Когда Солдатов с выбранной им командой поднялся на ходовой мостик, над подводной лодкой уже висела летающая тарелка с огромным крестом на борту, а к лодке, освещая её прожекторами, неслись два катера. Тарелка бесшумно висела над рубкой как кухонная люстра. Она освещала Марину сильным снопом света, так что было тяжело глазам рассмотреть, и с трудом можно было понять, что происходит вокруг.
- Вы русские? – вдруг разнеслось по всей пещере. Вопрос был задан на русском языке, но ярко прослеживался немецкий акцент.
Солдатов взял электромегафон, именуемый на флоте матюгальником, который заранее предусмотрительно вытащил на ходовой мостик, и ответил:
- Мы русская, частная, подводная лодка «Марина». Ведём научную работу по изучению океанов.
Говорил он медленно и отчётливо, понимая, что у слушателя могут быть некоторые проблемы со знанием русского языка. Конечно, Алексей Иванович мог бы говорить с ними и на немецком языке, который изучал ещё в школе, и на английском, который изучал в военно-морском училище, но знал он их не очень хорошо, а разговорной практики вообще не было. Разговорная практика английского языка была у профессора Сибирского, и он мог бы быть переводчиком, но если немцы стали говорить на русском, почему бы и поговаривать с ними на этом могучем и великом.
- Немедленно застопорите ход! Отдайте кормовой якорь! Не сопротивляйтесь, а то будете уничтожены! Сейчас к вам подойдут два катера группы охраны, примите их и выполняйте все требования командира! - команды сыпались как из рога изобилия. Они были чёткими, суровыми, не терпящими пререканий.
- Все ваши требования будут выполнены, - поднеся мегафон ко рту, ответил Алексей Иванович. Он уже дал команду вахтенному капитану Васильеву отработать задним ходом до полной остановки корабля и встать на якорь.
Вскоре подошли два катера. Владимир Ильич с Ильёй приняли от них концы и закрепили за утки. На борт вышли с каждого катера по два человека и на счастье один из этой группы офицеров так же сносно разговаривал на русском языке. Вышедшие представляться не стали и их начальник сразу начал давать команды, совершенно не обращая внимание на некоторые возражения командира лодки.
- Немедленно вывести всю команду на верхнюю палубу корабля.
Солдатов дал команду:
- Всем выйти на верхнюю палубу и построиться. Вахтенному капитану продолжать нести вахту.
Когда все построились, офицер сосчитал людей стоящих в строю и спросил:
- И это все. На такой большой лодке и всего одиннадцать человек?
- Нет, на лодке нас двенадцать человек. Вахтенный капитан находится в ходовой рубке.
- Вывести его сюда.
- Подводная лодка имеет атомную энергетическую установку, и бросить её без надзора ни вам, ни мне нельзя. Может произойти катастрофа.
- Хорошо, вахтенный офицер пусть останется в рубке, - и сразу же дал команду двум своим офицерам спуститься на ГКП подводной лодки.
- Кто командир? Как я понял из обстановки, вы? – немец показал пальцем на Алексея Ивановича, - представьтесь.
- Командир корабля Солдатов Алексей Иванович.
- Вы все арестованы. Сейчас вас погрузят на катер и увезут отсюда. На лодке останутся наши представители и ваш вахтенный капитан.
- Господин офицер. Я не предполагал, что нас всех отсюда уберут. Разрешите на лодке оставить ещё командира электромеханической части Сафонова Юрия Николаевича. Только он разбирается в эксплуатации ядерного реактора. Как я уже вам сказал, что это жизненно необходимо.
Немецкий офицер отошёл в сторону, и, отвернувшись, начал говорить по переговорному устройству со своим командованием и решать появившиеся вопросы.
- Хорошо. Только предупредите своих людей, чтобы они слушались наших офицеров и не принимали каких либо действий без согласования с ними. Бежать отсюда некуда, да и вообще я не понимаю, каким образом вы могли здесь оказаться. Это мне очень интересно, но я не уполномочен вести с вами беседы. Допрашивать, а если будет нужно и с пристрастием, вас будут другие, более компетентные и дотошные люди.
