Золотопогонные бармены
(Принципы смешения народностей в Русской императорской армии)
В Советской Армии был такой феномен – разновидность неуставных взаимоотношений, в просторечии называемый «землячеством». Попросту - принадлежность по рождению к какой-либо местности. То есть солдаты постепенно начинали сбиваться в сплоченные группки по территориальному, а потом и по национальному признаку. Такие нацземлячества создавали в основном выходцы с Кавказа и Средней Азии, так как таких в Советской Армии, в 70-80-х годах было немало.
Было подсчитано, что когда удельный вес выходцев из национальных республик СССР достигал 20%, это приводило к образованию здесь земляческих группировок.
Землячество принципиальным образом отличалось от системы «дедовщины», которая строилась по весьма простому принципу – чем дольше служишь, тем больше привилегий. Для землячеств (в особенности национальных) была более важна принадлежность к определенной территории, этносу, а посему привилегированное положение (например, «блатную» должность) там мог занять даже «дух» (солдат первого года службы), хотя при классической дедовщине такой солдат выполнял бы самую грязную работу и мог даже подвергаться унижениям со стороны старослужащих. Здесь внутренние отношения были скорее наставнические, даже напоминающие порой родственные связи (старший брат опекает младших). Земляческие группировки зачастую противопоставляли себя остальному коллективу, а это, в свою очередь, требовало внутреннего сплочения. Естественно, что на этой почве могли возникать разнообразные конфликты. Например, молодые нацмены просто-напросто выходили из-под контроля славянских дедов, которых брали под свое крыло дедушки той же национальности. То же самое касалось и другой грани землячества – по местническому принципу среди славян.
В то время я и подумать не мог, что корни этой проблемы уходили так далеко в прошлое.
****
В рекрутский период (1700 – 1874 гг.) распределение молодых солдат по пехотным полкам осуществлялось равномерно на местах волей одного-единственного человека - начальника дивизии, который дел это на свое усмотрение.
Смешение рекрутов происходило уже непосредственно в части. Так, например, в Литовский егерский полк в течение пяти лет прибывало пополнение из совершенно различных мест:
1) в 1831 году поступили рекруты из 4-х губерний (С.-Петербургской, Олонецкой, Архангельской и Симбирской);
2) в 1832 году – из 2-х (Подольской и Нижегородской);
3) в 1833 году – из 3-х (Курляндской, Рязанской и Черниговской);
4) в 1835 году – снова из 3-х (Орловской, Черниговской и Полтавской);
5) а в 1836 году – из 4-х районов империи (Лифляндской и Виленской губерний, Белостокской области и Царства Польского (Калишского воеводства)).
Как видно, за пять лет не наблюдалось ни одного повтора! Рекруты из определенной местности поступали в полк только в один год.
Экстерриториальный принцип комплектования, требующий постоянного мониторинга ситуации.
Введение всеобщей воинской повинности изменило этот принцип. С одной стороны очень хотелось взять за основу прусскую территориальную систему укомплектования, давшую такие поразительные успрехи в войнах 60-х годов XIX века. С другой стороны, исполинская территория, необъятная протяженность территории с запада на восток и многонациональность не позволяли внедрить в «классическом виде» эту систему у нас в России. Но, тем менее, одна была внедрена частично, хотя и в сильно урезанном виде – для пехотных и артиллерийских частей (остальные, спецвойска, комплектовались по иным критериям).
С утверждением в 1876 году основных участков комплектования пехотных полков на повестку дня вышел вопрос о том, не в какой пропорции «смешивать» различные народности в пехотных полках (это уже было определено законом), а какие губернии с какими тасовать?
Рецепт составления подобных «коктейлей» составлялся и строго хранился в недрах Главного Штаба – вначале его «разрабатывало» 1-е отделение (по устройству войск), с 1876 года – 7-е отделение (о численности и комплектовании армии), а с 1903 года – Мобилизационный отдел, который в марте 1909 года был передан «в полном его составе» во вновь образованное Главное управление Генерального Штаба (ГУГШ).
