишь?

     А кроха отвечает:

     – Я человек. Зовут меня Ваня. Со своим родом от ледников на юг в теплые края убегаю.

     – Это дело, – кивнул Святогор. – Небось, тяжело идти.

     – Тяжело, – согласился человек.

     –  Слушай, Ваня, – предложил Святогор, – маленький ты, как клоп. Давай дохну на тебя разок, силы в тебе и поприбавится.

     – Не нужно, – беспечно махнул рукой Ваня, – мне моей силы достаточно будет. Вон, гляди, сумочку свою переметную я на снег обронил. Попробуй, подними.

     Опустил Святогор Ваню наземь. Подцепил мизинчиком сумочку, хотел приподнять. Не сгибается мизинчик – тяжела сумочка. Всей десницей взялся за сумку Святогор, потянул. Словно к земле сумка приросла – не поднимается. Обеими руками заграбастал царь волотов Ванину ношу. Поднатужился – ушел по колено в землю, поднапружился – уж по самый пояс в земле стоит. С превеликим трудом вытащили Святогора из ямы волоты. Подивился он, спросил:

     – Что же в суму твою понакладено?

     – Тяга земная, – сказал Ваня, закинул на плечо котомку и пошел прочь, а следом за ним потянулся караван с родичами.

     – Чудеса, да и только, – провожая взглядом людей, удивленно развел руками могучий волот.

     Семейное счастье Сятогора и Марены продолжалось недолго. Через год она родила ему сына, которого нарекли Кайдалом.

     А еще через год вновь пришел к царю волотов посланец богов Китоврас.

     – Теперь пора, – сказал он Святогору, – небесное воинство собрано и готово к походу.

     Но Святогор покачал головой:

     – Когда мои братья гибли в северных морских безднах, когда рубились с огнедышащими чудищами пекла, вы ждали. Теперь подождем мы. Наша война закончена.

     Армия Сварога выступила в поход без союзников-волотов. Оказалось, что недобитая пекельная нечисть после победного отхода Святогоровых дружин вновь необыкновенно быстро расплодилась в своих подземных и подводных укрывищах, выбралась наружу и по ледяному следу Марены расползлась и растеклась по всему миру. Так что окончательно покончить с ней стало затруднительно даже для Сварога. Долго солнечные воины вычищали землю и исправляли ошибку Святогора. А когда Кащей был пленен и низвергнут за пределы сущего, оставшиеся на земле дела его и его заклятия ослабли, но не пропали.
 
     Затянувшаяся зима ушла, ледник растаял, а вместе с ним растаяла любимая жена Святогора Марена. Водопады, реки и ручьи, излившиеся из ее тела вместе со слезами, пролитыми безутешным Святогором, собрались в одну глубокую впадину и превратились в соленое Черное море.

     А потом оттаявшая земля, уставшая носить на себе тяжелое бремя волотов, лишенных промысла и поддержки богов, разверзлась и приняла богатырей в свое темное чрево. А на освободившихся земных просторах расселилось и размножилось молодое племя людей.

     Из всех волотов спасся один Святогор. Он успел уйти в горы, где еще долгие годы в тоске и печали по жене и сыну бродил по хребтам и крутым отрогам. Однажды он лег на каменную вершину, уснул и сам обратился в крепкий каменный монолит скалы.