Горящий тур вульгарного потребителя Семи Знаков Бе

Виктор Гранин
Горящий тур вульгарного потребителя  Семи Знаков Бесконечности

                И сказал Короновирус: - Грядущее познается в биде.


1.Что было

    Может быть, это всё-таки о музыке. С этого и начнём. Несмотря на то, что меломан я чисто случайный – ни грамоты, ни способностей; да только куда же от неё денешься-то по нынешним временам! Бестактно по отношению к читателю даже и вскользь упоминать о звучащих утюгах, поющих маршрутках, не говоря уж о разного рода теле-фонов ли, теле-визорах ли и прочих ли достижениях цивилизации едва ли не в самом теле человека - музицирующих и тогда, когда хочется абсолютной даже тишины. Тем не менее, прихотливое гурманство поселилось и в чащобе моих предпочтений. Сегодня меня веселит какая-нибудь частушка; завтра, напротив, симфония старорежимная впечатляет, а вчера вот от песенки случайной готов был уже и тремя ручьями увлажниться без стыда и совести при всём честном народе.Что делать, если мы погружены до состояния потопа в океан звуков отнюдь ни природного происхождения?

    До.Уж до одного этого надо было додуматься. А ведь есть ещё и Ре,  и Ми; не говоря уж о прочих там, Фа… Ну, сами знаете как закончить этот ряд из семи знаков, которыми можно при желании сочинить Множество звуковых вариаций сродни бесконечности.
  Впрочем, в сотворении одних ли только противоестественных звукрядов мы горазды?..

    Ну, да этак мы и не выберемся на тропинку развития сюжета.

   А начало его следует повести от самого ноля текущего тысячелетия – милениума (как было принято говорить в ту пору). Как раз тогда-то обстоятельства и вынудили меня дезертировать с фронта борьбы за прогресс общества, только ещё зарождавшегося на развалинах кратковременной империи социалистического типа. Как-то уж непристойно и вызывающе я отказался от скоропалительно предложенной мне должности Капитана однозначно тонущей шаланды и ушёл в бега никуда. Там, в полной неопределённости, целый год времени приводил я себя к состоянию не только чувствовать изменения погоды, но и размышлять о том – чем же теперь-то кормить мне семью. Наконец, меня посетила благая мысль - а не начать ли своё восхождение вверх по тропе к жизненному успеху именно со дна этой пропасти, где бренные мои останки всё никак не загнивали в бездельи и безденежьи.

     На дне-то и отыскалась мне мизерабельная должность сторожа склада крупногабаритных бетонных заготовок. Думаю, что секреты моего мастерства на этом поприще могут быть оставлены для других сочинений, если к тому нас подвигнет своевольный случай.
      Теперь же я скажу, что к ночи оставался я один-одинёшенек на всём предприятии. И тогда уж оставлял сторожку на произвол судьбы и располагался бдить в цеху ремонтно-механическом. Включать там самовольно токарный, заточный или сверловочный станок, или просто на верстаке мастерить что-либо мне, хоть и хотелось до зуда в руках, но было вне моих правил жизни. И я легко усмирял свои корыстные позывы. Одни только запахи металла да смазки умиротворяли моё сознание; пустота объёмов цеха тому ещё более способствовала; и я, умостившись удобно на стуле покрепче, включал только лишь собственный свой радиоприёмник, да при том ещё на волне избранной радиостанции, название которой я сейчас не назову, чтобы раньше времени не возбудить против себя нынче какого-либо читателя  противоположной социальной ориентации.
      Что бы ни звучало в эфире на её волнах – всё было созвучно и моим представлениям о природе отношений меж людьми. Но не это опасное единомыслие увлекало меня, а возможность прикоснуться к сферам, уж в которых я был абсолютным профаном. Было в сетке там вещания несколько авторских программ, радовавших меня свойствами реализованного мастерства.
     В числе таких авторов и находился человек, настоящее имя которого так же не назову, да всё же определяя его перед настойчивыми читателями как Лоцман.  А так - просто человек, но ради внимания которому и приготовлял я себя всей историей собственных приключений по жизни, которые, приключения, и защищают странника по жизни не только от слепого поклонения авторитетам, но и дают возможность быть снисходительным к завихрениям, свойственным  тем же авторитетам, оказавшимся на вершине всеобщего  признания. В общем - самый лучший для меня собеседник на какую угодно тему.
      