- Разрешите проинструктировать специалистов, которые останутся для обслуживания лодки?
- Пять минут, - ответил офицер, и дал команду грузить людей на катера.
Солдатов собрал Сафонова и Васильева в ходовой рубке:
- Держитесь здесь ребята. Что бы они ни делали, не сопротивляйтесь. Несите вахту, следите за состоянием нашего корабля, а особенно реактора. Лодка нам ещё пригодится для возвращения домой. Не звери же они, разберутся что почём. Не провоцируйте. Говорите всё что снами фактически произошло, только об одном не говорите, то, что мы были в пещере и взяли там Руны. Я думаю, что самое страшное у нас, всё-таки, позади.
Как только десять человек команды оказались на катерах их поместили во внутренний кубрик без иллюминаторов и катера дали ход. Как хотелось нашим героям выглянуть наружу и хоть одним глазком посмотреть, что там наверху, куда их везут. Хотелось увидеть небушко, но судьба – злодейка снова загнала их в помещение без окон и без открытых дверей.
Часа через два хода пришвартовались к причалу. На головы арестованных надели плотные черные мешки, и аккуратно высадив с катеров, повезли на автомобилях по достаточно шумному городу. Шум городской улицы проникал во внутренние пространство автомобилей и тревожил души людей. Вместе с шумом в автомобиль проникал запах морской воды и сырости. Все вели себя сдержанно и молчали, и только Марина все время дергалась и повторяла:
- Прошу политического убежища. Хочу увидеть солнышко. Хочу к маме.
Она высказывала ещё кучу желаний и претензий, но на неё стоны никто не обращал внимание.
Через час машины остановились. Владимир Ильич сидел рядом с женой.
Вот и приехали. Из порта ехали около часа, значит город большой, - прошептал он ей на ухо. За что сразу же получил окрик:
- Молчать!
После остановки всех, не снимая мешков с голов, вывели из машин. Каждого держали под руки по два человека. Надо отдать должное, сопровождающие не грубили и вели себя с арестованными достаточно вежливо. Когда всех завели в большое помещение, мешки сняли. Люди жмурились от яркого света, хотя свет в помещение проникал снаружи. Пока было не понятно, что там светило. Возможно, это было солнце, возможно электрические лампы, а возможно и газовые горелки.
Помещение представляло собой большую квадратную комнату со стороной метров десять. Посредине помещения стоял пульт с мониторами и другими органами управления. За креслом лицом к пульту сидел оператор и внимательно наблюдал за мониторами, не вмешиваясь в происходящее. Из помещения в две противоположенные стороны расходились коридоры, в которых по обе стороны было множество дверей.
Два охранника построили арестованных около одной из стен и показали пальцами, прикоснувшись к губам, что нужно молчать. Через некоторое время в комнату вошли ещё три человека в военной форме одежды, и было ясно, что эти люди принадлежат к немецкой армии. В петлицах, на пуговицах, на воротниках и на плечах были элементы немецкой свастики.
Один из офицеров был, несомненно, большим начальником для остальных. Это чувствовалось по их поведению. Но он не знал русского языка, поэтому его речь переводил тот же офицер, который их арестовал на лодке.
- Кто вы такие? – это был первый вопрос, который задал старший офицер.
- Мы русские путешественники, - достойно ответил Солдатов.
- Как вы оказались на реке Шваба выше нашего города? Как могли не замеченными нашими спецслужбами войти в пещеру и пройти по ней огромное расстояние, а также и через весь город?
- Мы не проходили через ваш город. Мы прошли сквозь Землю и шли к вашему городу не снизу, а сверху реки. Нас водоворотом, против нашей воли, засосало на Северном полюсе под землю, и мы прошли сквозь Землю по подземному каналу на эту реку. Мы полагали, что подземный канал выйдет в Антарктиде и, превратившись в реку, выйдет к океану. Мы стремились к спасению.
