Степан Алексеевич жил в своем собственном коттедже на окраине города. Двухэтажный дом производил легкое и радостное впечатление, благодаря не только своей светлой окраске, но и архитектуре, вписывающейся в окружающий ландшафт и соответствующей российскому менталитету, в отличие от многих других помпезных, а порой и вычурных современных домов.
Радушный хозяин встретил гостей у входа. Это был вы-сокий, статный, широкий в плечах человек. На лице его вы-делялись живые, лучистые, добрые глаза, отличающиеся уверенным взглядом.
— Добрый день, мои хорошие! — приветствовал он Раи-су Никифоровну и Анастасию.— Как звать-то, доброго мо-лодца?
— Иваном,— сказала бабушка, подталкивая его.
— Ну, а меня Степаном Алексеевичем.— Он протянул свою широкую открытую ладонь.
Иван неуверенно протянул руку и почти не ответил на крепкое рукопожатие Боброва.
— Что так слабо руку жмете? Ослабли что ли на бабуш-киных харчах? — пошутил Бобров.
— Да нет… Так… это я…— смутился Иван и побледнел.
— Ну, ничего, ничего.— Степан Алексеевич примири-тельно похлопал его по плечу.— Проходите, дорогие, в дом!
Дом изнутри был так же светел и прост, как и снаружи. В нем все было благоустроено, красиво, говорило о хорошем достатке и, в то же самое время, не было ничего лишнего.
Хозяин провел гостей в большой зал, в красном углу ко-торого висели иконы и теплилась лампада, и усадил за низ-кий столик в удобные кресла. Как бы сама по себе вошла домработница и поставила на стол поднос с чайным серви-зом. Из длинного носика заварного чайника шел ароматный запах доброго чая.
Степан Алексеевич встал — за ним встали и гости (Ивана подняла бабушка) — и произнес короткую молитву.
— Мой любимый! Как всегда ты, угодник, на высоте,— сказала Раиса Никифоровна и улыбнулась, показывая на чай, после того, как все вновь уселись за столик.
— И варенье твое, черничное.
— Да, уж вижу, вижу, спасибо, Степан Алексеевич.
— Да не на чем,— полушутливо ответил тот.
— Ой, да что это я, совсем позабыла! Бла-го-да-рю!
— Вот, совсем другое дело. Благо дарить — это совсем не то, что «Спаси тебя Бог!».
— Верно, верно.
Раиса Никифоровна уже знала, что в старину на «Благо-дарю!» близкие, знакомые, верующие люди отвечали: «Сла-ва Богу!» А между чужими, прежде всего по духу, людьми шли в обиход такие слова: «Спасибо» и в ответ «Пожалуй-ста», мол, да, Бог спасет, а ты пожалуй сто,— рублей, ко-нечно. Взглянув на Анастасию, она отметила про себя, что та не только внимательно слушает, но и с удовольствием внимает Степану Алексеевичу. Иван же, до этого не пода-вавший никаких признаков жизни и, похоже, скучавший, несколько ожил при последних словах Боброва.
— Чем занимаетесь, мил человек? — после долгого изу-чающего взгляда спросил Бескрайнова Степан Алексеевич.
— М-м-м, пишу роман… Фото-художественные рабо-ты… Немного музыку сочиняю…
— Фотографию люблю, сам увлекаюсь! А вы что-то при-везли с собой? Покажете?
— Да нет, в Москве остались…
Бобров, когда бывал на охоте, на рыбалке, за ягодами и грибами ходил, непременно брал с собой аппарат, не мог мимо красоты просто так пройти, обязательно фотографиро-вал, а потом смотрел, вспоминал... И все лучшие фотографии с собой на флэшке носил, друзьям показывал, делился с ними этой красой.
— С удовольствием посмотрю,— заинтересовался Иван.
Золотом блеснул на поверхности стола и чайном сервизе упавший из окна солнечный луч. Бескрайнов увидел как из-за белых облаков выглянуло солнце.