       Здесь же темой была музыка, в расхожих понятиях определяемая как классика. Если отбросить века музыкальной архаики, да отсечь нынешнюю всепроникающую оргию, так называемого авангарда или попсы, то тысячелетие музыки от мотетов, месс да ричекар средневековья до симфоний и многоактных опер нового времени – это и есть  классика, как плод на древе творчества, который закрыл собой целую эпоху именно своей зрелостью. И теперь уж неофитам  только и остаётся, что изощряться в своих экспериментах. Гении прошлого вычерпали родник высокой гармонии едва ли ни до дна.
      Среди них есть Титаны величия неприступного. Перед ними пасует моя способность не только понять, но и воспринять вибрацией чувств, исходящие от них  вызовы. Пытаюсь. Но тщетно. Они непостижимы для меня. Вспыхнувший было к ним интерес угасает, и я оставляю их в покое.
      Но есть Титаны и такие, что близки к первичному значению вульгарности, как свойству в у л ь г а т ы [vulgatus: 1) общеизвестный, общераспространённый; 2) доступный. публичный; 3) всеобщий, обычный, общепринятый]. © Вокабула.рф/словари/латинско-русский-словарь
       Они поражают меня, именно как  о б ы к н о в е н н о г о  слушателя, виртуозностью своих тем и гармоний открытой доступности – основа которых: мелодичность и проникновенность в душевные мои тайны, о существовании которых я даже и не подозревал  вплоть до счастливого мига откровения, явившегося как бы из ничего.

       А есть ведь и совсем уж забавники из авангарда всех времён. Но об этих здесь умолчим из экономии.

      На вульгарных-то и настроена каждая приёмная частичка моего существа. Вот рассказом-то о их сочинениях тот человек эфира, предваряющий явление музыки, он успокаивает меня, мягко принуждая отбросить сиюминутные заботы. Да, собственно, я и без того уже приготовился к восприятию чудесного уже тем, что увидел пустынные объёмы механического цеха неким торжественным залом концертов, но в котором абсолютно нет зрителей с их ажиотажем предвкушений, а есть только я, крепкий стул подо мной, да моя готовность к восприятию чудесного с ответной своей на него реакцией, всегда непредсказуемой.

      И явилась музыка…
      На этот раз обыкновенное зрение словно покинуло меня – как будто бы ничего из существующего вокруг и не бывало в миру ни до, ни сейчас – да и будет ли после? Где-то у края глаз моих, временно незрячих, вспыхнул красноватый огонёк – словно бы виртуальный костерок под дождём так заявил о своей способности обратиться в пламя, согревающее душу, уставшую от долгого блуждания путями суетных обязательств.
      Но огонёк этот трепыхнулся, неуловим, да и растворился где-то во мне без жара. Но без следа ли?
      Отнюдь. Обречённо, я осознал в тот же миг, что мне явятся стихи. А вот как же буду я фиксировать эти, в условных знаках выраженные, чувства? – нимало не озаботило меня. Будут и будут. Такова их воля надо мной. Не важно: мимолётна ли она, или же останется в своей нетленности вечно. Ничто из этого не важно перед самим актом творения. Так вот же:

-Закрываю глаза, чтоб не видеть окрест,
И впускаю в себя эту музыку яда
Сладкого, как непорочность невест.
И для чуткого сердца приходит отрада.

Так затлеют в душе отложенья грехов,
Ненароком нашедших приют в вертограде –
Се сгорают остатки тяжелых оков
На весёлом огне по иссохшей лозе винограда.

Остаётся со мной лишь пленительный дым
С горьким запахом вечной надежды.
И теперь – чтобы      снова предстать молодым –
Растворяю росой окропленные вежды.

     И,действительно,«вежды» мои в тот малозначительный день раскрылись; божья ли? роса, буде она реальною в глазах сентиментального сторожа, быстро осохла ко времени полуночи; ну а сам я весь в полном комплекте ещё исправно функционирующих органов, хоть и остался немолод, да всё же надежду, мне обещанную, тут же адресовал в депозит на всякий, более насущный случай.