- Но этого не может быть? – приподнял брови старший офицер.
- Но это именно так. Мы предполагали, что встретим здесь вас, поэтому вели все документы как это положено на всех кораблях. Изучив вахтенные журналы, накопившиеся за поход, вы убедитесь в этом.
- Довольно. Мы проверим ваши показания.
- Скажите, пожалуйста, какое сегодня число по европейскому календарю, - спросил Сибирский.
Переводчик перевёл вопрос профессора офицеру и тот не колеблясь, ответил:
- По Новошвабскому календарю сегодня воскресенье 17 июня 2035 года. А наш календарь совпадает с европейским. Это не секрет. Остальные вопросы в индивидуальном порядке. Наши специалисты выпотрошат из вас все. Поэтому скрывать ни чего не советую.
После этого он дал распоряжение развести всех по отдельным камерам, обращаться с заключенными не грубо. Встречи между собой исключить, и, в сопровождении офицеров, ушел.
Буквально за одну минуту всех развели по камерам. Щелкнули затворы и наши герои оказались в одиночках. И с этими щелчками закончились душещипательные беседы командира лодки Солдатова, смешные рассказы о жизни Владимира Ильича и невероятные, с первого взгляда, лекции профессора про Антарктиду и Новую Швабию. О! Как же он был, на самом деле, прав.
Камеры представляли собой комнаты, квадратов по десять, с кроватью, туалетом и душем. Посредине стоял стол и два стула. Кровать, стол и стулья были прикручены к полу. Вместо окон был небольшое квадратное отверстие под потолком. Через него проникал свет. По тени от этого света опытные заключенные сразу определили, что этот свет исходит от электрических ламп большой мощности.
Дед ходил, тихонько переступая ногами по камере, и шепотом рассуждал:
- Так сегодня воскресенье, значит, допросчиков и переводчиков они трогать не будут. Все! Сегодня можно отдыхать. Столько пережито за последние сутки. Тело все болит. Одежда липнет от пота к спине и животу. Испытываю какое-то нервное возбуждение. Надо успокоиться. Правильно ли мы сделали, что безропотно сдались? Может прав был Шаров, предлагая пробиваться с боем. Надо помыться и отдохнуть. Кто его знает, когда ещё выспаться придется. А что будет с Мариной Ивановной. Возможно, она действительно сошла с ума. Её же быстрее лечить надо. А её в тюрьму.
Практически во всех камерах людям в голову лезли одни и те же мысли.
Владимир Ильич помылся в устроенном в углу душе и лёг в постель. Кровать была нормальной, мягкой, простыни, подушки и одеяла были приятные и чистые. Удивительно, но деду в такой обстановке пришли на ум стихи Сергея Есенина и он их стал читать вслух:
Низкий дом с голубыми ставнями,
Не забыть мне тебя никогда, -
Слишком были такими недавними
Отзвучавшие в сумрак года.
На последней строчке он стал спотыкаться и заснул глубоким, тяжёлым сном, со стонами и подёргиванием всем телом.
Утром, со стороны дежурной комнаты послышался шум нескольких ног. Это был шум, издаваемый коваными сапогами или тяжелыми ботинками. Очевидно, сырость все-таки доставала новошвабцев, если они до сих пор не сняли свои сапоги. Этот звук Владимир Ильич запомнил надолго. В таких сапогах ходил его дед Иван, потом отец Илья, потом и он сам.
Буквально через три минуты командира лодки Солдатова провели мимо его камеры в сторону дежурной комнаты. Владимир Ильич не находил себе места. Что он там говорит? Как чувствует себя Татьяна. А где сидит Лена, Илюша? Дед не находил себе места. Снова расстроился.
- Меня будут вызывать, чуть ли ни последним, - прошептал он, - если сначала вызвали командира корабля, значит, потом вызовут хозяина лодки Илью, потом, надо полагать, профессора, а уж затем и меня. Надо засечь, сколько будут держать на допросе Алексея Ивановича.
