9
Солнце по-хозяйски расположилось на безоблачном небосклоне, собираясь заняться попечительскими делами. В средней полосе России небесное светило уже больше месяца жарило: с раннего утра рьяно приступало к обязанностям опекуна, посылая на землю сильный жар чрезмерной заботы. Оказывается, что и в Волжском Залесье солнце так же чрезмерно заботилось о людях: не ласкало, а обжигало.
Все расслабились. Голоса смолкли, и вместо них поползли шорохи: мягкий шелест бумаги, забиваемый иногда шуршанием фольги. Раздавались резкие хлопки вскрываемых пакетиков. Иногда слышались причмокивание, хруст, отхлёбывание. По салону ползли, поднимаясь вверх, аромат терпкого кофе, запах свежих огурцов, картофельных чипсов, копчёной колбасы...
Водитель высунулся из кабины, оглядел всех нас и вежливо обратился к Денкиной:
- Всё нормально?
- Никто не жалуется, – последовал ответ.
- Это хорошо, – оживился Алексей. – Соберите деньги за пустые места. – И спрыгнул из кабины на землю.
Второй водитель, низкого роста, в фиолетовой футболке и брюках такого же цвета, начищенных ботинках, быстрым шагом вышел из салона, держа в руке перчатку с латексным рифлением.
Моя приятельница направилась к задним местам.
- Марина Викторовна, это невозможно всё съесть на завтрак, – прорезался знакомый голос.
- Завучу это скажите, – невозмутимо ответила Денкина.
- Она подавляет всех, – с вызовом сказала грузная брюнетка, когда Денкина поравнялась с ней. Одутловатое, морщинистое не по годам лицо женщины исказила злоба, переносицу прорезали две складки. – Мы купили продукты на занятые деньги, а теперь оказывается, что в гостинице холодильника нет.
- Номера с холодильником дороже, – кратко пояснила Марина Викторовна и напомнила о другом: – Я по сто рублей собираю.
- И что, продукты пропадут и деньги на ветер? И чего тогда я буду ещё сто рублей сдавать? Может, вы и кидаетесь деньгами, а нам не до жира, – бросила вызов учительнице худенькая шатенка, сидящая рядом с грузной подругой.
- Не я договаривалась с турфирмой, а родительский комитет.
- Ну и что! Вы сейчас с нами, а не Каткова с Дыниной. Вот вы и решайте все вопросы, – потребовала шатенка.
Девятиклассницы, вытянув шеи, прислушивались к неприятному разговору. Марина Викторовна повернулась к подросткам. Недовольные оппонентки исподлобья посмотрели на Денкину, как на классового врага.
Учителя встревожились.
- Есть же наглые люди, – почти прошептала библиотекарь, обернувшись к Гнедовой.
- Не ту годовую оценку поставила Марина их детям. Вот и вымещают недовольство на преподавателе, – быстро ответила молодая «англичанка». – Теперь учителю и настоящую оценку нельзя поставить ученикам. Совсем загнобили учителей. Чуть что – сразу с жалобой к директору бегут.
- Родителям следить нужно за учёбой детей, – тихо вставила библиотекарь.
- Нужно, только не следят. У меня, например, есть такие заботливые родители, которые целый год детей в упор не видят, – с вызовом добавила «англичанка».
- Когда им за детьми смотреть? Они на двух работах бьются, – вступился за родителей Геннадий.
- Разве тебе легко работать на заводе? – обратилась жена к мужу. – Но ты всё равно занимаешься с Олесей и на собрания ходишь.
- А эти, – кивнула назад Гнедова, – в дневниках расписываются только в конце учебного года. На родительские собрания не дозовёшься. Зато на итоговом собрании кричат громче цирковых зазывал. Хорошо, что ещё одевают и кормят детей. Скоро, наверно, будут заставлять нас и одевать, и кормить учеников за свой счёт.
- А к этому всё и идёт, – уже в полный голос сказала библиотекарь.
- У каждого свои обстоятельства, – упорствовал Геннадий. – Кого-то совсем жизнь задавила. Надо им помогать…
- Мы не в послевоенное время живём, чтобы помогать обездоленным. Для этого государство есть. Педагогам самим не легче. Тоже семьи и дети. О твоих детях они заботятся? – покосилась Вероника Игоревна в сторону возмущавшихся родителей.
- Вот и выходит, что никто из нас не виноват, – криво усмехнулся Ермаков. – Народ выживает, как может. А государству народ не нужен: он ведь просит: «Дай, дай». Государству нужнее налогоплательщики, поэтому и раздули в стране штат приставов.
- Так-то оно так… – вначале согласилась Гнедова.
- Люди сами просили Сталина. Получайте! – хлопнул Геннадий ладонью по бедру.
- Народ просил Сталина на богачей во власти, чтоб умерить их аппетиты. А получается, что накликал кулак на свою голову, – громко вставила «англичанка».
- Забыли, что у нас теперь капитализм, а не социализм? – снова криво усмехнулся Ермаков. – Пока народ просил сталинских клещей, его, родимого, незаметно перевели под другие знамёна и тайно издали другой декрет: «Вся власть – олигархам! Вся земля – буржуям!»
Ольга Ивановна уныло кивнула и притихла.
«Вот такие мы все: друг с другом поговорим – и тишина. Никто не отстаивает своих прав. Хотя что говорить о провинции. Провинциальный народ – боязливый, потому что законов не знает. Только попытается отстоять себя – и государственная машина раздавит его. Потому-то и ждёт провинция, когда Москва поднимется. А в Москве подниматься некому: правительство всех прикормило, сделав столицу особой экономической зоной страны. Кто-то и вовсе зажирел на наворованных деньгах, – с грустью подумала я. И задала сама себе вопрос: – Смогла бы я отказаться от благосостояния, если бы мне благоволила судьба?» Честно ответить себе я побоялась, чтобы не занизить собственную самооценку.
Заняться было нечем, и я наблюдала через стекло, как водители ходили вокруг «мерседеса», что-то проверяя. Только сейчас заметила, что первый водитель – высокий, крепко сбитый Алексей, был одет в короткие красные шорты. Сланцы на его ногах ещё больше удивили меня: «Странно, водитель туристического автобуса не соблюдает дресс-код. Выставил на всеобщее обозрение волосатые ноги. Так можно только на пляж одеться». По сравнению со вторым, низкорослым водителем, высокий водитель выглядел богатырём – этаким Гераклом в футболке и шортах.
Через открытые двери в салон проникал ветерок, шаловливый, освежающий, какой бывает только июльским утром.
- А что вы не завтракаете? – приблизившись к моему креслу, тихо спросила приятельница, как будто не хотела, чтобы кто-то ещё услышал её, кроме меня.
- Я не стала ничего с собой брать, только бутылку воды. Жарко, – так же тихо ответила я.
Марина Викторовна наклонилась ко мне и прошептала:
- Я с вами поделюсь кофе и бутербродами.
Слово «кофе» меня насторожило. Этот бодрящий напиток я запретила себе употреблять жарким летом из-за повышенного артериального давления. Но хотелось есть.
- А как же вы сами?..
- Не беспокойтесь обо мне… – прервала меня Марина Викторовна. Достала из дорожной сумки большой термос, зашуршала фольгой, разворачивая бутерброды. – У меня всё равно сейчас нет времени на перекус. У вас есть с собой сто рублей? Если что, могу одолжить.
- Спасибо, не нужно.
Я достала деньги. Приятельница протянула мне кружку ароматного кофе и подала два толстых ломтика белого хлеба с колбасой. Мне было неловко, в отличие от моего желудка, который довольно заурчал.
Светлана Грачёва
Воскресенск