2. Что стало

     А стало так, что миновал всего один год с того малозначительного дня, как я получил возможность изменить свой социальный статус. Если до той поры от меня, чтобы иметь хоть какие-то средства к существованию, требовалось активное участие в создании совокупного валового продукта, то теперь уж я мог рассчитывать на безмятежное его потребление. Расчёты с благодетелем, однако же, оказались столь замысловаты, что и по сию пору меня не покидает подозрение, что меня, что называется, обули. Всякие мои попытки собрать весь свой интеллект в кучу и выстроить в хитросплетениях изощрённых законов, норм и правил внятный алгоритм моего обувания, заканчиваются нецензурными моими восклицаниями, которые воспроизвести здесь не могу из понятных соображений.
     Так или иначе, теперь я оказался безальтернативным нахлебником у общества, которому не интересны былые мои приключения на пространствах от южных гор до северных морей. Настало время и мне собирать камни, да размышлять на прочие библейские темы. Однако же вредность моя оказалась такова, что, освободившись от бремени производственных забот, я направил остатки своих способностей на постижение особенностей своего теперешнего кормильца. Далеко не меркантилен мой к нему интерес, а скорее гносеологичен в смысле - камо грядёши. Куда катится общество моих соплеменников в самом расширительного понимании этого рода-племени.
      Видения мои в первом к роду приближении сначала внушали гордость и восхищение перед нашими общими достижениями на пути от нуклеуса (как артефакта - рычага первого рода в деле преобразования природных сил) до всего того, что и перечислить-то сейчас весьма затруднительно.  Вот именно, на этом круто восходящем пути, казалось бы, нет и необходимости озаботиться силами, породившими тот же камень – исходник нуклеуса, тогда как обретённые нами способности что-нибудь да натворить уж кажутся безграничными. Даже то многое из возможностей, которые ты способен реально употребить в свою пользу, но которые-то, в конечном итоге, обращают человека из творца своей судьбы перед лицом Мироздания, в такую вот ничтожность, как частица толпы множественной, своим безумством и разрушающей саму свою общность .
       Невольно у того или иного забавника этой толпы возникает вопрос – чем же всё это кончится? И  мало нынче рождается реально оптимистичных прогнозов. Всё более тревожные дают о себе знать.
      Казалось бы, и те и другие содержат в себе некие только намёки на грядущее  развитие событий. Какой же, однако, здесь простор для фантазии?!Не миновали они и вашего мыслителя ещё, например, и с полудесятка-то лет назад.

     И думал я тогда так:

  «… кто мы такие, и зачем нам коптить белый свет, когда он не плох сам по себе? В этом  мы легко можем убедиться  - достаточно лишь взглянуть  на него в те минуты, когда мы свободны от переваривания жратвы.
     Вот этот берег, это море – они не знают ни минуты покоя,  они тоже  пожирают друг друга: море разрушает земную твердь, а вещество берега заполняет подводные котловины, подготовляя то время, когда ненасытные волны отступят. И тогда явится суша новая, уже готовая к новым взаимодействиям с миром природных явлений, каковое взаимодействие и есть основное содержание их существования.  И что бы ни случилось – красота этого мира не исчезнет, она может быть, да, станет другой – но не прекратится никогда ни одним из своих бесчисленных воплощений. Да, каждое из явлений природы ведёт себя по жизни, что называется – не по-людски.  Жестоко убивает слабого, не заботится о немощных, не следит за чистотой вокруг себя, никакими специальными мерами не организует свою жизнь, но умудряется многие  миллионы лет сохранять себя как единый организм. Сколько забирает из окружающей среды, столько и возвращает. Мало того, даже прекратив жить, оно продолжает жизнь биосферы, аккумулируя энергию мироздания совершенно  без какой-либо цели, будь она высокой или низкой  перед  судом безмолвия жизни.
      Не так человек. Что бы он ни говорил о себе, как о существе высшего порядка, но то главное, что составляет его сущность – это способность жрать всё больше и больше так и не понимая - зачем? Причём это чревоугодие - понятно что речь идёт не только именно о пище - это обжорство   совсем не то что составляет примитивный инстинкт  прочего животного мира, всегда направленный  на поиск средств поддержания энергетического своего состояния.
      Для человека любое его действие связано с ожиданием утоления всегдавешнего голода до всё новых впечатлений, полученных от состоявшегося   - вот  только что - употребления им частей целого, да, к тому же, отягощённое попытками составить  из,  не вполне ещё переваренных кусков, виртуально цельный образ того, что совсем недавно -  накануне состоявшегося пиршества потребления  - представало существующим реально.
      Впечатления – довольно таки податливые субъекты. Во всём своём множестве, они  без особого труда являются нам;  легко поддаются всякого рода трансформациям;  правда, весьма при этом своевольны и суются без спроса в прочие блуждания нашего воображения вокруг да около, направляя остатки здорового смысла туда, где от смысла этого не остаётся и следа.
       Тут то и бери нас тёпленьких и верти нами, как только кому заблагорассудиться.
      Было время, когда  добыть жратву было не просто, тогда и впечатлениям было не до разгула, а, часто, нежелательны были впечатления от того, например, что раненый тобой зверь поддевает до себя охотника на рога и сам, как трофей достаётся оставшимся в живых соплеменникам добытчика.
      А сейчас мы даже не подозреваем, что же происходит  вот с этим, например, деликатесом, сулящим райское наслаждение, на всём  его пути к твоему вожделению; для тебя важно, что ты попался в сети консьюмеризма, ты возбуждён дьявольски привлекательной рекламой,  и ты всегда готов предаться наслаждению. Эта вот твоя готовность наслаждаться – и есть главный ресурс, и двигатель, и смысл сообщества, даже не людей, а  суперских сверхчеловеков.
      Всегда готов. И всегда – сверх.
     Все уже не только ненавидят  - а больше - все презирают всех. И не безосновательно. Таков итог  расчудесной  нашей цивилизации готовится не сам собой, а нашими прекраснодушными рассуждениями.
        Так устроена наша жизнь. Мы бы и рады изменить ход вещей; да, если надо, то и себя самого.  А нельзя.
           Ведь что за прихоть такая – измениться? Ну, допустим, я-то готов. А готов ли ты, готов ли он? Тем более, что мы-то разные, иногда и радикально. Вот ты, например – человек своего круга, а этот вот – из кругов самых возвышенных, которым и название-то подходит не иначе как   с ф е р а .