— Конечно. А вот вы сказали, что пишете роман… Я так понимаю, он у вас в процессе производства, и незакончен-ное, естественно, не показывают. Но у вас есть что-то напе-чатанное, дадите почитать?
— Напечатанного нет…— ответил Бескрайнов и стуше-вался.— Так, незаконченное, нужно еще поработать, отрыв-ки, записи…
— Настоящий мужчина должен от чего-то отказываться и на чем-то концентрироваться.
— Анастасия сочувственно взглянула на Ивана и тут же перевела взгляд на Боброва.
«Сколько же ему лет? — подумал Степан Алексеевич.— И на что он живет? Или у них там, в Москве, только жулики крупнеют, как говорится — «одни воюют, другие вору-ют»,— а добрые люди мельчают? Если он профессионал, то у него должны быть с собой фотографии и напечатанные произведения. А если нет, и он занимается этим как люби-тель, то откуда черпает средства к жизни?»
— Где-то работаете? — спросил он.
— Квартиры он в Москве свои сдает, на то и живет,— ответила за Ивана бабушка, прихлебывая из чашки чай.
— А образование-то есть?
— Есть, институт…
— И не работаешь? — Он незаметно перешел на «ты».
— Человек должен делать то, что ему приятно, что он хочет, к чему лежит его душа…
С этим Бобров был согласен. Жизнь не нужно наполнять мелким — мелочей и без того хватает, а то, что есть, должно быть добротным. Но при этом человек должен чем-то при-носить пользу людям и, в качестве социального ответа, по-лучать средства на жизнь. А уж сколько, зависит от вклада. Если же он, по тем или иным причинам, не смог самореали-зоваться так, чтобы только эта деятельность была един-ственной, то должен работать в иной сфере.
— Так нужно же хоть какую-то пользу приносить?! — воскликнул Степан Алексеевич.
Луч солнца, до этой минуты вновь прятавшегося за обла-ком и выглянувшего, брызнул прямо в глаза наклонившегося к розетке с вареньем Ивана. Он выпрямился.
— Простите, но кому какое дело, как я зарабатываю?
— Да, зарабатывай, кто что говорит... Сдаешь квартиры, и сдавай… Речь ведь не об этом! Речь о том, что тебе уже скоро тридцать два будет, а что сделал полезного, где произведения, где фотовыставки, где музыка?
— Во мне!
— Ну, Раиса Никифоровна, он «без царя в голове»!
— Это так, Степан Алексеевич! — опустив голову, про-изнесла та.
— Вот, Иван, Суворов в юности писал средненького уровня стихи, мечтая о славе поэта. Переживал... Представ-ляете, не зная, какая другая слава ждет его в будущем. Мо-жет, и вы в чем-то другом себя проявите?..
«Я сам себе царь!» — подумал Бескрайнов. Он угрюмо молчал. Ему не нужно было никаких «царей» ни в голове, ни вне ее.
— Ну, а в Бога ты веруешь? — спросила бабушка.
— Нет, не верю!
Настя удивленно вскинула голову на Ивана.
«Сейчас они начнут говорить, что разве все могло воз-никнуть случайно — удар молнии, столкнулись две молеку-лы, и вот она — жизнь?» — подумал Бескрайнов. Но его не интересовало, как все это образовалось. Просто он не хотел быть чьим-то рабом. И следующим вопросом — он знал это — будет: «А талант у человека разве не от Бога? Или это тоже твоя собственность?.. Вот Бог тебя спросит...» и так далее. Но ведь человек уже рождается с талантом. Это про-стая генетика, наследственность…
«Многие современные молодые люди поздно взрослеют и до сорока лет или слишком нерешительны, равнодушны, ленивы и недоверчивы, или все отрицают, критикуют, ци-ничны, во всем видят пошлость, не замечая, что сама их критика становится пошлостью. Но и то и другое — часто две стороны одной медали...» — размышлял Бобров.
— Но, если Бога нет, то и вечной жизни нет,— сказала тихо Анастасия.
— Да, нет! Поэтому нужно брать от жизни здесь и сейчас все, что можно!