Так в муках он повёл часа два. В коридоре послышались шаги. Он узнал их, это вели Алексея Ивановича. Он еле передвигал ногами, и, шаркая, прошёл мимо его камеры.
Пришлось ещё прождать целых четыре часа, прежде чем пришли за ним.
Когда деда ввели в допросную комнату, он сразу начал оценивать подготовку допрашивающих офицеров. Он знал, чтобы с достоинством вынести любой допрос, необходимо, прежде всего, на чем-нибудь сосредоточиться. Этому он научился, когда был в войсковой части 2338 в городе Находка начальником «профессионально-психологической лаборатории». О боже, и кем он только не был, и с какими только людьми ему не приходилось сталкиваться. Он осмотрел комнату и подумал:
- Комната для допроса лишена любых отвлекающих предметов. Никаких картин. Стены, пол и ковры — только приглушенных тонов. Стол самый обычный. Он должно быть намертво, как и стулья, прикреплён к полу. Они не хотят с нами себя показывать влиятельными и важными людьми, поэтому не поставили массивную и дорогую мебель. Обходятся самым простым столом и деревянными стульями. Ну, всё правильно. Если бы нас на допрос приводили из камеры, лишенной всяких удобств, или перед этим заставили стоять на ногах долгое время, сидение на мягком, комфортном стуле из-за контрастности предыдущих ощущений усиливало бы дезориентацию. А у нас в камерах комфортно, даже душ и простыни есть. Какой смысл?
На двери при входе висит табличка «Не беспокоить!» Заботятся, чтобы во время допроса никто не вваливался в кабинет с возгласом: «Мы пиццу заказываем! Тебе с чем?». Внезапное появление кого-то постороннего, явившегося по тривиальному, будничному поводу, может иметь для допроса катастрофичные последствия и полностью сведет на нет весь его устрашающий эффект.
Пока ночью нас не беспокоили. Непредсказуемый график «Ваш подопечный должен начать ощущать, что всем его распорядком жизни управляете вы», - не используют. Допросы должны проходить по хаотичному графику, но они этого тоже не используют. Сегодня два допроса, завтра - ни одного и послезавтра - ни одного. А на третий день, на допрос следует вызвать прямо во время обеда или среди ночи. Один допрос может длиться пять минут, а другой - три часа. Солдатова, Илью и профессора допрашивали одинаково, по два часа. Значит, в допросах всё сходиться и допрашивать с пристрастием не имеет смысла.
- Садитесь, сказал поджарый майор в военной форме на русском языке с небольшим акцентом.
Как только дед сел позади него встал еще один офицер и за соседний стол неуверенно пристроился молоденький писарь.
- И так, что вы можете нам рассказать по поводу вашего здесь появления, - начал задавать вопросы офицер. – На какую разведку вы работаете? Ваши товарищи нам все уже рассказали, врать не советуем.
- Метод «Всевидящее око», - подумал Владимир Ильич, - объясняет мне, что ему и так уже все известно, он всего лишь хочет убедиться, что я с ним полностью честен. Хорошо, что не начал задавать идиотские вопросы, ответы на которые и так известны. «У вас две руки, две ноги и один нос, не так ли?». Если бы с моей стороны в ответ зазвучала ложь «Вторая нога не моя, мне ее подкинули!», это в конечном итоге должно было меня убедить, что запирательство бессмысленно, но дед ответил:
- Мы были в научном плавании на Северном полюсе. 3 апреля этого года нас засосало водоворотом в географической точке «Северный полюс» и потом, через два с половиной месяца, потоком воды вынесло в Антарктиде. Ни на одну разведку мира я не работаю, - четко произнёс Владимир Ильич и тяжело вздохнул. Сколько матросов и старшин он вот так же допрашивал, а теперь допрашивают его. От суммы, да тюрьмы не зарекайся - говорит русская пословица.