Напомню, что было решено, что пропорция триединого славянского народа (великорусов, малороссов и белорусов) и прочих инородцев в войсках должна быть точно такая же, как и их доли в составе империи, а именно 75% и 25%. Однако стоит отметить, что далеко не все полки укомплектовывались инородческим элементом.
От идеи постоянного укомплектования теми или иными районами (одним или несколькими уездами одной губернии) определенных полков быстро отказались.
Можно было, конечно, пойти по уже проторенному пути. Например, обратить свой взор на наших некогда друзей по «Священному Союзу», а потом – недругов (Австро-Венгрию).
Здесь, в частности, 54-й пехотный полк (9-я бригада, 5-я пехотная дивизия, I корпуса), квартировавший в чешском Оломоуце, состоял из 64% чехов и 30% немцев. 3-й пехотный полк (9-я бригада, 12-я пехотная дивизия, I корпуса), дислоцируемый в галицийском Тарнуве, состоял из 91% поляков. А 71-й пехотный полк из словацкого Тренчина (27-я бригада, 14-я пехотная дивизия, V корпуса), на 85% комплектовался местными уроженцами.
Однако этот путь неизменных формирований специалисты российского Главного Штаба отвергли (в большей степени по политическим соображениям). Да и потом – зачем перенимать опыт потенциального врага, «лоскутной империи», постоянно сострясаемой национальными противоречиями? «Сами с усами».
Было решено тасовать славянские губернии с инородческими через определенные промежутки времени.
****
Чтобы не быть голословным, покажу это на конкретном примере. Возьмем для пробы 17-ю пехотную дивизию. До начала русско-турецкой войны 1876-77 годов она дислоцировалась в пределах Московского военного округа. С объявлением мобилизации дивизия вошла в состав XIV армейского корпуса и выдвинулась на Балканский театр военных действий. По окончании кампании соединение не вернулось на прежнее место стоянки, а было перемещено в Варшавский округ.
Дивизия состояла из 4-х пехотных полков: 65-го Московского, 66-го Бутырского, 67-го Тарутинского и 68-го Бородинского.
65-й Московский полк в 1874 - 75 годах комплектовался из смеси уроженцев 4-х уездов Калужской (Калужский, Козельский, Лихвинский и Перемышльский уезды) и Бугульминского уезда Самарской губернии, который специалистами Главного Штаба был отнесен к категории «инородческих». Здесь русское население составляло всего лишь треть от общего числа. Кроме русских здесь проживало 20% татар, 15% мордвы, 13% башкир и 8% чувашей.
В дальнейшем полк комплектовался уроженцами следующих местностей:
в 1876 - 79 гг. - Рязанской губернии (Ряжский и Сапожковский уезды) и Петроковской губернии;
в 1880 - 82 гг. - Волынской (Новоград-Волынский и Староконстантиновский уезды) и Курской (Коротоякский и Нижнедевицкий уезды) губерний;
в 1883 – 84 гг. – в основном Московской (Коломенский уезд) и Тульской (Веневский, Каширский и Черньский уезды).
Таким образом, за десять лет национальный состав полка обновился почти полностью: первые два года основную массу составляли калужане (до 1881 года), затем – рязанцы (до 1885 года), потом – волыняне и куряне (до 1888 года), следом – москвичи и туляки (до 1889 года).
В 1879 году в полку служили (не считая рекрутов) уроженцы 4-х губерний империи, а рязанцев стало абсолютное большинство (около 1500 человек или 52%) – каждый год их прибавлялось в среднем по 400 человек. Их с одной стороны «уравновешивали» калужане (23%), увольнявшиеся в указанном году в запас, а с другой – национальные меньшинства в виде уродженцев Петроковской и Самарской губерний (их было не более 25%).
Подобная система с незначительными изменениями просуществовала вплоть до 1917 года