           Проблема-то в том, что с и парнями из  верхних сфер, нижнему люду   ничего сделать нельзя: потому прежде что они не дураки, они….создали вокруг своего лагеря глубоко эшелонированную защиту, они запустили в толпу завистливого быдла из низов  своих талантливых агентов прикрытия, которые могут всё: они прикидываются угнетёнными, они прикидываются пророками, они прикидываются  борцами за свободу и их вождями, или просто мстителями за мнимые и реальные страдания униженных и оскорбленных ( прежде всего недопущением в число избранников образцового богатства);  и всё это для того лишь, чтобы спровоцировать тебя на протест; ты  возмущаешься  несправедливостью,
 ты презираешь  терпеливо молчаливого обывателя, ты протестуешь во всю и иногда  даже немыслимо безжалостно  - и тем обнаруживаешь себя в толпе – и  тогда ты получаешь по башке, да так, что в ней на миг проясняется – так делать нельзя.
       А как?
       А  никак!  С этим ничего нельзя поделать!
       А почему?
       Да потому лишь  что много нас.
      Нас не просто много, а безнадёжно много. И каждый– это не только человек себе на уме – он ещё и  монстр потребления, энергетическая чёрная дыра, чудовищно вспухающая: ещё совсем недавно ты забирал из мира энергии разве что чуть больше, чем первобытный твой предок, и вот сейчас для приличного твоего содержания тебе требуется во многие десятки раз больше энергии; а дальнейшие твои перспективы связаны с ростом твоего потребления и продолжительности твоей безумной жизни.
        Монстр, чудовище расточительности, пытающееся оправдать свою сущность выстраиванием самых экзотических теорий прогресса….
 