- Ты, мразь, поговори мне ещё! Ни на одну разведку он не работает! Мы все знаем о вас, и о вашей работе разведчика. Если продолжите здесь и дальше сказки рассказывать, мы вынуждены будем принимать более жесткие меры допроса, - закричал, разбрызгивая слюну, офицер, вначале стоящий поодаль от других, а затем приблизившийся почти до прямого физического контакта.
- Вот и начал работать метод «Хороший полицейский - плохой полицейский». Но здесь нет ничего нового. Этот метод использовался во все времена и у всех народов. Правда этот метод в основном работает с женщинами, подростками и робкими мужчинами. Неужто они меня по причине старости причислили к робким мужчинам? – про себя подумал Владимир Ильич, и ответил:
- Врать мне не зачем. Я думаю, что ваша разведка работает очень хорошо. Жить и работать здесь почти сто лет, так, что бы весь мир не знал о вас, и только лишь небольшие слухи о фактическом состоянии на Антарктиде будоражили головы учёных – это многого стоит. Я думаю, если ваши специалисты наберут в интернете моё имя и фамилию, на вас просто опрокинется уйма информации обо мне и моих родственниках, тем более что фамилия моя достаточно редкая, - сказал дед и пошевелился на стуле, просто он отсидел свой зад, и надо было немного его размять. Но на его движения сразу среагировал человек стоящий позади и, схватив его за плечи, придавил к стулу:
- Was machen sie? – воскликнул он.
- Kratzer den Arschloch, - ответил на плохом немецком языке дед, и ухмыльнулся.
- Was Sie tun ist fafsch, - культурно сделал замечание старший офицер и снова перешел на русский язык.
- Интересно, - про себя сделал комплимент немцу Владимир Ильич, знает и билингвистический подход. Начал задавать вопросы на не родном языке. Обычно, если допрашиваемый выдержал шквал вопросов, например, на немецком или корейском, следует неожиданно перейти на его родной язык и спросить, подследственный может ответить быстрее, чем сообразит, что не должен был этого делать. И так, ждём вопроса на русском языке.
- Кто ваш оперативный сотрудник резидентуры? – быстро задал вопрос офицер сидевший напротив.
- Побойтесь Бога, господин офицер. Какая резидентура. Я вашего города даже краешком глаза не видел, да и город ли это вообще? Да я в своей жизни не встречал ни одного человека, который бы знал о нём, хоть что ни будь. А он резидентура! Да, кстати, а как он называется?
- Мы знаем, что вашей организацией руководит адмирал Норд. Что вы знаете об этом человеке?
- Я ни чего не знаю про этого человека, если он существует, - ответил Владимир Ильич, а про себя подумал, - Вот начали использовать метод «Я правда знаю!», - про себя подумал дед. - При этом методе некоторое время допрашиваемому задают вопросы, ответы на которые он точно не может знать, так как не находится в своей организации на том уровне, где возможен доступ к подобной информации. Они думают, что я не знаю адмирала Норда, и мне надо уверять, что мне ничего неизвестно о нём, а в принципе так оно и есть. Его же нет на самом деле. Сейчас они мне будут не верить, но потом начнут задавать лёгкие вопросы. Помню, в руководстве цитировались слова человека, подвергшегося такому методу допроса: «Это прозвучит странно, но тогда я был действительно благодарен, когда после всех этих трудных вопросов, наконец, была затронута тема, о которой я хоть что-то знал».
- Когда вы вышли из Санкт-Петербурга?
- Мы не были в Санкт-Петербурге. Мы вышли в научное плавание первого апреля 2035 года из Кувшинской Салмы.
И Владимир Ильич стал рассказывать об организации выхода подводной лодки «Марины» и о её приключениях.
- То, что вы нам рассказали, является вымыслом. Никто и ни когда не проходил сквозь землю, даже мы. Вот вам стакан воды и таблетка правды. Наша медицина далеко обогнала вашу. Сейчас вы примите таблетку, запьете её стаканом воды и расскажите нам всю правду. Если ваши рассказы сойдутся, пойдете в камеру.