Капля черничного варенья чуть не упала с ложки Ивану на брюки, но он вовремя наклонился вперед.
— Кто же тогда определяет, что хорошо, а что плохо, ес-ли не Бог? — спросил Степан Алексеевич.
— Сам человек и определяет, что для него хорошо в дан-ный момент, а что плохо.
— Тогда человек, живущий ради сиюминутных выгод и удовольствий, может на хорошее сказать — это плохое, и наоборот, и спокойно жить дальше. Разве это может приве-сти к чему-то доброму?
— Куда там! — включилась в разговор Раиса Никифо-ровна.— Мы это «хорошее» уже видим на каждом шагу.
«Да, алкоголики, наркоманы, извращенцы, бомжи, бро-шенные дети, садисты, проститутки, порнография. А теле-видение? — Если бы такое было в сороковые годы, Победы нам не видеть, как своих ушей. А что останется потомкам после нынешней молодежи? — Глупые посты в блогах и эсэмэски. Народ вымирает — люди уходят из жизни в моло-дом возрасте! Это все расплата за безбожную жизнь!» — внутренне вскипел Бобров, но сдержал себя.
Иван всегда хотел хорошего людям, и он тоже был не-равнодушен к негативным моментам современной жизни, но часто успокаивал себя: «Ну что я могу сделать со всем этим?». Неясные мысли-вопросы,— что он, в силу данных ему способностей, как писатель и художник сделал для спа-сения от этих напастей? — конечно же, посещали его, но так же легко и уходили.
— А вот отец Сергий говорит…— начала, было, Раиса Никифоровна, но Иван резко перебил ее:
— Да эти отцы — такие же люди, как и мы, а рясы их — это личина, чтобы обозначить свое особое положение!..
Когда Бескрайнов горячился, его тянуло на сладкое. Он зачерпнул варенье, но не рассчитал, и капля его все же упала ему на брюки. Никто этого не заметил, или все сделали вид, что не заметили.
— Как вы можете, Иван, так! — не выдержала Анаста-сия, а Степан Алексеевич, взяв за руку Раису Никифоровну, одновременно с суровостью и состраданием глядящую на внука, как это могут только бабушки, и готовую дать ему отпор, в ответ только покачал из стороны в сторону головой.
— Начал, как говорится, гладко, а кончил… Вот так, за-просто, взял и обругал — и доволен собой,— проговорила Раиса Никифоровна.
— Ничего, ничего…— успокаивающе улыбнулся ей Бобров.— Конечно, человеку свойственно болеть более всего за близких. Да, народ наш, может быть, где-то излишне без-ответен и смиренен, но все же тверд в своих глубинных скрепах, а потому по-прежнему силен и живуч, и это — главное, это всех и вся со временем поправит и улучшит.
Бескрайнов молчал, он и не хотел продолжать этот разговор, не зная, что ответить на все это. Внутренне он считал себя нормальным человеком, а тут… В его душе появилась некая обида. «Был бы я ничтожным, слабым человеком… А то ведь я силен, уживчив, моя душа полна добрыми чувствами, хорошими стремлениями и откликается на боль и страдания других. Почему же они, не разобравшись в том, что живет во мне, так не добры и не справедливы? — думал он.— Но, с другой стороны, может быть, они в чем-то и правы? Я дожил почти до тридцати двух лет, да, это — факт. А хорошо ли это? Ведь, и правда, ничего путного. Чем я помог людям, страдающим, не могущим найти выхода из сложных ситуаций, приниженным и тем безответным, о которых только что упоминал Бобров?» Бескрайнов был очень чуток к горю даже чужих, это у него было с детства. «Это нужно включить в роман, включить зарисовки темных сторон жизни и показать людям путь спасения через красоту, через любовь, через…» — подумал Иван и остановился, не находя слов для продолжения своей мысли.
— Вот это твое молчание и свидетельствует о Боге луч-ше всяких слов! — сказал Степан Алексеевич и пригласил гостей к себе в кабинет.
© Шафран Яков Наумович, 2020