       …сооружаем наскоро новинку , а что делать с ней, может быть и предполагаем, да всегда не вполне; оказывается, кроме пользы, от неё обнаруживается и вред , а какой – ещё не вполне очевидно, но уже ясно, что вред немалый, и что теперь делать, как этот вред нейтрализовать – и на то обнаруживается ответ, что неизвестно;  большинство не знает, что с этим делать, а тот кто в теме, догадывается, что если и есть какая возможность, да весьма весьма затратная; дорого обойдётся утилизация отходов от таких доходов, что сегодня это невозможно – оставим же эту задачу для будущих поколений. Каких-  будущих? Когда и сей час уже не найти места с естественным состоянием среды: ни на земле, ни в воздухе, ни на море.
…          Одно дело - когда в системе сотня тысяч деструктивных элементов – тогда модератор готов гармонизировать этот хаос (и мы знаем -как это ему до сих пор удавалось); другое – когда этих элементов миллиарды, да ещё таких, что запросы их так  жёстко замодулированы,  что потребление (а не потребность!) возрастает в некой маловразумительной гиперболическую зависимости!
          Уже один вид графика этой экспоненты  рождает страх – а что же дальше?  А дальше – по этому графику – совсем даже нечеловеческие перспективы.
         Что же делать тогда, как выйти из этого тупика?
         Одна природа знает  - что и как. Одного, всегда неожиданного, спазма её воли хватит, чтобы проблемы старые началась растворяться проблемой новой.
         То есть, чтобы нас перестало быть много.
         Конечно, жалко тех, кто терпит от природы  стихийное бедствие. А тех,  кто сам идёт ко всеобщей катастрофе – что нет?  А тех, кто убиваем во внутривидовой борьбе ежедневно, как при ясной погоде, так и в непогоду –  их разве не жалко?
        А что делать, когда природа не спешит навести   в этом деле порядок, а проблема уже выходит из берегов.
        Войны, эпидемии? Может быть и да – но как-то уж нас  приучили к тому, что это нехорошо, что жалко жертв оптимизации численности популяции венца природы.
        Хотя, что жалеть тех, кому без всяких на то усилий со стороны и так рано или поздно уготован  кердык.  Наш вопрос состоит именно в том, что – когда? Рано или поздно? Конечно, не хотелось бы чтобы рано. А что – поздно  - лучше?
То есть – когда уже  именно поздно, уже ничего сделать нельзя: уже – всё.  И Земля – отныне  всего лишь космический объект  с никому не нужными следами органической жизни.

       Нет!
       Почему из него вырвалось это, почему? Не потому ли что всё существо его уже готово было согласиться; да что там согласиться – когда весь опыт его непростой жизни среди людей давно уж говорил: - да, это так, и никак не получается иначе. Но было что-то такое, что опрокидывало жесткие постулаты изощрённой логики, при которой возможность жить дальше, была, хоть и призрачной, но всё же была. И вот эта самая возможность, она просматривалась такая, что воспользоваться ею никак было нельзя.

- Ну, нельзя и всё тут – отвечало ему неожиданно утвердившееся в символах собственной веры, его существо, живущее – оказывается - отдельно от своего хозяина, прекрасного и телом, и душой, по своим законам эфемерной какой-то там морали, не знающей собственной пользы, когда от неё, этой неприемлемой пользы, только и сохраняется возможность кому-то спастись даже и тогда, когда и сама надежда на это исчезла, как исчезает мрак от лица огня в мольбах иного рода.»


       Так вот, что называется – накаркал.
       Имеем в активе короновирус новейшей мутации. Откуда он пришёл на нашу землю? – об этом хорошо бы порассуждать на собрании по подведению итогов нешуточного сражения. Но до победы здесь ещё далеко.
      А сейчас же практичнее было бы решить для себя – как уберечься от напасти?
И тут, что называется, приплыли. Ещё совсем недавно хоть какая-то адекватность ещё наблюдалась в людях. А тут – бац! – и благоразумия как не бывало. А есть всё вместе: и с одной стороны, лихорадочные потуги выяснить прогнозы, определить средства, установить правила поведения; а другой стороны, множественные примеры безрассудства и своеволия – как будто спали до сей поры безмятежно, да вот врасплох разбужены всеобщей грозной неопределённостью.

Цитата:
«Ради крутого видео в Instagram две девушки подожгли чужую дачу.  Ролик получил действительно широкую огласку. На кадрах две молодые дамы – одной 20 лет, она студентка техникума, второй нет 18 лет - заходят на пустующую дачу, поджигают бумагу, бросают в разгорающийся костёр шторы с окон… После того, как пламя разгорелось, девушки убежали, не переставая снимать.
Дача выгорела полностью. При этом автор видео не видит в своём поступке ничего зазорного.
- Мы снимали в Инстаграм, господи, да если штраф, то пожалуйста, там же никто не сгорел!, — заявила она»  Babr24.com 07.04.2020; 10:26

         Впрочем, примерам такой причудливости поведения носителей высокого разума – нет числа. А пока:
-Всем сидеть! Быть в намордниках! А не то…
- Что – не то-то?
- ? !!!