Дед стал уставать от допроса. Действительно голова уже шла кругом. Он взял таблетку, положил её за щёку и запил водой. Мало ли что это за таблетка. - Хотя, какой смысл предостерегаться, - подумал он, - все равно они нас и кормят, и поят. Если захотят, то и в еду всё что угодно могут подложить.
Немец жестами показал, что бы он разинул рот и показал язык, что дед и сделал. А сам понял, что они перешли еще к одному методу допроса. Субъекту дают безвредную витаминку, а затем говорят, что это была сыворотка правды. Если человек сознательно или даже подсознательно собирался о чем-то рассказать, такой трюк срабатывает и выбалтывается все.
После приёма «сыворотки правды» допрос продолжился с новой силой. Владимир Ильич сильно устал. Отвечал на вопросы автоматически и думал: - а будут ли они применять Метод «Плацебо». Метод смены одежды. Одежда помогает человеку быть тем, кто он есть. Если лишить допрашиваемого его родной одежды и дать любую другую, желательно не подходящую по размеру, отобрать ремень, чтобы допрашиваемому приходилось придерживать штаны руками. Но вроде немцы, слава Богу, не собирались его раздевать.
- Молчишь негодяй, не говоришь кто твой резидент в нашем городе, придётся применить пытки, а будешь и дальше молчать расстреляем, - вдруг заорал офицер, который уже грозился применять к нему более жесткие меры.
- Ну, вот дошли и до угроз и обещаний применить пытки и насилие, - подумал дед.
Такие воспоминания помогали ему пережить допрос, но, а как бабушка, Илюша. Смогут ли они перенести допросы без последствий? Они-то не знают того что знаю я. Обещание пыток обычно помогают сломить сопротивление более эффективно, чем прямое применение силы. Многие люди, не подозревают, что способны выдерживать интенсивные болевые ощущения, и боятся их сильнее, чем следовало бы. А вот угрожать смертью не следует. Это лишь внушит допрашиваемому, что его участь уже решена и от него избавятся, как только получат от него всю нужную информацию. И он будет молчать.
- Я уже вам все рассказал. Нового ничего не знаю. Я скоро потеряю сознание. Сахарный диабет – знаете ли. Я чувствую, что у меня очень повысился сахар, простонал дед.
- Хорошо, - сказал майор, - допрос отложим до завтра. Уведите.
Два немца приподняли деда подмышки и на неуверенных ногах отвели в камеру. В камере за столом на стульях сидели два человека и играли в карты.
- Извини дорогой, что нас сюда к тебе затолкали. Арестовали, понимаёшь ли, за нарушение правил дорожного движения, а свободных камер нет, вот и определили к тебе. Не первый раз арестовывают, всегда камер хватало. Откуда интересно они столько арестованных набрали? Нам сказали, что ты русский? Я тоже русский, а вот мой товарищ немец, русского языка не знает, так что говорить с тобой буду только я. Ты не против? – затараторил один из сидевших. - Да, ты не бойся. На ночь нас здесь не оставят. Через пару тройку часов разберутся, что да к чему, и выпустят. Один опять останешься. А одному скучно, поговорить не с кем. Так что наслаждайся, говори.
- Не против, не против, - ответил дед, - а вы уж извините, я очень устал и лягу на кровать.
Дед прилёг на заправленную кровать, хотя это было запрещено в любом изоляторе, и закрыл глаза. Сокамерник что-то не переставая тараторил, а в это время Владимир Ильич думал:
- Вот и последний метод работать начал. Метод «Двойная подсадка». Подселять в камеру своего человека — слишком банальное, а потому совершенно неэффективное средство. А вот запустить к заключенному сразу двух подсадок — совсем другое дело. Подсадка № 1 пытается подружиться с допрашиваемым, подсадка № 2 гордо хранит молчание. Когда первую подсадку выводят на время из камеры, вторая предупреждает, что это был стукач. Таким образом, допрашиваемый проникается ко второму осведомителю доверием. «Это доверие можно подкрепить, если вторая подсадка покажет субъекту место, где в камере якобы спрятано подслушивающее устройство. Ну что ж будем ждать, пока все идёт по написанному. Немцы прямолинейный народ. Все делают по инструкции.