        Этот вирус вечно живущий, повсеместно и произвольно мутирующий - не есть ли реакция на множественные взывания к опасностям случайных совпадений из пророчеств, не чуждых и мне со своими Берегом Спасения, да Шуттером Цивилизаций? – спрошу, в свою очередь и я, отнюдь не рассчитывая на ответ.
        А не пришло ли таким образом и время приступить к выделению из массива популяции генетически особо ценных экземпляров и сохранению их всеми возможными способами. Остальную же массу – на самотёк провидения пустить. В известной степени – это целесообразно. Ведь тогда уж, действительно, нет нужды в таких благоглупостях, как поиски планет с внеземной цивилизацией. Природная оптимизация на собственной земле, как вариации из тех же семи нот звукоряда, открывает нам здесь безграничные возможности для гармонизации отношений в человеческой популяции.
       А пока процесс, начавшись, идёт с неопределённостью результатов, не сотворить ли мне, удалённо работая, что-то вроде этого:

Протокол Двадцать три. Проба  Двести семнадцать.
Опротивело всё – да куда же  деваться?
 
На формате А-три здоровенный кусок  пирога
В кружке чай  из пакета «Санхил»а –
Знать, настала пора оттянутся нехило
Этим даром троянским народа-заклятоврага.
И бубнит ни о чём ноутбук, и слипаются веки –
За окном под дождём муравьечеловеки
Пробегают – согнувшись – куда и зачем?
В никуда, в никуда… Купрум   десять ноль семь.

Две ****ищи поют, принародно  беснуясь,
Что чем выше любовь – тем нижей поцелуи.

Последний этот навык нам осталось позабыть
И кануть в Никуда - и пошло, и уныло -
Чтобы комками грязи с головой  покрыть,
Лишь обратив в Ничто – всё то, что прежде Было.

Последний? - протокол передо мной лежит:
Иттербий ноль ноль пять, германий ноль четыре.
Так стоило ли нам, прикрывшись смыслом Жить,
Прилюдно пребывать смешной ошибкой Мира…

Вот стайка воробьёв – и как не мокнут!? - под дождём
Презрев сырую хмарь, ведут весёлый танец,
А я смотрю на них – вселенский иностранец, -
И протокол веду о прегрешении своём.

       Полное истаивание надежды?..


3. Чем сердце успокоится. Или Два часа в виртуальном зале консерватории

      И вот тут-то провидение подарило мне встречу новую с тем человеком, который, я думаю, и возжёг когда-то в ремонтно-механическом цеху мой «весёлый огонь по истлевшей лозе винограда», но о котором-то я уж и думать перестал во днях своего низменного обитания.
     Куда же он исчез тогда с поля моего зрения? - не так уж и важно.  А важно, что не пропал насовсем в котле бизнес-трансформаций, а, напротив того, продолжал вдали от меня свою плодотворную жизнь в творчестве.
     Не пропал, а появился.

       Нынешнему поколению россиян нет нужды раскрывать содержание проблемы, появившейся в начале текущего года в чужедальней стороне, да стремительно охватившей великое множество стран на всех континентах планеты (исключая континент ледовый). Малюсенькая тварь как-то так себя переформатировала, что стала гибельной для человека. А человек - известно что – хоть и разумный, да почему-то мало смыслящий в том, как  же вести себя в экстремальных ситуациях. Да ладно бы что был бы он труслив, и в момент опасности тут же скрывался в своём гнезде, пережидая опасность; а то ведь он горд и своеволен – сам чёрт ему не брат! – и где  как ни при всём народе показать себя крутым мачо, которому эта крохотуля нипочём.
     Короче вирусок этот оседлал гордеца и поскакал по миру со скоростью ошеломляющего нашествия. И что теперь делать? Тут вопрос уже не к отдельному гордому придурку, а к - не человеку уже, а  - существу, возвысившемуся до вершины власти. А у таких всё не просто: тысяча неизвестных в том уравнении задачи, которую нужно решить в режиме нон стоп.
     Пока отыскивается действенное решение, надо народ удержать в рамках, которые-то ещё надо и определить. А пока, повторю ещё раз сакраментальное:
Оденьте намордники, да сидите по домам!

    А чтобы не заскучал человек, привыкший к развлечениям, предлагается то да сё. Много всего. В том числе и он-лайн трансляции из театров и концертных залов. То есть прямо на диване с выпивкой и закуской в совершенном даже неглиже (если на то обнаружится фантазия) можно наслаждаться искусством уровня, ранее немыслимого для медвежьих углов захолустья, разбросанных по просторам величайшей страны мира. Разумеется, не всяк её житель испытывает желание воспользоваться случаем предоставленной возможности. Тут на вкус на цвет товарища нет. Но всё же есть забавники, которым вынь да положи что-то чувственное в высокоинтеллектуальных смыслах.
     Так что ваш покорный слуга, который-то – как мы уже знаем - способен и в мехцехе чудить грёзами семи нот, какими-то неисповедимыми путями оказался перед лицом сцены, обращённой к концертному залу ого-го какой филармонии. Если бы жизнь этого чудака продлилась бы дважды и трижды, то и тогда вероятность реального туда попадания была бы ничтожной. А тут запросто, мановением пальцев руки по клавиатуре он предстал попаданцем во храм Эвтерпы имени Чайковского.
     На сей раз зал был пуст. Только ряды изысканных кресел заполняли его пределы. Объёмы же эти были более значительны в сравнении с пресловутым цехом механики и ремонта. Но не это обстоятельство занимало внимание нашего попаданца, а человек, в единственном числе объявившийся среди кресел. То был он – мой давний проводник во благостные кущи музыки. Слегка взволнованный нежданно-негаданной встречей, весь я обратился в слух.
     И человек поведал мне о том, что же ожидает меня совсем скоро. Сам голос его, наложенный на смысл сказанного, мягко, но действенно парализовал былую мою экзальтацию из мира, едва ли не сходящего с ума от проблем повседневности.
     А когда же на пустынную сцену вышел человек всего лишь с гитарой и перед одним только мной вступил с ней в игру, которой нет для меня названия среди определений великого множества чувственных совокуплений, то и я сам как бы утратил себя, или же обратился в незримую субстанцию из двух сущностей:  одна из которых – музыка, а вторая – то, что осталось от меня в беспредельности миров, так легко выраженных числом семь.
     Но Вечности нет.
     И сколько бы вне времени ни властвовала над миром гитара, а настала пора и тишины. Скоро я увидел себя, действительно, на диване; у себя же в комнате, но без гипотетически упомянутых мной излишеств. Однако–же обычный интерьер, теперь уж оказался необычным. Мне не было никакого дела до происходящего за окном. Ничто из грядущего не волновало меня. А было элементарно хорошо здесь. Хорошо, что я дома; хорошо, что сейчас рядом со мной близкие люди; а что завтра будет? – не знает никто.  И это тоже хорошо. Хорошо уже одно то, что б у д е т. А главное, что все ожидания этого  б у д е т, не имеют сколько бы заметного значения перед тем, что есть вот сейчас.
     Слегка устыдился я такой своей примитивности в запросах перед будущем, да тут же и думать об этом прекратил.
     От добра - добра не ищут.

    Да, вот ещё одна приятность: в эти дни раздумий встретил я случайно в интернете фотографию от наших дней с локации, где полвека назад случилось со мной одно малозначительное происшествие. Тогда я, юный, начинающий да мелкий начальничек, скоропалительными обстоятельствами был вынужден вступить в рукопашную схватку с одним своим не дисциплинированным подчинённым, оставившим на миллион-летней земной поверхности след от аварийного полёта своей стальной землеройной машины с одного яруса сооружаемой нами дорожной серпантины на ярус другой.   
      Драться по-настоящему я никогда не умел, вот и тогда просто прижал возбудившегося бульдозерного лётчика рукой к земле; он посучил руками-ногами, да и успокоился, ожидая последствия нетрезвой своей неадекватности. Ещё бы на такие пустяки мне себя растрачивать! Конфликт был во всех смыслах исчерпан. Бульдозер пострадавший,двумя другими собратьями от уральского завода, поставили на ход – он благополучно перенёс падение. Так что вскоре поверженный мною бульдозерист продолжил свою работу в указанном мной направлении.
     А след того происшествия и по сию пору на склоне горы, оказывается, сохранился.
     Сохранился!!!
     Имеет ли это происшествие хоть какое-то отношение к теме предложенных мной измышлений? Не знаю, как и ответить; а придумать что-либо уж не решаюсь. Довольно и того, что я здесь насочинял.
08.04.2020 12:38