Владимир Ильич лежал на кровати и иногда поддакивал неуёмному арестанту, который, не переставая, чесал язык. Он заводил разговоры на совершенно разные темы, задавал множество вопросов и ждал на них ответы. Дед понимал значение этих вопросов и адекватно реагировал на них. То, что они прошли под Землёй с Северного на Южный полюс, он рассказывать не стал. Но были и вопросы по городу, в который они попали. Из них он узнал, что они попали в город Новый Берлин, что здесь есть полиция, электроавтомобили, троллейбусы, площади, заводы, на которых трудятся жители этого города, кабельное телевидение, сады, озёра на которых можно купаться, набережные, причалы. Что они находятся в огромном городе, посередине которого протекает река Шваба, но есть и другие реки, которые впадают в неё.
Через три часа, собеседника действительно вызвали на допрос. Когда он ушел, другой заключённый встал спиной к стене и полушепотом, при этом помогая себе руками, объяснил Владимиру Ивановичу, что он тоже знает русский язык, и что тот человек, которого только что вызвали на допрос очень плохой, он стукач. Прямо над ним находиться камера наблюдения и прослушивания, но она не захватывает территорию под собой, поэтому сейчас охрана его не видит, а видит только деда. Если ему надо что ни-будь передать на волю, то ему надо написать записку с адресом и передать ему здесь у стенки. Его тоже скоро выпустят, и он её передаст кому надо.
Владимир Ильич махнул рукой, поблагодарил «доброго человека» за заботу о нём и объяснил, что у него нет знакомых в их городе, и передавать ему, что либо, не кому и нечего.
Через час и второго «арестованного вызвали на допрос и он больше не вернулся.
Две недели каждый день по очереди их всех вызывали на допросы и различными путями пытались добиться «правды». Но нового ничего выяснить не могли. Правда, всплыл один неприятный момент. На допросе Владимиру Ильичу предъявили юбку-библиотеку Антарктической принцессы, и поставили перед ним кучу вопросов;
- Что это? Как попало на подводный корабль? Кому принадлежит?
Дед понял, что их замечательный корабль немцы перетрясли основательно. Если в таком огромном объеме нашли такую маленькую вещь, то домой, если они, дай Бог, возвратятся, они возвратятся ни с чем.
- Это Руны. Они принадлежат профессору Сибирскому. Он их захватил с собой в экспедицию, чтобы в свободное время продолжить их изучение. Он много читал лекций для нас и на одной из лекций показывал их нам.
- А не нашли ли вы эти руны в Антарктиде? Ведь вы же высаживались на берег,– задал прямой вопрос майор.
У деда была мысль сказать, что они не высаживались ни берег, но он вспомнил, что резиновую лодку, на которой они ходили к пещере, унесло течением и возможно именно по ней их обнаружили. Врать было нельзя, но и все откровенно говорить нельзя.
- Да мы высаживались один раз на берег на резиновой лодке. Нам надо было взять образцы льда и грунта. Кстати, мы там нашли…
Немец насторожился.
…асфальтовую дорогу. По наличию такой хорошей дороги мы утвердились в понятии, что здесь, подо льдами Антарктиды, действительно живут люди, и ваше появление на летающей тарелке и катерах для нас не было неожиданностью. Кстати, эту лодку у нас смыло волной, и она уплыла вниз по течению. Мы так и не поняли, откуда взялась такая волна, возможно рыбина хвостом по воде ударила. Не по ней ли вы определили, что в верховьях кто-то есть?
Майор не стал скрывать. Действительно, их служба, которая контролировала нахождение людей в верховьях реки Шваба, заметила русскую резиновую лодку, в которой не было людей, плывущую по течению и подняла тревогу.